86
(организатор потоков, 16 серия)Часть 1. 1.
Организатор потоков; 2.
Чтобы книги учили хорошему; 3, 4
А поехали!; "Сказочный" Шерлок; 5.
Гроб с карманами; 6.
Интерпретация совпадений; 7.
Бабушка, с которой ничего не случится; 8.
Бюджетный рыцарь; 9.
Всем палкам палка; 10.
Всем палкам палка.
Часть 2. 11.
Библиотекарь; 12.
Фея; 13.
Яга; 14.
Принцесса; 15.
Рыжий16. Белый
Рыжие во многих мифологиях так или иначе с бесовщиной связаны. А греческие книги так совсем уж ультимативно утверждают: рыжие после смерти пьют кровь. Все. Вне зависимости от возраста, пола и типа смерти. Но то, что он нежить, я и без книжек греческих понял. Как бы они не старались вести себя естественно, есть в высших вампирах дерганность, с которой они совладать не могут. Как будто силы в каждое движение вкладывают чуть больше, чем нужно. Кожа неестественно-белая, на грани между выбеленной припудренной кожей у знатных вельмож и мрамором. Улыбка одними губами – чтоб клыков ненароком не засветить. Отражение в глазах вверх тормашками – самый верный признак. А уж все скопом, так и подавно.
Поэтому я мог бы его прямо там упокоить, даже не получив заказа. Король наверняка проникся бы и озолотил. Только самый быстрый способ решения проблемы не всегда самый правильный. Да и то, с какой простотой он меня в компаньоны позвал, наводило на мысль, что и сам Рыжий не ведает кто он сам, кто я и почему ко мне в последнюю очередь с таким предложением обращаться нужно. А лучше вовсе не обращаться – целее будешь.
Так и оказалось. В отличие от немертвых, которым ни до чего, кроме жратвы, дела нет, парень терзался чем-то, чего при жизни сделать не успел. Оттого и в Гнилые Горы стремился. А зачем меня за собой тащил, я понял только тогда, когда выяснилось, что цель его из серебра и прикоснуться к ней он не сможет. Да он-то, по правде говоря, даже когда я меч серебряный точил, подальше отсаживался. А тут – за серебро руками схватиться. Но передумал, видать, в последний момент. Желание облик человеческий вернуть пересилило страх.
В общем, перестал мир вверх ногами у него в глазах отражаться. А вот в голове всё так и осталось: «зачем я?», «для чего я?», «в чем для меня смысл?»
Ну, как мы бежали из стеклянной башни, вы уже знаете. Как с принцессой чуть не встретились, как место для ночлега искали – тоже. А вот потом для меня чудеса начались. Я-то думал, что привык уже к магии во всех её проявлениях, а оказалось, что не ко всем.
Да и Рыжий чего-то нервничать стал. Он и так-то беспокойный был, а как в окно выглянул, так будто разума лишился. Забегал по комнате, принялся хлам всякий ворошить. И матерился при этом себе под нос заковыристо. Половина слов простая, понятная, а вторая половина – словно из энциклопедии. В соседнюю комнату убежал, там чем-то греметь-шуршать принялся.
Я тоже в окно выглянуть решил, а там скалы. Черные, тускло бликующие, будто неземные.
Тут Рыжий Шухер меня из соседней комнаты позвал:
– Альт, поди-ка сюда.
– Чего? – спросил я, да в комнату за ним.
– Поди, поди. Глянь в окно. Ты тоже, что и я, видишь?
Я к окну подошел, а там – море, насколько взгляда хватает.
– Во дела, да? – спросил меня Шухер.
– Дела, – согласился я.
Но глазам своим не поверил. В предыдущую комнату вернулся и снова в окно посмотрел. А там скалы. Совсем ничего общего, хотя и окна на одну сторону выходят. Вернулся к Рыжему – вода за окном.
– А в других окнах?
– А вот это и надо проверить, – согласился Шухер. – Только ты погоди из квартирки-то этой выходить. Мне тут кое-что сделать надобно. Кто его знает, что за дверью?
– А что может быть?
– Я не больше твоего знаю. Может космос необъятный или вообще выход под воду.
Нашел он банку железную с гайками, от рубахи несколько полос оторвал, поделил их на кусочки и принялся эти ленты к гайкам привязывать.
Я вопросов обычно стараюсь не задавать, но тут любопытно стало.
– Зачем это?
– Увидишь, – ответил мне Шухер. – Чутьё подсказывает, что обязательно пригодится. А я чутью своему доверять привык.
Абсолютно разбалансированный человек.
– Чутью доверять ты привык, а вопросами о смысле бытия маешься. Может, стоило бы и в них чутью довериться, раз уж оно у тебя такое идеальное?
– Ты не путай чутьё в живых остаться и чутьё, как поступать правильно.
– Честно, – и видя его недопонимающий взгляд, пояснил: – Перед собой.
Рыжий снова уткнулся в свои гайки и сказал задумчиво:
– То-то и оно, что перед собой я честно поступал. А от этого моего честно только хуже делалось.
Так, может, в этом и есть смысл, не корить себя за то, какой ты есть? Только, кто я такой, чтобы это ему втолковывать?
Шухер собрал гайки, сложил их в карман над коленом, сказал коротко:
– Пойдем.
И, открыв дверь, замер в проеме. Повертел головой из стороны в сторону, достал из кармана одну из гаек с привязанной лентой белой материи и бросил на ступени вниз. Та на середине пути замедлилась и, будто ударившись о невидимую преграду, плавно поплыла вниз. Рыжий чертыхнулся и бросил ещё одну гайку. Теперь левее предыдущей, но с точно таким же результатом. Затем бросил следующую, но уже вверх по ступеням. И та, как и положено железяке, трепеща шлейфом ткани, упала на лестничный пролет, несколько раз звякнув об пол.
Рыжий сказал:
– След в след иди. Если я обе ноги на одну ступеньку поставлю и ты после туда же ставь. Если через ступеньку перешагну – то же делай.
Я кивнул, и мы пошли по пролётам странными зигзагами. То прыгая через пару ступеней, то прижимаясь к стене, то перешагивая что-то невидимое. Время от времени бывший вампир кидал перед собой одну из гаек. Некоторые летели, как и положено лететь брошенному предмету, а некоторые выписывали странные вензеля в воздухе или меняли траекторию.
На каждом этаже Шухер проверял двери квартир: не открыты ли? В открытые мы заходили, чтобы посмотреть в окна. В каждом оконном проеме был свой пейзаж. Где-то сады, где-то горы, где-то города, настолько причудливые, что в сравнении с ними даже город в Гнилых Горах со всем его нагромождением домов один на другой, казался мне понятным. В одном из окон, я готов был поклясться, был лес Брокилон, такой, каким он должен выглядеть с высоты. Но Рыжий упорно поднимался выше, этаж за этажом, пока мы не добрались до последнего, с лестницей, ведущей на крышу.
– Почему мы поднялись вверх? – спросил я его.
– Потому что окон много, а крыша – одна. И картина на крыше будет одна, не как в окнах. Хрен его знает, куда эти порталы ведут, – ответил он и оглядел со всех сторон деревянную лестницу, ведущую вверх, на чердак. Коротко кивнул, будто соглашаясь с собственными мыслями, и, забравшись по ступеням, откинул крышку люка.
– Что за странный дом, без чердака? – спросил я его, когда в открывшийся проём полился дневной свет.
– А я почём знаю? – пробурчал Шухер и полез по лестнице вверх. Потом меня позвал: – Чисто, поднимайся.
Выбрался я наверх, огляделся. Крыша плоская, ровная и небольшие, в половину человеческого роста надстройки с люками, точь-в-точь такие, как и тот, из которого мы вылезли. С крыши – пустыня во все стороны. Песчаные барханы, на сколько глаз хватает.
– Так это были порталы? – спросил я Шухера, когда огляделся.
– Ну а что ещё? Порталы, конечно.
– Тогда почему мы вниз не пошли? Там ведь должна была быть та же самая улица?
– Чтоб плешь нас в рогалик свернула? – ответил он вопросом на вопрос. – Видел, как гайки танцевали?
– Неправильно падали?
– Ну да.
– Так вот, они – железки, на них плешь и то влияет. А на человека, из мяса, крови, костей состоящего, и подавно.
– И куда мы теперь с крыши?
– Посмотрим. По лестнице пожарной может быть, – предположил Шухер.
Он ещё договаривал фразу, когда в воздухе, откуда-то издалека стал доноситься металлически-булькающий звук. Даже не знаю, как его описать тому, кто раньше похожего не слышал ничего.
Мы огляделись по сторонам и увидели, как с западной стороны приближается что-то, отдаленно похожее на огромный колокол для коровы. Покрытая ржавчиной штуковина, с какой-то болванкой на том месте, где у колокола должно быть кольцо, в которое продевают верёвку. Чем ближе эта штука приближалась, тем отчётливее становился звук.
Вблизи это стало похоже на сужающуюся к верху бочку с пропеллером, но только почему-то железную. И бочка эта не то приземлилась, не то упала прямо на крышу. А потом у бочки часть стенки отвалилась.
Я мешок с шаром на крышу положил и уже было за мечом потянулся, но Шухер меня остановил:
– Ты всё равно быстрый. Не спеши.
Из темного проема железной бочки вышли двое. Один худой и высокий, второй пониже ростом, полноватый и, кажется, седой. Если бы волосы были не настолько засалены и не прикрыты чудной шапкой, можно было бы точно сказать, но одета эта парочка была в какие-то засаленные обноски, и разило от них, как от болотника в период линьки.
Толстенький уверенной походкой подошел к Рыжему, указал на него пальцем и с лёгкой хрипотцой уверенно сообщил:
– Ку!
– Ку, – растерянно ответил Шухер.
– Ку, – повторил толстенький и снова ткнул пальцем в Шухера. – Ку? – спросил он, повернувшись к своему худому напарнику.
Тот тяжело вздохнул и пояснил:
– Господин Уэф интересуется, с вашей ли планеты Владимир Николаевич и Гедеван Александрович?
– Кто? – удивился Рыжий.
– Они у нас спички украли, – внезапно прорезался голос у толстенького.
– И? – скорчив недоумевающую гримасу, поинтересовался Шухер.
– Они – пацаки, ты – пацак. Должен знать.
Должен сказать, что я даже не заметил того, как молниеносно Шухер выбросил кулак вперёд. Вот толстячок стоит, а в следующее мгновение уже лежит, а Рыжий кулак потирает.
– Обзывательств не потерплю, папаша.
Тот встал, глядя исподлобья на Рыжего.
– Кю!
Интонации ни с чем не спутаешь, это "Кю" – точно ругательство.
– Сейчас еще раз двину, – пригрозил Шухер.
– Ты, прежде чем драться, на визатор посмотри, – Уэф достал из кармана какое-то устройство и наставил на своего худого спутника. – У него какой цвет?
Металлическая штука сделала "жжжж" и умолкла.
– Далеко от корабля не работает. Пойдем, – уверенно махнул Уэф рукой. – Надо ближе к пепелацу.
И сам подошел на несколько шагов ближе к бочке, в которой они прилетели.
Мы переглянулись, но нас мягко подтолкнул высокий:
– Идите. Идите, родные. Уэф покажет, кто пацак, а кто чатланин.
Мы подошли к толстячку и тот навел устройство на себя. И теперь оно не только зажужжало, но еще и начало светиться оранжевым цветом.
– Вот! Видишь!? Я чатланин! – Уэф навел свою машинку на Рыжего и та, противно зажужжав, замигала зелёным. – А ты – пацак.
В этот раз я уже видел, как кулак бывшего вампира впечатался в лицо толстячка.
– Я эцилопу на вас пожалуюсь! – взвыл тот, вставая и утирая губы от крови.
– Ты кому хочешь, жалуйся. А обзывать меня не смей, понял?
– Пацак! – выкрикнул Уэф и отскочил на пару шагов ближе к своей бочке.
– Ах ты! – шагнул за ним Шухер.
– Пацак! Пацак! Пацак! – трижды прокричал Уэф и с каждым шагом отпрыгивая от приближающегося Рыжего.
Я, на всякий случай следовал за ними, предвкушая, как Рыжий рванёт вперед и врежет толстяку ещё раз. Но произошло совсем не это.
Из-за спины рванулся высокий, о котором мы оба забыли. Неестественно прижимая руку к животу, он впрыгнул в летающую бочку, ухватив за шкирку Уэфа, и заволок его внутрь. Дверь поднялась, захлопываясь, и бочка, оторвавшись от земли, стала набирать высоту.
Всё произошло так неожиданно, что я и понять-то ничего не успел. А вот Рыжий Шухер, ругаясь на чём свет стоит, бросился к оставленному нами на другом краю крыши мешку. Раскрыл его и заорал благим матом.
– Из-под земли достану! Суки! В ведьмином студне утоплю! – кричал он, грозя кулаком вслед превращающейся в точку летающей бочке.
И, судя по тому, с какой легкостью он размахивал походным мешком, тот был пуст.
Это не Рыжий гонял по крыше толстяка-Уэфа, это Уэф отвлекал нас, пока второй, имени которого мы так и не узнали, крал шар.
– Да на кой он тебе сдался? – спросил я. – Твоё-то желание исполнилось. Или ты опять хочешь меры не зная загадывать.
– А ты помнишь, что козлобородый там, в небоскрёбе сказал? – комкая пустой мешок в руках, спросил Рыжий. – Что шар, чтобы желание сбылось, передать надо кому-то, кто своё загадает. Кто знает, какую гадость он отчебучит, если это условие не выполнить?
– Даже не знаю, что посоветовать, – пожал я плечами.
– Зато я знаю, – отозвался Рыжий, продолжая комкать пустой мешок. – Пойдем.
Этот мир был непривычен. Он был странным. И правила его были мне не до конца понятны. Но глядя на Рыжего, я думал, что хоть он и разбирается во всех этих «комариных плешах» да «ведьминых студнях» больше моего, всё-таки зря считает, будто понял, как всё здесь устроено.
Мы бегом добрались до люка, из которого выбрались на крышу и спустились обратно в, как его называл Рыжий, подъезд. Он уверенно шел по ступеням, повторяя, свой путь: где-то к стеночке прижмется, через какую-то ступеньку перескочит, где-то носок к пяточке идет, будто по линии, ему одному видимой.
– Может, скажешь, куда мы? – спросил я его, повторяя его действия, ступая так, чтобы мои ноги касались пола там же, где только что шел Шухер.
– Видел я на третьем этаже песок в окне.
– И чего?
– Там только-только солнце всходило, – объяснил он. – До меня уже потом, когда мы на крышу выбрались, дошло, что барханы с крыши видно точно такие же, один в один как из окна.
– И что это значит?
– Будем надеяться, это значит то, что шар у нас ещё не украли.
Не хочу сказать, что моя сообразительность оставляет желать лучшего. Иначе короли не приглашали бы меня для решения своих проблем. Но в этом случае было правильнее просто довериться Рыжему. Вникнуть в нюансы можно и потом, а вот остаться в живых нужно было сейчас. А я совершенно не понимал, что, для чего и почему он делает. С одной стороны, потому что этот мир был ближе к его миру. С другой стороны, потому что этот мир очень сильно отличался от того, к которому привык я.
Мы нашли нужную Шухеру квартиру. Он окинул её взглядом, схватил валявшийся на полу, чудом не разбившийся круглый аквариум, высыпал из него округлые, будто обточенные морем камешки и спрятал аквариум в походный мешок. Затем подошел к окну, раскрыл его, не колеблясь, встал на подоконник и прыгнул, утонув в песке почти по колено. Высвободился, отполз в сторону и махнул рукой мне, мол, прыгай. Я прыгнул, перекувырнулся, гася инерцию падения, встал на ноги.
– А ты прямо акробат, – не то похвалил, не то съязвил Шухер. – Идем вдоль.
И указал в сторону торца дома.
Мы пошли, увязая в песке, слишком быстро обволакивающем ноги. Добрались до угла здания, обогнули его и, пройдя вдоль торца, остановились. Шухер отцепил от поясного ремня свою плеть, размахнулся и хлестнул ею вверх, уцепившись концом за лестницу. Дернул, лестница, заскользив, опустилась вниз.
– За мной поднимайся, – скомандовал Рыжий, сворачивая плеть. – Через пролёт. Я перешел на следующий, а ты только начинай подниматься по предыдущему.
В общем, взобрались мы наверх как раз в тот момент, когда Рыжий, наклонившись к люку, говорил мне, что на крыше чисто и можно вылезать. Спрятались за надстройкой и стали ждать, когда приземлится железная бочка, наблюдая за самими собой.
Пока я сам себя разглядывал, Рыжий спросил:
– Что такое временной парадокс знаешь?
Я пожал плечами.
– Если в трех словах, то чтобы ход времени не нарушить, нам из прошлого нельзя видеть нас из будущего. Поэтому сиди и не отсвечивай. Я всё сам сделаю.
Сказал и, держась так, чтобы его не было видно из-за надстроек, пригнувшись, перебежал к следующей, поближе к тем нам, которые как раз обернулись на звук подлетающей железной бочки.
И я увидел себя со стороны. Ну и паршивая же ухмылка. Ну и паршивая же морда. Ну и паршиво же я щурю глаза! Так вот, значит, как меня видят другие? Зараза!
Бочка, пролетев над нашими головами, не то упала, не то приземлилась на другом краю крыши и мы прошлые повернулись к ней.
Я видел, как я же положил на поверхность крыши мешок с шаром, как Рыжий, улучив момент, поменял его на мешок с аквариумом внутри и вновь спрятался за надстройкой.
И до меня дошло, насколько прост и гениален план Шухера. Теперь было достаточно лишь дождаться, пока прошлые мы закончим ссору с двоими из летающей бочки и побежим вниз, искать нужное окно.
– Временная петля, понял? – спросил меня Рыжий, когда всё закончилось.
Я кивнул. Это казалось чудом, похлеще магии любого выпускника Аретузы.
– Это невероятно, – сказал я. – Но что делать теперь?
– Теперь нужно найти такой подъезд, в котором аномалии дорогу не перекрывают. И бежать отсюда к чёртовой матери, – сказал Рыжий. – А ещё, надеяться на то, что наши пути не пересекутся.
– Наши? – не понял я.
– Тех нас, которые сейчас аквариум будут поднимать, да в окно прыгать, чтобы на крышу залезть.
– Так мы прошлые не исчезли?
– Да откуда я знаю? – пожал плечами Рыжий. Открыл ближайший люк и достал из кармана гайку, с привязанной к ней полоской ткани.
***
Ни в одном из проверенных нами подъездов не было ходу до первого этажа. На уровне вторых-третьих комариные плеши разрастались по всей площади подъезда, отсекая всякую возможность пробраться мимо.
Окна квартир всё так же являли нам разные пейзажи. Даже те окна, которые были расположены в одной комнате. За одним окном могли быть горы, покрытые жидкой растительностью, а второе могло выходить на широкую, но грязную улицу, мощенную булыжником. В другой квартире за одним окном была ночь, а за вторым – белый день, город из стекла и летящие в небе гигантские стальные стрекозы. Рыжий назвал их вертолётами. Пейзажи были разными и совершенно не похожими друг на друга. По ту сторону окна стояли крестьяне, синхронно крестившиеся и будто бы глядящие прямо на нас. Однако, когда Рыжий принялся махать им рукой, никто и ухом не повел.
В каком-то из окон шла битва. Но не такая, какие я видывал на своем веку. Люди не имели ни мечей, ни копий, ни лат. Они просто направляли друг на друга странные устройства из железа, устройства эти гремели и те, на кого они были направлены, падали.
Безумный дом, построенный безумным волшебником. Каждое окно – новый мир. И в любой из миров можно выйти. Но Рыжему был нужен не любой. Он искал за окнами знакомый пейзаж. И, в конце концов, нашел.
– Замок видишь? – спросил он.
– Вижу.
Складывалось ощущение, что оконный проём, из которого мы смотрели, находился близко-близко к земле. Пейзаж за окном носил отпечаток разрухи. Черные стены домов, некоторые из которых догорали, разоренные заборы, истоптанные копытами огороды и замок вдалеке.
– Тот самый?
– Тот, – кивнул я. – Только что-то там неладно.
– Вот и посмотрим, что там неладно, – сказал Рыжий и, распахнув окно, шагнул наружу.
Я перелез через подоконник вслед за ним и оглянулся. Оконный проём, из которого мы шагнули в этот мир, находился в уцелевшей стене разрушенного пожарищем дома. Одного из двух десятков таких же. И за стеной этой не было никакого многоэтажного здания. Я даже обошел стену и вновь пролез в окно, уже из руин.
– Да уж, поиграли со временем и пространством, – хмуро заметил Рыжий. – Интересно, как долго мы отсутствовали по здешнему времени?
– Может, несколько дней, а может и годы, – предположил я. – Кстати, а кому ты планируешь передать серебряный шар?
– Всем, – ответил Рыжий, не задумываясь. И добавил, немного помолчав: – всем по очереди.
Пройдя до края разорённой деревни, мы оказались в тылу у войска, осаждавшего замок. Катапульты работали на износ, швыряя камни один за другим. Солдаты были заняты привычным для них делом – разрушением того, что строили не они.
Прячась за разрушенными строениями, подобрались максимально близко к отрядам, осадившим город.
– Смотри, – тронул меня за плечо Рыжий, показывая на самую высокую башню замка. – Нам сигналят.
– С чего ты взял? – спросил я, разглядывая стоящего на угловой башне человека, размахивающего двумя флажками.
– А сам не смекаешь?
– Нет.
– Один флаг оранжевый, то есть рыжий, а второй – белый. Я – рыжий, ты – белый. Понятно?
– Теперь, да.
Действительно, флаги, которыми сигналили с башни, были двух цветов: белый и насыщено-оранжевый.
– Только, что они донести до нас пытаются?
– Семафорят.
– Сема… что?
– Бе. Ги. Те. К. Во. Ро. Там, – вглядываясь в размахивавшего флагами человека, принялся бормотать Шухер. – Ждём. От. Кро. Ем. Бе. Ги. Те. К… Язык такой, особый. Интересно, кто догадался?
– Если попадём внутрь – выясним.
– Если попадём внутрь живыми.
– Попадём, – прошептал Рыжий, указывая куда-то кивком.
Я обернулся – двое солдат, видимо решившие, что заряжать катапульты должен кто-нибудь другой, удобно расположились в развалинах и передавали друг другу кувшин, видимо с вином, отпивая из него. Мы подкрались к ним, оглушили, сняли с них мундиры и напялили на себя. Маскировка, конечно, так себе, но если не приглядываться, то вполне могли сойти за своих.
Выбрались в военный лагерь, миновали катапульты и снующих вокруг них солдат, дошли до передней линии войск и, делая вид, что так и надо, пошли к замку.
– Эй, вы куда? – окликнул кто-то из строя солдат, оставшегося у нас за спиной.
– А кто это? – спросил второй.
– Это артиллеристы. Куда это они?
– Эй!
И тогда мы побежали, закинув щиты за спину. А солдатики, видимо, соображали дольше, чем требовалось. Потому что всего лишь одна стрела воткнулась в мой щит. А потом мы пересекли странные светящиеся стальные полосы, лежащие параллельно вдоль замка. И когда до ворот оставалось всего ничего, они приоткрылись ровно настолько, чтобы мы протиснулись туда по одному.
– Я же говорила, что он семафорную азбуку знает! – радостно воскликнула какая-то старушка в цветастых лохмотьях и, пока все стояли, удивленно разглядывая нас, кинулась обниматься.
– Ну, здравствуй, Геральт, – сказала она, отступая на пару шагов и пристально меня разглядывая. – Ничуть не изменился.
И тут я понял две вещи: первая – Герр Альт, это не имя и фамилия, а разделенное на две части моё настоящее имя и вторая – я откуда-то знаю эту старуху.
©
VampiRUS
yaplakal.com