Скажу шопотом: Таки, Гашек с Войновичем отдыхают рядом с Покровским!
ЧУДОВИЩЕ
В мичмане Саахове было шестьдесят килограмм живого веса при росте от
пола один метр тридцать четыре сантиметра.
Были люди в экипаже, которые мечтали его или убить, или сдать живьем
в кунсткамеру Петра Первого.
Своими малюсенькими руками он мог совершить на лодке любую доступную
человечеству аварию. К работе он допускался только под наблюдением. Без
наблюдения что-нибудь происходило.
С начала межпоходового ремонта он брал в руки гнутую трубу и ходил с
нею везде и всюду до конца ремонта.
Так он был безопасен.
- Где сейчас чудовище?
- В первом. Там редуктор ВВД травит.
- Он что, там один, что ли?
- Да..
- С ума все посходили. Он же сейчас убьется или пол-лодки разнесет.
- Да что он, совсем дурной?..
Чудовище отловили в тот момент, когда оно, прикусив язык, с
вожделением откручивало предохранительный клапан редуктора высокого
давления - редуктора ВВД осторожное, как на минном поле, миллиметр за
миллиметром оно крутило, останавливалось, прислушивалось ухом и опять
крутило, внимательно наблюдая за всем этим своими малюсенькими,
остренькими человеческими глазенками,
С той стороны его караулило четыреста килограмм.
- ПАРАЗИТИНА!!!
Так никто из людей еще не орал. Старшина команды дал ему грандиозную
затрещину и тут же влет, как по футбольному мячу, стукнул ногой по заду.
Любому другому затрещина такой величины оторвала бы голову, а удар по
заду оторвал бы зад.
-Убить меня хочешь?! - орал старшина - Зарезать?! В тюрьму посадить?!
Мозги захотел на переборку?! Ну, ладно тебя, дурака, убьет, черт с ним,
но я-то за что страдаю?!
Через минуту старшина уже сделал редуктор и успокоился.
- Слушай, Серега, - сказал он, - лучше б тебя убило. Я вот так
подумал, честное слово, ну сдал бы я эту несчастную десятку на
погребение и успокоился навсегда. Сидел бы дома и знал, что все на свете
хорошо: лодка не утонула, ты в гробу.
Серега в этот момент сокрушался В этом он был большой мастер, большой
специалист. Вешал голову и сокрушался. Лучше него никто не сокрушался.
Но иногда... иногда в нем, как болезнь, просыпалась первобытная жажда
труда, и тогда он удирал от всех, он исчезал из поля зрения и приходил в
свой отсек. Он ходил по пустому отсеку хозяином, человеком, властелином
металла; он ходил по отсеку и подходил к работе; он подходил к работе,
как скрипач к скрипке перед извлечением из нее божественных звуков; он
брался за работу, делал ее и... взрывался.
Однажды взорвался компрессор: блок осушки веером разнесло в мелочь;
на палубе выгородки на каждом квадратном сантиметре лежал маленький
рваный осколок.
Блок осушки рванул у Сереги в руках, но на нем не было ни единой
царапины: Серега был целенький, как в свой первый день.
Лодку встряхнуло. Из центрального и из других отсеков в первый бежали
все кто мог.
- Где чудовище? - спрашивали на бегу.
- В первом! - отвечали и молотили сильнее.
Навстречу им через переборку, как слоненок из слона, вылезал Серега.
Он встал наконец и затрясся курдючным задом.
Когда Серега отошел от потрясения, он рассказал, как это все
произошло в его ловких ручонках При этом он пользовался только тремя
словами - "я", "оно" и "вот".
- Я - вот, - говорил он, и глаза его вылезали из орбит от пережитого,
- а оно - вот! Я - вот! А оно - вот!!! В конце концов его продали на
берег. Ходили продавать всем экипажем. Сначала предлагали всем подряд за
бутылку спирта, но из-за такой маленькой посуды его никто не брал. В
конце концов сговорились за ведро. А потом еще добавили.
Чудовище, покорно сменив хозяев, вздохнуло и, обмякшее, осталось на
берегу.
А все остальные вздохнули и ушли в автономку.
Это сообщение отредактировал zarbazanov - 29.11.2020 - 20:22