22
Алина громила квартиру.
Не свою. Своего парня. Очередного, правда, но на этот раз она совершенно не могла себе позволить его потерять. Он был для неё всем. Всем!
Впервые за всю жизнь она любила по-настоящему. Всю энергию и страстность натуры, весь огненный темперамент и завораживающую красоту с лёгким колоритом востока, весь талант дизайнера и безупречный вкус, весь впечатляющий «айкью» и идущую в гору карьеру и, наконец, душу с на редкость богатым по нынешним временам внутренним миром – все эти сокровища она – р-раз! – и швырнула к его ногам.
И он всё это преспокойно взял!..
Она перевернула низенький столик и жахнула об пол вазу с цветами, которую только перед этим привезла в его квартиру из «Ашана». Схватила несчастный букет и пошла молотить им по стенам, сметая их совместные фотографии, их счастливые улыбки, их распахнутые руки, которые теперь вызывали у неё только ярость.
Сволочь!..
Бешенство мешалось с болью.
Она тут, понимаешь, наводит уют, готовя квартиру к его возвращению из командировки, а он, оказывается, переводится по работе в столицу! И только сейчас сообщает ей об этом по «Вотсапу»! А когда она впадает в справедливый гнев, заявляет, что ему не нужны истерики, потому что у него сейчас совещание.
Алина вытащила из сумки бутылку хорошего «Киндзмараули», прикупленную к возвращению любимого. Тщательно примерилась, и бутылка, зелёной ракетой вспоров воздух, острыми стеклянными брызгами расплескалась об итальянские обои. Обширная красная клякса потекла на останки фотографий, пятная их и уродуя, но Алине казалось, это кровью истекает её собственное сердце.
«И вообще», - раздражённо выговаривал он ей, а на его высоких скулах, которые она так любила обхватывать ладонями, горели пятна румянца, - «что такого?..»
Он, дескать, мужчина, ему надо делать карьеру, он подал заявку на эту должность ещё до того, как познакомился с Алиной! И вот ему дали добро. Он полгода ждал! И до Москвы всего три часа лёту, они по-прежнему будут видеться по выходным… иногда, и когда будут отпуска и каникулы у неё. И потом, может быть, и Алина захочет в Москву перебраться.
И тут он всё-таки опустил глаза и сбежал с отмазкой про совещание.
В Москву…
Алина вдруг почувствовала, как сипло сдувается огромный красный шар её гнева. Наверное, зацепило осколком...
И на его место не приходит ничего.
Она устало прошаркала в кухню. Кухня пока ещё сияла уютом и порядком. На столе весело блестели новенькие сине-золотые пузатые кружечки из того же «Ашана», в котором Алина оставила практически всю зарплату, дабы начать приводить Сашкину холостяцкую берлогу в божеский вид.
Холодная минералка полилась в горло, Алина закашлялась, и вместе с кашлем пришли слёзы. Бушевать больше не хотелось. Хотелось только лежать, свернувшись кралькой краковской колбасы на полу, тихо и бессильно истекая слезами.
Она не хотела ни в какую Москву. Здесь были родители, друзья, здесь был бабушкин дом на окраине, в который она, раздуваясь от гордой независимости, перебралась уже на первом курсе. Родители посмеялись только – дом-то старенький, неказистый, но упрямая девчонка стиснула зубы и принялась за работу, да так, что пыль столбом. Подружки ахали, удивлялись, а потом тоже как-то втянулись помогать.
Один за другим два вполне приличных с виду ухажёра в разгаре ремонтной эпопеи перешли в категорию бывших и позорно отползли, политые презрением и насмешками про кривые руки, растущие вовсе не из того места, где природой задумано.
Надо сказать, Алина и сама уже не могла вспомнить, сколько у неё было парней. Она вспыхивала, как звезда, на пару месяцев отношений, а потом всё – словно струна какая лопалась, и очередной парень - дзиньк! - и отлетал в сторону. И всегда они все выглядели одинаково – жалко, униженно и поверженно, что лишь сильнее раздражало гордую красотку.
Если они не смирялись сразу, она умело подбирала им клички и троллила в соцсетях. Один парень, после долгих унижений, вообще перебрался в другой город, а напоследок сказал в сердцах, что у неё сердце злое, и её черёд тоже настанет. Что и её вот так же унизят и бросят. И уже она будет плакать и ползать.
Ох, и хохотала она тогда!.. Плакать и ползать! Это она-то!..
А вот теперь почему-то вспомнились ей отчаянные васькины глаза и дрожащий голос.
И такой холод ледяной в сердце образовался, что она сжалась сильнее в комочек и прижала к груди стиснутые руки.
Да ладно!
Не такой уж она плохой человек. Не настолько плохой!.. Она просто не любила слабаков. Вот и всё. Надо же чувство собственного достоинства иметь, в конце концов?..
Она вытерла глаза, в последний раз ткнула в номер на смартфоне. С тоской выслушала серию длинных гудков и нудёж автоответчика. Соскребла себя с пола, подхватила сумку и покинула квартиру.
…Алина больше не пыталась ему звонить. И вообще его заблокировала. Не дождётся! Она точно не станет плакать и ползать, вот хоть весь мир перевернись. Вот только боль почему-то не унималась, всюду мерещились сашкины глаза и улыбка. Иногда она прямо на улице вздрагивала и оборачивалась, потому что ей казалось, он её окликнул.
Александр, тем временем, вернулся из командировки. Хаос и погром в квартире, настоянный на кислом запахе вина, вызвал у него кривую ухмылку, но он, скрепя сердце, засучил рукава и взялся за работу.
Но пятно со стены почему-то рука не поднялась оттереть... Сидел в кресле, смотрел на него, как дурак, с полчаса, наверное. Наконец, вздохнул как древний старик и пошёл собирать вещи, а вечером поезд уже вёз его в Москву.
…Всё когда-нибудь проходит, поутихла и боль, и сердечная тоска.
Потом и весна пришла, да дружная, ранняя. Осталась только лёгкая дымка печали на самом дне души…
И одиночество.
Алина даже не пыталась заводить новые отношения.
Солнышко поджаривало приуральские степи, как румяный блин на сковородке, только вместо того, чтоб пригореть, они стремительно покрывались нежной зеленью. Дачники и садоводы умудрялись устраивать пробки на выезде и въезде в пятницу и воскресенье, хотя их город никак нельзя было назвать мегаполисом.
И Алина тоже вдруг обнаружила себя в садовом центре, увлечённо копающуюся в удобрениях новой фирмы, которую расхвалили в интернете. Вот уже третий год как она пыталась выращивать розы на своём приусадебном участке. И вот уже третий год, как её разочаровывали результаты.
Розы у неё были самыми разными, разных видов и сортов, а то и вовсе беспородные. Из проверенных садовых центров и заказанные из питомников, и взятые у знакомых, но всё одно – не хотели они у неё расти. Цвели шкляво, редко, по весне большая часть выпадала, несмотря на мягкие зимы, ели их и тля, и грибок, несмотря на все опрыскивания, полив, рыхление и подкормки.
Но только тот, кто не знал Алину, мог бы подумать, что в конце концов ей надоест, и она бросит. Напротив, чем сложнее задача, тем выше она поднимала боевое знамя и крепче стискивала зубы.
Алина вышла из центра и прошла мимо маленького стихийного рынка, где бабушки-пенсионерки расторговывались нехитрыми саженцами и рассадой собственного производства. И вдруг остановилась, прикипев взглядом к чудной красавице-розе в стареньком пластиковом горшке. Как же не соответствовало это убогое вместилище алому сокровищу, что жило в нём!..
А может, именно поэтому её единственный бутон, похожий на охваченное любовью сердце, выглядел ещё роскошнее. Алина любовалась розой, позабыв обо всём, и ей подумалось, что именно такая была у маленького принца на его одинокой планетке. И к глазам отчего-то подступили слёзы.
- Что, понравилась тебе моя красавица? – словно сквозь вату донеслись до неё слова пожилой продавщицы. – Это с черенка выросла, прям на удивление. Я черенки в погребе храню, а потом в марте ставлю на подрост. И вот этот черенок возьми, да бутон заложи! А я чего-то пожалела рвать, наоборот, подкормила да под лампу поставила. Так и подумала, что коль в горшке зацветёт, так сразу купят. Это флорибунда «Чёрная вишня», бери, не пожалеешь. Если уж черенок расцвёл, то в саду ей равных не будет, бери!
- У меня может, и не будет, - хрипло сказала Алина. – Не любят меня розы почему-то, три года уже маюсь… жалко такую красотку губить.
Женщина внимательно пригляделась к Алине. В глубоких тёмно-карих глазах мелькнули искорки сочувствия.
- Розы, они такие. Им мало ухода, им душу подавай. Очень к доброте чувствительны и к красоте. Не может быть, чтоб у такой красавицы сердце злое было. Или это ты сама, поди, сердец целую кучу разбила? Парни-то за тобой, небось, толпами, а?..
Алина вздрогнула и неверящими глазами, полными слёз, посмотрела на продавщицу.
- Да. Угадали.
- Хм… Ну тогда. Тогда на вот, бери её просто так. Бери-бери, - чуть не насильно впихнула она розу Алине.
- Что вы, зачем… Я заплачу, скажите, сколько?..
- Не-не-не, милая. Я ещё удивилась, ну как так – черенок ещё толком неразвитый, да вдруг цвести решил. Неспроста это. Теперь и вижу, что неспроста. Для тебя она старалась. Бери. И денег не возьму – нельзя. Знак это, тебе знак. Никто на неё внимания не обратил, два часа уж стою, другое покупали, а её нет. Это она всем глаза отводила.
- Да что вы говорите такое… и при чём тут я? – попыталась возмутиться Алина, но розочку так и не смогла обратно на прилавок поставить.
- Дак вот и при том, - женщина опёрла руки на прилавок и заговорщицки наклонилась к Алине. – Расти её как следует и прощения проси. У всех, кого обидела. Глядишь, и другие розы начнут расти. Если начнут, значит, правильно всё делаешь. И легче станет жить. Отпустит боль-то сердечная. Вот увидишь.
- Спасибо, - пробормотала девушка, прижимая к себе розу. – Дай вам Бог здоровья!
- И ты будь здорова, милая.
… Танцевал, кружась в вальсе над городом необычно тёплый сентябрь, разливал по вечерам по степному небу хулиганские вёдра ярких красок, шуршал таинственно в подворотнях шлейфом из разноцветных листьев. Клонились под тяжестью плодов яблони и груши, и второй волной цветения, нежной, осенней, но такой трепетной цвели Алинины розы, заполнившие весь палисадник. А ярче всех горела на самом видном месте «Чёрная вишня». Только теперь уже целый букет розочек красовался на окрепшем, похорошевшем кустике.
- Привет, красоточка моя, - нежно поздоровалась с ней Алина и окинула довольным взглядом сад. Розы чарующе смотрели на неё, будто кивая головками, гордо красуясь в закатных лучах.
- И вы все красавицы, красавицы! Умницы мои, спасибо вам за красоту и радость, - засмеялась девушка и прошла в дом.
Сняла ветровку, выдвинула ящик и положила в него ключи. Взглядом задержалась на другой связке ключей, от Сашкиной квартиры, которые не случилось вернуть: так и не встретилась с ним перед отъездом. Полтора года уже валяются… А он остался в Москве.
Алина вздохнула и решительно взяла ключи. Сколько можно откладывать?.. В его квартире всё ещё оставались её вещи. Пусть немного, но они ей были дороги. И, кажется, теперь она готова их забрать… и ещё кое-что сделать. То, что давно должна.
В квартире было пусто, чисто и тихо. Замок был тот же. Алина прошла в комнату, поставила сумку на пол. Всё было как раньше… только счастья прежнего, звонко-яркого больше не было. И…
Пятно. Так она и знала, что пятно осталось. Не раз думала о том, что некогда ему было обои менять или выводить его.
Ну что ж, значит, всё правильно она решила.
Алина расстегнула замок и одну за одной стала доставать баночки акриловых красок…
Работу она закончила поздно ночью, руки онемели, и слипались глаза. Но она была довольна. Роза очень красиво и гармонично вписалась в интерьер, будто так и было задумано… Она не стала писать «Чёрную вишню», уж слишком та была пламенно-страстной. Не было сейчас в сердце Алины огня, не хотела она, чтобы Саша, вернувшись, решил, что это символ её неугасшей страсти.
Нет, это была нежность, благодарность и подарок. И ей показалось, она сумела всё это выразить без слов…
И теперь ещё прибавилось огромное облегчение, словно последняя точка в этой истории была, наконец, поставлена. Алина блаженно вздохнула, выключила свет и рухнула на диван. На дворе стояла глубокая ночь – ничего страшного, если она переночует и уйдёт утром. На душе было так хорошо, что она завернулась в покрывало и мгновенно уснула.
… - Вставай, художница, - кто-то мягко потряс её за плечо, и она, всё ещё улыбаясь в лёгком и светлом сне, прижалась к его груди.
- Саша, - пробормотала она сонно и счастливо улыбнулась, - ты вернулся.
- Вернулся, - прошептал он ей в ухо, стало щекотно, она вздрогнула и вскрикнула, отшатнувшись.
- Боже, - схватилась она за голову, - это не сон, что ли?.. А?..
Саша, в кожаной куртке, реальный, настоящий, пахнущий осенью и дождём, с яркими, как драгоценные камни, глазами, весело улыбался ей.
– Я вернулся, а ты тут дрыхнешь, красивая такая!.. И картина… Алина, неужели это ты нарисовала такой шедевр, милая моя художница?..
- Сашка, - она прижала руки к пылающим щекам, - я же просто… я вещи пришла забрать, я тут не жила, честно, правда! Я только хотела… исправить, что натворила. Я просто ночью закончила, я не…
Договорить он ей не дал старым, как мир мужским трюком, который гарантировал женское молчание. Роза на стене расплылась в её глазах и обрушила на неё целый каскад лепестков, закружила цветной метелью, унесла в бесконечность…
- Я так скучал, моя дикая роза… - он аккуратно стёр влагу с её разгоревшихся щёк. - Спасибо, что дождалась. И прости за малодушие. Я пожалел, что уехал, как только сел в поезд. А потом… ну, жил как-то, работал... Ни с кем не встречался, вот те крест... Не смог тебя забыть, хотя очень старался. Но лучше тебя всё равно в целом мире нет. Я так тебя люблю…
- Это ты прости… - голова всё ещё кружилась – слишком резко она перекочевала из одной реальности, наполненной любовью в другую, в которой всё было ещё лучше. – Я тоже не встречалась ни с кем… но зато осознала, какой была ужасной стервой… Боже мой, я тоже, тоже Саша, - уткнулась она в его куртку, вдыхая острый запах выделанной кожи, одеколона, и его самого, родного, любимого… - я тоже так тебя люблю… прости за мой ужасный характер…
- Какая ж роза без шипов, - засмеялся он, вороша и целуя её блестящие волосы – невозможно мягкие. – Какие отношения без сложностей?.. Мы всё, всё преодолеем, правда ведь, любимая?.. А ты всё ещё в бабушкином домике живёшь?
- Ох, Сашка! – воскликнула она. – Ты не представляешь, какие у меня там розы! Пойдём смотреть?.. Пожалуйста…
- Пойдём смотреть, любимая моя... Пойдём… жить.
Пожилая женщина с тёмными, как осенняя вода, глазами с улыбкой смотрела, как молодая красивая пара открывает калитку в палисадник, утопающий в розах.
Красота – это опасный дар, который может обернуться проклятием.
Но этой паре опасность больше не грозит. Они своё испытание выдержали.
Правда, роз надо вырастить ещё ох, как много. Пора идти и резать черенки. Скоро зима…