Керенский: калиф на час

В несколько месяцев он успел превратиться из самого популярного политика России в самого презренного...

5 фото via

Вознесение к власти

До революции адвокат Александр Фёдорович Керенский (сын директора той гимназии, где учился Владимир Ульянов) приобрёл известность как радикальный политик, говоривший яркие зажигательные речи с трибуны Государственной Думы. В дни падения монархии он оказался в центре внимания, был избран сопредседателем Петроградского Совета рабочих и солдатских депутатов и вошёл министром юстиции в первый состав Временного правительства.

В мае 1917 года он стал военным министром, а с июля до дня Октябрьской революции был премьер-министром. Временное правительство у всех связывается, главным образом, с личностью Керенского. Он был в нём главной фигурой и на века олицетворил собой Февральскую революцию.

Неадекват во главе государства

Керенский и в правительстве не изменил своему привычному занятию – произносить пламенные речи о родине, свободе и долге. Сперва им восторгались широкие круги русского общества – от простых рабочих, солдат и матросов до великосветских барышень. Потом все постепенно начали отворачиваться от него с презрением. Красивых слов говорилось много, но армия разваливалась, экономика рушилась, в стране начинался голод, росла анархия. По мнению многих, Керенский, вольно или невольно, открыл большевикам путь к власти.

Керенский не обладал способностью к созидательной деятельности. Уже в то время у многих закрадывалось подозрение в его психической неадекватности. Ныне психиатры считают возможным говорить об истероидном типе личности Керенского.

В последние дни существования Временного правительства от Керенского отвернулись все его прежние сторонники. Когда Керенский попытался вести на Петроград против большевиков казачьи войска с фронта, то казаки сильнее ненавидели Керенского, чем большевиков. Они рассмеялись в ответ на предложение большевицкого комиссара Павла Дыбенко «обменять Ленина на Керенского» и готовы были выдать Керенского просто так. Узнав об этом, Керенский бежал.

Версия о бегстве Керенского в женском платье из Зимнего дворца принадлежит советскому агитпропу. Из Зимнего он бежал в автомобиле посольства США, а потом, из Гатчины, во время переговоров Дыбенко с казаками, переодевшись матросом. Маскарад был, но не такой экстравагантный

Бегство Керенского из Гатчины. 1937-1938, Шегаль Григорий Михайлович (1889 - 1956) Государственная Третьяковская галерея, Москва

Вечный позор

В Белом движении и позднее в белогвардейской эмиграции Керенский считался отверженным. Никто не хотел общаться с ним, считая его главным виновником Октября 1917 года. Но за границей Керенский не бедствовал. Благодаря своим масонским связям и известному имени он регулярно раздавал интервью западной прессе, читал студентам лекции о России и революции, публиковал мемуары.

Надо отдать должное, что своим левым убеждениям он не изменял. Во время Великой Отечественной войны он проводил в США кампанию солидарности с СССР. В конце жизни охотно общался с работавшими в США советскими журналистами. В 1968 году Керенский подал прошение о возвращении в СССР и предоставлении ему советского гражданства. В заявлении он отмечал, что признаёт закономерность Октябрьской революции и советский общественный строй. Из-за смерти в 1970 году прошение осталось без ответа.

Завершающая


Когда Керенский умер, все клирики зарубежной Русской православной церкви отказались его отпевать. Бывший глава Временного правительства был похоронен на кладбище для атеистов и лиц с неопределённой религиозной принадлежностью.

Тоже юрист короче

История не терпит сослагательных наклонений. Если бы Николай II не был абсолютным бездарем, если бы Керенский не был законченным шизофреником.. .
возможно, наша история была бы совсем другой и не было бы столько неоправданных жертв во времена гражданской и Великой Отечественной. Если бы.

Но бойкий

Поподробнее, пожалуйста, я уже собираюсь гуглить

Ровно лежит...Ровно сиклимс Устроим.Вам Надо?

Да..менты шухарят...Где искал Ушастого!!!?
Спайсы...

Хм... совпадение, с этим сыном йуриста, тоже? Не сомневаюсь




Это сообщение отредактировал mrzorg - 17.02.2019 - 21:11

Это печально.

Всё сильно упрощенно. Керенский действовал не в вакууме. Окружение вокруг него было тоже очень достойное. Временное правительство, это был такой серпентарий альфа самцов. У каждого были свои экономические и политические интересы. На страну в целом, членам правительства было наплевать. Зато хорошо подвешенными языками непрерывно произносились патриотичные речи. От пустых речей, народ проливающий кровь на фронтах первой мировой войны, испытывающий в Петербурге искусственно вызванный голод, просто устал. Потеренные Русские территори тоже оптимизма не добавляли. Плюс временное правительство своим Приказом N1 запустило развал армии.

Это сообщение отредактировал Pomeranec - 17.02.2019 - 21:55

И как он в думу попал?
Юрист, истерик...
Кого-то он мне определенно напоминает!? :-)

Размещено через приложение ЯПлакалъ

а можно поподробнее, желательно с пруфами)я про жертвы

Это сообщение отредактировал zlыden - 17.02.2019 - 21:28

кажется, есть еще один, похожий.

Сынам Моисея во власти не место,уж лучше на лесоповале

"Неадекват во главе государства"
эта гнида не была неадекватом,он действовал вполне четко,как агент британской разведки(наших западных партнеров ©)
целенаправленно вел к бардаку и развалу страны,и соответственно выходу РИ из пмв.
и плавно подготовил почву для большевицкого переворота.
и вывозили его кстати на машине американского посла.

Это сообщение отредактировал mario2075 - 17.02.2019 - 21:39

А ещё он....

Интересный факт, не слышал об этом, спасибо.

Вот его интервью с Г.Боровиком:

Г.БОРОВИК: Это долгий разговор. Встреча была такая. Так получилось, что меня пригласили друзья, американские журналисты на кадетский бал, который проводился тогда ежегодно и в котором участвовали российские люди, которые в свое время заканчивали или имели отношение к кадетским корпусам. И там за столом мы сидели, разговаривали. Нечасто там бывали советские корреспонденты. Думаю, что вообще никогда не бывали. И я заинтересовался – кто-то упомянул Керенского и назвал его «Александра Федоровна». Я спросил – где он, что он. «Да жива она, жива», — сказал кто-то за столом. Меня это несколько удивило. Я попросил телефон, мне этот телефон дали. Это был ноябрь 1966 года. И я ему по этому телефону позвонил и сказал, что вот, я советский журналист, хотел бы с вами встретиться, взять у вас интервью. Скажу вам прямо, что я ни у кого не просил разрешения на этот счет, потому что я понимал – если я у кого-нибудь спрошу разрешения, мне это дело, конечно, не разрешат, потому что… ну, Керенский, что вы, злейший враг Советского Союза, человек, бежавший из Зимнего дворца в женском платье и прочее и прочее и прочее. Он удивился: «Журналист? что вам нужно?» Я говорю: «Хотел бы с вами встретиться, взять у вас интервью». «Да? а в связи с чем?» Я говорю: «Ну как же? скоро февраль». Это был ноябрь 66-го. Он говорит: «Да, скоро февраль. Ну и что?» Боюсь, что он немножко подзабыл, потому что как выяснилось потом, он очень вообще переживал, что Февральская революция утонула в славе Октябрьской революции, но она ему была, естественно, дорога. В общем, он согласился. Мы договорились. Я назвал свою фамилию. Все, как полагается. Сказал, что я буду с женой, потому что она у меня историк, и она мне не простила бы, если б я пошел один. Он жил на 91-й улице, как сейчас помню, дом номер 109. Мне дом понравился, большой дом. У, я думаю, богатый Александр Федорович. И нам открыла филиппинка домработница, провела нас на второй этаж, и там через несколько минут спустился туда лифт, дом был, видимо, четырехэтажный, и из лифта вышел одуванчик – не очень уверенно передвигавший ноги и очень похожий на Александра Федоровича Керенского. Только его ежик немножко поувял, опустился, но так весь облик был.

Г.БОРОВИК: Ну вот, он провел нас в кабинет, очень вежливо, приветливо. Первый вопрос, который он мне задал – «Ваша фамилия Боровик?» Я говорю – «Да». «Вы сказали, что вы работаете в ОПН и в Литгазете?» А я был собкором именно этих двух организаций. «Но вы же работаете в «Огоньке»… Я несколько удивился – я действительно работал 14 лет в «Огоньке». И я спросил – «Откуда вы знаете? Я действительно там работал». «Да я читал ваш очерк о вашей встрече с Хемингуэем, о том, как вы рыбачили с ним». Это был 60-й год. Услышать такие слова, что он читал очерк мой о Хемингуэе, это дорогого стоит. Я удивился. В общем, я ему рассказал, что я сейчас работаю здесь и т.д. и т.п. И он мне, кстати, тогда сказал – «Вы первый советский журналист, с которым мы разговариваем». И через несколько секунд сказал – у него был такой высокий голосок, старческий немножко: «Слушайте, господин Боровик, ну я вас очень прошу, ну скажите вы там у себя в Москве, у вас же есть серьезные люди, ну не бежал я в женском из Зимнего дворца, ну не бежал… я уехал на своей машине, сзади шла машина с американским флагом и так далее. Я поехал в Гатчину, чтобы поторопить войска для зашиты Зимнего дворца». Ну а дальше он рассказывал довольно много о том, как это все происходило. Бежал он действительно переодевшись – только один раз, уже из Гатчины, когда он приехал туда. Никаких войск, которые ожидались для охраны Зимнего дворца, не было, никаких частей не было, которые он должен был поторопить. А там сидели спокойные люди, которые и не собирались защищать Керенского.
И Дыбенко требует выдачи вас, Керенского, и за это он разрешит казачьему корпусу пройти без помех туда, куда хочет уйти, туда, на юг на Северный Кавказ». Узнав об этом, он тут же переоделся в какую-то дурацкую морскую форму, бушлат там какой-то был, надел какие-то автомобильные очки, и вот в этом идиотском виде ушел и поехал в Псков. Понимаете, трагедия всего этого дела, трагедия его, состояла в том, что после корниловского восстания, которое было летом и осенью, которое было организовано для того, чтобы свергнуть Временное правительство, то есть в армии большая часть командиров не любила это Временное правительство, не любило Керенского и хотело его свергнуть, причем свергнуть таким образом… то есть напрямую. Когда эта попытка не удалась – они были разбиты в том числе и его частями, которые были верны, были некоторые такие части, — после этого стратегия монархистов – а это были монархисты, хотя Керенский мне говорил, что это не только монархисты, корниловское восстание было инспирировано Англией, это его слова, и главную роль тут играл Черчилль. Вот так. И вообще потом уже я узнал, что он считал Англию главным врагом России. я не думаю, что здесь есть какое-то вранье. Есть просто его понимание этого дела. Ну и когда не удалось это корниловское восстание, стратегия монархистов изменилась. Большевики только-только собирали силы. Их было достаточно мало

Г.БОРОВИК: Да, и он ездил туда, где жила его жена и двое его сыновей, и вывез их за рубеж. Ну и начиная с 18-го года, он жил во Франции. А в 40-м году перед приходом немцев он уехал в США, оставив там, во Франции, часть тех архивов, которые не смогли украсть агенты КГБ. Не агенты, а там был один агент КГБ, который работал у него слугой. Это было в 30-е годы, его звали Иван. И Керенский звал его «мой дядька Иван». Ну вот. И этот дядька, прожив с ним и помогая ему в течение нескольких месяцев и завоевав любовь Керенского… однажды Керенский услышал какой-то шум в свое кабинете, зашел и увидел, что этот дядька…
Он не роется, он просто засовывает бумаги без разбора в мешок.
Г.БОРОВИК: Да. Друг на друга они посмотрели, тот вынул пистолет, Иван, выстрелил в потолок, сказал «Извините, Александр Федорович», схватил этот самый мешок и умчался. Тот подошел к окну и увидел, что у дома стоит машина. Дядька вышел из дома, сел в машину и уехал. Он понял, что это был агент КГБ. Но какая-то часть архивов поехала с ним. И он начал работать в Стендфордском университете, Гуверовском университете, не ладилась у него там работа, к нему относились без большого уважения. Но что интересно – уже началась война, уже 41-й год, и Керенский, которому предлагали, во-первых, во Франции получить французское гражданство, и в Америке предлагали получить французское гражданство. Он отказался. Он сказал «Я гражданин России, я останусь верным гражданином России». маленький эпизод во время нашей встречи: я подошел к окну и говорю «Ох, и холодно у вас тут в Нью-Йорке», снег был, был ноябрь; а он говорит «Это не у меня тут в Нью-Йорке, это у них тут в Нью-Йорке, а я как был гражданином России, так и есть гражданином России». Это он подчеркивал, это было для него очень важно. И надо сказать, что во время войны он помогал собирать средства для помощи Советскому Союзу. А когда после войны Ален Даллес замыслили создать в Европе, уже во время холодной войны, российское правительство в изгнании и во главе него поставить Керенского, Керенский отказался. Ну и вообще, он не играл, когда говорил мне «Какой народ, какой замечательный народ! Вот я видел фильм – я видел, как какие-то наши бабы подходили к немецким пленным, когда их вели, и совали им куски хлеба, и одна баба говорит «Ну а может, где-то там мой у них голодует» — какой замечательный народ!» Эта любовь к России у него осталась. Он, конечно, не принимал коммунизм. Это понятно. Нет, он выступал прости сталинской диктатуры, но при этом, как многие эмигранты, в период войны все-таки все симпатии были на стороне Красной армии.

Заключительная

Г.БОРОВИК: Я хочу сказать – я не видел ни одной книги, где на полях не было карандашом или ручкой, больше всего карандашом, написано слов ненависти в его адрес. И для меня выяснить, что это был человек вовсе не карикатурный, а человек со своим горем, со своими надеждами. Он мне говорил – «Я всегда считал и считаю, что Россия вернется к демократии. Я очень надеюсь на реформы Косыгина и вообще на этого человека. Единственное, что я могу сказать, это что Россия никогда к капитализму не вернется». Вот тут его предсказания несколько не произошло. Я еще хочу добавить – он, конечно, был блистательным оратором. Я потом смотрел документальные фильмы, готовил телепередачи.
Мы сидели у него в кабинете. Надо вам сказать, что это не его дом. Я сказал «Александр Федорович, какой у вас прекрасный дом!» Он говорит – «Что вы? Если б у меня был дом вот такой, так у меня была бы уже и газета, и я бы уже боролся с большевиками!» Это просто была такая мадам Симпсон. Всю жизнь его вообще сопровождал успех у дам. И американка, которая предоставила ему комнату. И он несколько лет, может, даже лет 10 жил в этой комнате, а принимал нас в кабинете-библиотеке. Но нет, он был честным человеком, он любил Россию, любил на свой лад, как он понимал, естественно. Да, интересная деталь. Мне потом рассказывала Елена Петровна Иванова-Пауэрс, как он говорит, «Ой, это мой генеральный секретарь», она рассказывала, что он после войны решил написать письмо Сталину благодарственное за то, что тот спас Россию. Написал, потом подумал и все-таки не отправил.
Г.БОРОВИК: Он заболел, это было в ноябре 67-го года. Очень заболел – у него операция на желудке была, зонд был выведен, а он – человек, относившийся к себе всегда несколько франтовато, скажем так. «Вся моя кухня наружи, боже, как я буду жить!» и так далее. А потом не было денег для того, чтобы положить его в больницу. Положили его его сыновья выручили, почти в кавычках можно это сказать, потому что они нашли в Лондоне клинику муниципальную, в которую можно было положить человека бесплатно. В этой клинике был один недостаток – она была абортной клиникой, то есть она была предназначена для женщин, которых на улице находили, вели туда шлюх и так далее. Ну вот. И когда он узнал о том, что он лежит в абортной клинике, после всего того, что было связано с его женским платьем, в котором он якобы бежал из Зимнего дворца, вы понимаете, как он горевал. Еще несколько лет он был жив. Он даже немножко оправился, а в 70-м году, когда болезнь снова возобновилась, он отказался от пищи. Его пытались кормить через зонд, он вырывался, не брал пищу. Он сказал « Лена, мне бессмысленно жить, я не хочу дальше жить. Если даже я выздоровею, то на что я буду жить?» Вот такого рода… И он подарил перстень ей. Я говорю «А где Елена Пауэрс?», мне говорят «А вы знаете, она умерла год назад». Я говорю «От чего?» «Да вы знаете, у нее нашли, видимо, рак, но она не хотела страдать. Она приняла большую дозу снотворного и умерла». То есть она тоже кончила жизнь самоубийством как и Керенский.