Литературный конкурс "ПЯТАК". Читаем работы

Портал «ЯПлакалЪ.ком» и раздел «ЯП-издательство» представляют:
Литературный конкурс "Пятак", формат которого мы сегодня опробуем впервые.
Итак, господа, дамы и не определившиеся, мы начинаем!
***
О скрытой голосовалке мы можем только мечтать, поэтому обойдёмся обычной, в которой видны текущие результаты участников.
Вы можете проголосовать за ТРИ понравившихся рассказа.
Ещё один немаловажный момент. За свои творения настоятельно рекомендуем НЕ ГОЛОСОВАТЬ! Объясняю, почему: Есть авторы, которые принципиально не голосуют за себя, но их немного. Остальные не прочь отметить себя любимого, и это тоже можно понять. Но в таком случае шансы будут не равны и это не есть хорошо. Так шта, максимально объективно оцениваем лишь чужие шыдевры!

Приятного вам чтения и, пожалуйста, не забывайте оставлять свои отзывы о прочитанном. Авторы более всего ждут вашу критику, объективных и остроумных комментариев! Самих авторов я прошу тоже активно участвовать в обсуждениях. Помните, каждый ваш коммент делает тему активной и привлекает новых читателей, что нам позарез необходимо.

На то, чтобы вы прочли все рассказы, выбрали фаворитов и проголосовали за них, отводится 10 дней. Последний день, когда ещё можно будет отдать свой голос кому-либо, это 5-е октября, 23-55 по Мск.
Для граммар-наци скажу ещё, что орфография и пунктуация авторов в рассказах сохранена (к сожалению) в первозданном виде. Они художники, не пинайте их сильно за это...

Все претензии по поводу нахождения вашего рассказа на том или ином месте в ленте прошу направлять создателям сайта "Генератор случайных чисел". Я присвоил каждому творению свой уникальный номер, загрузил их в генератор и эта аццкая машина выдала именно такой порядок расстановки.
***
Про спонсоров конкурса.

Если у вас в доме имеются неучтённые ценные вещи или заначка с денежными знаками (от жены или мужа), назначайте свои номинации и награждайте ими авторов понравившихся рассказов. Да не оскудеет рука дающего!
***
Условия конкурса и его обсуждение вот здесь:
https://www.yaplakal.com/forum40/topic2499285.html?hl=

Ну, что? Поехали...


Это сообщение отредактировал Gesheft - 25.09.2022 - 18:25

1) Шашлык (пьеса)

Действующие лица:
Хуня – старый морщинистый хмырь с бубном на поясе.
Пупоня – худой, с лицом пропитого алкоголика, друг Хуни.
Пердыгуль - третья жена Пупони.
Теща – 200 кг чистой женской злобы.
Гуси, Олени и еще какие-то хрен поймешь родственники Пупони.

Сцена первая. Заполярье. Тундра. Одинокая яранга.
Старый оленевод Хуня сидит на пороге свой яранги и задумчиво курит трубку. В небе угасают последние сполохи северного сияния. Над горизонтом показывается краешек солнца. Пасущиеся вокруг яранги гуси приветствуют его громкими криками. За сценой пасутся олени.
Хуня тихо, про себя: Хорошее утро, однако.
К яранге стремительно приближается оленья упряжка. С повозки спрыгивает Пупоня.
Пупоня: Смотри что я привез!
Пупоня откидывает в сторону, накрывавшие какой-то громоздкий предмет, шкуры.
Хуня: На хрена мне мусорный бак? Мы же кочевники, как всё вокруг засерем, так локацию поменяем и всё.
Пупоня: А вот не угадал, однако. Не мусорный бак это. Это Биомясокреактор! Резинштильцхен подогнал по старой дружбе. В него любой биоматериал кидаешь, и он по ДНК синтезирует здоровенный кусок отборного мяса! Хотя на мусорный бак похож, соглашусь.
Хуня: На хрена мне синтетика, ежели вокруг сколько всякой живности бродит.
Пупоня: Ты главной фишки не понял! Смотри сюда.
Пупоня прихлопывает жирную навозную муху, ползущую по крупу ближайшего оленя, и закидывает её в бак.

Сцена вторая. Внутри яранги Пупони.
Старые друзья, сидя у огня допивают вторую бутыль Ягелевки.
Хуня, сытно рыгая: А мушатина на вкус очень даже ничего. Надо будет своих корешей в зоопарке попросить прислать каплю крови тигра. Да и вообще, давненько я «Красную книгу» не перечитывал.
Пупоня: А я завтра пойду, соловья поймаю. Говорят, что стейк из соловьиного языка полезный для потенции очень. У меня три жены, уже сил на всех не хватает.
Хуня : Неправда это! Соловьиный язык для горла хорош, а для мужской силы ничего лучше отбивных из комариных членов еще не придумали! Я тебе, как эксперт советую. Кстати, надо попробовать в бак муравьиные жопки кинуть. Говорят, муравьиная кислота от радикулита — самое верное средство!
Пупоня: Вряд-ли получится, на выходе скорее всего получим просто несколько килограмм муравьятины. Впрочем, почему бы и не попробовать?

Огонь постепенно догорает. Но еще долго в сгущающемся сумраке слышен кулинарно-медицинский спор двух друзей.
Сцена третья. Та же яранга. Через неделю.
Кап… кап... В большой бидон мерно капает Ягелевка. Друзья склонились над самогонным аппаратом и вдыхают аромат свежеизготовленного продукта.
Хуня, причмокивая: Надо было экстракта из моржового говна, на две капли больше добавить, так букет богаче был бы, однако.
Пупоня не соглашается: Нет, он бы забил нотку сайгачьего навоза.
Вдруг спор двух экспертов нарушает стук открывающейся с пинка двери. В Ярангу вваливается необхватная туша матери третий жены Пупони.
Пупоня мямлит: Мама… Мы вас не ждали.

Теща, довольная произведённым эффектом: А я приперлась! Пердыгуль, доченька, у Мамы опять запор, сейчас будем клизмоваться, а вы, старые скотоложцы, идите кизяк собирайте, я голодная, за весь путь из Колдунских Обосратушек крошки во рту не было.
Сцена четвертая. Тундра в окрестностях стойбища.
Пупоня, жалуясь: Не любит меня теща, все не может простить то, как я с гусями её доченьке изменил. Злопамятная стерва! Это она еще про утконоса не знает. Совсем обнаглела в последнее время. Каждый месяц приезжает, сжирает всю еду, выпивает всю бухло. Потом вокруг яранги так все засирает, что на новое место переезжать приходится. Всем всегда не довольна - то ей шкуры не ровно лежат, то олени в стаде худые. Совсем мне жизни не дает. Надо бы её мясом вкусным порадовать. Она мясо очень любит. Может подобреет тогда? В баке вроде бы мясо Панды еще оставалось, сейчас кизяка наберем и шашлык зажарим.
Хуня: У меня где-то чешуйка рыбы Фуги завалялась, может рыбкой ее покормим?
Пупоня: Предложение конечно заманчивое, но вдруг кто еще этой рыбки отведает? Да и Пердыгуль расстроится. Попробуем в начале по-хорошему ее ублажить, авось поможет.
Сцена пятая. Внутри яранги. Вечер.
Пупонино семейство валяется вокруг костра в расслабленных позах. Все курят трубки с ягелем.

Теща, разомлевшая после клизмы и сытного ужина: Пупоня, ты хоть и никчёмный “Зять – нехуй взять”, но надо отдать тебе должное, мясо готовить умеешь. Немного сладковатое, но очень вкусное! С гусиным пометом мариновал?
Пупоня, отмазываясь: Старинный секретный шаманский рецепт.
Теща: Много я всякого мяса ела, но сегодня ты меня просто поразил. Такого вкусного угощения я еще никогда не пробовала! Хотя ты говорить не хочешь, но подозреваю, что без шаманства твоего друга, старого пердуна, дело не обошлось. Так вкусно без колдовства приготовить невозможно!
Пупоня: Мама, вы же знаете, я для вас всегда стараться готов. Давайте простим друг другу старые обиды, а я вам буду каждую неделю передачу с этим мясом посылать.
Теща: Ладно, не буду вас долго мучить, завтра утром дальше по делам поеду.
Пупоня чуть не плача от радости: Мама, вы моя самая любимая тёща! Может ещё шашлычка?

Сцена шестая. Заполярье. Тундра. Утро, следующего дня. Одинокая яранга.
Нарядная, цветущая миллионами разных оттенков тундра в пятнах тени от небольших облаков, как никогда радует глаз. У одинокой яранги столпились все её обитатели.
Пупоня: Дорогая Мама. Вы не представляете, как я рад, что мы с вами наконец-то помирились, и вы смогли простить мне это досадное недоразумение с гусями.
Теща: Да ладно! Кто старое помянет… Ты, главное, посылочки мне вовремя присылай, а то я опять приеду доченьку мою ненаглядную навестить.
Тёща усаживается в загруженную флягами с ягелевкой и кульками с мясом, повозку. Олени с трудом трогаются с места.

Отъезжая, тёща кричит: Кстати, Пупоня, я там вчера, пока вы кизяк собирали, в мусорный бак свои использованные прокладки выбросила. Сожги их, а то я твоего кореша – шамана знаю! Опять на меня через них запор нашлет.
Занавес!

2) Пропихнуть непропихуемое

Пронзая сверхплотную газовую туманность, яркий свет гиперновой звезды разбегался по бескрайней космической темноте, окрашивая мрак удивительными цветами. Исполинский небесный светоч дожигал свои последние мгновения жизни, разбрасываясь фотонами по всей Вселенной. Ещё немного – и он взорвётся с неимоверной силой. Взрыв разорвёт на мелкие кусочки и саму звезду, разметав без остатка былое величие, и всё, что окружает её в радиусе светового года. Ещё немного – и от этой волшебной, как сама жизнь, красоты не останется и следа.
- Гордон! Ты посмотри на это чудо! – с придыханием произнесла Лора, сидевшая в кресле старшего помощника капитана.

Затаив дыхание, женщина с упоением наслаждалась гипнотической пляской разноцветных огоньков, которые пробивались сквозь иллюминатор, чтобы поиграть на серой стене отсека разведывательного катера.
- Гордон, ведь это же… Боже, я никогда такого не видела!
- И больше не увидишь, если мы вовремя не успеем, – заметил капитан.
- Ты серьёзно?! – Лора всплеснула руками. – Нет, ты всерьёз думаешь, что нам удастся извлечь это?! Да она же просто огромная!
Сосредоточенный на работе Гордон оторвался от приборной панели, посмотрел на Лору осуждающим взглядом и заключил:
- Если это туда впихнули – значит, можно и выпихнуть!
- Муха, Муха, это Мама, приём! – с противным треском завопила рация.
- Мама, это Муха, слышим вас, приём! – отозвался капитан.
- Муха, к вам направляется исследовательское судно Мясо. Не предпринимайте никаких действий без координации с ним! Слышал, Гордон?! Никакого самоуправства! Есть риск Утра.
- Риск Утра есть всегда, - прикрыв микрофон, пробубнил Гордон и сымитировал обрыв связи.
Капитан прекрасно осознавал риски события, по легенде радиопереговоров называемого Утром.

Звезда, заточённая в оковы газовой туманности Облако, разогревала газ до невероятной температуры. И если бы не успех первой миссии, поместившей газовое скопление в сверхкрепкий кокон, неповторимого вселенского чуда уже бы не было. Изнывая от нестерпимого жара изнутри, Облако давно бы уже испарилось и исчезло, не оставив и следа от уникального явления в местном галактическом кластере.
Конструкция кокона предусматривала клапан сброса избыточного давления, который злые языки прозвали сфинктером. Когда давление внутри кокона повышалось до опасных пределов, клапан срабатывал, позволяя Облаку сбросить напряжение в виде мощной джеты из сероводорода. Это событие и называлось Утро. И именно этим рассчитывал воспользоваться Гордон в надежде спасти Облако от неминуемой гибели.


Расчёты показывали, что при определённых условиях гиперновая может пролезть сквозь сфинктер. Со скрипом, конечно, но всё же. Идея состояла в том, чтобы спровоцировать сверхмощное Утро, придав Облаку реактивную тягу, способную унести туманность подальше от опасной внутренности. Запечатав клапан поутру, Гордон с нетерпением ждал подходящего момента. И кажется, он наступил
- Курс на сфинктер! – скомандовал капитан.
- А как же Мясо?! – испуганно воскликнула Лора. – Мама же сказала…
- Мама много чего говорит, - с недовольством пробурчал Гордон и решительно добавил: - У нас нет времени! Курс на сфинктер!
- Курс на сфинктер, - неуверенно повторила Лора, задавая борткомпьютеру координаты.

Шустрый катер полыхнул плазменной струёй и рванул прямиком в галактическую задницу.
Когда до входа в Облако оставался сущий микропарсек, в эфире появилось Мясо.
- Муха, стоять!
- Щаз! – оскалился Гордон и прибавил ходу.
- Муха, отставить! Угроза Утра! Стоять! Чёрт возьми, Мама! – взвыл капитан исследовательского судна, вызывая базовую станцию. – Мама! СОС! Утро! Муха в Облаке!
- Ябеда! – кинул на прощание Гордон и выключил рацию.
Подойдя вплотную к сфинктеру, капитан Мухи сбавил ход до нуля. Клапан ревел, разрываясь от натуги, и бросал в космос раскалённые языки плазмы.
- Опасность перегрева, опасность перегрева! – затарахтела система безопасности.
- Мамочки! – съёжившись, прошептала Лора.
- Не бздеть! – бравурно скомандовал Гордон и устремился в газовую пучину.
И тут случилось то, чего добивался капитан Мухи, и о чём настойчиво предостерегал экипаж Мяса. Случилось Утро! Протаранив едва живую закупорку, крохотный катер дал волю адскому выхлопу. Исполинский газовый выброс подхватил невесомую Муху, закружил её в неистовом хороводе и вместе со взрывоопасной звездой выбросил прочь. А Облако, послушное реактивному импульсу чудовищной силы, помчалось в неизведанные космические дали, на прощание облегчённо выдохнув зловонным, раскалённым газом.
***
- Просыпайся!
Медсестра Лора хлестала по щекам лежащего на операционном столе Израиля Лазаревича, пытаясь пробудить пациента от наркотического сна.
Израиль Лазаревич похлопал ресницами, гоня прочь удивительное космическое видение, и уставился осоловелыми глазами в потолок.
- Да, Изя, ты выдал! – вытирая салфеткой последствия успешно проведённой операции, с усмешкой произнёс хирург-проктолог Гордон.
Как интеллигент в третьем поколении, Израиль Лазаревич просто обязан был извиниться за доставленные неудобства. Но ни сил, ни желания на слова у Израиля Лазаревича не было. Он даже не стал спрашивать, успешно ли прошла операция. Всё было понятно без слов.

Прибыв в больницу с диагнозом «инородный предмет в прямой кишке», Израиль Лазаревич, измочаленный трёхдневной ловлей, сбивчиво объяснил причину проникновения теннисного мячика в святая святых. Хирург с лукавой улыбкой записывал версию пациента, даже не пытаясь выведать правду. Записывал, ибо знал: бумага всё стерпит.
На вопрос о вероятности успешного исхода, мудрый проктолог философски ответил: «Если это туда впихнули – значит, можно и выпихнуть», - чем несколько успокоил переполненного до краёв пациента.

Израиль Лазаревич неспешно катился в палату и наслаждался долгожданным облегчением. Он смотрел на мир восторженными глазами и любовался волшебными красками, которыми снова заблистала его жизнь.

3) Достижения науки - в жизнь

- Лёня, передай пассатижи! - Решетский протянул руку назад, не отводя глаз от прибора.
- Ага, держи, - Крапивин протянул ему инструмент и тоже наклонился над рабочим столом.
- Так… А это — вот сюда. Давай крышку.
Через пару минут последний винт был закручен. Решетский и Крапивин молча уставились на плод четырехлетнего труда своего отдела. На покатой хромированной крышке напоминающего то-ли кастрюлю, то ли каску, прибора, красовалась табличка с надписью: «Многофакторный Анализатор Ментальных Алгоритмов, РК — 001.»
- МАМА… - только и смог произнести Решетский, держась рукой за затекшую поясницу.
- Сергей Рудольфович, поздравляю! - Крапивин протянул руку коллеге, и тот её крепко пожал. - Когда приступим к испытаниям?
- Немедленно, Лёня! Садись в кресло!
- Я? - в ужасе переспросил Крапивин.
- А что, ты против? - удивился Решетский. - Я поговорю с Гроссманом, премию тебе выпишет, а может даже в очереди на Москвич поднимет.
- Москвич… - мечтательно протянул Крапивин, представив себе покатые обводы и блеск колёсных колпаков, но тут же тряхнул головой и ответил, - нет уж, увольте. Помните, что на калибровках случилось?

Оба ученых непроизвольно поёжились, а Решетский будто бы снова увидел заволокшее лабораторию облако красноватого пара и тошнотворный запах горелого мяса и шерсти.
- Но нужно же провести испытания! Лёня, позвони биологам, пусть выделят животное. Только не морских свинок, уровень церебрального развития должен быть не ниже девяти баллов.
- Не выйдет, Сергей Рудольфович, - покачал головой Крапивин. - После Жучки они мне обещали при встрече лицо набить.
- Что же делать? - задумчиво произнес Решетский, оглядывая лабораторию. Среди полок с нагромождением приборов, колб и проводов стоял террариум. В нем, на сучковатой ветке, сонно застыл любимец всего отдела - варан по кличке Эзиз, которого сотрудники НИИ привезли из командировки в Кара-Кал. - Лёня, подай-ка справочник.

Крапивин принёс картонную папку с набранными на машинке листами. На обложке через трафарет была сделана надпись: «Справочник. Степень развития структур мозга живых организмов». Решетский некоторое время листал желтоватые страницы.
- Ага, вот. Варан среднеазиатский. Восемь целых четыре десятых. Что ж, как говорится, на безрыбье… Лёня, готовь Эзиза. Проведем первичный тест.
Прибор, рассчитанный на работу с людьми, оказалось довольно сложно прикрепить к маленькой голове варана, однако изолента и упорство советского ученого победили. Эзиз был надежно укутан в старый лабораторный халат и зафиксирован ремнями в кресле.

- Проверяем подключение, - скомандовал Решетский.
- Все датчики показывают готовность, - отрапортовал Крапивин, стоя у приборной стойки с выпуклым экраном.
- Ну, Лёня, включай!
Крапивин потянул за большой рычаг с эбонитовой ручкой. Откуда-то из-под пола лаборатории донесся мерный гул, центральный экран на стойке тонко пискнул, и по нему побежали две параллельные прямые.
- Хорошо, - задумчиво произнес Решетский, - попробуем перебором фаз. Начнем с четырнадцатой.
Через полчаса картина на экране так и не поменялась — все те же прямые упрямо бежали вдоль экрана, лишь иногда слегка дергаясь.
- Неужели тебе совсем ничего не хочется? - проговорил Решетский, глядя на подопытного варана. - Лёня, включи семнадцатую.

Крапивин кивнул и нажал несколько кнопок. В этот же момент Эзиз резко повернул голову куда-то в сторону. Прямые на экране заколебались и через пару секунд сложились в слово.
- Муха, - прочитал Решетский.
- Муха? - переспросил Крапивин. - Почему муха?
- А ты погляди, Лёня. Погляди на него.
Крапивин взглянул на Эзиза. Варан внимательно смотрел в сторону большой колбы с мутной жидкостью, стоявшей на столе. По ней ползала жирная зеленая муха.

Утро выдалось дождливым. Крапивин промок, вода хлюпала в ботинках. Подходя к лаборатории ученый так увлекся, обдумывая серию экспериментов, что буквально влетел в человека, стоящего у дверей. Через секунду Крапивин уже лежал на полу, а человек заламывал ему руку за спину, уперев колену между лопаток.
- Стойте! - послышался возглас из лаборатории. - Это же мой ассистент!
Человек тут же ослабил хватку и помог Крапивину подняться.
- Извините, - сдержанно проговорил незнакомец, делая шаг в сторону. Крапивин лишь ошарашено моргнул. В лаборатории оказалось несколько незнакомых людей в одинаковых строгих костюмах, а среди них, в белых халатах, стояли Решетский и Гроссман, руководитель их института.
- Вы не понимаете, - взволновано говорил Решетский. - Это просто опасно! Эксперименты еще не закончены!

- Успокойтесь, Сергей Рудольфович, - отвечал один из незнакомцев. - Решение принято...
- А, Леонид! - сказал Гроссман, взяв Крапивина под локоть и выводя из лаборатории. - У меня для вас отличные новости!
- А кто?.. - хотел было спросить Крапивин, но его Гроссман продолжал без остановки.
- Премию! Квартальную премию! Нет, даже годовую! И знаете, нам одобрили заявку на новую модель московского завода, Москвич 408…

Человек, лежавший на больничной кровати, был стар и немного полноват. Его дыхание было шумным, но ровным — он спал. На его голове был установлен странного вида прибор, от которого в соседнюю комнату тянулся толстый пучок кабелей. В ней же находилось три человека, один из которых склонился над приборной стойкой с выпуклым экраном в центре.
- Нет, ошибки никакой нет, - убежденно сказал Решетский. Преобразователь функционирует как надо.
- Ядерный взрыв на Луне, кукуруза на Марсе, трехчасовой рабочий день, война с Китаем… Вы уверены?
- Абсолютно. И еще всякие бессвязные обрывки. Вот, глядите, снова.

Две линии на экране прибора дёрнулись и сложись в строчку текста: «Ма… Ма… Кузь… Пятьсот мегатонн, Ваш… Вашин… Всех!»
- Что ж, думаю достаточно, товарищ Решетскй. Вы свободны.
Ученый кивнул, выключил прибор и вышел, закрыв за собой дверь.
- И что будем делать? - спросил один из оставшихся в комнате.
- Он совсем сбрендил, - пожал плечами второй. - Звони в комитет, и пусть доложат Леониду Ильичу. Никиту нужно убирать.

4) Цветомузыка

– Привет. Я надеюсь, ты пригласил меня, чтобы отдать долги? – я с интересом осматривала лабораторию Марка, пока он спешил ко мне, на ходу вытирая заляпанные краской руки о халат. Чёрт с ними, с лучшими годами жизни, потраченными на этого червя. Хоть бы алименты заплатил.
– Ага. Если всё получится, то я с тобой с полна расплачусь! И ещё на хлеб с мясом останется.
– Хлеб с маслом, ты хотел сказать?
– Нет, именно с мясом. С тушёнкой говяжьей, если конкретно. С самой дорогой, какая бывает.
– И как я могла за такого дебила замуж выйти… А что, реально чего-то интересное придумал?
– Не просто интересное! Прорывное! Во всех смыслах! Иди сюда — сейчас покажу.
Он нетерпеливо схватил меня за рукав, оставляя пятна от краски, которую так и не смог до конца стереть с рук, и потащил меня к платформе с типовой душевой кабиной. В кабине летали и ползали по стенкам десятки мух, вымазанных жёлтой, голубой, красной, синей, фиолетовой, зелёной, оранжевой красками.
– Вот!
– И что это?
– Ща!

Он подскочил к ноутбуку, соединенного кабелем с коробкой, от которой шла целая паутина кабелей.
Чертыхаясь и периодически стирая набранное, стал вбивать команды.
- Смотри туда, - он ткнул «ввод» на клавиатуре и мухи в душевой дружно осыпались на пол.
– Газ, – прокомментировал Марк. – Мертвы. Можешь поверить. Пойдешь?
Я отрицательно покачала головой.
- И правильно. А теперь самое интересное.
Он ввел новую команду и снова рисуясь нажал «Ввод». Мертвые мухи так же дружно зашевелились, некоторые взлетели, другие остались ползать по полу.
– Оживил? – впечатлилась я.
– Неа — вернул их состояние на момент непосредственно до впрыска газа. То есть теоретически, это те мухи, для которых газ не был запущен, они не умирали, поэтому они живы.
– О как. Машина времени?
– Ну… Не совсем…

Марк смутился и интенсивно потер и так красные глаза. Только сейчас я обратила внимание, что весь он какой-то перекошенный и бледный.
– Ты когда спал в последний раз?
– Не помню. Дня три или четыре назад. Не важно. Не машина времени это в привычном понимании. Не знаю я что это, - он растеряно на меня посмотрел. – Мухи-то другие ожили...
– В смысле «другие»?
– Посмотри на них внимательнее.
Я посмотрела внимательнее. Большая жирная муха тоже на меня посмотрела, не переставая потирать лапками.
– И что? Мухи. Обычные чёрные мерзкие мухи.
– Вот именно! Чёрные! А краска где? Куда с них краска пропала? Я их всех покрасил — сама же видела! И всегда красил. Разными красками!
На столе в беспорядке и правда лежали всевозможные виды красок. Особенно неестественно среди банок, тюбиков и баллончиков смотрелась детская медовая акварель с бегемотиком.

Тем не менее, мухи действительно были чёрные, без единого цветного пятнышка.
– Может краска... смылась. Как-нибудь? – я неопределенно помахала рукой.
– Конкретно эта – военная краска. Ей ракеты красят. Её растворитель-то не всякий берёт. Вот, смотри — она даже выглядит страшно.
Он схватил какую-то открытую баночку со стола и протягивая её на вытянутой руке, пошел ко мне. Попытался.
Словно в замедленном кино, я наблюдала, как он запинается о крестовину кресла и начинает падать, а банка вместе с ярко-красным содержимым летит прямо мне в лицо…
Упал он больно — на какие-то железные коробки. Но моему костюму и коже это служило слабым утешением.
– Включу стоимость костюма в твой долг, – я сняла очки, спасшие глаза. Кожу под краской начинало печь. – Есть чем стереть?
– Около душевой масло подсолнечное и тряпки.
Я, ничего не подозревая, направилась к душевой, наклонилась за ветошью… и головой вперёд полетела в распахнувшуюся дверь душевой к жужжащим мухам.
– Прости, но добровольца на опыты я так и не нашел.
– Ах ты скоти...
Последнее, что я увидела, как он нажимает кнопку «Ввод».

Вокруг было яркое пересвеченное ничто, от которого тут же заболели глаза. А еще тут была невесомость. И мухи. Огромное, чуть шевелящееся облако мух. Тысячи разноцветных, вымазанных всеми цветами радуги, насекомых с небольшой примесью черных, сбившихся в почти идеальный шар. Вот где оказывались жертвы экспериментов доктора Франкенштейна. И вот где оказалась я. Меня тут же начало мутить — вестибулярный аппарат пытался понять, куда делся низ и не мог. В ушах нарастал монотонный гул. То ли это мухи оживились, увидев меня, то ли в абсолютной тишине я слышала, как течёт моя кровь по венам. Голову кружило, вертело и покалывало изнутри. А мухи эти проклятые явно что-то задумали: облако потекло, меняя форму, и, мерцая словно цветомузыка разноцветными пятнами, стало приближаться… Я бессмысленно дрыгала ногами и руками, не ощущая опоры, не в силах отодвинуться. От ужаса и бессилия, пришлось потерять сознание.

Очнулась от неприятного ощущения, будто шерстяное колючее одеяло положили на руки и лицо. Но это были мухи, облепившие меня с ног до головы, скрыв под шевелящимся разноцветным ковром. Им видимо тоже было плохо без гравитации и они видимо тоже хотели вернуть понятие «низ». И моя восьмидесяти килограммовая тушка вполне сошла за источник силы притяжения. А что? Вроде всё укладывается в теорию: согласно закону гравитации, все тела притягиваются друг к другу прямо пропорционально массе и обратно пропорционально расстоянию. Я же — звезда! Вполне притягательная ещё в свои сорок!

Хотя кого я обманываю - мухи не ошибаются… Нет. Что нет? Не звезда? Или ошибаются? Произведению масс и квадрату расстояния? Да какая разница! Что значит «большая разница»? А по мне никакой — суть же не меняется: более тяжелое тело притягивает менее тяжелое. Двойку поставят? Кому? Какую двойку? Какая ещё «Ну мама!?» Какие уроки? А… Игорёк… Ты же у меня умный, не то что твой папашка яйцеголовый, чтобы ему пусто было, и сам все уроки прекрасно выучил. Зачем тебе эти проверки? Привычка? Понимаю, но ты же видишь – мама под мухами. Под мухой, то есть. Ну ты понял. Не понял? И правильно — рано еще тебе такое понимать. Давай, сынок, утром. Утром на свежую голову встанем, твою физику проверим, и ИЗО, и перечислил ли этот хмырь алименты. И убей эту муху на окне, пожалуйста – задолбала.

5) Утопленник

Я почувствовал дразнящий запах свежеиспеченного хлеба и медленно открыл глаза. Сонный взгляд лениво скользнул по нехитрой обстановке. Все на своем привычном месте – напротив, на стене, крытая лаком самодельная резная полка с книгами, в основном моя любимая фантастика, слева тяжелый темно-коричневый лакированный письменный стол с раскиданными на нем школьными принадлежностями. К столу плотно придвинут стул, на спинке которого висят идеально выглаженные школьные брюки. Мама постаралась. Я тоже умею наглаживать стрелки, но получается не так ровно. У стола притулился мой школьный ранец. Из его полураскрытого нутра с любопытством выглядывают две светло-зеленые тетрадки – по русскому и литературе.
Теплые лучи солнца уже пробежали по столу и подобрались к свисающему до пола краю пододеяльника. Я улыбнулся и потянул его вверх.

На улице бархатный сентябрь. Начало учебного года. Субботнее утро. Еще только половина девятого, а мама уже на ногах. Я из спальни слышу, как она гремит хлебными формами, вытаскивая из русской печки свежий хлеб. Он получается пышный, мягкий, с золотистой корочкой.

Спустив ноги с кровати, я босиком прошлепал на кухню. Мама, уже разложила ровные булки на стол и накрыла их белоснежным вафельным полотенцем. Смахнув рукой с мерзлого куска мяса настырную муху, она спрятала его в холодильник.
- Сегодня чебуреки нажарим. Потом сбегай к бабушке за луком.
Зачерпнув ковшом колодезную воду из фляги, я угукнул в ответ и жадно припал к нему. Мама подошла сзади, приобняла меня за плечи и чмокнула в макушку.
- Садись завтракать.
Она поставила передо мной большую кружку чая, положила сметану в блюдечко и порезала еще горячий хлеб.

Когда я доедал второй кусок, с улицы донесся крик друга Кольки.
- Димка! Ди-и-имка! Пошли за грибами!
Я вопросительно взглянул на маму, она тепло улыбнулась и кивнула:
- Иди, только долго не будь.

Я накинул тонкую куртку, сунул складной нож в карман, прихватил пакет и торопливо выбежал из дома. Дождавшийся меня Колька, всю дорогу до леса рассказывал о новеньком велосипеде с двумя красными катафотами на заднем колесе и двумя белыми на переднем, о котором он давно мечтал. Родители пообещали скопить денег ко дню рождения, который к его большому сожалению будет только в декабре.

Слушая его вполуха, я смотрел вверх. На ясном синем небе не было ни одного облака. Солнце, словно зная, что отведенное ему время уменьшается с каждым днем, светило изо всех сил, заливало округу желтым светом, чудесно переливаясь на оранжевых и красных листьях. Как в моем калейдоскопе.
Полусухие листья забавно шуршали под ногами. Я специально иногда волок ноги по земле, чтобы пошуршать ими.

В лесу листьев стало меньше. Бодро шагая по лесной тропе, мы внимательно всматривались в мшистую поросль. Грибов попадалось мало и нам это дело быстро наскучило.
- Слушай, а пойдем к реке? Туда, где утопленника после семика нашли. – У Кольки даже глаза заблестели. – Говорят, там до сих пор лежат его вещи и даже следы на песке остались…
- Да ну?! – искренне удивился я, и мы, не сговариваясь, свернули с тропы и побежали в сторону берега, виднеющегося вдалеке через просветы между деревьев.

Берег был пологий, но здесь не купались. Река ушла дальше, оставив после себя длинный пруд стоячей воды. Старое русло еще не успело обмелеть и высохнуть. Мы вышли к берегу и, не доходя пяти метров как по команде остановились. Конечно же никаких следов на песке не было, а вот на одной из веток склонившейся над водой сухой ели, висела белая майка.

- Это его майка. Того мужика. Мне брат рассказывал. Витёк помогал доставать утопленника. Говорят, мужик этот приехал к Семёновым. Здесь его брат и родители похоронены. Ну и помянул хорошо - напился. Ты же знаешь, Семёновы шумные, а этот тихий, ну его и недоглядели. Спустился вон оттуда, - Колька ткнул пальцем в сторону на дороги, уводящей на кладбище, - разделся, майку на ветку повесил. Нырнул и уже не выплыл. Назавтра спохватились – а он уже мертвый тут плавает.

Колька поковырял носком резинового сапога влажную землю.
- Говорят утопленник из воды за своей майкой приходит. Не верю я.
Мы как завороженные повернули головы, уставившись на потрепанную белую ткань. За лето дождями и ветром ее поистрепало, но она все равно жутким белым пятном выделялась на фоне серой иссохшей ели.

У меня от рассказа мурашки побежали по телу. Судя по тому, как поежился Колька, его тоже эта история пугала не на шутку.
Повернув голову, я уставился на блестящую гладь воды. Сначала услышал всплеск, а потом из воды медленно поднялась синюшная голова с мутными невидящими глазами. У меня волосы на голове зашевелились, от ужаса я похолодел. Колька тоже от страха застыл.
- Хо-о-олодно… -сипло донеслось со стороны реки.
Не чуя под собой ног, мы с Колькой рванули прочь от берега и злосчастного места. Всю дорогу до поселка бежали без остановки.

Я остановился и перевел дыхание лишь после того, как зашел домой. Усевшись на кровать, я подтянул колени к груди и расширившимися от ужаса невидящими глазами уставился в стену напротив. Мама вошла следом и с удивлением взглянув на меня, спросила:
- Дим, что с тобой? Ты чего такой всполошенный прибежал? Напугал кто?
Я отрицательно качнул головой, зажмурился и, обняв маму, крепко прижался к ней. Мама крепко обняла меня в ответ. Я открыл глаза лишь через пару минут, когда успокоился. Взгляд уперся в мелкие малиновые цветочки на мамином халате. Все произошедшее стало казаться ненастоящим, словно показалось.

Мама погладила меня по голове.
- Скоро папа с работы вернется. У меня мясо почти оттаяло… Сходишь к бабушке за луком?
Я посмотрел на маму, улыбнулся и кивнул.
О том, что произошло мы рассказали всем друзьям. Кто-то верил, кто-то нет. Часть берега с висящей старой майкой стало местом паломничества. Каждый хотел увидеть синюю голову и услышать хрип. Но ничего не происходило. Со временем майка окончательно истлела, а история забылась.
Не мной. В моей памяти навсегда останутся яркие цвета и ощущения того необычного дня.

6) Диссидент.

Серёга был диссидент. Диссидент – человек, взгляды которого расходятся с общественными. Вопрос лишь в том, был ли Серёга человеком.
Если верить Платону, человек – это двуногое животное без перьев. И тут на первый план выходит термин «животное». Начальство так и орало: «Березняков, сука, твоих рук дело, диссидент хренов?», когда к ним прибывала сотая проверка из потребнадзора, эпидемслужбы, ветстанции и трудинспекции.
Потому что Березняков был стукач и жалобщик. Был.
Когда-то давно, когда на бывший советский, а ныне частный мясокомбинат, заявилась плановая проверка, во главе комиссии прибыл новый замдиректора санэпидстанции.

Новый замдиректора СЭС был идеалист, формалист, радетель за общее благо и служебную исполнительность. На служебном поприще он нёс великую миссию спасения человечества от бубонной чумы, чёрной оспы, сибирской язвы, бруцеллёза, бычьего цепня и прочих моровых поветрий. Для этого он был обличён должностью, властью, правом второй подписи и энтузиазмом. Одним словом, был редкий идиот.
Комиссия вошла в мрачные катакомбы мясокомбината, разбрелась и заблудилась, не смотря на то, что часто его проверяла.
Раньше, до нового зама, путь комиссии вёл через проходную к трёхэтажной конторе, напрямую в красный уголок, где по обыкновению им был накрыт красной скатертью стол, на котором теснились, в основном, разнообразные мясные закуски и водка.

Водки было много, так что к её завершению подходила к концу и проверка. Комиссия неверной рукой царапала кривые подписи, и, прихватив с собой большие пакеты, в которых брякала всё та же водка и торчали в ненарезанном виде всё те же мясные закуски, убывала восвояси.
На остальную территорию мясокомбината проверяющие не забирались. Там царили мухи. Целые облака мух, которые хоть и выглядели довольно безобидными и в результатах проверки не отражались, но были менее аппетитными, чем мясные закуски и водка. Любая водка всегда аппетитнее, чем облако мух – спросите, у кого хотите.

Но нового замдиректора СЭС облака мух не пугали, точнее, пугали, но с санитарной точки зрения. И он смело ринулся в бой. За ним вяло ринулась комиссия, чтобы через минуту заблудиться в катакомбах цехов, мрачных и кровавых, как цокольный этаж одного строения на Лубянке.
Таким вот велением судьбы замдиректора СЭС и занесло в самый мрачный чертог этой самой судьбы. В этом месте оборвались сотни тысяч судеб крупного и не очень, рогатого и не только, скота.
Убойный цех - вотчина Серёги Березнякова.
Серёга и в те времена не отличался умом и сообразительностью. Правильнее было бы сказать, что он никогда ими не отличался. Его единственная грамота за
участие в интеллектуальном конкурсе «Знайка», полученная в детском саду, скорее вводит в заблуждение. Потому что Серёжина команда тот конкурс продула начисто во многом благодаря именно Серёже.
Но когда в убойный цех шагнула нога проверяющего в ботинке ходового сорок первого размера, Серёга ещё не был диссидентом.
- А это ещё что такое?
Вопрос был адресован не Серёге, а директору мясокомбината, который мрачной тучкой неотвязно следовал за замдиректора СЭС, как воздушный шарик за Пятачком. Хотя, конечно, Пятачком тут был именно директор, ибо по результатам проверки мог пойти на заклание, как свинья на мясо. К тому же это была его кличка.

- Это ещё что такое?
Убойный цех представлял собой тесную бетонную будку, в которой почти всё место занимали Т-образные стойки для фиксирования скота. Ещё были электроды, которые Серёга цеплял к обречённой скотине и защитный барьер с рубильником, который пускал в электроды злое электричество.
- Убойный цех, - кратко сказал директор.
В ответ, проверяющий разразился длинным спичем о нарушениях, которые требовалось устранить. Уходя, он сунул Серёге визитку, наказав прислать вопросы и предложения в письменном виде.

Замечания устраняли весь следующий день.
Серёга провёл его в цеху деликатесов, окружённый деликатесами, вниманием противоположного пола, и сделал простое умозаключение.
Пока работают другие, самому можно и отдыхать.
Через неделю, проверяющий толкнул толстую стальную дверь убойного цеха уже по кляузе Серёги.
- Почему не запирается? А если бык вырвется? Он же тут корриду устроит! Сделать засов! - повернулся к Пятачку замдиректора СЭС, затылком увидевший пудовый кулак, свёрнутый в адрес Серёги, - и не препятствуйте мне тут инициативе кадров!

Засов, способный сдержать Зевса в облике быка, мастерили ещё день.
С тех пор, Серёга приспособился отдыхать во время проверок и комиссий, которые сам же и инспирировал. Сначала он достал жалобами СЭС, воспользовавшись визиткой, а потом диверсифицировал эту деятельность, подключив все проверяющие органы, о которых только смог разведать.
- Березняков, сука! Снова ты? – неистовствовало начальство, после очередной проверки, не смея уволить Серёгу обросшего связями в этих органах.
Представительницы противоположного пола давно не привечали его деликатесами. Сменился и идиот-замдиректора СЭС. Но покоя не было, пока осенним утром Серёгу не настигла карма в виде собственноручно выпрошенного засова.
Серёга нехотя приступил к своей работе после очередного вынужденного, по причине очередной проверки, прогула. Приступать утром после вчерашнего было тяжело. Задвинув изнутри пудовый засов, он остановился отдышаться.
Затем был надёжно пришвартован к последнему причалу крупный бычок.
Выползая из-за его массивного бока, Серёга почувствовал, что у него темнеет в глазах.
- Мама! – крикнул он, оседая под ноги быку. Боль в сердце добавила в голос паники.
- Мама!!! – звал Серёга, и даже был услышан, но не мамой, а заволновавшимся быком, а потом и заволновавшимся коллективом.

От того, что коллектив безуспешно ломал дверь, запертую на злосчастный засов, бык заволновался ещё больше.
Коллектив сбегал за автогеном, но было поздно. Взволновавшийся бык размазал Серёгу по полу, сделав из него влажное месиво и разукрасив напоследок волшебными красками жизни стены убойного цеха и невыносимую прозу бытия.

7) Соседка

Опять этот ребенок бегает по голове. Семь утра, он уже не спит и топочет пятками по полу без паласа. Топ-топ-топ в сторону кухни, топ-топ-топ обратно в спальню. Благо коридор длинный. Ишь, резвый какой, сколько энергии. Топает полчаса подряд. Это хорошо, люблю резвых и активных.

А то в прошлом году жила парочка с идиотиком, тот все время сидел спокойно и только кубиками по полу долбил. Бум-бум-бум часами. Родителям, конечно хорошо, не надо ловить непоседу с дурной головой, лезущего куда не надо и пытающегося себя угробить. Но мне все это слушать не очень. И чего в приют не сдали? Вообще, после сорока рожать так себе затея, вот и получили дауненка.

А пять лет назад бабушка с внучкой-музыкантшей развлекали. С семи утра гаммы на фортепиано заводили. Та-та-та-та-та-та-та. Хорошо, что потом в школу уходила, а то так бы весь день и татакала. Иногда, конечно, какой-никакой этюдик простенький тренькала, чего уж. Неуверенно так, неловко, пальчики все время сбивались. Ничего, недолго она играла, хе-хе.

Сколько ж их было за все годы ребятенков разных: веселых, грустных, резвых, спокойных… Въезжает семейство в надежде на благополучную жизнь – как же, новая просторная квартира, большой коридор, окна на две стороны, чего ж не радоваться, ну а потом… Что ж, жизнь невеселая штука, да.

Топ-топ-топ, топ-топ-топ…

***
– Здравствуйте, я ваша соседка, Ядвига Константиновна. Вы тут недавно поселились, вот я и пришла познакомиться, пирожков с мясом принесла.
А мамаша-то хороша, дебелая, красивая, в глазах только удивление, значит, легко будет договориться, хе-хе.
– Берите-берите, не стесняйтесь. А что, вашей деточке няня не нужна? Погулять могу, в кружок отвести, уроки сделать. Мала еще для уроков, ну мы бы просто поиграли. Да вы не беспокойтесь, я много денег не возьму, а вам все полегче будет.
– Мама, мне не нравится эта бабушка!
Ишь ты, чуткая какая, не нравлюсь я ей. Ничего, и не на таких находили управу. Вон глазенки с каким любопытством таращит. Хороша девчуля, косички задорные, платьишко в цветочек, носик курносый, сбитенькая, ножки крепкие – все как я люблю.
– Деточка, ты любишь котиков? У меня такой красивый котик есть! И совсем-совсем не царапается.
– И погладить можно?
– Можно.
– И на ручки взять?
– И на ручки взять, и поиграть. Котик добрый, деток любит. Вот придешь ко мне в гости и поиграешь. А он тебе сказочку расскажет.
– Расскажет? Как это? Он что, ученый? А цепь у него есть?
– Сама все узнаешь. Тебя как зовут, кроха?
– Юля.
– Юла, значит. Ну вот приходи в гости, Юла, чай мама отпустит?
Ну да, у матери сто согласий на лице. Чудненько.

***
– Здравствуй, бабушка.
– Доброе утро, Юла! Пойдем сначала погуляем? А потом будем пирожки печь.
Какие же у тебя мягкие волосенки, приятно гладить.
– Бабушка Ядвига, а ты уже тесто замесила, да? А из чего буду пирожки?
– Замесила, моя радость, и начинку приготовила – как всегда, с мясом будем лепить.
– Пойдем скорее!
– Ты гляди, как нынче солнышко сквозь облака глядит, теплое, веселое, не прячется как вчера за темные тучки. И воробушки в луже купаются – это к хорошей погоде, вёдро, значит, будет.
– Бабушка, смотри, вон смешное облако, на лошадку похоже. А за лошадкой крокодил ползет, смотри, смотри!
– Вижу, моя умница. А ты видишь вон то дерево красивое, с большими гроздьями белых цветов? это акация белая, редкая гостья в наших краях.

– Бабушка, пойдем во-оон в тот двор, там такая горка высокая, я хочу покататься!
– Пойдем, Юла, покатайся, чего же, коли ноги резвые, а я на лавочке посижу, синичек послушаю, вон они как радуются теплому деньку. Слышишь, выводят : цы-цы-цы. Это большие синицы, а есть еще маленькие с голубой шапочкой – лазоревки, те забияки и драчуны.
– Бабушка, откуда ты столько знаешь? И про птичек, и про деревья?
– И про людей много знаю, детонька, и про животных. Живу я долго, наблюдать люблю за жизнью. Она ведь такая интересная, столько сил дарит, радости, наслаждения!
– А сколько тебе лет?
– Дай-ка вспомнить. Аккурат на Пасху триста сорок шесть и исполнилось.
– Хи-хи-хи, какая ты смешная! Люди столько не живут. Ты похожа на мою бабушку, а ей еще только шестьдесят.

***
– Доброго дня, дорогая соседка, а что это нынче Юла не приходит?
– Здравствуйте, Ядвига Константиновна. Да что-то Юленька приболела, с вечера на голову жаловалась, а сейчас и вовсе лежит, вставать не хочет. Доктора ждем.
– Загрипповала, что ли, наша попрыгунья, ай-ай-ай, как нехорошо-то!
Ну воот, процесс начался, чудненько, теперь не упустить бы, ишь, мамаша-то какая заботливая, этак и выходит раньше времени.
– Да нет, не похоже на грипп. А вы ей пирожки вчера не давали, Ядвига Константиновна? Хотя и на отравление не очень похоже, но мало ли, вдруг мясо не очень свежее?
– Что вы! У меня пирожки завсегда только свежие, и мясо я только у проверенного продавца беру. Я ж и сама ела, как видите, мне ничего не сделалось. Да вы не расстраивайтесь, соседушка, поправится девонька, все хорошо будет. Я к вам завтра загляну, вы не против? Пирога принесу, чтоб малышка быстрее выздоравливала.
***
Ох какое чудовое утро! Солнышко тихими осенними лучами гладит пожелтевшую листву, легкий ветерок сушит капли вчерашнего дождя, веселят глаз нежные безвременники. И тишина! Никто по голове не бегает, не прыгает, не кричит, ни с кем больше не нужно гулять и играть, можно просто наслаждаться Жизнью! Особенно жизнью задорных и резвых деточек. У больных деточек ведь и жизнь так себе, хиленькая, слабенькая, никакого удовольствия, а вот у здоровых да любознательных поток жизни мощный, наполняет силой, дарит хорошее настроение, на много лет хватает.

Съехали мои дорогие соседушки, повезли Юлу к морю, хе-хе, никак она тут поправиться не может. Еще бы, полгода рядом со мной прожили, так-то долгонько получилось.
- Муха, кис-кис-кис, мой милый котя, хочешь мяска? Конечно хочешь. Кушай, мой хороший мурлыка, радуйся. Хочешь погулять, рыженький? Гляди-ка, голуби какие отъевшиеся, еле ковыляют, самое то на них поохотиться. Беги, Муха, развлекайся.

8) Мечтать

Петя заворожено смотрит в иллюминатор. Вот это подарок на его пятнадцатый день Рождения! Огромный буро-рыжий шар Марса быстро становится всё больше и больше, стремительно заполняя собой весь сектор обзора. Примерно через час посадочно-взлётный модуль касается поверхности чужого мира. Всё, долетел! Теперь нужно глубоко вздохнуть и выдохнуть несколько раз. Отставить волнение! Да разве это возможно? Пора отстегнуть ремни безопасности, надеть шлем, проверить запас кислорода и герметичность скафандра. Вперёд, в шлюз, к мечте. Осторожный спуск по лестнице. Первые шаги по ржавому песку. Голос руководителя центра управления полётами в наушниках: "Петя, я поздравляю тебя, родной! Это новая эпоха для всего человечества! Ты сделал это! Земля ликует вместе с тобой, герой!". Победа! Счастье! Он - первый человек, ступивший на Марс!

Долгий монотонный гудок, звучащий прямо в мозгу, пробивающийся сквозь поток слов в наушниках и стирающий их.
Сентябрьский вечер. Хмурое облако за окном, из которого уже несколько часов прохладный дождь поливает Воронеж . На часах без пяти минут шесть. Ключ в замочной скважине щёлкает, открывается входная дверь, и Петя видит родителей, вернувшихся с работы. Папа помогает маме снять плащ, с которого всё ещё стекает на пол дождевая вода. Затем у него в руках откуда-то появляется картонная коробка: "Петя! Мы с мамой решили сделать тебе подарок в честь начала учебного года в твоём третьем классе. Здесь Роджер. Познакомься с ним, сын!". Не веря своему счастью, мальчик опускается на колени перед коробкой, раскрывает её дрожащими руками и достаёт лопоухого щенка немецкой овчарки. Роджер чуть слышно поскуливает, маленький хвостик работает из всех сил. Петя чувствует, как стал сейчас немножко взрослым, ведь он теперь отвечает за этого пушистого колобка, который только что лизнул его прямо в нос. Он же совсем голодный! А в холодильнике как раз лежит кусок свежего мяса, надо быстрее принести его щенку.

Секунд 20 громко и непрерывно гудит что-то большое непонятно где. Как будто гигантский паролёт приземляется возле своего перрона, и представляются клубы пара, которые валят от него во все стороны, скрывая под собой всё вокруг.
Петя включает виртовизор. Как обычно, утро воскресенья - полтора часа полного погружения в подводный мир капитана Жак Ив Кусто и его "Калипсо". Сколько уже десятков лет этой магии глубин далёких океанов? Современные технологии оживили картинку, снятую старой камерой, настолько качественно, что это именно зритель теперь отправляется в очередное путешествие к кораллам в глубине лазурных вод. Мириады разноцветных рыбок снуют вокруг, пузырьки воздуха от оператора и других акванавтов устремляются вверх к бликам солнца, которые играют где-то на границе воды и атмосферы. Петя, при помощи маски виртовизора, смотрит на саргассум, водоросли Карибского моря, которые неторопливо пригибает к белоснежному песку, а затем распрямляет подводный ветер течения. В эту минуту мыслефон создаёт улыбающееся лицо отца в сознании Пети: "Сын, поздравь папу! Меня повысили на работе и дали в виде премии три билета в Доминиканскую Республику! Угадай, с кем мы завтра вместе с мамой отправляемся заниматься дайвингом в раю?".

Снова раздаётся продолжительный гудок, и окружающий Петю мир меняется.
Маленький мальчик, примерно восьми лет, вместе с мамой в парке. Летний день, безоблачное голубое небо над головой, лёгкий ветерок, пытающийся разогнать жару в тридцать три градуса. Петя на больших реактивных качелях взлетает к кронам огромных каштанов. Он весело смеётся и запрокидывает голову, поднимаясь в высшую точку амплитуды качелей. Кажется, что если вытянуть руку, то можно достать до листьев каштана, сквозь которые игриво проглядывает яркое июльское солнце. Но сила притяжения Земли, как обычно, предсказуема. Она отправляет Петю и его качели вниз, туда, где стоит немного испуганная столь резвым сыном мама. В её руках два маленьких облака сахарной ваты. Пете хочется вернуться к ней, пронестись мимо неё, а потом снова взлететь ввысь. И качели выполняют его желание раз за разом. Пусть этот день не кончается никогда!

И снова раздаётся чёртов гудок.
Урок физкультуры в 9 классе. Учитель - старый космодесантник, испещрённое шрамами лицо которого недовольно кривится при виде Пети и его одноклассников. Эх, что за ботаники? А если вдруг снова Первая Лунная война? Кто бы тогда показал мятежникам, где раки зимуют? Вот эти дохляки?
- Итак, щеглы, вижу, что вы опять не настроены становиться настоящими мужиками и заниматься своим физическим развитием. Сегодня все 40 минут урока вы будете бежать. Бежать вокруг нашего стадиона, истекая потом и проклиная свою школьную участь. Кто-то из вас будет плакать и проситься домой к мамочке, кто-то скорее всего даже описается, но это вам не поможет! Единственное, что вас может спасти - это чудо. Если хоть один из вас, щеглов, прямо сейчас сможет подтянуться десять раз вот на этом турнике, то я, клянусь своим штурмовым бластером, отпущу вас гулять в школьный парк. Ну что, есть среди вас герой?

Петя глубоко вдыхает воздух, перед его глазами проносятся все те скучные тренировки с папой каждое утро во дворе их дома, выдыхает, молча выходит из строя одноклассников. Идёт к турнику. Прыжок вверх. Широкий хват. Раз. Два. Три. Четыре. Пять. Шесть. Семь. Восемь. Девять. Десять. Одиннадцать. Двенадцать...

Нудный протяжный гудок, возвещающий об окончании рабочей смены на Воронежском роботостроительном заводе. Спёртый воздух в одной из палат больницы, располагающейся рядом. Лежащий на койке бородатый молодой парень лет двадцати. Третий год комы. Выгоревший от солнца кактус на подоконнике. Дохлые мухи между стёклами окна, которое никогда не открывалось. Жёлтые пятна на побелке потолка палаты. Медсестра, заходящая раз в четыре часа, чтобы убедиться, что пациент всё так же витает где-то в своих мирах. Уголки губ Петра, которые улыбаются, если внимательно присмотреться.

9) Первоцветы

Йохан поднял веснушчатое лицо вверх, сощурил один глаз и посмотрел на недозрелое солнце. Апрель был поздним, особого тепла еще не ощущалось, но если глядеть на светило сквозь прикрытые веки, оно, все равно, немножко грело, топя воспоминания о стылой избе.
Обычно в такие дни Йохан уже вовсю помогал отцу, но в этот раз ситуация поменялась. Всю осень и зиму он провел на айгенхёригкяйте - обязательной службе во дворе их грюндхерра. Йохан был послушным, поэтому за весь срок у помещика его били всего два раза, оба – за дело. Мать, которая холодными днями и вечерами занималась выделкой сарпинки и почти не выходила из дома, тем не менее, умудрилась поймать какую-то лихоманку и уже почти месяц не вставала с постели, беспрестанно надсадно кашляя.

Вчера началась рыночная неделя, когда люд к ним в Райнброль начинал стекаться не только из Нойнштадта, но и из Баден-Вюртемберага, Гессена и даже Райланд-Пфальца. Встречались и саксонские торговцы в штанах из шести и кожи и смешные парни в конусообразных шляпах из трута.
Эти семь дней всегда давали их семейству неплохо заработать на первоцветах – мама знала секретные полянки, и за день продавала до полста букетиков. Но в этот раз в лес пришлось бежать Йохану, а теперь вот он с самого утра стоял на рынке. Работа была немного стыдная, но ведь и несложная, считать до ста он уже умел.

От цветов пахло свежестью и надеждой, птички в недалеком бору цвиренькали о чем-то радостном, и Йохан невольно заулыбался. Жить было чудесно!
Когда на солнце наползла тень, он вновь приоткрыл один глаз, отчего улыбка стала лишь хитрее. Одинокое облако напоминало вредную козу герра Хиля, вон уши, а вон хвостик. Был даже узкий зрачок, как у черта, сквозь который пробивался тонкий луч.
Хельга напротив торговала корзинами. Она была на пять лет старше, но с удовольствием ему улыбалась и даже перекидывалась парой фраз, хотя ее отец и запрещал ей отвлекаться от работы. Йохану очень хотелось показать ей козу на небе, однако из-за каменного забора вышел папа, наклонился к нему, спросил: «Ты как?», не дожидаясь ответа похлопал по щеке и двинулся дальше.

Йохан часто заморгал. Внимание отца и, тем более, ласка, были редкими подарками. Он смотрел в удаляющуюся спину и ему хотелось смеяться.
- Почем твои примелы? – дребезжащий голос с еле заметным акцентом раздался возле самого уха и Йохан вздрогнул. Мерзкий старикашка, как неслышно подкрался!
- Шесть пфеннингов, - внимательный осмотр покупателя обнаружил некоторые странности. Застиранная рубаха, мятый дублет и джеркин с обтрепанными рукавами смотрелись вполне гармонично с широкой, достигавшей колен баской в складку. Плоские башмаки с широкими короткими носками и разрезом сбоку тоже не вызывали вопросов. Такой фасон называли «кухмейлер» — «коровья морда». Однако, на голове у старика отчего-то был повязан дамский платок, поверх него была чуть не до бровей насунута фетровая шляпа, из под штанин выглядывали гольфы, а к груди была пришпилена здоровенная жемчужина.
- Сколько? – старик фыркнул и указательным пальцем приподнял полу шляпы, - Ты совсем сдурель, маленький флегель?
- Это немного, - Йохан растерялся, и зачем-то решил оправдаться, - Жизнь крестьянина трудна.
- Ай, крестьянин тот же вол, только без рогов. Ты же выглядишь счастливым. Сколько тебе лет, малыш-ш-ш-ш?

Шипение в конце фразы показалось Йохану змеиным и он невольно отодвинулся на полшага.
- Уже шесть!
- Ого! Мне бы твои годы!
- Мои шесть лет?
- Нет. Все те, что остались…
Старик, недовольно сморщившись, пристально взглянул на мальчишку, затем полез в карман. Засунув внутрь руку чуть не по локоть долго рылся в недрах, и, наконец, достал большой кожаный кошель. Узловатые дрожащие пальцы с огромным трудом распустили завязки, но никаких монет старик не вынул. Вместо этого из мешочка вылетела огромная жирная муха.
Муха? – отстраненно подумал Йохан, не отводя взгляда от зеленого брюшка, - мухи еще спят. Им рано.
Насекомое сделало в воздухе пару кругов и уселось мальчику прямо между глаз.
- Это МОЯ муха! – старик словно бы услышал мысленный вопрос, - Ей нужно мясо! А чего хочешь ты, малыш-ш-ш-ш?
В тот же момент морщинистая физиономия старика оказалась в нескольких сантиметрах от лица Йохана, и мальчик не сумел понять, смотрит тот ему в глаза или разглядывает собственную питомицу.

Внезапно пришел страх, что если открыть рот, муха заползет внутрь и мяса для нее тут же станет вдоволь.
- Я спросил, чего ты хочешь прямо сейчас-с-с? – зашипел старик.
Йохан задумался. До того, как появилась муха, он бы сказал «меду в сотах». Пару лет назад торгующая по соседству с его матерью фрау угостила его небольшим ломтиком, и с тех пор Йохан мечтал попробовать эту сладость еще раз. Но сейчас он прошептал, не размыкая губ.
- Чтобы мама так не мучилась.
- Хех, - насмешливо крякнул дед и вынул из кошеля небольшой стеклянный пузырек.
- Что это?
- Яд.
- Что? Зачем? – возмущение Йохана было так велико, что он на короткий миг позабыл про муху.
- Ты хотель, чтобы твоя мать перестала мучиться? Это поможет!
- Я хотел, чтобы она выздоровела.
- Ты сказал не так…
- З-з-з-з-з, - зажужжала муха.

Неожиданно Йохан почувствовал себя очень-очень усталым. Он поднял взгляд к небу и обнаружил, что облако действительно напоминает черта, каким он был изображен в их маленькой кирхе. Хельга напротив смотрела озабоченно, но Йохан увидел, какое прыщавое у нее лицо и как испачканы ее руки. Птичьи трели стали раздражать, а солнце перестало радовать.
- Сын, все гуд? – спросил отец, проходя мимо.
Да он же пьян в стельку, вдруг понял Йохан, он ходил в кабак!
Старик беззубо заулыбался.
- Мухе нужно мясо. А что нужно вам? – тихо спросил малыш.
- Твоя юная душа, - усмехаясь ответил старик.
В этот момент муха шевельнула лапками и Йохан почувствовал, как шесть тончайших волосинок прорастают ему внутрь черепа.
- Ай, - закричал мальчик и что есть силы вмазал себе по лбу, размазав по ладони густую жижу.

Старик захрипел, схватился за горло и сполз на землю.
Солнце выглянуло из-за облака и осветило площадь.

Это сообщение отредактировал Gesheft - 25.09.2022 - 17:57

10) Голубь и огоньки

Я страшно не любил в детстве летать на самолетах. Летал всего то пару раз. Когда ты ростом невысок, в иллюминатор толком не заглянешь. На взлете желудок пытается забраться под кресло, на посадке – выскочить через горло. А еще «Тушку», бывает, трясет, как припадочную. Да и вообще я с детства боюсь высоты.
Другое дело - поезд. Уютно устраиваешься на полке купе, и мечтательно взираешь в окно. А мимо тебя проносятся рощицы, поля, деревеньки, озера, реки, толпятся машины у переездов, мерно стучат колеса на стыках рельс. Вагоны содрогаются на дугах поворотов солидно, с мощным лязгом – не то что мелкая дрожь жестяного корпуса самолета. Страшновато бывает, только когда поезд начинает перебираться по длинному мосту через Волгу. Ненароком закрадывается мысль – «а если вдруг ухнет вниз?». И сердце слегка ёкает в ответ. Глупо, но необоримо.

А самые сокровенные моменты поездки – когда мчится поезд сквозь темноту, мимо огоньков. И далеких, и близких. На столе плещется в граненом стакане, прочно вдетом в подстаканник, остывший чай. Свет фонарей чертит путь в спокойное бездумье. Другое дело – свет из окон проносящихся в темноте домов. Вглядываешься в эти окна, и невольно мысль завладевает: «а ведь там какие-то другие люди живут, иной своей жизнью, о которой я ничего не знаю, и никогда, наверное, и не узнаю». И странная нотка радостного предвосхищения вкрадывается в мелодию грусти. Словно безнадежно силясь проникнуть взглядом в эти окна и проживая в эти секунды эту мысль, я стою на пороге чего-то необыкновенного.
Странно было не только само желание, странно было то, что вид светящихся окон, скажем, соседнего дома, что стеной замыкал двор, подобного желания не вызывали.

Нет, желаний в детстве было хоть отбавляй. Само собой, я мечтал стать взрослым, и не абы каким взрослым. Понятное дело, что такие желания менялись не раз. Но из тех героических образов в голове остался только - военного летчика, каковым я мечтал стать, будучи первоклашкой. Впрочем, еще тогда, в силу рано давшей о себе знать близорукости, стало понятно, что цель мечты придется поменять. Но что пришло ей на смену – не помню, хоть убей. Все остальные образы почему-то стерлись из памяти.
Разумеется, я мечтал вечером погонять мяч во дворе с другими пацанами именно тогда, когда нужно было делать домашку к завтрашнему дню. Естественно, что я необыкновенно желал того, чтобы мама хотя бы раз утром забыла бы меня разбудить в школу, и я благополучно проспал хотя бы пару уроков. А если бы каждое утро забывала – вот это был бы самый настоящий класс. Но это совсем уже несбыточно. Или можно было хотя бы заболеть. Хотя заболеть – в общем, не выход. Когда болеешь, не только в школу не ходишь. Вообще никуда не ходишь, кроме поликлиники.

Но это все были очень простые и общераспространённые желания. Которые можно было без всякой опаски обсудить в кругу друзей.
Ни с кем я никогда не заговаривал лишь о трех своих детских мечтах. Вот о том, первом, желании понять чужую жизнь как свою, глядя из окна поезда, о вожделенной мечте полежать на облаке и фантазии о том, чтобы уметь по своему хотению превращаться в голубя.
Почему в голубя? Наверное, было бы основательнее мечтать о способности обращаться в орла, или на худой конец - в сокола. Но ни орлов, ни соколов у нас в городском районе не водилось. Зато на полпути от дома до школы стояли гаражи, и над одним из них была сооружена голубятня. И жили там не просто голуби. В обычных сизых голубях не было ничего привлекательного. Мусорная птица. А в голубятне обитали особые – почтовые, - голуби, белые, словно перинный пух. И, глядя на то, как они веером кружатся над голубятней, мне не раз приходило на ум, что неплохо бы уметь вот так взмыть вверх, и, полетав над дворами, скажем, обнаружить засаду, организованную пацанами из соседнего дома – нашими непримиримыми противниками в детских играх в войнушку. А потом разработать план по окружению, чтобы внезапной лихой атакой со всех направлений наголову разгромить ничего не подозревающего противника, полностью полагающегося на свою маскировку.

Впрочем, это было не единственной причиной такой мечте. С раннего детства запомнилась мне картинка, где огромный белый голубь парит над маленьким Земным шаром, держа в когтях ленточку с коротким словом. И слово это было – «МИР». Это был Голубь Мира.
И опять же – он был белый. Словно облако. И тут на мысленном пути возникает последнее сокровенное детское желание – полежать на облаке. Единственное желание, которое мне едва не удалось воплотить.
А дело было так. Одним октябрьским погожим деньком меня, еще дошкольника, мама взяла на прогулку в парк. В парке она на минуту отвлеклась, приветствуя какую-то тетеньку. Я же завороженно уставился на плывущие по небу белоснежные облака. И надо же было мне отвести взгляд ниже – на неглубокий пруд посреди парка. Одно из облаков спустилось прямо в пруд! Меня охватило чувство благоговения. Я подошел к берегу, обернулся спиной к пруду, раскинул руки и пал плашмя прямо в это облако. И в следующую же секунду понял, что что-то пошло не так. Студеная вода касается щек, и вот я уже погружаюсь на дно. А с берега доносятся крики мамы, не сулящие ничего доброго в самом ближайшем будущем. В общем, последовавшее заболевание оказалось не самым строгим наказанием из тех, что мне тогда пришлось пережить.

***

Врач советует побольше гулять. Говорит, в моем возрасте это полезно. Сегодня - вдоль Москвы – реки, за Луцино, до Биостанции и обратно.
Путь привычный, каждая деталь знакома, только если относительно свежий труп голубя на кучке мусора, что у железнодорожного моста через реку, попался. Открытые раны, копошащиеся на мясе жирные мухи.
Домой возвращаюсь уже затемно. По мосту с телеграфным перестуком плавно катится пассажирский поезд, светя всеми окнами.
Всматривается ли кто-то в поезде в окна моей квартиры в свежевозведённом многоэтажном доме в Шихово, что по другую сторону колеи? Не знаю. Сам я всматриваться перестал уже порядком лет, даже не заметив, как и когда это случилось. Будто плоть памяти незаметно выели опарыши.

11) Ведьма

– Миссис Роз, миссис Роз!
Увязавшись хвостиком за неспешно прогуливающейся парой, ватага ребятишек кричала женщине, требуя немедля же уделить им внимание.
– А вы популярны, дорогая Розалия! – с усмешкой заметил спутник дамы.
– Ох, любезный Оскар! Порой это вносит существенные коррективы в мои планы, – вздохнув, ответила женщина.
– Миссис Роз, немедленно остановитесь! – грозно крикнула женщине конопатая рыжеволосая девчушка, выступившая вперёд толпы.
Дама остановилась, поправила причудливую шляпку, обернулась и, широко улыбаясь, обратилась к строгой просительнице.
– Я вас слушаю, юная мисс!
– Миссис Роз, меня зовут Мегги Пен, мне семь лет и я просто обязана спросить у вас потому… – девчушка мигом погрустнела, – потому, что сегодня я уезжаю домой в Оттер и, видимо, никогда вас больше не увижу.

– Дорогая мисс Пен, – женщина присела к девочке и вытерла слёзку, уже катившуюся по миленькой щёчке, – я готова ответить на любой ваш вопрос.
– Правда?! – и Мегги снова засияла весенним солнышком. – Всё, о чём вы писали в книге – это правда?!
– Чистой воды! – серьёзно подтвердила женщина. – А как же иначе можно об этом писать?!
– И вы действительно побывали в гостях у гнома Цверги, всерьёз поссорились с противной жабой Агой и беседовали с мудрым жуком?!
– Очаровательная мисс Пен, – Розалия снова улыбнулась, – позвольте поведать вам удивительную историю, с которой начались все мои похождения.
Миссис Роз, как звали её дети, поднялась с корточек, одёрнула небесно-голубое платье и немного подождала, пока юные слушатели устроятся вокруг. Чирикая и толкаясь, как бранящиеся воробьи, дети обступили рассказчицу и в один миг затихли, приоткрыв от предвкушения рты. Миссис Роз легонько кивнула и начала свой рассказ.

– Это случилось очень давно, когда мне было столько же лет, сколь вам, юная мисс. Однажды утром, когда ранее солнце только показывалось на скалистом горизонте Литл-Рок, мама послала меня к мяснику дядюшке Тоду за мясом. Мне предстояло принести домой целую баранью ногу!
Кутаясь в кофту от холода, спускающегося с гор, я неспешно шла по пустой улице и мечтала обо всяких разностях. О том, чтобы съесть большую конфету, какие продавал старик Дюк на ярмарке по уик-эндам. О том, чтобы заносчивая соседская девочка наконец позволила мне поиграть с её собачкой. О том, как здорово было бы сейчас оказаться в тёплой постели и досмотреть прекрасный сон. И о том, чтобы баранья нога сама прискакала домой.
Я шла, считая шаги от скуки, мечтала и поглядывала на солнышко, которое с каждой минутой становилось всё ярче. От яркого солнечного света в глазах замигали огоньки. Сперва они прыгали перед глазами, словно беспечные солнечные зайчик, а потом стали собираться в стаю, рисуя образ молодого человека.

Я опешила. Такое со мной случалось впервые. Я моргнула - один раз, второй - но видение не исчезло. Передо мной действительно стоял юноша удивительной красоты. Его голову венчала кучерявая шевелюра цвета чистого золота. Одет он был в облако, похожее на мою ночную рубашку. Солнечные лучики раскрашивали облако дивными красками, а игривый ветерок потрёпывал полы, обнажая обувь юноши. Старенькие сандалии, точь-в-точь как мои.
Заворожённая, я стояла и смотрела на него. Юноша улыбнулся мне и достал из-за пазухи маленькую коробочку. Когда он открыл коробочку, из неё вылетела золотая муха. Даже не муха – мушка. Такая крохотная мушка с прозрачными крылышками.

«Это – волшебная мушка, – дивным голосом сказал мне юноша, – и она может исполнить любое твоё заветное желание».
От неожиданности у меня зазвенело в ушах, защекотало между лопатками и закружилось в голове. Я крепко зажмурилась, пытаясь придумать, чтобы мне такого пожелать. И… А что бы вы пожелали в такой момент? – внезапно обратилась она к ребятишкам.
– Конечно же, большую конфету! – немедля ответил крепкий мальчуган в кепи.
- Маленькую собачку! – пискнула худенькая девчушка, оттирая в сторону крепыша.
– Скачущую баранью ногу! – выкрикнул пацанёнок с синяком под глазом.
– А я, - мечтательно начала юная Мегги, - я бы пожелала, чтобы моя бабушка снова ходила!
Женщина осторожно пригладила рыженькую шевелюру юной мечтательницы и продолжила:
– Заглянув в своё сердце, наполненное дивным светом этого удивительного утра, я пожелала, чтобы моя безнадёжно больная сестра выздоровела. Прочитав мои мысли, юноша кивнул и повелел мушке исполнить желание. Мушка громко зажужжала, описала в воздухе восьмёрку и юркнула обратно в коробочку. А юноша исчез. Так же неожиданно, как и появился.

А потом меня догнала моя сестра. Она была здорова, весела и счастлива. Мы обнялись и, взявшись за руки, отравились к дядюшке Тоду за бараньей ноги. Ведь вместе нести баранью ногу гораздо легче и веселее!
– А юноша, – строя глазки, поинтересовалась юная кокетка из толпы, – вы с ним ещё встретились?
– Увы, нет, – вздохнув, ответила рассказчица. – Я объехала весь свет, пообщалась с бесчисленным количеством людей, заглянула в самые потаённые уголки, но юношу так нигде и не нашла. Зато в путешествии со мной случались не менее удивительные вещи, о которых вы можете прочитать вот в этой книге, – и женщина указала на увесистую книгу в цветастом переплёте, которую держал в руках едва ли не каждого ребёнок из собравшейся ватаги.
– А автограф?! – хитро прищурившись, потребовала Мегги и протянула женщине книгу.

Следом за ней, толкаясь, как домохозяйки на ярмарке, выстроились остальные ребятишки, протягивая даме потрёпанные и залистанные книжечки с надписью на цветастой обложке: «Розалия Виксен «Прикладное волшебство».
– Оскар, дорогой, не найдётся ли у вас ручки? – женщина обратилась к своему спутнику.
– И вы хотите сказать, что всё это – правда? – с ухмылкой спросил Оскар, протягивая Розалии ручку.
– Чистой воды! – не моргнув, ответила миссис Роз, попутно делая дарственные надписи.
– Если это так, дорогая Розалия, отныне я буду звать вас не иначе, как мать всея волшебства!
– Ну что вы, Оскар! – с улыбкой отмахнулась Розалия. – Зовите меня просто ведьма.

12) Снят с конкурса (ПЛАГИАТ)

Это сообщение отредактировал Паласатое - 26.09.2022 - 17:44

13) Хлюпсель

Хлюпсель, ощутив утреннее прикосновение ближнего светила, довольно замутился и завибрировал – пришло время кормёжки. Всё остальное время он вяло поблескивал среди камней, привлекая внимание лишь немногих оставшихся в округе насекомых, ошибочно принимающих его за лужу воды.
Он тихо пережёвывал остатки своего сородича, водянистые и неприятные. И неудивительно: ведь в нём не было ни капли мяса. Мясо! Как он соскучился по мясу... Настоящему, теплому, плотному... Ведь с тех пор, как они с сородичем доели последнего представителя разумных, прошло уже много времени, и время самого Хлюпселя было уже на исходе.

- Муха, Муха куда побежала? - совсем рядом взревел кто-то. - Матушка, ну зачем мы взяли эту скотину?!
- Дочь моя, не след так говорить о божьей твари! – послышался ещё один голос, не такой противный и громкий, но настолько заунывный, что Хлюпсель едва опять не впал в спячку, из которой с таким трудом выкарабкался. – Более того, она, так же как и мы с тобой, женского пола, а значит, хоть краешком своей сущности, но имеет отношение к нашей всеобщей Матери. Куда ты спрятала драгоценный флакон, девочка моя? Мы на эту планету прилетели, если ты помнишь, не для того, чтобы устроить себе отдохновение от дел насущных.

Наставительный женский голос перебил звонкий собачий лай и мимо Хлюпселя пронеслось нечто белоснежное и пушистое.
- Ненавижу собак, а тем более всякую мелочь, вроде мальтийских болонок - они совершенно бесполезные, - проворчала первая пришелица, чем-то грохоча. – Надеюсь, за то время, что мы тут, эти отродья мужеска пола успеют окончательно исчезнуть с лица Земли, ненавижу мерзких тварей, хуже болонок... Вот противоядие, но зачем оно, матушка? Вы же сами глаголили, что колыбель нашего рода не должно более осквернять присутствие мужчин, а иначе зачем было затеваться и травить всю влагу земную? Я думала, это противоядие нужно нам, чтобы случайно не подвергнуться воздействию отравы, но теперь-то ясно, что всё в порядке...
- Дай пробирку, неразумная! – кто-то прошел рядом с Хлюпселем, и он, задрожав от близости столь вожделенного мяса, раскрыл глотало. Близился день, вскоре он снова впадет в спячку, и неизвестно, сумеет ли вновь выбраться из неё. А тогда... Тогда уже ему действительно придет конец. Он просто окончательно высохнет и от славного рода хлюпселей останется лишь белёсый след на камнях. Исчезнет не только он, исчезнут все те знания, что были поглощены за сотни лет. – Не прикасайся к ней, ещё разобьёшь! – голос отдалился от небольшого подрагивающего комка слизи, постепенно остывающего – на солнце набежало облако. – Не забывай, нам нужно, чтобы воздействию подверглись и наши сёстры, дабы не могли они более плодить отродий рода человеческого. Не исключено, что кто-то плохо перенесёт сию благословенную процедуру и придется тогда их спасать.
- Удивительная штука, - с восхищением произнёс второй голос. – Неужели и впрямь - достаточно просто вылить противоядие в океан...
- Именно! Наши учёные жёны не зря бились с вакциной дольше, нежели с самой отравой. После первого же дождя она окажется буквально в каждой капле влаги по всей планете! Но какая это будет нынче планета! Она станет стерильна! От скверны, коей был наказан наш род ещё со времён Евы и Проклятого.

Хлюпсель стремительно остывал – светило наполовину скрытое облаком уже не спасало. Откуда-то из его недр стало подниматься что-то непривычное, сжимающее слизяные внутренности, делающее его мутное, мелко дрожащее тело, прозрачным – верный признак близкой смерти. Тоска. Страх. Отчаяние. Ему были неведомы ранее эти чувства, но всё же в последние мгновения своего существования он их познал.

Что-то зазвенело и покатилось в сторону Хлюпселя.
- Гав-гав!
- Ай, Муха! Ты что наделала?! Матушка, простите меня, она выбила эту чертову пробирку у меня из рук!
- Не ругайся, дочь моя, сие непотребно. Неразумное животное не понимает, что творит. Стекло цело, подними и дай флакон, наконец, мне.

Заскрежетали камни – тяжёлое тело приближалось, спотыкаясь и оскальзываясь. Хлюпсель, уже на последнем издыхании ощутил, как кто-то с размаху вступил в его, так и не закрытое глотало.
- Фу, тут слизь, наверно медуза кака...
Маленькая, на первый взгляд, лужица, внезапно раздалась, и женщина без единого звука ухнула в разверзшуюся дыру в скале.
- Дочь моя, что с тобой? – встревоженно кинулась в ту же сторону матушка, и исчезла столь же быстро, как и первая жертва.

Хлюпсель наслаждался. Плоть, много, много плоти! Знания... Да, они были, жаль, не слишком много, особенно от первой добычи, но какие специфические! Остренькие! Непривычные! Он их смаковал, впитывал всем организмом. Иные планеты, космические корабли, способы их управления, наземный транспорт, религии, и так до бесконечности – столько всего нового! А ведь если он сможет в ближайшее время поглотить еще одну, хоть самую завалящую добычу, то эволюционирует и начнет двигаться! И тогда... Мясо! Сколько мяса сможет он получить! И, возможно, сумеет отделить почку... Только бы побыстрее переварить этот бесценный дар, процесс переваривания делает его беспомощным. Ещё немного...

Муха, маленькая беленькая собачонка, оставшись одна на пустынном скалистом участке, растерянно тявкнула, зовя хозяйку. Эхо, отразившись от возвышающегося поблизости корабля, вернулось к ней обратно. Решительно двинувшись по следу, собачка обнаружила лишь заманчиво блестевшую лужицу воды. Хозяйка опять не напоила её...
Быстро вылакав противную, липко-густую, горьковатую воду, собака застыла. Внутри неё происходило что-то странное. В животе на мгновение неприятно взбурлило, будто там произошёл крохотный взрыв, но всё быстро успокоилось. В голове тоже творилось что-то непонятное. Мысли. Много, много мыслей. Образов. Ощущений.
Мальтийская болонка по кличке Муха словно окаменела.
Очнулась она несколько часов спустя. Взгляд собаки упал на космический корабль. Осторожно подобрав пастью пробирку, она направилась к открытому шлюзу.

14) Мясо!

Брагин проснулся «под мухой». Причем сразу во всех смыслах.
Во-первых, они вчера хорошо накатили… да какое вчера, Брагин пошарил рукой под подушкой, вынул мобильный, с трудом оторвал голову и одним глазом взглянул на часы. 6:30. Ужас! То есть, они отключились чуть больше трех часов назад. Это вполне себе сегодня! И, похоже, просто спали.
Ом-м-м, как же болела голова! Казалось, космический сквозняк все время утягивает его заполненный пустотой череп куда-то влево и вверх. Хотелось посмотреть, что там за вселенское отверстие, но сил на то, чтобы перевернуться, не хватало.
А во-вторых, Екатерина Петро… или как ее там(?) Семеновна, Максимовна, по фигу на ее родителя, в общем, Катька Мухина, в миру просто «Муха» закинула на него правую руку и правую же ногу, что, возможно, единственное и спасало от того, чтобы космический сквозняк не утянул его целиком. Надо признать, что конечности у Мухиной были выдающиеся, длинные, гладкие, загорелые. И, сука, тяжелые. Выбраться из под них оказалось не так-то просто.

Брагин спустил на пол ногу, ощутил коленом прохладу пола и подумал, что хорошо бы лечь на холодный линолеум лицом, это должно его как-то заякорить. Затем страдалец оперся на пол ладонью и, сопя, вытянул из под Мухи весь остальной свой организм.
Комната уплывала. Тихий океан совсем не тихий, отчего-то подумал Брагин.
Как-то грустно у них начиналась суббота. Без огонька. Зато пятницу тринадцатое они, похоже, отметили с огоньком. Зажгли, как минимум, заведениях в семи. Может, и больше, но после шестого у Брагина образовалось мерцающее сознание и память теперь выкидывала сюжеты в модной клиповой манере. Вспышками.
К ванной Брагин пополз на четвереньках. Медленно. Раз-з-з. Два-а-а. Нога. Рука-а-а.

Стоп! Пятница. Тринадцатое! Брагин замер с поднятой рукой, как собака-пойнтер на картинке в книжке. Озарение ударило молотом. Это же значит, что сегодня ЧЕТЫРНАДЦАТОЕ!!!
Мля!!!! Четырнадцатое! Он его вожделел! Он ждал его несколько месяцев! Он подпрыгивал в кресле, стирая мышку о коврик! Ведь сегодня же «Мясо!». МЯСО! Чемпионат города до Кваке! «Дув-Дув-Ду-у-ув. Квейк три. Арена» призывно прозвучал в голове привычный воображаемый гэг.
Регистрация в одиннадцать.
А-а-а-а, в затылок воткнули шило, Брагин сделал над собой неимоверное усилие, рывком встал, затем, помогая себе ступней, стянул вниз трусы, распахнул дверь и перешагнул порожек душевой кабины. Язык с трудом отклеился от нёба. Вода! Вот, что его спасет! Потому что без воды и не туды…
Горячая. Холодная. Горячая. Ледяная. Уффф. Струю прямо в темечко и стоять, терпеть! Стало лучше. Хлебнуть холодной прямо из лейки. Бр-р-р! Хорошо! И не сюды.
- Муха! Муха! Просыпайся!

Муха замычала и ловко надела на ухо подушку.
- Муха! – Брагин похлопал ее по левой ягодице и снял со спинки кресла футболку, - мне через пару часов валить пора, а еще надо позавтракать и погонять карту.
- М-м-м-м-м.
- Давай, давай, вставай! – Брагин захлопал в ладоши и понял, что зря. В виске стрельнуло, эхо загудело под куполом.
- Брагин, - Муха помолчала и перевернулась на спину, - тебе говорили, что ты сволочь?
- Мне это даже на опеле гвоздем царапали, Муха! Будь оригинальнее! Встаешь?!
- Да встаю!
- Отлично! Тогда сделай нам кофе?!
Брагин прямо на голое тело натянул джинсы, нагнулся, щелкнул кнопкой компа, выпрямился, потянулся кончиками пальцев к потолку и в финальной точке амплитуды заиндевел. Раз. Два. Три. Морская фигура замри. Световой импульс дошел в мозг. Точнее, не дошел.
Кнопка не загорелась зеленым. Кулеры не зажужжали. Тишина пугала.
Брагин сделал шаг к выключателю и комнату наполнил слепящий после сумрака свет. Значит, электричество есть.
Мимо прошествовала ничем не прикрытая Муха с разными аппетитными частями тела, но Брагин даже не повернул головы. Он присел на корточки, вынул и вставил обратно сетевой провод, пощелкал тумблером on-off и снова медленно, аккуратно, словно это могло на что-то повлиять, тыцнул старт-баттон. Никакой реакции.
- Мля…

Метнувшись в коридор, Брагин вынул из чемодана «цэшку», снял крышку с корпуса системника и одну за одной принялся прозванивать платы.
Похоже, сдохла «мать».
- Что ж ты, мама, натворила? - ошарашенно прошептал Брагин. – Мясо ведь! Мама! МЯСО!
Утро переставало быть томным. Та-а-а-к! Думай, котелок, думай! Можно было поехать к Гошке, размяться у него, тем более, что и видюха у него помощнее. Карту на чемпионате все равно выберут рандомно, не угадаешь, а базовые он уже выучил настолько, что пройдет их с закрытыми глазами, не задумываясь . Где надо допрыгнет рокет-джампом, в опасных кемперами местах-ловушках переключится на рельсу и вмажет на упреждение. В себе он был уверен. Вот только конфиг. Персональный, проверенный, заточенный специально под него конфиг с дурацким, раздражающим всех образом в виде фигурки на трехколесном велосипеде. Он лежит на диске С.
- Ваш кофе, сэр-р-р-р! – Мухина поставила чашку на столик и неспешно завернулась в пододеяльник.
- Угу, - вместо «спасибо» буркнул Брагин.
- Нет, ну точно сволочь…

Брагин никак не отреагировал на колкость. Он был не здесь. Его пальцы самостоятельно вынимали из набора отвертку, чтобы выкрутить HDD и везти его к Гошке, а мысли искали решение. Ха! Да он же чертов гений! Конфиг с нужными настройками профиля есть в «облаке»! Под Новый Год он делился им с Борманом, чтобы перенастроить некоторые характеристики, и с тех пор тот болтается там без дела. Нет, он положительно гений!
Одним глотком опорожнив всю чашку, Брагин направил указательный палец на Муху.
- Данке шён, майне либен фрёйндин.
- Что?!
- Одевайся, Солнце, одевайся!
- Ты же говорил, мы сегодня зависнем… - в голосе Мухи появились обиженные нотки, что не помешало девице приспустить край пододеяльника. Сосок у Мухи был правильного цвета и размера, все как Брагин любил. Он хмыкнул.
- Я соврал! Мы едем к Гошке! Да будет мясо, Муха!
- Кто добудет?
- Я! – Брагин чванливо ткнул себя пальцем в грудь и по-тарзаньи заулюлюкал.

15) Жизнь Туэ

Туэ спал.
Он видел травяное море, что тянулось до горизонта. Там, куда не мог дотянуться взор Туэ, его ждала добыча. Огромное стадо бизонов идет от восхода солнца. Они всегда идут туда, если дни становятся длиннее. Туэ знал это, ведь он ходил за стадом уже много раз. Сколько? Такой вопрос у него даже не возникал, ведь считать охотник не умел. Один, два и много — вот и весь счёт. Больше не нужно.
Но почему Туэ один? Где Оу? Где Тогг и Ам? Охотиться на бизонов в одиночку нельзя — стадо просто растопчет Туэ, и даже его крепкое копье не поможет защититься. Нужно разделить бизонов криками, загнать под скалу со сломанной сосной на вершине и кидать оттуда тяжелые камни. Убьют бизонов, и у всех будет много свежего мяса и толстых шкур. Туэ остановился. Где же все? Он набрал в грудь воздуха и хотел закричать, но проснулся.
Пещера. Тени на стенах. Камень у входа с прислоненными к нему копьями. Шкуры на полу. Здесь место, где живет его род. Но где же трава? Где стадо? Туэ сел и потряс головой. Видения сна быстро растворялись в его мозгу, и уже через минуту совсем исчезли. Охотник почесался и встал.
У дальней стены спали женщины. Туэ любил женщин. Их тела были непохожи на тело Туэ или Тогга, поэтому можно было брать их. Иногда они кусались и царапались, но Туэ знал, что если крепко схватить женщину за волосы и ударить пару раз по лицу, они становятся послушны. Тогда можно брать их, и они кричат еще громче, чем сам Туэ. Зачем же тогда кусаться? Туэ не понимал женщин.
Но одну из них он никогда не брал. Ту, что кормила его из своей груди. Она была слишком стара теперь и не могла ходить далеко. Но Туэ всегда отдавал ей остатки своего мяса и следил, чтобы более молодые женщины не пытались отобрать его. Он называл эту женщину Ма, или Ма-мá.

Туэ вышел из пещеры наружу и осмотрелся. Было раннее утро. Солнце только начало подниматься, пробиваясь через редкие деревья на горном хребте неподалеку. Внизу, в долине, лежало густое облако тумана. Туэ настороженно всматривался в него. Однажды из тумана, прямо к их пещере, вышел зверь, которого никто не видел раньше. Он был быстрый и сильный, из пасти торчали огромные клыки. В тот раз, пока охотники хватали копья, зверь успел схватить одну из женщин, что не успели вбежать в пещеру, и унестись прочь. Охотники погнались за ним. Он не мог бежать быстро с тяжелым телом в пасти и бросил добычу. Зверь скрылся, но у женщины оказалась сломана шея, и грудь была пробита клыками. Она молчала, и из ран текла густая кровь. Охотники принесли её назад, к пещере.

Молодой Тогг предложил срезать её мясо, но никто не захотел есть женщину, ведь накануне они убили несколько молодых оленей. Её решили просто закопать, как они всегда делали с теми, кто больше не ходит и не говорит. Тело отнесли в дальний угол пещеры, где никто не спал. Здесь лежали большие камни, под которыми были зарыты те, кто жили раньше. Тогг принес острые колья, и они с Туэ выкопали небольшую яму, глубиной в полноги. Женщину положили туда, прижав руки и ноги к груди. Туэ еще раз похлопал её по бедру, зная, что обычно женщины от такого шипят и кусаются, но ничего не произошло. Тогда они засыпали яму землей, а Тогг принес камень, положив его сверху. Теперь все будут знать, что место под камнем уже занято, и закопать здесь еще кого-нибудь нельзя.

Туэ вернулся в пещеру. Пора было собираться. Сегодня он хотел поймать рыбы в реке на другой стороне хребта. Туэ любил рыбу, но не так, как женщин. Взяв тонкое копье с расщепленным концом, он вышел наружу и стал подниматься наверх по известной ему тропе.
Миновав вершину хребта, он стал спускаться вниз, туда, где раскинулся лес. Туэ не любил лес. Там обитали тучи комаров и толстых мух, которые больно кусали его. Но по счастью прямо на тропе охотник заметил совсем свежую кучку оленьих шариков. Растерев их в ладонях, он намазал лицо и руки. Теперь комары не смогут покусать Туэ. Охотник уже был готов идти дальше, но вдруг, на дальнем отроге хребта, его зоркие глаза уловили движение. Туэ присел на корточки и стал внимательно наблюдать.
Зверь, который пробирался между камней, был похож на Туэ, но выше ростом и уже в плечах. На нем была надета шкура, в руках — длинное копье. Он шел сверху, оттуда, где была маленькая пещера, в которой нельзя было жить. Туэ подождал, пока зверь минует горный отрог, и пошел в ту сторону. Дойдя до места, где скрылся зверь, охотник спрятался за камнем и осторожно поглядел вниз, но никого не увидел. Незнакомый скрылся в лесу.

Туэ поднялся и стал подниматься наверх, к пещере, из которой, как он думал, пришел зверь. У входа он перехватил копье поудобнее и заглянул внутрь. В своде пещеры была дыра, через которую проникал свет. Туэ огляделся и вдруг совсем рядом от себя увидел скачущего во весь опор бизона. Охотник вскрикнул от неожиданности и упал на спину. Копье для рыбной ловли было слишком тонким и коротким, и Туэ в ужасе закрыл лицо руками в ожидании атаки бизона.
Но ничего не произошло.
В пещере было тихо. Тогда Туэ медленно опустил руки. Бизон никуда не делся. Он был здесь, он бежал вперед, но почему то оставался на месте. Туэ медленно поднялся. Бизон был странный. Охотник подошел ближе. Теперь он видел, что бизон был не похож на их обычную добычу. Этот был маленький, Туэ мог бы обхватить его руками. И бежал он не по степной траве, а по стене пещеры. Чуть позади Туэ увидел еще бизонов, а за ними — оленя с огромными рогами. И все они бежали, но оставались на месте. А в самом углу пещеры за животными бежала фигура, похожая на Туэ, с поднятым над головой копьем…

Туэ ел рыбу. Рядом, посапывая, спала сытая Ма, с которой он поделился уловом. Снаружи уже было темно, но пещеру освещал яркий огонь. Туэ огляделся. Он был сыт, костер приятно согревал его тело. У него были хорошие шкуры и новое крепкое копье. Рядом были другие охотники и женщины. Он был доволен. Туэ имел всё, что нужно неандертальцу. Но почему-то, глядя на извивающиеся языки пламени, он то и дело снова вспоминал бизона, скачущего по стене пещеры. Его нельзя было съесть, его шкуру нельзя было надеть. Зачем он? Туэ не знал. Но и выгнать из головы застрявший в ней образ тоже не мог.

16) Я хожу кормить лисиц

Я хожу на пляж кормить лисиц. Каждый день, последние несколько месяцев. Не обращая внимания на летнюю жару и опасность прилетов. Впрочем, ближе к вечеру жара спадает до приемлемого уровня. Я обуваю старые, стоптанные кроссовки. Беру небольшой термос с чаем, пару бутербродов и немного собачьего корма. Весной я ходил кормить лисиц по утрам, пил на пляже кофе и возвращался домой. Но летом, ближе к полудню, становилось слишком жарко. Подниматься в гору под палящим солнцем стало слишком тяжело, да и кофе мне врачи пить запретили.

Десять километров. От моего дома, до крутого спуска на пляж, затем от ресторана «Волна» до ресторана “Яхта” и назад. Иду мимо разбомблённого торгового центра “Ривьера”, мимо граффити «Если маму кто-то тронет - того мама похоронит», мимо брошенных домов с разбитыми окнами. Меня никто не трогает. Никому не нужен пожилой, седой мужчина.

Идти тяжело, но надо. Врачи говорят, что даже просто необходимо. Вот и иду. Отдыхаю перед спуском, затем, вдоль пустых пляжей с предупреждающими табличками – «мины», подхожу к нагромождению огромных камней – волнолому. Между волн мелькает несколько голов купающихся – или дураки, или самоубийцы. Постоянно кто-то подрывается на минах, об этом пишут в СМИ, но им на это плевать. Недалеко зарастает бурьяном вертолётная площадка. В прошлом году это был популярный аттракцион – покататься на вертолёте вдоль прибрежной полосы. Очереди из желающих стояли. Теперь тут пусто и уныло.

Лисицы живут в камнях волнолома. Я не знаю когда они здесь поселились.
Впервые увидел их в прошлом году, когда ужинал на веранде ресторана. Ресторан, к слову, был очень неплох. Мясо и морепродукты у них готовили просто божественно, а с открытой веранды открывался потрясающий вид на Одесский залив. Вот при этом ресторане они и кормились. Конкуренцию лисам составляли несколько котов, которые нагло лезли к посетителям попрошайничать. Котов гоняли официанты, но они все равно как-то просачивались внутрь. Лисицы были очень пугливы и предпочитали попрошайничать издалека. Естественно, они привлекали к себе гораздо больше внимания, чем привычные всем коты. Все их пытались сфотографировать или сделать селфи. Близко к себе они никого не подпускали, но и голодными не оставались. Работники ресторана, конечно, возмущались, что им приходилось убирать каждый день недоеденные подачки, так как на жаре они быстро протухали, да и мухи разводились, но, с другой стороны, лисицы стали местной достопримечательностью, и привлекали в ресторан клиентов.

В этом году рестораны долгое время вообще не работали, а когда работали, то посетителей стало в разы меньше. Для лисиц наступили голодные времена. Вот я и хожу, подкармливаю бедных животных. Раньше пробовал кормить их куриным мясом, но на жаре на него моментально слетались мухи, и оно быстро портилось. Наши лисички привередливые и такое не едят. А вот сухой собачий корм, как это не странно, им нравится. Я знаю, где они живут. Насыпаю корм и отхожу подальше. Лисицы осторожные и пугливые, но как говорят - «голод не тетка», и среди камней появляется чей-то рыжий нос и пара наглых глаз.

Вдруг размеренный шум прибоя заглушает резкий рев реактивного двигателя. Прямо над моей головой, между небольших кучевых облаков, проносится крылатая ракета. Из мобильника звучит сигнал воздушной тревоги. Лисы прячутся под камни – им страшно. Мне тоже страшно. Но уже не так как раньше. После того, как дети и внуки уехали за границу, страха поубавилось.

Что же не так с нашим миром, что из-за амбиций властолюбцев страдают простые люди? У них и так есть все, чего еще им не хватает? Почему история никого ничему не учит, и люди продолжают наступать на одни и те же грабли снова и снова? Вот бы, как в мультфильме про зайца БО, собрать
всех власть имущих в одной комнате, где-нибудь на Луне, и не выпускать, пока не договорятся.

Постепенно я успокаиваюсь, лисицы тоже, и медленно, с опаской подходят отведать моего угощения. Я тоже созрел для того, чтобы перекусить. Достаю свои бутерброды и наливаю из термоса чай. Как же хочется кофе. Но терплю.

А вокруг красота! В дымке, за сверкающим на солнце, беспокойным морским простором, виднеется красавица Одесса. «Ах, Одесса, жемчужина у моря. Ах, Одесса, ты знала много горя. Ах, Одесса, любимый милый край …». Что же тебе так не везет. Все конфликты последнего столетия тебя не обошли. Войны, революции, везде без тебя не обошлось. Вот и теперь… Но вопреки всему этому, ты становишься только краше. Много я видел всяких стран и городов. Но всегда возвращался сюда к своей «маме». Вот и сейчас я здесь.

Солнце медленно опускается за крутой склон берега, раскрашивая пейзаж в цвета заката. Вроде бы ничего необычного, закат, как закат. Много я их видел на своем веку – и долгие северные и стремительные тропические, но все равно каждый раз поражаюсь красоте этого вроде бы тривиального зрелища. До чего же нам повезло жить на такой прекрасной планете. Представите себе, если бы мы жили в вечном тумане и никогда ничего не видели бы дальше нескольких метров. Или как сказал Ральф Уолдо Эмерсон «Если бы звёзды вспыхивали в ночном небе лишь раз в тысячу лет, какой горячей верой прониклись бы люди, в течение многих поколений сохраняя память о граде божьем!». Не ценим мы то, что имеем. Готовы весь мир в труху сжечь, и ради чего?

Что-то засиделся я сегодня - уж больно погода сегодня хороша. Темнеет. Облака полностью исчезли. На небе начинают проступают звезды. Просто лежу и смотрю на небо, ни о чем особо не думая. Резким росчерком по небу проносится метеорит, за ним еще один. То ли Персеиды, то ли Каприкорниды. Успеть бы загадать желание. Оно у меня одно! Быстрее бы все это закончилось - чтобы снять с заколоченных окон доски, чтобы в доме звучали не сигналы воздушных тревог, а детский смех, чтобы можно было купаться в море без риска подорваться на мине. Впрочем, я увлекся. След от болида давно уже растаял. Надо идти домой, пока комендантский час не начался. До свидания лисицы, завтра я опять к вам приду.

17) Вожделение

Вожделение — это страстное желание чего-либо, которое человек стремится удовлетворить даже во вред себе.

(Энциклопедия иудаизма)

Василь Васильевич считался среди знакомых человеком серьезным, даже занудным поэтому не вызывал у противоположного пола никаких чувств, кроме скуки и тоски.
По утрам он совершал свои скучные утренние пробежки, пил свой скучный, невкусный кофе и отправлялся на свою не менее скучную работу.
Работал Василь Васильевич завхозом в доме престарелых, что исключало любую возможность романтических знакомств.
Еще в раннем детстве мама внушала своему Василечку: «Сыночка, не трать время на глупости. Учись, работай, маме помогай. Мальчишки, они все хулиганы бесполезные и хорошему не научат. А девочки - обманщицы. Облапошат тебя и не заметишь. Держись от них подальше».
Василек маминым увещеваниям верил безоговорочно.
Даже бесы безрассудной юности не поколебали его веры в мамину правоту. Так и жил он тускло, грусно, почти стерильно.
Позднее мама умерла. А Василек, точнее, Василь Васильевич, так и остался жить по установленной мамой программе, до сорока четырех лет оставаясь деловым, кислым и нелюдимым холостяком, не испытывая ни наслаждений, ни страстей.
Однако, страсти таки накрыли его внезапно, в понедельник.

Беду принесло обычное летнее утро.
Утро полоскалось солнечными лучами в свежих прозрачных лужах и в лепестках летних цветов, свежим ветерком щекотало перья деловитых голубей, топочущихся по тротуарным дорожкам.
Летнее утро было таким прекрасным, что скучно трусящий по дорожке вдоль скверика Василь Васильевич неожиданно для самого себя чем-то залюбовался и совсем не заметил кирпичик, подло оставленный невнимательным дворником на дорожке.
Падение горе- физкультурника было стремительным и неотвратимым.
Оказавшись на больничной койке с переломом большого пальца ноги, Василь Васильевич ощутил себя фигурально выражаясь «не в своей тарелке».
Сотрудницы больницы, узревшие холостого пациента, стройными рядами навещали больного, оказывая ему всю медицинскую помощь, на которую только были способны. Они самоотверженностью лечили Василя Васильевича, утешали и ободряли его, активно демонстрируя несчастному свои достойные во всех смыслах прелести через вырезы больничных халатиков.

Сотрудницы больницы, такие добрые и отзывчивые, никак не вписывались в образы хитрых и безпринцыпных девчонок, так художественно описанных мамой.
В итоге, выстроенный десятилетиями бронированный панцырь дал крен и рухнул к ногам знойной санитарки Розы Львовны, разносившей еду в палаты к лежачим пациентам.
Роза Львовна была нимфой тридцати с лишним лет и среди санитаров
и водителей медицинского учреждения славилась своими необъятными формами, которыми она с легкостью прокладывала себе путь в переполненных поездах метро.
Она парила над Василем Васильевичем, как большое ароматное облако.
Облако вплывало в палату с подносом в руках, торжественно и томно вздыхая над койкой не искушенного больного.

При каждом вздохе этого облака ложки и тарелки на подносе вздрагивали и томно клацали друг от друга.
Когда облако наклонялось над постелью, Василь Васильевич с тоской закрывал глаза, не в силах перенести этот очередной акт знойного, откровенного человеколюбия.
Казалось, скучнокислая жизненная установка нелюдимого холостяка уже готова была сделать неожиданный поворот. Но, судьба - злодейка оказалась неумолимо суровой, так как вскоре больного выписали домой на амбулаторное лечение.
Оказавшись в собственной квартире, Василь Васильевич испытал дискомфорт и апатию от того, что ни облакоподобная Роза, как, собственно, и никакая другая роза, больше не будет иметь повода чувственно вздыхать над ним.

В надежде удовлетворить свое вожделение наш несчастный герой погрузился в мир специфических глянцевых, и не очень глянцевых, бумажных изданий и не менее специфической видеопродукции.
Избранный способ не помогал, потому как аппетитные красавицы на картинках и видео не шли ни в какое сравнение с томно вздыхающей Розой Львовной.
Вопрос о даме легкого поведения вызвал лишь тошноту и желание сбежать.
Между тем, стремление вновь оказаться под опекой знойных женщин, окутывающих его материнским теплом, с каждым днем становилось все сильнее и сильнее.

Вожделение росло, а вполне здравый до селе ум стремительно утрачивал свою здравость.
Утренние тренировки давно канули в лету. Аппетит, сон и утренний стул стали ни к черту. В шкафу закончились чистые трусы, носки, и даже моль. Из зеркала на Василя смотрело худое, небритое чудовище с воспаленными глазами и сальными отросшими волосами.
«Впору сдаваться психиатрам» - подумал Василь Васильевич. И, о чудо!!! Решение нашлось само.
- В больницу! В больницу! - твердил Василь Васильевич, невольно подражая всем трем чеховским сестрам. - Назад в больницу.
Но как?

Многонедельные скитания по медицинским обследованиям ожидаемого результата не принесли, так как Василь Васильевич оказался до обидного здоров. Даже недавний перелом сросся на зависть быстро и
уже практически не давал о себе знать.
Идеи рождались одна нелепее другой. Обдуманы были отравление, ожег, перелом, и даже инфекционное заболевание.
Пищевое отравление было назначено на утро.
К акции начинающий авантюрист приготовился основательно. С вечера он умылся, побрился, простирнул любимую пижаму в морковочках, и направился отравляться на кухню, гда заранее в тепле, в нарушение всех требований хранения лежал кусок недожаренного мяса. Мясо уже слегка попахивало, к тарелке подлетела жирная, противная муха и уселась на кусок.

От омерзения Василя Васильевича вырвало и реализацию плана «А» пришлось отложить.
Получение инфекционного заболевания оказалось неисполнимым по причине удовлетворительного санитарного благополучия, на ожег и перелом в Василя банально не хватило духу.
Но все сложилось удачно - в августе Василя Васильевича переехал грузовик.

18) Облакарь

Утро выдалось слишком жарким для меня. Щекотало, чтобы поскорее принялся за работу, а её каждый день предостаточно. Облака всегда такие непослушные. Особенно чёрные.
Сперва надо ввести новичков в стадо. Обычно они быстро находят общий язык и вскоре уже ничем не отличаются от остальных. Только за черными нужен глаз да глаз. Они бойцы.
Сформировать стадо не так сложно. По мере наполнения отар отпускаю их на вольные пастбища. Иногда мои подопечные дурачатся – составляют немыслимые фигуры, или вдруг разбредаются, оставляя безоблачную середину на прожарку солнцу. Глупые. Облака, одним словом.
Мне помогает верный друг – печной дым Пёс.
Когда я проснулся здесь, он уже сидел рядом и ждал, положив косматую голову на лапы.
У него нет шкуры, но есть дымный окрас и бесконечная доброта. Я зову его именно так, как он сам просил.
Пёс не просто друг. Он хороший помощник: ловит заблудившихся и возвращает в стадо застрявших на пиках, но, я чувствую, что он поможет мне в другом – поможет вспомнить, кто я и почему оказался тут.
Моя память чиста и невинна, как белые новорождённые облака. Однажды, очнувшись, я увидел бескрайнее небо. Я не помнил, как здесь очутился, что делал прежде; не знал, куда мне двигаться дальше. На поясе у меня висел хорей. Голос, изнутри обдавший жаром, сказал, что я должен приглядывать за облаками, и теперь Пёс исправно помогает мне в этом деле.
С наступлением сумерек, когда отара готовится ко сну, приткнувшись к какой-нибудь высокой горушке, мы с другом ходим на Край.

Рано или поздно я должен был найти сюда дорогу.
Край сиял величием и безмолвием, разделяя мир напополам. Бесконечно белое поле обрывалось в непроглядную мглу. Изредка я слышал, как темнота внизу жужжала словно мушиное поле. Тем страшнее было заглядывать туда.
Гораздо интереснее смотреть вверх.
Мы садились у самого обрыва и наблюдали за танцами душ прекрасных дев. Память моя спала, но чувствам я верил.
Яркими сполохами – синими, красными, зелеными, фиолетовыми, золотистыми – стройные танцовщицы освещали ночное небо. Это их платья колыхались в дружном танце, их руки в цветных браслетах оставляли на тёмном небе яркие следы. Одна другой прекрасней, они кружились и мерцали, воспаряли и исчезали под неугасаемым светом Полярной звезды.
Я мог бы наслаждаться бесконечно их танцами.
– Ты снова смотришь только на неё, – отвлёк меня Пёс. – Когда уже наберешься смелости?
Вздох грусти дополнил мои слова:
– Всё не так просто, мой друг. Посмотри, как прекрасна эта душа. Мне всё равно, почему она умерла, но я не могу без… без какого-то необъяснимого томления смотреть на её танцы. Она словно завораживает меня. Всё сияние переливается так, что глазам больно и сердце рвётся из груди. Уж лучше смотреть на туман или звёзды.
– Смотри на меня!

Спрыгнув с обрыва, Пёс взмыл вверх. Звёзды просвечивали сквозь него, и я боялся его потерять. Но он весело перебирал лапами, а огромный дымный хвост клубился спиральными кольцами.
Я улыбался и краем глаза видел, что и танец душ умерших дев остановился и моя прекрасная возлюбленная наблюдает за нами.
Не молчи! Скажи хоть что-то! Дай знак!
Что я могу предложить ей? Я даже себя не помню.
Печной дым приземлился рядом и задумался:
– Может, предложить ей дары – мясо оленя или небесных рыб?
– Что за мухи у тебя в голове? – я усмехнулся, и печаль наполнила сердце. – Знаешь, для чего они танцуют? Чтобы снова вернуться на землю. Каждая в хороводе мечтает об этом. Никому из них не довелось выйти замуж и быть возлюбленной. Поэтому каждая из них танцует вблизи земли в надежде, что однажды упадёт суженому прямо в руки. И тогда избранник поднимется на небо.
– Но ведь ты уже на небе.
– Вот именно.

Горечь невозможности разливалась вокруг меня жёлтым ореолом в ночном небе.
Мы молчали. Печаль растворилась, скользнув в темноту. Северное сияние погасло и мир затих, убаюканный мерным дыханием звёздной вечности.
Стада облаков спали.

Утром следующего дня меня разбудили чарующие звуки музыки. Тоненький свист приближался и складывался в незатейливую мелодию. Я силился разглядеть невидимого музыканта, но небо скрывало его в своей пасмурной синеве. Музыка сделалась громче, и наконец появился мальчик со свирелью в руках. Никогда прежде я не встречал никого в своей небесной обители, поэтому очень обрадовался ему.
– Мама сказала, тебе нужен ученик.
Никогда не задумывался о приемнике. Неужели мне скоро предстоит покинуть свой пост? Но куда идти?
Долой мысли, работа ждёт! В ненастный день своенравные чёрные облака то разбредались, то сталкивались с ужасным грохотом и искрами. Закатав мокрые рукава, мы их ловили, сгоняли в стада и направляли на пастбища. Нам помогали хорей и свирель - когда она начинала играть, облачные стада немного успокаивались.

После тяжелого дня мы мечтали о том, чтобы лежать у обрыва на Краю и смотреть на сияющий танец дев.
Прекрасные танцовщицы завораживали и манили ввысь, но я видел только одну.
Нежданно зазвучавшая музыка свирели заставила танец измениться. Сияние его на мгновенье застыло и тут же вспыхнуло всеми красками мира. Платье моей возлюбленной загорелось ярче солнца. Красный сполох с него перелетел небо и пронзил мне грудь.
Я вспомнил. Вспомнил всё!
Тысячу лет назад я был рожден от северного сияния земной матерью. Наша большая семья жила в яранге и пасла оленей.

Радость переполняла меня.
Я вспомнил тундру и тайгу, объятую пожаром, и словно увидел, как тлеет на мне одежда и я падаю на горящий мох.
Вместе с дымом я вернулся на небо и стал небесным пастухом, разделяя черные и белые облака.
Я вспомнил о своём ярком прошлом в переливах полярного сияния.
Моё место не здесь. Я умею летать.
Взмыв в звёздное небо, я устремился на свет северной путеводной звезды. Мне хотелось бить в ладоши, смеяться и плакать одновременно, повторять, всё, что вспомнил. Высоко-высоко в сияющем танце не отводила глаз моя любимая. Я знал её имя – Аврора.

Я вернулся в свой дом под светом Полярной звезды, но каждую ночь подхожу к Краю, чтобы поприветствовать мальчика со свирелью, вокруг которого вьётся клубами печной дым Пёс.

Следующие работы в голосовании не участвуют по разным причинам. Кто-то переборщил со знаками, в других рассказах строгое жюри не обнаружило соответствие темам конкурса...

1) Мечты

Мечты, мечты, где ваша сладость.
Игорь сидел на остатках дворовой эстрады вглядываясь в синевато-оранжевые искры костра, улетающие в черноту летнего неба. Бычковал «стерву» и просто тупил. Приползшая в маленький уральский городок ночь прятала стоящие за садиком хрущобы, огрызки пушащихся тополей и облака «лисьих хвостов» мартенов в небе. Наташка, сидевшая у него на коленях, протянула ему уже ополовиненную трехлитровку с «жигой».
- Ну чего ты лезешь, только голова начала отдыхать от знаний! – Игорь шутливо сделал попытку стряхнуть Натку с колен. Потом запустил руку ей под юбку.
- Костя, давай нашу! Все пиво уже выдул, а песен нет.
Натка не вырывалась, и Игорь начал беззастенчиво мять пухлую Наташкину попу. Все в компании знали, что Сидорова липла к Игорю нарочито, позволяя многое, и по слухам, даже давала ему потому, что он защищал ее от Федоса.
Этот отморозок частенько затаскивал девчонок в подвал и насиловал. И Сидорова, как его соседка по подъезду, страдала от него чаще всех. Пока однажды Игорь не подрался с Федосом. Причин драки никто не знал. И оба считали себя победителями, гордясь один фиолетово-зеленым фингалом, второй выбитым зубом. Федос многократно обещал посадить Игоря на перо, но к их компании больше не приближался. И Наташка сразу почуяла придавленным бабьим чутьем где безопаснее.
Костя поймал подначивающий Наташкин взгляд и затянул хрипловато:
- В кейптаунском порту,
С пробоиной в борту
Жанетта поправляла такелаж.
Но прежде чем уйти
В далекие пути
На берег был отпущен экипаж. – с первых аккордов к голосу Кости присоединился Мишкин басок. И вся компашка подхватила:
- Они идут туда
Где можно без труда
Найти себе и женщин, и вина
Где пиво пенится
Где пить не ленятся
Где юбки узкие трещат по швам.

- О, кто это там чапает по дорожке?
Игорь привстал, чтобы разглядеть идущего, стряхнув теплую насиженную Наткину попку с колен.
- Кто там такой смелый ночью через «Африку» шастает? Покажи личико, Гюльчатай!
Все дружно засмеялись.
- Гаранин, ты смотри как голос прорезался. А чего на экзамене блеял?
Из темноты к костру, утопая тонкими шпильками в пожухлой от жары траве, вышла Людмила Николаевна. Или как ее называли в классе – Людка. Она пришла в школу три года назад. Молоденькая выпускница Свердловского педа. Ее сразу воткнули на выпускной 10 А, считавшийся самым отвязным в школе. А после выпуска одних балбесов, мужская часть которых была повально в нее влюблена, перебросили на 9А, где учился Игорь. Парни сразу начали пускать слюни и дерзить молодой, симпатичной класснухе. Но старшаки из первого ее выпуска сразу объяснили молодняку диспозиции путем показа здоровенных, уже татуированных перстнями кулаков и фразой «Людку не обижать, а то…». Пускать слюни теперь уже выпускной 10 А не перестал, но не хамил. Заглядывал на Людкины небольшие, но аккуратные титьки в вырезе блузки вежливо. А на мелькавший изредка в разрезе юбки, кружевной краешек чулка, со скрытым вожделением.

Но выпускной и экзамены были позади. Поступление в институты и техникумы еще через месяц. И шантрапа просто наслаждалась летом, забыв на время о культуре речи, формулах органики и третьем интернационале. Шлялись круглыми сутками по улицам, пили пиво, мацали девчонок или дрались с вагонскими. По этому появление сексапильной классной не смутило вчерашнюю школоту.
-Да ладно вам свою физику вспоминать, присаживайтесь к нам. Пивка вот. Я смотрю вы чуток под шофэ. Иначе с какого перепугу поперлись ночью одна через «Африку». Знаете же, что у нас народец все больше приблатненный. Вас порвут, а старшаки потом с нас спросят. Дескать не уберегли красу и гордость всей 6-ой школы.
- Так уж красу и гордость? Игорь, ты флиртуешь со мной что-ли? – Людмила приблизила свое лицо и вгляделась в блики костра в глазах парня.
Наташка обвила руками плечи Игоря, демонстрируя право собственности на него.
- Да я и слов то таких не знаю, Людмила… Николаевна. Хотя, что греха таить, женщина вы классная. Вот если б Сидорова была хотя б наполовину так же красива – женился бы не раздумывая! – Игорь хмыкнул и шлепнул Натку по бедру, не отводя глаз от Людмилы.
- Не прибедняйся, о твоих победах на конкурсах чтецов я наслышана, да и словарный запас ты демонстрировал всегда на порядок выше чем у Старкова с Леконцевым. - Она кивнула в сторону Мишки и Кости.

- Ладно, проводи меня до дома, тут уже не далеко. А то и правда жутковато тут у вас. А остатки алкогольной смелости у меня уже выветриваются. Я тут на Строителей живу, в двух кварталах.
- Да знаю я где вы живете, подглядывал как-то с пожарной лестницы в окно. Только вы в ночнушке по квартире ходите. Не интересно. – выпалил Игорь.
К смеху Людмилы присоединилась вся компания.
- Пошли, проводишь меня, эротоман!
Игорь нарочито медленно шел, держа под ручку Людмилу. Они болтали о ссоре Людмилы в «Цыплятнике» со своим парнем. О том, как подрались утром выпускного на пляже у «моржатника» с такими же чуть теплыми выпускниками из 64-ой. А пьяные девчонки разнимая, расцарапали всем морды. Как физрук обхаживал практикантку, а та попросила пацанов отшить его. И он неделю замазывал бланш. О том, как военрук, старый еврей, отнимал в одного, у пытавшейся пронести на дискач алкашку, окрестной быдлоте. О том, как плакала старенькая директриса - литераторша, мечтавшая чтобы Игорь поступал на филфак и не бросал бумагомарание, вспоминая о своем выпускнике трехлетней давности, погибшем в Афгане. Как зимой погиб одноклассник Игоря.
Парень сгорел в избушке обходчика путей. Игорь ходил на место пожара для опознания. И потом долго блевал, вспоминая черно-красные куски отвалившегося от костей мяса и ползающих по ним жирных мух. А мама причитала чтобы он не водился с местными гопниками. Игорь нежно придерживал ее уже за талию, норовя опустить ладонь чуть ниже.

У подъезда Людмила поцеловала его своими неожиданно нежными и мягкими губами и сказала
– Уезжай из Тагила, пропадешь ты тут.
Игорь шел по остывающим улицам города, изредка прикасаясь к чуть вспухшим губам и думал: - А вот был бы у меня двухкассетник Sanyo и Людка бы не устояла!

2) Пират

- Чёрт побери!!! Максим!
- Ты на вахте, или где?
Солнце рассеяло белые комки облаков и рвануло на палубу ярким жёлтым лучом беспечного света. Никогда не насмотришься на такое. Всё было как будто насквозь пропитано солнцем! Небо, палуба, парус всё было озарено тёплым янтарным светом и наполнены свежестью утреннего, ещё не успевшего окрепнуть, ветра.
Этого никогда не забыть! Светлые воспоминания детства. Для Максима отцовская яхта всегда была идеалом отдыха. И мама, утром сменявшая отца, после ночной вахты. Она всегда готовила на завтрак такие вкусные блинчики, в начинке которых очень гармонично сочетались, жареное мясо и овощи!
Морская романтика, книжки про пиратов, зачитанные взахлёб от корки до корки, всё это складывалось в мальчишеской голове в экзотическую картинку на которой Максим стоял на палубе пиратского корабля и был его капитаном. Ну, а какой мальчишка не мечтал быть пиратом?
После школы Максим закончил мореходку и успешно прошел практику в море.
Перед ним стоял выбор: пойти на младшую должность в крупную кампанию или сразу запрыгнуть на офицерскую должность второго помощника в кампанию средней руки. Он выбрал второй вариант и два года катал по Средиземному морю на сухогрузах.
Теперь, уже опытный моряк, он мог позволить себе выбирать работодателя по солиднее. Работу ему предложили на танкере с весьма неплохой перспективой карьерного роста и очень хорошим раскладом по зарплате, которая помимо возможности обеспечить семью, оставляла шанс привозить домой весьма недешевые заморские сувениры.
Однажды, гуляя по закоулкам большого восточного базара, Максим набрел на одну очень странную старинную лавку. Двери, которые висели на входе, застали, возможно, ещё самого Хоттабыча, а уж стоить могли, наверняка, - целое состояние. Не успел Максим налюбоваться на причудливый узор из тонкой арабской вязи, как двери неожиданно приоткрылись, как бы приглашая путника заглянуть в гости. Стоило ему только сделать первый робкий шаг, как ноги сами понесли его во внутрь.

Полумрак пыльного, заставленного антикварными безделушками помещения, сразу заставил глаза прищурится. У беленой стены напротив входа стояла софа с тонкими деревянными ножками, накрытая небольшим ковром ручной работы. На ней, вытянув ноги, восседал хозяин лавки – бледный сухощавый старик. Максим кивнул в знак приветствия. Хозяин поднял глаза, внимательно посмотрел на него и молча протянул руку в сторону, где чуть поодаль стоял небольшой кофейный столик, на котором стояли две чашки, наполненные ароматным только что сваренным кофе и элегантное керамическое блюдо, наполненное шоколадным печеньем.
Прижав руку к груди в знак благодарности, Максим подошел к столику и уселся на стоявший рядом массивный стул. Хозяин как по волшебству уже сидел на другом краю софы напротив него, хотя Макс не видел, чтобы он двигался. Старик жестом предложил Максиму попробовать угощение. Всё это выглядело до некоторой степени странно: немой старик угощает чужестранца прямо с порога. В голове завертелись истории про восточное гостеприимство. Вспомнилось главное правило – нельзя отказываться!
Выпив по чашке кофе и закусив ароматным печеньем со странными на вкус цукатами зелёного цвета, они вновь встретились взглядами и тогда, хозяин сделал вопрошающий жест. Максим развел руками показывая на все многообразие вариантов покупки и ответным жестом показал, что хотел бы найти что-нибудь эдакое! Хозяин ещё раз посмотрел на него своим долгим немигающим взглядом, встал и показав Максиму на всё вокруг, предлагая осмотреться и, может быть, определится с выбором, а сам удалился за занавеску в проход в стене, уводивший в дебри его антикварной пещеры.
Из состояния лёгкой предпокупочной эйфории Максима вывел ужасный грохот, раздавшийся из внутреннего помещения лавки, через пару секунд в проёме появился старик, глаза которого просто горели! В руках он держал какой-то странный торшер. Максим ошалело уставился на предмет, настолько
восхитивший старика.

Это была палка из черного дерева, с одной стороны она заканчивалась небольшим раструбом, а с другой - небольшой круглой лампадкой из меди. В лампадке горел источник неяркого зеленого света. Хозяин лавки подошёл к Максиму и коснулся двумя пальцами его виска. В голове у Максима помутилось и сквозь туман он увидел картинку. По пустынным дюнам шагал одинокий путник на нем был традиционный восточный наряд. Он несколько раз оглянулся, как будто предчувствуя погоню и почти сразу на гребне только что пройденной им дюны возник всадник с луком наперевес. Он резко откинулся и выпустил длинную черную стрелу прямо в спину путнику. Путник был сражен наповал.
Всадник немного постоял, чтобы убедится в том, что дело сделано и умчался, подняв целую тучу пыли. Почти сразу после его отъезда на вершине соседней дюны появился человек, в руках которого Максим узнал странный предмет, который принёс на продажу хозяин лавки. Человек тщательно навел чёрную палку на лежащего мертвым путника и из неё вылетел небольшой зелёный луч. Путник вздрогнул, а древко стрелы, торчавшее у него из спины, как по волшебству рассыпалось в пыль. Путник поднялся и принялся ощупывать себя руками. На этом видение закончилось. Максим покачал головой сбрасывая наваждение и подумал, что печеньице-то, скорее всего, было с сюрпризом!
Он вопросительно посмотрел на хозяина. В ответ старик прижал торшер лампадкой к плечу и пальцем указал на медную кнопку сбоку, затем навёл его раструбом на чучело кошки и нажал на кнопку. Из раструба торшера вылетел тонкий зеленый луч и раздалось тихое жужжание, такое как будто рядом пролетела муха.

Чучело кошки вздыбилось, широко открыло глаза и, громко мяукнув, пулей вылетело через приоткрытые двери лавки уже, вполне себе, живой кошкой. После выстрела старика качнуло, было видно, что ему стало плохо. Он покрутил головой как будто стряхивая морок и протянул палку Максиму. Приняв странный предмет на руки, Максим увидел на его поверхности искусно вырезанную надпись на арабском. Кивком головы Максим задал немой вопрос. Хозяин лавки посмотрел на него затем жестом показал выстрел из чудо-оружия и поднял в верх указательный палец, затем протянул руку к сердцу и показал, что оно взрывается и снова вытянул палец вверх.
Максим был в шоке от увиденного и на автомате протянул хозяину его вещь, на что старик обоими руками прижал её к груди Максима, показывая, что оружие теперь сменило хозяина. Максим потянулся за бумажником, но старец жестко покачал головой, потом вытянул руку в сторону двери и кивнул на прощание.
По дороге на корабль Максим купил легкий клетчатый шарф и завернул в него странный подарок. На корабле Максим показал подарок штурману Саше, с которым ходил уже не первый рейс. Восхищенно поцокав языком Саша сказал, что знает человека, который может прочитать надпись. Он ушёл и через некоторое время вернулся в компании Салеха, помощника механика. Арабский был родным языком Салеха, поэтому он, взяв в руки предмет, сразу начал читать. Он произнёс несколько фраз на арабском, но для русских мужчин они ничего не значили.
- Первое слово можно перевести как «оружие». Вещал Салех.
- Второе как «жизнь», но как сложить это вместе, я не понимаю!
- Последняя часть надписи означает «один раз – один год». Ничего не понятно даже мне, звучит как старинная загадка.
Поблагодарив Салеха за помощь, Максим пожал руку Саше, тому нужно было скоро заступать на вахту. Сильно раздумывать Максиму не пришлось. Сложив как два плюс два жесты старика и слова Салеха, он понял, что в руки ему попалась очень могущественная и опасная даже для хозяина вещь.
Танкер, миновав границу Эритреи, медленно вползал в Аденский залив, ещё совсем немного и можно будет надеяться на помощь национального конвоя, но команде частной охраны нельзя расслабляться раньше времени. И только наблюдатель опустил глаза, как на одной из морских волн внезапно нарисовалась крашеная в серый неброский цвет открытая рыбацкая лодка.

По всему кораблю прозвучала команда: «Внимание гости! Экипажу покинуть палубу!». В этот момент лицо командира охраны перекосила гадкая ухмылка. Авторитет группы Мэддока был наработан несложным, но действенным приёмом борьбы с пиратскими лодками. Они подпускали судёнышко на расстояние, которое еще не позволяло делать прицельный выстрел из автомата, но уже с лихвой перекрывалось дистанцией на поражение для дальнобойной винтовки. Отстрел «гостей» начинался по команде командира. Каждый раз это напоминало Максиму бойню.
Сегодня, услышав команду, Максим спрятался среди надстроек на палубе в слепой зоне рубки. В руке он сжимал «оружие жизни». Пока охрана наслаждалась сафари, неторопливо отстреливая пиратов одного за другим, он тщательно отслеживал ситуацию в лодке через монокуляр, прилаженный к корпусу древнего предмета. Пираты сразу смекнули, что дело не уха и, развернув лодку, постарались покинуть зону обстрела, но им в спины один за одним прилетали одиночные вестники смерти. И вот уже десять трупов вповалку лежали на деревянных скамьях. В живых оставался только рулевой, но тут система наведения стала давать сбой, лодка вышла за пределы прицельной дальности.

Теперь пришла очередь Максима, прижав артефакт лампадой к плечу, он, тщательно выбирая цель, раз за разом нажимал на волшебную медную кнопку, с каждым разом ощущая, что становится всё труднее и силы постепенно покидают его. В голове звучала фраза капитана: «Лица, оказывающие помощь пиратам, автоматически приравниваются к ним». Раздавшийся на всю палубу злобный крик Мэддока, заставил всех охранников, уже начавших отмечать победу, вернуться к прицелам. В них каждый увидел то, чего никак не ожидал там увидеть: молодые смуглые мужчины, ещё минуту назад бывшие мертвее мертвых, со слезами радости обнимали друг друга и, сложив руки в молитвенном жесте, что-то шептали глядя прямо в небеса.
С трудом спустившись по трапу, Максим в переходе столкнулся с Салехом, тем самым, что истолковал надпись на оружии. Он с сочувствием посмотрел на Максима и сказал:
- Старина, ты выглядишь так, как будто постарел лет на десять за последние пол часа.

Максим грустно улыбнулся, сейчас он мог думать только о двух вещах: он всё-таки стал пиратом, сделав при этом доброе дело и о том, что оружию жизни, похоже, нужен новый хозяин.

3) Грядёт Спаситель твой.

Я решился на эксперимент, потому что был уверен - ключей там не было. Не было, да и всё тут!
Я перетряхнул всё что можно и решил было просто захлопнуть дверь, но тут с дежурства вернулась жена.
Через минуту Ленка, невинно хлопая ресницами, извлекла связку ключей с резиновым покемоном на цепочке из ящичка, который был дважды перерыт пять минут назад. И не было там моей связки, хоть убей!
Я рванул на парковку. Шанс опоздать был не иллюзорным. Однако мысль прочно засела в голове и не отпускала.
Я же проверял этот чёртов комод!
Не то чтобы я что-то подозревал, скорее, просто клал горошину под перину, чтобы отсечь нелепую версию.
Вечером, повертев в руках очки, я оглядел спальню и сунул их за телек, надёжно зацепив дужкой за кронштейн.
- Лееен! Ты мои очки не видела?
- За ноутбуком смотрел? – донеслось из кладовки, большую часть которой занимал морозильный ларь.
Я не ношу очки всё время. Читаю, да надеваю для мелкой работы, типа вдевания нитки в иглу. Не удивительно, что они постоянно валяются чёрте где.
- Смотрел. Нету!

Ленка вошла в спальню, держа в руках тарелку с мороженым мясом.
- Вспоминай, что делал в них в последний раз, - она наклонилась, заглядывая под кровать.
- А чёрт его…, - начал было я, но осёкся, глядя как жена достаёт из-под кровати очки.
Сунув находку мне в руки, Ленка понесла мясо на кухню, а я растеряно ковырял знакомую трещинку в оправе, которая медленно превращалась в трещину в моём мировосприятии.
Вскоре, привычная картина мира рухнула окончательно.
На видео со встроенной в телек вебки было милое утро.
Когда Ленке во вторую, встаёт она не слишком рано. Около десяти жена зашевелилась, потянулась и отбросила одеяло. Женаты мы давно, но я невольно залюбовался ею на тайно снятом видео.
Тем временем, Ленка спустила с кровати стройные ножки, нагнулась и постучала по полу, будто стучалась в дверь.

Из-под кровати выглянула и огляделась чёрная голова. Вскоре, рядом с женой устроилась чёрная фигура.
Камеры у Sony неплохие: кровать, обои и Ленка были чёткими. Однако на её визави камера не фокусировалась. Он был непроглядно чёрным, как клубы плотного дыма.
Жена принесла и забросила под кровать вчерашний, уже оттаявший кусок мяса. Они, кажется, поговорили, и через пару минут подкроватный монстр, как я его окрестил, втянулся обратно под кровать.
Не помню, как ехал домой. В голове вертелась сотня вопросов, которые я с порога сумбурно вывалил на Ленку, требуя объяснений.
Вместо ответа она взяла мою руку и прямо в домашних тапках вышла со мной в коридор. Лифт распахнулся, впустил нас и уверенно двинулся вниз с нашего первого этажа. Ленка всё ещё держала меня за руку, поглаживая большим пальцем мои пальцы. Привычный жест успокаивал.
Спускались мы довольно долго. Я ожидал увидеть мрачный бункер, где бродят дымные подкроватные монстры, но лифт выпустил нас в просторном, ослепительно белом коридоре.
- Это облако, идём, - сказала Ленка, и я решил ничему не удивляться.

Под ногами пружинило. Я потрогал стену. На ощупь она была как упругая влажная губка. Несколько поворотов по светящимся анфиладам, и мы подошли к огромным золотым дверям.
Ленка вдруг почесала о косяк коротенькие рожки, которых я раньше не замечал.
- Я тут не причём, - полуобморочно пошутил я, и Ленка хохотнула.
- Я знаю, - сказала она, толкнув дверь.
В необъятном тронном зале на раззолоченном троне восседал…
Нет. Не так. Зал действительно был необъятный, а трон - великолепный.
Но на его фоне терялся заурядный, если не считать таких же как у Лены рожек, юноша в кедах и чёрных джинсах. На его чёрном свитшоте на всю грудь золотым фирменным шрифтом Prada было написано «PRAVDA», а ниже, помельче, «mama».
- Вот, спрашивай у него, - Ленка подтолкнула меня вперёд, и молчать стало невежливо.
- Дьявол таки носит Прада? Вы – дьявол? – выглядел я глупо, но юноша не подал виду.
- Люцифер. Но поверь, интереснее понять кто Ты, - он выделил интонацией «ты».
- И кто я? – растерялся я.

Парень соскочил с трона и приобняв меня неспешно повёл к окну, заговорщицки бубня мне в самое ухо.
- Мы старались не очень тебя этим грузить, но ты наверняка слышал что-то вроде: «Рцыте дщери Сионови: се, Спаситель твой грядёт, имеяй с Собою мзду и дело Своё пред лицем Своим!»
Он не кричал, но в тронном зале заметалось грозное эхо, а я был оглушён словно громом. Потом красный блеск в чёрных зрачках его медленно угас, и он вполголоса буднично продолжил.
- Ты и есть Он - Спаситель.
- Спасибо, но мне показалось, что вы не совсем архангел, или кому там положено сообщать такое. Скорее наоборот. Рога вот. Да и не замечал я за собой склонности…
Я так и не довёл мысль до конца, но собеседник меня понял.
И стал рассказывать как в битве богов, победили не правые, а хитрые и подлые. И как три тысячи лет, пока я зализывал раны и копил ману, меня прятали среди страдающих и обманутых людей, давая ложную память, чтобы я не выдал себя. И вот пришло время узреть предвестников Апокалипсиса прогнившего мира.

Три тысячи лет мир терпел жестоких богов и гнусных святош, ожидая, когда я возьму меч и снова встану под знамёна Света.
А я слушал и смотрел в окно. Вот вам и «правда-мама». Не может быть. Это всё не обо мне.
За окном белели широкие лестничные марши, нисходящие от дворца прямо в кучевые облака. Дальше, насколько было видно, простиралось небо. На мягком белом подоконнике, неуместная в этом великолепии, валялась высохшая муха.
- Три тысячи лет Лилит и Гарм стерегли твой покой, а ты копил силы.
- Гарм?
- Гарм. Подкроватный монстр. Он собака, в некотором роде.
- А Ленка? - я глянул на неё, - значит, быть моей женой всего лишь её работа? Сердце сжалось.
- Не работа. Миссия. Я люблю тебя не потому, что ты - Спаситель. В твоих руках все волшебные краски моей жизни, – Ленка, нет, Лилит ждала, поверю ли я.

И тогда я поверил. Что ж, меч – так меч! У меня навернулись слёзы.
Отвернувшись к окну, я машинально коснулся дохлой мухи и она, оживая, взлетела, выписывая оголтелые пируэты.
Я почувствовал, что за спиной торжествующе переглянулись.
Мне многое предстоит вспомнить. Многому заново научиться. Но я уже здесь. Трепещите!
Я – гряду.

4) По кочкам, по кочкам…

Слепые разумом не вожделеют
ярких красок жизни.
Не их вина.
Они прозреть сегодня могут. © ШексПир (невиданное)

Заброс пассажиров через все обычные препятствия в тело авиалайнера - завершён.
Местная суета некоторое время ещё продолжается.
Стюарды помогают расположить ручную кладь и ловко щёлкают крышками багажных полок, уговаривают сродниться до конца полёта с предложенным креслом, прицепившись к нему ремнём. Пассажиры в целом дружно устраиваются.

Обычный рейс. Я - рядовой пассажир. Тихохонько сижу в кресле, пытаюсь дремать под равномерный гул двигателя.
Не тут-то было. Как всегда, в эконом-классе - "и нет нам покоя!"
В спину через спинку кресла крепкими пяточками упёрлось некое бодрое дитя и под собственный пронзительный аккомпанемент принялось вытанцовывать гопак. Почти не отдохнув, просто сменив ритм и тональность визгов, дитя перешло на лезгинку, наверное.

- Какой активный ребёнок! Мальчик у вас? - спустя пять минут обернулся я за подмогой к его кормилице.
- Девочка, - раздражённо отмахнулась мамаша и подключила свой вокал.
Ребёнок неопределённого гендера выдал мне в спину дробушки под мамины ай-люлюшки.

Я решил иным путём получить искомый комфорт на пару часов полёта. Кнопка вызова бортпроводника сыграла свою роль. Прицокала молодая стюардесса и, не тратя эмоций, сухо отклонила мою просьбу о перемене места. Потом она же ласково пощебетала с неугомонным дитём за моей спиной.
Ликованию мелкого человечка не было предела. Минут десять заливистое кудахтанье сопровождалось ощутимыми толчками в поясницу.
Я устал от беспокойного соседства и встал побродить по салону. Решил самостоятельно найти себе временный приют поспокойнее. Свободных мест не оказалось. Треть пассажиров - детишки возрастом не более двух лет и их мамочки. Воздушные ясли, ах-ха-ха!
Все они дремлют или спокойно сидят, глазея в ближайшее окно иллюминатора на кучерявое облачное полотно, освещённое утренним солнцем.
Даже я загляделся было, но неугомонные хозяйки полёта предложили пройти на место. Кормить хотят наш пассажирский коллектив.
А что там в меню-то? А три в одном! Сэндвич размером с рабочую рукавицу - разогретый хлебец, напичканный псевдо-сыром, эрзац-мясом и ГМО-салатом. Всё это кошерно-халяльное великолепие предложено запить на выбор тёплым или холодным.
Ну выбрал я воду с лимоном, остограммился из тайной посудинки, завяз зубами в сэндвиче, прополоскал рот лимонной водичкой и дальше страдаю.
Нет, младенец сзади успокоился, здесь порядок. А вот не нравится мне звук двигателя. К привычному гулу добавился периодический "дзык-вжик!". Это как муха осенняя о стекло бьётся - шибанулась, вжикнула, устала, отдохнула и опять ненадолго встрепенулась.
Потом по самолёту крупная дрожь пошла и трясучка началась. Как будто экипаж штурвалом хаотично задёргал, а у слонов в багажном отсеке репетиция шотландской польки в разгаре.
Я привстал с кресла, качаясь, как дозорный на стременах, оглядел внимательно салон - народ не шевелится, спят все. Раннее утро ведь.

А мне заботушка - спасаться и их спасать надо, худое может случиться. А с экипажем, похоже, уже и случилось. Никакой информации от командира и его заместителей. Траванулись что ли, сердешные, от неумеренного потребления сэндвичей?

Принялся я вслух, чтоб быстрее усвоилась, читать инструкцию по спасению, аккуратно добытую из кармашка расположенного впереди кресла.
Там удобно информация подана, в виде вопрос-ответ. Например: "что делать?" - "не очковать!".

Читал-читал, чувствую - засыпаю, видимо нехватка кислорода сказывается.
Кислородной маской воспользоваться не удалось, пришлось глубже дышать с открытым забралом.

А самолёт всё ощутимей трясётся и свистовоет, иногда заваливается набок, с трудом выравнивается и вновь безвольно кособочится.
Освещение тускло мигает, информационное табло погасло, кнопка вызова бортпроводника мертва, индивидуальное освещение и вентиляция не работают, в иллюминаторах тьма.
Понимаю, что необходимо навестить кабину экипажа, убедиться, что пилоты дееспособны или им нужна помощь. И действовать по обстановке.

Кричать не буду. Чтобы не всполошить спящих. Зачем нам паника на борту! Но вообще-то крайне странно, что больше никто из пассажиров не проявляет беспокойства.

Пытаюсь оторваться от сиденья, ремень не расстёгивается, замок заблокирован. С трудом выдираю себя из ловушки. Освещение гаснет. Тягучая душная тьма внутри и за стёклами иллюминаторов.
Медленно пробираюсь к пилотской кабине.

Проход между рядами кресел захламлён пластиковой посудой, игрушками, переплетёнными в замок чужими руками, самостоятельными младенцами, чьими-то экскрементами.
Достаю сигнальный пистолет. Стреляю не целясь. Осечка. Продолжаю брести к цели наощупь.
Заблудиться здесь невозможно. Но я это делаю.
Да что я делаю?! Ага. Ищу кнопку. Бью по ней.
Уровень пройден! Благодатная тишина. Мы бесшумно парим в пространстве. Я заслужил это блаженство.

Отбираю у первого пилота клетчатый плед. Подумав, выталкиваю его из командирского кресла.
- Иди командуй у себя дома!
- Есть! - отвечает Командир и идёт доедать начинку из сэндвичей.
- Вкусно? Мне оставь!

* * *
- Мария! Намасте.
- Привет! Рада видеть, - улыбается экипажу высокая красавица в элегантной форме.
Она старается скрыть волнение. Зубры авиации улыбаются "в усы". Новички такие милые, могут даже почти опоздать.
- Ну что тебе снилось перед первым полётом, Машенька?
- Ой, я уже плохо помню. Какой-то тревожный сон был. Но! Про полёт. Как будто я пассажир. И вроде бы мужчина. И что-то там не так пошло, а я постаралась и всех спасла! Чуть на работу не опоздала!

* * *
- Добрый день! Проходите, пожалуйста!..
Размещение пассажиров в салоне авиалайнера завершено. Треть из них - мамы с детьми.
Стюардессы помогают расположить ручную кладь на багажных полках, предлагают пристегнуться к креслам.
Обычный рейс.
Мария обводит сияющим взглядом салон самолёта. Она знает - всё будет отлично!

Вот и все рассказы, присланные нашими гениями пера и клавиатуры.
Можно комментировать и голосовать!