165
Иосифу Виссарионовичу не спалось. Вдали шумело море, но видно его не было — как и дачи с моря. Сталин нажал кнопку, притулившуюся возле узкой кровати. Тут же открылась дверь, и вошел Власик. «В другую спальню перейдем, Иосиф Виссарионович?»
— Нет, сядь-ка рядом.
Власик сел на стул, держа спину прямо.
— Мне тут доложили, что Гайдар считает возможным допустить смерть 30 миллионов человек, если понадобится. Это какой Гайдар? «Тимур и его команда»?
— Внук, Иосиф Виссарионович. Да его уж самого в живых нет.
— Как причудливо тасуется колода! — сказал Сталин, помолчав. — Сколько я народу в ГУЛАГе загубил?
— Разные оценки, Иосиф Виссарионович. От полутора до восьми миллионов. Кто в вас верит — говорят полтора всего. Да и то врагов народа. А кто ругает — восемь. И всех безвинно.
Сталин сел в кровати, нашаривая ногами тапочки.
— А вот Греф — не из тех ли он Грефов, которых я выслал с Донбасса перед войной?
— Так точно, из этих.
— Как он назвал страну?
— Дауншифтером. Дамарцхебули. Мы, говорит, проиграли конкуренцию и оказались в стане стран, которые проигрывают.
— Чем этот Греф занимается?
— Экономикой, Иосиф Виссарионович.
Сталин похлопал себя по карману пижамы. Власик деликатно подал ему коробку папирос с тумбочки.
— А Кох? Он чем руководит? Он не министр обороны?
— Кох уже ничем. Он эмигрировал.
— Это хорошо, что не министр обороны. Мне доложили, он сказал: «Чтобы отобрать у нас атомное оружие, достаточно парашютно-десантной дивизии. Однажды высадить и забрать все эти ракеты к чертовой матери».
Власик кивнул: так точно.
— Мы столько сделали, чтобы стать страной высокой культуры, — сказал Сталин, раскуривая трубочку. — Мы миллионными тиражами издали всех русских классиков. А они так теперь выражаются: к чертовой матери?
— Это что, — поддакнул Власик. — Тут Чубайс прямо так и сказал: я, говорит, перечитал всего Достоевского и теперь к этому человеку не чувствую ничего, кроме физической ненависти. Когда, говорит, я вижу в его книгах мысли, что русский народ — народ особый, богоизбранный, мне хочется порвать его на куски.
— А чем Чубайс руководит?
— Он теперь вроде Берии. За передовые технологии отвечает, бомбу делает. Только маленькую.
— Маленькую? Это чтобы ее легче было одной дивизией забирать? С Кохом спелся? — усмехнулся Сталин.
Дымок невидимо поплыл к окну, заметно посветлевшему.
— А какой же народ этот Чубайс считает богоизбранным?
— Про это он помалкивает, товарищ Сталин. Но догадаться можно. Вот Невзлин — тот прямо пишет: «Я считаю еврейский народ естественным носителем либерально-гуманистической идеи, как на общенародном, так и на индивидуальном уровне».
— Либерально-гуманистической? А кто он, этот Невзлин? Не тот ли, что мэра Нефтеюганска Петухова на тот свет отправил?
— Он самый, Иосиф Виссарионович. Но это еще не окончательно доказано. Следователи с судьями действуют нерешительно, — добавил Власик, осмелев. — Тут, разрешите доложить, паренек один объявился, Навальный. Тот пожестче будет: в случае, говорит, победы сил добра и отмены сроков давности «мы их пересажаем за это самым честным состязательным процессом с присяжными».
— Что значит «пересажаем»? Под суд отдадим, да. А может, суд оправдает? Может, оступился человек? Не враг народа? — хитро прищурился Сталин.
— Так точно, всяко может быть, — подтвердил, выпрямив спину, Власик. Сталин выколотил трубку.
— Кстати, о врагах. Кадыров — он ведь чеченец?
— Верно, товарищ Сталин.
— Я всегда говорил, что национальное недоверие — ошибочное, буржуазное чувство. Как он там сформулировал?
«Этих людей не заботит судьба России и российского народа. Они играют в придуманную западными спецслужбами игру, пляшут под их дудку и бессовестно пытаются выдать себя людьми, переживающими за будущее нашей страны. Хотя очевидно, что они абсолютно не заинтересованы в процветающей и сильной России».
— Он правильно сформулировал, — сказал Сталин и подошел к окну. Солнце краем показалось из-за сосен. — Осталось поступить правильно. Решительно. Верно, товарищ Власик?
— Верно, товарищ Сталин. Только… Что мы-то с вами можем? Нас уж нет давно. Сейчас туристы придут, а тут кровать не прибрана. Пепел, завхоз ругаться будет. Может, в Абхазию? На озеро Рица? Там дача не хуже.
— Нет, товарищ Власик, тут еще поживем, — сказал Сталин, исчезая под утренним солнцем. — Хорошо тут. И Крым опять наш.
Владимир МАМОНТОВ.
yaplakal.com