- Сам заткнись, он уже остается один, то, что ты задумал, это нарушение закона!
- Где? Ткни пальцем, где нарушение, ибо стар и слеп я, аки котёнок новорождённый – противный смех заглушил возмущённые возгласы собеседника, - в законе сказано – спасение только через боль, страдания или смерть, где я не прав? Боль была? Была и будет. Страдания? Да полное лукошко! Смерть? Навалом!
- Это не справедливо, так не должно быть!
- Вот заладил, справедливо – несправедливо. Ты мне говоришь о справедливости? Извини, напарник, но в моём ведомстве на это понятие, как правило, плевать хотели, вдобавок с высокой колокольни. И вообще, чего паришься, ну получишь новое назначение, делов - то, три минуты и ты, не забывай, имеешь положенный отпуск. Первая минута – взрыв в девяти метрах, вторая минута - взрыв в шести метрах, ещё минута – последний взрыв трёх метрах, три осколка в голове и свобода, райские кущи, арфы, и, что там у вас ещё бывает, я так понимаю, с девочками табу? - хихиканье переросло в хохот.
- Как у тебя всё просто – ты же знаешь, что его мать получит похоронки, сразу на двух сыновей, оставь ей хотя бы одного!
- Ты меня достал, в законе сказано – СТРАДАНИЯ. А какие страдания, если один останется? Так, мелкие всхлипы, а я хочу, чтобы текли кровавые слёзы! И что такое две похоронки, Бог Троицу любит, забыл? Будет три!
- И поэтому три минуты, три взрыва, три метра, три осколка, три похоронки… Пять раз по три, ты что – пентаграмму рисуешь?
- Конечно, я даже в растерянности, тайна моего сценария раскрыта неадекватно нервным белым критиком, но согласись – разве задумка не блестящая? И всё строго по закону, тут тебе и Троица, тут тебе и пентаграмма, просто единство светлого и тёмного, круговорот добра и зла в природе, - хохот перерос уже в истерические всхлипы.
- Тебе мало крови?
- Глупый вопрос. Мне ВСЕГДА мало крови. Я мечтаю о повышении, надеюсь, там, где нужно, по достоинству оценят всю истинную глубину и красоту моего сценария. А ты разве не мечтаешь?
- Нет, я хочу только справедливости. В моём мире чины не главное.
- Ой ли, сказочник, небось, уже растопырил перья для позолоты, чины не главное, так я и поверил, расскажи это другим. Ладно, не мечи молнии, глаза от света болят, итак, принимаешь?
- Да, принимаю, только не празднуй победу заранее.
- По рукам, хвостам и крыльям, подписываем, умница ты моя, осталось заверить.
- Секретарь! Печать!
- Но не забывай закон – боль, страдания или смерть, - черт ехидно щёлкнул хвостом и закурил.
- И ты помни: если на договоре печать, то ничего изменить нельзя, - ангел вспорхнул над собеседником и, хлопнув крыльями, добавил, - давно, очень давно, будучи человеком, я прошёл войну, всю войну, - и улыбнулся.
………………………………………………………….
- Взвоооооооооооооод, пааааааааааааадъём!
Раздалось скрипение топчанов и невнятные матюки.
Пожилой старшина вздрогнул, открыл глаза и толкнул спящего рядом товарища:
- Иосиф, подъём.
Красноармеец с красной нашивкой на гимнастёрке потянулся и пробурчал:
- Сергеич, ты как с войны вернёшься, всех своих внуков покалечишь, когда будить будешь. Полегче нельзя было?
- Знаю я твоё полегче, - пробурчал старшина, - давай, давай, поднимайся, а то, сам знаешь, прилетит сейчас наша птичка певчая, вместе будем в штрафбате пузами землю тереть.
Иосиф натянул сапоги и пружинисто вскочил:
- Прислал же Боженька счастье на нашу голову. Вот ты мне скажи, таких, как он, бабы рожают специально по заданию партии и правительства?
- Типун тебе на язык, ты что несёшь, - Сергеич оглянулся вокруг и ткнул в бок не в меру разговорившегося товарища, - не дай Бог, донесёт кто, и амба. Пришьёт провокационные разговоры, потом сам и расстреляет перед строем.
- А мне бояться нечего, - улыбнулся солдат, - сегодня мой последний бой, убьют меня старшина, я сон видел.
- Сон он видел. А ну, выходи строиться! - и прошептал, - потом поговорим.
Из просторного каменного сарая, на ходу застёгиваясь и поправляя оружие, красноармейцы выходили к колодцу и, дружески подталкивая друг друга, выстроились в две шеренги.
- Взвод, равняйсь, смирно. Равнение на право, - старшина приложил руку к пилотке и, повернувшись, строевым шагом направился было в сторону молоденького лейтенанта.
- Вольно, - лейтенант остановился перед строем и, повернувшись к нему, продолжил, - товарищи бойцы, сегодня готовится наступление полка, задача нашего взвода – захватить и, в случае контратак противника, удержать высоту 211, за которой, по данным разведки, укрылась миномётная батарея. Время готовности – два часа, старшина!
- Я!
- Отведите взвод на исходные позиции, завтрак доставят прямо туда, на всё про всё – максимум час. Выполняйте.
- Есть! Напра во, шагом марш!
Лейтенант задумчиво посмотрел вслед удаляющейся колонне и, поправив пилотку, двинулся в сторону штаба…
… В окопе раздавался нестройный гул голосов и поскребывание ложек по котелкам.
- Так что ты там про сон говорил? – старшина закурил и протянул кисет другу.
- Странный какой-то, но помню его очень чётко, - Иосиф высыпал немного табака на кусок газеты и стал сворачивать «козью ножку», - будто бы надо мной спорят ангел – хранитель с чертом. И черт сказал, что меня убьют.
- Ты ж не пьяный вчера был вроде или где-то успел фляжку наполнить, а? - Сергеич подмигнул, изо всех сил стараясь улыбнуться.
- Не пил я, а фляга пустая, даже воды забыл набрать. Так вот, они спорят, а я со стороны смотрю и слушаю. И ангел говорит, что моя мать получит две похоронки, - Иосиф неловко затянулся и закашлялся, на глазах выступили слёзы.
- А ты один на фронте? – старшина протянул собеседнику флягу, - попей.
- Нет, - солдат сделал несколько глотков, - спасибо. Нас трое, младший, Николай, убежал к партизанам в сорок втором, убили в июле 44-го. Старший, Иван, воюет где-то, как и я. Так вот, во сне ангел сказал, что моя мать получит две похоронки, а черт сказал, что три. Значит, убьют меня.
- Да что ты заладил, убьют – убьют, Сергеич раздражённо отбросил самокрутку, - мне такие сны уже три года снятся, со Сталинграда. И что? Живой ведь.
- Понимаешь, Сергеич….
- Смирно!
- Вольно, - молоденький лейтенант подошел к говорившим, - ну что, готовы?
- Так точно, товарищ лейтенант, готовы!
- Скоро начнётся, - лейтенант снял пилотку и пригладил волосы.
- Волнуетесь? – старшина протянул кисет командиру, - покурите, перед боем самое то.
- Спасибо, не курю. Иосиф, - взводный повернулся к красноармейцу, - наш особист в штабе сказал, чтобы я за тобой присматривал.
- Это за что ж меня он так любит, товарищ лейтенант? – солдат повернул голову, - твою ж….
- Смирно! – лейтенант быстро надел пилотку и, приложив к ней руку, шагнул в сторону появившегося в окопе капитана с синими петлицами.
- Вольно, - криво усмехнувшись, нежданный гость остановился перед троицей, - Гавдей!
- Я, товарищ…! – красноармеец вытянулся в струнку.
- Головка от.., - презрительно прервал особист, - что ж ты, друг любезный, обмануть решил всех?
Лейтенант и старшина недоуменно переглянулись.
«Плохая примета, - подумал Сергеич, - птичка певчая перед боем заявилась, быть беде».
- Никак нет, товарищ капитан, никого не хотел обмануть, и в мыслях подобного не было, - солдат стоял навытяжку, устремив взгляд мимо капитана.
- Не было, говоришь, а расскажи-ка мне, где ты служил до этого?
- Сапёром 255 отдельного сапёрного батальона 186 стрелковой дивизии, 10 октября 1944 года под Сероцком был тяжело ранен, по излечении направлен для прохождения дальнейшей службы….
- Ваньку валяешь! – особист открыл планшетку, - я спрашиваю, до призыва в нашу доблестную Красную Армию где служил?
- В личном деле всё написано, товарищ капитан.
- Вот вот, написано. И много написано. Старшина, ты в курсе, что твой боевой товарищ, оказывается, был слугой мирового империализма.
- Никак нет! Не в курсе!
- Гавдей, может, сам расскажешь, или стыдно перед публикой, - капитан с издевкой показал на затихших вокруг и настороженно прислушивавшихся к разговору красноармейцев.
- Мне стыдиться нечего, - солдат с ненавистью посмотрел в глаза особисту, - в сентябре 1939 года принимал участие в немецко – польской войне, в составе 26 полка уланов имени гетмана Ходкевича армии Войска Польского оборонял Цеглов.
- Ты забыл добавить, что воевать пошёл добровольцем, то есть добровольно, по своему желанию защищал мировой империализм!
- Я защищал свой дом! И защищаю его сейчас!
- Молчать!
- Товарищ капитан!
- Что тебе, лейтенант, - особист раздражённо щёлкнул пальцами и повернулся ко взводному.
- Мне кажется, не стоит перед боем нагнетать обстановку и оскорблять бойца, хорошего бойца и тем более в присутствии взвода, это является нарушением закона.
- По закону я должен пресекать провокационные разговоры, а твой хороший боец позволяет себе оскорблять нашу партию и наше правительство, так что лейтенант, заткнись и молча наблюдай.
«Сдали всё-таки, - подумал Сергеич, - кто же у нас стучит-то этой гниде?».
- Извините, товарищ капитан. Но то, что вы себе позволяете – это, повторяю, прямое нарушение закона!
- Где? Ткни пальцем, где нарушение, лейтенант – противный смех особиста заглушил тихий гул среди стоявших поблизости красноармейцев, - по закону, таких как он, нужно судить и воспитывать лагерем через боль, страдания или вообще избавляться высшей мерой, чтобы другим неповадно было!
- Вам мало крови, товарищ капитан?
- Глупый вопрос. Мне ВСЕГДА мало крови. Крови предателей нашей великой Родины и товарища Сталина.
На фуражку особиста упал лучик и, ударившись о кокарду, словно разделился на четыре маленьких солнца.
- Товарищ капитан, вы бы пригнулись, снайперы не дремлют, а ваша кокарда сияет, как моя шашка в 39-м. Грех такую мишень не подстрелить, - Иосиф улыбнулся.
- Офицеры Красной армии не кланяются врагу, запомни это, солдат, а после боя мы с тобой поговорим, - особист рывком захлопнул планшет. - Лейтенант, проводите!
«Что б ты сдох, - старшина мысленно перекрестился, - прав Иосиф, такого нелюдя ни одна баба не родит добровольно, только по приказу и разнарядке».
Тихий хлопок не услышал никто.
- Да, старшина, - капитан неожиданно повернулся, - я тебя предупреждаю третий раз, запомни – четвёртого не будет, пойдёшь вместе с…..
Не договорив, особист вдруг со стоном рухнул на стоявшего рядом лейтенанта. Подбежавший старшина увидел, как из дырки в кокарде потекла тоненькая струйка крови.
«Есть Бог на свете, - подумал он, - мало тебе крови было, вот своей и добавил».
- Санитар!
Вдалеке взлетела красная ракета.
- Взвоооооооооооод, – лейтенант выхватил из кобуры пистолет,- за мной, в атаку, ура!
- Ура!
Через несколько секунд в окопе остался только капитан. Пробегавший мимо санитар мельком глянул на убитого, пригнулся, пощупал пульс и, пробурчав «да куда ж он, мертвый денется, пусть напоследок позагорает под солнышком», выскочил вслед за наступающим взводом.
………………………………………………………….
«ПЕРВАЯ МИНУТА – ВЗРЫВ В ДЕСЯТИ МЕТРАХ, ВТОРАЯ МИНУТА - ВЗРЫВ В ШЕСТИ МЕТРАХ, ЕЩЁ МИНУТА – ПОСЛЕДНИЙ ВЗРЫВ ТРЕХ МЕТРАХ, ТРИ ОСКОЛКА В ГОЛОВЕ»
Иосиф выстрелил, перекатился в сторону, и, вскочив, побежал вперёд.
В десяти метрах от него раздался взрыв.
«ПЕРВЫЙ ВЗРЫВ, ЧЕРЕЗ МИНУТУ ВТОРОЙ. ЧТО ЖЕ ДЕЛАТЬ, ЧТО? ПО ЗАКОНУ… ГОСПОДИ, НАДОУМЬ МЕНЯ, БОЛЬ, СТРАДАНИЯ, СМЕРТЬ, БОЛЬ, СТРАДАНИЯ, СМЕРТЬ, БОЛЬ… СТОП, БОЛЬ! ЕСТЬ! ДО ВТОРОГО ВЗРЫВА ПЯТНАДЦАТЬ СЕКУНД»
Сквозь грохот боя прорвался свист мины…
«ИЗВИНИ, ДРУГ, НО ЭТО ЕДИНСТВЕННЫЙ ВЫХОД», - И АНГЕЛ ЗАМАХНУЛСЯ КРЫЛОМ.
В нескольких метрах от Иосифа взметнулась земля, взрывная волна с такой силой ударила солдата в лицо, что от неожиданности он уронил автомат и схватился за голову.
«45 СЕКУНД ДО ТРЕТЬЕГО ВЗРЫВА, НУ ЖЕ».
От жуткой боли, казалось, готовы лопнуть глаза.
«30 СЕКУНД».
Иосиф зашатался, в голове гудело, из ушей пошла кровь.
«20 СЕКУНД, ЧТО ЖЕ ТЫ ТАКОЙ СТОЙКИЙ-ТО, А?».
«10 СЕКУНД».
«9».
«8».
«7, ДА ЧТО Б ТЕБЯ».
«5».
«4».
«3, ДАВАЙ».
В ушах зазвенело и солдат со стоном медленно повалился вправо.
«2».
Прогремел третий взрыв и, уже теряя сознание, Иосиф почувствовал, как в левое плечо, словно разъярённые осы, впились осколки…
………………………………………………………….
- А я категорически настаиваю, - щелчки хвоста заглушил издевательский смех.
- Ой, ой, ой, он, видите ли, настаивает, да ещё и категорически, вспомни закон и успокойся, - раздалось хлопанье крыльев.
- В законе сказано…!
- Мой психованный правдолюбец, в законе сказано – спасение только через боль, страдания или смерть, где я не прав? Боль была? Была и будет. Страдания? Да полное лукошко! Смерть – извини, но она необязательна. В законе сказано – ИЛИ. Так что повторяю – заткнись, проигрывать нужно достойно.
- Сам заткнись, ты его ударил, это вмешательство в ход событий и нарушение закона!
- Я ему причинил боль и страдания, ты забыл договор?
- Это не справедливо!
- Ты говоришь о справедливости? Извини, напарник, но в твоём ведомстве на это понятие, как правило, плевать хотели, вдобавок с высокой колокольни. Всё справедливо, за две войны и боли, и страданий….
- Стоп! Две войны, два ранения, двадцать второе марта. Ты нарисовал крест?
- Конечно, я даже в растерянности, тайна моего сценария раскрыта неадекватно нервным черным критиком, но согласись – разве задумка не блестящая? И всё строго по закону, тут тебе и Троица, нарисованная тобой, тут тебе и крест, нарисованный мною, просто единство светлого и тёмного, круговорот добра и зла в природе, - хохот перерос уже в истерические всхлипы.
- Хватит меня передразнивать! - черт злобно щёлкнул хвостом и закурил.
- Успокойся и вспомни закон – добро всегда побеждает зло, - ангел вспорхнул над собеседником и, хлопнув крыльями, добавил, - всегда.………………………………………………………….
-Ну что боец, - седой военврач в звании майора отложил карточку в сторону, - иди, собирайся, нашивку за ранение вместе с документами выдаст писарь.
- Куда направили меня, товарищ майор, - Иосиф улыбнулся, - на Берлин или на Прагу?
- Домой, солдат, домой, признан негодным, отвоевался ты, дома ждёт кто?
- Мать.
- Вот к ней и вернёшься, и своему ангелу-хранителю свечку поставь, если бы не сбило тебя взрывной волной, то осколки в голове бы твоей были, а не в плече, кстати, возьми их, - и майор всыпал в ладонь три тихо звякнувших кусочка железа.
- Спасибо вам, разрешите идти?
- Иди, солдат, удачи.
………………………………………………………….
Он вышел из госпиталя, поправил на плече вещмешок, и, подняв голову вверх, прошептал:
- Спасибо тебе.
Хулиганистый лучик прыгнул на две нашивки за ранения, перескочил на гвардейский значок и радостно засиял.
Эпилог.
Он вернулся один. Один из трёх сыновей. Орден Славы третьей степени нашёл его только в 46-м году. а последние осколки хирург достал за год до смерти - в 1981. Дед, спасибо тебе за то. что мы есть. Твои внуки.
© Андрей Авдей
yaplakal.com