Дуэль

(своё) ©
ДУЭЛЬ

(повесть о снайпере)


Один из этих двоих негромко обронил ему вслед, когда он проходил мимо:
- Начальник ЗАГСа опять на зачистку пошел…
Он услышал это замечание спиной, наверное, кожей.
Если бы существовал человек, хорошо его знавший, он бы сказал, что Четвертый все слышит не только ушами, но и кожей. Хотя, конечно, так не бывает. Люди созданы так, как они созданы, и все их органы функционально ограничены. Кожа не приспособлена для восприятия звука. Она воспринимает какие-то колебания, но, все же, не предназначена для этого. И, тем не менее, Четвертый слышал, возможно, даже спиной. И даже кожей.
«Начальник ЗАГСа»…
Значит, это шутка такая новая. Остряки.

В хорошем настроении он бы мысленно усмехнулся новому прозвищу. Большинство зовет его «Четвертым», и ничего обидного в этом нет. В хорошем настроении он, может быть, даже послал бы этих остряков из третьего взвода к черту.
Но сейчас он не был в хорошем настроении. Он, вообще, не любил хорошее настроение, и старался его от себя гнать. Не важно, когда оно появляется - идешь ли ты на службу, или просто отдыхаешь. Хорошее настроение - здесь это, как правило, предвестник гибели. Хорошее настроение означает, что ты забыл, где находишься, и что ты тут делаешь. А это опасно. Это расслабляет. Здесь можно делать все, что угодно, но только нельзя забывать, где ты находишься, и что ты тут должен делать. Поэтому хорошее настроение здесь недопустимо, хотя не все это понимают. В хорошем настроении они рассказывают анекдоты, вместо того, что бы оглядываться по сторонам. В хорошем настроении слушаешь болтовню другого весельчака, вместо того, что бы думать, откуда может прилететь пуля. В хорошем настроении снимаешь маскхалат и загораешь под южным солнцем, а это уже вообще никуда не годится. Итогом хорошего настроения здесь частенько становится собственная кончина.
В фильмах про войну он не любил эпизоды, в которых погибал боец, только-только весело смеявшийся шутке-прибаутке. Ну, помните эти часто встречающиеся эпизоды? Сидит боец, поет под гитарку или гармошку, и вдруг- бац! Честно говоря, он иногда даже был по-злому рад такому киношному обороту. Меньше надо было зубы скалить, вот и не схлопотал бы. Понятно, что режиссеры хотели разжалобить зрителя, но лично он жалел только тех, кто, погибая, бился по-звериному из последних сил. А не ухмылялся во все стороны.
В общем, здесь нет ничего хуже хорошего настроения, и эти двое со своим хорошим настроением были потенциальными смертниками. Ему же не хотелось идти на работу после разговора со смертниками, это была бы дурная примета. Четвертый был намерен вернуться обратно, и поэтому ему не было дела до хорошего настроения этих двоих.

Не останавливаясь и не оглядываясь, он прошел дальше.
«Начальник ЗАГСа! Придумают же…»
Он вспомнил: вчера в столовой кто-то так пошутил.
Вообще-то его здесь кличут «Четвертым взводом» (или сокращенно - «Четвертый»), и авторство этому прозвищу приписывали ротному. Прозвища в гарнизоне были у многих, порой они становились даже позывными. Четвертый никакого дискомфорта от своего прозвища не испытывал, но и особо им не гордился. Никакой он не взвод, и даже не отделение. Он просто снайпер. То есть, до взвода далековато.
И, к тому же, так получилось, что на сегодня он тут один.
Но он- настоящий снайпер, а не молодой парень после трехмесячной учебки, который таскает в кармане выдранную из методички таблицу поправок. Кстати, таскать в кармане таблицу поправок - еще одна глупость. Горожанин не может двигаться в городе, не зная маршрутов городского транспорта. Однако горожанин не таскает с собой схему транспортных потоков, горожанин держит ее в голове. А молодой снайпер считает возможным идти на службу, не помня как дважды два все эти несложные цифры. Глупость, вызванная гордостью и хорошим настроением. Короче, хорошее настроение недопустимо расслабляет. И анекдот даже есть: лежал довольный снайпер в засаде, и очень гордился этим, а вечером вернулся в казарму живой. Гы -ы -ы!…

В общем, в роте он один, и он на особом положении. Самостоятельная боевая единица. «Четвертый взвод».
А почему вдруг «начальник ЗАГСа»? Хм-м… ЗАГС - это отдел, где осуществляется запись актов гражданского состояния населения. В чистом виде - канцелярия с чернилами, папками, архивами и канцелярскими работниками. Там делают записи в документы, журналы, книги и реестры-регистры о рождении, о заключении брака, о разводе, и так далее. Ну, и в том числе, о смерти или о признании умершим. И когда Четвертый выходит из части, значит, кому-то в горах намечается соответствующая, завершающая, запись. Точка, можно сказать.
Что касается прозвища, если бы это зависело от него, он бы взял себе другое. Более конкретное и ближе к делу. Например: Харон. А что? Очень неплохое прозвище. Точное.
Хотя…
Хотя, если подумать и посчитать, «четвертым взводом» его прозвали еще и за результативность.
То есть, прозвище все равно, точное.
Меткое прозвище.


ДЕНЬ ВЧЕРАШНИЙ

Военврач знал свое дело, и делал его хорошо, хотя и жестко. Жестко, потому что надо сделать быстро, и нет времени уговаривать «потерпи, родненький», «сейчас, миленький». Все это раненый услышит потом, от медсестер. Должен услышать. Непременно услышит, ведь еще молодой парень, здоровый, как волчонок, и должен быть живучим.
Но это потом, а сейчас надо удалить инородный объект и продезинфицировать рану.
Ассистентка вытерла хирургу пот со лба.

Пятый за два дня, из них второй выживший. Созданная не без творческого вдохновения снайперская винтовка неведомого стрелка снова доставила ему работу, которая не могла быть в радость.
Он вытащил пулю из разрезанной раны, и сердито бросил ее на поднос. Со спины подошел майор, и взял пулю в руки.
Майор был здесь главным. В смысле, не в операционной, а вообще здесь. А в операционной палатке главным был, разумеется, военврач, поэтому майор не стал ждать, когда хирург попросит его вон, а быстро ушел из палатки сам. Впрочем, в палатке ему и делать было больше нечего. Не обучен он ковырять раны ножами, не его эта работа. Главное, боец выкарабкается, это самое важное он уже знал. И сейчас внимание майора было сосредоточено на пуле.
Он прошел в свою палатку, и достал припасенное увеличительное стекло. Положил пулю на стол (ну, это поставленные один на другого и покрытые клеенкой два снарядных ящика) и направил на нее мощную лампу.
Начал изучать.
Майор не был специалистом в области баллистики. Просто пришлось заниматься этим.
Оболочка. Сердечник. Форма. Длина. Калибр.
Потом выложил на свет еще несколько пуль из спичечного коробка. Сосредоточенно рассматривая их и так и сяк, сравнивал с новым образцом. Измерил диаметр донышка, длину. Прикинул диаметр дульца гильзы и первоначальную форму оболочки. Поцарапал металл иголкой. Еще немного повертев пули перед глазами, и, сличая бороздки на корпусе, был вынужден сделать неприятный вывод: лагерь третьи сутки снова в секторе обстрела снайпера, которого уже прозвали Стрелком. Того самого, который неделю назад поймал на мушку напарника Четвертого.
Он закурил вторую сигарету.

Итак, по ним снова работает снайпер. Глаза привычно, автоматически заскользили по карте. Тут уже начиналась его работа. Майор знал, что нужно делать, и нужные приказы уже были отданы.
Первая рота плотной цепью обследовала прилегающий лесистый холм, точнее его северные склоны. Выявляя и минируя при этом потенциальные огневые позиции Стрелка. На каждую вероятную точку была составлена подробная стрелковая карточка - дальность, ориентиры и все такое. После того группа наблюдателей была ориентирована на непрерывное оптическое наблюдение за склонами. Каждый наблюдатель лично контролировал четко очерченный и помеченный на карте сектор склона. Подброшенный по случаю танк пристрелялся, и не особенно систематично изредка «профилактировал» возможные огневые позиции осколочными снарядами. Тем же занимался крупнокалиберный пулемет на БТРе. Личный состав также был соответствующе инструктирован: передвижение- желательно только быстрым шагом, лучше- бегом. Окна и двери затенить маскировочными сетями. Отдание чести старшим по званию вне помещений временно прекратить. Отменить построения на открытом пространстве.
Однако, не это было главным. Все это только должно было создать психологический фон. Задумка была в другом. Со всем этим шумом и гамом северный склон должен был стать неприятным местом для Стрелка. Местом неуютным, дискомфортным. Опасным. Местом, которое хочется поскорее покинуть. Все это давало обоснованную надежду на то, что Стрелок начнет действовать чуть более поспешно. Будет приходить чуть позже, уходить чуть раньше, двигаться чуть больше, чуть дальше высовывать из укрытия бликующий прицел, стрелять чуть более издалека, и попадать чуть реже. И тогда хорошие шансы для устранения снайперской активности появились бы у «четвертого взвода», который должен был выдвинуться в район холма, и осуществить перехват. В одиночку, так как нового человека Четвертый на это делать брать не захотел.
Стандартная, испытанная во всех горячих точках от Вьетнама до Боснии тактика антиснайпинга, в которой Четвертому отводилась главная задача - лично «исполнить» противника. Так как никто особо не рассчитывал, что шальным танковым снарядом можно достать толкового снайпера.
Четвертый, сказал «есть», и, не задав ни одного вопроса, пошел собирать дивайс. Впрочем, майор и не смог бы ответить ни на один его вопрос.

УТРО

Лагерь мотострелкового подразделения федеральных сил располагался за пустырем на окраине села, в шестидесяти пяти километрах от районного центра. Единственная дорога в райцентр проходила по большей части в поле, и считалась достаточно безопасной. Село - шестьдесят с лишним дворов. Сразу за окраиной села - зеленка, и пологие холмы высотой до 300 метров. Холмы тянутся на юг километров на шесть - восемь. Потом - горы.
Именно оттуда, с лесистых склонов ближнего холма, с дистанции 600 метров Стрелок сделал им троих «двухсотых». Потратив на это пять патронов, из которых два других тоже не пролетели мимо.

Вот почему Четвертый не стал задавать майору вопросы. Про снайпера, который работает с такой дистанции, он мог бы сам рассказать майору многое.
Например, о том, что стрелок знаком с деривацией (ну, это когда пуля от полученного в канале ствола вращения, на большой дальности, увеличивая диаметр описываемой вокруг продольной оси окружности, уходит в сторону). Что стрелок умеет учитывать ветер и упреждение. Что у стрелка австрийская или американская магазинная неавтоматическая винтовка с продольно-скользящим затвором и восьмикратным (а, может, и десятикратным) прицелом калибра никак не меньше, чем 7,62. Что стрелку не нужен лазерный дальномер, так как прицел с хорошей дальномерной шкалой, и, возможно, корректируется на значение высоты над уровнем моря. Магазин несъемный, на 5-6 патронов, вес пустой винтовки без прицела три с половиной - пять килограмм. Естественно, никакого глушителя. Кое-чего насчет скругленной нарезки ствола для уменьшения трения, и все такое.

Подумав о винтовке, Четвертый испытал щемящую зависть. Чуть ли штучной работы, может даже, прошедшие технологию усадки напряжений ствола, с удобным регулируемым ложем и затыльником приклада, рассчитанную на специальный снайперский боеприпас, и стоимостью до пяти тысяч долларов за экземпляр – как-то раз он видел такую штучку у коллеги из спецподразделения. Смешно сказать, экземпляр оказались трофейным! Оказывается, коллега таскает с собой две винтовки- одну для отчетности, штатную, от старшины полученную и по всем ведомостях расписанную. И вторую трофейную, для дела, про которую мало кто знает, и которая нигде не числится, а лежит себе тихонько в командирском БТР под честным словом ротного.
А родное же государство могло обеспечить их только штампованными полуавтоматами СВД, принятыми на вооружение не позднее 1963 года. Надежными, простыми, но уж больно, стандартными. Откровенно говоря, ее и снайперской винтовкой можно считать условно. Это, скорее, средство увеличения до 600 метров дальности эффективного огня мотострелкового отделения в бою (а на что она еще годится со смешным 4-кратным штатным прицелом?) Отделение в бою должно иметь возможность само очищать перед собой какое-то пространство в глубину, решили генералы. Вот для того и появилась СВД. Дело, конечно, нужное, однако это все же не то. Это еще не снайпинг. Магазин на десять патронов и крепление для штык -ножа - это что за снайперская винтовка такая? Хорошо, что еще ленточную подачу не приспособили! (кстати, недавно немцы сотворили такое чудо под барабанный магазин: эдакий снайперский пулемет).

В общем, не нравилась ему СВД. Впрочем, касательно модных коротышек вроде «винтореза», Четвертый тоже точно не знал, что с ними делать в горах, где стандартная дистанция стрельбы много превосходит пределы их штатных прицелов и возможности 9-мм дозвукового спецпатрона.
Лично для него продольно-скользящие затворы уже не первый год были болью сердца. Вся страна обсуждала поднятый каким-то американским снайперским гуру вопрос о преимуществах автомата перед ручной подачей. Ну, в смысле, не вся страна, а на соревнованиях снайперов об этом говорили, на лекциях интересовались их мнением. Автомат или полуавтомат, конечно, хорош тем, что позволяет достаточно быстро сделать второй спуск и обеспечить прикрытие (или добить цель). Простейший пример - стрельба через стекло. Это только палкой легко по окну колотить, а стрелять - совсем другое дело. От толщины стекла, его качеств, всяких покрытий зависит дальнейшая траектория пули, или сфера разлета поражающих осколков. В таких случаях к работе порой привлекаются два снайпера - один бьет стекло, а второй - цель. Ну а если второго стрелка нет, единственный выход - два быстрых выстрела. Вот пример бесспорного преимущества автоматической подачи.
Другие (можно сказать, консерваторы) бурчали, что снайпер не бежит в цепи пехоты, и палить от пуза ему не нужно (три выстрела в день они считали «пальбой от пуза»). Автоматическая подача всегда сопутствуется более скромной точностью оружия. Это закон более прочный, чем закон тяготения. И еще, говорили они, ручная подача - это, как правило, добротный, толстостенный, холоднокованный ствол. Массивный ствол, не ломающий свою продольную ось от сильного нагрева - этим сказано уже многое, если не все. Самозарядку производить стоит только при наличии у нее особо выдающихся качеств, каковых ожидать уже не приходится. Так как снайперские винтовки уже почти достигли совершенства по системе качество/цена (речь не идет об электронно -оптических приспособлениях, там работа инженерной мысли только-только начинается).
И вообще, говорили они, что значит - второй выстрел? Зачем? Какие бы хитрости с компенсаторами не придумали конструкторы, ствол все равно после первого выстрела уходит от правильного боя. Вернуть его в исходное положение - это занимает какое-то время. В темноте придется еще выждать, когда пройдет ослепление глаз после собственного выстрела. А снайперу делать второй выстрел с коротким интервалом - это все равно, что голым на площадь выйти.
Можно сказать, что спор шел между теми, кто считал, что два выстрела лучше, чем один, и теми, кто считал, что один хороший выстрел лучше двух посредственных. Ну, и были третьи, которые мирили первых со вторыми. В полицейской операции нужен полуавтомат, говорили они, уж больно высокой может быть цена промаха. А армейский снайпер должен иметь право штучной подачи, как бы дорого не стоила винтовка. Это окупится, так как в любом случае снайпинг является самым экономичным видом боя. Им приводили расчеты американских экономистов. От первой мировой войны до кувейтской стоимость уничтожения живой силы противника возросла неимоверно и достигла пары сотен тысяч долларов за единицу. Понятно, что в эти расчет включается все: и стоимость топлива для танков, и работа систем высокоточного оружия, и вылеты палубной авиации с атомных авианосцев, и спутниковая разведка. А у снайперов - одна цель - два патрона. Это к вопросу коэффициента полезного действия. Так что на хорошую винтовку жалеть ей -ей не стоило, хотя бы из финансовых соображений!

К сожалению, покореженные пули не позволили определить тип патрона, использованного Стрелком. На глаз это не определить. А хотелось бы знать боеприпас – высококачественный, специально для этой винтовки, или стандартный. Иностранные оружейники для некоторых шедевров изготавливают почти поштучно, можно сказать вручную, высококачественные патроны. От массовосерийных эти патроны отличаются так же, как отличается «мерседес» от «жигуленка». То есть хорошим качеством обработки поверхностей и сборки. У этих патронов есть замечательное качество- они одинаковы в пределах современных технических возможностей. У них одинаковый вес пуль - вплоть до черт знает какого знака после запятой. И одинаковый вес заряда. Одинаковый размер пороховых гранул. Одинаковые капсюли находятся совершенно в одинаковом месте, в математическом центре донышка (что влияет на воспламенение заряда). И так далее. Поэтому они и летают одинаково. Это имеет значение, так как только используя одинаковые патроны, можно стрелять кучно на таких дистанциях. То есть, попадать. А результаты стрельбы конвейерными патронами отличаются таким же разнообразием, как неисправности в моторе «жигуленка». И каждая такая пуля летит по разному: одна двадцать сантиметров вверх, другая тридцать- вниз, одна сильнее вращается, другая слабее, одна влево, другая вправо… Как капли воды из шланга. Поэтому четыре высококачественных патрона можно положить в двадцатисантиметровый круг с полукилометра, а стандартные –вряд ли.

Зная, что было уложено в обойму Стрелка, можно уже размышлять о его боевых возможностях. И экономических: специальный патрон отличается от обычного еще и своей ценой.
Короче, у Стрелка явно не было проблем с винтовкой. В то время как Четвертый, даже под угрозой трибунала, втихоря толкнул бы шахидам на базаре танк за какой-нибудь Его Величество Ремингтон или Манлихер (с патронами и оптикой, разумеется).

Как люди ходят на работу?
Утром встают, опорожняют мочевой пузырь, бреются (это, понятно, мужчины), чистят зубы, одеваются, завтракают, и выходят на остановку или идут на автостоянку. Не прячась, и не беря с собой большого количества вещей. В руке легкий дипломат или сумка. Все, что им надо для работы, есть на рабочем месте. Станок - вот станок. Компьютер - вот компьютер. Грузовик - вон он, в гараже стоит. На рабочих местах нормальные люди держат также: калькуляторы или кассовые машины, рекламные наборы, чертежные принадлежности. Справочники, сборники, каталоги и прейскуранты цен. Инструменты. И все такое.
Четвертый нес с собой на работу 40 килограмм груза, и уже наперед знал, что нести их придется до той стороны холма, километров за пять-шесть, или семь. Это потому, что шел он с большим крюком. Ну, насчет крюка все ясно - что бы огибать холм кратчайшим путем, надо было бы иметь уж очень хорошее настроение.

Его работа начинается с того, что надо покинуть территорию части. Не когда он жмет крючок, а уже когда собирается выйти из казармы. Это первая проблема, так как уходить надо, что называется, «без глаз».
Представляете, вы утром идете на работу, и чтоб никто из соседей вас не видел, вы слезаете из окна, потом по кустам ползете до остановки. Смешно?
Это как сказать.
Здесь это не тема для шутки, а возможный предмет для служебного расследования. Не хотелось бы говорить красиво, но это вопрос жизни. Всегда может оказаться болтун, который ляпнет селянам, мол, скоро вашего снайпера наш «сделает». Эти слова через пару часов станут известны местному полевому командиру, и с гор, вместе с основным стрелком, появятся «теневые» снайперы -охранники.
А если подходить к делу профессионально, то не вместе с ним, а даже раньше. Им не надо искать в прицел командиров или метить в расчеты группового оружия. У них и винтовочки - так, игрушки, вплоть до мелкашки или охотничьего ружья. Их задача - прикрыть основного стрелка от желающих лишить его радости бытия. Прикрыть от охотников-антиснайперов. Для этого они займут совсем другие позиции, о которых никто не думал во время обследования холма. С этих позиций и гарнизон -то не видать - только подступы к склонам, то есть почти прямой выстрел с пары сотен шагов.
Лягут, прикроются, упрутся в окуляры и будут ждать его, Четвертого. Ловить его шаги, выискивать блики его прицела, примечать его шумы.

В принципе, такую систему прикрытия основного стрелка полевой командир должен был организовать уже сейчас, не дожидаясь, когда ему из села сообщат, что за его Стрелком началась серьезная охота. Обычная практика показывает, что теневые снайперы появляются тогда, когда среди ведущих стрелков появляется повышенная, можно сказать, сверхнормативная, убыль. Вот тогда лесные командиры и начинают ломать голову над тем, кто «мочит» их призраков.
Но данный конкретный полевой командир мог просто оказаться сам по себе вдумчивым и осторожным человеком, заранее предвидевшим возможность охоты за своим ценным человеком. Ничего не реального в этом предположении не было. Не такая уж это и гениальная мысль. Просто обдуманный подход к делу.
Четвертый не стал гадать над тем, каков по уму и характеру полевой командир, каждый рассвет присылающий им своего призрака со снайперской винтовкой. Лучше сразу считать его умным. А если учесть, что про этого полевого командира ничего не известно, Четвертый просто обязан считать его вдумчивым и осторожным противником. И исходить в расчетах из этого. Был бы данный главарь глуповат и простоват, про него уже давно все было бы известно, включая дату его похорон.
Поэтому разумнее сразу исходить из того, что у Стрелка есть два охранника. Так обычно бывает - стрелка прикрывают двое. Не может стрелок сам себя прикрывать- ему нужно дальнюю цель выискивать, а не подступы к своей заднице осматривать. Позиция у него не та, и обзор не тот. Поэтому и нужна ему охрана. Слишком дорог хороший стрелок для отряда. Под хорошего стрелка дают кредиты, дают оружие. С хорошим стрелком, как с хорошим скакуном, везде почет. Ну, в смысле, не везде, а где надо.
А почему два? А это максимально возможное количество для отряда, который мог бы быть здесь.
Вот, к примеру, он сейчас несет на себе почти полсотни килограмм дивайса (снаряжения), и рассчитывает на минимум четверо суток автономки. Это значит, плюс ко всему - вода и еда, на сумму 12 -15 килограмм. Допустим, противник столько воды и еды не берет. И сколько же может протопать этот стрелок с максимум 25 килограммами груза (вряд ли он берет больше, на день работы ему этого хватит). Ну, десять километров от силы. А если Стрелок - баба, то и того меньше. Итак, максимум в десяти-пятнадцати километрах от гарнизона - отряд, про который ничего не известно. Отряды, про которые ничего не известно, редко насчитывают более пятидесяти человек. Три хороших стрелка на пятьдесят человек - это максимум, это предел для обычной группы обычных людей. Больше бывает только в специально подобранной группе. Например, олимпийской команде биатлонистов, если считать их вместе с тренерами, массажистами, врачами и руководителями делегации (включая жён).
Это все вроде опыта, на нем и строится вывод: прикрытие у Стрелка вполне возможно, и в прикрытии не может быть более двух человек.
И потому часть надо покидать незаметно.
Незаметно…

Так как все же уйти из части? Как уберечься от шустрых черноглазых сорванцов, десятками глаз оглядывающих на улице каждого человека в форме, и тут же бегущих к кому-то в селении рассказать, что они видели?
Насчет этого они с майором крепко думали. Не вчера, конечно, а уже давно. Была старая пехотная методика - десантировать из транспорта за пределами части. Обдумав ее, оба решили, что тут это дело не подходит.
Во-первых, одинокий БТР в лес отправлять рискованно. Сожгут. Те же самые снайперы и сожгут.
Второе - как не изловчится водитель (или водители, если колонна), а дальше обочины не проедут. А дорога за холм только одна. То есть Четвертому придется начинать свое пешее движение от самой дороги, от рева моторов. Боевики могут заинтересоваться, что делают федералы в лесу, и нет ли возможности пощипать колонну. И, соответственно, выдвигаются. Пусть даже не все выдвигаются, а только ихние разведчики. Все равно, вероятность неожиданной и нежелательной стычки в этом случае для снайпера - выше любой допустимой величины.
Вывозить в другом направлении – вообще смысла нет. Ему дорога еще дальше тогда будет. У него и так груза - ломом мерить. Как не крути, а вариант десантирования с брони не годится. Нельзя снайперу на охоту идти с барабанным боем и ревом моторов. Это вообще, старая головная боль всех снайперов- как добраться до точки. И каждый ухитряется, как может.
Может, ночью? Ночью темно, и это хорошо. Но, ночью… темно, и это плохо. Подумав, решили, что минусов будет больше, чем плюсов.

Вот и придумали они с майором заморочку, как незаметно от сельских мальчишек из части уходить. Для этого надо всех тех глазастых мальчишек вместе собрать, только в другом месте.
Поэтому сейчас первый взвод укрепляет дружеские связи с населением, и возле сельской школы с мальчишками как бы учебную программу проводит, автоматы показывает, и даже (на все воля Аллаха!) стрельнуть пару раз по пустым бутылкам дают.
Все сельские пацанята сбежались. Автомат им не в диковинку, но все равно, им интересно! Ба-бах! Ба-бах! Бутылки разлетаются вдребезги. Сорванцы радостны и довольны, что-то весело лопочут по-своему. Понять бы, о чем…
В это время Четвертый покинул часть с самой глухой стороны, и побежал по пустырю, будь он не ладен. Пустырь у забора - это примитивнейшее правило выживания гарнизона. У гарнизона может не быть ограды, окопов, подготовленных позиций, вышек, но пустырь вокруг гарнизона должен быть в любом случае. Хорошо просматриваемый и простреливаемый, желательно без всяких валунов, кустов, бугров, ям и прочих укрытий. Такие безобразия полагается сравнивать с поверхностью.
Естественно, чем больше вокруг пустырь, тем спокойнее для гарнизона. Хорошо бы еще мины тут расставить, но тут это запрещено.
Гарнизон майора окружал очень хороший пустырь, и Четвертый не жалел ног, стараясь пересечь его быстрее. До кустов он добежал, чертыхаясь, уже вспотевшим, и скрылся в зарослях. Затаился. Восстановил дыхание. Еще раз проверил крепление снаряжения и экипировку.

А потом начал переход.
Ближние окрестности он знал. За весь период нахождения в этом гарнизоне многие часы потратил он, исследуя подступы к лагерю, заранее намечая пути подхода и отхода для такого случая. И пометил в своей памяти жирным красным карандашом дорожки на все стороны.
И не наобум, а по вполне конкретной второй дорожке начинал он сейчас свой переход.
Снайперский переход - это не десантный марш -бросок. Это не туристический поход. Это не марафон. Это не тропа охотника. Это все сразу вместе.
Бросок - потому что есть сроки, поход - потому что идешь по пересеченке, марафон - потому что тяжко. А охотничья - потому что на каждом шагу цель ищешь. Или угрозу - ведь неизвестно, кто кем здесь сейчас является. Сейчас ты охотник, а через пару минут - уже добыча.

Окружающие звуки требуют от него постоянного внимания. Анализ звуков на ходу - вещь сложная, но необходимая. Он постоянно останавливается и прислушивается. Много раз приходится снимать поклажу, и ползти вперед налегке, что бы проверить путь. На его месте кто-то другой счел бы это излишней предосторожностью, и говорил бы, что здесь сейчас никого нет и быть не может.
Ну и пусть говорит. У него своя тактика, у Четвертого - своя. Как говорил один персонаж: «Вы, дружище, вяжите по-своему, а я – уж как привык».
Тут дело в том, кто и куда торопится. Лично Четвертый никуда не торопится. Он уже на работе.

Кустарник - в присядку. Лес - почти ползком, от пня-коряги к овражку, от валуна к яме. Заранее намечая, где придется падать. Идти там, где не удобно идти, а еще лучше - где невозможно идти. Ломать скорость и маршрут. Выжидать. При этом глаза должны быть протертыми до блеска, а уши - хорошо прочищенными от нагара.
Иногда говорят, мол, надо все примечать. Вот фильм был, «А зори здесь тихие» назывался. Какая там девица была - веточку сломанную на ходу примечала. Прошли немецкие диверсанты, и веток наломали на дороге, а девушка приметила. Круто.

Но практика оказалась иной. Вот он идет по лесу, и должен все примечать. А чего примечать? Как-то обратил внимание: в городском ПКиО толпа пьяных подростков прошла дружной стеной через парк. Пьяные в стельку! Но ни одной веточки не сломали. А тут не подростки. Тут настоящие опытные бойцы, хотя официально их называют по-другому, не так почетно.
Да они не то, что бы ветки ломать, они на траву лишний раз не наступят. Примечать? Воздух, как собака, нюхать? Да не курят они, им религия запрещает. И шашлыки на вершине горы не будут готовить. Нет, их снайперы примет не оставляют. Не тот контингент. Единственная примета, которую они могут оставить, эта та, которую товарищ военврач пинцетом вытаскивает.

Многие его коллеги завершили свою трудовую биографию, занимаясь поиском примет противника. Одни уходили, не найдя примет, другие - найдя, но не поняв значение, третьи - найдя, и все правильно поняв, просто совершали глупость.
Четвертый применял другую тактику, суть которой можно было выразить коротко так: стрелковая позиция – это не точка, а все пространство за границами гарнизона. Поэтому свой переход он воспринимал и осуществлял не как переход, а как маневрирование на позиции. А кто же на позиции мечется?
Четвертый давно уже про себя решил: не искать признаков присутствия противника, а исходить из того, что он там непременно есть. И только если вдруг, после тщательной, на ощупь, проверки, выясняется, что противника не оказалось, можно пройти еще метров сто-сто пятьдесят. Не более, потому что дальше противник будет непременно.

Не надо торопиться. Он уже давно не говорит себе этих слов. Он уже давно отвык торопиться. Торопиться - по определению означает делать быстро то, что можно делать медленно. Потому что делая все не торопясь, ты даешь противнику повод завошкаться.
Дело в том, что тот, который тебя должен поджидать, не может смотреть в прицел бесконечно. Смотреть на прогал среди деревьев. На отрезок неприкрытой тропы. На полянку в кустарнике. Надоест ему смотреть. Устанет смотреть. Начнет сомневаться. Захочет проверить. Перестанет надеяться. И завошкается. Короче, не сможет, и все тут. Никто не может. Ни рейнджеры, ни индейцы, ни боевики, ни снайпера, никто! Вот паук может, ему творец не дал право сомнения. А человеку с его интеллектом свойственны сомнения, поэтому он будет сомневаться. Это закон сознания: когда человек имеет неопределенную задачу (типа: «лежи тут, и жди кого-нибудь»), он начинает сомневаться. И вошкаться.

Ему сказал об этом психолог, который эту тему изучал. Когда–то он, говорят, преподавал в МГУ, и был профессором. А потом что-то у него случилось, и вот теперь профессор читает для молодых курсантов пару лекций по основам психологии за полторы тысячи километров от первопрестольной. Так вот этот психолог (которого все курсанты звали не иначе, как «профессор») когда-то исследовал сосредоточенность внимания среднего стрелка на полигоне. И сказал: четыре часа максимум. Вот сколько может нормальный человек смотреть в прицел. А после четырех часов возникают желания удивительно нелепые: поглазеть на облака. Почесать в штанах. Закурить в рукав. И даже высунуться за бруствер, чтоб убедиться, что противника нет.
«А если преодолеть этот предел?» - спросил он психолога.
Собеседник повертел в руках очки: «Не знаю, что будет».
«А если это поединок двух снайперов?» - снова спросил Четвертый, которого тогда звали просто «товарищ курсант».
«Думаю, что тот, кто преодолеет предел, получит больше шансов. Но, думаю, это все же невозможно. Я такого не видел», - был ответ.

Психика нормального человека имеет свои законы, объяснил тот. Мысли, чувства, эмоции, ощущения, субъективность восприятия объективных явлений и абстрактность мышления выворачивают мозги и так, и сяк. Твое тело лежит неподвижно, а в это же время твое сознание бушует, зовет, принуждает, убеждает, манит. Посмотрите на осьминога- сколько разнообразных движений, порой прямо противоположных, выполняют его восемь щупалец, что бы голова могла двигаться в одном направлении. Твой мозг не позволит тебе лежать на месте долго, потому что не восемь, а десять раз по восемь, сто раз по восемь мыслей-щупалец тянут тебя в разные стороны.
Курсант с готовностью кивнул головой в знак согласия.
Немного подумав, и взглянув на наручные часы, психолог вздохнул, но все же позвал его с собой в кабинет. Так как ему было ясно, что курсант ничего не понял.
Он говорил:
У человека объективно существуют потребности. Потребности заставляют человека двигаться, что-то делать, решать проблемы, и преодолевать препятствия. Не было бы потребностей - человек не стал бы есть, ходить, говорить, думать, учиться, общаться. Если твоя нога застряла в капкане, ты испытываешь потребность избавиться от ощущения боли. Но если бы тебе не было больно, ты бы ходил всю жизнь с капканом на ноге. Если бы тебе не было холодно, ты не стал бы думать, над тем как найти одежду. В конце-концов, все на свете деяния происходят под давлением внутренних потребностей. Даже покупка билета на футбольный матч. Даже выбор узора кафеля в туалет. Спроси любого менеджера по продажам, он тебе объяснит, какими быстрыми, молниеносными, подсознательными мотивами, чувствами, ассоциациями руководствуются покупатель, выбирая зеленую зубную щетку вместо красной. Даже в такой мелочи есть работа для глубинных пластов человеческой души!

Бросив внимательный взгляд на курсанта, преподаватель сказал, что в этом есть логика. Надо полагать, творец не мог поступить иначе, чтобы заставить свое творение расти, - высказал он уже свое предположение. Нет другого способа заставить творение саморазвиваться. Именно в процессе удовлетворения насущных и не слишком насущных потребностей происходит становление личности. Потребности - это внутренний кнут, который выводит личность из состояния покоя. Это довольно тонкая мысль - заставить кого-то развиваться путем наделения многочисленными потребностями. Потребности сидят внутри человека, и, как настырные желторотые птенцы кукушки, все время гонят нашу душу куда-то и зачем-то. Натурально выталкивают из уютного гнезда. Наличие потребностей - это минимальное условие саморазвития интеллекта.
Потребности можно разделить на два вида. Часть из них касается тела, а часть - души. Потребности тела требуют создания определенных условий самоощущения тела путем совершения определенных телодвижений. Например, засунуть в рот пищу. Сходить в туалет. Заняться сексом. Поспать. Спрятаться от дождя в доме. И все для того, что бы тело ощутило комфорт, или сохранило комфорт.
Потребности души требуют от человека совершения поступков, то есть тех же телодвижений, только уже имеющих нравственную составляющую. Ну, например, сказать правду или сказать ложь. Пожать руку другу. Съездить по роже противнику. Спрятаться от зануды. Ограбить самый богатый банк. Помочь кому-то.
Суть душевных потребностей - чувствовать себя тем, кем хочется быть, приближаться к какой-то воображаемой модели. Ну, например, зачем человек строит себе шикарный коттедж? Ведь не только для того, что бы его тело ощущало памперсное тепло и сухость. Наверное, еще для того, что бы чувствовать себя человеком, у которого есть шикарный коттедж, в то время, когда шикарные коттеджи есть не у всех. Вот пример удовлетворения потребности в самоуважении. Если не удовлетворить эту потребность, в душе будет дискомфорт. Удовлетворение душевных потребностей создает человеку душевный комфорт, так как он чувствует себя тем, кем хочет быть, и поступает так, как поступает его желанная идеал -модель.
Потребности пробуждают желания. Желание - это способ удовлетворения определенной потребности. Разные желания могут по-разному удовлетворять одну и ту же потребность. Скажем, самоуважение к себе можно почувствовать не только воздвигнув коттедж или набив морду неприятному прапорщику, но и забравшись на недоступную вершину. Впрочем, коттедж - не знаковый объект. Если человек потерпевший кораблекрушение, строит на необитаемом острове каменный дом с прочными окнами и дверью, он, видимо, действительно, беспокоиться лишь о тепле, сухости и безопасности, и для него замок - всего лишь решение телесных запросов. А не жажда престижа.
То есть, потребность может быть одна, скажем потребность в самоуважении, а способов ее удовлетворения - миллион. Миллион желаний об одном и том же.
Итак, сказал психолог, потребности объективны тем, что они есть у всех, а желания субъективны тем, что каждый по-своему выбирает себе способы удовлетворения потребностей. При этом эти способы различаются по своей нравственной составляющей (в данной теме это не важно, это так, для сведения).

«Вот Вы, товарищ курсант, стоите передо мной сейчас навытяжку, по привычке. Это означает, что сейчас три-пять процентов Вашего внимания занимает мысль о том, что неплохо было бы присесть. А с учетом того, что скоро обед, при всем Вашем уважении ко мне, Вы уделяете мне не более 60 процентов внимания», -объяснил ему старик.
Если выкинуть из головы определенную потребность - исчезнет соответствующее желание, исчезнет кнут, который заставляет что-то делать, совершать телодвижения и поступки. Выкинь из головы настырного кукушонка- и можешь отдыхать до конца жизни.
Очевидно, что с субъективными желаниями можно как-то бороться. А с объективными потребностями - нет. Их нельзя отстегнуть, выключить из головы. Они там будут всегда, по крайней мере, у нормальных людей. И каждая мысль-щупальце выходит из твоей головы, а ее конец может находится где-то за пару тысяч километров. Там оно за что-то зацепилось, и тянет тебя туда. Все это ведическая литература именует гунами страстей.
И стрелок, который лежит на огневой точке, никогда не будет свободен от телесных и душевных потребностей. Это залог того, что он будет постоянно бороться с желаниями, побеждать большинство желаний, и периодически полностью или частично терять внимание, потому что преодолеть все желания невозможно без потери внимания.

- Вот Вам пример: помните старый советский фильм «Снайперы»? (курсант снова кивнул головой). Помните, как был убит отличный немецкий снайпер? После стрельбы по котенку. А почему это произошло? Потому, что у фрица прорвалось желание показать самому себе, какой он отличный снайпер. Это называется словом «понты», - сказал профессор. - А сумел бы побороть свое тщеславие, оставил бы котенка в покое- сам остался бы жив.
Он запомнил это.
Грубо говоря, психолог подвел теоретическую базу под то, что рано или поздно любого снайпера что-то в голове одолеет, и тогда он неминуемо подставится.
Дневальный объявил построение на обед. Рота зашумела, и курсант, испросив положенное разрешение, направился из класса на плац.
Открывая дверь, он обернулся на преподавателя. И запомнил его провожающий взгляд. Наверное, таким взглядом смотрят в толпе на приговоренного к казни. Или на человека, которого впереди ждет что-то необратимое. Очень странный взгляд, в общем. К чему это? А вот к чему: в тот момент кое-что произошло. Слова профессора вызвали у него какой-то серьезный вопрос. В голове сверкнула вопросительная мысль. Что-то такое очень глубокое, философское. Важное.
Но…
Но внимание молодого курсанта уже ухватилось за главное: стрелок должен бороться с желаниями. И еще надо было почистить сапоги. Если старшина увидит его сапоги- будет не до философии.
И едва возникший тогда вопрос так же быстро и бесследно исчез. Он просто забыл свой вопрос.

Десятиминутный привал. Иногда такие привалы он делал не для отдыха. Он совсем не устал. Во время перехода нервы сильно напряжены, и сами гонят вперед. Как водителя, который только что въехал со скоростной трассы в город. Поэтому нужно периодически останавливать себя, и остывать. Сбрасывать напряжение.

Слова психолога запомнились, и с того дня он начал наблюдать.
Как люди слушают. Как вникают в суть вопроса. Как смотрят. Как спорят. Как ждут. Во всем этом виделись черты удивительного явления человеческого характера, именуемого терпением.
Терпение - способность или умение сохранять и восстанавливать инерцию покоя после момента возникновения возбуждения. Люди обладают разной степенью терпения, и конкретно для работы снайпера требовалось великое терпение.
Возможно, именно тогда он правильно понял, что без этой штуки ему долго не проработать. Возможно, осознание этой мысли было одним из его важнейших жизненных выводов.
После жаркой дискуссии в курилке у него появился единомышленник, из того же отделения. С которым они потом стали учиться преодолевать четырехчасовой предел, учиться терпению. Учились на интерес, на понт, на пачку сигарет. Тренировались шутя и всерьез - мысли психолога задели сильно. Даже время стали считать четырехчасовыми интервалами. Чего только не выдумывали, чтоб научиться быть терпеливыми!
Но никто особо не научился. Потом он понял, в чем дело: они ставили задачу всего лишь продержаться четыре часа. А надо было думать о том, что, пролежав пару суток не отрывая глаз от прицела, получишь шанс выполнить задачу и остаться живым. Налицо вполне понятное юношеское недопонимание сути дела.
Однако тот труд, наверное, все же не прошел даром. Зачатки его тактики были заложены тогда. У каждого снайпера появляется свой стиль, появился он и у Четвертого. Потом стиль работы подтвердился практикой. Опытом перехвата тех, кто сам его поджидал. А опыт… Против опыта не попрешь. Опыт - это как круглая печать и подпись главного бухгалтера на платежке. С ними уже не спорят, они сами все подтверждают.

Вот почему Четвертый полагал, что не сможет человек из леса неопределенно долго смотреть в трубку, ожидая его, Четвертого. У человека из леса появятся желания. Отвлечется, оторвется, завошкается. И тогда Четвертый его сделает.
Вот, вкратце, и весь его стиль. Не искать приметы, не примечать шорохи, а терпеливо выждать и завалить завошкавшегося охотника. Точнее, дичи, так как завошкавшийся охотник - уже не охотник, а дичь.
Менее терпеливый практически всегда является дичью.

Через два часа он был уже в километре от части.
Окружавший его лес был полон птичьих голосов. Иногда легкий ветер пробегал по верхушкам деревьев, вызывая тихий шелест кроны. Он опустился на очередную остановку, и укрылся своей самодельной «кикиморой». Хоть и самодельный, но костюмчик был у него не хуже, чем у лучших западных фирм. Основа - х/б и брезент, брезент естественно на передней части, это для лежбища. Колени и локти - тройной слой брезента. Кармашки - на груди, ребрах, и рукавах, там лежит то, что нужно иногда доставать лежа. По верху, словно коконом, костюм покрыт маскировочной сеткой, на которую нашиты лоскуты ткани. Все это хозяйство достаточно запылено и загрязнено, что бы надежно сливаться с местностью. Что еще несет с собой Четвертый? Десантный ранец, набитый всякой всячиной, и плюс: пистолет с глушителем, патроны, четыре гранаты, нож-тесак, саперную лопатку, воду и продовольствие, фонарь, ночной прицел, элементы питания, шпагат, подстилочный коврик, аптечку, бинокль.
Ну, и самое главное - снайперская винтовка СВД.
Вот тут он много думал и размышлял. Выбирал. Можно было бы взять ВСС. Удобный, легкий коротыш. В лесу, в условиях плохой видимости прицельная дальность невелика, и он тут вполне подошел бы. Звук выстрела штатного дозвукового 9-мм патрона отлично глушится технологически объединенным со стволом глушителем Винтовка достаточно компактная, и, если ты намерен неделю шастать в лесу, лучшего оружия не найти.
«А разве я собираюсь шастать по лесу?» -спросил он себя и сделал неочевидный выбор.

Впереди по карте овраг.
Овраг - и этим все сказано. Видимость по краю склонов - до 100 метров, глубина склонов - 15 -20 метров открытого пространства. Ни один разумный человек не должен даже думать о том, чтобы его перейти. Остается только обойти - вперед ли, назад ли - без разницы.
По логике последних событий здесь не может быть засады. Нет ни одной причины, по которой на той стороне оврага мог бы лежать стрелок. Стрелок сейчас лежит на северных склонах холма, а в радиусе 200-400 метров возле него находятся еще пара стрелков. Да, 200-400 метров, не более, они же охранники, и, значит, рядом. Там же, на северном склоне.
Кстати, у них могут быть рации.
Подумав, Четвертый сделал вывод, что противника на том краю оврага нет. «Нет» означает получасовую выдержку и осторожный обход.

Он снова задумался.
Вывод противоречил его главному правилу - противник есть везде, где для этого есть место. А тут места были. Хорошие места, очень хорошие места…
Он маскирует ранец, с биноклем и пистолетом перемещается в еще более укромное место. Здесь его первый наблюдательный пункт. Ближайшие два часа, укрывшись с головой «кикиморой», и только выставив бинокль, он осматривает местность. Он не выискивает специально опасные места - коварный противник может оказаться в любом месте.
Вот в такие моменты у него иногда начиналось слушание спиной, видение затылком и так далее. Конечно, это не так, но именно такое описание больше всего подходило для обозначение сути явления. Через пять минут сосредоточенности предельно обостренное внимание, казалось, преодолевало телесную оболочку, и, как нервная субстанция, по расширяющей охватывала местность, проникало в самые укромные места, улавливало каждый шорох и движение. Наблюдение до наваждения. Странно, но этому чувству он доверял, хотя физические законы отрицали такие возможности. Может, тут не обошлось и без какого-нибудь шестого чувства, но ощущение было такое, словно его ухо, как шляпка исполинского груздя, накрывает колпаком все окружающее пространство. И прослушивает шарканье чуть ли не каждого хромого муравья.
Так, подождали.
Чисто? Да.
Влево пятьдесят метров ползком, потом еще сто. В целом его маршрут - большой крюк вокруг оврага, очень большой.
У Четвертого в голове включен аналитический компьютер. Специальная программа уже построила математическую модель местности, и сейчас рассчитывает линии перекрытия. Точки массового пересечения таких линий - потенциальные стрелковые позиции. Их немного. Конечно, все зависит от творческого подхода к работе, но все равно, не много, штук шесть. Трухлявые остатки сгнившего ствола дерева стали его очередным НП, с которого можно хорошо просматривать минимум три из них. С учетом того, что кроме позиций стрелка, должны быть позиции охранников, вероятность обнаружения засады (если она есть) даже зашкаливает. Пожалуй, он может это сделать. Для этого у него есть всепогодное, безотказное устройство- его умение ждать.

Мощный бинокль выставлен из трухи. Блики стекла поглощает специальное покрытие. Более часа Четвертый выжидает, когда человек в засаде (если он есть) почешет затылок, или шевельнет стволом маскировочное покрытие. Потом еще полчаса. Потом еще час на проверку.
Ни одна из шести точек не дала повода предположить, что там кто-то есть.
Четвертый терпеливо ждал. Столько часов - а он еще не обогнул холма. И сидит, как дурак, пялится на шесть подозрительных точек, вместо того, чтоб двигаться.
Двигаться? Двигаться куда? За холм?
А где доказательства того, что можно их встретить за холмом?
Разве перерезающий пространство овраг –плохое место встречи? Совсем не плохое, даже замечательное. Разве не так бы думал противник?
Может, удалиться дальше метров на 300, и встретить их там, когда они станут возвращаться от оврага?
Впрочем, это может быть и неправильно. Если здесь, у оврага, никого нет, то будет потерян зря целый день. А для него количество дней для охоты, как запас плавучести тростниковой лодки, ограничено.
Четвертый искал иные доводы, что бы отказаться от крайне рискованного решения - исследовать каждую точку буквально на ощупь. Но таких доводов не оказалось. У него окончательно испортилось настроение, когда он понял, что без этого не обойтись.

Хорошо замаскированная стрелковая позиция, как правило, имеет один существенный недостаток - плохой обзор по плоскости. Позиция снайпера тем более не может быть ориентирована на все направления. Уж такова специфика его работы. Люди, планировавшие устроить засаду у оврага, не смогли бы обеспечить равный обзор со спины. Они должны были бы ждать со стороны оврага, или с флангов. Конечно, им хотелось бы видеть все и со спины, но так не бывает. Еще никому не удалось решить диалему «обзор-маскировка» в пользу обеих задач.
Обследование он решил начать с крайней левой точки, и еще шире сделал обходной крюк. Очевидно, что лезть сразу в центральную точку было бы неразумно. Первая точка представляла собой заросший мхом ствол поваленного дерева, прикрытый травой. В середине ствола - изгиб, образующий просвет до земли сантиметров в сорок. Первая точка на местности выше других, так как она ближе к началу оврага, и с нее удобно наблюдать остальные. К тому же, к ней ближе и безопаснее добраться.
Медленно, ползком по кругу выйти в спину тем, кто мог бы быть на позиции. Остановка, наблюдение. Снова вперед. Остановился под кустиком. До просвета, который вполне мог бы быть амбразурой, осталось менее пяти метров высокой травы. Амбразурой? Нет, не амбразура - позиция должна быть ориентирована в другую сторону.

Четыре метра.
Под носом бурлит жизнь насекомых. Возможно, Четвертый сейчас находится в центре мировой биржи жуков-короедов в разгар операционного дня. Что мы знаем о них? Ничего. Может, у них тут сейчас делаются огромные ставки, и заключаются мировые контракты.
«Меняю личинку комара на нектар!» -наверное, кричат жуки -брокеры.
Букашки-козявки ползали, летали, прыгали под носом, демонстрируя полное безразличие к проблемам макромира.
Птичьи голоса жизнерадостно убеждают округу в радости бытия. «Как хорошо жить» - слышится со всех сторон в их пощелкиваниях, посвистываниях и щебетании.
Три метра. Под ним оглушительно громко, разрывая небо пополам, ломается тоненький сухой стебелек. Он вздрогнул. Странно, что эхо этого катаклизма не летает от одного края земли до другого. Наверно потому, что на самом деле все было очень тихо...
Кроны деревьев с шелестом перемешивают воздух, убеждая в вечной мудрости мира.
Облака демонстрируют свою полную независимость от всего. Мы все умрем, а они так и будут плыть в голубом небе.
Солнце греет всех и светило всем, как родным детям.
В голове одновременно два видения:
первое: из просвета вылетает тяжелая пуля, прошибает ему лобную кость, выворачивает мозги, и летит дальше …
второе: он доползает до просвета, там спиной к нему лежит человек. Пуля прошибает человеку затылочную кость, разворачивает мозги…
Пистолет с глушителем, как маленький забияка, ждет приказа начать драку. Тяжелые блестящие пузатики в его обойме дружно молчали в ожидании момента, когда ему понадобиться их помощь. Черный зрачок ствола, не моргая, и не щурясь на солнце, неподвижно смотрел вперед. Некоторые называют его зрачком смерти. Ну, это как сказать. Для него это глаз верного друга, который не отвлекаясь и без страха смотрит на всех его врагов.
А что делает сейчас человек в засаде?
Два метра. Выждал. Снова вперед.
Метр.

Когда он понял, что под деревом никого нет, то с облегчением вытер со лба пот. Не его это работа - по-диверсантски обследовать засадные точки, но куда деваться? Кто ему тут безопасный переход подготовит? Никто не подготовит. Никогда и нигде такого не было, и не будет. Специфика воинской профессии такая.
Потом он продолжил обследование местности.

Местность оказалась безлюдной. Сколько часов он потратил, для того, что бы в этом убедиться? Зря потратил время?
Стоп. Прежде чем сделать вывод, еще немного информации: на четвертой по счету точке он все же нашел гильзу от патрона. Гильза тут оказалась недавно- пару суток, не более. Скорее всего, тут недавно была засада, и кто-то сделал отсюда выстрел.
Засада в этом месте могла быть только на того, кто обходил холм. Это видно из сектора обстрела. Свежая гильза в удобной для засады точке. И что?

Видимо, в лесу рассуждали так: федералы быстро сообразят, что на холме снова появился снайпер. И пошлют группу ликвидации. И вот, понимаешь, суки, подготовили встречу в точно рассчитанном месте у оврага. Ждали его. Но, к счастью, майор не оправдал их ожиданий. Долго соображал майор насчет того, что делать со снайпером, вот они и не дождались.

Наверное, лежавший тут человек имел винтовку с глушителем, и решил проверить свой навык стрельбы по какой-то мишени - сучок, птица, или зверек.
Обдумав, он сделал вывод - это был охранник. У самого Стрелка никак не могла быть винтовка с глушителем, Стрелку нечего тут делать, его цели- в гарнизоне. И Стрелку не нужна тренировка, он и так неплохо лупит. Здесь лежал и ждал прикрывающий стрелок, охранник.
А пока ждал, пыхнул из винтаря по зайцу. Ну, с этим все понятно, психолог насчет этого все четко объяснил:
Во-первых, скучно охраннику стало. Просто скучно, и захотелось развлечься.
Во–вторых, имелось желание продемонстрировать, какой он меткий стрелок. Или даже так: что он тоже меткий стрелок. То есть показать кому-то другому, что он тоже метко стреляет. Что, по-научному, называется понтом, так сказал профессор. Ясненько.
Бог ты мой, ведь они же тут в засаде лежали!… Да как же так можно в засаде?! Наверняка Стрелок предупреждал охранников: лежите тихо-тихо, ждите федерала, и бейте с короткой дистанции! И чтоб никакого шума на позиции!
Должен был предупредить. Не мог не предупредить! Он же не дурной, этот Стрелок! А эта пешка, этот тупой охранник, урод долбанный, все равно стрельнул по зайцу от скуки. Наплевал на ясный и четкий запрет старшего. Глушителем понтует.
Вот такой у Стрелка был защитник. Этот человек делает, что хочет, не слушает старших по должности, и откровенно им хамит. Он не контролирует свои желания, и они копошатся в его башке, как щупальца осьминога. И у него слишком много желаний, что бы…
Точно!
Это было уже третье желание, которое ворошило мозги охранника. Он хотел показать всем, что Стрелок для него - не бугор, не авторитет, и не командир! И что плевал он на его приказы и запреты. Гордый, недисциплинированный, безответственный, весь на понтах.
Да, не повезло Стрелку с командой. Впрочем, это на лесную дисциплину очень похоже. У нас за это строго наказывают, а в лесу такое прощают.
И вот еще что: слишком много у того желаний, что бы остаться живым.

Около шести вечера холм остался позади. Эту местность он знал только по карте. Следующая задача - обнаружить, вычислить маршрут перехода Стрелка. Дорогу, по которой он (или они, или она, или, черт возьми, оно!) выдвигаются для обстрела части. За холмом - негустой лес, в котором петляет среди холмов и возвышенностей ручеек. Далее лес тянется до самого предгорья.
Ручей можно перейти в любом месте. Пространство за холмом - около трех километров в полуокружности. К сожалению, информации об отряде не было. Если отряд имеет базу в горах прямо за холмом, то ширина полосы, по которой могут двигаться стрелки, с удалением от холма будет сужаться, может даже до полукилометра. А если база в стороне, то - расширяться в любую сторону. Постоянной величиной здесь была только трехкилометровая линия за холмом. С боковых сторон холм окружают насквозь просматриваемые поля, и другой дороги для стрелков нет. Только назад, только через лес с ручьем. Значит, ему предстоит работать на этой окружной линии.
«Место встречи изменить нельзя».
Гадать, искать, где именно могли ходить стрелки, было бы неразумно. Они могут пройти где угодно. И, честное слово, не будут на каждом шагу бросать сигареты, жвачку, ронять патроны, ломать ветки и разводит костры.
Что же делать? Ждать наугад в одной из точек на этой полуокружности?

Запрятав снаряжение, он налегке обследовал местность.
Самый большой обзор имелся на отрезке у южной части холма - почти двухсотметровый отрезок окружной линии. Это самый просматриваемый отрезок, следовательно, самый лучший для засады. Он решил остаться здесь.
Вопрос второй - как с ними встретиться?
Встретиться с ними можно двумя способами - спровоцировать их появление, или ждать на удачу (нетрудно высчитать ее вероятность - три километра дели на двести метров). Второй вариант имел недостаток - если противник имеет постоянный маршрут перехода на холм, то они могут здесь вообще не появиться. Тогда он потратит зря время, а Стрелок при этом будет стрелять по гарнизону.
Задумался. Постоянный маршрут? Четыре дня подряд по одному маршруту туда и обратно? Вряд ли. Нет, не должно быть постоянного маршрута.
Так как же быть?
В начале он обдумал явно непригодное решение - спровоцировать появление стрелков в этом месте. Как спровоцировать? Ну, допустим, он придумает план. Это, скажем, нетрудно. Дальнейший вопрос - а захочет ли снайпер идти на манок? Он поставил себя на место противника.
Он идет на работу. Или возвращается с работы. И вдруг - прямо приглашение к охоте. Ну, скажем, выстрел громкий. Или блик. В общем - аппетитное приглашение к обеду в виде сыра. Пошел бы?
Нет, он бы не пошел. Малейшее обстоятельство, показывающее изменение обстановки, и снайпер, с полукилометра попадающий в лоб, под это не подпишется. Вражеский стрелок - такой же сценарист и режиссер. Выманивать, бить и добивать - вот его работа, а сам он статистом или актером не станет. Попросит своего бородатого атамана направить простых людей разобраться с канителью, а сам не сунется. И это правильно. На черта ему это надо?…
Значит, вариант второй: ждать.
Хм -м…
Допустим, они всегда возвращаются разной дорогой. Тогда один к семи. Семь дней ожидания. Хотя, семь дней - это в случае, если по закону подлости они пройдут здесь в последнюю очередь. Реально может быть и пять и три. Или, вообще, завтра. Такой срок его устраивал.
Четвертый принял решение. Точнее, убедился в правильности решения, принятого еще когда он выбирал оружие для охоты - ждать. Не бегать по лесу, не шастать по кустам, а ждать на одном месте. И ждать долго, как паук.

Довольно быстро он выбрал позицию. На крутом, почти вертикальном голом склоне. Линия просмотра уменьшилась до ста метров, а ее полоса - до двадцати. Позиция - вроде бы, хуже некуда. Но это только в начале так кажется. Позиция была ориентирована на участок еле протоптанной тропы на дистанции где-то четыреста с лишним метров («винторез» отдыхает). Точка стрельбы выбрана с превышением в пятнадцать градусов - весьма неплохо. Он немного походил по тропе.
Неплохо, неплохо. В этом месте тропа хорошо просматривается со всех сторон, кроме выбранной им огневой точки. Совсем неплохо. Зарисовал сцену, записал расстояния. На приметной ветке, ровно на высоте 1,7 м. подвесил лоскут ткани - он будет указывать ему силу и направление ветра, и поможет определить расстояние до сцены по дальномерной шкале прицела.
План прост и хорош - рано или поздно, но в течение недели здесь, через линию прицеливания, пройдет Стрелок. Обязательно пройдет, так как он не может, не должен пользоваться одним и тем же маршрутом. Надо только его дождаться. Все отлично. Четвертый снова почувствовал себя в своей тарелке. Возможно, у него все же была такая душевная потребность - чувствовать себя в своей тарелке. Надо подумать об этом на досуге…
Итак, у него есть четкий план. Впрочем, как говорил некто Мерфи, как бы не был ваш план хорош, все равно он в корне не верен.
Обустройство позиции. Это заняло у него почти всю ночь. Уцепившись за оголенные корни дерева, и приспособив «кикимору» как ширму, он лопаткой начал врубаться в грунт в полутора метрах от верхнего края обрыва. Острое, почти отполированное лезвие хорошо входило в почву. Много труда требовало вырубание корней, которые, как арматура, пронизали землю. С этим пришлось мириться - «челка» из выступающих из склона корней отменно затеняла входное отверстие позиции. Работал технологично - аккуратными тихими ударами вырубал кубик грунта, и плавно спускал вниз по склону, где он благополучно утопал в ручье. Шум воды поглощал шелест сыпавшегося материала.
Звериная работа - копать нору. И задача, тоже, по -звериному трудная. А кому сейчас легко?

За несколько часов он прошел почти три метра в глубь склона, с небольшим уклоном вниз - надо было учитывать возможность обстрела. Тогда нижний входной край норы будет как бруствер.
После выдолбил боковую нишу, которая, в общем-то, и являлась его основной позицией. Выход в свет из ниши был небольшой - только для движения ствола и оптики, и только в сторону Сцены.
В глубине норы свод поднимался почти до полутора метров, и при необходимости мог бы быть быстро пробит до поверхности, там оставался слой грунта от силы сантиметров сорок. Место возможного выхода на поверхность накрыл парой поваленных деревьев. Экстренный выход из норы был бы достаточно скрытым, и защищенным он шальных пуль толстыми стволами.
Входное отверстие со стороны склона требовалось уменьшить и замаскировать.

Из кубиков глины, как архитектор, сделал подобие арки, укрепил ее шестами и колышками, и засыпал песком. Остался небольшой лаз. В ранце лежал баллон монтажной пены. При помощи этой пены на каркасе из прутиков сваял подобие большого плоского камня. Пока пена не засохла, обсыпал его песком. Потом подогнал входное отверстие под размер «камня». И, наконец, небольшое отверстие для вентиляции.
Внутри норы - пара глубоких узких ниш - в такие заранее приготовленные тайники он прятал вещи, с которыми было бы тяжко возвращаться обратно. Засунул барахло, засыпал грунтом –и вот и весь тайник. Возвращаться лучше налегке. Проще потом приехать сюда со взводом и все забрать.
Светало. Со стороны внимательно осмотрел результат работы, и, в общем, остался доволен - хорошая позиция, на один выстрел вполне хватит. На второй раз, естественно, придется готовить что-то другое. Но это всегда так бывает, позиция редко рассчитывается на два раза. Долго пристально разглядывал в бинокль бойницу, потом вернулся обратно, и воткнул чуть ниже засохшую ветвь. Отверстие пропало среди ломаных теней. После того пролез в нору, и заткнул «камнем» вход.
«В этой гостинице я директор» - вспомнились смешные слова из старой советской комедии.
Устроился поудобнее в стрелковой нише. Горизонтальная щель бойницы была пригодной для просмотра весьма приличного отрезка тропы.
И слился с прицелом.
Начался отсчет первого четырехчасового интервала.

Приближенная мощной оптикой Сцена, на которую наложена прицельная марка.
Тропа. Куст. Дерево. Дальнее дерево. Дерево справа. Куст у дерева справа. Бугорок. Впадина. Кусты. Тонкое кривое дерево. Высокое дерево с дуплом. Куст. Бугор. Куст.
Он сосредоточился на заднем плане Сцены. Тоже самое - кусты, деревья, ямки, бугры. Он медленно поводил стволом, считая секунды - Сцену можно пробежать за пятнадцать секунд, и где-то до трех минут –осторожным проходом. Для него это достаточно.
Поискал тряпочку на ветке - не шевелится. Ветра нет. Подвел дальномерную шкалу - дальность, так и есть, 450 метров. Годиться.
Взял в зубы спичку. Со спичкой в зубах лучше думается.
Сколько ему придется ждать? Для себя он сказал - неделя. Неделю он выдержит, на неделю он и рассчитывал.
Первые четыре часа заполненных размышлениями. Каждой мысли - свое время. У него такое правило, он уже давно начал считать время в ожидании четырехчасовыми интервалами.
Что труднее всего, спрашивает народная поговорка, и тут же отвечает - ждать и догонять. Причем, ждать поставлено на первое место.
Трудно ждать.
Очень трудно, особенно, если не уверен, что дождешься.
Есть еще одно наблюдение - дорога. Незнакомая дорога долга, знакомая - коротка. Возвращаешься ты домой из другого города, и смотришь - вот этот знакомый спуск, вот потом подъем, потом будет лес двадцать километров, а там уже пригород, и КПМ недалеко. Поэтому знакомая дорога кажется короче.
Он сделал то же самое со своим ожиданием цели.
Череда мыслей превращалась в знакомую дорогу, где каждому размышлению- свое время. Долгие ожидания он проводил как пассажир у окна, разглядывающий знакомую дорогу: вот первый интервал, и я думаю об этом, второй интервал - об этом, третий интервал - о другом.
«А на четвертом интервале я его убью».

Первый интервал, естественно, всегда посвящался противнику.
Во время подготовки, перехода, в ходе обустройства позиции детальный анализ уходит на второй план. Там главное - выйти на позицию и обустроить ее. А вот сейчас уже можно сосредоточится. Поэтому, первый интервал - еще раз вспомнить все детали, всю информацию. Еще раз все прикинуть - не упустил ли он чего-то?
Итак. Три дня назад в 10:35 рядовой -водитель БТР открывал в автопарке (ну, это так называется, а на самом деле просто площадка) аккумуляторный отсек на правой стороне борта. БТР стоял направлением на северо-запад, входное отверстие у рядового на левом виске, пуля - в черепе. То есть, почти на излете, из далека.
Как устанавливается аккумуляторная батарея? Подходишь к броне лицом, открываешь дверцу, устанавливаешь тяжеленный блок батарей, вдвигаешь обратно. Учитывая невысокий рост рядового, пуля должна была пролететь над верхней броней под углом до двадцати пяти градусов. Не оказался рядовой в мертвой зоне, не прикрыла его боевая техника. Он сам там постоял, прикинул. Ясно, что это с вершины холма.
А вечером, в 17:40, второй труп, прямо у входа в палатку. Пуля вошла в спину в районе лопатки, прошла навылет, и застряла в деревянном столбике. Высокая конечная энергия пули, дистанция была много короче утренней. Траектория входа в тело – около пятнадцати градусов. Это уже не с вершины холма, а ниже.
«Это что же выходит, в течение дня стрелок сменил позицию, спустился по склону вниз, и оказался ближе?»
Среднее соотношение холма - 1:2. Спускаясь на метр по вертикали, по горизонтали смещаешься вперед на два метра. Десять градусов - это около 100 метров, итого приближение - 200-350 метров минимум. Судя по конечной скорости пули, так оно и было. Все верно. Сомнение вызывает другое: после первого «двухсотого», как можно было решиться на сближение еще на пару сотен метров? Это какую дерзость надо иметь такому стрелку?
Стоять! А почему пятнадцать градусов? Известно - пуля летит по баллистической. Даже у мощных патронов на таких дальностях верхняя точка траектории превышает линию прицеливания почти на метр. Очевидно, что даже если цель находится на одной горизонтале со стволом, раневой канал будет под нисходящим углом. А каким именно? А шут его знает, но, видимо, не большим.
Он представил схему выстрела. Точка вылета, линия прицеливания, траектория. Точка попадания…
Да, небольшой угол образуется за счет баллистики. Небольшой, и уж никак не пятнадцать градусов. Много меньше, два-три градуса, от силы пять. Это от боеприпаса зависит. Но, все равно, не много.
Значит, все же не с вершины холма, а ниже. Стрелок в течение дня сменил позицию. Мобильный парень!
Два дня назад. Прямое попадание в лоб, пуля снова внутри, выстрел явно с западного склона. Через пять часов отделение возвращается с родника, хлоп! - теперь, к счастью, уже «трехсотый» - но с восточного. А это почти полтора километра разницы. Наглец пробежал по холму, как по балкону в театре, выискивая новое удобное сиденье.
Точно, наглец.
Учтем.
(он подумал про гарнизон. Возможно, и сейчас стрелок уже меняет позицию. Возможно, в лагере снова появился «груз». Возможно, это один из тех двоих, с хорошим настроением…)

Неясное движение в кроне дерева. Он перевел прицел - на крону.
Птица. Вылетела птица.
Выждал полчаса. Никаких движений.

Так. Стрелок бегает, ищет новую позицию. Понятно. А как же его охрана? (Мысль о том, что охраны нет, он пока не допускал). Они же следуют за ним! Смехота - три человека со снайперскими винтовками весь день бегают по маленькому холмику недалеко от лагеря. Ерунда какая-то. Так нельзя работать. Так и не работают, особенно те, кто с 600 метров попадают в висок.
С 600 метров в висок.
Хорошо стреляет, очень хорошо. Но так нельзя работать!
Внезапная мысль: возможно, у них снайперская пара, и нет охраны. Идут двое, оба работают, и прикрывают друг друга. Один работает с утра, второй до вечера. Один отсюда, другой –оттуда. Он и сам так иногда работает с напарником.
То есть, работал…
Итак, снайперская пара?
А, может, два стрелка и один охранник с СВД?
(«...зачем же вылетела птица? С чего крыльями замахала-то?…» Ведь что интересно: когда анализируешь, внимание не отвлекается. А когда начинаешь мечтать о горячей баньке - словно слепнешь!…)
Так вот, продолжаем разговор. Два стрелка? Или два плюс один? Оставили охранника у оврага, а сами вдвоем пошли на холм? Без охраны? Или были еще охранники с автоматами? Это уже вместе человек пять-шесть получается. Многовато.
С другой стороны: два специалиста такого уровня в неизвестном маленьком отряде? Откуда же они там возьмутся? Кто им заплатит в маленьком отряде? Сомнительно что-то.
Будь у майора криминалистическая лаборатория, он бы точно сказал, сколько стволов работало по гарнизону…
Чем больше он думал над составом группы, тем больше склонялся к выводу об одном ведущем стрелке. Не могло быть двоих таких мастеров.
Значит, самая вероятная структура группы: один плюс двое. В крайнем случае, один плюс три.
Значит, Стрелок все же бегает с места на место. Просто, дерзкий, наглый. Подвижный. Мужик. Сто пудов, что мужик, бабы терпеливее и статичнее. Снаряжения килограмм двадцать от силы. Интересно - местный самоучка или наемник из «бывших»? Скорее всего, местный, для маленького отряда наемник - слишком шикарно. Наверное, не осторожен. Хорошо стреляет. Молодой, не старше тридцати пяти, хорошая физическая подготовка.
И наглец, как все молодые.
Прошел еще час.
Видимо, птица вылетела просто так. По своим птичьим делам.
Он сдвинул прицел с кроны дерева снова на тропу. И снова думал: какое оружие, какова охрана, кто и сколько платит…

Второй интервал.
Можно много чего придумать. Будь у него глушитель, можно было бы вон там подвесить банку с водой на веревке. При случае - пробить банку, веревка освобождается, и что-то происходит. Например, рвется фугас. Срабатывает шашка. Или еще чего-то…
Кусты шевельнулись.
Он замер.
Ветер. Просто ветер. Там никого нет.

Он навел уголок прицела на кусты и полчаса выждал для окончательной проверки. Пожалуй, это был ветер. Он перебросил спичку в другой уголок рта.
Как-то ему удалась бликовая игра. Если, скажем, следующей ночью он закрепит стеклышко возле вон того дерева. Нет, не там, там смысла нет. Нужно разместить так, что бы: первое - на встречу солнцу, второе - чтоб издалека видно, третье - подальше от него. Лучше всего, это сделать на той стороне обрыва, возле кустов. Накидать там хорошую кучу сухих веток, оставить сверху дыру для солнечных лучей. Может и сгодиться.
Прицел плавно и медленно плыл по Сцене.

Обед. Видимо, сейчас он может поспать. Точнее, он должен спать, и спать только сейчас. Стрелок занимает позицию на рассвете, и покидает затемно. Днем стрелок лежит и ждет цель. Значит, у антиснайпера сейчас время отдыха
Хотя, в принципе, можно было бы еще и поесть. Он решил: и поем, и посплю.
Вытащил спичку из зубов и отложил в сторону.
Бутерброды с тушенкой под рукой, в пакете. Он отвел лицо от прицела сантиметров на десять, хотя зрачок все еще ловил фокусированную картинку, достал порцию еды левой рукой, и не спешно заработал челюстями. Щека и челюсть чуть задевали приклад, поэтому жевал он не слишком энергично. Запил минеральной водой из пластиковой бутылки. Не то, чтобы захватил ртом горлышко и зубулькал. Нет. Бутыль лежала справа, просто из нее торчала гибкая трубочка (из-под капельницы, в госпитале взял). Чем хороша минералка - она долго не испортится в бутылке. Дней пять - шесть в походе вполне выдержит. Конечно, у него есть и НЗ воды в штатной фляжке, но это- НЗ.
Все, прием пищи окончен.
Теперь спать. Иначе он уснет тогда, когда спать будет нельзя. Спать всегда надо про запас.
Он резко провалился в сон.

Воспоминания. Один из интервалов всегда посвящался воспоминаниям, и интервал для них доставался, как придется. Когда наплывут -нахлынут.
Инструктор объяснил, что теория психолога интересна, но практического использования не имеет.
«Кого он изучал? солдата, которому сказали, что нужно неопределенно долгое время целится в фанерный круг. Вот и весь анализ. Реальность - совсем другое дело. Там ты понимаешь, что участвуешь не в эксперименте, а ждешь клиента. Глупо ставить себе сроки его появления».
Группа напрягла уши - умудренный, еще не старый ветеран приканчивал вывод кабинетного профессора-очкарика.
«Психология живого охотника и сознание исследуемого стрелка - это две большие разницы, - сказал инструктор, - Тигр, крадущийся много часов за добычей, никогда не позволит себе отвлечься. То же и снайпер. Если есть задача, нужно просто заставить себя не отрываться от прицела».
Любые побочные мысли можно оставить побоку. Хочется почесать - представить, как это будет, как чешешь, и так далее. Хочется отвести взгляд от монотонности картинки - представь, как на траве веселятся лесбиянки. Главное - преодолеть себя.
Подавлять все эмоции, бороться с самим собой, преодолевать свои проблемы - лишь бы не оторваться от прицела.
Ну, и в завершении лекции немного приколов для смеха, как обойтись без лишних движений. Инструктор рассказал про своего напарника, который как-то заранее надел на член презерватив, что бы не создавать лишних движений во время работы. Ну, и потом, после использования, стал его снимать. Эластичная резина тут же стремительно сжалась, и вся жидкость…
Короче, все можно преодолеть. И тогда ты - победитель.
Кончив ржать, курсанты записали в конспектах: «все можно преодолеть, даже желание почесать яйца».

Инструктор внушал доверие, на него хотелось равняться. Это был авторитет. Смущало одно: больно просто все это выглядело - надо собраться, надо проявить волю! Эти слова он слышал десятки раз, и их говорили все, кому не лень - учителя, врачи, командиры. И зародились сомнения, тогда еще смутные.
А на следующих полевых занятиях Четвертому довелось оказаться в паре против инструктора. Полевой учебный центр находился в добротном сосновом бору с видимостью местами аж до двухсот метров. Проблема маскировки и выбора позиции для курсантов явилась задачей не из легких. Инструктор дважды провел их по бору, опрашивая их мнение о пригодности той или позиции для снайпера. Предлагал им самим поискать удобные точки. Все курсанты были в хорошем настроении, чувствовали себя заправскими стрелягами, и бодро закапывались в хвою, закидывались кучами веток. Один чудак даже на дерево полез.
А потом состоялось занятие. Взвод разбили на пары, раскидали по опушкам бора, и поставили задачу - выйти на диаметральную точку, в среднем это километра четыре по прямой. Функцию офицера-посредника выполнял инструктор, сам также принимавший участие в игре.
Сформулировать задание проще было невозможно. Выполнить - сложнее. Конечно, никто не попер сразу напрямик. Одни шли с остановками, другие по ломанной кривой, третьи по окружности. Прятались, искали, ловили другу друга на мушку. Засоряли радиоэфир.
«Чем меньше народу - тем вернее дойдем», -сказал он тогда коротко стриженному напарнику, и предложил порядок движения - пятьдесят метров через каждые четыре часа. Сколько бы это не заняло времени. К тому же по ходу времени количество игроков убавится. Тот кивнул головой.
Они с напарником сразу залегли среди опавших ветвей в полусотне шагов друг от друга, и уткнулись в прицелы. Началось ожидание. Подумав, он скинул под себя новенький зеленый маскхалат, так как обычное застиранное х/б на фоне светлой опавшей хвои было более незаметно. Немного прикрыл позицию, так сказать, натуральными средствами.
Инструктор «убил» его напарника через полтора часа. Напарник потянулся за веткой, чуть привстал, и тут же засветился. О том, что это сделал инструктор, он услышал в наушниках. Напарник хмуро встал из листвы, и, не глядя на друга (чтоб взглядом не выдавать его позицию), пошел к месту сбора убиенных - изучать материальную часть.
Провожая его глазами, Четвертый тогда впервые растерялся. Он не знал что делать, что бы выиграть схватку. Возникло ощущение, что он находится на халтурно подготовленном занятии, к которому он сам еще и не готов, и что ничего путного из этой игры не будет. Мальчишество какое-то. В детстве они так с деревянными пистолетиками в гаражах лазили.
Никакие они не крутые снайперы, а пацаны на пионерской «зарнице». Им говорили: мы обучим вас стрелять из всех видов оружия, днем и ночью, на звук и на свет. Реально были только лекции, строевые занятия, бесконечные разборки-сборки старых учебных раздолбанных эсвэдэшек. А теперь еще «полевые занятия» на уровне детсада…
Эта мысль была неприятной, он попробовал от нее избавиться.
Он представил себе, что это - не игра, и что неведомый коварный противник на самом деле убил его верного боевого товарища, не раз спасавшего ему жизнь. Но ничего из этого представления не вышло. Друг был жив, и сейчас хмуро чистил оружие вместе с другими «подстреленными» (товарищ сержант перед занятиями предупреждал, что вечером всем погибшим устроят марш-бросок в полной боевой выкладке. В целях оживления).
Короче, возбудить в себе злость и решительность не получилось. Это была игра, и инструктор был опытнее.
Когда-то в молодости, еще в школе, он занимался боксом. И сейчас подумал, что инструктор был чем - то похож на его тренера. Такой же невысокий крепыш с умными живыми глазами и негромкой речью. Запомнился спарринг тренера с одним из наиболее подготовленных учеников. Это был здоровяк, под метр девяносто и весом килограмм под сто с мощным ударом. Поединок сразу обещал быть далеко не учебным.
Несомненно, тренеру не стоило попадать под его удар. Здоровяк все норовил найти возможность для своей «пушки», и немного суетился. А тренер был спокоен и сосредоточен. В тот момент Четвертый подумал, что тренеру не стоит спешить - здоровяк неминуемо сделает ошибку. Все так и вышло. Тренер легко кружил вокруг противника, неумолимо выждал, когда тот «подставится», и вполне технично сделал нокдаун.
Представив себе инструктора, Четвертый ощутил себя как тот здоровяк против тренера. И вдруг понял, что тогда, на ринге, ученик энергично атаковал тренера не из уверенности в себе, а из растерянности, так как, едва выйдя на ринг и, встретившись с его глазами, сообразил, что и как произойдет. Молодой боксер сразу увидел, почувствовал, как его выжидают и поджидают, и понял, что сам он выжидать и поджидать еще не умеет. Из этих наблюдений логично следовало, что тренер его выждет и «сделает». И в этом прогнозе он не ошибся.
Нужно просто выждать! Не искать, не бегать, не примечать, а просто выждать.
Он почувствовал, как исчезла растерянность.
«ОК, не буду спешить. Ты, действительно, опытен и силы воли тебе не занимать. Ты можешь заставить себя ждать. Но ты не веришь в интервалы профессора, а я в них верю. И они мне помогут. Помогут!»
И тогда он впервые поставил себе боевую задачу - «я убью тебя через четыре часа. Через четыре часа ты завошкаешься, и я тебя убью».
Он замер на той позиции, на которой его застала «смерть» товарища, только лопаткой немного углубился в грунт. Уткнулся в прицел. Он не искал тогда примет, знаков и прочих сигналов неосторожного поведения инструктора. Ожидать от инструктора неосторожности было глупо, и даже неуважительно. Он просто ждал, когда завошкается нетерпеливый охотник. Завошкаться и проявить неосторожность - это, в его понимании были, две разные вещи. Проявить неосторожность может всякий и в любое время. Жонглер может уронить шар. Гонщик на «Формуле–1» задевает крыло соперника. Портниха уколет иголкой пальчик. Это естественно и нормально, и зависит от отработанности движений. У инструктора все движения на позиции были отработаны годами. И поэтому он не допустит неосторожности.
А вот завошкаться – это уже не навык, а психология. Вошкаешься- значит, из тебя прорывается уже не поддающийся сдерживанию поток желаний. Завошкаться - это уже определенная стадия, когда твой персональный осьминог желаний выворачивает тебя наизнанку, и заставляют чуть ли не извиваться.
По теории профессора-психолога, к этой стадии неминуемо подходит каждый, кто не верит, что она, эта стадия, будет. Инструктор не верил в интервалы. Значит, решил курсант, он обречен.
Удалить из головы все желания, чтоб не вошкаться - вот чем он собирался выиграть схватку с инструктором.
Выкинуть их всех на хрен!

Наверное, именно тогда ему впервые удалось удалить из головы камешек под ребром, муравья на указательном пальце, брошенную ветром острую иголоку хвои на щеке. Не стряхнуть, не убрать, а просто удалить из головы - и больше о том не думать. Запомнилось удовлетворение от мысли, что он может удалять из головы какие-то желания. Это было странное удовлетворение. Возможно, этим он сделал первый вывих в своем мозгу. Но об этом он тогда не думал –он думал об инструкторе. Который в это же время лежал где-то в окрестностях, и, несомненно, ждал появления курсанта.
Не только его тело, но и его сознание словно распластались по плоскости. Плавные последовательные мысли обо всем на свете медленно процеживались через сознание. На третьем часу возникло ощущение прострации при удивительно ясном восприятии всего вокруг, и особенно картинки в прицеле. Нереальность - самое подходящее слово для этого состояния. Нирвана. Ни одного неприятного ощущения тела, ни одной беспокоящей мысли. Ни одной тревожной мысли, только полный покой. Почти кайф. Наркоманы отдыхают.
И именно тогда он впервые почувствовал вкус спокойной уверенности. Он сразу его поймал и обсосал со всех сторон, как голодный волк глодает свежего теленка. Изучил это чувство. И запомнил его качества, его, так сказать, параметры: уверенность - это когда ты знаешь, как сделать. И понял, чем уверенность отличается от самоуверенности: самоуверенность - это просто вера в то, что можешь сделать, но не знаешь, как.
Он был уверен, что «сделает» инструктора, так как уже знал, как: выждать. От этой мысли возникло ощущение того, что его внутренние органы немного упорядочились, затвердели, и стали больше походить на взведенную боевой пружиной материальную часть винтовки. Или приспособления к винтовке. Ощущение игры растворилось. Об игре уже не могло быть и речи. Все было всерьез, без дураков.
Он «сделает» инструктора, все остальное было выброшено из головы прочь. Один раз из тени маленьких елочек неожиданно вылезла облаченная в камуфлированный балахон фигура другого курсанта. Фигура осторожно кралась среди деревьев, периодически опускаясь на одно колено и изучая местность в оптику. Четвертому тогда впервые запомнилось странное чувство, возникающее при наблюдении за ничего не подозревающим человеком. Другой курсант был ему не нужен. Цель вела себя на редкость беспечно: в полроста высовывалась из-за каждого ствола, махала стволом, и пару раз копошилась с лесными ягодами. Сопровождая низко наклоненную спину солдата перекрестием прицельной марки (на самом деле никакое это не перекрестие, а просто вершина уголка), Четвертый сказал про себя: «пух, пух», отмечая, что объект отмечен попаданием. Подстрелить «бродягу» сейчас означало сообщить всему лесу о том, что он все еще на этом голом пятачке на окраине бора. Он не хотел выдавать себя, так как сейчас у него была другая цель, другой объект. Еще он ждал, что инструктор выдаст себя, и «подстрелит» проходимца.
Но инструктор, который непременно должен был быть где-то рядом, также пропустил бойца. Инструктор, видимо, тоже решил оставить «бродягу» на потом, а в начале подцепить оставшегося курсанта из третьей пары.
«Шатун», безбожно хрустя ветками, прошел целехоньким через два прицела, и растворился в лесу.
Он ждал. Ждал, борясь с мыслью о том, что, возможно, инструктора уже давно здесь нет. Именно эта мысль была самой сильной, именно она больше всего беспокоила. И тянула из укрытия.
«Он здесь»- постоянно внушал себе он, и сам себе иногда не верил.

Никто и никогда уже не узнает, о чем тогда думал инструктор (год назад он без вести пропал на этой войне), но спустя еще часа два инструктор сделал короткий бросок от корней сваленной сосны в сторону более удобного завала. Видимо, он так и не смог поверить, что курсант тоже пропустил неосторожного «бродягу» ради более важной цели - достать инструктора. Видимо, он, в конце концов, решил, что курсант давным-давно покинул позицию. И, видимо, решил догнать «бродягу», занявшего позицию где-то в трехстах метрах далее. Другого объяснения быть не могло. И это не была неосторожность. Это был неверный вывод инструктора.
В правой части прицела, на дальности около 200 м. Четвертый заметил легко поднявшегося, словно из -под земли, инструктора, подвел уголок прицельной марки ПСО под корпус, и нажал спуск.
Инструктор растерянно замер, когда у него сработал детектор лазерной засветки. Он даже слегка постучал по нему пальцем, посчитав его неожиданно вышедшим из строя.
- Бесполезно, товарищ капитан, - сказал курсант в микрофон.
Инструктор окончательно выпрямился, оглянулся вокруг, покачал головой.
«Это были занятия, - пояснил он перед строем по окончании занятий - в реальной же ситуации я бы ждал до предела, и товарищ курсант не получил бы такой возможности. Впрочем, кто его знает... В реальной ситуации этот боец может оказаться еще более терпеливым. Тактику одобряю и объявляю благодарность!»
-Служу России!- ответил довольный курсант.

Он улыбался тогда, и улыбнулся сейчас. Инструктор был частично не прав, но любые слова были бы бесполезны. Представьте себе, что молодому боксеру удалось нокаутировать в поединке опытного чемпиона. Какой смысл ему делиться опытом и объяснять, как ему это удалось сделать? Разве кто-то его поймет?

Кусты снова шевельнулись. Он снова поставил уголок на кусты.
«Через час ты или выйдешь оттуда, или тебя там нет»- подумал Четвертый.
Прошел час. «Его» там не было.

Инструктора он вспоминал хорошими словами.
Инструктор научил их стрелять, маскироваться, и все время думать о тактике действий на Сцене. Кроме того, он говорил им о вещах, которые, как тогда казалось, были в учебке некстати. Именно он научил его писать о точке обстрела с большой буквы - Сцена.
«Здесь вами будет убит человек, так отнеситесь же к этому месту, как к его могиле, с уважением. Как бы не был отвратителен противник. Вы - солдаты, а солдаты не воюют с мертвыми».
И далее:
«Сцены бывают разные, и только кончаться должны одинаково. Вы - все в говне, в грязи, в язвах, уползаете, как червь по навозу прочь, а на Сцене лежит объект. Он должен там лежать. Это ваша работа, и его обязанность… Снайпер должен быть удачливым сценаристом. Распределить роли, подготовить реквизит, расписать поминутно и посекундно мысленные диалоги для актеров, и проконтролировать ход сценария - вот что значит быть снайпером».
Несомненно, инструктор был хорош в своем деле. Он пытался привить, и многим привил толковый подход к делу. Единственное, в чем Четвертый так и не согласился с инструктором - это теория четырех часов.
Но, пожалуй, только сейчас он мог бы с ним поспорить. На равных.
За годы после окончания курсов Четвертый много раз был в автономке. Автономка - вот настоящий простор деятельности снайпера. Его участие требовалось во многих операциях. Его привлекали к чисто полицейским операциям, его привлекали к позиционно -окопной работе, его привлекали для исполнения. Но автономка, свободная охота на неограниченной территории, была и есть его главным коньком. И он мог бы кое -что сказать.
Преодолевать себя, говорит инструктор.
«Преодолевая себя, разжигаешь пожар чувств и желаний», - сказал бы он, Четвертый.
Заставь себя, снова говорит инструктор.
«А кто я? Кто во мне кого во мне будет заставлять? И кто во мне кого во мне сильней? И откуда эти желания?» -спросит Четвертый.
Они естественны для нормального человека, отвечает инструктор.
И тут он попался!
«Что значит - естественны?»
«И почему естественны?»
«Для любого человека?»
«А каков он, этот нормальный человек?»
«Это что, в него заложено?»
Один глупец может задать столько вопросов, что и сотня мудрецов не ответят, скажет тогда инструктор.
«Но я же жив, а с этим уже не поспоришь».
(а вот тут уже можно, даже нужно опрокинуть по соточке!)

Именно так: если Четвертый еще жив - значит, не дурак и не глупец.
Выживаемость и результативность Четвертого стали результатом самоподавления в работе. Как только в голове возникала тяга к чему-нибудь (начиная с желания поковырять в носу, и, кончая видениями шикарного особняка), Четвертый аккуратно, как детонатор, перерезал проводок этой опасной тяги. Или, как щупальце монстра, которое тянет тебя из окопа на всеобщее рассмотрение. Чик - и забыл про холодное пиво. Чик - и уже комар не страшен, сидящий на щеке. Чик - не надо спешить в роту на фильм…
Чик, чик, чик… Со временем это вошло в профессиональную привычку - чикать беспокоящие мысли.
Он убедился в словах психолога: возникает желание - возникает тяга оказаться где-то в другом месте. Возникает нетерпение и желание уйти отсюда, с огневой точки. И он вовремя понял, что желания для него смертельно опасны. И даже если ты не уходишь с позиции, желания занимают какой-то процент внимания. Одно желание - пять процентов. Другое - еще восемь процентов. Два желания - уже тринадцать процентов внимания. А хватит ли для точного выстрела восьмидесяти семи процентов внимания?
Когда как. Может и не хватить.
Убедительно?
Вполне.
Значит, с желаниями надо поступать так: вчера дважды чикнул желание покурить. Сегодня дважды чикнул. И завтра будет чикать.
Со временем, чикая по желаниям, он лишил свое рабочее место таких романтичных качеств, как трудности и лишения. Прикрытая маскировочной сеткой, полупритопленная огневая точка в болоте становилась местом, которое не хочется покинуть. А когда тебе не хочется поскорее покинуть рабочее место, ты становишься кропотливым работников. Более усидчивым, чем другие, которые встают с места раньше, чем ты, и торопятся домой. Торопятся к телевизору, ужину, диванчику, пиву, сексу (если еще способны). А ты готов торчать допоздна в офисе, сидишь за своим столом, включил настольную лампу, не торопясь перебираешь папку с деловыми бумагами. А остальные сотрудники уже собрались домой, укладывают сумки и щелкают замочками кейсов. Встали из-за офисных столов, уже идут на выход к лифту. Или, хотя бы, чуть-чуть приподнялись над бруствером. Хотя бы на полкорпуса. А ты еще нет, ты еще на рабочем месте. Вот и все преимущество усидчивого работника. И этого, как правило, вполне достаточно для точного прицеливания.
«Не усидчивый снайпер останется на позиции навечно».
Может, было еще что-то, но пока для себя он сделал такой вывод: можно держать интервалы, лишь бы не было желаний. Для этого появился и стимул. Состояние отсутствия желаний, освобождения от чувств и ощущений - это состояние нирваны, когда тебе ничего не нужно - ни встать, ни почесаться. Разум, свободный от большинства гун страстей и желаний, находится в приятном покое. Тебе не нужен даже объект, ты его не ждешь. И тогда он сам появляется. Так и бывает.
От такого подхода к службе зависела его жизнь, и пока этот подход был успешным. Определенно, он был хорошим снайпером. У него была методика, был опыт, были результаты. До недавнего времени он чувствовал себя достаточно спокойно. Он, вообще, был готов к тому, что стрелковая позиция снайпера - место испытаний, лишений и трудностей. И был готов преодолевать себя. Он готовился терзать свою волю, как учил инструктор. Но, оказалось, шел другим путем.
Все, что говорил ему инструктор, касалось потребностей тела. Да, нос можно не чесать. Да, от чиха можно удержаться. Да, холод можно стараться не замечать.
А вот как насчет потребностей души?
Потребность восхищаться и удивляться зовет в путешествия и приключения, на которые нужны деньги.
Потребность чувствовать себя достойно, гордо, уважать себя, может быть удовлетворена миллионом способом. И каждый из этого миллиона способов требует двигаться, что-то делать.
А что делать с потребностью в самоуважении не старому офицеру, которого из месяца в месяц, из года в год буравит мысль о том, что пока он за гроши торчит в дощатой казарме, кто-то половчее, может даже кто-то из его командиров, устраивает себе лежбище в сыру со сметаной? Когда любая мелочь в окружающей обстановке показывает разницу между головкой сыра и плесенью на головке сыра?
Как устранить такой дискомфорт в душе?
И сколько часов спокойно пролежит на боевой позиции стрелок, который знает, что сейчас где-то на изумительном океанском пляже кто-то из его отцов-командиров пьет холодное пиво? Разве тогда не возникнет у офицера неприязнь к казарме, как к символу его не удовлетворенной потребности в самоуважении? Разве не станет для стрелка огневая точка местом, которое вызывающим неприязнь? Где найти ему основания для самоуважения? В лягушачьем болоте за прикладом винтовки?
Нет, не смог бы инструктор ответить на эти вопросы, инструктор сам был таким офицером. Он учил только не ковырять в ушах и не чесать нос. А о том, что придется расставаться не только с какими-то вычурными желаниями, а даже с сокровенными мечтами, он, видимо, не думал. Не догадался. Четвертый шел к этому самоизнасилованию сам.
И, в результате, почиканной оказалась тяга к простой, нормальной жизни.
Конечно, с годами суетливость и динамичность проходит у всех, но даже он сам заметил, насколько сильно это коснулось его. Сокращалось количество совершаемых движений. Сократилось количество поводов встать и куда-то пойти. Существенно сократилось количество тем для беседы. Изменилась, затормозились и замедлились речь, походка, манеры. А потом вообще началось что-то с психикой, но об этом чуть позже.
А тогда, в конце учебки... Ну, как обычно - распределение, расставание и все такое. Даже письма писали друг другу, сообщали новости - кто куда попал. Из всего выпуска служить по специальности пошла только треть - остальные ушли работать в другие подразделения. Какое-то время они все были еще как бы одинаковые. Равные. Снайперы. А теперь, по прошествии лет, между собой они уже четко делились на тех, кто «пошел работать» и тех, кто «пошел служить».
Второе обозначение касалось тех, кто стал снайпером вооруженных сил. А первое - любая иная служба, пусть даже в силовых структурах, пусть даже в спецподразделении, пусть даже снайпером. Делили именно так: армейский снайпер - и все остальные. И различие первыми провели именно армейские стрелки.
Разница между ними и всеми остальными была бездонная. Ну, взять, к примеру, самый ближайший подвид этих хищников: снайпер подразделения полицейского типа. Он приезжает на задание в комфортном фургоне, чаще всего иностранной модели, несет с собой килограмм десять груза от силы. Его оружие - автоматическая коротышка с прицелом на 400 м. И так же на машине уезжает после работы обратно, к душу, горячей еде, к семье.
Армеец ползет на брюхе сутки-двое, чтобы выбрать позицию. У него с собой снаряжения на полсотни килограмм минимум. Винтовка - на полметра длиннее и на четверть тяжелее. Питание? Ну, есть немного... чтоб с голоду не сдохнуть. А еще иногда бывает, скажем так, холодно от мороза, а иногда - сыро от ливня. Скажем так. И в таких условиях надо хорошо отстреляться. А потом также сутки на брюхе обратно. Один, без поддержки, нередко преследуемый.
А кто противник? В любом случае у армейца риск нарваться на антиснайпера на порядок выше, чем у городского стрелка. Опять же, за полицейским снайпером никто не устроит охоту и не назначит награду. А за армейца – могут, и довольно много!
А по названию все одинаковы!
Тут явно что-то неправильно.
Во время посиделок после стрелковых соревнований «служаки» кучковались отдельно. «Работающие» коллеги подсаживались к ним с пивом, и охотно рассказывали о своих трудностях (почему-то «работающие» стрелки всегда к ним подсаживались с пивом, а «служивые» к ним - никогда. Гнать - не гнали, но и не подсаживались).
Конечно, у «работяг» задача посложнее - цель, как правило, надо поражать с первого раза, и, как правило, приходится стрелять в голову, тогда как армеец натаскан метить в корпус. Нередко стрелять приходится через стекло, а то и два стекла, а они ого-го как могут с траекторией пошутить. Но ведь и огневое решение у них проще - взять, хотя б, дистанцию стрельбы! С двухсот, а то и со ста метров из рогатки попасть можно.
«Прикинь, что будет, если я промахнусь в отморозка, который держит заложника с ножом у горла!» - говорил «работающий» коллега, - а у тебя промах - это не страшно. Нежелательно, конечно, но не страшно! А у меня - страшное дело может случиться!»
«Так ведь не для тебя страшное», - ответил армеец спокойно.
«Работяги» смеялись, думая, что армеец по-черному шутит над чужой жизнью. Не догадавшись, что у армейцев из-за особо трудных условий крыши ехали в первую очередь.
И что сидели армейцы обособленной группой совсем не потому, что тяготели друг к другу, а потому, что не доставали друг друга общением. Видимо, тяга к общению у них постепенно, но неминуемо тоже «чикалась».
И тогда становилось ясно, кто из них кто. Одни «работают», так как у них есть душевные и материальные потребности, а другие «служат», так как у них все желания уже почиканы, и им уже ничего не надо.
А из тех из выпуска, кто «пошел служить», в живых осталась ровно половина. Те, кто понял, что умение жить для снайпера заключается в умении отказываться от желаний.
Впрочем, на этой странной войне много чего поменялось местами. Армия проверяет прописку в паспортах. Органы правопорядка штурмуют укрепленные базы в горах. Чудно…

Уже темно.
Очень нехорошее время. Глаза устают вглядываться в прицел. Обидно было бы пропустить объект. Он лежит и ждет, стараясь экономно расходовать заряд батареи ночного прицела.
Что еще можно поделать? Ничего.

Очередной интервал. Чему он посвящается? Так, ни о чем. Один из интервалов всегда был ни о чем.
Например, вон о том дереве. Вот уже ночь, как оно спит? Он представил себя спящим деревом. Гусеницы жрут листья, короед грызет твои внутренности… нет, не спится!
Или вот, совершенно бессмысленный вопрос: что бы он сейчас делал, если бы оказался наверху?
Или вот еще: вот он тут лежит уже почти сутки. Любой нормальный человек, доведись ему ознакомиться с его мыслями, сказал бы, что у Четвертого не все в порядке с головой. Нет, он не псих и не маньяк, но у него сознание крокодила, а это уже не нормально.
Это так. И крокодил - это еще мягко сказано. Тот ловит добычу, чтоб не сдохнуть от голода. У хищника нет другого корма, он создан таким, и ему некуда деваться, что бы выжить. Как его ругать за это?
А «Четвертый», чтобы выжить, мог бы в плотники пойти. Или стать водителем. Охранником в летнем кафе в парке, в конце концов. Даже с точки зрения крокодила, он, действительно, ненормальный.
Но почему это не нормально для людей? А эти вот, которые нормальные, чем они «нормальнее» и лучше?
Да, они не лежат сутками в ожидании появления живой мишени. Да, они хотят, что бы все у всех было хорошо. Они разве против наведения здесь порядка? Нет, не против. Но и сами сюда не пойдут: грязное это для них дело. Потому что все они под властью своей лжи и своих желаний.
И это еще не все! Их собственные желания ничуть не лучше желаний лесного призрака.
Этот, который «нормальный», за те же самые сутки пережевывает десятки таких мыслей, которые вряд ли стоит прилюдно оглашать. Перечислить? Вот, хотя бы простейшее: проехал мимо нашего нормального человека шикарный джип с красивой женщиной на пассажирском сиденье. О чем подумал этот «нормальный»?
То-то же…
А вот, к примеру, вопрос - отказались бы Пушкин и Дантес от дуэли, если бы знали, что они последние живые люди на планете остались, и больше - никого? А? Неужто все равно встали бы напротив друга с пистолями? Пушкин- и стал бы стрелять в последнего на земле человека, даже если это Дантес?
Что-то сомнительно. Наверное, отказались бы. Наверное, сели бы рядышком, выпили винца, да и поклялись помогать друг другу, раз так. Раз последние. Чего, мол, нам, последним из человеков между собой делить. А раз так, из-за кого стрелялись, выходит? Из-за людей, из-за обычных нормальных людей? Ради них?
Два подхода к исполнению желаний, которые назвал психолог, различаются по своей нравственной составляющей. Или, проще говоря, по отношению к людям. К примеру: желание жить в достатке может быть осуществлено, с точки зрения морали, двумя путями, один из которых предполагает обворовывание. Желание насытить желудок люди исполняют (к счастью, в громадном большинстве), без людоедства, но такой путь тоже существует. Желание чувствовать себя сильной личностью, как показывает криминальная статистика, тоже имеет два разных пути исполнения. Какую бы потребность не удовлетворяли человеческие желания, их всегда можно было делить по нравственному признаку.
Именно поэтому обычный, нормальный человек бывает ужасен в своих мыслях. Не приведи, господь, дать им всем осуществиться.
Конечно, можно сказать, это лишь мысли. Не дела, а мысли. А мысли - это, вроде бы, ноль, по сравнению с делами. А ты, Четвертый, не только мыслишь, но и делаешь. Потому и вправе тебя общество нормальных судить. Встанут как-нибудь все «нормальные» люди, поднимут его перед строем и выскажут ему, каков он.
Странно, что-то в этот раз он уж слишком залез в «ни о чем».
Его судить? За что? За то, что стал живым приложением к винтовке с оптическим прицелом?
Допустим, идет вечеринка. С выпивкой, с бабами, с хорошей закуской. Допустим, там он, и какой-нибудь танкист. Или летчик. И начнется разговор по теме. Танкист о своем вспомнит-расскажет, летчик о своем. А он - о своем. Наверное, его рассказ будет разительно отличаться от других рассказов своей простотой и схематичностью: сцена - объект, сцена - объект, сцена - два объекта. Наверное, что бы не увидеть ужас на лицах гостей, он вообще ничего не расскажет. Наверное, такой рассказ с интересом может слушать только маньяк. Поэтому ему лучше будет в такой ситуации помалкивать. Конечно, он промолчит.
Снайпер - это боец. Но уж очень специализированный боец!
Да, конечно, открой он там рот, и он бы выглядел ужасно! Просто монстром.
А если промолчит - то ничего так. Дамы заметили бы спокойного и молчаливого, еще не старого мужчину без физических недостатков и вредных привычек.
Значит, нормальный - это пока никто ничего про тебя не знает? Видимо, так. Люди судят именно так, ничего про тебя не зная.
А как должно быть? Как надо судить людей?
Кто знает?
А?
Конец пятого интервала.

Паучок протянул пару ниток через бойницу, воспользовавшись, как одной из опор, стволом винтовки. Вот и сосед, да еще коллега: тоже, охотник. Американские астронавты как-то обнаружили на своей орбитальной станции паучка с паутиной, проскочившего жесточайший санитарный контроль. Паучок с паутиной на космической станции - это как: великая сила жизни, или великая сила к охоте на жизнь?

Шестой интервал всегда начинается с расчета запаса еды и воды, а потом все остальные расчеты. В день ему надо самое малое полтора литра. У него с собой восемь литров. На сколько это хватит? Простая очевидная арифметика тут не годится. Он подсчитывает.
Консервы с тушенкой и хлебные сухарики. Десять банок консервов и мешочек сухариков. Это на сколько? По опыту он знал, на сколько, но все равно считает.
Сколько у него патронов для винтовки? Тридцать. Явный перебор, вот их точно хватит.
Сколько он уже спал? Сколько ему предстоит спать? Сколько не предстоит спать?
На сколько хватит батарей ночного прицела?
Какие изменения могут произойти в маскировке норы через сутки? А после дождя? И что тогда делать?
Куда ходить по большому? Ну, с этим проще. Никуда. Для этого грот имеет высоту полтора метров, а в ранце лежат полиэтиленовые пакеты. Даже ямки для последующего закапывания пакетов он выкопал заранее. Пять ямок, то есть с запасом. А когда ходить?
Тряпочка на ветке шевелится - там, снаружи, гуляет ветер, хотя по листве это не очень видно. Ветер слева, где-то 0,2 метра в секунду.

Прицельная сетка медленно плывет по тропе. Невесомая, четкая, в сумерках чуть подсвечиваемая малюсенькой лампой. Такое чувство, будто эти перекрестия наведения выгравированы на зрачке, как проклятие…
С третьей слева ветки вспорхнула птичка. Там у нее гнездышко, и она постоянно порхает туда-сюда. Он уже выучил ее первоначальный маршрут отлета - круто вверх, быстрая дуга против часовой стрелки и далее - куда надо. Пташка явно проверяла безопасность своей огневой поз... тьфу! Своего гнезда, разумеется.
Он подловил ее на мушку, сказал «пух», и немного сопроводил ее полет в центре прицела.
Интервалы следуют один за другим.

Шли четвертые сутки ожидания. Автономка редко длится столько времени. Обычно он укладывался в два-три дня. Точнее не он, а объект укладывается. Причем, в прямом и переносном смысле - каламбур. Он усмехнулся, и закинул в рот новую спичку.
Четвертые сутки он вглядывается в тропу. Ждет передвижения человека со снайперской винтовкой. На тропе разглядывать уже больше нечего. Похоже, что движение людей на этой тропе - явление не более частное, чем полное солнечное затмение. Это еле топтаную линию и тропой-то он называет условно.

Он снова и снова планирует. Уже давно, еще в первый интервал, он обдумал, что будет делать при появлении на тропе одного человека, двух человек, трех человек, пяти человек или целого отряда.
Решил: если на тропе один - этот один уходит живым, если только он не Стрелок. Двое на тропе - стрелять два раза. Трое - только главного Стрелка и экстренный отход. Четверо и более - огня не открывать, даже если во главе сам шайтан.
В коробке еще полно спичек для размышлений. Немного сократился запас еды и воды. Нора стала немного суше. Ожидание стало монотонным.
Лежать у прицела можно бесконечно долго. Прицел - это как окошко в мир. Смотри и смотри. Правда, в этом окошке редко что меняется. Можно сказать даже, что вид из окна уже надоел. Но это как сказать. Был бы он слепой от рождения - золотую гору отдал бы, чтоб хоть так мир видеть. А тут это совершенно бесплатно.
Небольшое самодельное приспособление под ложем позволяло плавно водить стволом по сектору.
Ну почему же конструкторы не сделали эту дуру более удобной? Они же все давно известны, все эти маленькие удобства: широкое ложе для удобного захвата пальцами, регулируемый по высоте и длине приклад, маленький упорчик под приклад, регулируемая подкладка под щеку, специальное покрытие, чтоб рука не скользила. Спуск можно было бы сделать регулируемым, как у всех нормальных винтовок. Даже колпачок на окуляре можно было сделать наискосок, чтоб для правого глаза было комфортнее. Трудно им что ли?
Днем он делает легкую разминку, сгибая и разгибая мышцы. Днем можно поесть и поспать. Справить нужду.
И снова к винтовке. На Сцене - все по прежнему. Деревья растут, птицы - поют.
Вечер.
Жаль, что возле того деревца не живет семья зайцев. Или лисиц. За ними можно было бы наблюдать. Пару раз у него были такие случаи, когда прямо на сцене имелось небольшое общежитие зверьков. Зверьки жили своей мелкозвериной жизнью, решали свои мелкозверские проблемы, чего-то таскали в нору и пасли потомство. За возней потомства можно было наблюдать часами. Милые обаятельные щенята (кажется, так их называют) целые сутки только и делали, что цапались друг с другом и требовали харчей, а при появлении хищника покрупней шустро укрывались в норе. Детсад, да и только.
Немного живности на сцене никому не мешает. К тому же, по ним можно узнать о приближении посторонних.
К сожалению, из живности у него тут только птиц полно, и от этого никакого доверия к ним нет. Птицы летают туда-сюда, туда-сюда, туда-сюда… А у него слипаются глаза. Нет, не глаза… У него слипаются мозги, иначе ему не казалось бы, что он также порхает по сцене туда-сюда, туда-сюда…
Блин!
Опять началось! Он готов улететь из норы.
Запертое в норе сознание творило совершенно удивительные вещи. Это он замечал за собой и ранее. Это происходит, как наплыв. Но впервые это вошло с такой силой.
Ни хрена он нигде не порхает. У него просто едет крыша. Галлюцинация.
В начале прицел вдруг наползал на глаз, потом, словно растягиваясь, охватывал голову, и через эту черную трубу он (его сознание) как бильярдный шарик летел на сцену, начиная видеть тропинку уже бинокулярно двумя глазами. Эффект - словно ты сам на сцене.
Это от усталости, думал он тогда. Интервалы есть, профессор правильно говорил. В человеке все устает. Мышцы ног –по своему, пальцы- по своему. А мозги- по своему. Любая длительная нагрузка без последствий не остается. Мозг устает и начинает фантазировать.
Потребности своим кнутом дисциплинируют сознание, заставляют целенаправленно думать об их удовлетворении. Если эту арматуру все время чикать, сознание, видимо, начинает рыхлеть без их руководящей опоры. И вот, пожалуйста, начинаются синдромы типа «я маленькая птичка!» Он готов улететь!

Четвертый встревожился: наверное, все обстоит именно так. Вернется в гарнизон - отпросится на обследование к психиатру. А сейчас что делать?
Плохо то, что дать команду на прекращение галлюцинаций мог только мозг, а он-то как раз и не делал этого, не хотел делать. Почуяв свободу, сознание, наоборот, собиралось выйти «погулять и пошалить». Возникало состояние полной отрешенности от бренной телесной оболочки.
Ощущая приближение наплыва иллюзий, он все же попытался начать бороться с этим. Сейчас бы встать, пробежаться, разомнуться, поплавать в холодной воде…
В качестве разминки он посильнее сжал зубами спичку. Не помогло. Голова словно торчала внутри прицела, как кот, застрявший в трубе, и рвалась наружу. Однако, при всем этом, он все же мог видеть сцену.
Если это с ним происходит, значит, так и должно быть. Это форма проявления усталости. И ее тоже надо изучить. Если же он преодолеет ее сейчас, она вернется позже, но с еще большей силой. Непременно вернется. Как сон, который ты с трудом отогнал от своих глаз.
Лучше отдаться этой усталости сейчас, когда он прекрасно себя контролирует. Или думает, что контролирует. Потом это может быть некстати.
Наверное, это рискованный шаг. Его тактика всегда предполагала полный расчет последствий. Но, похоже, сейчас в его голове главным был не он.
«Хорошо, раз вам это надо, давайте, посмотрю, чего там…»
Ему казалось, что он принял решение. Мысль о том, что он уже просто не в состоянии сопротивляться, даже не мелькнула.

Он перестал цепляться, сознание провалилось в трубку прицела. Было ощущение, что он еще пытается удержаться руками-ногами в трубе прицела, но не надолго.
А потом он вылетел с другого конца трубки, и сразу стало удивительно легко.
Ощущение прицела исчезало, исчезала нора и ее запахи, и его сущность оказалась на Сцене. Четкость восприятия была изумительной, каждый листочек, травинка, соринка были видны ясно, во всех деталях. Он медленно парил над травой, огибая деревья, скользил среди ветвей и листвы. Невесомость, бесплотность…
На Сцене что-то плыло. Это оказалось прицельной маркой. Короткие отрезки шкалы боковых поправок, угольники визирования и риски дуги дальномерной шкалы, как прозрачные плоские фигуры, жестко связанные между собой невидимой связью, величественно и плавно висели в пространстве, в любой момент оказываясь перед его сознанием.
Этой сеткой линий можно было управлять. Легким усилием воли он перемещал центральный угольник (для визирования стрельбы до тысячи метров) на любой предмет.
Сетка прицела стал прочной деталью сцены. За него можно было держаться. Отбрасывая его в сторону, вверх или вниз, можно было тянуться за ним к предмету, на который он накладывался. Ощущение времени исчезло. Никаких физических ощущений, кроме твердости перед подушкой указательного пальца правой руки в этот момент он не ощущал, хотя не видел своего тела. Казалось, что он может легко проплыть сквозь крону деревьев, словно Сцена была виртуальной картинкой из компьютерной игры. Возникло чувство полной легкости, невесомости.

Интересно, сколько времени могло длиться такое состояние, и что оно собой представляло?
«Сошел с ума» - подвел он в начале черту под этим странным, бестелесным полетом над удаленной от него на четыре с половиной сотни метров площадкой. И вспомнил, как легко в этом убедиться. Проще простого. Небольшая проверка памяти.
Третье справа дерево на тропе от центрального пня. Веточка слева с его стороны -там висит тряпочка-флюгер. Он оглянулся, и сразу резко оказался напротив тряпочки. Тряпочка едва заметно колыхалась, ветер справа 0,2.
Отрезочки и уголки тут же метнулись к нему, и снова повисли в воздухе, внося свое специфическое упорядочение в лесной пейзаж. Тряпочка была оторванным лоскутом с «кикиморы», и на ней было случайное пятно высохшей краски особой формы. Он не помнил, какой формы, но знал, что вспомнит, как только увидит. Что-то смешное, на это он обратил внимание, когда вешал тряпочку. Завязывая узелок, он увидел это пятно, и подумал, что оно похоже на… На что? Сейчас посмотрим, и вспомним.
Он чуть приблизился к тряпочке и всмотрелся в пятно. И сразу его узнал. Пятно было похоже на голову попугая.
Нужно принять следующую мысль: это не иллюзия. Он плыл в реальности. Сошел он с ума или нет, но видение было из настоящей реальности. Каким-то образом его сознание плыло вдалеке от тела.
ОК. Принято.
Освоившись в обстановке, он начал исследовать дальность своего полета. Заметил, что вглубь сцены или далеко в сторону он попасть не может. Мягкое сопротивление сгущалось перед ним, и он упирался в мягкую преграду. Дальность этого полета ограничивалась теми же рамками, которые ограничивали видимость в прицел. Не более того. Он мог даже опуститься до самого низа и разглядеть жуков -червяков, сновавших по траве. Он подумал, что, наверное, может сейчас перелететь эти сотни метров, влететь в свою нору, и взглянуть на себя со стороны.
Именно в этот момент он обнаружил объект.

Объект замер за деревом в глубине сцены.
Высокий загорелый худощавый мужчина с характерной черной бородой. Поверх поношенной пятнистой формы был наброшен маскхалат, довольно грубой работы. В руке у мужчины была винтовка с оптическим прицелом. Мужчина хищно оглядывался вокруг, и, видимо, решал, как лучше пройти участок тропы - по открытому пространству, или же чуть стороной, через кусты. Он был один, ни на кого не смотрел, никому ничего не говорил и никому не махал. Четвертый подвел ему на лицо верхний уголок прицельной марки, и усилил ощущение плотности в правом указательном пальце.
Возможно, мужчина стоял тут уже достаточно долго. В тени деревьев, в маскирующей форме, он был еле заметен. Точнее был бы еле заметен из норы. А, может, и вообще не заметен. Но сейчас Четвертый висел в полуметре от него, и видел его в мельчайших деталях, включая шрам на левом веке, и название часов на руках.

Объект изучал местность.
Не приняв никакого решения, мужчина присел на одно колено, и достал бинокль.
Четвертый, словно прозрачная субстанция висевший в пространстве над тропой, мог хорошо разглядеть его. Возраст - около 35 лет, лицо худое, но энергичное и жесткое. Жилистые руки с большими сильными пальцами крепко держали бинокль.
Это не Стрелок. Оружие у него не то. Это явно был охранник.
Такой вариант он не рассматривал. Почему-то он все время думал, что снайперы пойдут вместе. Как туристы после похода. И только сейчас понял, что это нелепо.
Все происходило не так, как он предполагал. Все происходило более логично. Стрелок направил одного охранника впереди себя, и тот шел перед ним. Где сейчас сам Стрелок? Где-то позади. И, наверное, есть еще где-то второй охранник.
Четвертый поправил уголок на лице мужчины, а потом сместил на грудь. Уголок тихо плавал в воздухе, но держался все время между глаз мужчины, прикрытых биноклем. Бинокль не остановит пулю, но может изменить ее траекторию. Четвертый чуть надавил на уголок, и остановил его на груди мужчины.
Мужчина не видел, как перед ним, почти по его одежде плавает абсолютно плоский полупрозрачный равносторонний прямой угол размером с альбомный лист, острие которого упорно держалось напротив его груди. Под ним еще уголок, и еще, а в обе стороны расходятся выстроенные в ровный ряд вертикальные черточки. Не опуская бинокля, мужчина по - гусиному сделал два шага в сторону, однако черточки, линии и уголки также быстро и плавно, как привязанные, сместились вслед за ним.
Это продолжалось минут пять. Четвертый обследовал Сцену насколько можно, но никого больше вокруг не было видно.
Совершенно незапланированная ситуация. Что же делать?

И тут мужчина, наконец, обернулся в глубь сцены, и, отрицательно покачав головой, махнул рукой в сторону чащи. Жест, видимо, означал, что он решил не рисковать, и предложил кому-то пройти укрытым участком. А сам качнулся на другую ногу. Сейчас он встанет и тоже уйдет в чащу.
Четвертый метнулся в сторону чащи, но мягкая преграда снова его остановила. Он не может встретить Стрелка, так как это место не видно из норы.
Четвертый понял, что у него нет выбора и нет времени. Бездействие сейчас будет ошибкой.
Повернутое вверх острие уголка снова прилипло к груди незнакомца. Палец добрал положенные спусковому крючку два килограмма. Или два с половиной - точно не определишь. Последовал выстрел.

Он успел увидеть, как, спустя пару мгновений, в грудь мужчины в районе острия угольника, влетает маленький тяжелый жук, и опрокидывает его на землю. Дыра, которую пробил в коже человека этот жук, находилась в пяти сантиметрах левее вершины прицельного уголка. Удар такой силы в сердечные сосуды вызвал бы разрушительный гидродинамический толчок и разрыв тканей, однако, пуля пробила только левое легкое. Но пневмоторакс тоже зачастую смертелен. Впрочем, наделавшему такие дела жуку это было безразлично. Жук, раздвинув ткани внутренних органов и кожу спины, продрал пятнистую форму, вылетел с другой стороны человека, и еще какое-то время продолжал свой путь, пока не зарылся в землю под опавшей гниющей листвой.
Опрокинувшееся тело, дважды перевернувшись по бугру вниз, выпало из кустов на тропу.
В следующее мгновение Четвертый пришел в себя в норе, чувствуя зуд в бесконечно затекших ногах, опревших от пота в тяжелой обуви, смрад воздуха, и соленую засаленную грязь на лице. Второй патрон влетел в патронник, но были сомнения, что второй выстрел придется делать. Припал к окуляру.
На тропе лежало тело. Маленький и слабенький прицел винтовки выискивал Стрелка в глубине сцены, однако никого не было видно.
Стрелок был прагматичен. Прагматичен был пославший его полевой командир, он легко жертвовал одним из своих людей, что бы сохранить более результативного. Охранник, по их плану, в любом случае, при любом раскладе должен был скорее погибнуть, чем выжить. На холме он прикрывал Стрелка. На переходе его использовали как пробник. И пробник добросовестно выполнил возложенную задачу, хотя, возможно, и не предполагая, что он - всего лишь пробник.

Четвертый почувствовал себя неуютно.
Возможно, он поторопился с выбором, делая позицию именно здесь.
Он проявил мастерское умение в поиске противника, но поторопился с выбором позиции. Поторопился. Он хотел обеспечить себе максимальный обзор, не думая, что Стрелок заинтересован в прямо противоположном. Не думая, что такие участки Стрелок будет обходить именно так - кольцом. А додуматься до этого было не так уж и трудно, ведь сам Четвертый тоже сюда не по прямой пришел, а с большим крюком. И по тропе нагло бы тоже не ходил.
А теперь эта позиция уже не годилась для охоты на Стрелка. Это было очевидно.
Однако ничего исправить уже было нельзя. Зачем он выстрелил в охранника?
А что еще было делать? Ушли бы стрелки обратно, и все дела. А когда они снова тут появятся? Дней через пять? Столько ждать он не сможет. Нужно было что-то делать и делать сейчас же. Стрелять.
Ладно, что сделано, то сделано. Что дальше?
Выходить сейчас из укрытия - рискованно, противник насторожен до предела. К тому же, нет полной ясности с его количеством и местонахождением. Они могут быть сейчас даже прямо над ним. Видимо, придется ждать до темноты, и думать.
Кстати, а зачем выходить? Не собирается же он с ними в незнакомом лесу догонялки устраивать. Нет, не собирается.
Он принял решение: лежать и думать.

Пошарив рукой, привычно подобрал и спрятал в карман экстрагированную гильзу: чем меньше он оставит следов о себе, тем лучше.
Потекли новые часы. Солнце заканчивало нисходящую траекторию, сейчас оно скроется за холмом и наступят сумерки.
Снайпер замер, как паук у единственной нитки. Если цель -муха коснется этой невидимой нити, начинавшейся от среза ствола и кончавшейся в полукилометре отсюда - она обречена. Однако его цель не была безобидной мухой. Он был уверен на тысячу процентов, что его противник сейчас также замер с прикладом у плеча, и так же бесстрастно оглядывает окрестности в прицел.
Неведомый Стрелок был где-то рядом.
Видимо, у него сейчас начинался самый сложный вид снайпинга - дуэльная охота. Обе стороны примерно равны в уровне подготовки, обе стороны осведомлены друг о друге. Обе стороны хотят жить. Довольно остро в таких ситуациях вставал вопрос практического мастерства и опыта той или иной стороны.
ОК. К этому он готов.
Он ждет.

Есть у снайперов, скажем прямо, нехорошая черта - валить возле раненного или возле убитого. Валить того, хочет вынести другого из-под обстрела, спасти его. Грязное это дело, подлое, нехорошее- валить спасателя. Но иногда это срабатывает, и Четвертый сейчас немного рассчитывает на это.
Так, что мы тут имеем?
Раненный? Или труп?
Уголок лег на тело. Легкое вертикальное покачивание острия создавало ощущение, что острие осторожно щекочет бок лежащего человека. Как бы проверяя, не притворяется ли?
Лежит вполне натурально. Готов. Точно, готов. Дырка в груди парализовала дыхание, и человек умер. Впрочем, его положение Четвертый отмечал сейчас вполглаза. Сейчас самый главный вопрос по тактике - нет ли при мертвом охраннике чего-либо, что могло бы понадобиться Стрелку? Например: у охранника могла быть с собой рация.
Прицельная сетка поплыла по тропе: метр влево, метр вправо, на глубину, два метра влево, два метра вправо, на глубину...
Интересно, откуда, с какой стороны они подошли? Тогда легче было бы определить местонахождение Стрелка, его возможный дальнейший путь.
Наверное, охранника стоило подстрелить не насмерть, чтоб немного поорал-позвал на помощь. Но, что сделано - то сделано. Теперь он уже точно никого не позовет. Они бы все равно не подошли, но небольшой эмоциональный момент на сцене сейчас не помешал бы.

Итак, могло ли у охранника быть с собой что-то, чего Стрелок не хотел бы сам нести, но сейчас очень нужно? Стрелок должен был мнить себя Дон Кихотом, а охранника - Санчо Пансой, обязанным тащить его скарб. Мастер и его подручный. Это, конечно, если Стрелок читал о Дон Кихоте. Не важно. Психология тщеславного профессионала такова: скидывать черновую работу «нижним чинам».
У охранника вполне могло при себе оказаться что-то, ради чего Стрелок сейчас не покинет район и не побежит к своим. А что именно?
Рация? Даже если так, она сейчас не нужна. Конечно, Стрелок с удовольствием бы сообщил на базу, что перед ним снайпер –федерал, и нужно устроить загон, однако вряд ли рация имеет такой радиус действия.
Он пристально вглядывался в мертвого бородача, пытаясь по раскинутой на траве мертвой массе определить его поклажу. Он помнил, что подобие рюкзачка бородач держал на левом плече. Как она выглядела? Ну, килограмм на пять-семь. Патроны. Граната. Две гранаты. Радиостанция. Вода, если еще не кончилась. Хорошая подстилка, профессионалы в этом любят комфорт, это оправданный поход к делу. И все?
Это сейчас просто хлам, за этим снайпер не возвращается.
Четвертый пытался поставить себя на место Стрелка.
Что еще могло быть такого у охранника, что не хотелось нести самому, а теперь нужно позарез? И вообще, могло быть что-то такое?
Вообще, какие есть у Стрелка причины не уйти?
«Ты же знаешь, в лесу наших нет, я один. Не уходи», - мысленно процедил он Стрелку. Или попросил.

Через какое-то время он автоматически отметил про себя окончание первого интервала - отчет интервалов, естественно, начинался заново.

Солнце ушло. Вполне возможно, что Стрелок тоже ушел. Давно уже прошел так называемый «последний телескопический свет» - момент, когда в оптику еще можно разглядеть то, что уже не видно невооруженным глазом. В чистом небе яркая луна, но смотреть уже не на что - темно. Он ничего сейчас не может делать. У шоферов и строителей это называлось бы простоем.
И тут до него дошло.
Что могло быть нужно Стрелку от бородача? Да он сам! Его нужно похоронить до заката завтрашнего дня! Кажется так… Или как-то так. Значит, тело надо забрать в любом случае. И хотя им придется далеко нести труп, они это сделают. У них так принято.
Четвертый улыбнулся. Дальше!
Двое труп не донесут. То есть, вообще не понесут, так как это неразумно. Тогда, два варианта: Стрелок уходит за подмогой, и оставляет второго охранника следить за трупом - вдруг мертвое тело понадобиться федералам, скажем, для опознания. Второй раз сюда, он, видимо, уже не придет. Скажет: это не моя проблема. В этом случае и Четвертому лучше отсюда уйти. Это тоже не его это работа- воевать в лесу в одиночку с целым взводом. Для этого существуют другие подразделения, в том числе авиационные и артиллерийские.
Второй вариант: Стрелок отправляет за подмогой охранника, а сам сторожит тело. Это было бы лучше. Тогда задание еще можно выполнить.
Что выберет Стрелок? Какой вариант действий ждать от него?
А черт его знает! Да любой!
Блин, ну откуда Четвертый может знать, что затеет этот паскудник? Что, он с ним водку пил?
Стрелок - он и есть Стрелок. Что еще сказать о нем? Четвертый задумался.
Так что же?
Тоже стрелок. И еще какой! Как он рядового завалил? Из-за брони достал. Не стал ждать, когда тот в полный профиль выйдет из-за БТРа. То есть, очень уверен в себе. Стрелок быстро принимает решения и тут же их выполняет.
Дальше!
Горец. Ага, так.
Молодой, сильный, наглый. Ох, блин, наглый! По горам с винтарем скачет, как лось, и ничего не боится! Хочет добиться всего по максимуму, и уверен, что сможет это. Или самоуверен? Потом видно будет…
Солдат истинной веры.
Мужчина.
Воспитанный на кровной мести. Среди родных гор. Уважаемый среди старцев за мастерство стрельбы, признаваемый товарищами за храбрость, ценимый родственниками за высокую зарплату. Что же он будет делать, этот Стрелок?
Побежит, в отряд, в село, к седым старикам, будет рассказывать, как российский солдат убил его соратника и торопить за трупом? Будет сыпать проклятиями в адрес российского солдата, нервно торопить банду, а сам не пойдет?
«Этот вряд ли…»
Если здесь есть Стрелок, он останется здесь и будет ждать врага. И никуда пока не уйдет. Пожалуй, на этот вывод можно положиться. Значит, стоит его подождать до рассвета.

Он на несколько секунд включил электропитание прибора. Картинка в окуляре ночного прицела сразу прояснилась. Сцена была пустой, не считая остывавшего тела. Ночной прицел третьего поколения - его особая гордость и предмет зависти коллег. Созданный по технике тепловидения, такая штучка уже не новость в европейских армиях, но еще редкость в российской. Прибор не нуждается в подсветке, так как его детекторы определяют разницу теплового фона с точностью до полуградуса. В ночных условиях человек, даже спрятавшийся за кустами, почти перестает быть для них невидимым.
Результат обзора сцены внушил малюсенькое чувство оптимизма- возможно, все пойдет так, как он загадал.
Теперь можно позаботиться о подготовке выхода из норы.
Он уполз в глубь норы и лопаткой начал осторожно, без шума пробивать проход наверх, осыпая грунт вниз и притаптывая его. Оставив пласт корневого слоя травы в диаметре достаточном для пролаза, он вернулся к винтовке.
Ночь шла незаметно. Периодически включая подсветку, проверял наличие тела на тропе. Времени прошло много, гонец уже давно должен был бы вернуться с подмогой. И хотя их не видно в темноте и не слышно, это ничего не значит. Абсолютно ничего. Это их земля, и они тут прекрасно ориентируются. Мимо не пройдут, не заплутают. Но пока тихо. То есть, все еще тихо.
Странно это. Неужели они бросили мертвого товарища и ушли? Трудно сказать. Все мы люди. Наверное, просто осторожничают. Прислушиваются, присматриваются…
Скоро начнет светать, а они еще не забрали тело. Осторожничают?
Да сколько можно прислушиваться?!
В какое время им лучше было бы забрать тело? Затемно? Конечно, так им удобнее. Ночные прицелы российских снайперов - вещь слишком уж непрактичная, и они будут чувствовать себя почти в безопасности. И вообще, ночь - это ночь, она по определению все скрывает. И такое дело надо делать, пока темно. Да и время…
Тогда почему не торопятся?
И он понял: есть человек, который против этого.
Да, ночью забрать тело почти безопасно. Это удобно для тех, кто пришел за телом. Поэтому они спешили, пока темно. Они уже давно здесь. Кругом, может быть даже, везде.
И все же тело не забрали. Неужели не успели? Бежали, бежали, а все равно затемно не успели? Нет. Успели.
Ночью им забрать труп удобнее. Единственный, кому это неудобно - это Стрелок. Вот ведь в чем дело. У него своя тактика, и Стрелок сейчас не возражал бы против того, что бы пожертвовать еще одним своим боевым товарищем. Чтоб хотя бы убедиться, что федерал еще не ушел отсюда. Стрелок - хороший парень и верный друг, но отдал бы еще одного соратника, чтоб определить место расположения федерала. Это довольно циничный подход к людям, но логичный и практичный для снайпера.
У снайпера работа такая, с моралью вообще плохо стыкуется.
И Стрелок не хочет, чтоб его товарищи забрали тело без шума. Ему необходима информация о противнике. Любая: направление выстрела, траектория пули, шум оружия, и даже сами условия выстрела сказали бы ему о многом. Конечно, прямо он им такое не предложит.
Поэтому Стрелок будет убеждать товарищей, что ночь надо выждать. Он предупредит, что у российских снайперов есть ночные прицелы НСПУ, и пригрозит, что ночью федерал перестреляет их возле трупа, как котят. Он, наверное, пожалуется, что у него нет ночного прицела (видимо, действительно, нет), и потому он не сможет прикрыть их огнем. Успокоит, что днем их шансы будут равны. И приободрит, что федерал, может быть, вообще, к утру удерет отсюда, так как все федералы- трусы.
В общем, Стрелок будет убеждать не подходить к убитому в темноте, а потом отведет старшего группы в сторону и тихо на ухо объяснит, что утром будет возможность получить шкуру российского снайпера. Стоимостью столько-то долларов. И старшой, если он не дурак, послушает Стрелка, и прикажет ждать рассвета.
Потому что люди с гор по опыту уже знали простую военную расценку, существовавшую еще со второй мировой войны: снайпер стоит дорого. В те суровые времена у командиров считалось положить один взвод для уничтожения одного снайпера вполне разумным, приемлемым, и даже выгодным разменом фигур. Так же считается и на этой войне. Ну, разве что, не взвод, но человек пять в бою отдали бы без большого торга.
Потому что страшен снайпер. Фраза «работает снайпер» заставляет десятки, сотни солдат и офицеров сгибать колени при ходьбе на открытой местности, курить в рукав и нервно оглядываться по сторонам. Одной шальной пулькой снайпер раздражает вражеские подразделения не менее сильно, чем артналет. Палец о палец не ударив, одним мифом о своем существовании, он сутками держит роты в душных блиндажах и подвалах, ограничивает расход воды и подвоз боеприпасов. После его появления любая стекляшка в чужих окопах расценивается как нацеленный лично в тебя прицел. И даже при этом ненависть к нему редко превосходит его реальное значение. Поэтому и охота на него идет нервно и беспощадно. При такой дикой охоте расход своей живой силы контролируется не более экономно, чем расход воды при тушении пожара на пороховом заводе. Скажем так.

И как только станет светло, старший бандит отправит несколько человек за трупом, а сам вместе со Стрелком начнет выжидать и оглядываться. Возможно даже, он заберет винтовку у второго охранника, что бы лично «сделать» федерала. Ведь от этого зависит оплата труда. И это тоже хорошо, наверняка он стреляет хуже охранника.
Чем меньше оставалось ночного времени, тем больше крепла уверенность Четвертого, что все будет именно так. Увертюра начнется с первыми светом. Когда можно будет различить черную и белую нить.
Впрочем, нет. Нет, не с первым. Четвертый прикинул время, когда можно ждать начала первого акта спектакля «У погибшего товарища» - по окончании первого телескопического света. То есть периода, когда в оптику прицела уже можно видеть то, что еще не видно без оптики. Объектив прицела, обладая большей светосилой, чем зрачок человеческого глаза, усиливает яркость изображения, поэтому в сумерках или на рассвете в оптический прицел можно видеть то, что уже не видно или еще не видно невооруженным глазом. Стрелок выберет время, когда видеть смогут все, а не только он один в прицел. При охоте ему нужно будет много глаз.
Вот такое вот есть мнение. Кто «за»? Единогласно, какие могут быть споры...
Вопрос номер два - можно ли ему играть в такую игру?
У него остался запас на два дня, это максимум. Значит, по запасу времени он готов к игре. Правда, у него еще впереди обратная дорога, но сейчас ее уже можно пройти ускоренно, часа за три.
Играть или не играть - вопрос не запасов, а расчета возможностей.
Допустим, он пропустит группу, чтоб не выдавать себя для Стрелка. А если Стрелок решит, что федерал ушел и тоже уйдет? Потратив сутки для проверки, он вернется в гарнизон.
Фактически это означает, что задание не выполнено.
Хреново. Вернутся спустя столько дней пустым (охранник не в счет)? А если в гарнизоне еще кого-нибудь…
Некогда сейчас фантазировать. Он играет в эту игру.
А как играть? Ну, для начала, придется потревожить носильщиков.
Допустим, он двоих-троих успеет «снять». Останется еще сколько-то, и главный противник. Причем, позиция будет достаточно быстро обнаружена (надо исходить из этого, не так уже это сложно сделать) Для боя она не годится - не тот обзор, не та защита. Вывод - если обнаруживать себя, то только не отсюда. Или так - отсюда, и сразу делать ноги на другую точку.
Другой точки у него не было.
Это трудно представить даже среднему снайперу, но запасной позиции он не приготовил. Конечно, он мог бы оправдаться, мол, надо было спешить оборудовать основную. Нельзя было долго торчать на виду. И так далее. Но это ты на учебных занятиях инструктору говори. А эти, из-за леса - из-за гор, слушать твои объяснения не станут…
Куда же уходить?

Он попытался восстановить в памяти площадку наверху. В принципе, тут каждый пень - огневая точка. Можно устроить прятки - догонялки в лесу. Кстати, если дать им возможность обнаружить позицию, и вытянуть сюда на склон, то ждать их на мушку следует уже с противоположной точки. А это (ой, держите меня четверо - щас описаюсь) - возле трупа!
Он чуть не засмеялся. Так как?
Нет, не годится. Стрелок в цепи не пойдет. Он как раз тут и заляжет, будет наблюдать, как на склоне товарищи рыскают. Значит, надо выйти ему во фланг, или в спину. А как это сделать?
Четвертый приободрился. План дальнейших действий очерчивался достаточно конкретно.
Новый интервал. Светло. Можно сказать, уже светло.
Он в очередной раз справился с желанием прикрыть глаза на пять секундочек.

И тут к трупу, полусогнувшись, подскочил парень.
Он выскочил из кустов неожиданно, как чертик из табакерки.
Честное слово, похож! Такой же щуплый, шустрый, темный, волосы всколочены, как рожки. Быстро обвязал руку покойного веревкой и также быстро юркнул обратно в кусты.
Все это заняло максимум пять-десять секунд. После этого веревка натянулась, тело опрокинулось на спину, и, потянулось по земле в сторону кустов.
Ловкачи! Вот это номер!

Четвертый подумал, что его надули. Не будет никакой шумной толпы на тропе. Один человек протащит его метров двадцать в сторону кустов, а там уже безопасно. Там тело подхватят много рук и унесут. А он даже этого парня больше не увидит.
Всем солдатам всегда говорят: думайте за противника, думайте, думайте, думайте… Уж чего-чего, а за противника он думал всегда.
Видимо, в этом лесу его всерьез пока не воспринимали. Он думал, что его бояться, уважают, будут предлагать чуть ли не интеллектуальный поединок…
Четвертый выругался. Тихо, но от души.

Но тут произошло неожиданное. Тело перестало двигаться.
А потом из кустов вышел… вышли… второй… третий… четвертый… пять человек, с самодельными носилками, в их числе - тот парень. Окружили тело, развязали веревку, уложили на носилки. О чем–то негромко заговорили, оглядываясь кругом, и обводя округу руками. Обсуждали, наверное, откуда к соратнику прилетела смерть.

Четвертый улыбнулся второй раз за эти дни: он понял, в чем дело. Видимо, они лишь опасались, что ночью федерал смог заминировать тело, вот и решили подстраховаться, дернули труп веревкой.
Они думали, что он смог ночью заминировать тело? Видимо, так. Ну, это уже почти суеверный страх какой-то перед простым российским солдатом.
Очень хорошо, пусть будет страх.

Он окончательно успокоился. Видимо, он не ошибся насчет Стрелка. Стрелок- свой парень, коллега, и все сделает, как надо. То есть, как должен делать. Если он достал полуприкрытую БТРом цель с 600 метров, то был обязан надеяться, и, как видно, действительно, надеялся, что федерал не уйдет. И разве Стрелок позволил бы простым носильщикам уйти незаметно, если есть возможность вызвать на них активность снайпера?!
Глупо даже думать иначе.
А сам Четвертый? Он в такой ситуации как бы поступил? Отдал бы восемнадцатилетнего пацана за Стрелка? Хм-м… Вот-вот, уже задумался, то есть, ответ не очевиден. Сложно ответить на такой вопрос (насчет простых носильщиков неточно сказано. Вообще-то это вражеская пехота, и попади он к ним в плен…)
Ранее предполагаемая им тактика действий Стрелка стала теперь реальностью. Стрелок ему фактически сказал: «Если ты дурак - стреляй, а потом я тебя достану. А если ты умен и храбр - что ж, давай, отвечай на мой вызов, посмотрим, кто здесь круче!»
Люди возле трупа выжидательно и нагло посмотрели в его сторону. Словно ждали, какое он примет решение. Надо сказать, смотрели они на него даже с вызовом, дерзко, особенно один, высокий.
Поглаживая спуск, он еще раз прикинул свои шансы.
И принял вызов. Он был зол, он понимал неравенство сил, он понимал, что ввязывается в опасную игру, он предполагал, что кроме открыто показанных ему пятерых человек кругом должно быть еще человек десять, наблюдавших за местностью. Но он был зол. И еще - мельком снова представил, как придет на ужин в столовую после безрезультатного бегства…
ОК, играем!

Прицел замер на одной из целей. Не на абы какой, а вот этот конкретный крепкий «верзила» с автоматом (во время быстрого подбора целей тут же автоматически даешь им прозвища). Верзила особенно презрительно смотрит сейчас в сторону Четвертого. Не уважает, наверное. На себя поглядел бы! Маскхалат зачуханный. Пистолет на поясе, гранаты. Нож в ножнах. Сельский Рэмбо из бывших колхозников. «Верзила» явно гордится своим милитаристским видом. Наверное, вообще, очень неприятный тип.
Был бы хорошим парнем, его бы сюда, в качестве мишени, не выставили. Хороших мужиков, по возможности, берегут по обе стороны баррикады, это всем известно.
Кстати, вполне может быть, что Стрелок выставил под огонь того придурка, который в засаде у оврага по зайцам стрелял. Может, «верзила» - тот самый? Вполне возможно. Достал Стрелка тот бузотер своим гонором, вот и решил заодно избавиться от него. А почему бы и нет? Стрелок- тоже человек, и терпение у него не железное. Сколько ему можно лаяться с ослом, который своей тупостью и горячностью срывает боевую задачу? Вполне возможно, что после скандала из-за зайца, Стрелок решил отказаться от его телохранительских услуг, и с собой на охоту не взял. Соответственно, и без того непростые отношения между ними еще более осложнились. А тут- прекрасная возможность окончательно угомонить наглеца.
«Ты самый смелый и сильный среди нас, иди за телом нашего брата»- сказал Стрелок, наверное, тому типу.
Четвертый с интересом всмотрелся в лицо верзилы. Что-то в выражениях его лица и манерах есть дерзкое и самоуверенное. Да, этот верзила, несомненно, очень неприятный тип.
Четвертый снова улыбнулся. В порядке профессиональной любезности он поможет своему коллеге избавиться от этой занозы. У снайпера и так работа - не дай Бог, а тут еще каждая долбанная пешка тебя плечом толкает! Вон, засунул руки в карманы (руки в карманы!… Тут свежий труп лежит, а у него руки в карманах! У него, что, настроение хорошее?!), ремень с кобурой болтается, как седло на корове, еще другими командует, и к носилкам не подходит. Сам себя уже старшим среди носильщиков назначил. Ну и тип!
«Представляю, сколько ты с этим уродом мучился…»
Итак, по согласованию сторон, на должность второго трупа назначается разжалованный из охранников «верзила».
Надо начинать.

С интервалом в две секунды он свалил «верзилу», и еще одного, «молодого». Через пару секунд - третьего, «рыжего», неудачно выбравшего в качестве укрытия бугорок с его стороны.
Теперь их уже не видать, и вот теперь надо уходить. Окружающее пространство превратилось в смертельно опасный загон. Нужно было подумать над дальнейшими действиями. Особенно, над тем, как остаться живым.
Необходимые вещи он приготовил заранее, остальное спрятал в нишах. Конечно, найдя нору и тщательно ее обследовав, те найдут и тайники. Но это если тщательно. Быстрее они найдут полиэтиленовые пакеты с дерьмом (смехота!).
Метнулся в глубь норы, пробил дерновый слой под травой, вылез наверх и залег возле рассохшегося ствола. Позицией это не считалось, только минут десять осмотреться вокруг - и вперед. На холм.
Почему на холм? А вот зачем - если будут преследовать, то окажутся на холме. В идеале - на той стороне холма. Он постарается их туда завести. А там, на той стороне, каждый метр пространства просматривают наблюдатели антиснайперской группы. Устроить открытую беготню на той стороне холма было бы классно. Под эту потеху майор может даже «вертушки» попросить.
(что он сам будет делать под «эресами», Четвертый как-то не успел подумать).
Четко он этих троих снял! Хороший норматив: десяток секунд - три цели.
Рифма: «Три цели в прицеле… три цели в прицеле…»
Он осмотрел окрестности в бинокль. Безлюдно. Странная тишина. Хотя сейчас нет ничего странного. Стрелок анализирует, следовательно, его загонщики будут отдыхать. Бинокль торопливо летает по панораме, стараясь захватить абсолютно все.

Сейчас для Четвертого главное- фиксировать местность, рано или поздно, кто-то из бородачей появиться.
Минут через тридцать Четвертый заметил еще одного. Тот залег за деревом, и довольно часто высовывал округлое полное лицо. Доброе такое лицо мужчины лет сорока пяти. Похож на домовитого хозяина. Наверное, детей много. Четвертый положил винтовку на сук потверже и выждал минуты две. Особо таиться уже не было смысла - три первых выстрела указали его местонахождение с точностью до ста метров. Когда лицо появилось вновь, нажал курок. Выстрел прогремел по лесу, «добряк» за деревом уткнулся в дерн, только ствол автомата заторчал вверх.
Бегом!
Побежал через кусты на склонах холма. На себе - десять килограмм плюс винтовка и пистолет. Под ногами - опавшая листва, ветки, шишки, и все, естественно, самым неподходящим образом подворачивается под ноги. Со стороны его вид для кого-то показался бы нелепым, а для детей - даже страшным. Настоящее чудо-юдо лесное, одет в непонятно что, весь, в лоскутах, как в траве, даже лица не видать, и довольно шустро и юрко петляет среди скрывающей его зелени. Точно, кикимора. Жуть.
Небольшая впадинка с высокой растительностью. Залег, выставил ствол. Вспомнил - сделано уже пять выстрелов. А сколько у нас еще в магазине?… Вот-вот, надо бы дополнить.
Дополнил.
Таких ситуаций в догонялки у него, кажется, еще не было.
Ага, вот один за стволом. Нет, тот успел юркнуть в ложбину, там его не видать. А выйдет, скорее всего, вон там. Подождал. Тот не вышел, Наверное, есть еще дорожка. Жаль, времени мало, и каждый выстрел надо делать результативно. Поискал еще кого-нибудь. Затаились преследователи. Соображают, что к чему.
Надо быстрее отходить дальше. Потом начнется подъем, там позиции более удобны, но по подъему идти опаснее - заметно издалека. Он вылез из впадины и проскочил еще метров пятьдесят. Снова залег, огляделся в бинокль.
Еще один мелькнул в кустах. Итак, из вновь прибывших он видел уже шестерых. Причем о четырех уже можно забыть. В смысле, вычеркнуть из списка. Следовательно, к трупу действительно подходили не все. Кто-то был в другом месте, и осматривал окрестности в ожидании выстрела российского снайпера. Все сходится. Стрелок спустил на него гончих, и ждет его появления.
Так, куда дальше? Он не стал заглядывать в карту, она и так стояла перед его глазами. Где может быть Стрелок?
У него и Стрелка разные биографии, разная философия и вероисповедание. Они разные, но в профессиональном плане они мыслят одинаково. Четвертый доверился этому выводу.
Карта: от склона, где он провел последние дни следующие сектора (начиная с северного направления):
1-ый сектор 0-45 градусов - в сторону холма и немного вправе от него
2-ой сектор 45-120 градусов - тропинка и Сцена
3-ий сектор 120-225 градусов - в глубь леса
4-ый сектор 225-315 градусов - фланговый обход холма слева
5-ый сектор 315-360 градусов - снова на холм.
Очевидно, что Стрелок не ожидает его отхода в направлении 3 сектора. Уходить по линии огня (2 сектор) тоже не логично. Левый фланг отменяется - там на пути овраг. Овраг-это четыре часа, столько у него нет. Остается: фланговый обход холма справа, или напрямик через него.
Преодолевать холм - проблема из проблем, если у тебя на хвосте преследователи. Рискуешь получить пулю в спину, не доползя до верха.
«А четвертым был Четвертый»- будут, наверное, вспоминать в гарнизоне эру Стрелка.
Что же остается? Вправо вдоль холма? Это наиболее безопасный путь. Он даже понял, что будет дальше: он оторвется от преследователей. Может даже, завалит парочку самых нетерпеливых. Стрелок останется вообще в неведомой дали за их спинами, и он будет вполне психологически готов сказать себе: «Видно, не судьба. Видно, в другой раз». И вернется в гарнизон. При желании такое возвращение можно назвать успехом.
Нет, не годится. Возвращаться без главного результата нельзя.
Значит, единственный путь - в сторону холма. Сектор примерно в 90 градусов.
(интересно, Стрелок пришел к тому же выводу, или нет?)
Ладно, на холм- так на холм. Он двинулся с места.
Впереди ручей. Он сходу вошел в воду, быстрым всплеском обмыл грязное лицо, и тут же вышел на другой берег. Раз шесть за эти дни он мысленно срывался, и думал, как было бы неплохо искупаться в холодном ручье. И вот, желание исполнилось. Буквально за пять секунд. Точнее, буквально на пять секунд, и теперь снова только мечтать о холодной воде.
Скрылся в кустах. Начался пологий подъем, потом он станет немного круче.
Подумал.
Он еще может уйти, но у него другая задача. Интересно, понимает ли Стрелок, для чего вся эта канитель? Осознает ли, что его существование вычислено, и что он –тоже объект? Или думает, что федерал тут просто орден хотел наработать?
Итак, приблизительное место нахождения его первой позиции они уже обнаружили плюс -минус сто метров. Чем дальше от его позиции, тем шире полоса сектора его отхода, которую им надо контролировать. Ну, как бы расширяющийся конус с вершиной в сто двадцать градусов. Такая неясность будет сохраняться до тех пор, пока его не заметят. Тогда все начнется сначала.
Среднее поле обзора на этом участке - до ста метров.
На удалении ста метров от вершины конуса ширина сектора около двухсот метров, значит, в цепи нужно минимум два человека. На удалении трехсот метров - почти полкилометра, это уже задача для пятерых. Где в этом случае должен быть Стрелок? Логичнее всего - в середине цепи. Чтоб быстро добраться до любого фланга, с которого будет замечен федерал. Возможно, при этом он будет проигрывать в удобстве позиции наблюдения, но выигрыш в том, что он быстрее окажется на позиции открытии огня, так как тут использовать максимальную техническую дальность прицела явно не придется.
Исходя из этого, Стрелок должен двигаться за цепью преследователей, где-то посредине цепи, что дает почти прямо северное направление от его первой позиции.
Четвертый приглядел местность - на местности эта квадрат со стороной около сорока-пятидесяти метров. Стрелок должен быть в этом квадрате, и двигаться прямо на север.
Ну, пора снова вверх?
Он оперся на руки.
И вдруг возникла совершенно сумасшедшая (иначе не назовешь) мысль. Мысль быстрая и безрассудная: укрыться где-то здесь, пропустить цепь преследователей, оказаться за их спинами, дождаться Стрелка, и в упор, с двадцати метров, с открытого прицела разнести его башку из пистолета… Не из винтовки, а именно из пистолета с глушителем. Он даже огляделся вокруг себя - есть укрытие или нет?
Да, погоди! Разве это серьезно, так поступать?!!! Так ПОСПЕШНО?!!!
А что?
Взглянул на часы. Впрочем, какая разница, сколько сейчас времени!
И снова эта же мысль: А ведь он может это сделать!
Какая-то суворовская мысль!
Снова оглянулся.
Нет. Нет ничего. Он сместился метров на двадцать - было бы время, вот тут можно было бы вкопаться в камни и переждать.
Черт подери, он сделает именно так - пропустит цепочку и свалит Стрелка. Из пистоля в башку. Ножом глотку перережет, как они наших пленных пацанов режут. Зубами перегрызет. Придушит. Короче - сделает в упор.
Чтоб пропустить цепочку, надо укрыться. Надо укрытие. Укрытие он сделает за пять - десять минут.
Но, где взять столько времени?
Хм-м… Надо попросить преследователей подождать. А как? Да очень просто: завалить еще одного!
ОК. Сейчас. Раз плюнуть. Для Стрелка ничего не жалко!
Он снова свалился на грунт в тени кустов, и, выставив ствол, начал искать цель, сдунув каплю пота с век. Несколько раз сильно моргнул, очищая глаза от пота. Черт подери, капля попала на линзу! Вот только этого сейчас не хватало! Матерясь, торопливо протер стекло. Протер с такой нежностью, как матерая домохозяйка не протирает любимую салатницу.
Минут пять никого не было видно. А потом высунулись сразу двое, причем из одного места - от большого валуна. Бестолковые! Им, наверняка, говорили - сделать цепь шире. Отойдите, мол, подальше друг от друга, на расстояние зрительной связи. А они все равно, кучкуются, теряют видимость, в цепи - стометровые бреши! Господи, ну как с такими воевать! У Стрелка, наверное, на них зла не хватает.
«Так, ребята, бросайте жребий. Один из вас…»
Затаил дыхание, подвел уголок прицела на край валуна.
Ну же!
«Высунь рожу, сука, у меня времени мало!»
Из-под самого низа камня осторожно высунулось угрюмое лицо. Дальность - триста. Ветер справа, где-то 0,5. Ничего, на такой дистанции это почти не влияет.
Дожал курок. Выстрел. Голова «угрюмого» резко мотнулась назад.
Теперь они не будут высовываться минимум полчаса.
6:0.
И теперь они знают, где он находится.
Сектор отхода мгновенно сузился до пятидесяти метров, это великое достижение для преследователей. Или для Стрелка, план которого явно начал претворяться в жизнь, хотя и дорогой ценой.
Пора действовать! Достал шанцевый инструмент, воткнулся в грунт (мысль на ходу - правильно ли по-русски будет сказать: «план убийства претворен в жизнь»?)
Подрыл лопаткой две ложбинки среди песка и камней. В одну закинул весь скарб и винтовку, и прикрыл камнями. Положил приметную ветку.
Во вторую лег сам, накидав вокруг обломков ветвей и камни. Засыпал сухим песком ноги, пояс, полгруди. Положил взведенный пистолет в полиэтиленовый пакет, засунул в него правую руку и чуть присыпал песком. Закопался до горла, рядом воткнул срезанный куст, который почти скрыл голову. Лицо хорошо оттенялось маскировочной сеткой с маленькими дырочками для глаз. Подвалил левой рукой пару камней под голову, еще подсыпал песка, почти до рта и утопил руку в песке.
Пошевелил правой рукой, слегка выставив срез ствола из песка в сторону кустов.
Исчез.
Быстро успокоил мысли. Все, забег окончен. Спокойствие. Теперь он снова змея. Змея с пистолетом в руке. Кстати, не только змеи так прячутся. Некоторые морские рыбы так же прячутся на песчаном дне в песке, выставив одни глаза, жадно хватая не заметившую опасность добычу. В оперативно-боевом плане люди и те рыбы мыслили одинаково. Забавно.
Снова медленно потекло время. Некоторые ученые гадают: что это такое, время? Да все просто- это наше отражение, наша тень. Я бегу-оно бежит. Я остановился- и оно притормозилось.
Снова начался отсчет первого интервала. Первый интервал - враги, однако самая первая мысль-заклинание звучала все же так: «Я убью тебя через четыре часа».

Прошел час. Наверное, час. Песок, потревоженный острой лопатой, давно и окончательно высох. Немного сместилось солнце. Еще часа два, и куст сильно обмякнет, это не хорошо, это демаскирует. Он легко пошевелил пальцем правой руки. Рука в пакете вспотела, но никаких неприятных ощущений это не вызывало. А пистолет стал совсем теплым.
«Только бы настоящая змея на солнышко греться не выползла…»
Ох, ну и гадкая мысль. Змея - и сейчас! Не накаркать бы!

Еще полчаса. В зарослях мелькнула тень.
Он представил, как из кустов, крадучись, выходит человек, и, проходя мимо, наступает на него. Нет, не успеет наступить - получит пулю. Нечего на замаскировавшегося снайпера наступать!
Он напрягся. Прошло минут пять.
А потом тот, кто отбрасывал эту тень, прошел стороной.
Он снова представил, как тот наступает на него. Падает. Говорит, смущенно улыбаясь:
« - Извините, я на вас случайно наступил…»
« - Ничего, с кем не бывает…»
Несколько лет назад они могли бы встретиться на курорте, пить вместе вино и обсуждать прелести дамочек из соседних номеров гостиниц. А сегодня этот человек, не задумываясь, перережет ему горло. Конечно, в том случае, если Четвертый ему первым лоб зеленкой не намажет.
Интересно, зачем они все же выбрали себе путь конфронтации? Как бы не был плох мир, но он всегда лучше войны. Воюет тот, кто хочет воевать. Причины для этого желания бывают разные. У верхов - одни, у низов - другие. Различные слои населения также по-разному видят желательные результаты и итоги войны. И все же… и все же, когда начинается война, народ становится един. Как едины мальчишки одного двора, идущие драться с другим двором.

Сам же Четвертый считал, что желание повоевать - это стадия в развитии этноса. Во все времена кто-то с кем-то дрался. Одни народы уже повоевали досыта. А другим - спичку не подноси, полыхнут. Ну, как драчливые мальчишки. Вон, взять европейцев. Чего только между собой не вытворяли всю дорогу! Сколько раз за прошедшие столетия противостоящие армии проходили по их домам вдоль и поперек? А сейчас? За каждого погибшего солдата европейское общество такой шум подымает, как будто впервые с этим сталкивается. Навоевались, видно. Не страна, не правительство, и даже не общество, а объединенное сознание всего населения, менталитет, кричит: хватит, навоевались! Даже отношение к военным у них другое, солдат у них - не защитник отечества, не исполняющий священный долг великомученик, а просто профессия такая. И умение воевать у европейцев накопилось за столетия практики, и техника суперразрушительная и сверхточная. Но не хотят они воевать. Достали Европу войны!
А эти еще не прочь.
(недавно один взводный домой в отпуск ездил. Сел, говорит, в трамвай, едет. И тут детский крик в вагоне - Аллах акбар! С перепугу в окно чуть не выскочил, думал, что сейчас смертник бомбу взорвет. А, оказывается, таджикский мальчишка-беженец попрошайничает. Совсем нервы ни к черту, говорит).

Надо полагать, скоро где-то рядом скользнет Стрелок. Стрелок вполне готов к мысли, что загонщики не заметят снайпера, и будет насторожен. Однако есть момент, во время которого Четвертый имеет шанс. Момент, когда Стрелок будет зорко осматривать в прицел идущие вверх склоны. Именно тогда он не будет видеть, что творится у него перед носом. А может, заметит, да ничего сделать не успеет.
Откровенно говоря, было бы лучше, если успел заметить. Как из песка еле заметно высунется что-то непонятное, из которого влетит ему в лобешник тяжелая пулька. Чтоб в тот короткий миг между жизнью и небытием успел понять, что неистовая вера еще не дает права считать себя суперсолдатом.
Эту тему Четвертый редко затрагивал. Он как-то задумался: если бы у него была возможность провести переговоры с объектом и убедить его сложить оружие, воспользовался бы он такой возможностью? Уж какие только философы не твердили миру: лучший способ победить в войне - не начинать войну, лучший способ победить врага - превратить его в друга. И так далее в таком духе.
И тогда же он дал себе ответ: нет, не воспользовался бы.
Нет никакого желания что-то доказывать тому, кто так яростно убежден в своей правоте. Пусть этим другие занимаются. Политики, правозащитники, депутаты. Психиатры, в конце концов. А он не будет. Ему проще прекратить разговор и ликвидировать оппонента. Наверное, это потому, что разногласия со Стрелком и его соратниками у Четвертого были далеко не идеологические, и, стало быть, лечению дипломатическими путями не поддаются.
Или - вы, все, закройте рты, или - будем биться.
Четвертый был уверен, что основания у него для такого ответа были. Их только сформулировать надо, а вот в этом он не силен. Знать - знает, а сказать не может. Современный цивилизованный нормальный человек должен уметь мотивировать любые свои поступки. Даже прямо противоположные. А вот он не может.

Впрочем, те, кто бубнит, что стараются гасить конфликт ненасильственно, они что, от совести-сердца это бубнят? Лощеный боров-депутат, выступающий за финансовую помощь разрушенной войной территории? От чистого сердца?
Паны ссорятся - у холопов лбы трещат. Это всем известно. Только никто не спрашивал - с чего холопы свои лбы подставляют. Наверное, у каждого холопа свои мотивы.
Одни считают, что раз за пана бьются – значит, они вроде как равными с паном становятся. То есть, он и пан - как бы уже вместе одно дело делают. Наступает великое равенство между паном и холопом, когда холоп за панскую идею свой лоб выставляет. Это, в целом, обоюдовыгодное дело. У холопа появляется уважение к себе, как к равному пану. Ну, а у пана - лоб, который можно выставить вместо своего.
Другим потеха нужна. Есть такие, есть…
Третьим семью кормить надо, святое дело.
А четвертых никто и никогда не понимал. Принять их философию жизни - да уж лучше в жены самку каракурта взять. Идут в драку угрюмые, и слова не скажут, и там же, на поле и останутся. А за что - об этом другие гадают. Гадают, но не догадаются. А все просто: люди, он имеет в виду, нормальных людей, - всегда ждут сигнала к атаке. Они все - одушевленные боевые системы. Задень, толкни, сболтни, намекни - тут же начинают искрить. Повод становится причиной. И разгораются бои. Они же все нормальные, только когда спят лицом к стене. Все остальное они делают неправильно. Иначе жизнь не была бы такой поганой, какая она есть.
Конечно, договориться со Стрелком было бы правильно. Правильно было бы объяснить ему все, переубедить, выслушать. Правильно было бы показать пример. Накормить его, предложить хорошую одежду.
Четвертый усмехнулся.
Нет сейчас ни одной причины, по которой Стрелок уйдет живым от Четвертого. Ну, разве что, если сам ловчее окажется.

Еще полчаса. Становится жарко.

Стрелок медлит. Видимо, он обратил внимание на то, что убыль среди загонщиков приостановилась, и предположил, что снайпер залег и ждет уже его. Если догадался - получит к своему шансу дополнительно десять процентов. Если не догадался – теряет все.
Жарко! Перед носом летает какая-то мелкая живность. Жарко…
Он немного прикрыл глаза, и перешел с состояние полудремного бодрствования.
Вдруг… Опять двадцать пять! Перед глазами в воздухе, в жаре плывет прицельная марка. Немного туманно, немного расплывчато, однако, это, несомненно, она. Еле заметно. Вот это уже точно «бжик» пошел. Он забеспокоился - сейчас ему не до видений. С головой явно что-то не так. Как может перед глазами висеть картинка из прицела, если винтарь в нескольких метрах от него камнями завален? Словно он - киборг с искусственным глазом и встроенной системой наведения.
Не кстати это сейчас. Тогда, в безопасной норе он мог позволить себе расслабиться, а сейчас, в песке, под носом противника - нет. Сильно моргнул глазами - наваждение прошло.
Минуты две он успокаивался. Такие непредсказуемые ситуации ему не нравились, а сейчас это было особенно тревожно. А вдруг он, вообще, через час ослепнет?
Где же Стрелок?
Где он шастает?!
Вот. Знакомая мысль. Спокойно, Четвертый, спокойно… Давай размышлять о врагах. Последнюю минуту ты начал опасно нервничать. Итак, раз, два, три…
Где Стрелок?
А кто он, этот Стрелок? Когда-то где-то научился хорошо ставить прицел. Есть опыт. И теперь первый парень на деревне. И потому тщеславен. Он даже охрану берет из понта. Сейчас он считает, что впереди идут просто загонщики, и ему плевать на них. Он не уверен, что федерал покинул это место, федерал вполне может оказаться еще тут, и угрожать Стрелку. Стрелок - очень ценный человек в отряде, и должен беспокоиться о своей безопасности. Не для себя, конечно, а ради других. Ради, можно сказать, веры.
И вот сейчас такой общественноценный человек должен рисковать собой, что бы догнать трусливого федерала, который вполне мог остаться незамеченным загонщиками в кустах, чтобы исподтишка, в упор, прикончить такого хорошего парня!
И что? А вот что:
Стрелок должен отозвать своих и еще раз прогнать их по склону.
Конечно, он сейчас отзовет их, и, пряча бешенство, скажет, что федерал ушел, и надо возвращаться. А потом, как бы передумав, снова пошлет прочесывать. Не скажет же он им, мол, братья, подставьте свои задницы еще раз, чтоб я мог найти неверного.
Как можно такое предложить братьям по оружию? Нет, не скажет.
Но сделает именно так.
А сам в это время отойдет немного назад. Приблизительно вон туда. Туда, где хороший обзор. Назовем это точкой «А».
Значит, Четвертому надо быть вон в той точке «Б», откуда видно точку «А».
Прекрасный план.
Вот только нет уверенности, что он сможет сейчас туда пройти. Возможно, Стрелок просматривает всю местность вокруг него в прицел.
Да, теперь идет война догадок. И проиграть в ней можно, только сделав неверную догадку.
Два решения. Первое: ждать, когда вернутся загонщики, и пройдут снова, а вслед за ними, возможно, пройдет Стрелок. Второе: торопливо оставить позицию. Привычное правило гласило: не спешить. Однако при повторном проходе Стрелок мог потребовать от загонщиков более тщательного осмотра местности, вероятность обнаружения и ввязывания в перестрелку возрастала многократно. Стрелок мог использовать своих людей не только, как подсадных уток, но и как борзых. И так, и эдак. А до темноты еще ох как далеко!…
Похоже, что он оказался в ловушке, которую сам же себе подготовил.
Хотя, тропинка, по которой он сюда прошел, скорее всего, не видна Стрелку.
Осторожность - осторожностью, а зря пугать себя не стоит. Это поляночка не может быть видна с той позиции, где должен был бы быть Стрелок.
«Остаться здесь - это явно поспешное решение», - он, наконец, нашел для себя обоснование для отхода.
Он вылез из песка. Ползком добрался до тайника, выкопал винтовку, все остальное оставил там. И осторожно двинулся по склону. Уйти в сторону, сделать крюк и выйти в спину Стрелку - таков был его план.
Перебираться по склону пришлось самыми неудобными местами, каждая более - менее открытая площадка таила смертельную опасность, и такие приходилось оползать кустами. Через полчаса он уже был у ручья, в более чем ста метрах от второй позиции.
Снова ручей! Ручей - прекрасное место передвижения, почти шоссе. Едва приподняв сжатую в руке винтовку над водой, он почти полз по дну ручья у самого берега, заросшего высокой травой. Холодная вода приятно освежила усталое после многодневного заточения тело, сбила жару. Пить мутную воду он все же не рискнул. Все что он себе позволил - обильно сполоснуть горло. Ручеек,
спасибо тебе…
Метров двести он двигался в воде вдоль берега, изредка останавливаясь и оглядывая местность в прицел. Любая точка на берегу была удобным местом для наблюдения, и радовала сердце своей укромностью.
А потом решил: сделан достаточный крюк, можно выходить из воды. Примостившись у коряги, осмотрел местность, выждал полчаса на самой кромке воды, дождавшись, когда с формы стечет вода. Восстановил на лице камуфляжную краску.
«Хорошо в ручье. Хорошо, прохладно... »
Все. Приплыл. Пора на берег.

Покинув гостеприимный ручей, двинулся к намеченной точке «Б». Она находилась немного восточнее его первой позиции. Добравшись до нее, наспех окопал бруствер и укрыл ветками. Замаскировал ствол винтовки лоскутами и травой, начал ожидание.
Обзор был направлен на ближайшие подступы к склонам. В прицел промелькнули заросли кустов, камни, деревья, песчано-каменистые открытые площадки. Не особо систематично он искал движение. Наверное, сейчас по склону шастали ищейки.
В этот раз ждать пришлось недолго, час-полтора от силы. В зарослях кустов он различил неосторожно прятавшегося человека, похожего на загонщика. А, возможно, не прятавшегося, а просто отдыхавшего. Человек задумчиво, неподвижно смотрел в небо. Дальность - четыреста метров.
«Пух» - Четвертый отметил его мысленным попаданием в шею.
Почему человек не рыщет по склону?
Может быть, Стрелок оставил его как приманку? Он же уже знает, что у федерала винтовка без глушителя.
Он стал приглядываться к его глазам, направлению взгляда. Человек выглядел усталым, и не оглядывался.
Что, черт возьми, это означает? Где остальные? Где Стрелок?
Четвертый почувствовал себя неуютно. Его предположения о втором проходе цепи загонщиков были логичны, но пока он не нашел им подтверждения.
Человек был левшой, так как держал рукоятку автомата левой рукой. Правая лежала на животе.
Возникло ощущение, что что-то в этом не так. Зачем левша будет держать кобуру на правой стороне?
А, вот в чем дело. Дурилка это все. Просто человек был уже мертв, но посажен, как живой.
Похоже, что противник наконец-то оценил федерала по достоинству, и уже не лезет нахрапом. Начинается излюбленный для Четвертого вид боя - дуэль ожиданий. Хотя, «излюбленный» - не то слово. Ничего любимого в этом нет. Нудное это все же дело, как там не хитри с интервалами. Единственный приятный момент - это завершение ожидания. Когда снова убеждаешься в способности своих нервов обеспечить выживание. Когда оказывается, что твои нервы все же лучше, чем у твоего противника.
(а вот эту мысль надо решительно отсекать, от нее поднимается настроение, и возникает чувство, именуемое зазнайством!)
Борьба с зазнайством –похоже, ему пора начать посвящать этому пару часов в каждом интервале. Когда чувствуешь полную уверенность в своей победе, тебя подстрелят. Так было, так есть и так будет.
Движение у кривого тополя. Плотный крепкий бородач переполз от пенька в кусты, и долгим взглядом посмотрел обратно. Потом вернулся обратно, что-то взял, и опять выполз вперед. Дальность триста пятьдесят метров. Кто остался за пеньком?
Бородач замер, выставив автомат из кустов. Прицельная марка плавно подрагивала на его печени. Если сейчас в него войдет пуля, она разворотит там очень много. Но бородач этого не знал.
«Терпеливый в лесу - невидимка. Видит всех, его не видит никто» - подумал Четвертый.

Еще полчаса. День катился к вечеру, жара спала. Снова захотелось пить. Стараясь сбить сухость во рту, стал медленно жевать горькую сырую веточку.
Бородач махнул в сторону кустов рукой, и прополз метров двадцать вперед.
Понятно: его интервал терпения равен тридцати минутам, в восемь раз меньше норматива.
«Ты- покойник, приятель…» - предсказал ему Четвертый судьбу, и почти потерял к нему интерес.
И вдруг его холодом обдала мысль: теневой снайпер! Он совсем забыл про второго охранника! Того, который прикрывает Стрелка. Если Стрелок сейчас осматривает подступы к склону, то его охранник осматривает подступы к нему.
Так, значит, он забыл про второго. Опять что-то забыл, опять что-то выпустил из внимания! Интересно, сколько еще ему можно сделать оплошностей? Или он уже исчерпал лимит, и эта оплошность – для него последняя?
Возможно, теневой уже снова прикрывает Стрелка! Как псина, вечно болтающаяся у ног любимого хозяина. Никто на нее не обращает внимание, никому она не нужна, вот только дело свое знает - сидит у хозяйских ног и молча сторожит. А, может, и не молча. Может, пару минут назад теневой сказал доброжелательно доверчивому бородачу: «Перейди-ка ты вон туда, на полянку, там тебе безопасней, а я тебя прикрою». А сам, сука, остался с винтовкой наизготовку… Вполне мог сказать, так как с каждым подстреленным горцем стоимость российского снайпера сильно возрастала.
Возможно, этот тип уже взял его на мушку своего СВД, и терпеливо ждет, когда представится возможность выстрела. Стрелок все еще злобно оглядывает склоны, а его пес уже готов вцепится в горло.
Нет, еще не взял. Если бы взял - не стал бы ждать, а открыл бы малоприцельный огонь, а дело завершили бы загонщики.
Сколько у него запаса времени?
Сутки? Без воды, еды, в неподготовленной позиции, без снаряжения?
Да, сутки. Не больше.
И в этот коротенький срок надо поставить абзац Стрелку, пока у него есть преимущество.
Преимущество? Какое преимущество?
Есть слово такое - профессионал. Четвертый - профессионал, ему платят деньги за определенную работу, и как честный профессионал, Четвертый должен уметь ее выполнять.
А Стрелок… Он еще не готов к этому. Он хорошо стреляет, но сейчас он оказался не готов к такому поединку терпения. Он просто не ожидал от противника такого уровня терпения. В следующий раз он будет нацелен на ожидание, и задача Четвертого тогда усложнится.
Но Стрелок не доживет до следующего раза. В этом и было преимущество российского снайпера - он шел с готовностью ждать много суток, а Стрелок в начале боя вел себя как охотник на уток, где все решает только быстрый прицельный выстрел. Это называется рабочим настроем. Вот наглядная разница между профессионалом и любителем (интересно, сколько получает Стрелок за свое любительство? Возможно, на порядок больше, чем Четвертый, причем в валюте).
Сейчас Стрелок собрался и подтянулся, но опыт Четвертого говорил: для череды интервалов мало собраться и сосредоточиться. Инструктор тоже считал, что достаточно сосредоточиться, и где он сейчас?…
Наверное, надо просто иметь такой склад характера, такой ход мыслей и образ жизни, при котором можно бесконечно смотреть в окуляр, не испытывая желания оказаться где-то далеко от этого проклятого места.
Где-то, скажем, на берегу теплого моря в окружении фигуристых телок, в крайнем случае - жены.
Где-то в кабаке, в шумной компании, с пивом, и чтоб у входа стоял навороченный джип, или даже «копейка».
Где-то в уютном семейном коттедже с садом или хотя бы с картофельным участком.
И так далее.
И не мучиться мыслью, что жизнь проходит за пределами прицельной марки. Что пока он ловит силуэты в прицел, другие люди проводят время своей единственной жизни по-другому. Потому, что на всех желаниях он уже поставил крест.
Стрелок не может быть ему равным. У Стрелка есть родственники, семья, хозяйство. Какие-то планы, надежды, мечты, заработок, и так далее. Все это требует от него возвращения с огневой позиции, пробуждает надежды и сомнения.
А у Четвертого нет ничего. Все что было, он потерял, или добровольно отказался. И нет ему сейчас в мире места лучше этого. И некуда ему спешить, не к кому стремиться, и нечего желать. Его жизнь - здесь и сейчас.
Господи, какую же малую цель в жизни ты дал этому своему рабу! Ну, постреляет он горных людей сколько-то. Ну, сбережет этим жизни других людей. Пусть даже с положительным сальдо. И это все, ради чего стоило жить?
«Выходит, заслужил?»
Снайперская дуэль - поединок желаний, мыслей, чувств. Проиграет тот, кто будет торопиться покинуть это место на планете в поисках более лучшего. А жизнь снайпера - вариант всегда проигрышный. Даже если он выиграет все поединки. Потому, что рано или поздно, он неминуемо растеряет все из лично своего. Почикает на корню. Вместо крови в сердце будет течь холодный заменитель. Вместо чувств и эмоций появится самоконтролируемое мышление и дыхание. Это позволит избежать многих и многих неосторожных движений не только на службе, но и в жизни. Так он обеспечит себе одиночество в старости и полную ненужность никому. Даже воспоминания не станут ночным кошмаром в силу своей убогой однообразности: сцена-объект, сцена-объект.
И даже не важно, что было в начале. Стал ли он таким в силу случайных обстоятельств, или карма у него такая изначально была, предназначение? Жизнь потрепала, или сам выбрал?
Не всегда Четвертый был нелюдимым одиночкой. Были друзья. Черт возьми, он же даже женат был на одной стерве! Были шумные пьянки-гулянки. Комната на соседях, коляска, холодильник в кредит… Туго, конечно, но все же помаленьку вставали на ноги. Цветы, пеленки, быт, постель - все это было, в прошлом. Сейчас это уже далеко позади. Все разлетелось вдребезги, буквально за один день. Может, после этого у него начались отклонения в мыслях? Может, именно тогда он решил, что нет в этом мире ничего, что имело бы цену? Может, именно тогда у него появилась эта чудовищная, нелюдская способность - отказываться от своих желаний, презирать свои желания, не замечать своих желаний? И нынешняя его служба, может, это единственно пригодный приют его выжженной дочерна душе? Зоопарк, где такие, как он, могут продолжать жизнь, не беспокоя других из-за толстых прутьев клетки? Забой, куда добровольно пришел еще не до конца сошедший с ума, но уже чувствующий приближение дикой тьмы зверь?
Тогда он очень добр был, этот зверь!

Он экономно отложил эту мысль в мозговой багажник. Прекрасная тема для размышлений и подсчетов на будущем интервале. Часа на три-четыре… А пока она не к месту.
Хорошо, хорошо, он сейчас избавился от хорошего настроения. И, самое главное, избавился сам, а не когда пулька продырявит. Самоконтроль, самоуспокоение, самосовершенствование и самодисциплина, одним словом.
Четвертый почувствовал приятный холодок в голове - словно не ветерок, а эти спокойные мысли освежили голову. Все нормально.
У него есть сокрушительное, безотказное оружие - способность ждать. Эти, которые в лесу, они же сами готовы в штаны наложить. Они беспомощны, как младенцы. В фильмах силача показывают так: парой ударов в секунду разворошить притон, набитый злодеями. А вот так никто в кино не показывает - умение победить всех, поджидая час за часом. Пленки у них не хватит даже на один интервал.
Да эти, которые сейчас перед ним, каждый из них, может и сам Стрелок, бесятся и проклинают федерала. Неуловимого, как таракан, невозмутимого, как бультерьер. И терпеливого, как крокодил. Они что, торопятся предстать перед ликом всевышнего? Ни хрена! Они хотят жить, хотят вернуться к домам и к родным. И потому сейчас дрожат за себя, так как уже видели дружков своих, сваленных пулями. Это что, не убедительно? Разве их не пугает такая наглядность, что бы там им не обещал сельский священник? Разве не хотят они поскорее прекратить этот кошмар и убраться отсюда? Хотят! Еще как хотят!
А ему на все это плевать. Ему теперь достаточно в жизни и этого.
Движение: бородач отполз обратно в кусты, а потом оттуда выполз Стрелок.

То, что это Стрелок, Четвертый понял сразу. Мгновенно. В первую же секунду.
Он почти без маскировки, в обычной форме (так, небольшие прибамбасы, не более того).
И винтовочка. Ах, что у него за винтовочка! Помародерствовать бы такую классная винтовочка! Даже сошечки есть, будь они не ладны!
Стрелок был неосторожен.
Впрочем, это не удивительно, и ничему не противоречит. Четвертый и не говорил, что Стрелок - осторожен. Он только говорил, что Стрелок хорошо стреляет. А этот еще не значит быть снайпером. Между этими понятиями есть большая разница.
Четвертый шевельнул стволом, на голову Стрелка, как паутина безжалостного паука, мгновенно легли перекрестие прицела. С этого мгновения у Стрелка исчезли личные данные, общественные связи, душевные качества и религиозные убеждения, под большим вопросам оказалась сама дальнейшая биография.
На второй секунде Четвертый обратил внимание: дистанция приличная, а траектория пересекается с тяжелой веткой. Если пуля ее заденет…
Нет, не заденет, он сейчас чуть сместится в сторону.
Четвертая секунда: он сделал быстрое змеиное движение вправо по земле, сантиметров на тридцать. Снова замер. Еще не прижавшись к нему вплотную, взглянул в окуляр. Так, чистое пространство прямого выстрела. Годиться!
Прицельная марка снова повисла между глаз Стрелка, прикрытых сетчатой маской.
Четвертый не колебался. Возможно, это поспешное решение, но взведенная в его душе почти неделю назад боевая пружина требовала снятия напряжения. Нужно освободить пружину, иначе она навсегда ослабнет.
«Уж такова, видно, моя холопская доля!»
Впрочем, уже все равно.
Прощай, Стрелок. Или, до встречи.

Седьмая секунда: винтовка вдруг резко и сильно дернулась вправо, щеки обожгло, словно ошпаренный кот быстро пробежал по лицу.
Пуля прилетала откуда-то с фланга.
«С глушителем. Похоже, засекли…»
Он тут же метнулся обратно - пусть оттуда неудобно стрелять, зато там его, как он теперь понял, не видели. Нетерпеливо, как коня за узды, обуздал тяжелую винтовку, и снова подвел прицельную марку на лицо Стрелка. Стрелок смотрел в сторону, выставив прикрытый маской профиль. Возможно, он тоже не слышал выстрела своего соратника, но слышал удар пули в винтовку. Все нормально, еще ничего не потеряно! Четвертый сосредоточился, и аккуратно подвел верхнюю угловую риску в центре сетки на висок Стрелка.
Ветра нет. Все замерло.
Пока палец медленно поджимал крючок, он успел увидеть, как Стрелок откидывает маску. Четвертый увидел его лицо, даже успел поймать его взгляд.

И тут он неожиданно вспомнил вопрос, который хотел тогда, в учебке, задать психологу. На мгновение он отчетливо вспомнил пустой учебный класс, лицо старика, его странный взгляд, обращенный в будущее курсанта, и его слова о потребностях, которыми творец наделил людей, чтобы заставить их двигаться и развиваться. Тогда у молодого курсанта готов был сорваться, но так и не успел сорваться вопрос:
- А зачем творцу надо наше развитие? Зачем ему это? Какой в этом для него смысл?
Тогда вопрос, мелькнув, уплыл в небытие, и всплыл вот только сейчас.
«Зачем, зачем… Откуда мне знать!»
Впрочем, на этом точку ставить еще рано. Помнится, где-то он слышал слово «кшатрии». Люди, чье предназначение- воинский долг. Не рассуждать, не растить хлеб, не считать звезды и не строить дома. А воевать.
Ладно, как-нибудь обдумаем.
Десятая секунда, он дожал спуск.
«Пух»!

Очень хорошо, добротно лязгнули детали винтовки, винтовушки. Спустя полсекунды какое-то разрушение произошло в голове Стрелка, сетчатая маска упала обратно. Было заметно, как быстро Стрелок увял на траве, однако его голова еще видна.
Следующий патрон тусклым толстым тараканом юркнул в тоннель патронника.
Уголочки, вниз! Стоять!! Замерли!!!
Контрольный, чего уж мелочиться!
Голова Стрелка безжизненно дернулась.

Он ящерицей по земле скользнул назад метров на двадцать, а потом, полусогнувшись, бросился прочь, петляя среди деревьев. Метров через двести побежал уже напролом через все преграды, видимости на него у преследователей уже быть не должно. Сжимая в руках винтовку, бежал, пока хватало дыхания, а потом перешел на шаг.
Ха, да он же выполнил задание! Сделал этого сукиного сына!

Далеко позади коротко, то вместе, то по очереди, стрекотали автоматы. Судя по звуку, погони не было. Те ожидали от него продолжения позиционной схватки, но это уже не было его задачей. Вот еще! Это не его работа - воевать со всем миром. В конце концов, в его контракте не предусмотрена оплата за целый взвод. Пусть сюда придут другие люди, и займутся своей работой, займутся отрядом. А он свою работу выполнил. Прикончил злого лесного разбойника, постоянно требовавшего у доброго майора человеческих жертв. И показал мирным трудолюбивым местным жителям, кто тут круче. Восстановил порядок и спокойствие, одним словом. Не с такой ли целью некогда выезжали из замков в странствия рыцари, и рубили в капусту злых драконов? (опять мысль: кто-нибудь в сказках переживал потом по старикам-драконищам, мамам-драконшам, и маленьким грудным драконятам, которых отважный рыцарь вместе с родителем посек мечом?)
«Вы хвалите мою работу, но видели бы вы, как я ее делаю…»

На ходу бросил взгляд на винтовку. Надо же, так и есть. Прицел был разбит вдребезги. От него осталась лишь покореженная черная трубка. Охранник промахнулся, но разбил прицел.
Возможно, винтовку держал в руках старший из подошедшей группы, забравший ее у охранника. Что бы лично ликвидировать федерала. Тщеславие у него взыгралось. Или жадность. А, может, сдали нервы. Федерал убил полдюжины его товарищей, и все еще продолжал охотиться. И от пережитого страха, от яростного желания немедленно всадить в него пулю трясло руки, бешенство залило глаза. Эмоции довели его до неспособности стрелять, но он даже этого не заметил, и дернул курок при первой же возможности, в первую же секунду. В любом случае выстрел был на редкость дерьмовым. С максимум 200 метров противник промахнулся почти на полкорпуса, и пуля разбила только оптику. Правда, осколками немного посекло лицо, но это пустяки.
Удачно он выпутался сегодня!

Перед ним снова старина ручей. Добряк ручей. Дружбан ручей. Корефан ручей. Уже можно сделать минутный привал. Широким взмахом ладоней облил голову, вытер воду с лица носовым платком.
Присел.
И, наконец, определил, что отвлекало его внимание во время последней пробежки по кустам: направленный вершинкой вверх уголок висел в центре взгляда. А под ним еще, и еще. Он бежал, а они болтались перед его глазами и отвлекали внимание, как попавшая под веки мошка.
Он только сейчас понял, что перед глазами все еще стоит прицельная марка ПСО. Помотал головой, снова ополоснул лицо - линии, черточки с цифрами и уголки не исчезли, они упрямо висели перед глазами, в какую бы сторону он не смотрел. Словно он смотрел на мир через оптический прицел своей винтовки.
Словно оптический прицел ему воткнули глубоко в глаз.
По спине пробежал холодок страха. Проскочила мысль, что стеклянная пластинка с вытравленным рисунком прицельной марки была пулей выбита из прицела и впилась в глазное яблоко. Ранение глаза- это плохо. Наверное, это очень серьезная глазная травма, и грозит инвалидностью второй группы. Однако, боли пока не чувствовалось. Может, из-за шока?
Поочередно, очень осторожно, что бы не усугубить повреждения осколками, прищурил один глаз, потом второй - сетка прицела виделась обоими глазами. Обоими! И виделась прекрасно. Все линии четкие, ясные, как при отличной настройке окуляра. Не бликуют, не мешают обзору, но всегда на месте, и хорошо читаются. Он бросил взгляд вперед себя и присмотрелся. Вот дальность. Вот шкала боковых поправок. А вот здесь будет средняя точка попаданий.
Вспомнил: в трубке только одна такая пластинка. Одна, а не две. Одного прицельного устройства на два глаза не хватило бы. Едва касаясь пальцами, пощупал веки, и недоверчиво посмотрел на пальцы – крови и раны не было. Вообще, никаких повреждений не было, глаза были целы, ничего инородного туда не попало.
«Однако, - определился он, - прицел был разбит до моего выстрела в Стрелка… Как же я стрелял?»
Значит, прицельная марка, наведенная на Стрелка, была только в его воображении? Так бывает?
Бросил взгляд на небо. Трудяга ветер, как молодой, сильный конь, играючи тащил с собой огромные, упирающиеся и цепляющиеся друг за друга облака. Далеко под ними, на высоте ста шестидесяти пяти метров, патрулировал беркут. В просвет между облаками скользнул, переливаясь, солнечный луч, положив крохотную сверкающую искорку на каждую риску дальномера.
«Понял тебя. Теперь я твой модернизированный вариант».
Подхватив винтовку, он бесшумно скрылся в чаще.


КОНЕЦ


(С) 2001 Уфа.

Это сообщение отредактировал GenrichM - 11.01.2021 - 01:22

Хоть и много букв, но, считаю, прочитать стоит. Хорошо написано. Конечно художественно, то есть не без сказок и преукрас, но дух предан. ИМХО. Единственно, камрад, лучше редактируй в следующий раз. Много ошибок о которые спотыкаешься, это мешает читать. Но зелень от меня однозначно.

В двух словах можно узнать про что - Чечня, Афган, ВОВ или худ вымысел?

Проникся
+

Вроде как Чечня.

Прочитал сразу же, но первонахом чёт быть не захотелось. Отчасти из-за того, что написал Мигель. Про ошибки. Ну хоть тся/ться то уж можно научиТЬСЯ писать? Шестой же класс.

Чувствуется знание темы или наличие серьёзного консультанта. И поначалу прощаешь некое занудство, потому как это вроде бы и не повесть, а скорее исповедь такого матёрого профи, для которого нет ничего важнее профессии. Мы и сами все зануды, когда пытаемся донести до других нечто важное, в чём мы разбираемся лучше других.

Но, со временем, рассказ профи начинает в некоторых деталях противоречить собственным клятвам и установкам. То, значит, нельзя верить собственным внутренним позывам к смене позиции, потому что это от усталости и верный путь к гибели. То, хуяк, полежал с пистолетиком, надоело, вскочил, забегал. Туда залёг. Сюда залёг. То три выстрела в день - стрельба от пуза, то троих для разогрева за 10 секунд валим и ничего. То второй выстрел - это провал операции, то - тактический ход. Увидели сломанную веточку и блик - значит проиграл. А если тебя не только обнаружили, но и по тебе, хоть и не совсем точно отсрелялись - так это ничего. Можно после этого главного злодея завалить ещё успеть, да контрольным не побрезговать. А хуле было сразу с Гатлингом в их лагерь не сбегать?

А уж концовка... Вот нахрена было огород городить с подробностями и психологией, чтобы превратить потом это всё в фентези из цикла "еда и патроны"?

Чувства такие от концовки, будто шел фильм про Штирлица, а в последней серии, когда его припёрли к стенке, Исаев рванул на груди фашистский китель, а под ним костюм Бэтмена. И пошёл Штирлиц-Бэтман валить всех пачками по всей рейхсканцелярии. А напоследок схватил Гитлера подмышку и в Ставку Верховного на бэтмобиле.

Хрен его знает. Вот у Тарантино в "От заката до рассвета" превращение криминального боевика в середине фильма в хоррор-комедию как-то органично. А в этом рассказе фантастическая концовка, как по мне, обесценила первоначальный серьёзный блок.

И вроде на фэнтези не настроен, всё же серьезно было. Не лезет оно в конце, как хоббиты не вписались бы в экипаж Малежкина из "На войне как на войне". И в матчасть уже не веришь, а так же и в философию персонажа. Хули, сказка же! Мало ли чего наврал?

Ну, это моё мнение. Может кт поспорит или даже может кому-то прям зашло. Ну ок, пусть будет в качестве АПа комент.

П.с. Зелени добавил. В целом текст читабелен. Затягивает.

Это сообщение отредактировал йош - 11.01.2021 - 23:58

осилил.
встретил в тексте одну фигню за которую меня люто зашпалили в свое время.
а тут оказывается что такое бывало.
(и как я думаю все таки есть)
хотяяя
рассказ то художественный, нихуя не "наставления по стрельбе..."