120
Конец апреля 45-го. Где-то в Германии.
Весна набирала силу. Распускались почки на деревьях, лёгкий ветерок под самозабвенное пение птиц, смеясь, гонял свежий воздух и пушистые облака.
— Хорошо-то как, — он сощурился от яркого солнца, — тихо. Знаешь, Гретта, я уже и забыл, что можно слышать гудение жуков и хлопанье крыльев.
— Страшно было, Вась? — она аккуратно сняла с головы друга прилетевшую откуда-то пушинку.
— На батарее меня Рыжим называют, — улыбнулся он, — я уже и сам привык. А на фронте страшно. Очень.
— Давно ты воюешь?
— С июля 44-го, — он вздохнул и отвернулся, чтобы не показывать внезапно появившиеся слезы, — нашу деревню разбомбили. Я, когда гул услышал, спрятался под печь. Помню только, что всё тряслось, взрывалось и падало. Потом выбрался, смотрю — нет ничего и никого. Так и сидел на улице.
— А дальше? — Гретта несмело придвинулась ближе.
— Наши появились, сделали небольшой привал. Вот пока они воду из колодца набирали, меня старшина и заметил. Так я стал сыном полка. Если полностью — полноправным седьмым номером расчёта 37-мм орудия батареи малой зенитной артиллерии.
— Да ладно тебе врать-то, — она усмехнулась.
— Ничего я не вру, — он обиженно отвернулся, — наша зенитка по трёхкилометровой высоте била. Самая важная и опасная задача. Немец заходит в пике, чтобы сбросить бомбы или из пулемёта покрошить всё вокруг, а тут мы.
— И ты тоже стрелял? — Гретта недоверчиво посмотрела на Рыжего.
Взглянув в удивлённо распахнутые глаза, он уже собрался ответить утвердительно, но потом передумал:
— Нет, не разрешали. Другим занимался.
— Картошку чистил?
— Ошибаешься, — Рыжий улыбнулся, — я всегда знал, когда и откуда появятся вражеские самолёты.
— Это как?
— Сам не знаю, когда мой дом разбомбили, наверное, что-то внутри перевернулось. С тех пор, если внутри всё задрожало — значит, через минуту будет авианалёт. На меня вся батарея молилась.
— Без тебя они бы не заметили? — хмыкнула Гретта.
— Заметили бы, конечно, но поздно.
Он гордо пригладил горящую на солнце ярко-рыжую шевелюру и наткнулся на искрящийся от смеха взгляд.
— Сам себя не похвалишь, никто не похвалит, да?
— Вот смеяться только не надо. Сама подумай. Из походного положения орудие развернётся за тридцать секунд, а скорость фоккера[1] примерно 600 километров в час. Вот и считай.
— Что считать? — не поняла Гретта.
— А ничего, за четыре километра самолет не заметишь, а ему, чтобы к нам подлететь, надо 24 секунды.
— И?
— Всё, — Рыжий отвернулся, — нет орудия, и расчёта больше нет.
— Значит, ты всегда чувствовал заранее и предупреждал? — Гретта с уважением посмотрела на друга.
— Да, когда немец появлялся, расчёты уже были готовы к бою. Может, потому и дожили до конца.
— Теперь уже всё закончилось, — она примиряюще улыбнулась, — скоро отправят вас домой. А ты куда поедешь?
— Старшина обещал забрать с собой, говорит, что на фронте он меня принял в боевую семью, а вернётся домой — примет в свою.
— Любит он тебя.
— И я его, вот приедем…
Рыжий неожиданно замолчал.
— Что?
— Подожди, не отвлекай.
— Ты чего?
— Неспокойно мне.
— Думаешь, самолёт? Откуда ему тут взяться?
— Так, — он стал непривычно серьёзным, — слушай внимательно. Спрячься и не высовывайся, пока я не вернусь. Ясно?
— А…
— Бегом.
Укрывшись под огромным дубом, Гретта с недоумением смотрела, как Рыжий со всех ног бросился к расположившимся невдалеке зенитчикам.
***
— Василич, дай огоньку.
Протянув зажигалку, старшина добавил:
— Забирай на память, Иван.
— Спасибо. Эх, — затянувшись, солдат мечтательно улыбнулся, — неужели скоро домой.
— Говорят, наш дивизион в июне расформируют, недолго осталось, мужики, — добавил кто-то.
— А Рыжий куда поедет? Что думаешь, командир? – Иван посмотрел на старшину.
— Ко мне, — улыбнулся тот, — я его в Белоруссии принял в боевую семью, приму в Белоруссии и в родную, одного не оставлю. Кстати, где он запропастился?
— Вон летит, как ястребок[2] за фоккером, — рассмеялся кто-то, — эй, герой, куда спешишь?
Но Рыжий, не обращая внимания на солдата, подбежал к старшине:
— Немцы!
— Ты что, малый, с ума сошёл, какие немцы? — Василич присел перед воспитанником, — за каждым самолётом десяток наших гоняется.
— Немцы, — упрямо повторил Рыжий, — сюда летят.
Зенитчики сгрудились вокруг, сочувственно перешептываясь:
— Устал, наверное.
— Тут мужики от страха плакали, что уж про него говорить.
— Успокойся, — старшина хотел погладить Рыжего по голове, но тот вырвался:
— Немцы, с востока идут.
Василич резко поднялся:
— Расчёт, к бою!
— Ты чего, командир? — раздались удивлённые возгласы, — с кем воевать?
— Я сказал, к бою! — заревел старшина.
— Есть.
Солдаты бросились к орудию.
— Что тут происходит? — привлеченный суматохой, подошёл командир батареи.
— Товарищ капитан, — вытянулся Василич, — малец говорит, что немцы летят, с востока. Вроде и некому оттуда появиться, но и Рыжий не подводил никогда. Сами знаете, чует он.
— Значит, летят, — капитан на мгновение задумался и крикнул, — батарея, к бою!
Через несколько секунд все орудия направили стволы на восток.
— Ну смотри, — прошептал Василич, — если ты решил пошутить, оборву уши. Понял меня?
— Не оборвёшь, командир, — Рыжий устало улыбнулся, — слышишь?
Где-то вдалеке раздавался невнятный гул. Вскоре перед ошарашенными зенитчиками появился густо дымящий чёрным шлейфом ястребок, за которым… пристроился вражеский фоккер.
Времени на разговоры не было. Каждый понимал, что жить нашему лётчику оставалось всего несколько секунд. И всё же, откуда появился немец?
— Батарея, огонь!
Приготовившийся к атаке вражеский самолёт резко споткнулся и, замерев, рухнул вниз. Через несколько мгновений вверх поднялся столб огня и дыма.
А подбитый ястребок, удивлённо качнув крыльями, медленно потянул в сторону.
— На аэродром пошёл. Теперь точно долетит, — вытерев пот со лба, улыбнулся Василич, — а ты, малец… Эй, Рыжий, куда пропал?
***
— Вот это да, — Гретта восхищённо смотрела на друга.
— Теперь поверила? — он гордо приосанился.
— Верю, верю, — она рассмеялась и прильнула к Рыжему, — ты настоящий герой, тебе надо…
***
— … спасибо сказать, — майор-лётчик вылез из кабины остановившейся полуторки, — кто догадался, мужики? И главное ведь, будто ждали этого немца. По гроб жизни обязан буду.
Из грузовика кто-то подал явно тяжёлый чемодан.
— Полком собирали, — лётчик снял фуражку, — тут моему спасителю и спирт, и табак, и портсигар. Кому? Ну? Чего гогочете?
— Он непьющий и некурящий, — просипел кто-то, задыхаясь от смеха.
— Ну ладно, — не понял майор, — шоколад привезу, трофейный.
— И сладкого есть не будет, — новый взрыв хохота был такой силы, что на шум выбежал командир батареи.
— Товарищ капитан, — взмолился летчик, — да объясните вы, кто меня спас. Ваши зенитчики ничего не говорят, только ржут, как кони.
— Старшина, — вместо ответа выкрикнул комбат, — расскажите нашему гостю. И вправду — некрасиво получается. Человек приехал отблагодарить, а его смехом встречают.
— Покурим, товарищ майор? — улыбнулся Василич, — ваш спаситель вон сидит возле дуба, видите? Общается с подружкой. Я его в 44-м подобрал, в Белоруссии, в разбомблённой деревеньке…
***
Весна набирала силу. Распускались почки на деревьях, легкий ветерок под самозабвенное пение птиц, смеясь, гонял свежий воздух и пушистые облака.
— Знаешь, старшина, — майор сощурился от яркого солнца, — я уже и забыл, что можно слышать гудение жуков и хлопанье крыльев. А сегодня… Со мной всякое на войне бывало, но чтобы так — впервые. Завтра приеду ещё раз. Чемодан твой, и спасибо за жизнь.
Лётчик крепко пожал руку Василичу, с улыбкой глядя вперёд.
Туда, где огненно-рыжий кот что-то тихо мурлыкал прильнувшей к нему маленькой кошке.
Эпилог.
В июне 45-ого часть была расформирована, все отправились по домам. А Рыжего забрал с собой в деревню старшина-белорус. Говорят, до сих пор там живут огненно-рыжие потомки кота–зенитчика.
Основано на реальной истории кота-зенитчика, подобранного старшиной в одной из сожженных белорусских деревень.
[1]прозвище на фронте немецкого Фокке Вульф FW-190
[2] Истребитель ЯК
Автор - Андрей Авдей
yaplakal.com