За тех, кто за нас. Второй рассказ сборника "Небесная канцелярия - 2".

Всем привет!
Предыдущий сборник:
Удавшаяся жизнь
Безделушка
Фея ночной реки
Электрик от Бога
Туманные крылья
Кирпич и краска
Девушка с удивительным лицом
Хохотушка
Генеральная уборка
И.о.
Рыжий мельник
Сказка о любви

Первый рассказ второго сборника:
Отрез

Если вам понравилось чтиво и вы хотите получать анонсы моих произведений - стучитесь трудяжке myshkins. Книжная фея не откажет вам.

Итак:

За тех, кто за нас.

Глава 1. О старом ботинке замолвите слово.

За столиком в маленькой, уютной кофейне, то застегивая, то расстегивая верхнюю пуговицу серенького пиджака в рубчик, сидел Рудольф Рудольфович и с солидной долей скепсиса поглядывал на чашку с парующим кофе. «Нет, это не кофе, что угодно, только не кофе!» - думал седовласый автор, отворачивая нос от этого смердящего напитка темного цвета.

- А ты чего не пьешь? – оторвавшись от чтения, спросил у Рудольфа Рудольфовича сухощавый мужичок лет пятидесяти в кожанке, сидевший напротив за столиком.

- Да-ааа, как-то-ооо… - задумчиво протянул Рудольф Рудольфович.

- Ну ладно, - визави безапелляционно подтянул нетронутую чашку к себе, - не хочешь – так я выпью.

- Конечно, конечно! На здоровье! – обрадовался Рудольф Рудольфович, проводив чашку мыслью: «Не пропадать же добру».

Неторопливо попивая чужой кофе под тревожные взгляды седовласого автора, мужичок, сидевший напротив за столом, продолжил читать какой-то текст, распечатанный на обычной белой бумаге.

Вскорости, когда с кофе и чтивом было покончено, мужичок отложил распечатанный текст и многозначительно уставился на ерзавшего Рудольфа Рудольфовича.
- Ну и как тебе? – нервозно спросил его седовласый автор.

- Э-эээ, - неторопливо начал мужичок, - как тебе сказать, Рудик? Вроде бы красиво, складно, не без излишеств, но читабельно. Стиль чувствуется, задумка…. Но, блин, Рудь, барахолка какая-то! Ткани, кофточки, платья. Как набросок для «Космополитан», ей богу!

- Не, Жорик, - тут же воспротивился Рудольф Рудольфович, - мне кажется, ты перегибаешь палку. А как же герои второго плана, как же эмоции, посылы…

- Не, не, Рудя, я не про это, – тут же перебил Георгий, - с этим у тебя всегда было в порядке. Я тебе про другое. Нет драматизма, широты сюжета, переплетений судеб…, блин, вот этих эмоциональных горок, на которые ты так способен. Понимаешь? Плюс твои посылы, закопанные под метрами тряпок и шмоток. Пойми правильно, читатель не станет рыться в кипе грязного белья, пытаясь найти какую-то ценность. Ты намеренно обрекаешь людей на раздумья. А им этого не надо, понимаешь? Как и тысячи лет назад они хотят хлеба и зрелищ. Донцову под шаварму и «Дом 2», Господи прости!

- За такое точно не простит! – с улыбкой вставил Рудольф Рудольфович.

- Рудь, - продолжал Георгий, - как бы здорово это ни было написано – мы такое не продадим. И предыдущий-то сборник со скрипом идет, хоть и заслуживает внимания, а это – так вообще. Ты же обещал сделать, как минимум, не хуже…

- Обещал постараться, - уточнил седовласый автор, - и я, между прочим, стараюсь, если ты не заметил.

- Да заметил, заметил, Рудя! Но стараешься не в ту сторону! Ну, скажи на милость, что это?! – Георгий указал на план рассказов, - «Башмак!». Вот куда это?! Что, ну что можно написать про старый, изношенный ботинок, друг мой?!

- Много интересного…

- О башмаке?! – язвительно отреагировал визави, - телефонный справочник – и тот информативнее будет! Что ты про обувь придумаешь такого, за что тебя Маркович на руках носить станет? Печальную историю о том, как он вступал и вступал во всякое непотребство только потому, что у его хозяина с потными ногами глаза на затылке?! Или о том, как у него в самый неподходящий момент шнурок развязался?! Ностальгические воспоминания по временам, как он чуть не стал ботинком президента?! Рудь, каждому стебу есть свой предел.

- А если не стеб? – зацепленный за живое, стал заводиться Рудольф Рудольфович.

- Насыпай! – хитро улыбаясь, Георгий уселся поудобнее в предвкушении творческой бури, которая неминуемо должна была разразиться прямо сейчас, в маленькой, уютной кофейне за отдаленным столиком.

- А представь себе, Жорик, - вспыхнув глазами, с энтузиазмом шестнадцатилетнего подростка начал седовласый автор, - что этот самый ботинок забросили на дерево. Мужики, которые у тебя крышу перекрывали, ради забавы метнули его на самую верхотуру тополя, что у тебя под окном растет.

- Представил. Дальше?

- И оттуда, с самой верхушки, свисая на шнурке с ветки, этот старый ботинок все видит. Далеко-далеко! И вот ты выходишь из подъезда. Красивый, нарядный, заряженный по самые уши! Половина восьмого утра…

- Я все-таки тронулся? – сидя за столом в одиннадцать, перебил Рудольфа Рудольфовича Георгий.

- Маркович ждет, - уточнил седовласый автор.

- Тогда точно выхожу!

- Вот, - Рудольф Рудольфович продолжил: - Осеннее, еще теплое солнышко широко улыбается тебе свежей, утренней улыбкой, предвещая замечательный день! Да! Он определенно будет замечательным! Ведь вчера весь вечер ты мудрил презентацию для главреда…

- ГлавВреда! – поправил Георгий.

- Не суть. Большой проект, десять книг…, или даже двенадцать, не важно. Ты просто уверен, что сможешь поразить этого хомяка в самое уязвимое место. Ты два часа к ряду вертелся перед зеркалом, отрабатывая каждую позу, каждое движение, каждое слово…

- Намек понял, повешу шторы.

- Пофигу! – Рудольф Рудольфович был весь в рассказе, - ты был просто неотразим! На тебе, как с иголочки сидел новехонький черный пиджак. Да он, собственно, и сейчас на тебе, - не глядя на Георгия, очень артистично демонстрировавшего кожанку на плечах, повествовал автор Неизвестный, - и ты летишь скорым шагом по утренней улице, грозясь вот-вот обогнать какого-то грустного гражданина лет пятидесяти, топающего деловой походкой к пешеходному переходу впереди тебя.

До стоянки, где тебя уже ожидает твой старенький «Жопель», каких-то десять минут хода. Через переход, вдоль по улице и за угол. И ты просто уверен, что чуть раньше половины девятого ты будешь на месте. Чуть раньше. Чтобы до прихода Марковича увалиться на диван в приемной, сделав вид, будто ты его уже полвека ждешь.

Ты заряжен на все сто! Тебя даже не смущает тот факт, что вчера вечером пьяный сантехник Вася так и не сделал тебе кран в ванной. Мужественно перебарывая икоту, он клятвенно обещал закончить работу «до вечера». Но от его клятв кран не заработал. И сегодняшним утром, после раннего пробуждения, тебе пришлось ненадолго вернуться в средневековье, исполнив ритуальное омовение из тазика…

- Не сыпь мне соль на сахар, Рудик! – поморщился Георгий.

- Ага, попал! – обрадовался Рудольф Рудольфович и продолжил «придумку»: - Но тут сверху, откуда-то с разящих небес прямо на твой новехонький, черный, еще пахнущий магазином пиджак прилетает что-то мерзкое, склизкое и дурно пахнущее. Черт возьми! Крылатые гады, твари, пернатые крысы, так и не научившиеся пользоваться общественными туалетами! Меткий выстрел пришелся прямо тебе в плечо, растекшись склизкой мерзостью по рукаву, по груди и немножечко по спине.

Это катастрофа! Крушение всех надежд в одночасье! Это фиаско, братан!

И ты, кляня судьбу и матеря всех пернатых на свете, мчишься обратно домой! Мчишься, чтобы переодеться в свой старый, поношенный, серый в рубчик пиджак, который уже успел выйти из моды и снова стать модным…

- Чо, удачно отбомбились? – не преминул подколоть Георгий, намекая на столетний, серый в рубчик пиджак Рудольфа Рудольфовича.

- Ай, ну тебя! – отмахнулся увлеченный автор, - ты летишь по улице, не обращая внимания на пронзительный визг тормозов и грохот удара у тебя за спиной. Да какая, черт возьми, разница, что там твориться за спиной?! Жизнь, твоя собственная жизнь, полная самых светлых надежд, до которых рукой подать, безвозвратно рушится!

Подъезд, входная дверь, ключи. Черт, они опять проскользнули в дыру подкладки! И ты опять превращаешься в фокусника, ловким движением пальцев излавливая связку ключей из этой проклятой сумки, которую ты вечность назад грозился выбросить.

- Завтра выкину к едреней фене! – подняв руку кверху, торжественно заявил Георгий, пряча с глаз долой старую, затертую до дыр кожаную сумку-портфель.

- Переодевания, переодевания, - продолжал Рудольф Рудольфович, - черт, затяжка на спине! Да хрен с ней! Не заметит. Главное – спиной не поворачиваться.

Время?! Йо! Без пяти! Теперь тебе уж точно не успеть к половине девятого. А Маркович, этот хомякообразный педант, точный, как атомные часы, очень не любит опаздывать. Ты же знаешь, он всегда приезжает вовремя. И он просто ненавидит, когда кто-то опаздывает. И уж тогда ему совершенно точно будет пофигу, какой на тебе пиджак и в какой позе ты вещаешь. Он тебя в клочья порвет! Или хуже! Он просто не станет тебя слушать. Представляешь, Жорик?!

- Ты случайно в аду не подрабатывал? – оценил пикантность момента Георгий.

- Не помню, Жора, - отстраненно ответил седовласый автор и продолжил: - Вот, ты мчишься, краем глаза замечая на переходе крупную аварию. Какая-то разбитая в хлам копейка и большой джип с солидной вмятиной в бочине. Ай, пофигу, их геморр! У тебя же полный «абзац» намечается! Что тебе до них?!

Где-то к девяти или чуть позже ты с видом кота, ляпнувшегося в лужу, вваливаешься на полном ходу в приемную, пугая очередную «секретутку» Марковича. «Есть?!» - сходу спрашиваешь у нее, указывая на заветную дверь. «Еще не пришел, здравствуйте» - растерянно отвечает тебе она. Йес! Ты – первый! И ты ждешь, любезно отказываясь от предложенных напитков.

А время идет вперед. И уже десять. И ты по-прежнему один. Что случилось? Уж не….

Фух! Обошлось! В пять минут одиннадцатого, чертыхаясь и потирая плечо, вваливается совсем разобранный Маркович. Он в таком виде, что его и готовить-то не надо. Полчаса презентабельного трепа – и Маркович доведен до состояния «где подписать?». И мир снова полон красок! И все вокруг кажется просто замечательным! Даже эти пернатые крысы.

- Ну ладно, хиленький хеппи-эндик, - стал рассуждать Георгий, - а ботинок тут причем?

- Тихо, тихо! – назидательно подняв палец, продолжал раскручивать сюжет Рудольф Рудольфович, - ты же видел ровно то, что ты видел. А старый, висящий на дереве башмак, видел куда больше тебя. Он все видел!

Видел, как Маркович ровно в семь двадцать пять прыгнул в свой «Крузак», чтобы по дороге заскочить в магазин за куревом. Ведь ему ровно в половину девятого предстояло сидеть в удобном кресле и с удовольствием созерцать твои немыслимые потуги в попытках «накормить» его очередной ерундой. Он наверняка был бы вовремя.

- Кофейку? – внезапно предложил Георгий.

- Коньячку! – немедля ответил Рудольф Рудольфович.

- В следующий раз.

- Заметано! – кивнул седовласый автор и продолжил: - Но пьяный сантехник Вася, который вчера, отчаянно икая, травил тебя перегаром, к сегодняшнему утру так и не протрезвел. Да он и не думал трезветь! Ровно в четверть восьмого этот «мастер на все руки» совершенно нетрезвым образом выехал на своей проржавевшей до дыр копейке за еще одной поллитрой. Он бы пошел пешком, если бы ближайший магазинчик работал с семи. Но магазинчик был закрыт. И надо было ехать, ибо пешком четыре квартала в таком состоянии просто не преодолеть. А на машине – пожалуйста!

Он долго боролся, заводя свое ржавое корыто, долго пытался «прорулиться» по узкой улочке, заставленной с обеих сторон машинами. И наконец, выскочив на большую дорогу, расслабился. Расслабился настолько, что совсем не заметил красный сигнал светофора, едва не снеся на пешеходном переходе грустного гражданина лет пятидесяти, который приостановился, чтобы взглянуть на развязанный шнурок. Вот бывает же так?! Шнурок развязался в самый неподходящий момент!

- На старом ботинке, - с улыбкой уточнил Георгий.

- Который кто-нибудь, когда-нибудь обязательно зашвырнет на дерево, - подхватил седовласый автор, - но это будет позже. А сейчас, на этом злополучном перекрестке, скорый Васин бег остановил «Крузак» Марковича. Вася тупо в него въехал, даже не намереваясь затормозить!

Слава Богу, обошлось без серьезных последствий! Маркович не зря вывалил за свою громадину полмешка ненашенских денег. Ушибленное плечо и куча потерянного времени. Мелочи! И Васина «капсула смерти» не сработала. Проржавевшая копейка просто вышвырнула пьяного наездника через лобовое стекло, одарив того двумя сломанными пальцами, изрезанной стеклом мордой и фингалом под глазом. И все!

- Ну и?

- А то «ну и», что будь ты вовремя на том переходе, Вася остановился бы в тебя! С твоими-то шнурками ничего такого не случилось бы. Их у тебя просто нет! И этим прекрасным, сулящим самые светлые надежды утром…

- Шопен?

- Соната номер два, третья часть, - уточнил увлеченный рассказчик, - только, друг мой юный, этого не случилось. А знаешь, почему?

- Почему?

- А-ааа! Ты-то не видел! А незаслуженно обхаянный тобой башмак видел, как из подъезда соседнего дворика ровно в семь утра вышла добрая старушка Гавриловна. Намедни поскребя по сусекам и собрав залежалые крупы, добрая старушка решила накормить милых, вечно голодных птичек, которые обычно гадящей стаей собирались во дворе. И она сделала задуманное, высыпав чуть не три кило гречки, пшена и перловки этим пернатым крысам!

Несказанно обрадованное пернатое братство тут же слетелось к куче дармовой жратвы. Учитывая количество высыпанного доброй старушкой Гавриловной, они наверняка бы обожрались до смерти, избавив тебя от необходимости нести свой новый, черный, еще пахнущий магазином пиджак в химчистку. Если бы…, - Рудольф Рудольфович сделал многозначительную паузу, - если бы не этот полоумный рыжий кот Мурзик, который ровно в семь двадцать девять пулей ворвался в самую гущу птичьей стаи.

Какого монаха ему не спиться в такую рань?! Пушечным ядром влетев в крылатых «жрунов», Мурзик развеял все надежды пернатых окочуриться скорой, но довольной смертью от переедания. Естественно, птицы бросились наутек. И одна из них, пролетая прямо над тобой, так и не смогла сдержать неимоверного давления в кишечнике.

- И за какие же это заслуги меня таким счастьем обо$%@ло? – с улыбкой спросил у автора-выдумщика Георгий.

- Можешь у своего ангела-хранителя спросить, - подмигнул Рудольф Рудольфович, - у этого длинноволосого, светлого парня, одетого в светлый костюм. Скорее всего, именно он, скрупулезно состыковывая звено к звену, сложил всю цепочку событий, позволившую тебе остаться этим прекрасным утром в живых.

А может и у сухого, злого черта, одетого в безразмерное, драное пальто, который, потехи ради, отстегнул карабин поводка, сдерживавшего звериный порыв бульдога Рэмбо? И полусонный хозяин бульдога, выведший на прогулку своего зубастого питомца ровно в шесть пятьдесят, разбрасываясь на лету тапочками так и не смог поймать этого клыкастого убийцу котов.

Почуяв нежданную свободу, Рэмбо тут же рванул к мирно дремавшему на пеньке рыжему коту Мурзику. Издали узрев рычащую мясорубку, Мурзик, что было силы, рванул во все свои кошачьи пятки, не разбирая дороги. Прямо через стаю пернатых крыс, собравшихся вокруг целой горы абсолютно дармовой жратвы, высыпанной доброй старушкой Гавриловной. Перепуганные до полусмерти пернатые разлетелись в разные стороны. Одной из сторон разлета оказалась твоя. И одно пернатое, то ли с перепугу, то ли от обжорства, нахально прокакалось прямо на твой пиджак, обо$%@в, как ты выразился, тебя счастьем.

- Подвезло мне, однако! – покачал головой Георгий.

- Тебе?! – уничижительно спросил Рудольф Рудольфович. – Да ты тут вообще с боку припеку, дружище! Ты – лишь маленькое звено в череде счастливых случайностей, которые все же имеют место в нашей жизни.

Чтоб ты знал, этим утром, ровно в шесть, когда еще совсем юное солнышко только отряхивало грезы ночи, проглядываясь слабым светом через горизонт, порядком потрепанный жизнью реаниматолог лет пятидесяти сидел на табуретке в кухне и допивал свою законную сигарету с кофе. Что-то внутри него стало пульсировать, испуская по маленькой, «хрущевской» кухоньке теплые, мягкие волны. Так бывает с ним. Иногда. И он зажмурился. Он про себя произнес лишь одно желание. Маленькое желание, которое он произносил каждое утро. «Господи! Пусть мой сегодняшний день обойдется без трупов!».

Последняя фраза, произнесенная Рудольфом Рудольфовичем, как-то озадачила Георгия. Сидевший до этого вразвалочку, с улыбкой, Георгий напрягся, выпрямился на стуле и очень серьезно спросил визави:

- Уверен, что сможешь раскрутить сюжет?

С абсолютной неуверенностью в глазах и голосе, Рудольф Рудольфович ответил:

- Практически.

- Тогда встречаемся через неделю.

Домой Рудольф Рудольфович шел в глубокой задумчивости. Пересекая неисчерпаемые людские потоки шумных улиц, Рудольф Рудольфович шел, глядя вглубь себя.

«Практически уверен или практически нет? – снова вел диалог с самим собой озадаченный автор, - и если уверен, то насколько? И в чем?». Нет, нет! Сомнения касались не самого сюжет. Он-то уже давно бурлил в голове седовласого автора. Бурлил, пихался и кололся, мешая спать, есть и жить.

Этот сюжет давно просился наружу. Пожалуй, с тех самых времен, как только зародился в светлой голове автора Неизвестного. Будучи засунутым в самые глубины подсознания, в самые дебри души, сюжет рвался наружу, просился и умолял, угрожал и даже терзал своего тюремщика. Ему обязательно нужно было стать черными буквами на белом листе.

Почему? Да потому что! Все знают про это «потому что», которое не объяснить ни словами, ни жестами. «Потому что», и все! И хоть стреляй!

Нет, совсем не это тревожило озадаченного, погруженного в себя Рудольфа Рудольфовича. Тревожило другое. А хватит ли сил написать?

Продолжение следует...

Глава 2. Отче наш.

- Саня, мать твою! Ну где ты шляешься?! Почти десять! – со второго этажа областной больницы скорой помощи кричал на лысенького, невысокого мужичка лет пятидесяти в легеньком пальто какой-то высокий, кучерявый врач средних лет.

- Виталя, блин! – скорым шагом форсируя лестницу, стал оправдываться Сан Саныч, - форс-мажор!

- Инопланетяне в плен взяли?! – злобно кинул Виталий.

- Нет, ДТП! – выскочив на высокий второй этаж, Сан Саныч наконец пожал руку сменщику, - Привет!

- Тебя конями затоптало?! – все еще злился кучерявый Виталий, из-за опоздания сменщика перерабатывающий уже два часа.

- Не, чуть машиной не переехало, - приводя дыхание в порядок после подъема, ответил Сан Саныч.

- И мне, и мне! – к двум беседовавшим подскочил третий мужчина в белом халате.

- Привет, Михал Михалыч! – поздоровался Сан Саныч и продолжил утреннюю историю, - меня сегодня с утра один дебил чуть на пешеходном переходе не снес! Ты представляешь?! Иду я через Пушкинскую на свой законный зеленый свет…

- Дальтоник! – язвительно вставил Виталий, которому было за что злиться на Саныча.

- Не зуди! – огрызнулся Саныч и продолжил: - а тут какая-то «классика» с полной «готовальней» за рулем чуть меня не переехала! Даже не тормозил, гад! Он мимо меня пронесся и на перекрестке в джипаря какого-то влетел. Долбанул так, что я думал, сейчас по кускам собирать будут! Ан нет, обошлось. Водилу «классики» через лобовуху выкинуло, он метров пятнадцать пролетел и притих. Хрен его знает, может уснул…

- Так а ты-то какого рожна опоздал?! – не унимался Виталий, - штаны бегал менять?!

- Медицинскую помощь пострадавшим оказывал, болван! – дал убедительный отпор супостату Сан Саныч, - я же – врач, как-никак!

- Ты гляди, какой врач «как-никак»! – продолжал подтрунивать Виталий, - я тут, понимаешь, в работе по самые эти самые, а он! Ох, Саня, Саня! Живы хоть все?

- Та живы, живы, - по врачебному спокойно ответил Сан Саныч, - ушибы, порезы, перелом под вопросом, а так ничего серьезного.

- Ладно, Саня, хорош тут байки травить! – прервал разговор Михал Михалыч, - иди, наряжайся, работу работать будем.

Через пять минут наряженный в белоснежный халат с бейджиком на груди, в коридор хирургии областной больницы скорой помощи вышел врач высшей категории, хирург-травматолог, специалист резки и штопки с двадцатипятилетним стажем.

После беглой приемки пациентов и столь же беглой оперативки, организованной заведующим отделением, реаниматологом-анестезиологом Михал Михалычем, Сан Саныч по старой традиции спустился в «приемник». Кормильцев надо было почтить своим вниманием. Ведь это они, трудяжки, дни и ночи напролет принимают поломанных, ушибленных, отравленных и просто умирающих, чтобы оказать им самую первую помощь и направить на путь истинный. «Сердцеедам», «мясникам», «гастрикам» или просто домой.

- Привет, обед! – громко поздоровался Сан Саныч, заходя в приемное отделение.

- Тише ты, обед! – цыкнула на него женщина в возрасте.

- Привет, Валюша! – Сан Саныч тихонечко сказал женщине и вопрошающе посмотрел, желая узнать причину тишины.

- Вон, - тихо ответила Валентина Петровна, указав головой на тело, с головой накрытое больничной простыней, возле которого тихо плакали две женщины.

- Ночной? – уточнил Сан Саныч.

- Да. Молодой парень, тридцати нет. В половину четвертого парни на «скорой» доставили.

- Травма?

- Тромбоэмболия. Уже готового привезли.

- Молодеет, сука! – сквозь зубы поругался на несвоевременную смерть тот, кто этой смерти насмотрелся до «не могу».

- Молодеет! – с грустью выдохнула Валентина Петровна, - Санечка, иди. Там тебе девочки «ампуташку» готовят, - и заведующая приемным отделением указала на двух медсестричек, копошившихся вокруг бледного мужика на каталке.

- Привет, красавицы! – Сан Саныч подошел к каталке, - кто тут у нас?

- Федоров Александр Степанович, - одна из девушек протянула Сан Санычу историю болезни.

- Та-аак, - пробегая по истории глазами, стал рассуждать хирург, - открытый перелом, некроз мягких тканей, сепсис…, а ну-ка, покажись, красавица, - Сан Саныч осторожно одернул простыню, которой до пояса был накрыт пациент на каталке. – У-ууу, вкусняшка! – по врачебному цинично высказался он, глядя на сущее месиво вместо ноги, - и как тебя угораздило, дорогой?

Но пострадавший мужик цвета побелки с явными признаками алкогольного опьянения в виде зловещего перегара что-то нечленораздельное промычал, трясясь на каталке как вибратор.

- Не базарит? – спросил Сан Саныч у медсестер.

- Там в коридоре двое мужчин, - ответила медсестричка, - они его привезли. Может они что-то сообщат?

- Ладно, девчонки, я пойду, поспрошаю, а вы готовьте мне этого орла.

- Кто Федорова привез? – выкрикнул в коридоре Сан Саныч.

К нему нестройной походкой тут же подошли двое мужичков в грязной, явно охотничье-рыбацкой одежде.

- Мы! – дружным, трехдневным перегаром ответили мужики.

- Ну, рассказывайте. Только быстро!

- Ну, чо? Ну, это…, мы, того, на охоту собрались…

- Когда случилось? – перебил нескорого рассказчика Сан Саныч.

- Позавчера, - как ни в чем не бывало, ответил один из охотничков.

- Позавчера?! – возмутился Сан Саныч, - ядрен батон, а почему только сегодня привезли?!

- Так, того, дороги развезло…, мы ему веревочкой перевязали, водочкой промыли…

- Подорожник приложили, - продолжил сказ Сан Саныч.

- Не, лопух, - на полном серьезе ответил один из мужчин.

- Йо, знахари! Родственники есть?

- Скоро жена подъедет.

- Ладно, ждите, - бросил им Сан Саныч и отправился в хирургию.

Минут через десять в предоперационную заскочил Михал Михалыч.

- Ты чо, трезвого не мог найти?! – с порога возмутился он на Сан Саныча.

- Миш, не поверишь, не было, - проводя гигиенические процедуры перед операцией, ответил хирург, - только не говори, что под «крикаином» делаем!

- А-аа! Боишься?! – злодейски ухмыльнулся анестезиолог.

- Да ну его лесом, Миша! Мне прошлого буяна хватило! – с возмущением воскликнул хирург.

- Ладно, ладно, - успокоил Михал Михалыч, - ща будем мудрить.

Не прошло и двух часов, как мужчина, уже без ноги, отходя от наркоза, отправился на каталке в палату интенсивной терапии.

- Забирайте «пирата»! – крикнул медсестрам Сан Саныч и, обратившись к Михал Михалычу, предложил: - Ну чо? Перекурим кофейком?

- Ребята, не размываемся! – в предоперационную заскочила старшая медсестра.

- Чо это?! – возмутился Михал Михалыч.

- Перитонит едет, - быстро ответила старшая медсестра Светлана, передавая Михал Михалычу историю болезни.

- Сань, а тут все плохо, - листая историю, сказал анестезиолог, - перитонит, острый панкреатит, панкреонекроз под вопросом, прекома…

- Ясно, - тяжело ответил хирург, - «киндер сюрприз». Опять полдня на ногах!

Часам к четырем дня или вечера уже крепко выжатый Сан Саныч устало волочил ноги в ординаторскую.

- Не курить! – скомандовал Михал Михалыч, зашедший следом.

- Миша, будь человеком! – взмолился Сан Саныч, - я только одну!

- Не курить! – повторил неприступный зав, - если Валерианович узнает – без вазелина «дрюкнет». На курилочку, Саня, на курилочку.

- Опять с чашкой, как бомж, тащиться?! – все еще пытаясь разжалобить начальство, сетовал Сан Саныч.

- Ничего не поделаешь, Санько! Хочешь, компанию составлю?

- Ладно, деспот, идем!

На первом этаже, по дороге к больничному крыльцу, выходящему во внутренний дворик, двоих врачей, шедших с чашками кофе наперевес, уже ожидала какая-то взбалмошная женщина.

- Это вы моему мужу ногу оттяпали?! – безо всяких прелюдий в виде «здрасте» и прочего, стала кричать на врачей женщина.

- Ты ноги тяпал? – Саныч тут же спросил у Михалыча.

- Сегодня – нет, - с серьезным видом ответил Михал Михалыч, - а ты?

- Не помню, - подыгрывал Сан Саныч, - я после стакана спирта вообще мало что помню.

Женщина, глядя на чудачества двух почтенных врачей, тут же разразилась отборным матом.

- Сань, иди без меня, - Михал Михалыч отправил своего хирурга на перекур, принимая удар взбешенной родственницы на себя.

Умостившись на лавочке в больничном дворике, Сан Саныч с непередаваемым удовольствием подкурил свою первую с начала рабочего дня сигарету и, глубоко затянувшись, с улыбкой выдохнул густое облако сизого дыма. И тут же ойкнул от острой боли между лопатками.

«Твою мать! Опять миозит!» - выругался на боль Сан Саныч. Специфика работы хирурга.

Вроде и не скажешь с виду, что работенка-то сложная. Не пыльная, не шумная, таскать ничего не надо. Только, как постоишь полдня у операционного стола согнувшись, так не только спина, даже затылок болеть начинает! А с виду не скажешь. И никому ведь не объяснишь, что тяжело. Что там у тебя, хирурга, тяжелого?! Режь да шей – и делов-то! Не шахтер, не грузчик. Интеллигенция, мать ее! Ручки чистые, ножки в тепле…. Не объяснишь. В особенности, как оно на «скоряке».

И на кой ему этот «скоряк» сдался?! «Вот, на кой?!» - в мыслях спрашивал себя Сан Саныч, докуривая первую сигарету. Работал же себе спокойно в общей хирургии. Все плановые, ургентных – мизер. Нафига было возвращаться?! Это все Михалыч, падлюка! Он сманил, бес-искуситель! «Работенка не пыльная, - говорил, - сутки через двое, в перспективе завом отделения станешь. Я на начмеда пойду, а тебя завом сделаю». Ну и где это все, Миша?! Семь лет прошло, а воз и ныне там! Вроде, как и по финансам интереснее, Мишка – не жлоб, и двое выходных к ряду, но, блин, ишачишь временами, как конь колхозный! Вроде, вроде….

И тут картинками стали всплывать воспоминания. Девчонка лет двадцати на пляже. «Русалка». Полчаса еще молодой Саныч ее качал! Вытянул. Думал все, уйдет, но вытянул. Она его потом каким-то чудом разыскала. Плакала, в ноги бросалась. Даже жена Любушка взревновала. Еще жива была. А паренек с ОСН на проспекте? Тихо повалился среди белого дня на асфальт, никто даже не рыпнулся к нему. Пьяный, наверное. А Саныч бросился. И откачал. Держал, пока скорая не прибудет. У него тогда сумку с деньгами и документами увели. Он сумку с плеча скинул, чтобы не мешала, а какой-то отморозок ее прихватил. Поди, сыщи его в толпе зевак!

И еще, еще…. Черт возьми, если бы он тогда был рядом! Если бы тогда, когда с женой, с Любушкой…. Может он бы что-то сделал, что-то такое, что…. Ай! «Черт, как спина болит!».

К пандусу подъехала машина скорой помощи. Фельдшер с медбратом неторопливо выкатили из машины какого-то паренька в строительной робе и, любезничая с медсестричками, стали передавать пациента «приемнику».

Оставив лавочку с положенным отдыхом, Сан Саныч поспешил взглянуть на вновь прибывшего. И чего ему не сидится?! Вот нужно же свой пятак сунуть, куда не просят! Но уж такой он человек. Врач. Может, помощь нужна. Или глаз наметанный.

- Что тут? – Сан Саныч спросил у фельдшера, внимательно разглядывая прибывшего паренька.

- Политравма, - бросил на ходу молодой фельдшер.

Наметанный глаз Сан Саныча мгновенно заметил розовую пену в уголках губ бессознательного паренька. Быстро сдернув с шеи фонендоскоп, Сан Саныч стал прослушивать больного.

- Твою мать! Интубируем! – крикнул он фельдшеру, протянув руку для интубационного набора, - Валя! – громко закричал он заведующей, - Валя! Срочняк! Политравма, шок, гемоторакс! Готовь ИВЛ, дренаж, «адик»!

- Саша, взяла, взяла! – выбежавшая заведующая приняла паренька уже из рук Сан Саныча, рвавшего на ходу зубами пакет с интубационным набором.

- Валя, глянь, он течет! – крикнул скрывавшейся в палате заведующей Сан Саныч, намекая на внутреннее кровотечение у пациента.

И через каких-то двадцать минут паренек, уже готовый к оперативному вмешательству, лежал на операционном столе хирургического отделения областной больницы скорой помощи. И уставший хирург, врач высшей категории, нетерпеливо ждал команды анестезиолога о возможности начать операцию. Таки да, внутреннее кровотечение, разрыв селезенки, проколото легкое.

- Ну и денек! – где-то ближе к восьми вечера, в очередной раз размываясь, устало заметил Сан Саныч.

- Нормально, - ответил молодой анестезиолог Женя, подменивший сражавшегося с родственницей-скандалисткой Михалыча.

Заварив себе кофейку, Сан Саныч не торопясь стал спускаться вниз. «Хоть бы на эту дуру не нарваться!» - думал уставший хирург, осторожно неся в руке полную чашку с кофе.

Благополучно миновав опасную зону, Сан Саныч проскользнул во дворик, где его уже ждала Валентина Петровна, попивая чай и покуривая на лавочке.

- Что, Валюша, вырвалась? – устало спросил ее хирург.

- Ага, - без особого энтузиазма ответила заведующая.

- Валь, что там с этим, который с перитонитом? – поинтересовался о пациенте Сан Саныч.

- Зотов? – назвала больного по фамилии Валентина Петровна, - тяжелый, очень тяжелый, Саша. Шансов мало. Мы его, конечно, держим, но он «валится». Как по мне, до утра не дотянет.

- Блин, жалко. Все сделали… - грустно сказал уставший хирург и продолжил: - а парень? Который с политравмой?

- Буковский? О, Саня, там такой букет! – начала рассказывать о пациенте заведующая, - множественные переломы, включая позвоночник, посттравматическая ОПН…

- Тоже безнадега?! – прервав Валентину, с тревогой спросил Сан Саныч.

- Не, этого вытянем, - спокойно ответила Валентина Петровна, - молодой. Тяжелый, но стабильный. Вытянем.

- А с этим, Зотовым что? Уйдет? – с долей надежды спросил Саныч.

- Фиг его знает, Саня, - задумчиво ответила Валентина, - посмотрим.

И двое усталых врачей погрузились в тишину, сидя на лавочке и слушая неуловимый шелест падающих листьев. Ненадолго. Буквально через минуту Валентина Петровна докурила, тяжело встала и тихонько пошла заканчивать свой очередной трудовой день. А Сан Санычу еще предстояли двенадцать часов вахты на посту стража мира живых.

В очередной раз ойкнув от простреливающей, обжигающей боли в спине, Сан Саныч принялся ерзать на лавочке в поисках удобного положения. Наконец найдя искомую асану, Сан Саныч облегченно выдохнул и потянул в рот вторую сигарету. «Елы-палы, как же я устал! – отметил он про себя, неторопливо двигая гудящими ногами, - с меня на сегодня хватит!».

Но усталый, нарезавшийся и нашившийся за день хирург скорой помощи прекрасно знал: хватит или не хватит – решать не ему. И если прямо сейчас поступит очередной бедолага, то ли с «острым животом», то ли с разорванной задницей…. Да хоть Дракула с осиновым колом в груди или еще одна «ампуташка», синяя в дым! Кто угодно! Он, нарезавшийся и нашившийся по самые гланды хирург скорой помощи, уже немолодой Сан Саныч с гудящими ногами и жгучей болью в спине встанет к операционному столу. Встанет, чтобы в очередной, уже без счета, какой раз спасать чью-то жизнь. Ведь он – врач. А врачам так положено. И уже сам не знаешь, кто эту дурость вложил им в голову. То ли Гиппократ, полуголый грек-полудурок, то ли Творец, из г@#на и веток наскоро слепивший эту хилую конструкцию? Не важно! Кто-то же должен нести вахту на посту стража мира живых. И кто, если не он?

Оставшись в одиночестве, сидя на облупившейся, старой лавочке под тусклым светом больничного фонаря и вслушиваясь в неуловимый шелест падающих листьев, Сан Саныч зажмурился. Тихонько шипела подкуренная сигарета в руке, где-то мяукала кошка, у кого-то визжала «сигналка»…. Где-то там был несовершенный мир. А он, усталый врач, был тут, наедине с собой.

Всякий раз, в начале и в конце дня, как только выдавалась возможность остаться одному, Сан Саныч устраивался поудобнее и крепко зажмуривался. Гоня дурные мысли прочь из головы, он тихонько сидел с подкуренной сигаретой в руке. И начиналось маленькое чудо.

Что-то теплое и мягкое, как мурлыкающая кошка тихо зарождалось у него внутри. Зарождалось, росло, пульсировало мягкими волнами и звучало дивными обертонами. Мягкие и теплые, мурлыкающие дивным голосом волны исходили из него и неспешно расходились в разные стороны, наполняя окружающее пространство небесной благодатью. А сверху, откуда-то с небес, на него спускался мягкий, теплый свет, как амфору наполняя его небесной гармонией и благостью.

И он начинал читать «Отче наш». От кого это пошло – он не знал. То ли от отца, чудаковатого священника с маленьким приходом на отшибе, то ли от матери, которую вся его большая, дружная семейка иначе, как матушка и не называла? Не важно. Сан Саныч зажмуривался, растворялся в небесной гармонии и читал «Отче наш». Про себя, без единого звука.

И всегда, всегда в конце молитвы добавлял одно маленькое желание. «Господи! Пусть мой сегодняшний день обойдется без трупов!». Пусть все останутся в живых. Хотя бы окружающие. Ей, этой проклятой старухе с проржавевшей косой, и остального мира хватит. Много их, человеков, резвись, сколько хочешь! И так накосила сверх меры! Оставь хоть один островок жизни. И его, уставшего, потрепанного жизнью врача скорой помощи посреди этого островка.

«Отче наш, иже еси на небесех…».

Продолжение следует...

Глава 3. Спящая красавица.

Где-то далеко, там, куда не ходят поезда и не летают самолеты, куда не проложены дороги и не протоптаны тропы, царила скукота. Нет. Скукотища!

Вот уже…. А что «уже»? «Уже» - оно же неразрывно связано со временем, которое, как известно, течет размеренно и не терпит чьих-то вмешательств. А как говорить о времени там, где оно течет, как ему велят? Пусть вместо «уже» будет «давно».

В «Небесной канцелярии» давно не было посетителей. Никого! И это воцарившееся безлюдье, которое попервой очень радовало небесных работников, позволяя им заняться своими делами, со временем, которое течет, как ему велят, стало напрягать. Легенько, но напрягать.

Сухой и злой мужчина неопределенного возраста, одетый в безразмерное, драное пальто, скрывавшее его сухие и бездушные мощи, отчаянно щелкал пальцами, что-то бормоча себе под нос. Его более опытный коллега, перед тем, как отправиться на заслуженный отдых, оставил ему подробную инструкцию о «чудесатворениях», озаглавленную «Записки старого черта». Да уж! Этот старый черт мог! Мог то, о чем он, Сухой, ныне даже и не помышлял. Щелчок бы отработать!

Вновь и вновь заглядывая в исписанный блокнот, Сухой присаживался на корточки, принимая позу Роденовского «Мыслителя» и звучно щелкал раскрасневшимися от многочисленных попыток пальцами. И что-то происходило. Происходило что-то, но не то, что было задумано. Сухой в ярости подскакивал вверх и приземлялся в позе «Писающего мальчика», уничижительно глядя на получившееся.

Вместо самого обычного стакана с самой обычной водой перед ним появлялся комплект нательного белья от Луи Виттона. Неплохо, по земным-то меркам, но здешнюю публику таким не возьмешь. И Сухой вновь и вновь присаживался, яростно ругаясь про себя, и вновь и вновь щелкал пальцами. Но вместо стакана воды к двадцати комплектам брендовых трусиков, бюстгальтеров и топиков, на этот раз появился пикантный костюм медсестры и блестящий вибратор сиреневого цвета.

- Муха! – Сухой крикнул какой-то миниатюрной девушке, занимавшейся сущей безделицей в сторонке.

Маленькая, безумно красивая, отменно сложенная девушка с потрясающими глазами, всем своим видом напоминавшая мультяшную феечку, стояла в сторонке и разучивала детские считалочки. Где-то раздобыв огромную книгу антологии считалочек, Феечка усердно разучивала очередной шедевр народного творчества и потом, в ролях, оживляла ее своей изящной игрой. Она задорно скакала, мурлыкая нежным голосочком незатейливые рифмы, водила из стороны в сторону миниатюрным пальчиком и задорно смеялась заразительным смехом.

- Муха!

- Аюшки! – прервав считалочку на самом интересном месте, отозвалась Феечка.

- Муха, тебе труселя нужны? – спросил у нее Сухой, кивнув в сторону приличной кучки нательного белья, валявшегося на полу.

- А какой размер?

Сухой поднял первый попавшийся пакет и стал считать:

- Раз, два, три четыре…, семь иксов Эль!

- Нет, спасибо! – вежливо ответила Феечка, - боюсь, великоваты будут.

«Ну да! – про себя подумал Сухой, доставая из пакета бежевые паруса, - тебе на простынь хватит».

- А костюмчик приличный? – снова спрашивал он у девушки.

- Нет, спасибо! – вновь отказывалась Феечка, - у меня платьице есть.

- А виб…, - начал Сухой, но тут же с досадой оборвался. – А-ааа, я меня побери! За леденец не проканает!

Став в позу «Аполлона Бельведерского», Сухой стал осматривать пространство длинного коридора, залитого нежно-молочным светом в поисках клиента на «начудесенное».

- Пушистый! – громко крикнул он в сторону высокого парня, скакавшего на беговой дорожке, как озабоченный лось в период гона.

Долговязый паренек в светло-салатовом костюме своей пышной, почти белой прической на голове очень напоминавший одуванчик, усиленно тренировался перед очередным этапом соревнований. Недавно введенная дисциплина «стипль-чез с защитой диссертации» не давала ему покоя ни ночью, ни днем. Сдуру заявившись на соревнования, теперь Одуванчик сушил мозги в поисках темы для научной работы. И философия – хорошо, и теология – неплохо, квантовая физика, альтернативная медицина, инженерия и педагогика. Господи! Да все, все по зубам! Но как же выбрать?!

- Пушистый, труселя брать будешь? – выкрикнул Сухой Одуванчику, потрясая пакетом с зеленым бельем в красный горошек, - как раз под костюм.

- Aббpeвиaтypнaя лингвиcтикa гнoceoлoгичecки дeдyктиpyeт иммaнeнтныe кoнcopциyмы… - начал Одуванчик, не прекращая бега.

- Довольно, я все понял! – перебил его Сухой, подытожив недолгую беседу мыслью: «Пушистый для нас потерян!».

И Сухой вновь устремил свой взор, пристально сканируя пространство коридора.

Бездушный взгляд пал на длинноволосого, светлого парня в светлом костюме, который весело беседовал с каким-то бородатым мужиком, обряженным в простыню. Недавно прибывший бородатый мужик, верхом на кресте вихрем ворвавшийся в помещение «Канцелярии», травил анекдоты на околонебесные темы, а его светловолосый собеседник корчился от смеха, слушая забавные шутки на запретные темы.

- Волосатый! – Сухой крикнул Светлому, - слышь, волосатый. Труселя за недорого возьмешь?

- А на кой мне они? - отсмеявшись над очередным анекдотом, ответил Светлый.

- В смысле, на кой?! – не понял Сухой, - носить будешь, чучело нестриженное!

- На кой? – вновь отвечал Светлый, о чем-то веселом перешептываясь с бородатым мужиком в простыни.

- Ну, не себе, так дружку своему возьми, - не унимался Сухой, отчаянно продвигая товар в массы.

- А мы трусов не носим! – с улыбкой ответил бородатый мужик, привлекая своим провокационным ответом внимание Феечки.

- Чего?! – возмутился Сухой.

- Чего слышал, чертяка! – продолжал бородатый мужик, - оно, знаешь, свободненько так, проветривается, не парится. Хочь, покажу? – подмигнул бородач в простыни, начав демонстративно снимать нехитрое облачение. Где-то тихонько заиграла: «You can leave your hat on».

- Да иди ты, нудист-крестоносец! – Сухой махнул на него рукой и, узрев стыдливый взгляд Феечки, уставившейся на двух «беструсовых» дурачков, бросил ей: - Не отвлекайся, муха! Тебе еще восемьсот страниц разучивать!

Феечка нехотя отвела взгляд в сторону книги от почти разыгравшейся эротической драмы.

Ситуация с продвижением нижнего белья в массы из бесперспективной стремительно превращалась в безнадежную.

Оставалась одна кандидатура: строгая женщина, с начальственным видом сидевшая за стойкой. Одетая в строгий костюм неопределенной, но строгой расцветки, со строго зализанными в гульку волосами, женщина сидела за стойкой с невозмутимостью королевы всех королев и что-то писала, ловко орудуя ручкой в строгих пальцах со строгим маникюром. Почти не отрываясь от работы, она лишь изредка поглядывала на творившееся безделье своим строгим, начальственным взглядом.

«Да-ааа! – безнадежная мысль в голове Сухого окончательно утвердила безнадежность ситуации, - на нее я репетузы точно не подберу!».

Обреченно ахнув, Сухой в последний раз щелкнул посиневшим от тренировок пальцем и целая куча брендового добра, валявшаяся на полу, бесследно растворилась, превратившись в беленький туман. Пожалуй, испарения к чертовой матери всего и вся - единственное волшебство, дававшееся Сухому без труда и помарки. С остальным, увы, были серьезные проблемы.

Широко зевнув узкогубым, угловатым ртов, Сухой неспешно отправился к стойке.

- Как-то тихо ны… - начал он, обращаясь к Начальнице.

- Т-ссс! – злобно зашипела не него Начальница, - разбудишь!

- Тебя?! – с недоумением спросил Сухой.

- Нет, - тихонько ответила Начальница и кивнула в уголок за стойкой.

А там…. Боже! Каких только чудес в мире твоем не деется?!

За стойкой, на совершенно небольшом пространстве между столом и шкафом, умостившись на выложенных наспех папках, свернувшись калачиком и укрывшись с головой черным саваном, тихо дремала Смерть. Положив в изголовье косу в качестве недремлющего стража, Смерть, как невинный младенец, наимилейшим образом посапывала, похрапывала, причмокивала и лепетала что-то непонятное во сне.

- Етить-колотить! – восторженно прошептал Сухой, - я такого еще не видел!

- Смотри молча! – тихонько сказала Начальница.

Сухой кивнул в ответ и, с трудом сохраняя спокойствие, стал смотреть на это поистине редкое явление. Спокойствие продлилось не долго.

Светлый первым заподозрил что-то неладное. Распрощавшись со своим бородатым другом, Светлый стал высматривать Сухого. Было очень интересно, с каких таких бед сухой старый черт занялся распространением нижнего белья. Увидев молчаливого Сухого возле стойки, Светлый тут же рванул к нему.

- Что дают?! – громко выкрикнул он, подойдя к начальственной обители.

- Т-ссс! – Начальница и Сухой дружно зашипели на Светлого.

- А…, - лишь одну букву вопроса успел произнести Светлый до того момента, пока не увидел «Это». – У-уууу! – вопрос тут же сменился удивлением, и вовсе не требующим никаких букв.

И теперь уже трое, пребывая в кромешной тишине, как остолопы стояли у стойки и куда-то умиленно смотрели. Точнее двое. Начальница, хоть и молчала, но продолжала заниматься писаниной.

- Я скоро сойду с ума! – необдуманно восклицая, к стойке подтянулся Одуванчик.

- Тише ты, шумный тополь! – тихонько рыкнул на него Сухой, - разбудишь – сам потом укачивать будешь! – кивнул он на мирно спящую Смерть.

- Боже, какая прелесть! – тихонько восхитилась Феечка, мягкими, кошачьими шагами подошедшая к импровизированному собранию, - какая милашка! Спящая красавица!

- Прелесть, милашка, спящая красавица… - стал бубнить Сухой, - муха, никому больше такого не говори! Слышишь?! Никому! А то на «дурку» мигом заберут!

- Хорошо, хорошо! – восхищенно прошептала в ответ Феечка, - но она все равно такая миленькая!

- Когда спит зубами к стене, - добавил Светлый.

- И пусть спит, - внес уточнение Одуванчик, - спокойнее так.

А в это время мир живых, мир, в котором время течет размеренно, не терпя ничьего вмешательства, пребывал в безмятежном блаженстве.

Те, у кого вот прямо сейчас должен был случиться страшный, смертоносный приступ, отделывались головной болью или легким головокружением. А «Валидол» и «Анальгин» наконец стали панацеями. И дремавшие за рулем вовремя успевали отвернуть от мчащегося навстречу КАМАЗа, чтобы после тихонечко припарковаться у обочины и передремать полчаса. Все строители и ремонтники, цеховики и электрики внезапно вспомнили о ТБ и стали яростными поборниками этих самых требований, уберегая себя и других от необдуманных, смертоносных действий. Маньяк, накинувший петлю на шею невинной девочки, внезапно возгорался любовью к своей жертве. И он нежно целовал ее в лобик, распутывая коварный узел, а после лез в карман и насыпал гору мелочи перепуганной девчушке. Ведь мелочь в кармане и безумная злоба в душе – это все, что у него есть. Солдаты чертыхались на заклинившие ружья и автоматы, а артиллеристы – на бракованные снаряды. Бомбы целой горой валились черт-те куда, так и не взрываясь…. Хаос! Сущий блаженный хаос!

- Как было бы здорово, если бы она проспала целую вечность! – тихонько сказала Феечка.

- Не, муха это ты не подумала, - шепотом возразил Сухой, - это ж какой бардак в мире устроится? Мало того, что индусы и китайцы через полгода в три яруса жить будут, так еще сколько планов нарушится!

- Каких планов? – поинтересовался Светлый.

- А таких! – Сухой принял позу «Гермеса Логиоса», - как прикажешь моему подопечному отправить собственную бабку на тот свет, которая уже с десяток лет никак коньки отбросить не может?! «Вот помру, вот помру…», а сама таблетками пичкается! А ведь пора бы уже, пора! Трешка в центре – это тебе не «хухры-мухры», стоящее дело! А она все никак. Он уже и яд прикупил. Недоедал, недопивал, недогуливал, все со стипендии откладывал, у друзей занимал. Дорогое нынче удовольствие – бабок травить! А она возьмет – и выживет. Ведь эта, - и он указал на мирно дремавшую Смерть, - дрыхнет, косить некому. Да он от такого горя сам «вздернуться» решит! Только у него, - усмехнулся Сухой, - тоже ничерта не выйдет! Ведь она-то спит!

И по своему обыкновению, все обитатели «Небесной канцелярии» бросились в философские споры. Жаркие, откровенные, обличающие всех и вся. Только шепотом. Пусть пока поспит. Спокойнее так.

Внезапно дремавшая Смерть резко дернула рукой. Привиделось во сне что-то. И папочка, лежавшая как раз под рукой, раскрывшись, упала на пол. А из нее в воздух задорно взмыли пылинки-блестки и веселой ватагой стали кружить вокруг Смерти, изображая то череп, то косу, а то «Поцелуй смерти». Одна из пылинок по неосторожности подлетела слишком близко и тут же была втянута могучим дыханием Смерти в то место, где обычно располагается нос.

Смерть скривилась, потерла носовое место и внезапно громко чихнула:

- А-аааапчхи!

Богатырский чих сбросил костлявое тело с импровизированного ложе, пробудив ото сна скорбь и безвозвратность, доселе мирно дремавшую в уголочке. Потирая заспанные глазницы, Смерть стала наводить резкость. И первое, что предстало ее смертоносному взору – пять пар удивленных и перепуганных глаз, пристально смотревших на нее. Непривыкшая к такому вниманию Смерть отпрянула назад.

- Чо уставились, клоуны?! – возмутилась она заспанным голосом, - спящую смерть что ли не видели?

- Представь себе! – с ухмылкой ответил Сухой, - да ты спи, спи, красавица! Еще рано!

Смерть достала из кармана песочные часы.

- Йошкин дрын! Фигасе я дреманула! – удивилась она, глядя на мирно падающие песчинки, мгновения жизни в мире живых.

Сладко потянувшись и крепко поругавшись на затекшую руку, Смерть встала, взяла косу и окончательно встряхнулась, отбрасывая дремливые грезы.

- Чайку сообразить? – услужливо предложил Светлый.

- Чайку? – с долей соблазна спросила Смерть.

- С печеньками! – продолжал соблазнять Светлый.

- Заинтриговал! Ща, пожжи, – улыбнулась Смерть и полезла в карман.

Достав из кармана большой смартфон с эмблемой надкушенного черепа, Смерть уставилась на экран.

- Дохлый енот! – округлив до невозможности глазницы, глядя на экран, воскликнула Смерть, - тыща триста двадцать восемь неотвеченных! Не, ребятушки, чай позже.

- Да побудь еще с нами! – крикнул вслед уходящей Смерти Сухой.

- Нет, мальчик мой, - обернувшись, отвечала Смерть, - мне работу работать надо. Специфическая она у меня, творческая, никто не осилит. Помчала я.

И залихватски взмахнув косой, Смерть испарилась, оставив после себя облачко черного тумана.

- Ну все, братва, держитесь! – с ужасом произнес Сухой, вслушиваясь в топот галдящей толпы, мчавшейся по длинному коридору в сторону стойки.

Продолжение следует...

Глава 4. Все хорошие мальчики…

С трудом подталкивая уставшие, гудящие ноги, Сан Саныч неспешно возвращался к себе. И надо же было такому случиться, чтобы его появление заметила та дама-скандалистка. Он еще и трех шагов в сторону лестницы не сделал, а она с матерными воплями уже рванула к нему. Пришлось включать режим активного «пофига».

- Да чтоб тебе ногу оторвало, как моему мужу! – кричала на весь коридор скандалистка, - в аду гореть таким коновалам! Здорового человека инвалидом сделал!

- Да, да, - «отдакивался» Сан Саныч, пытаясь обойти крупнокалиберное орудие ругани и проклятий.

- Как он теперь работать будет?! – вполне логичный, но крайне несвоевременный вопрос скандалистка выкрикнула прямо в лицо Сан Санычу.

Но режим активного «пофига», отшлифованный до блеска за долгие годы, работал безотказно. Сан Саныч поднырнул слева от дамы и, обойдя матерящееся препятствие, неспешно пошлепал на второй этаж, осыпаемый градом проклятий.

- Доктор! – среди бесконечного потока грязи, внезапно прорезался тихий женский голос.

Сан Саныч остановился и обернулся. Невысокого роста женщина чуть старше средних лет, одетая в серенькое пальто, стояла у лестницы и умоляющим взглядом смотрела на него.

- Доктор! Умоляю! Скажите, что там с Зотовым?!

- Зотов, Зотов? – стал вспоминать Сан Саныч.

- Его днем прооперировали, - стала пояснять женщина, - сказали, перитонит…

- А, понял! - вспомнил врач и, не обращая внимания на скандалистку, стал спускаться к женщине.

- Чтоб тебя черти в аду разодрали, тварь! – продолжала «парафинить» скандалистка.

- А вы кем ему приходитесь? – взяв под руку женщину в сером пальто, спросил Сан Саныч.

- Жена, - с неуверенностью ответила женщина, - бывшая жена. Мы с ним сейчас в разводе…, неофициально…

- Идемте за мной, - скомандовал женщине усталый врач и пошел в сторону массивной двери с надписью «Реанимация». А скандалистка, ни на секунду не прекращая ругательств, последовала за ними.

Двадцать шагов, двадцать с небольшим шагов от лестницы до двери в реанимацию. Неторопливо меряя двадцать шлепков резиновыми тапочками, которые Сан Саныч так и не переобул, выходя в больничный двор, усталый врач ловил себя на мысли: как он услышал это тихое «Доктор»? Как?! Как оно пробилось сквозь бесконечный поток гневных нечистот, прорезавшись светлым лучиком надежды сквозь темень мракобесия?! «Господи! – думал Сан Саныч, меряя эти жалкие двадцать шагов, - Господи! Ну почему же ты ее не слышишь?! Почему ей не даруешь свою милость?! Услышь! Услышь!».

- Бахилы есть? – перекрикивая очередную тираду, спросил Сан Саныч у женщины в пальто.

- Да, да! – ответила женщина и бросилась рыться в сумочке.

- Наденьте.

Сан Саныч подошел к двери и строго скомандовал: «Минута молчания!», чем поставил в тупик уже порядком поднадоевшую скандалистку, заставив ту замолчать ровно на минуту. Звонок в массивную дверь, щелчок замка…

- Привет, Ленчик! – Сан Саныч проскользнул в отделение, быстро затворив за собой дверь перед самым носом скандалистки, нагло пропихивающейся следом за врачом.

- Здравствуйте, Сан Саныч! – поздоровалась дежурная медсестричка, открывшая Сан Санычу дверь.

- Ленусик, а Валя есть?

- Нет, куда-то вышла.

- Лена, кто там? – послышался из глубины мужской голос.

Из большой палаты вышел невысокий, седоватый мужчина в белом халате.

- А, привет «мясникам»! – с улыбкой поприветствовал он хирурга.

- Привет, «скорая смерть»! – ответил любезностью Сан Саныч, поставив свою любимую кружку со значком биологической опасности и надписью: «Vibrio cholerae! Не прикасаться!» на стол возле двери. – Алик, как там Зотов? – спросил он у коллеги из реанимации.

- Зотов? – коллега пожал плечами, - лежит. А что?

- Там к нему жена пришла. Поп…, кх, проведать. Пять минут дашь?

- Дам, пусть заходит – спокойно ответил реаниматолог, - только пусть халат накинет.

Сан Саныч щелкнул замком и, приоткрывая дверь, выпихнул рукой наглую морду скандалистки.

- Зотова! – позвал он женщину в сером пальто.

Шустро обминув форпост сквернословия, небольшая женщина просочилась в заветное помещение.

- Накиньте на плечи халат, - попросил ее Сан Саныч, беря с вешалки у двери один из дежурных халатов.

- Да, да – взволнованным голосом ответила женщина и накинула белое одеяние.

- Алик! - Сан Саныч обратился к коллеге, - возьми под опеку!

Реаниматолог кивнул и предложил женщине следовать за ним.

- Я пошел, красавица! – усталый врач попрощался с медсестрой.

- Емкость свою не забудьте, Сан Саныч, - подмигнула медсестра, указывая на очень опасную кружку.

Дверь, замок…. Ну конечно! Конечно же! Куда она денется?!

Коридор снова залился отборными ругательствами.

- Ах, вы ж суки! Ах, вы ж твари! – верещала скандалистка, хватая за халат Сан Саныча, - вы же только посмотрите, что же это за б^@$ство такое?! Я тут целый день ошиваюсь, к мужу никак не попаду, а он какую-то лярву без вопросов пускает! Сколько она тебе на лапу сунула, хрен моржовый?! Почем теперь непродажная медицина?!

И тут Саныча «замкнуло». Он схватил за грудки скандалистку и с силой придавил ее к стене.

- Ну чего тебе, собака бешенная, надо?! ЧЕГО?! – вмиг раскрасневшись, взорвался Сан Саныч, - воешь тут и воешь, паскуда! Да ты знаешь, падла, что у этой женщины муж до утра не доживет?! А твой конь мирно лежит и тихо попердывает, глядя в потолок! Тебе же было сказано, стерва, что завтра утром его переведут в общую на второй этаж! Там и проведаешь. Так нет же, устраивает тут шоу буйнопомешанных…

- Саныч, Саныч! – невесть откуда взявшийся Михал Михалыч за плечи стал оттаскивать вспыхнувшего Сан Саныча от ошарашенной, моментом побелевшей скандалистки, - пойдем, дорогой, пойдем!

- Да, с… - все еще возмущался Сан Саныч в крепких объятьях Михал Михалыча.

- Саныч, успокойся! – Михал Михалыч тащил на лестницу взбешенного врача, - не злись, дорогой…

- Да эта дура… - психовал Саныч.

- Дура, дура, - спокойно соглашался Михал Михалыч, не отпуская Саныча, - она – дура, а ты – врач. А дурость не лечится, ты знаешь. Их нынче много с энцефалонекрозом ходит, на всех нервов не хватит.

- Да пошла она…

- Пойдет, Саня, пойдет, - успокаивающим тоном снова перебил Михалыч, затаскивая Саныча от греха подальше на второй этаж, - вот мужа ее выпишем, он себе Виагру купит и пойдет она, как миленькая, никуда не денется!

- На лапу мне, видите ли, дали… - постепенно потухая, все еще продолжал возмущаться Сан Саныч.

- Ну что ты, что ты?! – голосом дедсадовской нянечки вещал зав, - это у котика лапки, а у тебя – ручки…

- Миш, да иди ты в баню! – наконец улыбнулся Сан Саныч.

- С удовольствием! – ответил Михал Михалыч, - а давай в эту пятницу?!

- Если меня «кондратий» не хватит! – выдохнул Сан Саныч, - со всей этой кутерьмой… - и снова начал заводиться: - ты представляешь?! «В аду, - говорит, - тебе гореть!». Тоже мне, ангел апокалипсиса!

- А тут, Санечка, она права, - отвечал Михал Михалыч, открывая дверь в свой кабинет, - чтоб ты знал, все менты, врачи и учителя прямиком отправляются в ад. Да, да! Их там встречают черти и сразу окунают в самый горячий котел.

- Вот и банька будет, - сообразил Саныч, присаживаясь к длинному столу зава.

- А теперь серьезно, - Михал Михалыч прикрыл дверь и плюхнулся в свое кресло, - мало того, что эта «ворона» успела к Валерианычу наведаться, так она еще сегодня и в облздраве побывала!

- Продуктивная, сука! – сквозь зубы произнес Сан Саныч.

- Да, продуктивная, - подтвердил Михал Михалыч и продолжил: - Поэтому нам с тобой сейчас в авральном порядке надо подобрать все хвосты. Мало ли? Вот, - указал он на стопку историй болезни, - греби свои и причесывай. А я свои кудри пока причешу.

- А Валерианыч чо сказал? – поинтересовался Сан Саныч.

- Ой! – махнул рукой зав, - ты что, Валерианыча не знаешь?! Приказал не мочиться в третье блюдо и лечить всех подряд. Укрутим.

- Ладно, - Сан Саныч вздохнул и зарылся в кипу историй.

Где-то через час с небольшим у Михал Михалыча, сидевшего за столом вместе с Сан Санычем и разгребавшего «авгиевы конюшни» медицинского делопроизводства, зазвонил телефон.

После недолгого и, судя по лицу, веселого разговора, Михал Михалыч сунул телефон в карман и стал с улыбкой смотреть на Сан Саныча.

- Чо лыбишься? – оторвавшись от писанины, спросил Саныч.

- Валерианыч звонил, - не снимая улыбки с лица, стал отвечать зав, - бухо-оой! Знаешь, с кем квасит?

- Ну?

- С главным. У нас с тобой, Санечка, карт-бланш! Постараюсь процитировать: «Если план по летальным не завалите – можете там хоть всех изнасиловать!».

- Так, некого, Миш, некого! – возмутился Саныч.

- Это что значит некого?! – в дверях появилась Валентина Петровна, уперев руки в бока, - это что за поклеп?!

- Ой, мать! – отмахнулся Саныч, скривившись от боли в спине, - ты сама, кого хочешь, изнасилуешь!

- А как с вами иначе, бабоньки?! – парировала Валентина Петровна и строго обратилась к Михал Михалычу: - Миш, ну ты едешь или как?! Я уже заждалась!

- Сейчас, Валюша, пару минут, - быстро ответил зав что-то дописывая.

- А меня, вот, никто домой не отвозит, - пожаловался Сан Саныч, покручивая плечами в попытках унять боль.

- Кстати, Саня, - Валентина Петровна снова обратилась к хирургу, - можешь звездочку на халате рисовать! Зотов-то выкарабкивается!

- Да ты что?! – оживился усталый врач.

- Да! Сама в шоке! Стабилизировался, положительная динамика. В себя приходит.

- Ну хоть кто-то, - облегченно вздохнул Сан Саныч.

- А ты чего кривишься, Саня? – спросила его Валентина Петровна, глядя на неловкие, скованные движения хирурга, явно причиняющие ему боль.

- Да спина болит – спасу нет! С полудня, зараза, мучает!

- Тю ты, конь в тапках! – усмехнулась Валентина Петровна, - чо ты не сказал?! Давай я тебе сейчас диклофенак вкачу. Вкусный, немецкий!

- До задницы! – отмахнулся Саныч, - мне хоть ведро его вкати – пофигу, не возьмет.

- А хочь, я тебе «марфушу» вмажу? – подмигнула Валентина Петровна, - у меня в закромах имеется.

- Оперировать потом ты будешь? – справедливо ответил Сан Саныч, вновь скривившись от боли.

И кабинет зава хирургией в столь поздний для рабочего дня час наполнился специфическим, полным цинизма, медицинским юмором. Внезапно родилось предложение отведать свежего спирта, которое Михалыч отверг, бахнув по столу таившейся в закромах бутылкой «пятизвездочного». Начинание может и не шибко благое, но уж очень просившееся!

Но очень скоро, когда бутылка еще не была вскрыта, а бутерброды не намазаны, Сан Саныч почувствовал внутри себя что-то неладное.

Боль. Боль в спине. Она стала нарастать, захватывая грудь, руки, голову и завязываясь удавкой на шее. А потом. В один момент раскаленный шар из расплавленного свинца взорвался внутри уставшего тела хирурга. Мир вокруг сразу же начал расплываться и темнеть. Голова стремительно погрузилась под воду, а в груди бушевал пожар.


Врачебный ум мигом поставил диагноз и сделал прогноз.

- Миша, не кача-аа… - хватаясь за остатки сознания, заплетающимся языком сказал Сан Саныч и сполз на стуле. Из стремительно и безвозвратно убегающего мира донеслось пронзительное: «Саня!». Последние слова, которые он услышал.

Сан Саныч стал стремительно проваливаться в глубокое и темное никуда, безразлично теряя по дороге ощущение тела, как такового. Лишь только мысли, осиротевшие, безголовые мысли, почему-то оставались при нем. Все еще оставаясь существом мыслящим, Сан Саныч с нетерпением стал ждать туннеля со светом в конце, желая хотя бы для себя опровергнуть эти наивные утверждения самопиарщиков-парамедиков. Но туннеля, на радость, не было.

Вместо него последовал удар током, стрельнувший яркими искорками в отошедшей голове хирурга и пронзивший тело, которого, по сути, уже не было. «Миша, мать твою! - в мыслях возмутился Сан Саныч, - таки «бахнул»! Я же просил не качать!». А потом второй удар. Третий, самый сильный буквально выбил Сан Саныча из Сан Саныча. Туннель? А фиг там!

Все еще ругаясь в мыслях на непослушного друга, Сан Саныч в момент оказался в каком-то молочном киселе. Дивная, теплая, мягкая и тягучая субстанция нежно-молочного цвета поглотила уже немолодого врача и куда-то понесла. Сан Саныч совершенно не понимал, куда и зачем его несет. Не было ни верха, ни низа, ни зада, ни переда. Было «это». И он в нем. Не как Сан Саныч, а как часть, неотъемлемая часть «этого».

Поразительное ощущение! Тебя, как тебя, просто нет. Но ты есть! Ты есть что-то, что не имеет ни размера, ни веса, что незримо и неощутимо. Что-то, являющееся часть этого теплого и мягкого молочного киселя, подсвеченного дивным светом. И это ощущение дарило неземное блаженство!

Утопая в нежно-молочной неге, Сан Саныч плыл куда-то безо всяких мыслей. Только эмоции, возвышенные, чистые и теплые эмоции окутывали его бесформенное, незримое и неощутимое тело консистенции молочного киселя. А вокруг него кружили такие же сущности. Незримые и неощутимые, говорившие самые теплые слова мягкими волнами. Теми, которые обычно заливали «хрущевскую» кухоньку, когда Сан Саныч с утра читал «Отче наш».

Их нельзя было ни потрогать, ни увидеть, ни услышать. Но он, усталый, потрепанный уже прошедшей жизнью врач, их чувствовал. Отчетливей, чем что-либо абсолютно реальное в том реальном мире, откуда его выбило последним ударом. Они были!

И где-то рядышком витала матушка, окружая заботой свое ненаглядное чадо. И добрый батюшка, с хитрецой поглядывавший на Саньку-сорванца. И жена Любушка. Точно-точно, она! Это тепло любви, всегда звучавшее в унисон с его потрепанной душой, он бы узнал из миллиона, миллиарда иных. Это было потрясающе!

Время просто остановилось. Да его вовсе не было! Оно осталось там, среди тех, кто то ли минуту, то ли вечность назад кричал: «Саня!», жарил дефибриллятором и отчаянно лупил в грудь. А тут, в мире бесконечной любви и безбрежного блаженства, для времени просто не было места. Только блаженство и любовь!

Но, как оказывается, все когда-нибудь кончается.

Безо всяких предупреждений, пинков и ударов, Сан Саныч мигом оказался в длинном коридоре, залитым нежно-молочным светом. Сан Саныч присмотрелся. Ага, теперь он есть. Вот резиновые тапки, белый халат и фонендоскоп, перекинутый через шею. А впереди, шагах в десяти, не более - большая стойка и болезненно худой мужчина в не по размеру огромном пальто возле нее.

- Ну, хромай веселее, Саныч! Вечность тебя ждать, что ли?! – противным голосом крикнул худой мужик хирургу.

Робкими шагами Сан Саныч пошел на зов.

«Язвенник, похоже» - мелькнуло в голове врача. «Ацидоз?» - уловив неприятный запах, исходивший от болезненно худого, сухого мужчины, подумал Сан Саныч.

- Да хорош мне диагнозы ставить, «мясник»! – с оскалом-улыбкой произнес худой мужчина подошедшему Санычу, - у тебя теперь другие заботы.

«Из «наших» что ли? Медбрат? Новый «главный»? И где я? Почему не в палате? Похоже на сон, но не сон? Или бред? Или я уже того… Чертовщина какая-то!» - мысли стаей перепуганных пичуг вертелись в голове Сан Саныча.

- Точно-точно, чертовщина, - не глядя на Саныча, бросил мужчина, - или сон бредовый, или того, - безразлично добавил он и обратился к женщине в строгом одеянии за стойкой: - Ну что там? Готово?

- Минуточку! – не отрываясь от дел, сухо ответила женщина.

- А я где? – поинтересовался Сан Саныч, наконец найдя в себе силы что-то сказать.

- У нас, - абсолютно точным, но ничего не объясняющим ответом, пояснил худой мужчина.

- А-ааа! – протянул Сан Саныч, так и не найдя иных слов. - А вы…, ты кто? – осмелев, спросил хирург.

- Черт! – безразлично кинул худой мужчина и, пристально посмотрев на Саныча, добавил: - высшей категории.

- Вот же Михалыч, сука! – воскликнул Сан Саныч, - прав же оказался, подлец!

- Прав? – не очень понимая суть правды, спросил худой мужчина.

- Ну да! – энергично закивал Сан Саныч. – Говорил он мне, Нострадамус хренов, что все менты, врачи и учителя прямиком попадают в ад. Их встречают черти и…

- Дурак твой Михалыч! – усмехнувшись, перебил Саныча мужчина, - и ты дурак, хоть и с высшим образованием! У нас тут аврал приключился и твой…, - худой мужчина замялся в поисках определения, - хм…, это…. А! Персональный менеджер! Так вот, он сейчас на разрыве, поэтому встречаю тебя я. Понял, что ли, дурик?

Забирая из рук женщины за стойкой какие-то бумаги в белой папке, худой мужчина, оказавшийся чертом, продолжал пояснять свое появление в жизни уже безжизненного Саныча:

- Вообще ты – не мой клиент. У меня другой профиль. Но я-то, - худой мужчина гордо выпрямился, - профи высшей категории, а потому своих «чумородков» быстро раскидал. А вот твой двоечник, похоже, завяз по самые уши. Надо помочь пареньку. Вот тут, - худой мужчина протянул Санычу какую-то бумажку, - черкни мне корявку и пойдем. Тебя уже ждут.

- Куда? – спросил Сан Саныч, покорно ставя подпись в указанном месте.

- Мыться! – ответил мужчина, укладывая подписанную бумагу в белую папку, - ты, вон, весь перепачканный, отмыть тебя надо. Наши парни тебя сейчас поскоблят, помоют, натрут и надушат. И будешь ты, Саныч, - худой мужчина по-дружески приобнял Саныча за плечи, - сиять, как новый медяк на солнце! Давай, потопали!

- А дальше? – безо всякого страха спросил Сан Саныч.

- Дальше? – худой мужчина отпустил Саныча и пошел вперед, - дальше будет дальше. Идем!

И вновь самым подходящим «А-ааа!» ответил Сан Саныч и смело пошлепал за худым язвенником с ацидозом, который по меткому предсказанию Михалыча все-таки оказался чертом.

***

Сидя за отдаленным столиком в маленькой кофейне, Георгий жадно поглощал распечатанный текст с белой бумаги, изредка запивая его отвратительным по запаху напитком, который местные официанты окрестили не иначе, как кофе.

Когда с чтивом и напитком было покончено, Георгий аккуратно отложил в сторону черные буквы на белой бумаге и задумчиво посмотрел на Рудольфа Рудольфовича.

- К брату на могилу ездил? – спросил он у мирно сидевшего седовласого автора.

- Не, не добрался, - буднично ответил Рудольф Рудольфович, - только на «поминальных» был. Сеструха сказала: «Даже не суйся! После дождей так развезло – трактором не доберешься! Чего грязь месить, весной приедешь». Вот и не поехал, - грустно выдохнул он, - сели дома, тихонько помянули…. Пятый год уже.

- Да, летит время… - с грустью констатировал быстротечность времени Георгий и полез в свою потрепанную, потертую сумку-портфель, которую он до сих пор не выкинул.

Немного порывшись в кладовой чудес, Георгий шпионским движением извлек оттуда бутылку «Старого Кахети» и два пластиковых стаканчика.

- Ты чо, Жорик?! – шепотом сказал Рудольф Рудольфович, - нас же выгонят сейчас!

- А-ааа, не выгонят! – подмигнул Георгий, тайком распечатывая благородного цвета напиток, - я же обещал.

Едва слышное «буль-буль-буль» наполнило пространство вокруг столика хорошо знакомым запахом, который пессимисты кличут «клопами», а оптимисты с благородством называют «коньяком».

Ловко прикрыв ладонью стаканчик, искоса поглядывая на ничего не подозревающую официантку, Георгий протянул емкость с благородным содержимым Рудольфу Рудольфовичу.

- Ну, давай, Рудик! За них. За тех, кто за нас.

- За тех, кто за нас! – повторил Рудольф Рудольфович и, немного помолчав, с безмолвной скорбью опустошил стаканчик.

Продолжение следует...

Глава 5. Высокое доверие.

Уставшее солнце потихоньку скрывалось за тучами, готовясь отойти ко сну. Набежавший ветерок стал аккуратно раскачивать ботинок, шнурком зацепившийся на ветке.

- Э, э, сквозняк! Не шали! – возмутился раскачивающийся ботинок, - не время еще.

Ветерок притих, позволив ботинку осмотреться в тускнеющем закатном свете.

- Так, кто там на очереди? – деловито спросил ботинок, вглядываясь в закатные сумерки. - Пернатая! – крикнул он сидевшей рядом вороне, - что там дальше по списку?

- Кар-ррр, - ответила ворона, выдав планы до конца дня.

- Ясно. Ждем.

И вдохнув побольше вечерней прохлады, висящий ботинок приготовился ждать нового события.

Да, много их, событий, за день произошло. Много дел сделано.

Да чего там за день?! Со вчерашнего вечера еще! Как только подвесили.

Сперва были нелегкие переговоры с голубями. С их главным, нахохленной пернатой крысой по кличке «Крысавчик». Был поставлен четкий план: жрать старушкино зерно с семи утра. Но голуби – птицы ленивые, хоть и прожорливые. И улетать с местного хлебокомбината, где круглосуточно просыпаются тонны свежей пшеницы, им, видит ли, «влом». А еще от гречки изжога и от пшена понос. Короче, «заморочек» - выше крыши!

Пришлось подсуетить комиссию из санэпидема, которая вставила директору хлебокомбината по самое «не могу». И уже с шести утра армия сторожей объявила войну всем пернатым расхитителям. Едва не получив дробью в гузно, сизокрылые лентяи таки слетелись к бабкиному добру.

Мурзик, мать бы его за ногу! Этот рыжий, облезший дебил, перепутавший октябрь с мартом, всю ночь проорал в поисках дамы сердца, так и не угомонившись к утру. А надо спатаньки! На пеньке по плану, а не в подвале. А ему, видите ли, «Мя-ааау!», размножаться хочется! Куст валерианки решил все проблемы. Вконец захмелевший Мурзик с трудом дошкандыбал до пенька на заплетающихся лапах и, тихо мявкнув, вырубился ко всеобщей радости.

А бульдог?! Эта ленивая, заплывшая скотина, которая и трех шагов без одышки пройти не может! Рэмбо, как же, не смешите мои набойки! Ага, жди, побежит он за котом! Разве, пару раз гавкнуть может! Что ж, пришлось прибегнуть к негуманному, но действенному методу «наступинаяйца». Отлив поутру, Рэмбо грохнулся на землю неподалеку от импровизированного сортира, пораскинув своим отвисшим хозяйством. А подслеповатый, заспанный хозяин так и не разглядел, куда метит тапком.

Ощутив неожиданное давление, Рэмбо взревел и рванул со старта, как Формула-1, разорвав к чертовой матери и поводок, и карабин. Ведь и то, и другое было куплено его подслеповатым хозяином для йоркширских терьеров. Цвет ему, видите ли, понравился.

Вот ведь как бывает? Один шаг, один маленький шаг для человека и гигантский скачок для истории, решивший судьбу, по меньшей мере, двоих человек. Один не сел, другой не «нагладил ласты». Красота!

Хвала небесам, со старушкой особых проблем не было. Гавриловна – женщина добрая, порядочная, хоть и забывчивая. Пришлось с самого утра уронить ей кулек гречки с верхней полки прямо на голову, напомнив о намерении убраться в шкафах.

Итак, голуби собраны, кот вырублен, старушка готова, тапок занесен…. Мотор! Начали!

Рэмбо с диким ревом «га-ааАААВ!» летит прямо в сторону пенька с Мурзиком «в отрубях». Мурзик, давно не видевший настоящих собак, в момент решает, что старая, клыкастая вешалка заразилась бешенством. И от греха подальше решает рвануть куда подальше. Но хмельной глаз предательски двоит изображение. Перед котом две стаи птиц. Что делать? Пользуясь правилом лабиринта, Мурзик принимает правее и на всем ходу влетает прямо в птичью стаю, разбрасывая сизокрылых лентяев, как кегли в кегельбане. Раскиданные пернатые, по примеру перелетных сородичей, решают рвануть ближе к югам, в сторону соседнего подъезда, из которого уже вышел «заряженный» господин в черном пиджаке.

Ну а остальное – дело техники. Выбрать подходящего серуна из стаи не составило проблем.

Но это утром. А ведь до утра была ночь. И ночью тоже были дела.

Сперва бомж Дмитрич. Отведав настойки боярышника, Дмитрич прилег во дворике в уголочке, так и не найдя, чем укрыться. Пришлось порывом ветра «подогнать» кусок старого брезента, валявшегося неподалеку. Жалко ведь! Ночи нынче холодные, замерзнуть может. А он ведь когда-то здорово играл на баяне. Играл, пока не спился.

Потом «Тихоня», вор-домушник. Ботинок уже был осведомлен о треснувшей шиферине на крыше дома, который облюбовал «Тихоня». Опять порыв ветра, легкая коррекция маршрута – и вуаля! С диким грохотом и отборным матом «Тихоня» рухнул на чердак, переполошив чуть не полдома. Имущество жильцов было спасено.

Затем поработав ретранслятором людских молитв к небесному уху, ботинок принялся за операцию под кодовым названием «Кака небесная». Удачно отбомбившись, ботинок быстро зацепил ногу за ногу невысокого гражданина лет пятидесяти. Едва не грохнувшись, гражданин, сам не осознавая того, ослабил узел шнурка, который окончательно распустился прямо перед пешеходным переходом. Внезапно образовавшаяся необычная легкость в ноге обратила на себя внимание. Дело сделано.

А потом бабушка Марья Петровна, которая так увлеклась рассказом, что совсем забыла про внучку Оленьку, оставив ту посреди многолюдной улицы. Оленька, уловив отстыковку от бабушкиной руки, тут же рванула в сторону дороги. Надо было действовать. Спасибо вороне, верной помощнице! Она, конечно, кривилась и выкаркивала свое «фе» для приличия, но дело сделала на славу, громко каркнув прямо в ухо Марье Петровне, вернув старушку в реальность. Ясное дело, с ее-то квалификацией – и заниматься таким пустяковым делом?! Но никого, как назло, не было, а дело не терпело отлагательств.

Очень запомнился очкарик в серой толстовке, подстреленных штанах и ядовитых кроссовках. Ух, как его! Шел себе, шел в наушниках на «отморозе», никого не замечал, а тут ОНА. Девушка в красной курточке. Он на нее так засмотрелся, что со всего маха влетел в фонарный столб. Бум! Дзинь! Ай! Э-эээх!

Как она хохотала, глядя на него – это надо было видеть! Согнулась, бедненькая, чуть не упала. Минут пять без остановки! Она его запомнит, обязательно запомнит. Такие запоминаются! А сейчас, вволю отсмеявшись, пойдет по своим делам. Пойдет! Чтобы через месяц с двухдневным хвостиком нос к носу столкнуться с ним в метро. Они подружатся, обязательно подружатся. Ведь оба-то – очкарики. И плевать, что на людях она контактные линзы носит. Она – очкарик, и все тут! И они оба млеют от японской поэзии. А еще они – чудики, самые настоящие чудики. А чудики – они такие: уж если когда сошлись – все, водой не разольешь!

Они просто созданы друг для друга! Но до сегодняшнего дня, ни он, ни она об этом даже не догадывались. И не встретились бы они, если бы не ветер-проказник, метнувший очкарику прямо в лицо полиэтиленовый пакет. Прошел бы он мимо, слушая какую-то муть, льющуюся ему прямо в уши, и даже не заметил бы ее. Вот, правду люди говорят: «Это - судьба!». Судьба, судьба! Кто же россказням старого ботинка поверит?!

А потом электрик на столбе, мальчуган с мячом, кошка с котятами…. Ох, столько дел, столько дел!

Образовавшийся передых между закатом и очередной работенкой ботинок решил посвятить воспоминаниям. Легко покачиваясь на ветру, он стал копаться в своей ботиночной, потертой, перепачканной и поношенной памяти.

Магазин, стеклянная витрина, пластиковая подставка. Он бы мог стать ботинком президента. Да, да! Не хватило самой малости, самого чуть-чуть! Поднажать бы, да кто знал? А так бы…. А может оно и к лучшему? Кто-то же должен грязь месить? Кому-то же надо хозяйские ноги от холода и всякой гадости спасать?

Дороги, лужи, месиво из черт-те чего. Гвоздь, торчащий из доски. Чуть не пропорол, зараза! А ведро с бетонным раствором, в которое нырнул этот дурик, чебурахнувшись со стремянки. Еле отмылся! Думал все, кранты, выкинут. Но нет, спасли. Год за годом, весной и осенью, готовый к любым невзгодам и любым испытаниям! «Готов? Всегда готов!». Тяжела она, ботиночная жизнь.

И сейчас вот. Свалил бы себе преспокойно на пенсию по выслуге, так нет! Надо же было попроситься! И куда еще?! В «наружку»! Спецназовец хренов! Но высокое доверия надо было оправдывать. Зря его что ли так высоко подвесили?! Зря что ли Сам разнарядку подписал?! Надо отрабатывать по полной! А то в следующий раз просто выкинут в мусорник и лежи после, вспоминай, как президентским тапком чуть не стал.

Из клуба напротив выскочила разгневанная девушка, в сердцах пнув дверь ногой. А за ней паренек.

-Так, - деловито шепнул вороне ботинок, - начинается! Сколько по будильнику?

- Кар, - шепнула ворона.

- Ты гляди! Точные, как хронометр! 23:52. А где объект?

Ворона клювом указала к подножью дерева, за которым прятался какой-то тип коварной наружности, внимательно следя за девушкой. От этого гада ничего хорошего ждать не стоит. Полное досье на этого «субчика» уже было доставлено вороной еще днем. Надо действовать!

Девушка и вышедший следом парень стали о чем-то эмоционально говорить, размахивая руками и разбрасываясь словами. А потом заморосил дождь, припускаясь с каждой минутой все больше и больше. Ботинок стал намокать и тяжелеть, прогибая ветку своей тяжестью.

- Ветер готов? – смело выкрикнул ботинок.

- Фффщщщ, - свистнул ветер, доложив о готовности.

- Небеса?

- Кап-кап-кап, - припускающимся дождем ответили небеса.

- Ждем, ребята, ждем! – скомандовал ботинок и, глядя на прогнувшуюся ветку, попросил: - Потерпи, милая, еще чуть-чуть!

00:00. Разговор на повышенных тонах закончен. Парень, выкрикнув последнее: «Ты хоть с днюхой его поздравь, Юлька!», вернулся в клуб. А девушка заплакала. Вот так стояла под припускающимся дождем и плакала. А потом достала из сумочки телефон и что-то стала писать.

Что? Да не важно! Коварный тип, прятавшийся за деревом, уже двинулся в сторону бедняжки.

- Сквозняк! Давай! – громко крикнул намокший и потяжелевший ботинок.

Внезапный порыв ветра качнул ботинок, отклонив его ровно на 38 градусов, что позволило намокшему, синтетическому шнурку без труда скользнуть по прогнувшейся ветке, наконец освободив ботинок от опеки дерева.

- Йу-ху! – как резвящийся мальчуган, кричал ботинок в полете, кувыркаясь во все стороны.

Кувырок, еще кувырок. Не промахнуться бы! Ботинок метил железной набойкой на каблуке прямо в голову негодяю, явно замышлявшему что-то недоброе. И у него получилось! Бум!

- Йоб! – вскрикнул негодник и рухнул на землю.

- Йез! – победоносно выкрикнул ботинок, сделав шнурком всем известный жест. Во всяком случае, попытался.

Дело сделано. Конец смены.

- Пернатая! Спасибо тебе! – крикнул лежащий посреди улицы ботинок куда-то в небеса.

- Кар-ррр, - донесло с рыдающих небес.

- Свидимся еще!

- Ка…, - порыв ветра унес куда-то вдаль последние слова его верной помощницы.

Да, помогла, спасибо ей! Если бы не она – Бог его знает, как бы все сложилось. Налажал бы уж точно! А так…. Умные они все-таки птицы: вороны. Умные, но хитрые.

© Руслан Ковальчук

Rulik74

Конечно не откажет. Только пишите мне в личку, чтобы не пропустила никого.

Это сообщение отредактировал myshkins - 4.12.2019 - 18:26

Ай, хорошо. Ай, замечательно!
Автор - я навеки Ваш читатель.
Мышке спасибище за рассылку.

Ух, е, а, ы, в общем, спасибо за эмоции. :) Как обычно.

Мышкинс трудяга, и тоже молодец. Спасибо.

Это сообщение отредактировал Яхонтовый - 4.12.2019 - 18:49

На одном дыхании!Браво!

Мышка,спасибо!

Спасибо!
С нетерпением жду новых рассылок!

Очень доброе, трогательное, берущее за душу произведение.
Огромное спасибо за возрождение веры в чудеса.

Кто минусит ?Зачем?

"Почитатели" таланта автора
Не все же могут осилить многобукв.

Это сообщение отредактировал myshkins - 4.12.2019 - 19:52

myshkins Огромное спасибо!!!
Сначала плюсик поставить, а потом читать!

myshkins
Сухой им припомнит!

Замечательно! Ждём следующих рассказов с нетерпением!

Ну вот и продолжение,вот и замечательно!))
Цепляет.Ждём ещё.
myshkins
Спасибо)

Это голуби. У них с пшена классных рассказов печаль кишечная
Все прочитано. СанСаныча жалко, тюкнуло инфарктом.
А интересно, откуда пошло вот это вот "работа у хирургов не пыльная и легкая, режь себе и зашивай"? Эти люди в курсе вообще как оно?

pegaya

Не. Судя по симптомам это разрыв аневризмы аорты.

Я думаю, что в курсе. Только эти люди шутить любят.

Это сообщение отредактировал myshkins - 4.12.2019 - 22:19

Может, конечно, и похоже на аневризму аорты, но от инфаркта симптоматики больше. Аневризма дольше бы проявлялась за счет оттока крови из общего русла в саму аневризму и частичной недостаточности органов, питающихся от этого участка аорты.
Да, чего-то заностальгировала по работе. Не-не-не, нафиг, я в домике.
Лучше читать рассказы.

myshkins
pegaya
Вах!Девочки,я вижу вы в теме.

pegaya

Ничоси объяснила.

Я просто люблю медсериалы. Я дилетант.

Это сообщение отредактировал myshkins - 4.12.2019 - 22:36

Ню-ню.

Спасибо. Прочёл в миг. Хороший слог и читается легко. myshkins Спасибо за рассылку.