5
Усилием воли
Поступали мы в славное Рязанское воздушно-десантное. Проходим медкомиссию. Форма одежды известная - трусы, да личное дело под мышкой. Народ старается груди выпячивать, животы втягивать, плечи расправлять и вообще выглядеть ожлобевшим образом: чай, не на срочную призывают, комсомольцы-добровольцы и тепе.
И вот заходит Вовик из моего взвода, простодушный сын партизанской Витебщины, к хирургу Николаю Ивановичу (доктор Вальтер кликуха). Доктор что-то строчит в своем журнале с пулеметной скоростью и на вошедшего не глядит - конвейер работает, не до сантиментов, понимаешь.
-- Ложи! - командует он и на стол перед собой пальцем тычет.
Вовик репу почесал - чего ложить-то? Пожал плечами, да и выложил перед Вальтером свой болт на стол: дескать, пожалуйста, осматривайте, мне не жалко.
Папа док очки на лоб задрал и вытаращился на предложенное к осмотру. Потом деликатненько так, линейкой деревянной, занозистой отодвинул ЭТО в сторонку и пояснил:
-- Я говорю, дело свое ложи...
Ага, кивнул Вовик - так бы сразу и говорил. Убрал свое неотчуждаемое имущество со стола в трусы и заменил его папочкой картонной. Док отлистал сколько надо, нашел свою страницу и вновь командует:
-- Ну, а теперь снимай трусы, повернись ко мне спиной и нагнись! Так! Хорошо! Ягодицы раздвинь!
-- Э-э-э... - закряхтел Вовик, старательно выполняя команду.
-- Да блядь! - вскричал испуганно Доктор Вальтер, - РУКАМИ РАЗДВИНЬ!!!
"...Стричься пора!"
Был я в ту пору курсантом - первокурсником. Стою я как-то в наряде по роте, надраиваю брючным ремнем краны в умывальнике до золотого сияния. Рота на самоподготовке, тихо так, спокойно все кругом... Май за окном, черемуха цветет - идиллия, да и только. Наяриваю я эти крантики, да посвистываю умиротворенно.
И тут! Свирепо подвывая и матерясь, влетает в умывальник русокудрый голубоглазый херувим - Валерка Доц из моего взвода! Как ошпаренный влетает. Глаза взбешенные, рот перекошен гримасой нестерпимого отвращения и брезгливости. И впечатление Валеркиной ошпаренности усиливается от того, что он стремительно сует голову под кран и принимается с остервенением ее мыть. Да яростно так моет, неистово! Отплевывается и изрыгает черные проклятия по адресу ротного.
-- Валер, ты чего? - спрашиваю я, несколько озадаченный.
-- Да блядь!!... - злобно отплевывается Доц и опять за мыло хватается, - Конь, сссука такая!!!... ЫЫЫЫЫ!!!!
-- Чего - Конь? - интересуюсь (это у ротного такое погоняло было), - Задрал за что-то?
-- Да если б! - утыкается Доц в страшненькое полотенчико вафельное, - Ты прикинь! Стою это я в сортире, ссу спокойно, никого не трогаю. Заходит Конь, пристраивается к соседнему писюару и тоже ссать начинает. А потом берет так... Болтяру свою в другую руку перекладывает... И той же самой рукой!... Которой только что ЕГО держал!... Берёт и меня за волосы хватает, урод!!! И говорит: "Доценко, тебе уже стричься пора!". Ганнндон, блядь!!
Через полчаса Валерка подстригся. Налысо. И лысую башку еще и одеколоном щедро полил. Первый курс - что вы хотите. Тогда еще у людей брезгливость сохранялась какое-то время. Хотя... Нельзя не признать, у Доца этот процесс подзатянулся все же...
Немного смазки
Есть у Расселла фантастический рассказ с таким названием. Там в нем космонавты летят черт-те сколько лет черт-те куда. И есть среди них такой недотепа, непонятно как в их команду попавший. Как оказалось, был он знаменитым клоуном, а включили его в экипаж для того, чтобы он всему экипажу стрессы сбрасывал.
А мне так это название другую историю напомнило, тоже из курсантских времен. Топаем мы как-то в учебный центр Сельцы. Апрель. Шестьдесят кэмэ, да со всей выкладкой, да по раскисшим дорогам - тот еще кайф. Идем, сапоги из грязи выдираем, спины дымятся, и конца-краю этой долбаной дороги не видно.
Объявляют короткий привал, а хрен ли с него толку - даже и присесть негде, кругом одна грязюка жидкая. Ну, народ кое-как пристраивается: гранатомет между ног зажмешь - уже можно рюкзак поправить. Или: спинами друг к другу прислонишься - и портянки перематываешь. Ну, и покурить спокойно можно.
И вот стоит у обочины Санёк-первокурсник (в нашей роте все четыре курса учились), достал из рюкзака заначенный с завтрака кусок хлеба с пайкой масла и уже над маслом палец занес, дабы его по хлебу размазать. И тут нависает над ним Федос-третьекурсник - здоровенная такая дылда, Саня на него смотрит, как таракан на подъемный кран. А вид у Федоса как у партизана после допроса в гестапо: мало того, что выдохся, так еще и жопа у него трусы съела. Натер он себе очко этими трусами до алого сияния, чапает враскоряку, да поскуливает. Завидел он Саню с куском в лапке, и впился в этот кусок безумным взглядом.
-- Что, Федь - хавать охота? - интересуется дружелюбно Саня, - Отломить хлебушка?
-- Какой... на хрен... хлебушек... - кряхтит Федос, расстегивая пуговицы "рампы" прыжкового комбеза.
И - Саня и опомниться не успел - спустил Федос трусняк, сцапал с хлеба шайбу масляную и - В ЖОПУ СЕБЕ ЗАСУНУЛ!! Натянул трусы, "рампу" пристегнул и просиял блаженно.
-- У-у-у!... - выдохнул счастливо, - Холодненькое... - и почапал дальше. И спасибо не сказал.
А Саня ему еще долго вслед глядел вытаращенными очами и н-ни хрена не мог понять. Ну ладно бы сожрал Федос то масло! А то - в жопу.... Ну просто – хуй его знает, что такое.
© Bambarbiya