76
После летнего (1919) разгрома белыми сразу двух красных фронтов (Украинский и Южный) опальный красный комбриг Махно (ещё 4 июня Троцкий продавил решение о его физической ликвидации) не казался Деникину сколько-нибудь серьёзным противником. Деникин в своих мемуарах нигде не называет махновские войска иначе как «банды» и «вооруженные банды» – с крайним, граничащим с презрением пренебрежением, – даже описывая события, когда махновцы переиграли его в военной игре и стали одной из главных причин катастрофического разгрома деникинских войск зимой 1919–1920 годов.
Гораздо более серьёзным противником представлялся Деникину Симон Петлюра, у которого было 100 тысяч войск и которому белые также объявили войну, не желая поступаться принципом единой и неделимой России и иметь дело с украинскими сепаратистами.
Генерал Слащёв, долгое время возглавлявший операции белой армии против Петлюры и Махно, позднее, читая лекции в Высшей военной академии для будущих красных командиров, не без горькой самоиронии отмечал, что самонадеянность деникинского командования, решившего сразу победить всех врагов белой идеи, не могла просто так сойти с рук. То, что белая ставка считала ликвидацию Махно делом второстепенной важности, он полагал жесточайшей ошибкой: «Эта слепота ставки и штаба белых была неоднократно и жестоко наказана. Петлюра действовал вяло и нерешительно. Оставался один типичный бандит — Махно, не мирившийся ни с какой властью и воевавший со всеми по очереди (!!! ТС) .»
Слащёв: «Весь Елисаветградский–Екатеринославский–Николаевский–Уманский район кишел его (Махно) бандами, то формировавшимися, то вновь распадавшимися, в случае неудачи... Это умение вести операции, не укладывавшееся с тем образованием, которое получил Махно, даже создало среди белых офицеров легенду о полковнике германского генштаба Клейсте, будто бы руководившим операциями, а Махно, по этой версии, дополнял его военные знания своей несокрушимой волей и знанием местного населения. Насколько всё это верно, сказать трудно, но Махно действительно умел вести операции, проявлял недюжинные организаторские способности и умел влиять на крупную часть местного населения, поддерживавшего его и пополнявшего его ряды. Следовательно, Махно являлся очень серьёзным противником и заслуживал особенного внимания со стороны белых... ».
В двадцатых числах августа белые атаковали Махно, но действия частей были согласованы плохо, сил для разгрома Махно – явно недостаточно – и в результате наступавшие были отбиты, потеряв бронепоезд «Непобедимый», захваченный повстанцами. Махновские «банды» в очередной раз обнаружили поразительную для тех, кто сталкивался с ними впервые, боеспособность.
Хладнокровный, не склонный к мифотворчеству и самообману Слащёв, бесстрастно отмечал: «Ему (Махно) надо было отдать справедливость… в умении быстро формировать и держать в руках свои части, вводя даже довольно суровую дисциплину. Поэтому столкновения с ним носили всегда серьёзный характер, а его подвижность, энергия и умение вести операции давали ему целый ряд побед над встречавшимися ему армиями» (!!! ТС).
В начале сентября белые предприняли новую попытку сбить Махно с занимаемых позиций, наступая от Елисаветграда и Арбузинки, но вновь потерпели неудачу и Арбузинку потеряли. Слащёв: «Махно действовал сокрушительными налётами и крайне быстро, т. к. обстановка требовала высшей энергии и быстроты действий». 12 сентября белые силами своих 4-й и 5-й дивизий и двух казацких конных полков начали новое наступление на Махно, пытаясь зайти повстанцам в тыл через занятый петлюровцами Ольвиополь. Это им удалось, так как петлюровцы, словно боясь поверить в неизбежность войны с Добровольческой армией, действовали с необыкновенной предупредительностью и предпочитали держаться от белых на расстоянии пушечного выстрела.
Ожесточенные бои белых с махновцами продолжались неделю. «Махно дрался упорно, – пишет Слащёв, – все время переходя в контратаки и действуя на тылы белых налётами своей многочисленной конницы…» . 17 сентября Махно, теснимый с разных сторон, нащупал во фронте белых слабое место и, опрокинув 5-ю дивизию, повёл наступление на Елисаветград, захватив пленных и несколько орудий. В городе началась паника, спешная эвакуация всех деникинских учреждений. Узнав, что махновцы на окраине Елисаветграда и городу «грозит неминуемая опасность быть преданным на разграбление жестоких банд», в ставке белых осознали, наконец, что дело куда серьёзнее, чем предполагалось. Тогда спешно была образована так называемая «ольвиопольская группа войск», подчиненных единому командованию бывшего командира 4-й дивизии Слащёва.
Он двинул против войск Махно «гвардию» – Лабинский офицерский полк, численностью всего в 250 человек, но каждый из этих двухсот пятидесяти, как говорится, стоил трёх. Лабинцы на рассвете неожиданно для Махно ударили ему в тыл и произвели в рядах его панику. Махновцы отступили от Елисаветграда на запад, но быстро опомнились. Весь день длился упорный бой главными силами, однако попытки белых рассечь Махно надвое все-таки не кончились ничем.
Обе стороны выдохлись. Если махновцам не хватало боеприпасов, то белым столь же остро не хватало людей, чтобы развить операцию. Слащёв пишет, что к вечеру 19 сентября обстановка сложилась такая, что белым, из-за отсутствия резервов лишённым свободы маневра, нужно было идти ва-банк: «Малейшее промедление грозило гибелью, Махно атаковал бы сам, и измотанные войска белых, имея в тылу партизанскую конницу врага, конечно бы, не выдержали».
Слащёв принял решение атаковать. Поскольку резервов не было и на карту ставилось все, командирам было приказано возглавить атаку и идти впереди цепей. Начавшийся с рассветом этот отчаянный приступ позиций Повстанческой армии увенчался успехом. Махновцы, взорвав захваченный у белых бронепоезд «Непобедимый», потянулись отступать дальше на запад, в сторону от железных дорог, а то и вовсе по бездорожью, чтобы затруднить преследование.
Волин вспоминает это время как исключительно тяжёлое для Повстанческой армии: в гигантском обозе было 8 тысяч раненых – не намного меньше, чем боеспособных в строю, – медикаментов не было, боеприпасов тоже не было, дрались махновцы отчаянно и каждодневно, но уже без надежды на победу. В этих боях были убиты очень близкие Махно люди: брат Григорий и любимый адъютант Петя Лютый. Сам Махно спал урывками, едва по три-четыре часа, не снимая гимнастёрки.
Белым тоже было несладко. О своих войсках по состоянию на 20 сентября Слащёв писал: «...4-я дивизия непрестанными боями была совершенно измотана; 5-я дивизия предыдущим поражением ослаблена числом и деморализована... Налёты махновцев на тылы белых всё учащались и наводили панику...».
В этот же день 20 сентября 1919 г. на станции Жмеринка, со стороны махновцев Волиным и Чубенком и, со стороны петлюровцев — Петлюрой и Тютюнником был подписан договор, по которому стороны обязались вести борьбу с генералом Деникиным, махновцы снабжались боеприпасами и размещали в петлюровских лазаретах своих раненых. После чего петлюровцы предусмотрительно отступили.
Разведчики, посланные Махно в разные стороны 25 сентября, подтвердили, что армия повстанцев окружена со всех сторон 12-15-ю белыми полками. Приказ генерала Слащёва предписывал этому корпусу белых в трёхдневный срок уничтожить банды Махно, которые «полностью деморализованы, дезорганизованы, испытывают недостаток в еде и вооружении» . В тот же день 25 сентября Махно объявил в своём штабе, что отступление закончено и настоящая война начнётся завтра, 26-го. Вечером того же дня махновцы прибегли к манёвру, который, если бы Слащёв знал их лучше, наверняка заставил бы его насторожиться: они совершили вялую попытку прорыва на запад – безусловно обманную, но, однако, принятую за чистую монету. Казалось немыслимым, что «полностью деморализованные и дезорганизованные банды» осмелятся напасть на главные силы белых.
Тут мы вплотную подошли к одному из замечательных событий в истории Гражданской войны, которое уже потому должно возбудить наше любопытство, что историками различных «школ» оно трактуется совершенно по-разному. Сочувствующие Махно считают сражение под Уманью поворотным событием всей Гражданской войны, что, вероятно, для читателя звучит по меньшей мере странно, ибо любой читатель, хоть сколько-нибудь поднаторевший в отечественной истории за последние годы, ни о каком таком сражении и не слыхивал. Что неудивительно, ведь этот эпизод борьбы махновцев сознательно замалчивался советскими историками, чтобы не признавать за партизанами героизма и не возбуждать к ним нежелательных симпатий.
Из всех «доперестроечных» авторов лишь Лев Никулин в журнальной публикации 1941 года упоминает о неожиданном ударе, которым Повстанческая армия разгромила преследователей под Уманью, после чего совершила головокружительный по быстроте и роковой по последствиям для белых марш на родное Левобережье.
Ночью махновская армия была двинута на восток, на главные силы Слащёва под Перегоновкой. Аршинов: «Между тремя и четырьмя часами утра завязалось сражение… К восьми часам утра оно достигло высочайшего напряжения. К 9 часам утра махновцы начали отступать… Деникинцы с разных мест подтянули свои силы и окатывали махновцев беспрерывными огневыми волнами. Члены штаба повстанческой армии… пошли в цепь. Казалось, всё кончено и гибель повстанческой армии неминуема.
Исход боя решил внезапно появившийся Махно. Уже в тот момент, когда махновцы волной стали отступать, Махно, измученный и запылённый, выехал с боковой стороны, из-за крутой балки, и со своей сотней полным карьером врезался во фланг неприятеля. Словно рукой сняло усталость и упадок духа у отступавших. – „Батько впереди! Батько рубится!“ – пронеслось по всей массе».
Узнав своего командира, повстанцы рванулись вперёд и ударили в штыки. Пошел жестокий рукопашный бой – «рубка», как выражались махновцы. Как ни был стоек 1-й офицерский Симферопольский полк, но он был сбит и начал поспешно отступать, а затем просто пустился бежать. За этим полком бросились другие полки, и, наконец, все деникинские части обратились в бегство к реке Синюхе, стремясь переправиться через неё и закрепиться на другом берегу. Спасаясь от махновской конницы, белые полки строились в каре, которые махновцы забрасывали гранатами и косили из пулемётов.
Неутешительные для белых итоги сражения педантично подводит начальник махновского штаба Виктор Белаш: «Офицерские полки: 1-й Симферопольский, 2-й Феодосийский, Керчь-Еникальский и 51-й Литовский (до 12 000 человек) были изрублены и потоплены в реке Синюхе, 1-й и 2-й Лабинские пластунские полки сдались, а конница генералов: Попова, Назарова и Амбуладзе, потеряв до 6 000 убитыми, с четырьмя тысячами бежали в леса».
Но сколь бы ни был высок продемонстрированный класс игры, из всего вышесказанного нам ясно всё же, что сражение под Перегоновкой было событием, которое в ряду более крупномасштабных операций Гражданской войны выглядит достаточно скромно. В своей оценке случившегося Слащёв, проигравший бой, исходит именно из этого.
И если, читая Аршинова, можно подумать, что под Перегоновкой Повстанческая армия едва ли не целиком истребила преследовавший её белогвардейский корпус (20000 штыков, 10000 сабель), то Слащёв как раз утверждает, что главные силы белых не были затронуты, что речь, собственно, идёт об обыкновенном прорыве из окружения, когда Махно на узком участке проломил фронт, смяв и уничтожив два белых полка, – что, конечно, трудно считать судьбоносной для истории победой.
Слащёв, безусловно, стремится преуменьшить драматизм происшедшего. И как бывший командующий корпусом, и как преподаватель красной военной академии он не склонен афишировать неудобные ему моменты сражения и не упоминает, в частности, о том, что придуманная им для Махно «западня» не сработала, что части, поставленные в этой западне, простояли даром, хотя и слышали шум боя, и что именно по этой причине («из-за плохой связи») белые не успели стянуть все резервы.
Всеволод Волин, вместе с Повстанческой армией вырвавшийся из белого кольца, приняв нелёгкое для анархиста-теоретика боевое крещение, пытается припомнить первую ночь после прорыва, когда махновцы верхами и на тачанках без продыху шли на восток. О, то не была тихая украинская ночь по Гоголю!
То, что ждало махновцев в последующие дни, было почти невероятно и напоминало сон: они впервые за много месяцев не встречали никакого сопротивления. Волин не может определить состояние деникинцев иначе как «тыловая летаргия»: «Впечатление было такое, будто мы ворвались в заколдованное царство спящей красавицы. Никто не знал о событиях под Уманью, о прорыве махновцев». Да, правду сказать, если бы и знал, оказывать сопротивление было некому: все силы белых были сосредоточены на московском направлении.
Оперсводка махновского штаба, несмотря на сквозящее в ней самодовольство, проникнута также глубоким недоумением: «… Кривой Рог и Долинская оставлены противником без боя… Разведка наша, посланная по направлению Александровска, Пятихатки и Екатеринослава, противника не обнаружила». Тыловые гарнизоны деникинцев были ничтожно малы: в Кривом Роге было только 50 человек госстражи, которые, конечно, не принимая никакого боя, в ужасе бежали, едва тачанки махновцев загрохотали по мостовым города. Над Днепром от Николаева до Херсона войск не было никаких; в Херсоне – не больше 150 офицеров.
Махновцы один за другим берут города – Кривой Рог, Александровск, Никополь. С каждым днём Повстанческая армия пополняется людьми и вооружением. Прорыв махновцев под Уманью превратился таким образом в настоящее народное восстание, вожжи которого крепко держал в своих руках в очередной раз воскресший Махно. Количество махновских войск на тот момент до сих пор с трудом поддаётся исчислению, он оперировал корпусами с десятками тысяч бойцов в каждом.
Деникин обескуражено резюмировал: «…в результате в начале октября в руках повстанцев оказались Мелитополь, Бердянск, где они взорвали артиллерийские склады, и Мариуполь — в 100 верстах от Ставки (Таганрога). Повстанцы подходили к Синельниково и угрожали Волновахе — нашей артиллерийской базе… Случайные части — местные гарнизоны, запасные батальоны, отряды Государственной стражи, выставленные против Махно, легко разбивались крупными его бандами. Положение становилось грозным и требовало мер исключительных. Для подавления восстания пришлось, невзирая на серьёзное положение фронта, снимать с него лучшие части и использовать все резервы. … Это восстание, принявшее такие широкие размеры, расстроило наш тыл и ослабило фронт в наиболее трудное для него время».
Пруфы
Слащев Я. А. Материалы по истории гражданской войны в России // Военный вестник. 1922. № 9–10. С. 38, 39
https://ru.wikipedia.org/wiki/%D0%91%D0%B8%...%BA%D0%BE%D0%B9https://ru.theanarchistlibrary.org/library/...tor-mahno#toc16https://ru.theanarchistlibrary.org/library/...o-dvijeniya.pdfhttps://www.litmir.me/br/?b=284885&p=132На видео – уникальная кинохроника из Бердянска, на ней запечатлён Махно со своим штабом и Повстанческая армия весной 1919 г.