0
АРХОНТ.
- Помни, Посейдон проклятый! Помни - не сломал ты меня! Забравший братьев моих, друзей, отца моего забравший - не прощу тебе, пресквернейший из богов! Слышишь, ты - смертный проклинает тебя! И ты, Борей, бог ветра! И ты, Зевс-громовержец! Вы отказали мне в помощи, когда я просил, молил о ней! Не получите от меня теперь даже скорлупы ореха и крабьего панциря! Вот - братья мои и друзья, и отец мой среди них, в земле чужого берега, умолкнувшие навек, вот щепы корабля, истерзанного тобой! Будь ты проклят!
Человек исступлённо погрозил кулаком в сторону от берега и плюнул на прибрежный песок. Море отозвалось на его угрозы лишь угрюмым рокотом и брызгами волн. Небо пролилось на него несколькими каплями скудного дождя, упав в его спутанную бороду. Борей только дёрнул его порывом ветра за поседевшую прядь. У него не оставалось ничего, кроме тупой, остервенелой ненависти к фальшивым богам, и непреодолимой жажды вернуться домой...
Но волны всегда прибивали его плот назад к острову, и каждый раз разбивали его в прах. Это была его последняя из последних попытка вернуться в мир живых, туда, где его помнят, туда, где он был счастлив. Этот последний самый сильный прилив в этом лунном месяце - его единственная надежда. Человек скрестил усталые руки на груди. Ему незачем молить богов - они отвернулись от него, и он отвернулся от них. Остались только люди, ради которых он так хотел бы вернуться: старая мать, жена и сын - теперь уже воин, ведь прошло столько лет. Сколько - он и сам уже точно не помнил. Некоторое время он выцарапывал число дней на бревне, а когда не осталось места - на камне грота, в котором прятался от непогоды, и прятал от испепеляющего солнца самую великую на острове ценность – собранную дождевую влагу. Теперь на стене осталось совсем мало места для отметок. И он вовсе не хотел, чтобы свободное место заполнилось. Когда взойдёт полная луна, надо будет трогаться в путь. Этот плот должен выдержать. Предыдущие попытки многому научили человека, он научился спорить с богами, даже когда все они против. Быть ими всеми проклятым? Да это даже почётно - встать против целого пантеона за себя и за тех, кому обещал вернуться! Он презрел страх, давно забыл, что значит бояться за себя, он мог только бояться за них, за своих любимых...
Две волны. Только две, которые могут его вернуть. Их нельзя упустить.
- Несите меня, несите мой плот, псы-волны!
Он столкнул плот с помоста, который готовил целых две недели. Вторая, последняя сильная волна, вынесла его на простор искрящегося лунными отблесками моря. Воля к жизни против воли богов...
Ветер был милостив к нему двое суток, гоня от проклятого безлюдного острова. После и он предал его, повернувшись вспять. Волны перестали быть преданными псами и, рыча, старались отбросить его плот назад, к постылым скалам, к телам погибших друзей.
- Ты не посмеешь, Посейдон! Ты слабее меня! - он закричал так, что его голос на миг перекрыл грохот зарождавшейся бури. - Я всегда был сильнее, и ты это знаешь!
Это был его бой, только его битва. Нет, он не зря стесал бронзовые мечи до самых рукоятей, строя корабль - так он гордо назвал свой плот. Два меча - свой и друга. Последним мечом пришлось пожертвовать, когда не поддалось дерево, поддержавшее ему жизнь - старая пальма, кормившая его в первые дни жизни на острове. Он был готов к бою, и даже привязал себя за ногу самодельной верёвкой к бревну плота, чтобы до конца оставаться со своим детищем, с такими трудами выстроенным. Шторм бил его тяжёлыми волнами шесть дней и ночей, истрепав плот, унеся едва ли не все скудные припасы. За все эти дни он только раз смог напиться рыбьего сока вместо воды, почти досуха высосав рыбу, которую взял с собой в плетёном садке. И после снова бой, бой против моря и против собственного отчаяния...
Солнце тоже не хотело быть милосердным. Оно жгло его тело сквозь морскую соль на коже, даже когда останки плота уже прибило к родным берегам.
- Дедушка! Там - человек! Он на плоту, и его едят крабы!
Внук рыбака страшно дрожал, перепуганный увиденным. Старый Диадокл поднялся, захрустев старческими костями.
- Что ты мелешь, Авксент? Кого может занести сюда, в такую глушь, тут даже течение идёт прочь от берега!
И всё же старец поднялся и пошёл вслед за внуком. На брёвнах, перепутанных водорослями, лежало тело. Старик отогнал прожорливых крабов, перевернул тело на спину.
- Всемилостивые боги!!! Этого не может быть!
Он вытащил серебряную дидрахму из пояса и вгляделся в неё, сличая профили морского путника и царя на монете.
- Восемь лет! Внучек, быстрее беги за людьми, быстрее! Да хранят нас боги - наш царь вернулся!
Почти невозможно было узнать в этом человеке, истерзанном штормом, морскими тварями, голодом и жаждой, многолетним одиночеством и лишениями того правителя, некогда блистательного и удачливого, пустившегося в странствия, чтобы увидеть край своих земель. Теперь это было измождённое тело странника, и если бы не царский перстень с печатью на правой руке, никто бы и не узнал его. Даже профиль на монете уже не был похож...
Воины подняли безвольное тело на носилки, покрыв алой порфирой* государя, как и положено обычаем. Губы странника шевельнулись, сотник, заметив это, дал знак солдатам опустить ложе.
- Архонт*, всё, что ты пожелаешь! - верный слуга припал на колено.
- Ты знаешь, что надо делать, когда мёртвого воина возвращают домой. - еле слышно ответил царь. - Дай свой меч.
Сотник подал владыке оружие, но ладонь не смогла сжать его рукояти - слишком мало осталось сил. Царь только положил пальцы на эфес меча. И сказал так:
- Я жил достойно. И могу сказать, что и умер так же достойно...
Он засыпал сном вернувшегося вопреки всему. Вечным сном победившего волю злых богов...
Порфира* - красный покров, означающий высшую степень чина.
Архонт* - царствующее лицо в древней Греции и Византии.
© Peccator 20.11.2006