20
Из цикла "Адамовы дети".
Последний человек на Земле смотрит в пустое окно.
Последний человек на Земле пьёт из стакана вино.
(гр. "Северный флот")
- Димон! Это будет бомба!
После того, как я вернулся со Смоленщины, Серега не разговаривал со мной целую неделю. Он дулся. За то, что я выкинул видеокамеру и за то, что приехал без фоточек.
- Уж на телефон-то мог бы снять, - посетовал он мне. – И камера тоже. Где я такую вторую найду?
В результате, он пожаловался на несправедливость в нашем общем блоге, подписчики дружно его поддержали и посоветовали лишить меня заслуженного отдыха на островах с мулатками. Дурачки какие-то, ей-Богу. Знали бы все, что я решил проводить свои отпуска исключительно в деревне под Смоленском. Там Кузя, он вкусно готовит. Там Водяной с русалками, они обещали мне незабываемый водный массаж. Там Дубинник, он покатает меня на дубовой кроне. А еще там есть самый настоящий оборотень Свидун, которому я клятвенно обещал фотографию Дженифер Лопес. А еще там есть Гаёвка, которой ни одна мулатка и в подметки не годится.
- Серый, чего надо?
- Димон, - Серега захлебывался информацией, - бомбезная история, говорю тебе.
За то, что я утопил его видеокамеру, мне пришлось его выслушать. В далекой Якутии, в непроходимых лесах и непролазных снегах завелись какие-то неприятные сущности. Бяки были похожи на сгустки тумана и нападали на охотников, заставляя тех сходить с ума. Поехавшие крышей люди возвращались к себе домой и с редкой для тех краев жестокостью убивали всех родных.
- Прикинь, да, - восхищенно сказал наш неутомимый генератор идей, - вот это будет репортаж! Тока, Димон, камеру где хочешь, там и доставай. И без видосиков не возвращайся.
Может, полгода назад, я бы Серого и послал на фиг с таким заявлением. Ладно еще Смоленщина летом, но Якутия на пороге зимы… Это крутое «пике» даже для Сереги, но сегодня…
Знаете, я ведь тогда, после битвы с Лихо, домой вернулся уже не тем, что раньше. Может, Серега разницы особой и не заметил, но я сам, сам ее чувствую. Вот два месяца дома сидел и развлекал подписчиков байками о Лешем, Водяном и Домовом. Даже не выдумывал ничего особо, всё как есть описывал. Люди читали, радовались, делились между собой. Денежка капать начала, рекламщики опять появились. Жить да жить бы, но нет… Грызёт что-то внутри, будто мышка точит кусок сыра. Как вспомню Свидуна, Кузю, желтые глаза Чомора, улыбку Лешего, огненную шевелюру Гаёвки, так вся жизнь вокруг кажется пресной, словно вата. Я ведь мир спас, если что. Да, буквально, прогулялся в лесок и спас.
В общем, кто не догадался, подсказываю: я решил ехать. Да, в Якутию. Да, поздней осенью. С заездом на Смоленщину.
***
Дядя Паша встречал меня с неизменной телегой и своей обязательной, вусмерть уморенной кобылой. Иногда мне кажется, что эта кобыла даже меня переживёт. Если ничего не случится, конечно.
Мы крепко с ним обнялись, и дядя Паша по-отечески похлопал меня по спине.
Осень на Смоленщине – это удивительно красивая пора. Это буйство красок и прозрачный, до хрустальности, воздух. И еще…
Оба-на. В прошлый мой приезд я точно помню, что поселение, от которого осталось только географическое название, было мертвым, как город Припять. А сегодня я увидел, вы не поверите, машину. Настоящий черный джип стоял возле покосившегося домика и выглядел пришельцем из будущего.
На мой немой вопрос Леший усмехнулся и ответил:
- Так ведь Лихо больше нет, земля начала выздоравливать. Вот, кто-то из райцентра дачку здесь решил присмотреть. Природа у нас красивая.
Я огляделся вокруг и увидел воробьев, что весело возились в пыли и чирикали на все лады. С ограды старой, почти развалившейся лачуги, на воробьиные игры с любопытством смотрела сорока.
- Да-да, - подтвердил дядя Паша, - птицы первые прилетели. Гаевка сказала, что вчера видела зайца с зайчихой. Возвращаются животинки, жизнь налаживается.
Вот оно как! Мы уничтожили проказу, которая разъедала это место, и первые ростки добра начали прорастать сквозь коросту зла.
- Ну, залезай, паря, - весело произнес Леший, - наши там ждут-не дождутся. Все собрались.
Я махом запрыгнул в телегу и развалился на сене. Закинул руки за голову и уставился в знакомое небо, в котором уже вовсю летали птицы.
Под спокойный шаг каштанового ахалтекинца мы двинулись по уже известной мне тропинке к домику, который успел стать мне почти родным, и по которому я так скучал эти два месяца.
- Дядь Паша, - весело спросил я, - а как оно вообще после Лихо? Как жизнь-то?
- Нормально, паря, - тут же отозвался Леший, - зверьё возвращается, Водяной передает тебе привет и приглашает на рыбалку. А рудник начал травой зарастать. Мы же потом, как ты уехал, вход в шахту завалили полностью, а Дубинник посадил там деревья, чтобы они всю заразу корнями высосали. Деревья – они же от всякой болячки излечить могут.
Мне стало спокойно и радостно. Значит, не зря мы бились с Лихо и ее вассалами. Не зря полегли листвянки. Они ведь пошли тогда с нами, хотя и были слабенькими, словно дуновение ветерка.
- А как…? – я хотел спросить Лешего про его внучку, но почему-то запнулся, едва собрался произнести ее имя. Интересно, почему?
- Гаёвка что ли? – откликнулся дядя Паша. – Так в порядке она. Скучает по тебе, все просит хоть по Интернету письмо тебе черкнуть. Пару строк, говорит, всего лишь. Да я не даю. Нечего ерундой всякой головку девичью забивать.
Мне стало обидно. Вот прям до души обидно стало. Это кто, я, что ли, «ерунда»?
- Дядя Паша, ну ты это… Ты, давай, как-нибудь, выражения-то подбирай.
Леший остановил кобылку и обернулся ко мне. На его пожилом, загоревшем до черноты, лице промелькнуло знакомое мне выражение. Словно из глубины синих глаз поднялся сам хозяин лесов русских. На мгновение мне почудилось, что на козлах сидит не знакомый мне селянин, а тот, у которого вместо рук дубовые ветки, а вместо ног – копыта.
- Ерунда, - негромко повторил Леший. – Или ты забыл, что нам всем Господь заповедал? Оставаться там, куда нас спрятали. Мы прикованы к этому месту, словно кандалами за то, что Адам постеснялся показать нас Богу. Ты городской житель – молодой и активный. Задуришь девчонке голову, а сам в город вернешься. А ей что после этого делать? Ей во внешнем мире жизни на сутки отведено.
Вот оно что! Они не могут никуда уехать отсюда. Никто из них. А я, как бы ни любил это место, остаться в этой глуши не смогу.
- Я понял тебя, Леший.
Мне очень хотелось, чтобы голос звучал твердо, но он предательски дрогнул.
- Вот и славно, - отозвался тот и цыкнул лошади.
***
Из избушки выскочил Кузя в чистой красной рубашке. Домовенок сиял, словно начищенный медный таз. Похоже, он отмылся от печной копоти, постирал рубашку и даже попытался причесать непослушные русые кудри. Из-под камня упругим зеленым мячиком вылетел Моховик и с радостным уханьем начал описывать вокруг меня круги. Дубы склонили в приветствии нижние ветки, в кустах переливчато рассмеялась одна из выживших листвянок.
Из дверей дома вышел Свидун. Похоже, мой облик так ему понравился, что он не хотел его снимать. Мы подошли друг к другу и хлопнулись ладонями. Я помню, как оборотень защищал меня от кружащих вокруг приспешников Лиха.
Я обвел взглядом полянку перед домом, но больше никого не увидел. Гаёвка не пришла. Ну что ж, так тому и быть. Как знать, может, Леший и прав в своей вековой мудрости.
В избушке домовой тут же бросился к печке, где в чугунном котелке томилась гречневая каша с грибами. На столе стоял пузатый кувшин с ягодным морсом, а смешной Грибич подметал полы.
Я, увидев старичка, тут же полез в рюкзак и достал оттуда торт «Наполеон». Сладкоежка радостно взвизгнул, потряс бородой и бросил веник. Взгромоздился на табурет и принялся шустро распаковывать коробку.
Дядя Паша получил от меня новенький смартфон с оплаченным полугодовым тарифом. Всё-таки, он не просто Леший, он – глава поселения. Поэтому, должность обязывает быть всегда на связи. Домовому я презентовал набор столовых приборов и упаковку кухонных полотенец веселенькой расцветки.
Свидуну отдал стопку фотографий знаменитых личностей от Ален Делона до генерала Лебедя. Была там и ДжейЛо вместе с Анжелиной Джоли. Пускай себе превращается на досуге в кого захочет. А то, поди, скучно целый день листиком на дереве висеть.
Чомору, который вальяжно развалился на лежанке, покрытой новым покрывалом, я торжественно вручил разукрашенный бусинами ошейник от блох.
Для Водяного был приготовлен персональный подарок – плавательная маска с ластами. Будет нырять в ней на дно и веселить там русалок, которым, к слову, я тоже привез коробку янтарных камешков. Пусть раскладывают у себя по дну, чтобы и под водой им светило Солнце.
Поначалу мне хотелось купить Гаёвке кольцо с небольшим бриллиантом, но я не смог представить рыжеволосую лебедь с кольцом на пальце. Поэтому, дядя Паша получил от меня зеленый платок из натурального китайского шелка.
А потом мы сидели все вместе за столом, ели вкуснейшую гречку по-строгановски и запивали ее морсом. Свидун веселил нас тем, что поочередно оборачивался во всех, кого видел на фото. Гвоздем программы оказалась Дженифер Лопес в своем знаменитом «голом» платье. Кузя восхищенно ахнул, Моховик подпрыгнул так, что ударился о потолок, Чомор вытаращил глаза, которые тут же зажглись двумя прожекторами. Даже Леший цокнул языком.
Я сначала зааплодировал, а потом услышал негромкий вздох от самых дверей. Там тихо стояла Гаевка и с грустью смотрела на звездную латиноамериканскую красотку.
Свидун тут же обратился в совок для мусора и ускакал за печку. Домовой юркнул в свою каморку, Моховик выпрыгнул в открытое окно, а Чомор степенно стёк с постели и направился к выходу. Грибич убежал еще раньше. После «Наполеона» ему очень захотелось спать. А спит он, окнечно же, под самым большим грибом.
Вот и получилось так, что в избушке мы остались втроем: я и дядя Паша с внучкой.
- Рассказывай, - сказал Леший, - что ты опять задумал.
После моего небольшого рассказа дядя Паша почесал затылок и задумчиво произнес:
- Похоже на уоров.
- Кого? – переспросил я.
Честно говоря, никакой особой информации я найти не смог. Во всесильном Интернете ничего подобного не водилось, кроме того, что несколько мирных якутских охотников вернулись домой и неожиданно перерезали свои семьи. А вот что, или кто, стал этому причиной – оставалось непонятным. Не было в той Якутии никогда таких злых барабашек.
- Уоры, - начал дядя Паша, - это духи умерших перволюдей…
Он был потрясающим рассказчиком. Все, что рассказывал дядя Паша, следовало записывать и издавать целыми томами. Ходячая энциклопедия, живой свидетель истории.
В общем вот, что мне удалось узнать и понять. Уоры – остаточные послесмертные явления (по-нашему, по-человеческому – призраки) умерших насильственной смертью адамитов чаще всего шаманов. Шаманы – это те же дети Адама, только они решили не в лесах жить, а среди людей. Вот как сам дядя Паша, он же может и главой поселения быть, и превращаться в заросшее листвой лесное чудище.
Все дети Адама умеют обращаться с магией. Потому что в них горит настоящая, самая первая искра Господа. Это потом, когда Каин убил Авеля, Бог наказал людей тем, что потушил в них искру. А первенцы – они многое умеют, они же никого не убивали.
После смерти первых людей от них остаются посмертные проявления. Как бы энергия Господа, что не сразу исчезает. Но обычно эти призраки со временем рассеиваются сами собой, а если и навредят кому, так не со зла, а по незнанию человеческому.
Но в Якутии что-то пошло не так. Уоры перестали рассеиваться, от этого никак не могут успокоиться и принялись вредить людям. Обычный человек, как я, или тот же Серега, не в состоянии вынести гнев Адамового потомка. Он сойдет с ума. Что и произошло с якутами.
А вот почему, как и отчего так происходит, мне и предстоит разобраться.
- Мы особо помочь тебе не сможем, - проговорил дядя Паша, - нам отсюда не выбраться. Но кое-что для тебя мы сделать в состоянии.
Из угла вылез совок для мусора, обратился в меня, и Свидун протянул мне на ладони несколько камешков.
- Оборотные камни, - пояснил Леший, - Свидун зарядил их частью своей энергии. Если почуешь погоню, брось за спину – они превратятся в твоих врагов. Ненадолго, но время убежать, или спрятаться, у тебя будет.
Гаёвка вытянулась в струнку и покрылась лебединым оперением. Слегка встряхнулась и сбросила на пол несколько заостренных на концах перьев.
Прямо как тогда, когда мы дрались с Лихо. Гаевка, помню, восхитила меня просто до невозможности.
- Если станет и вовсе худо, брось в воду.
За окном незаметно, как вор, спустилась осенняя ночь. По небу поплыли тяжелые, дождевые облака, за которыми спряталась Луна. Из-за спинки кровати вылез Кузя, в окно снова запрыгнул Моховик, Чомор зажег фары от входа.
Каждый из них принес мне что-то от себя. Кузя отдал шнурок от рубахи, Моховик отодрал от себя клок мха, Чомор выдернул несколько шерстинок. Подошедший Водяной, получив маску с ластами, расплылся в улыбке и всунул мне в руки несколько рыбьих костей, связанных водорослями.
Но самое главное – мне отдали мою видеокамеру. Сухую и чистую. Водяной не дурак, чтобы озеро своё всякой дрянью засорять. Камера и до воды долететь не успела, как он ее на лету схватил.
Ну, а хозяйственный Кузя уже почистил, отполировал и в тряпочку завернул.
Сам Леший не дал ничего.
- Я буду всегда на связи, - пообещал он вместо подарка.
***
Якутия встретила меня дождем и туманом. Сентябрьской прохладой и неповторимым северным колоритом.
До Якутска я долетел самолетом, оттуда маршрутный автобус довез меня до небольшого городка, за которым начиналось царство тайги и шаманов. Едва я вылез из автобуса, как сразу увидел упряжку оленей, которыми управлял маленький улыбчивый якут. Звали его Петром и он получил от дяди Паши все указания на мой счет. Да-да, это оказался его якутский собрат с оленями вместо кобылки. Насчет возраста Петра я ничего определенного сказать не могу, если дяде Паше можно было дать от сорока до ста, то моему северному спутнику и вовсе – от двадцати до трехсот. Если бы не жиденькая бороденка, то можно было бы принять и за подростка.
Я залез в нарты, покрытые оленьей шкурой, устроился поудобнее и приготовился к дороге. Нарты – это не телега, это плоскодонка на лыжах. Там ни бортов, ни удобного лежака, как в телеге. Только сидеть, держась за перекладины и наблюдая, как четыре величественных зверя несут эту посудину вперед. Камеру я включил сразу, едва уселся в нарты. Нет, само собой, барабашек я снимать не собирался, все равно никто не поверит, но езда на оленьей упряжке с живописным проводником тоже потянет на целый репортаж
Петр понукал оленей на своем языке, часто оборачивался ко мне и улыбался, сверкая золотым зубом. После получасовой езды, когда я почти почувствовал себя Санта Клаусом, возница остановил нарты.
- Отдохнуть надо, - пояснил он мне, - олень проголодался.
Тут же полез за пазуху парки и выудил оттуда пучок морковки.
- Петр, погоди, - попросил я.
Якут удивленно взглянул на меня, но послушал. Я быстренько установил камеру на найденную посреди степи палку и подбежал к упряжке. Кормить северных оленей? Да еще и с руки морковкой? Да ладно. Какой дурак откажется.
Вот и я дураком не был. А взял у Петра самую большую морковину и протянул ее на ладони ведущему оленю – сильному и могучему животному. Рогатый посмотрел на меня теплым взглядом карих глаз и осторожно взял бархатными, словно плюшевыми, губами протянутое лакомство. Потрясающе! Серега с подписчиками будут довольны. А всё остальное, извините, только для узкого круга посвященных.
Петр привычно улыбался хитрой улыбкой и качал головой. Видать, не привыкать северному Лешему возить на прогулку таких чайников, как я.
Еще примерно через полчаса езды мы прибыли в небольшой посёлок, за околицей которого сразу начиналась настоящая, сказочная тайга.
Из калитки дома нам навстречу вышел натуральный шаман. Одет он был в самодельный балахон, украшенный фигурками разнообразных зверей. А лицо закрывала круглая маска с одними прорезями для глаз.
- Это Фёдор, - уважительно шепнул мне Петр, - он самый сильный. Лицо посторонним показывать нельзя, а то злые люди душу украдут.
Нас провели в дом, где сухонькая, словно камышинка, пожилая якутянка накрывала на стол. Меня собирались не просто кормить с дороги, а откормить, словно на убой. Стол ломился. Было заметно, что хозяева решили удивить гостя национальной северной кухней, но в основном меня ждали обычные блюда – пельмени, колбаса, сыр и тушеное мясо в горшочках.
По якутским обычаям никаких расспросов во время еды не ведут, и кормить собирались только нас с Петром. Сам хозяин с женой чинно уселись напротив. Еще по дороге сюда Петр предупредил, что попробовать я должен все блюда, которые поставят на стол. Иначе, можно смертельно обидеть хозяйку. Это было сложно, но я справился. Даже мой почти двухметровый организм едва не лопнул от сытной северной еды. Зато мой проводник – олений возница – метал еду, словно с голодухи. Мне прям завидно стало – это ж какой обмен веществ, ведь худой, как шланг. Куда только помещается.
После того, как я сыто отвалился от стола, а Петр с сожалением положил ложку на стол, шаман подал голос.
- За тебя поручились, - глухо произнес он, - но все равно, покажи вещь, которую тебе передали мои братья.
Вот это поворот! О таком Леший меня не предупреждал. Что-то вроде тайного знака, или пароля. А что мне ему показать? Разве только оборотные камни Свидуна.
Я протянул хозяину несколько камушков, завернутых в платок. Фёдор сжал их в кулаке и приложил к уху.
- Да, - сказал он, возвращая камни, - я знаю того, кто дал их тебе. Ну, что же, слушай…
Как-то незаметно стол оказался чистым, хозяйка поставила перед нами горячий чайник и чашки. Абсолютно бесшумно, словно она ничего не весила, якутянка сноровисто заставила стол мисочками с медом, вареньем и печеньем.
- Это уор, - начал Фёдор, - неупокоенный дух…
В общем и целом, картина выглядела не лучшим образом. В тайге, между деревьев, уже второе столетие висит гроб старого шамана. По стародавним поверьям к тому гробу нельзя было приближаться триста лет, потому что душу шамана хранит его тотемный зверь. Если человек просто проходил мимо гроба, то головная боль и бессонница были ему обеспечены. Если находился кто-то совсем дурной и бесстрашный и приближался к захоронению вплотную, то там же, в лесу и оставался. Либо замерзал насмерть, либо топился в реке. Даже дорогу к тому гробу прозвали «Тропой самоубийц». А коли уж вовсе гроб разрушить, то совсем худо станет. Такого раньше, правда, никому в голову не приходило, но недавно в лесу началась вырубка деревьев.
В результате, неупокоенный шаман, который не доспал в гробу добрую сотню лет, выполз наружу, а с ним вместе вылезло несколько его бесноватых коллег, которым на том свете не сиделось спокойно. И в данный момент по тайге бродит хороший такой десяток злобных призраков в сопровождении своих собственных тотемных животных. У кого какой тотем – никто не знает. А, и еще, на закуску. К войску призраков присоединились местные абасы – это озлобленные на все человечество люди, которым до смерти хочется убраться из этой ненавистной тайги и перебраться на ПМЖ на теплые побережья Сочи. Вот они-то и поверили обещаниям уоров, что те способны разрушить невидимые барьеры и вытащить всех отсюда.
- А они могут? – задал я вопрос.
- Сам уоры - вполне, - ответил хозяин, - они же уже мертвы, их здесь ничего не держит. Им только тело-носитель нужно, чтобы вселиться в него и покинуть тайгу. Глупых абасов, конечно, никто с собой брать и не подумает.
Сам Федор твердо уверен в том, что на том свете каждый шаман впадает в постоянный транс, безумие, во время которого они становятся абсолютно невменяемыми и попросту опасными для остальных. Раньше, когда на кого-то нападала «шаманья болезнь», он уходил в тайгу и пережидал приступ там. Иногда уходили зимой, почти раздетыми, и проводили в тайге целый месяц. И возвращались абсолютно здоровыми. Это означало, что человек – настоящий шаман.
- Так, а сейчас-то что приключилось? – спросил я, прихлебывая вкуснющий чай с вареньем из морошки.
- Не знаем мы, - ответил Федор, - не было раньше таких случаев, чтобы гробы разрушали. Знаем только, что бригада, что работала на лесоповале, вся умом тронулась после того, как деревья спилили, на которых гроб висел. Несчастных охотников, что свои семьи перерезали, забрали в город до суда, а в камере они все и повесились.
- А вы сами? – спросил я опять. – Вы сами с этим справиться не можете?
И вот тут начинается самое интересное. Нет, сами они справиться не могут, потому как выбравшиеся наружу уоры сильнее их всех вместе взятых просто кратно. И на них не действуют ни заговоры, ни заклинания, ни шаманьи пляски с бубнами вокруг костра. А через неделю должна прибыть следующая бригада лесорубов. И смертельная катавасия начнется заново.
А против местных шаманьих амулетов у каждого уора припасено с десяток своих, проверенных временем. Поэтому, тут нужна тяжелая артиллерия в виде меня.
Ну, что я могу сказать? Удружили, так удружили.
***
Утро вечера, как известно, мудренее. Мне постелили возле печки пару медвежьих шкур, под которыми я просто безжалостно вспотел. Мало того, что шкуры оказались жаркими, как не знаю что, так еще и шерсть эта медвежья постоянно в нос и уши лезла. Словом, то еще удовольствие ночевать в избе шамана.
Около полуночи раздался скрип половиц, кто-то прошлепал к выходу босыми ногами, входная дверь отворилась, и меня обдало потоком живительной ночной прохлады. Довольно улыбаясь, я прикрыл глаза и с удовольствием отправился в сон, где меня встретила задорная Гаёвка.
А вот утром оказалось, что Фёдор ушел. Как был раздетый и босой ночью, так и ушел. Куда ушел? Вестимо, в тайгу, куда же тут еще уходить. Пётр потягивал чай и на все вопросы отвечал пожатием плеч. Жена шамана нервничала. Даже я увидел, как в черных, раскосых ее глазах плавает страх за мужа. Потому как оказалось, что ушел Федор не один, а со своим тотемным белым волком.
- Как это? – удивился я.
- А вот так, - ответил Петр и повел меня за улицу.
Ночью прошел небольшой дождь, и влажная земля вокруг дома оказалась вся изукрашена следами лап огромного волка. То, что зверюга, который бродил ночью вокруг избы, был размером по крайней мере с лося, понял даже я – городской житель. Размер лапы лишь немного уступал моему сорок четвертому. Я сглотнул слюну. Это что же получается? Это пока я тут сны смотрел, волчара ошивался вокруг забора? А если бы мне до ветру приспичило?
- Не бойся, - сказал Пётр, заметив мое выражение лица, - это же не настоящий волк, это тотем, он только возле шамана появляется. Тебя он не тронул бы, да ты бы его и не увидел даже. Если бы он сам того не захотел.
- А почему Зарина нервничает?
Петр замялся, почесал макушку и, наконец, ответил:
- С тотемами уходят или воевать, или умирать. Просто так, на прогулку, их не берут.
Из леса раздался протяжный волчий вой. Зверь выл на одной могильной ноте, вкладывая в голос всю свою животную тоску, что испокон веков заставляла волков прыгать на Луну и кусать себя за хвост.
Я непроизвольно вздрогнул, настолько жутким был этот вой. Петр помрачнел. Из избы выскочила Зарина. Она прижала руки к груди и застыла, словно статуэтка, вслушиваясь в волчьи рыдания.
- Пойдем, - сказал Петр.
Мы пошли по следам мягких лап. В глухой лес, где жила сама земная суть, где росли деревья, что были ровесниками самой природы. Мы шли на волчий вой, который звал нас к себе, словно прося о помощи. Вековые деревья – гиганты шумели ветвями над нашими головами, словно предупреждая об опасности. Из дупла выглянула любопытная беличья мордочка и тут же скрылась обратно.
Вой становился ближе и громче. Волк уже не просто выл, он взрыкивал, будто старался кого-то взять на испуг. Мы вышли на большую поляну посреди леса, где когда-то висел на цепях гроб старого шамана. Огромный снежно-белый волчара сидел на краю поляны, задрав к небу острую морду, и выл. А вокруг него шакалами кружила лисья стая. Они с опаской вертелись вокруг лесного санитара, стараясь подступить ближе, но зверь оказался защищен чем-то вроде невидимой завесы. Все, кто пытался схватить его за хвост, отскакивали назад, вереща от боли и зализывая обожженные лапы.
А вот посредине поляны стоял наш Федор, окруженный полупрозрачными существами. И настроены те существа были весьма и весьма агрессивно. Они привязали шамана к грубому треугольнику, сколоченному из крепких веток, и каждый из них тыкал в Федора острой палкой. У несчастного якута по всему телу лилась кровь. Видно было, что порезы и проколы неглубоки и, в принципе, не опасны. Но это, должно быть, больно и очень неприятно.
- Эй вы, - возмутился я, - обормоты, а ну отвалите от нашего колдуна, а то я вам все гляделки вырву и в уши затолкаю.
Волк замолчал и перевел на нас взгляд. Окружающие его обитатели местного зоопарка разом повернулись на мой голос. Кодла, что тыкала в Федора палками, все обернулись к нам. И вот тут мне стало как-то не по себе. От них всех веяло неживым холодом. Я вспомнил, как еще будучи школьником, пришел однажды к другу, у которого дома лежал дед после инсульта. Я случайно тогда прикоснулся к стариковской руке и тут же отдернул свою. Меня обожгло холодом. Не снежным, живым морозом, а словно открылась чья-то могила, и оттуда повалили клубы могильной стужи. Так и здесь, от них несло преисподней.
Серые фигуры в бесформенных балахонах медленно приближались ко мне, к каждому из них пристроился свой зверь из тех, что хотели покусать нашего волка.
- Ёкарный бабай, - вырвалось у меня.
- Хуже, - отозвался справа Петр, почему-то почти вровень с моим ухом.
Я посмотрел в его сторону и едва не присвистнул. Маленький, невзрачный якут с золотым зубом превратился в здоровенного лося с огромными, ветвистыми рогами. И откуда что взялось, спрашивается.
Ха! Ну, и кто тут на нас с лосем? Кому зубы жмут? У кого уши лишние?
Дураков, знамо дело, не нашлось. Серые балахоны застыли на пару мгновений и растаяли дымными облачками вместе со своим зверинцем.
Лосяра тут же переметнулся опять в якута и бросился к шаману. Шустро отвязал окровавленного колдуна от своеобразной дыбы и уложил на подушку из сосновых иголок. Ко мне неслышно подошел белый волк. Он ткнулся холодным носом мне в ладонь, заставив меня оцепенеть, и издал горловой звук, похожий на довольное урчание Чомора. Зверь благодарил нас за помощь. Пока жив шаман – жив его тотем, пока жив зверь – жив его хозяин. Это связь родственных душ, что дана была первым людям свыше. Той силой, которую нам, потомкам Каина, никогда не понять до конца.
Петр водил по телу шамана руками и что-то шептал. Ранки затягивали прямо на глазах, и вскоре Федор открыл глаза. Волк подошел к хозяину, лег слева, прижавшись всем телом, и положил на грудь человеку тяжелую ушастую голову. Глядя на эту картину, я тут же решил, что как только вернусь домой, заведу собаку. И не абы какую, а настоящую овчарку, с такими же острыми ушами.
- В общем, плохо у нас дело, - произнес Петр, когда оставил шамана с волком и подошел ко мне, - этот дуралей решил договориться с уорами, чтобы те ушли подобру-поздорову и оставили народ в покое. Всё же родственные души, все шаманы.
Дело оказалось, действительно, сложным. Мертвые колдуны ни в какую не захотели слушать своего живого собрата, а вместо этого привязали на дыбу и требовали от него, чтобы он впустил кого-нибудь в свое тело и привел в деревню, к живым людям. Потому и шкурку ему особо не портили, чтобы самим потом с дырками не ходить.
Наш Федор в последнюю минуту окружил волка щитом, чтобы никто не вздумал ухайдокать зверюгу, пока он сам будет отбиваться от серых зомбаков. Ну, а волчара, недолго думая, тут же затянул свою песню, чтобы она долетела до деревни, и ее услышали те, кто надо. То бишь, мы с Петром. Но самое интересное в другом – это оказались не уоры. Вернее, не совсем уоры. Когда непутевые лесорубы спилили гроб, а труп шамана просто раскидали по всему лесу, кто-то, или что-то, превратил каждую шаманью косточку в отдельный объект. Получается, что по лесу сейчас бродит около двухсот (или сколько там в человеке костей) неупокоенных шаманов. К тому же, каждый из них шатается вместе с хитрой и злобной лисой. Приехали, называется.
Когда там у нас очередная партия лесорубов прибывает? Через неделю, кажется? Надо бы выяснить, остались ли еще места в ближайшей психбольнице.
***
Зарина, увидев живого мужа, обрадовалась так, что смуглые щеки залил яркий румянец, а раскосые глаза максимально расширились. Волк сопровождал нас почти до самой избы, но на выходе из леса молча растворился в воздухе. Он придет, я был в этом твердо уверен. Придет, когда нам понадобится его помощь. На выручку своему хозяину, чтобы встать стеной между человеком и злом. Принять удар на себя и спасти друга.
В избушке, пока Зарина хлопотала над мужем, я набрал номер Лешего. Дядя Паша внимательно выслушал все, что я ему рассказал, и ответил так:
- Худо дело. Если кто-то смог поднять шамана, то сделать это под силу только одному человеку – самому первому…
Матушка-Ева рожала его, самого первого человека, трое долгих, мучительных суток. После беременности, которая измотала ее полностью, воды разом отошли одним зловонным потоком. А после тяжелых схваток, когда измученное женское тело скручивалось в жгуты, изнутри требовательно попросились наружу.
Я давно включил телефон на громкую связь, чтобы рассказ Лешего слышали все. Петр молча кивал каждому слову славянского собрата, Федор приподнялся на локте, вслушиваясь, а Зарина закрыла рот руками, видимо, представляя себе родовые муки первой в истории человечества женщины.
- Мы знать не знаем нашего первого брата, - продолжал Леший, - отец сразу после родов куда-то унес его, как попросила Ева. И никогда в семье о нем даже не упоминалось. Всё на уровне слухов, оговорок и обмолвок между родителями.
Я невольно поёжился. После того, как мне довелось узнать о существовании перволюдей, страшно даже представить на что способен человек, получивший одновременно максимальную дозу и Божьей Благодати и Божьего же Проклятия за родительское непослушание.
Связь прервалась, и оборванный разговор продолжил Пётр.
- Его никто так и не смог найти. Если нас Дедушка на Небесах видел и наказал, то того, самого первого, даже Он не смог найти, чтобы наказать. А то, что тот жив – понятное дело, отец никого не убивал, добрый был. А мама после родов была слишком слаба, чтобы самой от него избавиться.
Жуть, короче. И главное, совершенно непонятно, что нам со всем этим делать. Потому как даже с книжным Люцифером справиться легче. Там хотя бы ясно, с чем имеешь дело. Типа, душу продал – попал в Ад. Не продал – жди Страшного Суда.
А здесь – полная темнота. Ни как этот самый первенец выглядит, на ни что он способен, ни каковы его планы на будущее и творческие замыслы.
Зарина накрыла на стол, в окна избушки мягко постучался вечер, и я понял, что проголодался просто отчаянно. Почитай, целый день не ел. Как утром пошли мы на поляну, так почти весь день и проваландались.
Большие аппетитные куски вареной оленины плавали в прозрачном наваристом бульоне, лепешку белого хлеба мы просто поломали руками и поочередно, все четверо, макали куски настоящего домашнего хлеба в горячее мясное варево.
А потом я сыто отполз от стола и направился прямиком на медвежьи шкуры, которые от усталости показались мне роскошным лежбищем, словно постель падишаха.
Петр вышел на улицу, чтобы «поговорить с народом», как он сам выразился. Федор быстро уснул на взбитых заботливой Зариной подушках. Мне показалось, что за окном промелькнул волчий силуэт, но я решил, что это с устатку мерещится. Яркие якутские звезды в высоком ночном небе моргнули несколько раз, и окружающий мир перестал для меня существовать.
В сон, в котором причудливо смешались и события последних дней, и прошлая война с Лихо, и даже Сереге с подписчиками нашлось место, неожиданно ворвалась чья-то большая тень. Будто киношный вампир, она взмахнула то ли крыльями, то ли полами плаща и накрыла меня с головой. На секунду я потерял ориентир и задохнулся, проваливаясь в сумрак, из которого и состоял мой ночной посетитель.
***
Он умирал. Даже будучи младенцем, рожденным накануне, он понимал, что умирает. Легкие давно отказались кричать, хотя это было единственным, чему он смог научиться сразу после рождения. Маленький желудок скручивало голодными спазмами, а глаза выжигало беспощадное палящее солнце.
Его принесли сюда вечером. Просто чьи-то теплые и сильные руки положили на землю, кто-то горько вздохнул напоследок, а потом пришли голод и темнота. Младенец кричал до последнего, во всю силу развернувшихся легких, но на помощь так никто и не пришел.
В рот случайно попал собственный палец и сработал сосательный рефлекс. Ребенок принялся чмокать в бессознательной надежде получить из пальца хоть каплю молока.
После холодной ночи пришел жаркий день, но и тот уже клонился к закату, когда младенец почувствовал рядом чужое присутствие. Чье-то гладкое и гибкое тело обвилось вокруг, треугольная голова закачалась перед глазами, показался узкий раздвоенный язык, и на младенческие губы упала первая капля горького змеиного молока.
Мальчик рос быстро. Питаясь змеиным ядом, вытягиваясь и мужая, набираясь ума и ярости. Змей – отец рассказал ему про яблоко, которое лично подсунул Еве, и про то, как его предали настоящие отец с матерью.
Несколько раз мальчик пытался найти родных, чтобы отомстить за все, но змей останавливал, приговаривая шипящим голосом:
- Не время сейчас-с-с. Ты с-с-слишком с-с-слаб.
И вот это время настало! Змей умер, оставив после себя лишь высохшую кожу и свое змеиное благословление. Первый человек на Земле расправил плечи и отправился в мир.
Я проснулся утром, словно по сигналу тревоги. В один миг у меня в голове сложилась картинка. Я понял, с кем нам придется иметь дело и меня это совсем не обрадовало. Чушь это всё про врага рода человеческого, он давным-давно умер в пустыне, от него осталась только пожухшая шкурка. Зато по миру шагает обозленный, набравшийся невероятной силы и злобы терминатор – человек, способный потягаться силами с самим Богом. Его прямое порождение, тот самый первенец, которому досталось сполна всего и сразу.
- Да уж, - протянул Петр, когда я пересказал ему свое сновидение. – Как он хоть выглядит?
- Жутко, - ответил я, - просто жутко.
Мы помолчали некоторое время, переваривая полученную информацию, а потом Петр заговорил:
- Я тут ночью со своими перекинулся парой слов. В общем, дело такое – никто из нас поодиночке с уорами не справится. Нужны все шаманы и их тотемы. Животных на себя возьмет волк, но надо время, чтобы прибыла подмога.
Федор рылся в своей шаманской сумке. Доставал оттуда всяческие амулеты, внимательно рассматривал каждый, прикладывал к уху, словно слушая, что они говорят, и раскладывал их по кучкам. Изредка поднимал голову и согласно кивал.
- Шаманов осталось мало, - продолжал Петр, - но все согласились помочь. Сами уоры из леса не выйдут, их держат остатки гроба, но в чужом теле могут выйти. И тогда Змей получит армию в двести бойцов.
Нерадостная перспективка, скажем так. Двести человек, заряженные потусторонней силой, озлобленные на весь белый свет и отказывающиеся умирать.
А значит, что времени у нас не больше недели, пока не прибудут новые лесорубы, а нам самим дорога в лес заказана, пока не соберутся окрестные шаманы.
Федор, наконец, разобрался со своими амулетами и принялся облачаться в шаманью одежду. А я даже не заметил, как Зарина успела разжечь костер на участке перед домом. Это надо было срочно снять на видео. Война войной, а видосики для подписчиков – вынь да положь. И пока народ собирался на улицу, я скоренько вооружился камерой и побежал за ними.
Наш колдун оделся в кожаное платье, навесил на себя амулетов по самое не горюй и закрыл лицо деревянной маской. Огонь в костре разгорался все ярче, Фёдор взял в руки огромный бубен, обтянутый кожей, и пошел кругами вокруг костра, приговаривая на родном языке. Постепенно пляска его становилась все быстрее, удары в бубен – все громче и громче, сам он перешел на какие-то утробные звуки, словно не он говорил, а кто-то за него.
Зарина бросила в костер горсть каких-то трав, огонь полыхнул зеленым, и изо рта шамана, сквозь прорези маски, вырвался язык огня.
Колдун свалился без сил возле костра и Пётр остановил меня за локоть, когда я попытался броситься на помощь.
- Не надо, - сказал он, - это духи. Они забирают много сил, но и дают многое. Он отойдет, не в первый раз.
Федор отошел после обеда. Незаменимая Зарина успела накормить нас до отвала вареной картошкой с жареной олениной и вновь принялась хлопотать над мужем, отпаивая того травяным чаем. Мы с Петром уже измаялись в ожидании, пока очухается наш колдун. Я успел два раза обыграть якутского Лешего в «дурака», он трижды сделать меня в «двадцать одно», когда мы услышали голос шамана.
- Я видел его. Духи показали мне его суть. Это был мой последний танец с духами, они боятся и уходят за край, откуда нет возврата. Великое зло пришло в наш мир. Змей оставил после себя достойного наследника, и сейчас тот разминается перед решающей битвой.
Мы с Петром переглянулись, и я бросился набирать смоленский номер. Дядя Паша выслушал Федора, когда тот пересказал свое видение, и мы все услышали:
- Не приведи Господь, если это так. А я, дурень, всё надеялся на что-то иное. Как жаль, что мы не можем прийти к вам на помощь. Паря, ты про подарки наши не забудь. В нужный момент они тебе ох как пригодятся.
И то правда. Все подарочки, что я получил от своих друзей, были аккуратно разложены по кармашкам джинсовой жилетки. На всякий случай.
- Армагеддон, - произнёс Пётр, - начинается....
© Ятаган
Прошу прощения, если что, меня давно не было на ЯПе, я перепутала кнопочки "новый пост" и "новая тема". Больше такого точно не повторится.
Первая часть
https://www.yaplakal.com/forum40/topic2315083.html Это сообщение отредактировал Ятаган - 3.10.2021 - 09:15
yaplakal.com