Курсантские байки

Наш ротный решил проблему быстро. Договорился с начвещем и раздал каждому ещё по одному хлястику. И обязял носить сразу два, и проверяли наличие ДВУХ хлястиков каждый день в течении месяца.

Воровство прекратилось.

Всем, стоптавшим 4 пары яловых сапог-респект!

Хорошие воспоминания. Моего училища уже нет, нынешней власти не нужны военные топографы.

Нашего тоже...

И нашего нет...
есть филиал общевойсковой академии..

Да в реальности у всех вокруг много "ярких личностей"
Просто, со временем, люди обычно углубляются в свой собственный мирок, и перестают замечать все вокруг, за исключением того, что непосредственно касается их благополучия и выживания.
Ну, и опять же, даже из тех кто замечает, не всех Бог наделил талантом красиво об этом рассказать / написать
Конечно, общаться с людьми только в рабочее время или жить с ними бок о бок 24 часа в сутки - это две большие разницы.

Это сообщение отредактировал verwolff - 28.01.2013 - 11:53

6. Совесть.

Сначала у него не было никакого прозвища. Просто Саня Пригожин и всё. До той поры, пока не произошёл нижеописанный случай.

Прослужив в училище примерно месяц, мы уже более-менее перезнакомились друг с другом и общались между собой уже при помощи новых имён-прозвищ, которые, как я уже говорил, возникли сами по себе.

И вот, как-то в один из этих дней в роте была генеральная уборка. Мы сдвинули кровати в кубрике, настрогали хозяйственного мыла, взбили пену путем переливания мыльного раствора из одного ведра в другое, развезли эту пену по всему кубрику и начали оттирать щётками чёрные полосы, которые оставляли наши сапоги на покрашенных полах. Тут-то Саня Пригожин и сказал: «Чип, а Чип! Дай мне кличку!» Все остановили работу и с удивлением посмотрели на него. Саня был вообще немногословен. Он был, что называется, «себе на уме». И в то же время он был образцовым отличником. «А то у всех есть», - продолжал Саня, - «а у меня до сих пор нет!» Чип заулыбался: «Да какая тебе кличка, ты же совесть отделения!» Поразительно, но с тех пор прозвище «Совесть» накрепко пристало к Сане!

Как оказалось, Совесть был не так уж и прост. И это мы узнали уже в скором времени.

Однажды мы работали на «овощняке», то бишь на овощехранилище. Нашей миссией была сортировка картофеля. Но только не надо себе представлять просторный склад со светлыми стенами с лёгким ароматом ананасов, где мы перекладывали чистенькую отборную картошку, сортируя её по размеру. На самом деле это был ад, мать его.

Овощняк в ту пору был затоплен, так как наполовину находился под землёй. Мы работали, прыгая по разным островкам из кирпичей и ящиков, а то и просто по щиколотку в воде. Тусклые лампочки едва позволяли рассмотреть, что находится в пределах ближайших пяти-десяти метров. А главное, там стояла невообразимая вонь от гниющих овощей. За всем присматривала Квашня – жирная тётка с жабьим лицом. Квашня постоянно орала, подгоняя рабов, и грозила «всё рассказать командиру». Мы же, ещё не научившиеся «косить и забивать», обезумев от внезапной нагрузки, старались работать как можно быстрее. Работа состояла в том, чтобы засыпать картошку в контейнеры, пирамида из которых уходила высоко под самую крышу овощняка. Подъезжали грузовики, высыпали картошку на более-менее сухое место, а мы уже вёдрами таскали её в контейнеры. Причём это были не самосвалы, нам вручную приходилось спихивать горы картошки с грузовиков, которые после этого отъезжали, похрустывая картофелем под колёсами.

И вот, в самый разгар работы, Совесть внезапно вскрикнул и схватился за голову, уронив ведро. «Что с тобой?» - встревожились мы. «Ничего, мужики, сейчас пройдёт», - стоически вымолвил Совесть, постанывая и всё так же держась за голову. Посидев, он опять принялся за работу, но это продолжалось недолго: следущий его вскрик был ещё громче первого. Деревянный Славик отправил больного в роту отдыхать, тем более, что Совесть в этот день должен был заступать в наряд по роте.

После обеда мы ненадолго зашли в казарму. Там стоял кипеж: дневальные застали Совесть, склонившегося в туалете над "очком", что-то туда говорящего и при этом смеющегося. Когда они закономерно поинтересовались, чем это он занимается, Совесть с улыбкой ответил: «Надоело мне всё, мужики, пойду утоплюсь!», после чего он прошествовал в умывальник, открыл кран, подставил под него рот и стал издавать горлом булькающие звуки. От умывальника его оттащили и уложили в постель. Решено было оставить его отдыхать и освободить от наряда.

Вот мы и застали его лежащего в постели и довольно улыбающегося. «Чё, Совесть, закосил от наряда?» - весело закричал Вовочка. И тут вдруг Совесть вскочил, вытаращив глаза и раздувая ноздри, схватил стул и швырнул его прямиком в Вовочку! Фильма «Матрица» в ту пору ещё не сняли, но Вовочка смело мог бы претендовать на главную роль, судя по тому, как ловко ему удалось увернуться от летящего в него предмета. Стул просвистел мимо, вылетел на ЦП и с грохотом ударился о стену, едва не разбив зеркало.
Больше в тот день Совесть никто не подкалывал.

Каждую неделю по субботам и воскресеньям на территории училища проходили дискотеки. Особенностью их было то, что во-первых, туда не допускались курсанты первого курса, а во-вторых, туда из гражданских лиц допускались только девушки! И по вечерам в такие дни «духи» с горечью провожали взглядами разноцветные стайки городских девчонок, стекавшиеся к БЗ – то есть Большому Залу. Скажу сразу: приличные девушки там встречались. Но гораздо больше было неприличных! Во время дискотеки по территории зала ходил патруль и выгонял из-за шторок парочки особо нетерпеливых любителей секса.

Неприличных девушек использовали на протяжении всего обучения, после чего просто прекращали с ними общение. Какую-нибудь особо настойчивую и пришедшую на выпуск, чтобы не упустить своё счастье, девушку, молодой лейтенант мог попросить постеречь чемодан, пока он попрощается с друзьями. Принимая доверенный ей чемодан, как стопроцентную гарантию, наивная девушка оставалась ждать у выхода из казармы, не подозревая, что выход этот был не единственным. А через пару часов мучительного ожидания несчастная открывала чемодан и обнаруживала лежащие в нём кирпичи.
Но находились и такие герои, которые честно женились на неприличных девушках и увозили их в далёкие дали нашей необъятной Родины. За это курсантов уважительно называли «санитарами города».

Вход на дискотеку для курсантов был платный, но платить хотелось не всем. Любители халявы собирались в одну группу, и как только эта группа достигала необходимого размера, она устремлялась ко входу, подхватывала хрупкую бабушку-билетёршу и под визги старушки буквально заносила её на руках в центр зала, где так же стремительно рассыпалась в разные стороны.
Приличные девушки приходили в основном к своим парням. Либо же это были их подруги. И вот как-то раз к Ифе из первого взвода пришла девушка и привела с собой подругу. С ней-то и познакомился Совесть.

Ребятам из нашего отделения казалось недостойным занятием дрючить малолеток за шторками, поэтому мы ходили на дискотеку чисто отдохнуть и поплясать под «Итс май лайф» и «Айн, цвай, полицай». Чем мы с успехом и занимались.

И вот, как-то раз, в то самое время, когда мы беззаботно скакали под «Морячку» Олега Газмясова, в роте происходили события, повлиявшие на наш дальнейший субботний распорядок.

Наш друг и товарищ Джон, находясь в увольнении, где-то умудрился укушаться, после чего вломился в канцелярию роты без головного убора, отдавая честь левой рукой, и докладывая заплетающимся языком о том, что он без замечаний прибыл из увольнения. А ответственным офицером по роте был в тот день довольно таки подлый командир третьего взвода старший лейтенант Подсосин.

Поэтому вскорости музыка на дискотеке стихла и ди-джей объявил: «Четырнадцатое классное отделение – построение в роте!», после чего веселье возобновилось, а мы, недоумевая, потянулись в казарму. Причём пришлось срочно отправить Сэма гонцом в ДОС, где, прикрываясь дискотекой, Алемеша отдыхал у своей тётки, а Кан, также в самоходе дома пил чай.

В казарме Подсосин построил нас и объяснил, что за косяки Джона мы наказаны всем отделением и дискотека для нас закончена. После чего он разрешил нам подшиться и посмотреть телевизор.

Спорить и упрашивать Подсосина было бесполезно, и мы угрюмо поплелись в кубрик. Однако, Совесть решил-таки испытать судьбу: «Товарищ старший лейтенант! Разрешите сходить проводить девушку до КПП, она ждёт меня на улице!» Подсосин сделал страшные глаза: «Ваш курсант пьян!» Совесть не унимался: «Ну я быстро, пять минут, туда и обратно!» - «Ваш курсант пьян!!!»

После этого Совесть прошёл в кубрик, взял шинель и вышел на улицу.

Через полчаса Подсосин вновь построил наше отделение, чтобы проверить, все ли на месте. Совести, естественно, не было. Подсосин злобно ухмыльнулся: «Будете стоять до тех пор, пока он не появится».

Мы стояли, Совесть не появлялся. Настало время «отбоя». Нам наконец-то разрешили разойтись и лечь спать. Однако минут через пятнадцать в кубрик зашёл Подсосин: «Четырнадцатое отделение, подъём! Построение на ЦП!»

Когда мы построились, он сказал, что мы должны идти и искать беглеца на территории училища. Мы оделись и вышли на улицу. На улице стояла тёплая весенняя погода, падал лёгкий снежок. Прогуляться было одним удовольствием!

Мы не спеша бродили по училищу, даже и не думая никого искать. И тут вдруг Вовочка закричал: «Глядите! Следы!!!» И правда, цепочка свежих следов вела в разбитую казарму, где месяца за два до этого повесился солдат из автороты. От нечего делать, мы пошли по следам. «А вдруг и он повесился?» - волновался Вовочка. – «Следы-то только в одну сторону!» Тут и мы уже запереживали, однако, напрасно: пройдя по следам до самой казармы, мы обнаружили там большую кучу говна, оставленную автором следов, который после проделанной работы вылез в разбитое окно и исчез. Больше его следы нас не интересовали и мы отправились гулять дальше, подшучивая над Вовочкой-следопытом.

От скуки мы перелезли через забор и побродили по ночному городу, после чего перелезли обратно и пошли в столовую, где наряд угостил нас жареным минтаем. Прослонявшись так часа два, мы вернулись в роту и доложили, что ничего найти не удалось.

Подсосин разрешил нам лечь спать, а часа в три опять разбудил и построил. Мы стояли, не догадываясь, что же ещё придумал этот гадкий старлей. И тут дверь казармы открылась и мимо нас командир роты провёл Совестя. Совесть был одет в куртку-«аляску», джинсы и чёрные перчатки. Руки он держал за спиной и смотрел на всех исподлобья, в общем, выглядел, как матёрый рецидивист.

Как оказалось, командир роты взял в разработку Ифу, который и сдал все адреса и явки. Совесть взяли тёпленьким прямо на хате у девушки.

Нет, его не отчислили и даже сильно не наказали. Видимо, командование, разобравшись, решило, что Подсосин перегнул палку. А возможно, просто пожалели. Но факт в том, что Совесть дослужил-таки до выпуска и отправился вместе со мной укреплять восточные границы нашей Родины.

7. Дед.

Александров у нас было не меньше, чем Дмитриев. Даже больше – шесть человек. Саню Сусленко мы звали Дедом. Он был старше нас на два года и всю свою жизнь прожил в деревне.

Дед всегда был очень спокоен и рассудителен, и никому в голову даже не приходило как-то издеваться над его фамилией. Разве что Вовочка как-то попробовал назвать его «сусликом», но Дед быстро прервал Вовочкино разыгравшееся веселье и заткнул ему рот.

Нет, с виду он отнюдь не был грозен. Невысокого роста, с залысинами на голове, которые также косвенно подтверждали его прозвище. Ещё у Деда были смешные остроконечные уши, такие же, как принято изображать у эльфов. Так что он скорее напоминал итальянского комика Роберто Бениньи, чем сурового деревенского мужика. Но всё равно мы его очень уважали.
Дед с грустью вспоминал своих школьных одноклассников. По его словам, половина из них к тому времени сидела в местах лишения свободы, а второй половины и вовсе уже не было в живых. Мы с ужасом слушали его рассказы о страшных деревенских «разборках», в одной из которых его товарищу опасной бритвой рассекли переносицу и оба глаза. Дед признался, что если бы не армия, он наверняка примкнул бы к одной из двух половин своего класса.

Не менее жестяные были и рассказы Деда о деревенском детстве. Как-то раз он помогал отцу забивать кроликов. Отец подвесил кролика за задние ноги и сказал бить молотком по голове, пока из носа у животного не появится капелька крови. Дед со смехом рассказывал, что разбил всю голову несчастному животному, а из носа так ничего и не появилось.

Для нас, городских мальчиков, с ужасом слушающих Деда, эти рассказы были едва ли не откровениями Чикатило, тогда как для Деда это были всего лишь обыденные эпизоды повседневной жизни. Если задуматься, то где-нибудь в Африке до сих пор можно найти племена, пожирающие друг друга и не считающие это чем-то зазорным. Такое необычное воспитание делало в наших глазах из Деда пришельца из параллельного мира.

Вот, к примеру, ещё один из его рассказов.

Как-то мать с отцом уехали на неделю, оставив Деда на хозяйстве. Они поручили ему помимо всего прочего, забить всех кур. Парнишка отнёсся к данному поручению «творчески»: сделал список куриц, разделил его на несколько дней и решил казнить птиц по списку. Петуха же оставил напоследок.

Как он сам признался, кур он до этого не убивал, только видел, как это делают взрослые. Поэтому Дед был озадачен, когда замахнулся топором, а курица тут же втянула в себя голову. Что он ни делал, птица упорно не хотела ему подчиняться. Тогда Дед взял ножницы, картон и клей и соорудил для курицы ошейник, который бы помешал ей втягивать голову в плечи. Но, как он ни мучился, курица наотрез отказывалась помогать ему. Не на шутку разозлившись, Дед схватил курицу за ноги и крепко стукнул ею по бревну. Птица потеряла сознание и шея вытянулась сама собой.

Шли дни, дело спорилось. Наконец, остался один петух. Петух стоял на бревне и внимательно следил за Дедом. А у того проснулся дремавший до этого момента интерес исследователя, поэтому вместо того, чтобы просто зарубить птицу, Дед пустился на эксперименты. Сначала он отрубил стоящему петуху пальцы на ноге. Петух и глазом не моргнул. Удивившись, Дед сбегал за солью и посыпал ею раны несчастной птицы. Петух отнёсся к этому так же презрительно-равнодушно. Тогда Дед заподозрил, что у петуха отсутствует чувство боли, и попытался отрезать бедняге гребешок. Тут-то петух и дал жару! Он начал истерично орать, хлопать крыльями, и чуть не повыбивал глаза горе-экспериментатору. Немалых сил стоило Деду усмирить его и наконец, завершить своё дело.

Также он весело рассказывал, что если долго гладить кошку, а потом ударить её по хвосту молотком, у той выскочат глаза и повиснут, как на верёвочках. Мне лично эта теория кажется очень сомнительной, но проверять её как-то до сих пор не хочется.

Несмотря на все эти рассказы, за Дедом в повседневной жизни ни разу не было замечено ни одного проявления жестокости. За все годы обучения он даже ни разу ни с кем не подрался, чем похвастаться не может почти никто.
Особенно сдружился с Дедом Сирота, который при любых своих проблемах всегда обращался к нему в первую очередь. А тот был хорошим товарищем и всегда помогал, как мог.

Однажды все «двоечники» по физо отправились пересдавать подтягивания. Сирота уговорил Деда, и тот согласился помочь. Взяв на всякий случай «сиротский» военный билет, Дед отправился на сдачу зачёта. Подошла его очередь, он представился: «Курсант Симаков!», подошёл к перекладине и безукоризненно выполнил четырнадцать подтягиваний, необходимых для «пятёрки». Майор Качков, наш преподаватель физо, естественно, не мог помнить пофамильно все пять сотен первокурсников. Однако у него возникли законные подозрения: «Скажи мне, Симаков, как получилось, что неделю назад у тебя за подтягивания была «двойка», а сейчас ты так и летаешь на перекладине? Дай-ка сюда свой военный билет!» После этого Качков долго, хмурясь, вглядывался в фотографию Сироты и сверял её с Дедовой внешностью. Надо сказать, на фото в военных билетах мы все были похожи друг на друга: худые, измученные, коротко стриженые. Тогда Качков потащил Деда в преподавательскую, где сидели остальные физруки. Все так же хмурились и пожимали плечами, а михаилопореченковообразный старший лейтенант Келбас даже уверенно заявил: «Да он это на фото!» Однако столь неожиданный спортивный реванш курсанта Симакова не давал покоя Качкову, и после обеда он пришёл к нам в роту, посовещаться по этому поводу с командиром…

Кара была ужасна. Пострадали оба авантюриста - несколько дней подряд после этого они сменяли друг друга в столовой, заступая зальными. Это был страшный наряд. Но об этом в другой раз.

Однажды все «двоечники» по физо отправились пересдавать подтягивания. Сирота уговорил Деда, и тот согласился помочь. Взяв на всякий случай «сиротский» военный билет, Дед отправился на сдачу зачёта. Подошла его очередь, он представился: «Курсант Симаков!»

А у нас в МосВоку, в нашей роте, были два брата близнеца, Яшковы, один спортсмен, другой в науках силен, частенько они на экзаменах друг друга меняли.

dariksiba78
Вы бегали 5-ку вокруг училища? (5 км)
Когда мы были на 4-м курсе, и надо было сдать по физо Зачет, то делали так: договаривались с друзьями из соседней роты: 1 круг бегу я, один он. У "подводной лодки" передавали номера и бегали. Все сдавали :)
Правда потом должок нужно было отдавать (бежать за друга так же :))

Залететь на орбиту страшная весчь, до сих пор кому рассказываю перечень работ выполняемых дневальным по столовой, все удивляются, ну и скорее всего не верят.
Эх старшина, как только не изгалялись над твоей посудой курсантики (сам кстати ни когда, всегда считал это низко и подло, чес слово.)

Наряду по столовой у меня посвящена отдельная глава))) И про старшинский котелок там будет немножко)))

Про петуха - жесть.))))

8. Шулик.

Шулик был быстрым. Джим Кэрри со своей «Маской» плакал бы в углу за шинелями, доведись ему узнать про существование Шулика.

«Шулик» - именно так звучало бы имя Шурик, если бы он самостоятельно его произнёс. Нет, он на самом деле умел говорить букву «р». Просто зачастую ему было некогда её произносить, так он спешил.

Спешил он буквально везде и во всём. Когда он рывками гладил свои брюки, дыхание его было таким же прерывистым, а уж когда чистил сапоги, так и вообще задыхался.

Попробую нарисовать ежедневную картину во время обеда в столовой. За нашим столом сидели: я, Сэм, Доктор, Сирота, Шулик и сержант Смекало, которого за вредность кое-кто называл за глаза Кал Калычем. По негласному правилу, если среди хлеба попадались горбушки (или «корочки», как с любовью называл их Шулик), они принадлежали именно Шулику. Как-то раз Сирота по рассеянности схватил «корочку» первым, так Шулик выкрутил ему руку, да так шустро, что тот и опомниться не успел.

Пока мы только приступали к еде, половины порции Шулика на столе уже не было, да и оставшуюся часть он поглощал огромными шумными глотками. Живи он на море и имей крылья, Шулик не оставлял бы чайкам ни малейших шансов.

Пока мы доедали, скучающий Шулик успевал сделать много дел: собрать все хлебные крошки со стола, слепить из них шарик, поиграться с шариком, наконец, закинуть его в рот, схватить черпак и начать легонько шлёпать им по пищевым отходам в бачке-кастрюльке из-под первого. Увлекаясь, он шлёпал всё сильнее, пока, наконец, брызги не долетали до Доктора. «Пидорас!» - отчаянно кричал Доктор, отряхивая форму от брызг. Шулик враз успокаивался и тоскливо поворачивался на краю скамейки, выставляя ноги на центральный проход. Затем он решительно вскакивал, тут же раздавался свирепый рёв Деревянного Славика: «Касатонов, сядь!!!» Шулик тут же с грохотом приземлялся обратно, трагически глубоко вздыхал, лез в полевую сумку (когда она была у него с собой), доставал очередную замученную библиотечную книжку про войну и ненадолго затихал, шурша страницами.
Книжки – это была его отдельная страсть. Он мог читать где угодно. Он прятался с фонариком за шинелями, этот же фонарик у него забирал по ночам Деревянный Славик, когда обнаруживал таинственное свечение из-под одеяла Шулика в тот час, когда все безмятежно спали как убитые. У нас было такое подозрение, что за время обучения Шулик перечитал все книжки в училищной библиотеке, причём не один раз.

И ещё он всё время задавал вопросы. Вопросы Шулика – это было что-то с чем-то. Кто-то из мудрецов сказал: «Чтобы не получать глупых ответов, нужно не задавать глупых вопросов». Хотел бы я послушать, как бы звучала эта фраза после того, как её автор познакомился бы с Шуликом.

Обычно, после его вопросов раздавался дружный смех и отвечать ничего не требовалось, а он лишь удивлённо хлопал глазами. Вот один пример. Назавтра должен был состояться экзамен во время первой пары занятий. Мы три дня готовились к нему, наконец, пришла преподавательница и спросила: «Вопросы есть?» Тут же вскочил Шулик: «А во сколько завтра экзамен?» Все заулыбались, преподаватель в недоумении пожала плечами: «В девять, с началом занятий…» Шулик, как бы оправдываясь, выпалил: «Ну, мало ли! А вдруг перенесут?» Вот в таком ключе.

Как-то Шулик натёр ногу, причём очень сильно. Поэтому больную ногу при ходьбе он старался ставить на носок. И вот как-то идёт Деревянный Славик и видит такую картину: навстречу ковыляет Шулик, одна нога обута, а вторая едва продета в сапог, и вся остальная часть сапога волочится вслед за ногой. «Касатонов!» - вытаращил непонимающие глазёнки Деревянный Славик. - «Это ещё что такое!!!» «А, всё равно сползёт», - печально выпалил Шулик, коротко вздохнул и быстро заковылял дальше.

Он был уникален, да. Он быстрее всех из роты попал в госпиталь с гастритом, быстрее всех женился. Вот и рассказ про него получился быстрее и короче других.

Я один раз за косяк в наряде 5 км на стадионе сдавал, лично, комбату.Обычно в лесу мы сдавали, вокруг озера.

9. Курсантская столовая.

Вспоминаю свою первую встречу с курсантской столовой. Это случилось в мой первый же день пребывания в училище.

…В то летнее утро я пришёл к военкомату, имея при себе мыло, полотенце и всё такое. У здания военкомата было уже много подобных мне разгильдяев. Кто-то сидел верхом на оградке, кто-то стоял и курил, кому-то провожающие родители запихивали в рюкзак уже не влезающие туда пирожки.

Примерно через полчаса на крыльцо военкомата вышел суровый усатый военный и громко объявил: «Провожающие остаются здесь, все остальные заходим в здание и строимся на заднем дворе!» Приключение началось.

На заднем дворе военкомата из нашей пёстрой толпы изобразили строй, а затем скомандовали: «Шагом марш!» И мы пошли строем по улице, чувствуя себя неимоверно крутыми, шагая, словно оккупанты по свежезахваченному городу. Много позже, когда нам случалось вот так же строем идти по улице, с тоской глядя на кипящую вокруг жизнь, мы ощущали себя скорее арестантами, нежели захватчиками.

До училища мы шли минут двадцать. Нас провели по всей территории и вывели за училище, где был расположен палаточный городок – наша «абитура». С этого момента нас стали называть абитуриентами.
Когда мы прибыли на место, нам сказали располагаться на траве и ждать. Так мы провалялись целый день. В течение дня нас переписали, но на этом все развлекательные мероприятия и закончились.

И вот, часов в восемь вечера, нас построили на мини-плацу, который находился на территории абитуры и объявили, что сейчас мы пойдём на ужин! Эту идею мы восприняли с восторгом: уничтожать домашние припасы в первый же день никто не спешил. И мы двинулись в столовую.

Уже на входе мы должны были насторожиться, так как ничем съедобным не пахло, а пахло каким-то застарелым жиром и ещё чем-то непонятно-специфическим, что можно унюхать только в солдатской столовой.

Мы построились в очередь и потянулись к раздаче, гремя алюминиевыми «разносами» (почему-то правильное слово «поднос» используется в нашей стране крайне неохотно.) «Разносы» были неимоверной степени помятости. Они были мокрые, что указывало на их недавнюю помывку, и скользкие от жира.

На раздаче нам предложили тарелки с водой, в которой плавали кости минтая. Мы смекнули, что всё наверное съели настоящие курсанты, а нас кормят остатками, даже не подозревая, что нам предложили традиционную курсантскую уху.

Но на этом чудеса не кончились – на раздаче сидел настоящий, живой моряк и выдавал каждому по кусочку хлеба! Он выглядел таким нарядным в своей синей форме и совершенно неуместным в нашей столовой авиационного училища: ведь до ближайшего моря от нас было четыре тысячи километров. Позже оказалось, что этот матрос поступил в училище вместе с нами, и его назначили ротным каптёром. Неудивительно, что его сразу прозвали «Море».

К воде с костями никто не притронулся, но хлеб с чаем умяли все, проголодавшись за день.

Шли дни, домашние пирожки закончились. Чудо-ухой уже никто не брезговал.

Вообще, фирменных блюд в столовой хватало. Самым популярным из них была «сека» или «сечка» - ячневая каша без признаков масла. Её можно было при желании вытряхнуть из кастрюльки-казана, и тогда она лежала, сохраняя точную форму кастрюльки, и мелко дрожала, как бы волнуясь за свою дальнейшую судьбу. Иногда секу заправляли мясом белых медведей – так мы с любовью называли белые куски сала, которые заливались в кастрюльки с кашей вместе с каким-то жиром. На десерт частенько был компот с червяками. Червяки были маленькие, безобидные и виновные только в своей любви к сухофруктам. Они честно плавали на поверхности компота, как бы говоря: «Вытаскивайте нас, мы уже ни на что не претендуем». И мы вытаскивали.

А знаете ли вы, что такое сушёная картошка? Вот и я не знал до определённого времени. А время это наступило по весне, когда на овощняке закончился весь прошлогодний урожай картофеля. Тут-то со склада НЗ и привезли мешки с сушёной картошкой. Если вы решили, что это что-то наподобие чипсов, то вы ошибаетесь. Наши деды, в далёких 60-х годах, заботясь о потомках, мелко нарезали и насушили впрок много картошки. И вот, мешки вскрывались, поварихи варили эти послания из прошлого и предлагали их к нашему столу. Причём можно было варить эту картошку вместе с мешками – мешки явно не уступали своему содержимому по вкусовым качествам.

А может, вы не знаете и про картофелечистную машину? Она представляла собой большой железный короб с открытым верхом, внизу вместо днища был ряд валиков с шершавой наждачной поверхностью. Машина запускалась, валики вращались, сверху засыпался картофель, который прыгал в машине и постепенно шлифовался. За всем следил кто-нибудь из наряда по «корнегрызке» - так мы называли овощерезный цех столовой. Наблюдатель помешивал это «спортлото» палкой и поливал сверху водой, которая вместе с грязью утекала в специальное сточное отверстие в полу. Очищенную картошку подгоняли к отверстию сбоку машины и собирали в бачки. Затем наряд по корнегрызке сидел и вырезал у картошки глазки. Сэм как-то спросил с недоумением, зачем мы вырезаем глазки, ведь в них самые витамины, на что я заметил, что Сэма бессовестно обманывали всё его детство и кормили, чем попало.

Как-то нормальная картошка на овощняке закончилась, и в ход пошла гнилая. Естественно, вся гниль обрезалась, вычищалась, но запах оставался. Я уверен, что такое блюдо вы вряд ли попробуете в своей жизни. Это было картофельное пюре с запахом и вкусом, уж простите, натурального говна. Это был триумф поваров – наконец-то они изготовили такое блюдо, которое не осилили даже самые голодные.

Расскажу подробнее о нарядах по столовой. Каждый день какая-то из рот заступала в наряд по училищу: один взвод заступал в караул, другой в допнаряд, охранять склады и объекты училища, а третий – в столовую. Наряд же по столовой делился тоже на две части: кто-то шёл в варочный цех, помогать бабулькам-поварихам, а кто-то в «корнегрызку». Наряд по варочному цеху сулил много нештяков: компот и хлеб в неограниченном количестве («варочники» заведовали и хлеборезкой), плюс бонусы в виде жареного сала или минтая. Наряд же по корнегрызке сулил обычно чистку картошки до утра: зачастую картофелечистная машина стояла сломанная и бездействовала.

Неудивительно, что в других отделениях составы нарядов по варочному цеху и корнегрызке практически не подвергались изменениям: самые продвинутые жарили сало в варочном, а ребята попроще чистили картошку в корнегрызке. У нас же в отделении, как я уже упоминал, было какое-то подобие демократии.

Как-то третий взвод ушёл в караул, а Игорька Закарпатского туда не взяли. И его в виде бонуса «подарили» нам в наряд по столовой. И так получилось, что он попал в варочный цех.

Тут следует рассказать об Игорьке подробнее. Это был стройный, высокий, худощавый юноша с ясными голубыми глазами. И всё бы ничего, но он был постоянно голоден. Питался он всем, что попадало под руку – хлебом, пирожками из «чипка» (так мы называли курсантский буфет – Чрезвычайная Индивидуальная Помощь Оголодавшим Курсантам), либо детской смесью «Здоровье», которой активно торговали старшекурсники по курсу 1:2 по сравнению с ценами «на воле».

Один из сержантов третьего взвода, Миша, рассказывал, что лежал вместе с Игорьком в санчасти. Часа в два ночи Миша почувствовал настойчивые сигналы организма и пошлёпал в тапочках в туалет. К своему ужасу, в туалете он обнаружил Игорька, который сидел на очке и жадно кушал пирожок. «Игорёк, ты чего?!» - искренне поразился Миша. Игорёк виновато улыбнулся и протянул Мише пакет: «Хочешь пирожка?»

После этого становилось понятно, что репутация у Игорька среди своих была, мягко сказать, запятнана. Поэтому несчастный регулярно чистил картошку в корнегрызке. У нас же в наряде по столовой, опять повторюсь, была ротация, и этот кадр каким-то чудом очутился в варочном цеху.

Он ел круглые сутки. Лицо его буквально сияло от счастья.

Ночь после наряда была для Игорька воистину ужасна. Часов в одиннадцать вечера, когда после «отбоя» наряд по роте приступил к уборке казармы, из кубрика третьего взвода пулей выскочил Игорёк в нижнем белье и, постанывая и прихрамывая, бросился в туалет, что называется, «роняя кал». Только обычно это выражение применяется в переносном смысле, а тут всё буквально текло из штанины. Желудок несчастного не выдержал столь обильных даров и вконец расстроился.

Дневальные, что наводили порядок, принялись громко материться. Игорёк же клятвенно обещал всё убрать, как только постирает штаны. В течение ночи он практически не слезал с «очка», но в перерывах между своими бдениями на корточках, он-таки помыл не только ЦП и туалет, но даже лестницу в обмен на обещание не рассказывать о катастрофе его товарищам.

Однако, даже несмотря на перспективу попасть в корнегрызку, наряд по столовой не был страшен – ведь там трудились всем коллективом. А действительно тяжёлым был ежедневный наряд, в который заступал один человек, именуемый в течение этих суток «зальным».

Новый зальный приходил в столовую часа за четыре до ужина и принимал по счёту посуду, столы, скамейки. Затем он отпускал сменившегося в роту и оставался один на один со всем этим хозяйством.

Курсант с тоской снимал с себя родную «хэбэшку» и осторожно надевал мокрую, грязную, жирную и невероятно холодную «подменку», доставшуюся ему в наследство от старого зального. «Море» заменял её на стираную не очень охотно, как я подозреваю, раз в две-три недели.

Готовясь к ужину, зальный раскладывал посуду на столы, по количеству сидящих за ними людей. И тут следует сказать, что посуды постоянно не хватало. Самым основным бедствием была нехватка стаканов, реже - ложек. В чём же крылась причина этого бедствия? Ну, во-первых, конечно же, стаканы имели неприятное свойство разбиваться. А во-вторых, в зале трудились ещё трое вражеских зальных из соседних рот, которые ловили любую возможность обокрасть соседа. И это был основной канал, по которому исчезала посуда. Тут уж надо было держать ухо востро и при первой же возможности восполнить пропажу из арсенала соседней роты. Вот такие «Весёлые старты».

Разложив посуду, зальный с большими алюминиевыми бачками шёл в варочный цех. Сперва он получал компот или чай. Иногда он на время заключал перемирие с вражеским зальным и бачки таскались совместными усилиями, иногда же приходилось корячиться самому. В последнем случае снимался ремень, цеплялся за ручку бачка и импровизированные «саночки» со скрежетом алюминия о бетонный пол перемещались к месту назначения. От подобной транспортировки некоторые бачки протирались до дыр, и поэтому оставляли за собой мокрый след.

Чай разливался по чайникам, по одному на каждый стол.

Далее шла каша, которая транспортировалась точно так же и раскладывалась по кастрюлькам.

Перед самым ужином приходили дежурный по роте с дневальным, которые получали хлеб с маслом и раскладывали их на столы.

И вот наступал момент истины: с замиранием сердца зальный слушал нарастающий шум поднимающейся по лестнице роты. Рота рассаживалась за столы, и вот тут начиналось самое неприятное…

Здесь необходимо отметить важный момент. Чтобы выжить в этом наряде, зальный был обязан знать, где сидят товарищи, способные причинить максимум неприятностей. На этих столах обязательно должно было быть шесть ложек, шесть стаканов и непременно полный чайник. Жертвовать приходилось либо столиками, за которыми сидели негласные «лохи», либо же столиками своих ребят, которые всегда относились с пониманием к этой непростой ситуации.

Особой речи заслуживал старшинский столик, за которым сидели старшина, Деревянный Славик и ещё четверо особ, приближённых к императору. Плюс ко всем вышеперечисленным привилегиям, ложки за этим столиком обязаны были быть не алюминиевыми, как у всей роты, а строго из нержавеющей стали. Горе было обидевшему старшинский столик. Поэтому один из наших ребят (даже сейчас не буду говорить кто) регулярно заступая зальным, плевал в старшинскую кастрюльку с кашей, а один раз даже ссыкнул в чайник.

И вот, начинался приём пищи и со всех сторон неслось до боли знакомое: «Зальный, с-сука!!!» Зальный обязан был тут же подбежать с серьёзным лицом, выслушать претензии и постараться скрыться, как бы в поисках того, что от него требовалось. Ситуация была стандартной, так как зачастую на «простых» столиках на шестерых было всего четыре ложки и всего лишь три стакана. Обидевшего же «крутых» ждала неизвестная судьба: их могли затащить в комнату для мойки посуды для каких-то таинственных манипуляций.

Причём «Зальный, с-сука!» возмущённо кричали даже «лохи», хоть их никто и не слушал.

И вот, наконец, рота уходила. Можно было вздохнуть с облегчением, как после тяжёлого экзамена. Впереди была ещё помывка посуды за ста двадцатью курсантами, но это уже было не так психологически тяжело. Конечно, задача усложнялась тем, что на четыре роты приходилось всего три жирные ванны для мытья посуды, но ждущий своей очереди мог заняться, к примеру, помывкой полов.

Часам к двенадцати ночи всё было обычно уже убрано, и тогда посылался гонец к дежурному по батальону – им становился тот зальный, из чьей роты в этот день был дежурный офицер. Важно было точно рассчитать время: рано докладывать было ни в коем случае нельзя: тогда дежбат приходил, находил кучу недостатков и заставлял зальных работать до утра. Естественно, когда такое происходило, до утра никто не работал, а просто к батареям сдвигались скамейки в виде импровизированных кроватей. Мне тоже довелось так переночевать пару раз.

Если же дежбат разрешал «отбиться», то можно было закрыть столовую на замок, вернуться в роту и провалиться часов на пять в счастливый сон.
В шесть утра зальные уже были обязаны находиться в столовой, где всё начиналось по-новой: близился завтрак…

После обеда зальный выходил на финишную прямую: перемыв посуду, он принимался за её подсчёт. Желательно было держать руку на пульсе относительно количества посуды в течение всего наряда: после того, как она была помыта и составлена в кучу, утащить что-либо у товарищей по несчастью было практически невозможно.

Однажды я умудрился проебать (извините за слово, но оно точнее всего отражает смысл) скамейку. Уж и не знаю, кому она понадобилась. Сначала я думал, что найду её в соседних ротах, но оказалось, что я лишь понапрасну тупо «спалил» сам себя – найти не нашёл, а враги уже знали, что у меня её не хватает. И тогда я пошёл на отчаянный шаг: проник в зал старшего курса и спёр скамейку оттуда.

Практически всегда мне удавалось сдавать посуду под счёт без замечаний. Лишь один раз ко мне были претензии со стороны командования роты. Дело было вот в чём. Я сдал наряд, товарищ по фамилии Дорожко пересчитал посуду, записал количество и поставил свою подпись, написав «принял». За следующие сутки этот талантливый юноша умудрился проебать штук двадцать тарелок, несколько стаканов, три чайника и черпак. После чего он не нашёл ничего более умного, чем позачёркивать все вчерашние записи и рядом приписать «обновлённое» количество, как будто так у меня и принял. Старшина меня вызвал, брызгал слюнями, кричал, что это проблемы мои и Дорожко, и чтобы я с ним разбирался. На это я спокойно пояснил, что наряд сдал без замечаний и ни с кем разбираться не собираюсь. На этом все разборки и закончились. Заматерели мы под конец учёбы, это да.

Ещё, пожалуй, стоит рассказать, что на последнем курсе обучения комбат выбил для зала нашего батальона скатерти, искусственные цветы на стены, солонки и баночки с горчицей на каждый стол. Кушали мы теперь из новой посуды, строго ложками и вилками из нержавеющей стали, которых теперь хватало всем. Также на столах появились ножи. Ещё откуда-то в столовой появился магнитофон, и теперь во время приёма пищи мы могли наслаждаться песнями Кая Метова и группы «Мираж». Плюс ко всем благам, у нас появились официантки и страшное слово «зальный» исчезло из нашей жизни навсегда вместе с этим злополучным нарядом.

10. Досуг.

Свободного времени у курсантов было не много. Однако, когда оно появлялось, мы обычно тянулись к прекрасному – то есть к телевизору.

Когда мы только надели форму, нас на две недели буквально отрезали от окружающего мира. Мы, совершенно ошалевшие, отрабатывали «подъём-отбой», причём не только вечером, но и посреди дня; по сигналу «пожар в роте» эвакуировали прикроватные тумбочки и кровати на улицу; погибали от жары на плацу, топча сапогами раскалённый асфальт. Когда нам давали десять минут перекурить, мы врывались в близлежащую роту, забегали в умывальник, набирали полные кепки холодной воды и выливали себе на голову. Все посторонние мысли о «гражданке» и женских прелестях вылетели из головы сами собой, безо всякого чая с бромом. Думать об этом было просто некогда.

И вот, через две недели, нам около восьми часов вечера, разрешили включить минут на десять телевизор. Мы сидели, и, затаив дыхание смотрели, как комбайны засыпают зерно в закрома Родины. Казалось, не было на Земле в тот момент ничего прекрасней, чем это окошко в параллельный мир. Все ранее существовавшие для нас ценности в корне поменялись – мы стали курсантами.

Гораздо позже мы частенько вечерами смотрели телевизор, даже скинулись деньгами и купили советский видик «Электроника». Правда, крышка с кассетой закрывалась плохо, поэтому из канцелярии мы притащили металлический бюстик Ленина и прижимали им злополучную крышку. Так Ленин «прописался» у нас в холле до тех пор, пока кто-то не приделал ему большой нос и рога из пластилина. Увидев это безобразие, командир роты оскорбился за Ильича и унёс его обратно в канцелярию.

Однажды кто-то принёс кассету с видеожурналом «Пентхаус». Это надо было видеть: сто человек не дыша смотрели на сиськи в телевизоре! Даже вредный старший лейтенант Подсосин выскочил из канцелярии, напуганный внезапной гробовой тишиной в роте. К сожалению, он не пожелал присоединиться к коллективному просмотру этой дивной телепередачи, видимо, сиськи его не впечатлили. Поэтому он забрал кассету, а телевизор выключил.

Расположение нашей роты было на втором этаже казармы. На первом же была ещё одна рота нашего курса, и вот какая история там произошла. Как-то после отбоя дежурный по роте проходил мимо ротной канцелярии и услышал странные звуки, доносящиеся оттуда. Войти он не решился, так как знал, что там находится дежурный офицер, старший лейтенант Кулачко. Тем более, что звуки явно давали понять – Кулачко смотрит что-то потяжелее «Пентхауса». Дежурный по роте знал, что телевизор находится прямиком над входом в канцелярию, «лицом» к окну, поэтому он потихоньку выскользнул на улицу.

Минут через пять он с квадратными глазами забежал обратно: «Ни фига себе, что там негры с бабой вытворяют!!!» Разбудив ещё несколько отчаянных эротоманов, весь наряд по роте устремился на улицу, к окошку канцелярии. Вот такой необычный ночной видеосеанс состоялся в соседней роте. Я думаю, даже если бы Кулачко «спалил» незваных телезрителей, докладывать начальству он всё равно бы не стал по вполне понятным причинам.

Наш же «видик» служил довольно долго, вместо Ильича был поставлен горшок с геранью, который поливался прямо на месте. То ли от поливки, то ли ещё от чего, но аппарат в конце концов вышел из строя. Но и после своей кончины он продолжал служить людям: ночью наряд по роте смотрел телевизор, курил, а бычки закидывал в большую пепельницу с гордым названием «Электроника ВМ-12».

Однако, если вы думаете, что культурный досуг курсантов ограничивался только телевизором, вы ошибаетесь.

Нас регулярно водили на постановки МХАТа – Маленького Хреновенького Ачинского Театра. К слову, постановки были весьма неплохие. Правда, из всех спектаклей в памяти остались лишь два момента: как актёр смешно скакал на сцене под песню Доктора Албана, да ещё запомнилась актриса, изображавшая смерть и бегавшая по зрительному залу с голыми сиськами в прозрачной накидке.

Также нас водили на концерты различных артистов, приезжавших в Ачинск – группы «9-й район», Валентины Толкуновой, Иосифа Кобзона.

Водили нас в выставочный зал на выставку картин местных художников. Там мы увидели полотно «Дед с петухом» и жестоко застебали нашего Деда. Тётка-экскурсовод всю дорогу причитала - мол, какие же мы бедненькие, на что Джон в конце концов довольно сухо и жёстко пояснил ей, что жалеть нас нечего.

В училище приезжал известный актёр и режиссёр Борис Галкин, старый друг нашего замполита, привозил свой фильм, рассказывал всякие истории из жизни.

А однажды нас согнали в БЗ (большой зал) и объявили, что приехали артисты, а деньги за билеты удержат с получки.

Начался концерт, на сцене появился какой-то сладкий мальчик и голосом заслуженного гея пояснил, что их группа называется «Белые розы» и их крышует сам Юра Шатунов.

Песни были все исключительно про несчастную любовь, а одна даже была про любовь к «Ласковому маю». Во время её исполнения солист неожиданно предложил: «Ребята, кто хочет потанцевать – добро пожаловать на сцену!» Так как удовольствие потанцевать с «Розами» было весьма сомнительным, на сцену никто не спешил. И вот тут вышел Демид!

Дело в том, что Демид был «звездой» старшего курса. От всех остальных он отличался тем, что однажды сошёл с ума. Начало всему положил караул, в котором он нёс службу на «вышке». Начальник караула и проверяющий, придя на пост, обнаружили лишь автомат, сиротливо прислоненный к вышке. Часовой как в воду канул. Оказалось, что Демиду приспичило посрать, и он, не заморачиваясь, оставил автомат и ушёл в роту. На все проклятья и угрозы начальства у Демида была одна реакция – улыбка во весь рот, поэтому решено было направить его на обследование на предмет психического здоровья. Результат подтвердил опасения – малый съехал с катушек. Решено было комиссовать его по состоянию здоровья, а пока суд да дело, Демид продолжал жить в роте. Носить сапоги он отказывался, поэтому ходил в конце строя в ярких кроссовках, постоянно улыбаясь.

И вот этот самый Демид выскочил на сцену и давай отплясывать гопака да вприсядку! «Розы» были удивлены, зал был напрочь убит от хохота.

Но самый яркий концерт состоялся в другой раз. Нас согнали в БЗ тем же самым образом, объявив, что по двадцать тысяч рублей каждый из нас с получки не досчитается (ну, цены тогда такие были). Что за представление нам предстоит посмотреть, никто толком не пояснил, лишь сказали, мол, приехали артисты.

Вот начался концерт, и под бурные аплодисменты на сцене появился дядечка лет пятидесяти в чёрном костюме. Чтобы вы его себе живей представили, скажу, что внешне он напоминал актёра Александра Лыкова, который играл Казанову в сериале про «ментов». Для полного сходства Казанове надо было бы отпустить усы, бородку и волосы до плеч.

С весёлой улыбкой дядечка пояснил, что сегодня мы увидим много замечательных номеров, и рассказал боянистый анекдот про мальчика, который в шкафу продавал петуха своему папе, который, в свою очередь, прятался в квартире у любовницы. Боян был принят «на ура», после чего Казанова объявил, что сейчас его жена споёт песню. На сцену вышел старичок с уже настоящим баяном и тётечка в расписном платье. Исполнив что-то протяжно-народное, она с достоинством удалилась.

Вновь появился Казанова-конферансье, затравил очередной боян и объявил, что сейчас выступит его дочка с восточным танцем. На сцене появилась молодая девушка в шароварах и лифчике и под восточные напевы немного повертела попой. Этот номер сорвал овацию зала, а старшекурсники на балконе даже подняли транспарант: «С праздником, дорогие ветераны!»

Затем опять продолжились бояны, баяны, песни и танцы. Оказалось, что у казановиной дочки не только была хорошая попа, но и наличествовал неплохой голос.

И вот, наконец, Казанова объявил, что концерт подходит к концу, и сейчас мы увидим гвоздь программы в исполнении его зятя!

Под бурные аплодисменты на сцену вышел голый по пояс пузатый юноша с длинными волосами и зажёг два факела. Осторожно повертев ими, он принялся водить факелами вдоль своих рук. Мы с замиранием сердца смотрели на этот смертельный номер, так как подмышки иллюзиониста ничуть не уступали по своей лохматости его роскошной шевелюре. Однако он оказался профессионалом, и дело обошлось без пожара в зарослях. По залу пронёсся вздох разочарования.

Затем девушка вынесла пивные бутылки и молоток. Бутылки были разбиты, фокусник лёг на них спиной, а девушка принялась ходить по бесстрашному товарищу туда-сюда, после чего он поднялся, хлопнул в ладоши и повернулся к нам спиной! Мы хлопали и смеялись сквозь слёзы – по спине минимум в трёх местах текла кровища! Да, как говаривал классик: «ты приглядись к нему, Ваня, внимательно – трудно свой хлеб добывал человек!»

Вот такая жесть разнообразила наш досуг, а вы говорите – "телевизор"! :)

Утомил я вас, наверное, обилием букв?)))

11. «Письма лично на почту ношу…»

Всегда приятно получать письма. А курсанту получать их в десять раз приятнее, чем обычному человеку, вы уж поверьте. Ведь для него это не просто письмо, это отдушина в повседневной рутине, луч солнечного света среди дождливого неба.

Письма в основном получали ребята, которые приехали в училище издалека – письма от родных, друзей, любимых девушек. Я был местным, поэтому письма получал редко: пару раз написала мама (наверное, для поднятия боевого духа), затем приходили письма из школьного музея боевой славы (следопыты и сейчас иногда поздравляют с праздниками, не забывают), а также мне постоянно писал мой друг Вовка, что учился в то время в Красноярске. Вовка всегда писал в своей причудливой манере, с шуточками и приколами, а в конце письма меня обязательно ждала порция его неожиданно-безумных мини-стихотворений. Всегда здорово было получить от него письмо – это гарантировало отличное настроение как минимум до конца дня.

Позже, на встрече нашего класса по поводу десятилетия школьного выпуска я попытался за праздничным столом рассказать об этих письмах нашим ребятам и при всех выразить Вовке благодарность, но меня не поняли и едва не подняли на смех. Я простил насмешников – откуда они могли понять всю значимость этих писем, ведь они никогда не служили в армии.

Как-то во время самоподготовки к нам в руки попала газета с объявлениями, в которой была рубрика «знакомства». Гриша, ехидно хихикая, предложил написать кому-нибудь от имени Сироты и разыграть его. Сказано – сделано. В течение часа создавался креатив в стиле «я стройный голубоглазый блондин спортивного телосложения, люблю крутиться на перекладине и смеяться над мультиками про весёлых гоблинов». Шутка была в том, что перекладины Сирота боялся, а «гоблином» частенько называли его самого.

Жертвой была выбрана шестнадцатилетняя девушка из Красноярска по имени Лена.

И вот настал тот день, когда Сирота с недоумением вертел в руках ответ от той самой Лены. Почитать собралось всё отделение – все ржали, как кони, а Сирота ничего не понимал. Ответ был самый обычный, в стиле «живу, учусь, увлекаюсь, расскажи побольше о себе». В конце концов, Сирота решил, что кто-то решил познакомить его с девушкой, и написал ей ответ. Так и началась их переписка.

Однажды Лена прислала ему своё фото в полный рост. Фигура Сироту устроила, а вот лицо показалось ему не очень привлекательным, поэтому он нарисовал ей ручкой вместо лица хоккейную маску.

Лена постоянно звала его в гости, но Сирота так и не поехал: то ли пугался перспективы долгосрочных отношений, то ли хоккейной маски под рукой не было.

Однажды Лена прислала Сироте фотографию симпатичной девушки и написала, что это её подруга Ирина, и что она хочет тоже переписываться с курсантом. Я стал упрашивать Сироту, чтобы он отдал фото мне, но Ирина понравилась ему явно больше, чем хоккеистка Лена, поэтому он вредничал и говорил, что сам будет с ней переписываться.

В конце концов была названа сумма в десять «сникерсов» - так я стал обладателем фото Ирины. Она оказалась девушкой общительной, и мы какое-то время весело переписывались ни о чём, обменялись фотографиями. Писала она всегда очень культурно, поэтому однажды просто выключила меня своей фразой в конце письма. В нём она рассказывала, как мужик из многоэтажки, в которой она жила, открыл огонь из ружья по прохожим и насмерть застрелил её знакомого парня. Содержание письма явно не располагало к улыбке, но вот эта неожиданная фраза… Она была следующей: «вот так живёшь, живёшь, а потом приходит пиздец». Наверное, я был неправ в своём приступе веселья, но ничего поделать с собой не мог. Ей, конечно, об этом я ничего не написал.

Наша переписка продолжалась до тех пор, пока она не поинтересовалась моим ростом. В ответ на мои «метр девяносто» я получил испуганное «ой, а я всего метр пятьдесят» - и на этом наша переписка резко оборвалась. Я написал ей ещё пару раз, но письма остались без ответа. Немного позже я вернул ей все её фото. Надеюсь, её просто шокировала наша разница в росте.

Но самое незабываемое письмо я храню до сих пор. Перед прочтением я рекомендую вам постелить под стол что-нибудь мягкое, чтобы было удобнее туда падать. Потому что это письмо не просто из серии «нарочно не придумаешь», оно из той серии, что «потом приходит», когда «вот так живёшь, живёшь».

История этого письма такова. В классе, где проходила у нас самоподготовка, как-то был ремонт, поэтому полы частично были застелены старыми газетами. Балу поднял «Пионерскую правду» пятилетней давности и нашёл в ней адреса пионеров, желающих познакомиться. Прочитав письмо десятилетней Наташи из Новосибирска, мы с Балу прикинули, что ей уже лет пятнадцать-шестнадцать и настрочили ей совместный креатив, подписавшись моим именем и фамилией Балу. На ответ мы особо не рассчитывали, ведь всё-таки прошло несколько лет… То, что мы получили, превзошло все наши ожидания. Рыдало всё отделение. Привожу текст этой нетленки (авторские стиль и орфография сохранены полностью).

«Здравствуй Денис.

Пишет тебе Наташа. Я получила твоё письмо. Теперь напишу немного о себе, а потом задам тебе вопросы.

Моё Ф.И.О. – Котлубовская Наталья Борисовна. Мне 15 лет. Я учусь в СПТУ. №1. Моё увличение ты уже знаешь – это животные. У меня дома живёт собака по кличке «Дик». Мне животные нравятся с детства. А как это получилось что я стала ездить верхом. Я тебе сейчас расскажу. Когда мне было 5 лет. У насрядом с домом не подолюку есть лес. Короче парк. И когда я пошла в лес то увидела там на поляне паслись три лошади. С уздечками. Мы с моей подругой стали кормить их. И так было почти каждый день. Потом мы увидели рядом с ними мужыка и я спросила чеи эти жеребцы, а он нам сказал что они паркавские живут в парке. Потом этот мужик научил нас ездить верхом. И прыгать барьеры. И с тех пор я стала ездить верхом. Потом я узнала где находится эподром и стала ездит на эподром. Потом нам в парк привезли не обьезжиных три жеребца и два ишака. Только ишаки были уже обьезжиные. И мы их обьезживали. Мне так понравилось. Коням я сама давала клички. Одного звали Орлик, второго Ворон, а третьего Скворец. Ослов звали Майка и Сентя. Я может быть в следущем письме пришлю фотографии троих лошадей и двух ослов. Ну ладно теперь вопросы к тебе:

Сколько лет?

Какой Рост?

Куришь, пьёшь?

Ф.И.О?

Сам ты из кокого города?

Сколько ты уже в Военном училище?

Ну ладно больше писать нечива. Ты тоже пиши и задавай мне вопросы. Если есть возможность выли свою фотографию.

Пока!

Жду ответа как соловей лета!»

Мы, конечно же, настрочили ответ, а на конверте я написал: «Жду ответа, как Скворец – Майку и Сентю!», однако Наталья Борисовна больше не удостоила нас своим вниманием. Недавно я нашёл её профиль на «одноклассниках», но, к сожалению, она не заходила на сайт уже пару лет.

Вот такая история. В заключение хотелось бы сказать: если у вас есть друзья или знакомые, которые сейчас проходят срочную службу в армии – пишите им чаще. Это сделает их службу, может и не намного, но легче. Подарите им радость.

ТС, с переходом "экватора" в цикле баек) Творческого настроения)

Чудо, а не тема!!! И ведь спать 5 часов осталось, а не успокоился, пока не прочел до конца. Обязательно пиши ещё! Жду продолжения, как Доктор - пидорасов, а Деревянный суслик - Наталью Борисовну :)

Спасибо за комментарии, они воодушевляют)

12. Наряды.

Помимо учёбы, немалую часть нашего времени мы проводили в различного рода нарядах, о которых и пойдёт речь в этой главе.

Самым обыденным был для нас наряд по роте. Дежурный-сержант и трое дневальных, что сменяли друг друга на «тумбочке» у входа внутри казарменного помещения. Основным «минусом» наряда по роте был тот факт, что спать разрешалось всего лишь два часа в сутки, да и то неполных. Поэтому где-нибудь часов в пять утра «рубило» просто не по-детски.

Как-то я стоял в это время на «тумбочке» и незаметно для себя задремал. И вдруг я услышал грохот казарменной двери. Открыв глаза, я увидел, что с той стороны дверь дёргает разъярённый комбат (дверь была с прозрачным стеклом). Страшно перепугавшись, я шагнул с «тумбочки», чтобы открыть дверь, и… проснулся. За дверью, естественно, никого не было. Так что стоя спать умеет не только старый слон из детского стихотворения Барто.

Конечно, находились и хитрецы, пытающиеся как-то компенсировать себе недостаток сна. Однажды Гриша остался дневальным за дежурного. Михалыча, который стоял на «тумбочке» он проинструктировал, чтобы в случае чего, тот кричал «дежурный по роте, на выход» как можно громче, а сам пошёл в спорткубрик. В спорткубрике была обитая дерматином скамеечка, на которую можно было лечь и отжимать от груди штангу. Гриша же прилёг на неё совершенно с другими целями и уже через десять секунд погрузился в объятия Морфея.

Напрасно Михалыч надрывал своё горло, когда ручку двери нетерпеливо дёргал дежурный по батальону, пришедший с проверкой. Гриша был, что называется, «вне сети». Пришлось Михалычу самому открывать двери и показывать, куда он спрятал дежурного по роте.

Дежурный по батальону оказался офицером, любящим весёлые шутки и розыгрыши, поэтому он отстегнул у безмятежно храпящего Гриши штык-нож с пояса и спрятал его. А затем принялся тормошить спящего.

Гриша немедленно вскочил и доложил, что рота спит и всё без замечаний. «Спишь?» - нахмурился дежбат. «Никак нет!» - убедительно отрапортовал Гриша. «А где же твой штык-нож?» - как бы удивился офицер. Гриша схватился за ремень и побледнел – штык-нож исчез. «Ай-ай», - сокрушённо покачал головой дежбат, - «с оружием шутки плохи, придется докладывать старшине!»

Гриша понуро поплёлся к старшинской кровати. «Товарищ старшина-а», - тихо позвал он. Но товарищ старшина и ухом не повёл. «Товарищ старшина-а!» - уже громче позвал Гриша и робко потеребил спящего старшину за плечо. «Иди на хуй», - тут же отреагировал старшина, не просыпаясь. «Товарищ старшина, а я штык-нож проебал…» И случилось чудо - старшина с громкими матами тут же принял вертикальное положение.

Дежбат, конечно, сжалился и вернул оружие, однако на ближайшие несколько суток Гриша обеспечил себе дополнительные проблемы со сном.

Пару раз в месяц рота заступала в наряд по училищу, который включал в себя караул, наряды по КПП, автопарку, патрули, допнаряд и наряд по столовой.

Про наряд по столовой я уже рассказывал, так что сразу перейду к допнаряду. Дополнительный наряд включал в себя патрулирование в ночное время вокруг вещевых складов, банно-прачечного комплекса, спортцикла.

В летнее время ничего сложного допнаряд не составлял. Гуляешь себе вокруг складов и читаешь многочисленные надписи на кирпичных стенах, причём некоторые из них датированы, ни много ни мало, 1914-м годом!

Но зимой это была совсем другая история. Если тулуп кое-как согревал тело, то лицо и ноги мёрзли всё равно. Подошва у валенок была настолько тонкой и изношенной, что на пятках на свет просматривались дырочки. Как вариант, можно было надеть галоши, однако в этом случае курсант превращался в подобие снаряда для кёрлинга: слегка толкни его, и он поедет вдаль на своих суперскользких подошвах…

На спортцикле и возле бани можно было встать над парящим канализационным люком и греться от этого пара. Однако, приняв это решение, отходить в сторону уже было нельзя – иначе ты просто превращался в живую сосульку. А что вы хотите – Сибирь!

Как-то раз подходило к концу время моей очередной смены на спортцикле. Я уже видел скрюченные от холода фигурки несчастных из очередной смены, вышедшей из роты, однако Сэм почему-то не спешил меня сменять на посту. Оказалось, по пути ко мне он заметил в сугробе тело пьяного кочегара и попытался самостоятельно оказать ему помощь. Затем, после безуспешных попыток, он позвал меня и вдвоём мы извлекли-таки беднягу из снежного плена. Он был практически невменяем. Пришлось тащить его до кочегарки, где он немного отогрелся, увидел нас и потребовал объяснений, кто мы такие. «Мы – люди», - просто пояснил Сэм. Мы повернулись и растворились в ночной темноте. Я думаю, этот кочегар на следующее утро ничего даже не вспомнил и не осознал, что Сэм спас ему жизнь.

Наряд по КПП не был ни лёгким, ни слишком тяжёлым: стой себе на воротах и проверяй пропуска. Этот наряд имел необычный бонус: перед ним необходимо было идти на инструктаж к коменданту гарнизона. Комендант являл собой харизматическую личность: звали его Василий Иванович, был он в звании подполковника, имел седую голову, шепелявую речь и всенародное прозвище «Косой». Вы бывали когда-нибудь на концерте Задорнова? Я – бывал, поэтому имею возможность сравнить и утверждаю, что инструктажи у «Косого» ничуть не уступали концертам вышеозначенного сатирика! Но это не означает, что Василий Иваныч был каким-то клоуном. Он всегда был предельно серьёзен и суров. Рассказывают, что он поседел за одну ночь в бытность свою командиром роты году эдак в восемьдесят четвёртом, когда один из его курсантов в карауле расстрелял из автомата всю смену, ранил лейтенанта-начальника караула и застрелился сам.

Инструктаж у Косого выглядел примерно так: «Лезут всякие без пропусков: мол, я здесь учился, дрочился, кончал, кончаю, буду кончать – всех на хуй! Лезет бабка наглая – пиздить не надо, но пальцем в лоб ей ткни, чтобы место своё знала. Продолжает лезть – пни ей под яйца – и за забор!»

Косого ничуть не смущало, что инструктируемые корчатся перед ним от смеха, он невозмутимо доводил инструктаж до конца, даже ни разу не улыбнувшись.
Весь день он сидел в своей комендатуре, искоса присматривая за нарядом по КПП через окно. Не дай Бог, если он заподозрил, что кто-то прошёл на территорию училища незаконно: он тут же коршуном срывался из своей засады, задерживал подозреваемого, и если у того действительно с пропуском было не всё в порядке… Тогда наряд слушал длинную нецензурную тираду о том, что Василий Иваныч думает по этому поводу, а виновнику Косой говорил: «А ты, жоржик, пиздуй в роту и доложи командиру, что ты снят с наряда лично мной!»

Я-то знаю, я один раз сотрудника милиции по удостоверению пропустил.

В ночное время на КПП было спокойно, правда, рассказывают, как-то раз к наряду подкатывал местный гомосек и предлагал свои сомнительные услуги. Так как курсанты издревле славились своей толерантностью, выродок был жестоко избит на месте.

Однажды я попал под ливень, стоя на калитке, и убедился, что брезентовый плащ спасает первые минут десять, а потом вода тупо льётся прямо сквозь него. После я вылил из каждого сапога по полстакана воды.

А однажды к нам в помещение КПП заскочил местный мужик в спортивном костюме. Этот мужик кого-то ждал и зашёл к нам погреться. Не успели мы опомниться, как он со всего маху сел на электроплитку, которая выглядела точь-в-точь, как табуретка на четырёх ножках. Мужик взвыл, как раненый зверь и был таков, а мы, матерясь, принялись отскребать от плитки штык-ножами дымящийся нейлон в форме двух ягодиц.

Однажды я нёс службу в патруле по городу. Мы с напарником и начальником патруля, подполковником Василюком, неторопясь прогуливались, заходя погреться в местные магазины. Постепенно мы дошли до ворот училища и обнаружили там необычную картину: прислонившись спиной к зданию КПП и безвольно уронив голову на грудь, на обледеневшей земле сидела незнакомая молодая девушка в тоненьких колготках и ядовито-жёлтой куртке.

Наряд по КПП пояснил, что девушка возвращалась с курсантской дискотеки, и в районе КПП расклеилась окончательно. Что с ней было делать, никто не знал, поэтому дежурный по училищу вызвал милицию. Начальник патруля возмутился: «На улице минус двадцать, а вы девчонку на улице держите! Немедленно занесите её в помещение, пока машина не приехала!» На это дежурный сержант стал возмущённо возражать, мол, она заблюёт всю комнатушку. Однако наш подполковник приказал до приезда эскорта из вытрезвителя определить пластилиновую танцовщицу в тепло. Наряду ничего не оставалось, как подчиниться приказу.

В тепле минут через пять красавица начала подавать признаки жизни. Она подняла голову, открыла глаза и… от души блеванула прямо на пол. Сержант завопил: «А ну тебя на хуй!», схватил прелестницу за шиворот и выволок обратно на улицу. Подполковник с тяжёлым вздохом следил за происшествием, но предложений занести тело обратно внутрь больше не выдвигал.

Вот такое веселье царило порой в нарядах.

Это как-жешь я такую прелесть, и только сегодня заметил?!
Зато прочитал всё "Оптом"
Жду продолжений!
Cпасибо DRodman, BadMuzzy, Pastuh73, да всем кто поделился своим!
Всё обильно полил из плюсомёта!

Наверное всё-таки правильнее будет- Деньги тогда были такие

Обещал же каждый день по рассказу, и так до 19-й штуки?
Так-что, какие с нашей стороны претензии?
Разьве что не каждый день, как обещал, а с задержками иногда

А ты какой бат заканчивал?

Не... вокруг озера мы не сдавали...
Делали так: если есть залет - в увал не идешь. Официально нам разрешали на 3-4 курсе, в воскресенье, утром бегать в парке, вокруг озер. Весной и теплой осенью - благодать.... Надеваешь шортики, футболочку, кросоовочки и вперед, у дежурного по КПП записываешься в список "БЕГУНЫ", а дальше налево и по дорожке... все дальще и дальше, а там уже м. Кузьминки и все дела.
Вечерком возвращаешься - все тихо и спокойно. Надо было тока до ужина вернуться :)

Еще расскажу такой прикол.
1996 год, мы на 3-м курсе. Осень. Сентябрь. ОФП. Стоим перед казармой. Готовимся. Выходит комбат. (Для справки, комбат - полковник Воронов. Кремли, кто его знают, меня поймут. До выпуска - воинское приветсвие только строевым шагом! Боялись как огня и сильно уважали!) Смотрит на нас, постоенных во взводные колонны, по форме-2 и говорит: ну вы уже взрослые, котрактники, есть предложение вам заниматься спортом летом: в спортивных трусиках и маечках, а зимой в спортивных костюмах. Хотите?
Все: ДА!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!
Он: ну тогда все это надо централизованно, по-взводно закупить.

Базара нет! Суббота. Я, Славка и Клод едем на рынок и закупаем 30 комплектов трусиков и маечек. На самом деле мы купили 30 штук бермуд - с пальмами, попугаями, лодками и морем, в ярких красках и 30 таких же футболок.
Понедельник, ОФП, все строятся на улице. Наш взвод выходит в ярких нарядах.
Все остальные как определил комбат: в спортивных трусах и белых майках.
На крыльцо выходит ротный. Смотрит на нас. Раскрывается рот и раздается крик: ВЫ ЧО!!!!! ВЫ ОХРЕНЕЛИ!!!!???? ВЫ ЧО НАПЯЛИЛИ????
Пепец.
Ротный: 1 взвод - быстро переодеться, нах, чтоб не видел.
Весь батальон ржот в голос.
Поднялись в располагу. Парни злые на нас, бабло потрачено, а по форме - незачот. Ладно, чо... Переоделись, форма-2, вышли построились.
Спускается комбат. Долго на нас смотрит и выдает: а вы чо не переодеты? Не купили?
Ротный говорит: да купили, тока не соответствует...
Комбат: как это? а ну, покажите!
Саня, замкомвзвода, отправляет Чудо переодеться обратно. Через минуту Чудо на крыльце казармы. Тишина гробовая. Изучающий взгляд комбата.
Залет.
Залет.
Прошла, наверное, вечность.
Комбат говорит: ну чо сказать, красиво, современно. Мне нравится! Всем переодеться и так ходить! Я разрешаю!
БЛЯЯ все опять ломанулись переодеваться. Переоделись, построились.
Комбат: ну молодцы 1 взвод, не то что остальные - серая масса, одинаковые.
Кароч, потом эти бермуды и футболки у нас все просили "БЕГАТЬ" по выходным :)

Когда новый рассказ сутки висит без единого комментария и с "0" зелени, понимаешь - захлебнулись, надо дать читателю передышку) Следующий рассказ - в понедельник (на 3 дня отлучусь) :)

13. Немного о караульной службе.

Пожалуй, самым серьёзным мероприятием в училище была караульная служба. Это было само собой разумеющимся фактом – вчерашним разгильдяям доверяли настоящие автоматы, заряженные настоящими боевыми патронами.

Причём серьёзностью проникались абсолютно все: к примеру, когда рота первокурсников в первый раз заступала в караул, даже выпускной курс прекращал бегать в самоволку через забор вблизи караульного поста.

Про часового в армии ходит такая поговорка: «Часовой – это труп, завёрнутый в тулуп, проинструктированный до слёз и выставленный на мороз». Чёрт возьми, верно подмечено! Нас инструктировали и проверяли знания настолько тщательно, что до сих пор, спустя пятнадцать лет после выпуска, я могу без запинки доложить обязанности часового, в чём заключается неприкосновенность часового и что запрещается часовому.

Что касается тулупа, то мне в этом вопросе крупно повезло: все три года я заступал часовым на гауптвахту, что означало несение службы внутри тёплого помещения. Я ходил по коридору и заглядывал в камеры, в которых сидели различные «военные преступники». В основном, это были солдаты, задержанные милицией за пьяные дебоши в увольнении. Их мы не обижали, сочувствовали им и тайком угощали сигаретами.

Однако, были ребята и посерьёзнее, к примеру, пойманные дезертиры. Одного такого «бегуна» наш выводной заставил с утра до ночи петь все песни, которые тот только знал. А знал он их аж четыре штуки. Так я познакомился с песней «перебило мне ноженьки, обожгло всё лицо» ещё до того, как она попала в поп-хиты.

А однажды «на губе» сидел курсант старшего курса, который украл крупную сумму денег у сослуживцев. Пока решался вопрос о заведении уголовного дела и отчислении его из училища, он находился под стражей. Гриша, который заступил выводным, позаботился о том, чтобы крысёныш все двадцать четыре часа не расставался с ведром и тряпкой.

Вообще, курсантов «на губу» не сажали, за редкими исключениями. Как-то, когда до выпуска нам оставался ровно месяц, произошёл один случай.

Дежурный по училищу, совершая обход в ночное время, возле клуба обнаружил лежащее на сырой земле тело в парадной форме одежды. Тело принадлежало курсанту выпускного курса Грищуку, который чем-то помогал в клубе, параллельно злоупотребляя спиртными напитками. В итоге он дозлоупотреблялся до состояния полной невменяемости.

Силами патруля его удалось привести в сознание и доставить в штаб. «Фамилия?» - строго спросил дежурный. «Грищук!» - гордо ответил военный, и дежурный уже начал было записывать его фамилию в журнал, как воин внезапно сделал два широких шага вперёд, ткнул в журнал указательным пальцем, и назидательно заявил: «Чу щу пиши с буквой у!» Дежурный поблагодарил филолога-самородка и отправил его на гауптвахту.

На «губе» Грищука уже встречал командир роты со смешной фамилией Вовкотруб. «Что же ты, сынок», - начал причитать ротный, - «потерпел бы уж до выпуска!» Грищук внимательно посмотрел ему в глаза печальными очами умирающего бассет-хаунда и внезапно выдал на-гора большую порцию свежего фарша, забрызгав ботинки и брюки непосредственного начальника. Начальник нецензурно высказал своё неодобрение, плюнул и ушёл домой. Грищук же с чувством глубокого удовлетворения удалился в опочивальню – то бишь, в камеру. Но вернёмся к основной теме рассказа.

Тем, кто не знаком с внутренним распорядком дня в карауле, поясню - всего существует три смены: первая стоит на постах, вторая спит, а третья – бодрствующая. Находиться в бодрствующей смене было ужасно скучно. Из развлечений были только шахматы и подшивка «Красной звезды».

Бодрствующая смена сидела за столом, а напротив сидел офицер – начальник караула и следил, чтобы никто не вздумал дремать. А так хотелось!

Особенно тщательно следил за этим вопросом наш взводный, принципиальный лейтенант по прозвищу «Шайба». Когда же Шайба засыпал на отведённые ему законных четыре часа, он оставлял за себя Деревянного Славика, так что шансов подремать не было никаких.

С этим надо было что-то делать. Посовещавшись, мы решили добыть снотворное. Сказано – сделано, и уже к следующему караулу Доктор приготовил упаковку каких-то таблеток. Решено было подсыпать их ненавистному Шайбе в компот. Таблетки растолкли в порошок и высыпали в стакан с компотом. Однако, они не желали растворяться и предательски плавали на поверхности стакана подозрительной белой массой. Тогда мы сообразили, что если замесить таблетки в кашу, там их точно видно не будет! Размельчив в порошок ещё таблетки три, мы их замешали в тарелку с кашей и поставили её на отдельный столик, за которым ужинал начкар.

Однако, мы забыли попробовать наш креатив на вкус. Оказалось, что таблетки, мало того, что не растворялись, так ещё и были ужасно горькими! Поэтому Шайба скривился после первой же ложки каши и завопил: «Белякооов!!!» Вовочка, который раскладывал пищу на столы, тут же испуганно подбежал к нему.

«Ты что мне в еду подмешал?» - прошипел Шайба. «Никак нет!» - тихо пискнул Вовочка. «А ну-ка сел и сейчас же сожрал всю эту кашу!» Видя, что Вовочка мнётся в нерешительности, Шайба заорал: «Не поооонял?!» Вовочке ничего не оставалось, как сесть за стол и истребить злополучную горькую кашу до последней ложки.

…Обычно часовой останавливает приближающуюся смену окриком «Стой, кто идёт!» Когда мы приблизились к посту, на котором стоял Вовочка, окрика не последовало. Разводящий, сержант Смекало, взял на себя риск и пробрался на пост, чтобы разъяснить ситуацию. Там он и нашёл Вовочку, который крепко спал с автоматом на плече, сидя на земле, прислонившись спиной к караульному «грибку». Растолкать его стоило огромных трудов…

То, что не вышло один раз, получилось в другой, причём абсолютно случайно. Балу принёс из дома блинчики с повидлом, и наш начкар, вредный старший лейтенант Подсосин, взалкав, употребил их в неограниченном количестве. Вследствие этого у начальника караула случился острый приступ диареи, и весь караул он провёл в тесном взаимодействии с «очком». Так что один раз мы-таки вывели начкара из строя и получили возможность подремать, сидя за столом.

Отдельной темой была сдача караула. Обычно она никогда не была лёгкой, в том плане, что принимающая сторона всегда шла на принцип, вспоминала какие-то старые обиды и начинала придираться: здесь грязно, тулуп порван, а здесь вообще пуговицы не хватает… Но когда заступали «духи», их старались облапошить, как только можно. Однажды выводной некачественно принял бронежилеты, и перед сдачей оказалось, что половина титановых бронепластин в них отсутствует. Кто на подковы растащил, кто просто – на память. Гриша не растерялся и сбегал на гауптвахту. Там был ремонт, и он набрав кафеля, рассовал его в карманы «броников». Сдача прошла «на ура»: наивные первокурсники щупали карманы, не открывая их, и считали "пластины". Мы потом давились от смеха, представляя, как они несут службу, увешанные кафелем.

Кстати, это был один из наших последних караулов в училище. Хотя нет, правильней сказать «крайний караул», ибо военное суеверие гласит: «в авиации нет ничего последнего».

Так вот, негласные традиции требовали, чтобы мы, в крайний раз покидая караулку, проделали вот что: один должен был крикнуть: «крайнему караулу…», и все хором: «ПИЗДЕЦ!!!» Нельзя сказать, что Шайба был не в курсе этой традиции, так как сам окончил наше училище всего лишь пару лет назад. Видимо, просто подзабыл, так как при общем громогласном «ПИЗДЕЦ!!!» он от неожиданности подпрыгнул на полметра. И всю дорогу до роты он грязно ругался и обещал нам устроить именно то, что мы прокричали. Но так и не устроил. Оно и неудивительно – без пяти минут лейтенантам уже любой пиздец нипочём!

Замечательно!И узнаваемо.Курсантом быть не доводилось,но армейской каши похлебал изрядно.
Пиши!

Нуу, "0" зелени совсем недолго висит, до первого читающего...)

Теме про армию всегда зелень и почёт, пиши все 19 рассказов!
Ну и пять копеек от бывшего солдата.
В училище не был, но служил и многое очень похоже. Как то раз шли на смену караула (наша рота несла внутренний караул в части, пожизненно) я тогда ещё был духом, так вот наши деды, решили увенчать своими именами, вернее даже не именами, а названиями городов и сёл, стену склада, ну и не знаю почему, но и нам они тоже сказали написать, кто откуда, по принципу Саяногорск-город металургов (ну это мне просто было из-за наличия алюминевого завода) а вот моему товарищу из Алтайской глубинке написать было нечего, конечно жэ старшие товарищи пришли на помощь своими расспросами они выяснили, что в деревне есть коровник, кароче через минуту на стене появилась гордая надпись "Новоивановка-деревня коров")))

Было у нас как-то массовое увлечение нюханьем краски (когда в роте делали ремонт) так вот, многие нюхали краску, но очень быстро троих нюхальщиков спалили и пока все спали горетоксикоманы ползали по плацу всю ночь, а утром на уборку снега пошли, в общем после этого, как бабка отшептала, нюхать перестали все. Но больше всего приколол случай когда один старослужащий в карауле клеил себе альбом дембельский и у него остался клей момент, не долго думая он кинул его в пакет и начал дышать, я как раз был в бодрствующей смене и сидел с ним в одной комнате, смотрел телик (да товарищи офицеры, у нас в караулке был телевизор))) ) так вот сидел смотрел я и тут краем глаза увидел как Калина (так звали старослужащего) натягивает этот пакет с клеем себе на голову (пакет был типа майки) натянул и с большим наслаждением ещё ручки пакета вниз тянет, в общем хорошо что волосы у него не длинные были, армия всё же

А однажды у нас в части была эпидемия краснухи, болезнь детская вроде, но если в детстве не переболел, то для взрослого опасна, сыпь вроде на коже и глаза очень красные, вот и все симптомы, лечится она сном и какими то лекарствами, точно помню что нам давали димедрол (чтоб спали наверное) я уже ближе к выписке старался его не пить, все бока пролежал. Ну так вот, с очередной партии привезли Серёгу из моей роты и он поведал что в роте полная жопа, жена командира куда то уехала в отпуск и командиру делать нех, поэтому каждую ночь, часов в пять утра он приходил в часть из дома (благо жил в доме напротив) и обходил посты, а в пять утра хоть один да спал на посту, поэтому командир приходил в роту и поднимал всех по тревоге, так продолжалось уже неделю и Серёга явно был рад отоспаться в госпитале, надо сказать что проспал он до самого вечера ,пару раз приходила сестра, померить температуру, но видя что он спит не будила, жалела, но вечером она твёрдо заявила что ей обязательно надо сегодня измерить температура, а добудиться она не могла его. Решение пришло сразу я во всю глотку заорал: "Рота сбор! Сорок пять секунд подъём!" Серёга подскочил как ошпаренный, медсестра тоже офигела и сказала, что не так уж ей и срочно надо было его будить

Есть ещё армейская поговорка "Дай солдату третью точку опоры и он уснёт" я это прочувствовал на себе, только уткнулся лбом в окно вышки и сразу уснул, стоя! До армии я конечно не подозревал что стоя можно спать.)))