69
«Весной 1946 г. по селам Острожского района Ровенской области ходила листовка, в которой за мою голову бандеровцы обещали 300 000 рублей», — рассказал мне Андрей Шостя, ветеран Великой Отечественной войны, в то время работавший секретарем Острожского райкома комсомола. От гибели моего собеседника спас один из местных жителей, который предупредил о готовящейся засаде.
Информацию Андрей Григорьевич передал начальнику местной милиции, и тот отправил на место засады оперативную группу. В ходе короткого боя несколько бандеровцев были убиты, а остальных взяли в плен. Интересно, что в этой группе находились двое немецких солдат.
Андрею Шосте было хорошо известно, чем занимаются боевики УПА:
— Весной 1945 г. меня направили в Ровенскую обл. для помощи местным комсомольским организациям. Я оказался в Сарненском районе. Однажды меня вызвали в райком и сообщили, что в Черном лесу бандеровцы устроили засаду на поезд с ранеными. Меня включили в комиссию, которую возглавил секретарь райкома Стабровский, и отправили к месту ЧП. То, что мы увидели, было: три санитарных вагона, заполненные ранеными, все убиты топорами и ножами. Сопротивляться никто не мог, поскольку все были безоружными.
Спустя некоторое время попал в засаду наш секретарь обкома комсомола по военно-физкультурной работе майор Татарко, инвалид войны. Мы искали его 10 дней. Когда нашли, то оказалось, что у него выколоты глаза, отрезаны уши и язык. Также ему отрубили пальцы на руках и ногах, отрезали половой орган и обмотали тело колючей проволокой.
— Андрей Григорьевич, насколько я понимаю, в 45-м вы попали на Западную Украину в первый раз. Расскажите немного о себе, чем занимались до командировки на Волынь.
— Я родился в 1923 г. на Полтавщине, в с. Твердохлибы Решетиловского района. С трех лет остался без отца, его мне заменил отчим — Шостя Даниил Трофимович. В семь лет пришлось работать — пасти овец. Потом была школа и работа на каникулах в колхозе. Когда заканчивал 10-й класс, вызвали в военкомат и после медкомиссии сразу же отправили в Роганское авиационное училище штурманов под Харьковом. Я даже на выпускной вечер не попал.
— Это в каком году было?
— Был май 1941-го. Через месяц началась война. В Рогани мы находились до конца лета, а потом нас эвакуировали в Красноярск. Все мы рвались на фронт, но комиссар объяснял, что мы — золотой фонд товарища Сталина и наше время воевать еще не пришло. Но уговоры на курсантов плохо действовали. Через Красноярск перегоняли американские ленд-лизовские самолеты. Они были без штурманов; пользуясь этим, некоторые ребята договаривались с летчиками и сбегали на фронт.
В это же время в Красноярске формировалась одна из сибирских добровольческих бригад. Я подал рапорт о переводе в эту бригаду. Его удовлетворили, и я стал артиллеристом. Воевать начал на Калининском фронте и находился в действующей армии до января 1944 г., пока не наступил на немецкую противопехотную мину. Ногу удалось спасти (выручил плотный сибирский валенок), но из армии комиссовали, и я вернулся на родину. А весной 1945 г., как я уже говорил, меня как члена партии отправили в первую командировку на Западную Украину.
Охотники
за военной формой
— Долго длилась эта командировка?
— Три месяца. Потом ненадолго вернулся домой — вновь отправили в Сарны, но и там я не задержался, потому что обком комсомола перевел меня в Острог. В Острожском районе тогда действовала банда Деркача численностью где-то в 700 человек. А у нас в райкоме партии на учете состояли всего 16 коммунистов. Осенью 1945 г. в город была переведена одна из дивизий Красной армии. Тут мы конечно ожили. Но бандеровцы стали нападать на офицеров. Причем их не убивали, а только отбирали форму. Потом переодетые в советскую форму бандеровцы расправлялись с мирным населением.
— Такое часто происходило?
— Практически каждый вечер. Начальнику политотдела дивизии даже пришлось запретить офицерам покидать казармы.
— А в селах какая обстановка была?
— Напряженная. Например, как-то утром пришел в райком и увидел у дверей плачущую женщину с двумя детьми. Оказалось, это жена красноармейца Мартынюка, которой бандеровцы сожгли дом.
— Дом сожгли за то, что ее муж служил в Красной армии?
— Да. Пришлось ее устроить в райкоме уборщицей. Когда сам Мартынюк демобилизовался, мы взяли его работать конюхом. С ним я ездил по четырем закрепленным за мной селам. Однажды вместе с ним мы чуть не попали в лапы к бандеровцам.
— Расскажите.
— Так получилось, что мы задержались в с. Гремячем и решили поужинать в доме одной чешской семьи. Когда собрались уезжать, то выяснилось, что в селе много бандеровцев, которые прибыли на 25 подводах, и еще 30 человек были верхом.
— Что им нужно было в Гремячем?
— Они проводили реквизицию продуктов.
— Как вам удалось спастись?
— Увидев, что происходит в Гремячем, мы сразу покинули село, но нас заметили и выслали погоню. В соседних Точевиках они нас потеряли. Мы попросили одного из т. н. американцев (это те, кто ездили на заработки за океан и потом построили себе добротные дома) спрятать нас, но хозяин сказал: «Бегите, потому что убьют и вас, и меня». Тогда мы вернулись в Гремячее. Бандеровцы так были заняты грабежом, что на нас не обратили внимания. Вот так мы и спаслись.
— Вы называете реквизиции грабежом. Почему?
— Сейчас расскажу. Мы когда вернулись в Гремячее, пошли в дом к одной белорусской семье. Хозяйка перекрестилась, увидев нас, — думала, что мы уже покойники. Она рассказала, что у них забрали корову, два мешка муки и убили свиноматку. Когда хозяин стал просить не делать этого, потому что свинья вот-вот должна была опороситься, его избили. Через неделю он умер.
— А что власть делала, чтобы навести порядок?
— В 1946 г. накануне выборов в Верховный совет СССР было напесатано воззвание заместителя министра госбезопасности Ковальчука, в котором тем, кто вернется в свои села и проголосует, была обещана амнистия. Листовки разбросали над Черным лесом с самолетов. Результаты этого я смог оценить лично.
6 февраля, в день выборов, я находился в Гремячем. В списках было 460 человек, а пришли на избирательный участок почти 900. В 4 часа дня я по рации передал в райком партии, что у меня уже 800 проголосовавших. Первый секретарь Сербин ответил: «Продержитесь, я вышлю броневик, который заберет вас и урны с бюллетенями». Прибыл броневик, мы погрузили урны, сами — 10 девушек из педучилища, 3 солдата с пулеметом «Максим» и я — на подводы и поехали в район.
Тогда люди из лесов стали возвращаться не только в Гремячее, но и в другие села. После этих выборов жизнь начала постепенно приходить в норму.
— Андрей Григорьевич, сейчас любят называть УПА армией «нескорених». Как-то это не вяжется с тем, о чем вы только что рассказали.
— Для меня ничего удивительного в этом нет. Я общался с теми, кто вернулся из леса, и они рассказывали, что их просто мобилизовали.
— Давайте, вернемся к истории с засадой, которую на вас устроили. Вы знали своего спасителя?
— Да. Это мужчина из того же Гремячего. Жил он один и очень бедно. Мы ему дали коня и полтора гектара земли. Видимо, за это советской власти он был благодарен. Спасибо ему — если бы не он, то меня давно бы не было на свете.
— Вы долго проработали в Остроге?
— До конца 1946 г. Потом меня направили в Киев на учебу в республиканскую партшколу. Затем я работал в ЦК ЛКСМУ, откуда меня в 1948 г. срочно отправили в Станислав (нынешний Ивано-Франковск) — там убили секретаря обкома комсомола Лещинца. Во время войны он был подрывником в отряде Ковпака. Бандеровцы его выследили и убили.
Ликвидация «донжуанов»
— За два года вашего отсутствия в Западной Украине обстановка сильно изменилась?
— В 1948-м перед нами стояла задача провести коллективизацию. А УПА запугивала людей. Каждого, кто подаст заявление в колхоз, они угрожали убить. И очень часто свои угрозы выполняли. Села начали пустеть — люди вместе со скотом прятались по лесам. Председателей колхозов бандеровцы вешали, а на сельских учительниц развернули настоящую охоту. Если посчитать, сколько их было убито за те годы, наверное, наберется не одна тысяча. Были и совершенно дикие случаи. Например, в Жидачевском р-не Дрогобычской обл. (сейчас это Львовская обл. — Авт.) двух местных девушек, только окончивших педучилище, сварили в смоле. Так их «наказали» за нарушение запрета бандеровцев преподавать русский язык. Мне об этом рассказывал очевидец произошедшего.
— Но все-таки коллективизацию провели.
— В 1952 г. к нам приехал Никита Хрущев, тогда он был секретарем ЦК ВКП(б) и первым секретарем Московского обкома. Никита Сергеевич собрал актив, сделал нам нагоняй, а потом спросил, в каких селах мы не можем создать колхозы. Первый секретарь Станиславского обкома Филипп Щербак назвал Ямницу в Тысменецком р-не и Джуров в Заболотовском. Тогда Хрущев говорит: «Я сам проведу там коллективизацию».
Поехали в Ямницу. Хрущев созвал митинг. Пришли больше 5000 человек — село было большое. Саму Ямницу оцепили солдаты. К слову, в этом селе убили 11 активистов, в т. ч. 4 председателей сельсовета. Хрущев назвал фамилии их убийц и сказал, что если через два часа все не запишутся в колхоз, то все село отправится в Сибирь. Тут же арестовали убийц актива. Таким образом провели коллективизацию и в Джурове. После того приезда Хрущева коллективизация быстро пошла.
— Много ли толку, что людей силком затащили в колхоз?
— Судите сами. Колхоз в Ямнице быстро стал миллионером. В селе построили школу, дом культуры, заасфальтировали дороги. С другими колхозами то же самое происходило. Например, во Львовской обл. 93% колхозов были миллионерами.
— Насколько я знаю, в 50-х после нескольких успешных операций чекистов сопротивление УПА стало постепенно слабеть. Вы почувствовали это на себе?
— В 1954 г. меня назначили вторым секретарем Солотвинского райкома партии (теперь Солотвино входит в состав Богородчанского р-на Ивано-Франковской обл.). К этому времени в районе действовали банды «Зуба», «Дуба», «Яремы» и «Катерины». Они в основном занимались уголовщиной. «Зуб», например, совершал налеты на сельские магазины и регулярно грабил директора школы с. Манява, когда тот вез своим сотрудникам зарплату. Тогда нам приходилось снабжать учителей продуктами.
Ликвидировать «Зуба» помог один из жителей Манявы. Он, как и остальные мужчины села, всю неделю работал на лесозаготовках, а на выходные приходил домой отдохнуть и помыться. И вот его жена отправилась за водой и только набрала ведро, как какой-то незнакомый мужчина оттащил ее от колодца, дал пинка и вылил воду. Она вернулась домой в слезах и пожаловалась мужу, а тот рассказал мне. Также жена этого лесоруба видела, что этот незнакомец отправился к их соседу. Я посоветовался с начальником райотдела КГБ Романовым, и через день в Маняву выехала опергруппа. «Зуб» вести переговоры отказался и был вместе со своим телохранителем уничтожен на месте. А через некоторое время поймали и судили «Дуба», «Ярему» и «Катерину».
С «Зубом» был связан еще один эпизод. Дело в том, что он вместе с телохранителем, пользуясь отсутствием лесорубов, «обхаживали» их жен и оставили после себя около 30 детей. На митинге в Маняве Романов зачитал список всех любовниц «Зуба» и его подручного. Услышав это, гуцулы начали «воспитывать» своих неверных жен. Пришлось их успокаивать выстрелами в воздух, и только тогда страсти улеглись. А закончилось все походом в сельпо и массовым гулянием.
Амнистия, которая едва не обернулась бунтом
— Но ведь не только насильственными методами боролись с бандеровцами?
— Конечно. Об одной амнистии я уже рассказывал. При Хрущеве тоже многих амнистировали. Но нам она только прибавила проблем.
— Почему?
— В Солотвино вернулись более 70 участников банд, и обстановка сразу накалилась. Они стали собираться в центре поселка, некоторые при оружии. В одну из ночей был совершен налет на местный военкомат. Потом из отделения ДОСААФ были похищены несколько учебных винтовок. Дело явно шло к бунту. Тогда мы позвонили в обком, там сказали: «Обращайтесь в Киев». А Киев: «Звоните в Москву». В столице предложили уговорить реабилитированных вернуться в Сибирь. Добровольно. В общем, хоть плачь.
— И как вышли из положения?
— Распределили по 5—6 бывших бандеровцев между каждым членом бюро райкома, чекисты подготовили на них справки, и мы начали работу. Происходило это так. Милиционер приводит одного. Тот сразу заявляет, что он реабилитированный и никаких преступлений не совершал. Я ему напоминаю, за что его посадили. Потом говорю: «Я сейчас звоню в село Космач, где ты убил мужа с женой, а детям отрезал языки. Их дед обещает с тобой расправиться». Он заявляет: «Вы этого не сделаете!» Тогда снимаю трубку и связываюсь с Космачским сельсоветом. Председатель говорит: «Дед обещал прилюдно перерезать тому горло косой». После этого мой собеседник согласился вернуться в Сибирь. Теперь из таких, как он, президент делает героев.
Возмущен этим не только я, но и другие ветераны Великой Отечественной. Мы будем делать все для того, чтобы наши внуки знали правду.
И какими бы орденами ни награждали сегодня бандеровцев, сколько бы ни говорили о том, что мы должны с ними примириться, но тому, кто был в УПА, руки я никогда не подам. И другие ветераны тоже.
ДАНИЛОВ Александр ДАНИЛОВ
источник
http://www.2000.ua/specproekty_ru/igry-pat...v_arhiv_art.htm
yaplakal.com