Волколак ощерился, показав сточенные, но ещё крепкие клыки.
— Неужели затем, чтобы их головы украсили мой частокол? Как голова моего отца украшает твой? И череп моего брата красуется над твоими воротами? Я удивлён не твоей храбростью, человечек, я поражён твоей глупостью! Рахмет, Микула, взять его!
Два дюжих кмета, стоявшие по бокам князя, разом шагнули к Мирославу, заломали ему руки за спину и замерли, ожидая воли старшего.
— Этого в поруб бросить. Княгиню и щенка — в клеть. Воев его связать и в яму на скотном дворе. На рассвете решу, что с ними сделать. Пока кликните Здрава ко мне, а Неждан пусть точит колья.
Согнутый вполовину, князь Мирослав поднял голову, сдув мокрый чуб с лица: — Я не прошу живота ни для себя, вожак, ни для своих людей. Я только прошу тебя подумать, Ратко. Только подумать.
Волколак подошёл к нему, пожевал бородой и коротко двинул князю в печень.
— Подумать просишь? А много твои предки думали, когда моего прадеда за хвост подвешивали? А когда наших братьев полевали, улюлюкая, о чём думали? О том, как будут шкуру волколака на пиру показывать, хвалясь? И пусть это будет шкура несмышлёныша-волчонка или беременной самки, они тоже думали?
Бледный от боли Мирослав угрюмо молчал. Капли пота стекали по его лицу, падали на дощатый пол.
Ратко сплюнул под ноги и махнул рукой.
— Тащите в поруб.
***
— Звал, вождь?
Пригнувшись, чтобы не задеть притолоку, в горницу к Ратко шагнул жилистый, седой как лунь зверолюд. Пустой до локтя рукав рубахи был обрезан и крепко зашит.
Вождь поднялся, приветствуя вошедшего, — Заходи, дядька Здрав, присаживайся. Совет твой надобен.
Помолчал, отвернулся к окошку и добавил:
— Не могу решить, что с князем Мирославом делать. Когда отец его на престоле сидел, тогда проще было, увидел человека — перехвати ему горло. А этот вроде и сам пришёл, меч за воротами оставил да родню чуть не в заложники привел, и мир предложил, а всё одно люди враги нам испокон веков, всё одно ловить и убивать нас будут. Да что говорить, давно ли ты сам лапу себе отгрыз, из их капкана вырываясь?
Здрав усмехнулся в усы и коснулся культи здоровой рукой. Глянул на вожака, прищурившись.
— А в чём совет-то нужен, вождь? Никак сам надумать не можешь, повесить его али голову снести? Или подкоптить на огне сначала?
Ратко молчал, уставившись на улицу, где в весенней грязи увлечённо возились дети зверолюдов, меняя обличье с волчьего на человечье и обратно.
Здрав откинулся на лавке и покрутил седой ус.
— Мыслю я, ты сам уже всё решил, владыка. И меня позвал, чтобы свои же думки из моих уст услышать. Мир с людьми нам нужен как воздух. Но… Как думаешь, насколько крепко будет слово князя?
Вожак оборотней повернулся и внимательно посмотрел на Здрава.
— Говори.
***
Тяжёлая дверь со скрипом сдвинулась на кованых петлях.
— Ты ещё не сдох, княже?
Мирослав разлепил веки. Через порог грузно шагнул Ратко, коротко бросив за спину:
— Огня мне! И воды принесите.
Присел перед князем, посветил горящей головнёй в лицо и протянул ему плошку с водой. Подождал, пока тот напьется, расплёскивая воду по шёлковой рубахе, ухмыльнулся хищно:
— Ну, князь, пора. Подымайся.
Мирослав поднялся, опираясь на стену. Утёр губы рукавом, покачнулся, свёл руки за спину. Сверкнув белозубо, усмехнулся волколаку: — Ну веди, Ратко. Пытать будешь перед смертью, или сразу на кол?
Ратко довольно оскалился, погладив бороду, — Придёт час, княже, всё узнаешь. Иди.
Перешагнув порог поруба, князь остановился, задрал голову и вдохнул свежий весенний воздух. Повёл плечами, понял, что руки ему вязать никто не собирается и удивлённо обернулся на волколака.
— Никак совсем слабым меня считаешь, вожак? А ну как сбегу, не пожелав на колу корчиться? Или, вон, рогатину вырву у стража, что ворон считает?
Ратко обошёл князя, бросив через плечо:
— Иди за мной, княже. Не сбежишь, гордый слишком.
Мирослав усмехнулся, пожал плечами, наклонился, сорвал травинку, сунул её в рот и только потом шагнул за зверолюдом.
***
Ратко шёл молча, грузно впечатывая сапоги в весеннюю грязь и остановился только перед воротами городища. Вынул засов, распахнул нешироко и вышел, кивнув князю, пошли, мол.
Мирослав поднял бровь, но шагнул следом и тут же влетел в спину остановившемуся волколаку.
Тот помолчал и негромко обронил, не оборачиваясь:
— Отпускаю я тебя, княже. Волен идти своей дорогой. Жена твоя и княжич уже в лагере. Раньше тебя я их выпустил, мои кметы их провели. Воев дождись, их тоже отпустят.
Князь замер, не веря ушам своим. Ратко сплюнул на землю и продолжил:
— Про мир, тобой предложенный, скажу так. Сотни лет, как вы, люди, пришли в наши земли. Сотни лет вы нас травили, убивали, охотились на нас. И мы вам тем же отвечали, рвали глотки, где могли. Ты прав, пришло время остановиться. Но забыть вражду в одночасье нельзя. Мне нужно знать, что слово твоё крепко, что не передумаешь ты и не пошлешь дружину поджечь мой лес с четырёх концов, если какой купец пропадет, или пару овец ненароком кто прирежет.
Ратко вздохнул.
— Поэтому подумай, княже. Крепко подумай, как сделать так, чтобы гнев, праведный или нет, неважно, снова не овладел нами. Как меня просил, так и сам подумай.
Развернулся и не глядя на Мирослава, тяжело шагнул в ворота.
Князь выдохнул и хрипло сказал в спину волку:
— Я уже всё решил, Ратко. От слова своего не отступлюсь, что бы ни случилось. слышишь?
Зверолюд застыл было на миг, потом кивнул, не обернувшись и молча запер за собой ворота.
Мирослав постоял ещё немного, покрутил головой, вытер взмокший лоб и пошагал к лагерю. Он уже не видел, как Ратко снова приоткрыл ворота, выпустив вслед ему несколько волков.
***
Начинало светать. На востоке порозовело, полная луна скатывалась за деревья, освобождая место сумеркам нового дня. Мирослав размеренно шагал по лесной тропке, приближаясь к стоянке, где он днем раньше дожидался кметов Ратко, прижимая к себе Олёну и гладя вихрастую голову Водимира. Князь улыбнулся, представив себе тихую радость в глазах Олёнки и в мыслях подбросил кверху подбежавшего сына. Прибавил шагу.
Ни шороха кругом, ни хруста сучьев под ногами, стихло даже воронье карканье, сопровождавшее Мирослава на всём пути. Наконец вековые сосны расступились, открыв князю небольшую прогалину с кострищем в середине.
Князь ступил на поляну.
Олёна и сын лежали рядом, рука княгини поверх ладошки Водимира. Глаза обоих были закрыты. Можно было подумать, что они просто устали ждать князя и легли отдохнуть, если бы не костяные рукояти ножей, торчащих из груди, да немного крови на одежде.
Не помня себя, князь подбежал, рухнул на колени перед телами. Взял руку Олёны, ещё тёплую, но уже начавшую коченеть, прижал к щеке. Разжал пальцы. Коснулся чистого лба сына, смахнув букашку. Почернев лицом, замер.
И завыл, запрокинув голову к небесам. Завыл страшно, протяжно, раскачиваясь взад-вперёд, вслепую шаря руками по траве, выдирая с корнем былинки, оставляя борозды от ногтей.
Выл, не замечая, как из рассветных сумерек выскользнули серые тени. Несколько волков окружили князя и уселись вкруг, вывалив розовые языки и глядя на Мирослава.
— Княже.
Из-за спины неслышно шагнул седой однорукий зверолюд, ведя за руку черноглазого мальчишку.
Князь умолк, но раскачиваться не перестал, глядя прямо перед собой.
— Зачем? Почему теперь? Ты понимаешь, оборотень, что теперь это война до последнего? До последнего человека и последнего волка? Зачем это Ратко? Зачем теперь мне мир?
Зверолюд помолчал и тихо ответил:
— Нет, князь, это не война. Это новый мир.
Князь поднял сухие глаза и с ненавистью уставился на волколака. Тот отпустил мальчишку, достал из сумы нож, подбросил его, перевернув, и протянул князю рукоятью. Сказал:
— Это сын Ратко, княже. Ты волен забрать его и мою жизнь взамен. Тебе решать. Или ты можешь отказаться и подумать, как жить дальше, миром или местью. Это просил передать тебе Ратко.
Князь выбросил вперёд руку и вырвал у волколака нож. Мальчишка судорожно сглотнул, но не отступил ни на шаг, только часто задышал, глядя на Мирослава чёрными, как уголь, глазами.
Князь рывком поднялся с колен и зашёл мальчишке за спину. Тот не шевелился, хотя его била заметная дрожь. Зверолюд же молчал, сдвинув брови.
Мирослав обошел их кругом, остановился, глядя в глаза волколаку. Сжал холодное железо левой рукой и с силой потянул правой. Закапала кровь.
Князь разжал руку, выпустив нож. Тот выпал, звякнув о камень.
— Уходите. Убирайтесь.
Зверолюд прижал единственную руку к груди, поклонился и неслышно отступил, потянув за собой дрожащего мальчишку.
Князь не заметил, куда, поднявшись, исчезли волки. Он смотрел невидящими глазами, как из-за деревьев поднимается солнце, заливая всё вокруг светом нового дня.
Первого дня первого лета нового мира.
©
Это сообщение отредактировал МашруМ - 27.09.2023 - 13:56
yaplakal.com