с языком на службе было иногда не просто, сечас уж и не припомнишь всей той ахинеи.
У Покровского хорошо описано. Извини ТС.)
Алмаз
Знаете ли вы, что такое полная географическая
невинность?
Полная географическая невинность – это когда моряк
на карте плачет и не может найти Америку.
А высшая степень все той же невинности? Это когда
проходим Гибралтар и я говорю сигнальщику: “Вот ведь в точку попали! Слева
– Европа, а справа – Африка”, – а он смотрит на
меня, вытаращив глаза, и говорит одно неприличное слово, которое в обычной,
гражданской жизни можно заменить только тремя: “Ладно вам
привирать”.
А как радовался мой матрос из далекой Сибири, когда он
первым понял, что такое “десять в минус десятой степени”?
Он был просто счастлив. У него не было сил сдержать
себя, он засмеялся и тут же дал подзатыльник тому своему товарищу, до которого
это пока не дошло, после чего он сказал ему: “Ну ты и
бестолочь!”
А потом мне прислали Алмаза. У Алмаза в графе
“специальность” стояло “киргиз”.
И по-русски он знал только два слова:
“шестнадцатый склад”.
Алмаз был человеком потрясающей доброты и всю жизнь
прослужил на камбузе.
А он так хотел быть дозиметристом.
Когда он попадал-таки на свое родное ЦДП, он садился в
кресло, и лицо его обретало покой.
Как-то он пришел на моей смене как раз перед докладом в
центральный.
А мне до смерти надо было в гальюн.
Я усадил Алмаза перед пультом и сказал, показывая на
каштан: “Когда отсюда скажут: „ЦДП!‹ – ответишь: „Есть,
ЦДП!‹ А если скажут: „Есть, пульт!‹ – доложишь: „На ЦДП
замечаний нет!‹” – после чего я кубарем слетел по трапу в
гальюн.
А центральному захотелось открыть переборочные
захлопки.
“ЦДП!” – Алмаз сидел перед пультом,
спокойный, как внучатый племянник Будды.
“ЦДП!” – “Есть, ЦДП!”
– “Открыть переборочные захлопки по вдувной!” –
“Есть, ЦДП!” – сказал Алмаз и отвернулся от каштана. Захлопки
он, конечно, не открыл. Он даже не знал, что это такое.
“ЦДП!” – “Есть, ЦДП!”
– “Открыть переборочные захлопки…” – так они общались
минут пять, пока я пребывал на дучке.
“ЦДП!!!” – орал центральный.
“Есть, ЦДП!” – отвечал ему великолепный Алмаз. Наконец
центральный не выдержал: “ЦДП! Что у вас там происходит?!” –
слова эти были новые, и Алмаз решил, что пора воспользоваться второй частью
разрешенной ему фразы: “На ЦДП замечаний нет!”
Как-то с нами пошел доктор из института. Он всех
матросиков заставлял проходить психологические тесты, заполнять таблицы. Ночью
поднял Алмаза после смены на камбузе таблицу заполнять – крестики-нолики
ставить. “Я ничего не знай!” – сокрушался Алмаз. Самым близким
для него человеком на корабле был я, и он явился сокрушаться ко мне.
“А что тут знать? – сказал
я. – Тут же крестики надо ставить! Вот и лепи!”
Алмаз повеселел и принялся лепить крестики.
“Стой! Ты подряд-то не лепи. Ты их ноликами
разбавляй”.
Алмаз стал разбавлять. Когда он почти закончил, я его
опять остановил: “Парочку оставь. Доктор спит уже? Хорошо! Сейчас ты его
поднимешь и скажешь, что как раз в этом месте ты ничего не понимаешь”.
Алмаз – человек с юмором, он криво усмехнулся и
отправился будить доктора.