Невероятные приключения

Внимание-внимание! Не проходите мимо! Загляните на наш огонёк, посидите в тепле и уюте, расслабьтесь и отвлекитесь от суеты. А мы вам расскажем сказки, истории и страшилки.

Итак, начинается "Невероятное приключение"!

Голосование начинается 5 марта и заканчивается в 20:00мск 18 марта.

Работы, присланные для борьбы в номинации «Отсебятина» публикуются в основной ленте с соответствующей пометкой.

Каждый пользователь в рамках конкурса может выбрать не более трёх наиболее понравившихся работ, проголосовав за них с помощью системы голосования портала.

Для выбора фаворита в номинации «Отсебятина» каждый пользователь в ленте обсуждения может оставить отдельное сообщение с чётким указанием фаворита. В номинации «Отсебятина» можно выбрать одну работу.

Оглашение авторства работы, а также размещение работы на любом интернет-ресурсе в ходе конкурса до официальной публикации результатов голосования ведёт к немедленной дисквалификации работы.

Создание любых систем (сообществ, механизмов, пр.) для фальсификации результатов голосования ведёт к немедленной дисквалификации работы.

Любой пользователь по ходу конкурса может учредить номинацию с денежно-материальным поощрением. Все дополнительные номинации могут быть учреждены до публикации итогов конкурса и наградных надписей в итоговой ленте.

Денежные призы можете отправлять на карту Марине(vinsentvega) - нашему бессменному казначею, с пометкой "для Ямы". Сбербанк 5469 3800 1688 5880


1. А в солнечной Бразилии
2. Птица цвета ультрамарин
3. Чужое желание
4. Проклятый дождь
5. Белочка
6. Зов предков
7. Необыкновенные приключения Маши и Вити
8. Зеленый
9. Песнь о моём Сиде
10. ПортаЛ
11. Первый Рандом
12. Мой друг инопланетянин Гена
13. Бытовое

Отсебятина:
1. Андор, могучий гном пятого уровня
2. Бараман йок
3. Погулял

Бонусы:
1. Дитя света
2. Последний аккорд Арчибальда Васильевича

Птица цвета ультрамарин
Таможня дает добро
Плохие Гены
ЗОГ предков
Камуфлет Часть 1
Камуфлет. Часть 2
Камуфлет. Часть 3
Камуфлет. Часть 4
Камуфлет. Часть 5
Камуфлет. Часть 6
Камуфлет. Часть 7
Камуфлет. Часть 8
Камуфлет. Часть 9
Загадка блуждающего шкафа

Это сообщение отредактировал Акация - 18.03.2024 - 20:05

1. А в солнечной Бразилии

Никому не известный путешественник Пётр Евнухов был весьма завистлив. Ему не давали покоя лавры всемирно известного бродяги с похожей фамилией. А когда тот, известный, умудрился облететь планету по кругу на воздушном шаре, Пётр и вовсе потерял сон и аппетит. Но голод – не тётка, и он решил нанести ответный удар.

— А ежели с северного полюса на южный рвануть? Да, легко! — Ничтоже сумняшеся решил Петруха и заказал себе такой же летательный аппарат! Отец-олигарх, уставший содержать сынка мажора, с нескрываемой радостью дал денег, а мать смахнула набежавшую слезу.

Восторг и незабываемые ощущения от полёта, вот ради чего стоит жить! Но случайный метеорит прошил оболочку шара, пролетавшего над бразильской сельвой и перечеркнул все планы. А сельва не прощает ошибок дилетантам.

- Но я же ни какой-нибудь там дилетант, а путешественник! - подумал Пётр, оглядывая буйную растительность в переплетении лиан. Пустая оболочка воздушного шара крепко зацепилась за ветки могучих деревьев и корзина вместе с воздухоплавателем повисла на высоте добрых тридцати метров над уровнем земли.

Нужно было выбираться. Бросив компас, фляжку коньяку, рулон туалетной бумаги и консервы в походный рюкзак, Евнухов не забыл положить туда же книжку, взятую случайно в дорогу. Читал он редко и был приятно удивлён новизной сюжета — двое приятелей, бывших военных, случайно попали во времена войны с Наполеоном… «Авось, будет минутка, почитаю», - подумал Пётр, выбрасывая рюкзак за борт гондолы.

Теперь нужно было спуститься самому. Сбросив вниз швартов, Пётр аккуратно перелез через борт и начал спуск. Однако переквалификация из воздухоплавателя в альпинисты закончилась неудачно, и Евнухов повис вниз головой в нескольких метрах от земли, с тросом, крепко опутавшим его правую ногу. Сидящий на ближайшей ветке тукан злорадно ухмыльнулся.

А на земле выброшенный Евнуховым рюкзак не остался без внимания. Группа серых обезьян деловито раздербанивало содержимое сумки. Первым был извлечен компас, за который две обезьяны тут же устроили драку. Фляга с коньяком, после тщательного обнюхивания, отлетела в сторону. Очередь дошла до книжки. Одна из обезьян, наморщив лоб, перелистала страницы, бросила томик на землю и тут же на него помочилась. «Ах ты сука!» - крикнул в сердцах Пётр, разгневанный отсутствием литературного вкуса у родственных человеку существ. Обезьяны, привлеченные криком Евнухова, стали метать в него консервные банки. Пётр матерился, но русский мат на бразильского примата действовал слабо. А вот «завтрак туриста» в качестве метательного снаряда оказался весьма хорош. Обезьяны попали везде, где было больно, но, под конец, угадали в переплетение троса на ноге, и Пётр грузно рухнул на мягкую землю сельвы. Приматы бросились в рассыпную, тукан на ветке открыл клюв и переливчато засмеялся.

«Зато приземлился», - оптимистично подумал Евнухов, отряхнувшись. Собрав оставшиеся консервы и флягу в мешок, он осмотрелся по сторонам. А джунгли будто ждали этого момента. Евнухова вдруг со всех сторон обволокли странные запахи и таинственные звуки.

«Блин, чё делать»? - подумал наш путешественник. Но тут же взял себя в руки — паниковать было нельзя! «Нужно продвигаться на восток! Осталось только понять, где тут, собственно, восток».

Определить направление по солнцу не было никакой возможности — плотное переплетение веток и лиан не давало разглядеть светила. Вспомнив школьные уроки природоведения, Евнухов решил осмотреть ближайшее дерево. Основание ствола густо покрывал зеленый мох. «Значит юг там!» - обрадовался Евнухов. Но радость была не долгой — с противоположной стороны дерева тоже рос мох, правда желтоватый. И уж совсем опечалил путешественника мох красный, росший с двух оставшихся сторон ствола. В сердцах Пётр пнул противное растение, не уважающее законов географии.

Нога в дорогом трекинговом ботинке глубоко увязла во мху, и из него тут же полезли длинные извивающиеся сколопендры. Большинство — поверх штанов Евнухова, но одна, наиболее ловкая — под ними. Резво взбираясь по ноге, насекомое неумолимо приближалось к жизненно важным органам путешественника. Истошно завопив, Евнухов упал на землю и, перекатываясь, начал стягивать с себя штаны. Мешавшие этому процессу ботинки полетели в разные стороны. Штаны были сброшены, и Пётр, подпрыгнув, встал на ноги не хуже заправского нинзя. Сколопендра, похоже, не добралась до органов, наиболее других ценимых путешественником, но, желая убедиться в этом, Евнухов снял плавки и стал внимательно рассматривать свои гениталии.

- Бог в помощь! - сказал кто-то за спиной Петра, но тот, будучи занят, лишь буркнул в ответ нечто нечленораздельное. Только через несколько секунд до него дошло, что он услышал человеческих голос, обратившийся к нему на русском языке. Быстро натянув плавки, Евнухов медленно обернулся.

Неподалеку от него стоял человек. Загорелая кожа, черные, стриженые «под каре» волосы и полное отсутствие одежды, кроме странной рогообразной конструкции, укрепленной на пенисе, составляли внешний вид незнакомца, который вполне походил на типичного коренного обитателя сельвы, каких Пётр часто видел по каналу «Дискавери». Вот только висящий у него на шее крестик несколько выбивался из общей картины. А еще — ведь не показалось же, он и правда говорил по-русски?
- Извиняй, мил человек, - вновь заговорил незнакомец, улыбаясь. - Услышал я, что кричит кто-то, и вроде как на знакомом языке, но непонятными словами, вот и пришел поглядеть, может случилось чего?
- Ты кто такой? - спросил обалдело Евнухов, подобрав с таким трудом сброшенные штаны.
- Тимофеем меня звать. А кто ты будешь?
- Пётр я. Евнухов.
- Так чего ж ты, Пётр, животину лесную пугаешь?
- Да я… Вон, ногу в мох сунул, а они как полезут… - смущенно ответил путешественник.
- Ты енту тряпку брось, - покачал головой Тимофей, показывая на штаны Евнухова. Твари мелкие страсть как любят места поукромнее, вот и лезут, где тепло и темно.
Евнухов с сомнением поглядел на привязанный к пенису аборигена рог, но штаны всё-же надел.
- Скажи, Тимофей… А как так вышло, что ты… Тимофей?
- Батюшка мой так меня назвать изволил.
- Батюшка, значит. А он кто же был?
- Так охотники мы. Племени мудрой капибары.
- Охуеть… - только и сказал Евнухов.
- Ты, мил человек, не сквернословь, - наставительно завил Тимофей. - Пойдем-ка лучше в село. Гостем будешь, отужинаешь. Там и поговорим, расскажешь общинным, кто-ты таков да откуда к нам явился.


Гостеприимство у аборигенов, как и язык, тоже оказалось вполне русским. В самом крупном сельском доме, построенном из жердей, травы и листьев, собрались почти все взрослые жители. Не было только женщин и детей, которые на такое серьезное мероприятие не допускались.

Здесь Евнухов и узнал историю необычного племени. Более ста лет назад неподалеку разбился аэроплан с отважным путешественником, героем первой мировой войны Семеном Давыдовичем Кривоболтовым, который эмигрировал в Бразилию после революции. Он хотел в одиночку пролететь весь южноамериканский континент от океана до океана, но плохо рассчитанный маршрут оказался фатален — кончилось топливо. Получив тяжелую травму при посадке, Кривоболтов был подобран жителями племени, которые выходили его. Однако полностью восстановиться после ранения храбрый пилот не смог, передвигался с трудом опираясь на палку, а до ближайших поселений белых людей были многие сотни километров по непроходимым джунглям. Поэтому Кривоболтов так и остался жить среди приютивших его аборигенов.

Но вскоре коварная ностальгия стала грызть Семена Давыдовича с ужасной силой, и, не имея возможности вернуться на Родину, он решил воссоздать её в миниатюре следи бразильской сельвы. Энергичности пилоту было не занимать, и вскоре все жители поселения аборигенов носили русские имена, были крещены в православную веру и научились ставить квас на батате и заливать им окрошку из тропических фруктов. Единственное, пожалуй, чего не смог привить местным жителям Кривоболтов — это ношения одежды, потому как ткань тут взять было негде, а набедренные повязки из травы охотникам очень не нравились — их шуршание отпугивало добычу.

- Вот, стало быть, так мы и живём теперича, - сказал Тимофей Петру, когда они, наевшись пирогов с бананом и ананасом, сидели у большого костра в центре села.
- А что же стало с этим, с Кривоболтовым? - спросил Евнухов.
- Преставился, уже годов семьдесят как. Похоронили, как положено, на кладбище у церкви.
- У вас и церковь есть?
- А как же! Мы же не деревня какая — село! Настасьево.
- Почему Настасьево?
- Так еще Семен Давыдович решил. В честь внучки своей, Анастасии Петровны. Её он сам не видел никогда, знал только, что есть она на свете.
- Как же так вышло?
- Сказывал он, что на большой войне был, когда появилась на свет Настенька. В плен его враги захватили, да бежал он. Все домой рвался, но тут эта случилась, как её, контрибуция…
- Революция?
- А может и так, все одно, чертовщина, тьфу! Вот он и уехал сюда. И не увидел более ни дочери своей, ни на внучку не взглянул. Только когда к полёту своему готовился, получил из дома весточку да карточку, рисунок такой, значит, почти как живые на нем…
- Фотографию?
- Вроде так. Только на хотограхии ентой внучку он и видел. Дюже красивая она была.
- А ты-то откуда знаешь?
- Как откуда? А ну, погодь…

Тимофей встал, отошел от костра и скрылся в одном из домиков, но вскоре возвратился и протянул Петру старую, пожелтевшую фотографию. На поблекшем, с царапинами и разводами изображении все еще можно было рассмотреть молодую девушку в длинном платье, держащую за руку симпатичную девчушку лет трех, сжимающую второй ручонкой какую-то игрушку. На оборотной стороне фотографии красивым почерком была введена надпись: «Дорогому папе и дедушке. Тоскуем по тебе. Варя и Настенька Роговы. Петроград, 12 марта 1921 года.»

Евнухов вздохнул и вернул Тимофею фотографию.
- Грустно это, - проговорил он, глядя на догорающий костёр. - Так ведь и не встретились они никогда.
- На то воля Божья, - важно заметил Тимофей.
- Может и так. Да только выходит тогда, что как не бейся, то ничего не выйдет, если не суждено? Тоска…
- А от тоски есть средство верное, - улыбнулся Тимофей. Он снял свою единственную деталь одежды, извлёк из «рога» горсть небольших округлых листочков и протянул часть из них Евнухову. Тот с сомнением посмотрел сначала на литься, а потом туда, откуда они были извлечены и спросил:
- Это что такое?
- Мамбе. Нужно пожевать её слегка, а затем за щеку определить, и так держать помаленьку. И сразу и тоска отступит, и печаль пройдет, и сил прибавится. Её еще кокой называют, но то название какое-то дурное. Уж больно на каку похоже.
- Да не, благодарю, у меня свое средство имеется, - вежливо отказался Евнухов и достал из рюкзака фляжку. - Не желаешь?
Тимофей, набив рот листьями, отрицательно покачал головой. Пётр пожал плечами и, сделав солидный глоток, сказал:
- Интересно, а как у его дочери и внучки жизнь сложилась? Времена в стране тяжелые были, по-всякому бывало.
- Уж от такого родителя потомки должны были себя показать, в том сомнения нету, - с трудом ответил Тимофей с набитым ртом.
- А я вот, видать, неудачник. За что ни возьмусь — все идет в…
- Говорю же, без слов бранных! Негоже…
- Ладно, ладно! Все идет наперекосяк. Не выходит ничего. Учиться я бросил. Спортом занялся — тоже бросил. Хотел на гитаре играть — не выходит. Такое чувство, что за что бы я не брался — все в итоге разваливается, рассыпается, не клеится. Отец мой, хоть в деньгах и не отказывает, но к делу семейному на километр не подпускает. Понятно почему…
- Это просто ты упорство свое не разбудил, Пётр.
- Как это?
- Да как… Вот, положим, есть у нас в лесу орех, дюже вкусный. Но чтобы скорлупу его разбить, нужно ударить хорошенько, тяжелым камнем, да раз несколько. Только так и доберешься до ядрышка. Зато потом — вкушаешь. Так и ты. Пока жизнь тебя не обстучит хорошенько, да со всех сторон — не будет в тебе толку.
- А толку-то и нет. Стучи, не стучи, - махнул рукой Евнухов, снова прикладываясь к фляге.
- Да возьми хоть Семена Давыдовича. Сам посуди — воевал он, да в плен угодил. К родным своим добирался — не вышло. Хотел дальний полёт на ероплане совершить — и тут неудача. Но зато потом взялся он за нас, со всей силой взялся. И теперь мы — русские люди, даром что в сельве живём.

Евнухов немного помолчал и спросил:
- А сам ты, Тимофей, чувствуешь, хорошо ли Кривоболтов с вами поступил?
- А как же. Что ты! Так и жили б дикарями, ни слова Божьего, ни квасу, ни шашлыков по субботам. Ни песен задушевных.
Тимофей извлек изо рта шарик из листьев коки, закрыл глаза и запел:
Тукан чёрный
С желтым клювом
Что ты вьешься надо мной?
Евнухов, допив содержимое фляги, стал подпевать ему:
Ты добычи не дождешься
Тукан черный — я не твой…

Над сельвой восходила огромная серебристая луна. Дневные жители леса попрятались в своих норах и гнездах, ночные хищники выходили на охоту. Насекомые стрекотали на все лады, ветер приносил издалека запахи орхидей и других неведомых цветов, которые смешивались с дымом догорающего костра. Но сквозь шелест могучих деревьев, крики пойманной добычи и пение ночных птиц еще долго были слышны два мужских голоса, выводящие куплеты русских народных песен среди необъятных просторов бразильских лесов. Голоса становились тише, и вскоре совсем смолкли.

- Пора бы уже и спать ложиться, - сказал Тимофей, снова закинув в рот недожеванный шарик. Ты, мил человек, не откажи гостем мне быть, в избе моей переночевать.
- Спасибо, Тимофей. Наверное, не одну ночь придется мне у тебя пожить.
- Отчего так? Неужто остаться надумал?
- Как будто у меня выбор есть?
- А то как же! Пешком, оно, конечно, не дойдешь, но тут недалече речка течет, я туда рыбу удить хожу, а по ней пароходик ходит, аккурат раз в неделю.


Семейство Евнуховых уже давно не собиралось вместе. Да и на этот раз отец-олигарх хотел в честь счастливого возвращения сына из путешествия закатить вечеринку в одном из клубов столицы, но Петр категорически настоял на тихом семейном празднике. Даже прислуга была распущена по домам. Остались только сам неудавшийся путешественник, его отец и мать, да еще ожидали приезда бабушки Петра по отцовской линии.
- Вот так они теперь и живут, уже больше ста лет, - закончил свой рассказ Пётр. - И все-таки удивительный был человек этот Кривоболтов!
- Какая печальная история всё-же, - заметила мама Евнухова, убирая салфеткой слезы в уголках глаз. В этот момент раздался звонок в дверь.

Евнухов-старший встал из-за стола, и вскоре возвратился в компании своей матери. После положенных в таких случаях объятий и поздравлений Петру пришлось кратко повторить свой рассказ. Бабушка слушала с интересом, но когда повествование дошло до истории Семена Давыдовича, будто бы слегка побледнела, но прерывать внука не стала. Когда же история была окончена, она дрожащим от волнения голосом попросила:
- Сынок, а принеси, будь добр, фотоальбом. Тот, серый с золотом, самый старый.
- Мама, я думаю, сейчас не время для ностальгии, - стал было возражать олигарх, но под строгим взглядом моментально стушевался и вышел из-за стола. Вскоре он вернулся со старым, толстым альбомом для фотографий.
- Сейчас, сейчас, - пробормотала старушка, перелистывая картонные страницы. - Где же она… А, вот.
Она передала Петру раскрытый альбом. Тот взглянул и обомлел. На полинялой странице была вклеена та самая фотография, которую он уже видел в далекой бразильской сельве, сидя у костра.
- Настенька Рогова — это моя мама, - сказала старушка. - Выходит, что Семен Давыдович Кривоболтов — это твой прапрапрадед.
- Охуеть… - только и сказал Пётр, но из-за всеобщего удивления на мат никто не обратил внимания. - Значит неудачные путешествия у нас в крови?
- Видимо так, - согласился Евнухов старший. - А значит — хватит тебе хернёй всякой заниматься. Завтра устрою тебя младшим сотрудником в основную фирму, будешь опыта набираться. Поглядим, может и выстрелят гены во что-то стоящее.

2. Птица цвета ультрамарин


Хитро прищурившись, она облизала губы и сказала:
- А вот теперь я займусь тобой по-настоящему!

После чего достала из принесенного пакета мясницкий топор, небрежно помахала им и направилась к Олегу, неподвижно лежащему на полу.

Единственное, что он мог, это пытаться мычать сквозь скотч и вращать глазами.
- Не дергайся милый, ведь хорошо зафиксированный пациент в анестезии не нуждается, расслабься… Хм, не факт, что ты получишь удовольствие, но его точно получу я...

Потерять сознание сейчас - в принципе было бы выходом, но сознание не собиралось облегчать Олегу последние, по-видимому, мгновения жизни. Полагалось припомнить всё, но помнилось только сегодняшнее утро — день рожденья, «лучший праздник», мать его ети… Какого чёрта он так разозлился на жену из-за минета?

Волна горячей ярости на её виноватое «тошнит меня, понимаешь» заставила выскочить из дома буквально скрежеща зубами со злобными мыслями «не могла уж потерпеть...любимая, тоже мне… даже в день рождения...Ну ладно!… Раз так, то...»

Вот оно — это «то», благодаря которому он сейчас лежит на боку спелёнутый и мычит.

Пошёл, почти побежал, вдоль улицы - ноги несли на адреналине с какой-то ненормальной скоростью, и всё никак не получалось остыть, в голове крутилась обида. Это вот - «все они одинаковые, пока им что-то от тебя нужно..»

Ну да, небось не тошнило, пока не расписались. А теперь и не обязательно, и даже в такой день!

Наружу выходил, как пар - с шипением сквозь зубы, мат.
В голове будто засел лихой ударник с барабанами и мощным усилителем и всё выстукивал и выстукивал своё, отбивая владельцу головы разум.
Да Олег и понятия не имел, что ему следует сделать, но как это всегда бывает -оказался возле череды полуподвальных магазинчиков, где был и винно-водочный «Норман», и пункт «Озона», и ещё внезапно студия маникюра.

Тут она и вынырнула — выражение лица «море по колено», походка с вихлянием, в пакете просвечивает что-то увесистое, вроде фаллоимитатора, а может просто бутылка и не одна… Но не было в этой женщине и намёка на продажность - это Олег отметил практически машинально.

Вынырнула и прямо споткнулась о него.

Слов никаких не понадобилось, просто пошёл следом. Её ярко-синяя куртка настроила внутреннего ударника на что-то древнее, но очень навязчивое — «…та-та-тата.. тебя поманит птица цвета ультрамарин!..» Под этот залихватский мотивчик предстоящее приключение виделось в абсолютном позитиве.

Она жила в частном домике, их тут в низинке у реки было немного, а её халупа вообще на отшибе. Олег даже почувствовал апрельский холод, пока они шли — адреналин спадал, мозг начал пробиваться с вопросиками.

«Не-не-не, не проститутка… Просто голодная бабёнка… Ну чего ты?… Раз дома такое дело...»

В прихожей на вешалке не только женское, какая-то куртка и ватник даже, сапоги вон размера не мелкого.

- Одна живёшь?
- Нет, с ребёнком… - ответила с вызовом, глянула в глаза.
Лет тридцать пять наверное, глаза острые, яростные. Олег бы предпочёл трактовать как страстные. Повесил её куртку, галантный такой… Заодно рассмотрел фигуру — ну нормально, пойдёт на один-то раз.

- Как зовут, красавица? Меня Олег…
- Олег-Олег, белый, как снег… Неважно, как зовут, это не понадобится.
В тот момент он решил, что про снег, потому что он начал седеть с висков, а имя не говорит — кокетничает.

И это всё, что он успел подумать. Она зашла за спину, зашуршал пакет. Удар тяжёлым и твёрдым по затылку, мрак.

Быстро пришёл в себя, не так уж сильно она била — видно опытная — чтобы спокойно связать, да понадёжнее.

Как он мог не разглядеть этот блеск сумасшествия в глазах? Идиот… Минета ему для счастья не хватало, ага… Счас тебе всё будет...

Она приблизилась, ухмылка кривая… Олег замычал сквозь скотч, задёргал туловищем, а она только глумливо спросила :

- А кто это отрастил такие большие ножки?… Надо их немножечко уменьшить… Маленькие ножки бежали по дорожке, бежали-бежали, бух! - она взметнула топор над ногами Олега, он, судорожно дёрнувшись, перевернулся на бок, весь сжался, насколько мог, и тут бухнула входная дверь — кто-то ворвался, чуть не сорвав дверь с петель, перехватил занесённый топор.
- Мама! Ты опять!
Олег успел увидеть высокого парнишку, отнимающего у садистки топор, и провалился в обморок.

Времени наверное прошло немного, насколько мог видеть Олег — день ещё продолжался. Он был по-прежнему связан, но рот свободен, и тело заботливо уложено на кресло. Он попробовал подвигаться — нет, самому не освободиться. В комнату вошёл паренёк-спаситель — видно, что юный, но из таких что рано входят в силу. Склонился над Олегом :
- Ну как вы?… Я вас не развязал, извините... Мне надо точно знать, что вы на маму не заявите.
- Этого я тебе обещать не могу. Лечить надо маму...принудительно.
Паренёк глянул зло, набычился. Но видно совладал с собой, сделал круг по комнатке:
- Вот ты скажи, дядя, она тебя звала? Ведь нет?… Ты сам увязался, так?
- Так, - признал Олег. - Но и не отгоняла, вела за собой.
- Если бы ты за ней не пошёл, она бы просто пришла домой и всё! Всё, понимаешь ты?!

Олег сообразил запоздало, что яблочко от яблоньки недалеко падает, решил, что злить сыночка не стоит и как-то надо спрыгивать отсюда.
- Ты прав, я сам виноват… А где она сейчас, мама твоя?
- Не бойся, не кинется больше, я укол сделал. Спит… У неё эти обострения только весной… Я с утра в школу уходил, она ещё спала, а на третьем уроке как толкнуло что-то — надо домой!… Вот, успел.
- Спасибо… Так ты ещё школьник?
- Да, в девятом, просто рослый… В папашу наверно… Но я его не знаю, мы с матерью вдвоём… Если вы заявите, то её в психушку упекут, а меня в детдом до восемнадцати… А я не хочу! И маму в психушку не хочу! У меня другой мамы нет!
- Ладно, я не буду заявлять, - пообещал Олег, но прозвучало это неубедительно.
Паренёк встал над ним, нависая, глядя прямо в глаза. Голубые, в хороших ресницах, совсем детские глаза смотрели строго:
- Не врёте?… Врёте, я же вижу…
Он снова закружился по комнате, заговорил горячо:
- Мы уедем, уедем, я знаю куда… Просто закроем дом и уедем… Нам просто надо время, немного совсем. Но чтобы ты молчал пока!
Он снова навис над Олегом:
- Выбирай, дядя, что тебе лучше — ещё разок по башке отоварить или укольчик?… Просто укольчик, как я маме делаю.
- Может не надо ничего?… Я просто полежу здесь, потом найдут?
- Нет, это будет считаться похищением человека, нам этого не надо, это статья, а никто тебя не похищал, ты сам пришёл… Так, быстро решай — укол или …?
- Всё-всё, давай укол, - Олег решил, что это точно безопаснее - затылок болезненно отзывался на каждое незначительное усилие.

Очнулся он от холода. Увидел просторную перспективу речной долины, золотисто-розовый край неба — вечер, уже вечер. Всё тело застыло, задубело от неподвижности и стесненного положения. Вокруг пахло влагой, чуть укачивало. Ясно - он один, лежит в лодке и плывёт по Свири, по-прежнему связан, но рот свободен.
- Помогите, - хотел он крикнуть, но вышло плохо — язык не слушался. Водички надо попить — догадался Олег. Но сначала как-то руки достать.
Упёрся ногами в ребро лодки на дне, чуть приподнялся, лодка закачалась. Вместе с ней, в такт, закачалось всё вокруг — голова кружилась не на шутку.
Мигом подкатила тошнота, лицо будто закололо иголками. «Да… Недёшево мне обошёлся день рождения», - подумал Олег и ещё подумал, что сейчас по идее у них должен быть полный дом гостей, ведь у него типа юбилей, а Ирка там одна как-то оправдывается, и телефон его на столе в кухне. Ай-да молодец, Олежка… Поймал птицу счастья.
Короче, шансов, что его тут найдут свои и достанут из лодки почти нет, разве что Мишка — школьный друг как-то догадается, всё-таки опер. Но… На Мишку надейся, да сам суетись.

Свирь растекалась простором, сколько хватало глаз. Лёд шёл разрозненно, в основном река была чистая, но ощутимо морозило. В лодке, однако, был и брезент и что-то вроде старого одеяла — уже хорошо, даже здорово.
Олег заоглядывался, завозился — чем бы таким подцепить, надорвать скотч?
Совок-черпалка — железный, с зазубринами на краю, видать ещё советские времена помнит, валяется под сиденьем. Олег начал осторожно, по чуть-чуть перемещаться к совку, подтягиваясь и выгибаясь, как гусеница-пяденица.
Лодка качалась, тошнило немилосердно, но цель приближалась — вот он схватил совок свободными кончиками пальцев, кое-как зажал рукоять между коленок и попытался подцепить зазубринами скотч.
С первого раза подцепил кожу, на джинсы закапала кровь, но Олег конечно продолжил и получилось — руки свободны. Красота! С ногами справился мгновенно и первым делом похлебал ледяной воды, но немного — весной-то самая грязь идёт, безопаснее льдинку пососать. Вторым делом наконец-то помочился… Фффух...можно жить.

За всеми этими делами раскачал лодку, сбил её с ровного движения, она пошла куда-то в береговые камыши, что тянутся по реке на многие километры вдоль и на сотни метров вширь.
Он врезался в камыш, с треском подламывая сухостой, и тут на него словно обрушилось небо.
Вокруг, сбив его с ног, взлетали сотни огромных серо-белых птиц. Он опять ударился затылком о корму, так что зубы заныли и свет померк, но хоть в воду не вывалился, а только, схватив брезент, закрывался от бесконечных крыльев, клювов, лап, шипения, треска — адского шума, взлетающей стаи гусей-гуменников.
«Хичкок… Птицы», - ухмыльнулся кто-то в голове.

Олег вспомнил из уроков Окружающего мира, что это самые крупные перелётные птицы, пролетающие через их края, но это знание не очень помогло, а вот брезент помог — вспугнутые гуси обильно опорожнились, по итогу его теперь только выбросить.
Ну хоть не с гнёзд спугнул, а то бы насмерть заклевали.
Что, если выбраться из лодки сейчас? Да ничто — пойдёшь по пояс в ледяной воде, сверху эти лебеди сраные будут на голову гадить, и выйдешь в темноту неизвестно куда, и мокрый, холодный, там и сдохнешь к утру… Ну может и не сдохнешь, но нет, не вариант.
Надо выплывать на воду, а уж причаливать, где огоньки будут, там и покричать можно.
Совок-черпалка снова выручил, с трудом — вспотев и натрудив ладонь до мозоли, Олег вырулил на чистую воду.

Когда лодка выправила нос параллельно берегу, он дико устал и решил, что можно отдохнуть. Завернулся в одеяло, потом в брезент, долго мучился с пристройством несчастного затылка, когда наконец умостился, увидел, что небо уже в звёздах. Низких, малочисленных, но приветливых, как ни странно в его положении. Сложил руки на груди, и всё тот же ехидец из глубины в голове подсказал : «Джим Джармуш, Мертвец »… «А звезда во лбу?» - возмутился «верхний» Олег… «Счас тебе гусик влепит звезду, ага», - откликнулся голос.
Гуси, к счастью, остались в камышах, Олег плыл спокойно и даже немного наслаждался этим покоем, тревоги не было. Сами собой всплыли мысли об Ирке, доме, запахах вкусной еды (но об этом лучше не думать), досада на себя, но такая… философская… Незаметно уснул.

И опять адский, разрывающий голову шум, плеск, всё качается… Он в панике ухватился за борта и тут различил слова : «Жуков-жуков!… Олег! Олег!...Жуков!»
Это рупор! Это его ищут!… Сел, замахал руками, оглядываясь, и успел увидеть в полосе света надвигающийся корпус катера.
Лодку отбросило, она черпнула всем бортом и перевернулась. Спелёнутый одеялом и брезентом Олег сразу ушёл под воду, судорожно зачастил ногами, кое-как высвободился, вынырнул и заорал:
— Я здесь! Помогите! Помогите!
Мысль была только одна — докричаться. Он орал, как в последний раз, ну, собственно, почему — «как»?
Услышали, увидели перевернутую лодку, потом и его.

Уютно лёжа на родном диване, обложенный мягким, с льдом на затылке, он слушал, как Мишка «шёл по следу».
— Да ничего сверхсложного, нашли бы и засветло, если бы раньше начали, да всё думали, что сам придёшь… Куртка у тебя приметная, так что как вы шли от магазинов, как два попугая — синий и жёлтый, легко было проследить, и бабу эту там знают. Так что вообще не вопрос…
Олег глянул на Ирку, она сидела у стола, пытаясь удержать на лице два выражения сразу — радости и обиды, получалось смешно. И это так радовало его, так в целом давало надежду, что всё у них хорошо и дальше тоже будет хорошо. Он улыбался в ответ совершенно по-детски, без всяких задних мыслей, что всё из-за её глупого упрямства. Нет! Это всё из-за него, и он готов полностью это признать.

— Ну и вот, — продолжил Мишка. — Пришли на адрес, всё закрыто… В окна видно, что в доме никого, вещи разбросаны, шкафы приоткрыты — будто собирались в спешке. Обошёл вокруг и тут — бинго! Следы волочения! А также следы лодки, которую столкнули в воду. А поплыть она могла только по течению, никто в здравом уме против течения да с ледоходом выгребать не будет… Хотя… Со здравостью ума там не всё хорошо конечно, причём у всех… Ну ладно.
Ещё посмотрел и вижу, что следы от больших сапог лодку-то столкнули, да утопали в дом. Значит тебя отправили, а сами сдёрнули в бега. Самый важный вопрос был — в каком виде ты? Живой или нет?… Вот тогда уже вскрыл дверь, зашёл, следов крови нет, замытости тоже не видно, следы борьбы смазанные — коврик там сдвинут немного, бутылка на полу, скотч валяется, топорик сиротливый у стеночки… Красиво так, тревожно, но надежда есть, что в лодку положили живым. Ну и всё, поднял ребят знакомых, ты им должен, кстати, поляну и за бензин, пошли в два мотора… Но могли и не заметить, проскочить, да… Ты заяву-то на эту парочку будешь писать?
— Не знаю, Миш, жалко мальчишку… С другой стороны, мне повезло, а если бы нет?… Если в другой раз парень не успеет, не доглядит?
— Да, ему не позавидуешь…
— Он же мне и брезент кинул и одеяло, позаботился.
— Стокгольмский синдром, Олежка, — засмеялся Мишка, но посерьёзнел: — Вот именно, подумай о других… Поскольку мамаша всё-таки тебя не покалечила, то меры к ней не должны быть уж очень драконовскими. Уж это лучше, чем она и правда зарубит кого-нибудь. Пришлю тебе в понедельник человека, напишешь заяву… Отлёживайся, супругу не обижай, — подмигнул игриво. — Птица счастья-то рядом, а ты рванул куда-то.
— И не говори, знаю, что дурак, — отозвался Олег.

3. Чужое желание

Буровский дополз до шершавого кедра, и, кривясь от дергающей боли, прислонился к теплому стволу. Нашел толстую ветку и зажал ее зубами. Потом медленно, по сантиметру, не обращая внимания на заливающий глаза пот, начал подтягивать руками сломанную ногу. От вида бело-красной кости, торчащей из окровавленной штанины, Буровский чуть не потерял сознание, лишь неимоверным усилием воли приказав себе не распускать нюни. “Соберись, сука, иначе сдохнешь тут, и косточек не найдут!” Выплюнув обслюнявленную ветку, Буровский зло усмехнулся. Похоже, распускай нюни или не распускай, а сдохнешь ты здесь, Буровский, все равно. Сотовый в тайге не берет, а спутниковый разбросал свои транзисторы с конденсаторами там, где Буровский сверзился в этот чертов овраг.

Ладно, рано сдаваться, он лег на спину и прикрыл глаза. Иногда спасение приходит из самых неожиданных мест, а если нет, то и ладно, так или иначе - все смертны, не стоит так уж сильно держаться за этот мир. Единственное чего он боялся - беспомощности. При мыслях о том что он станет, например инвалидом, не способным самостоятельно заботиться о себе, ему становилось плохо. И потому он решил, что если попадет в такую ситуацию, то покончит с собой, благо смерти он не боялся. И он успокоился, и жил так, словно каждый день - последний.

Вспомнил как началось это приключение. В то утро, пробуждение было особенно противным. Голова трещала так, что хотелось сдохнуть, во рту высралась пресловутая тысяча чертей, а тело, казалось, прокрутили в стиральной машине.
И словно всего этого было мало, напротив Буровского, в его любимом кресле, развалился Стас - веселый и жизнерадостный, одним словом - сплошной источник раздражения.
— Пора вставать, Влад, рассвет уже закончился, — сказал он и протянул стакан с шипящей жидкостью.
— Что ты тут делаешь? — простонал Буровский, и жадно выпил лекарство. Стало немного легче, но до полного восстановления еще было далеко.
— Я пришел разбавить твою унылую и скучную жизнь, — улыбаясь ответил тот.
— Отвали! — пробурчал Влад, и заставил себя подняться, чтобы пойти на кухню за кофе.
— Не могу, — Стас увязался за ним, — без тебя человечеству придет кирдык, — сказал он и плюхнулся на стул.
— Значит так, — начал Стас, стоило Буровскому снять кофе с плиты, — мы едем в тайгу.
— Мы это кто? — спросил Влад, без всякого интереса в голосе, он некстати вспомнил про Лизу, и сейчас пытался понять что лучше - проблеваться или выпить кофе?
— Мы, это ты, я, и Леха с Вахой.
Буровский не ответил, он на самом деле уже знал что поедет с парнями, впишется в любую авантюру, ибо должен отвлечься от грустных мыслей, да и пропасть где-нибудь куда поезда не ездят тоже лишним не будет.
— И что в тайге? — спросил он, и отхлебнул из чашки.
— Свежий воздух, комары, медведи, бездорожье и легенда о Вишмасе.
— Нда? — в голосе Влада впервые скользнуло подобие интереса, — удалось что-то раскопать?
Легенду о Вишмасе он знал, она утверждала что в тайге есть идол какого-то древнего бога, и что он может выполнить любое желание, как высказанное, так и потаенное. Сама мистика окружающая идола, Буровского мало интересовала, в исполнение желаний он не верил, но вот загнать такую штуку какому-нибудь коллекционеру можно будет за немерянные деньги, а деньги его интересовали всегда.
— Удалось, — Стас довольно улыбнулся, Буровский заинтересовался, значит в деле.
Сборы не заняли много времени. Все парни были тертыми калачами, с боевым опытом, побывавшие в разных точках планеты.

Боль выдернула его из спасительного беспамятства, Буровский видимо дернулся и потревожил рану. Открыв глаза, понял - он не один, на краю оврага стояла девочка в белом платье и смотрела на него.

— Ну вот, — пробурчал он — началось, — и добавил, — здравствуй глюк.
— Здрасте, — ответила девочка, — я не глюк, меня зовут Лера, — она помрачнела и попросила, — но не говорите маме что я сказала вам, она не разрешает говорить с незнакомцами.
— Не переживай, — мужчина вымученно улыбнулся, — вряд ли я увижу твою маму.
— Увидите, — ответила девочка, — сейчас мы пойдем к нам домой, — и она спустилась по краю оврага, и несмотря на боль Буровский отметил что спускается она очень ловко. Когда оно подошла, он разглядел что девочка держит в руках плюшевого зайца. Он был чем-то похож на Кроша из “Смешариков”. Игрушка была сильно потрепанной, выцветшей и местами порванной, а на игрушечной морде казалось застыло страдальческое выражение.

Тогда он перевел взгляд на девочку, и ему показалось что в ее чертах есть что-то знакомое, но он слишком был измучен чтобы сконцентрироваться на этом.
— У вас нога сломана, — сказала она, и мужчина лишь усмехнулся не став отвечать. Он думал что она начнет расспрашивать всякую чушь или просто уйдет, но он и близко не мог предугадать что произойдет дальше.

Девочка присела, и просунув руки под спину, подняла его как куклу. При этом задела кость, и он отключился от боли.

Когда Влад пришел в себя, понял что лежит на чем-то мягком, заботливо укрытый одеялом. Попробовал привстать, но по телу разливалась такая слабость, что лень было даже шевелить глазными яблоками, не то что оторвать голову от подушки. Зато и нога не болела.
— Что за?! — пробормотал он, вспоминая как девочка вынесла его из оврага. Странно, он помнил это хотя и был без сознания. Тогда ему казалось что это сон, но теперь Буровский уже не был уверен в этом.
— Но, ма! — донеслось откуда-то сбоку, — это я его нашла, а крошка совсем потрепанный!
— У меня цепь истончается, — ответил женский голос, — а твоя крошка потерпит.
— Нечестно! — ответила девочка, и мужчине показалось что он увидел как она обиженно надула губки, уже понимая все выйдет по маминому.
— “Да что тут вообще происходит?” — закрыв глаза, мысленно завопил он, и снова попытался подняться, но не смог, сил не было.
— Да вот, спорим с дочкой кто тебя лечить будет, — услышав это, мужчина чуть не вскрикнул и уставился на появившуюся женщину.

Черные, короткие волосы, темные глаза, тонкие губы, острые скулы. Обычная внешность, если бы не татуировки, покрывающие почти все части тела, которые Влад мог лицезреть. Странные знаки, похожие на иероглифы на щеках, узор тонких линий вокруг глаз, но самым сносящим крышу был рисунок нанесенный на шею женщины. Цепочка картинок объединенных в подобие цепи темно-синего цвета. Приглядевшись Буровский понял что каждый рисунок - это человеческий портрет. Воображение услужливо подсказало ему, что на шее его хозяйки запечатлены искаженные страданиями человеческие фигурки. Цепь не была замкнутой, под самым подбородком хозяйки, было бледное пятно, словно кто-то стер часть рисунка.

— А что, лечить меня такое уж удовольствие? — хрипло произнес он и закашлялся - в горле пересохло.
— Нет, — коротко ответила женщина, поднесла к губам мужчины чашку с водой и помогла принять ему сидячее положение. Тот жадно выпил содержимое и устало откинулся на подушку, даже такое действие отняло силы. Хотел спросить кто она и ее дочка и не виделись ли они раньше, так как несмотря на то, что Буровский был уверен что не знает никого с такими татуировками, что-то в облике женщины казалось ему до боли знакомым.

Тем временем хозяйка сняла одеяло, и прикоснулась к ране. Страшная боль пронзила все его тело, и несмотря на то, что он был довольно выносливым, Влад завопил как резаный. Он вопил срывая голос, но не мог пошевелиться, тело казалось налилось свинцом, каждая рука весила по паре тон, а про ноги и говорить нечего.
— Извини, — сказала хозяйка тоном в котором не слышалось сожаления, — перепутала зелье, оно должно было обезболить, а вместо этого обездвижело. Оба начинаются на “обез”, немудрено перепутать.
— “Да она издевается!” — подумал он, и в следующую секунду понял что прав.
— Так, кость на месте, — произнесла она, — сейчас потерпи, будет немного больно, и женщина плеснула на рану из темной склянки, после чего Буровскому показалось, что ногу опустили прямо в огонь. Он вопил и вопил, срывая голос, надрывая связки, пока не потерял сознание.

Во сне он снова увидел Лизу. Тот самый момент когда они ругались прежде чем сесть в машину.
— Ты выпил! — кричала она, — давай я поведу!
— Да я даже в стельку пьяный доеду лучше тебя, знаешь почему? — орал он, — потому что хуже просто невозможно!
— Тогда едь сам! — по ее лицу потекли слезы.
— И ты останешься тут, с ребенком? — он показал рукой на закрытое кафе. Парковка была почти пуста, только две фуры стояли в дальнем углу, да черный “Опель” медленно выруливал к выезду. Было холодно, сыпал мелкий снег. Лиза посмотрела сквозь стекло его “Вольво” на мирно спящую в детском кресле Дашу, и сдалась.
— Только пожалуйста, — тихо попросила она, — осторожней.
Влад отвечать не стал, подождал пока она пристегнет дочку и сядет рядом с ней на заднее сиденье, после чего завел двигатель и плавно тронулся с места.

Про себя он решил что бросит Лизу уже завтра, да по большому счету он вообще не мог понять как сошелся с ней. Симпатичная? Да. Но таких у него было много. Чем-то она выделялась среди них? Нет. Как говорится у всех вдоль. А вот ребенок от первого брака, это было плохо. И сегодня Влад убедился что верно говорят - не связывайся с разведенками.

А приняв решение он понял - его раздражение и злоба уходят, он снова свободная птица, и на радостях Влад включил музыку погромче и вдавил акселератор до пола. Лиза что-то сказала, испуганно вскрикнула, но он не обратил внимание. Момент когда машину повело он пропустил.

Странное дела, сам Буровский практически не пострадал, если не считать вывихнутого плеча и ушиба грудной клетки, а вот пассажирам повезло меньше. Девочка была мертва, одна из ветвей дерева разбила и снесла ребенку пол головы, ее мать лежала на заднем сиденье и тоже не подавала признаков жизни.

Он тихо выругался и набрал Стаса. У друга были связи в органах, он мог замять дело. Буровский быстро обрисовал ситуацию и сказал куда приехать. Теперь оставалось ждать. Он закурил и посмотрел на заднее сиденье. Лиза застонала и дернулась.

Он открыл дверь и уже собрался проверить пульс, как вдруг она заговорила.
— Будь ты проклят, Влад, — сказал она, и мужчина вздрогнул, этот голос не был похож на голос умирающей женщины, — да сбудется твой самый страшный кошмар, — закончила она и затихла.
Он некоторое время смотрел на женщину, стараясь унять дрожь. Напугать Буровского было сложно, но сам голос, и предсмертное проклятие тронули какие-то струны в его душе, и Влад понял что жутко хочет выпить.

Вскоре приехал Стас вместе с паро друзей. Все оформили как положено, алкоголя в крови Влада конечно не оказалось, и дело спустили на тормозах, ведь у Лизы не было влиятельных друзей или родственников. Сам Влад не особо парился по этому поводу, привык видеть смерть и боль, но вот ее последние слова почему-то запали в душу так, что он напился до остекленения, а затем, чтобы развеяться, согласился на эту авантюру.


— Проснись! — он очнулся из-за того что его грубо потрясли за плечо. Сломанная нога почти не болела, да и вообще он чувствовал себя довольно хорошо.
— Вставай, и убирайся, — грубо приказала хозяйка, и Влад со злостью посмотрел на нее. Он не привык чтобы женщины так разговаривали с ним, но вовремя вспомнил что ее дочка вынесла его из оврага на руках, как куклу. И проверять на что способна ее мама он не хотел.
— Спасибо за помощь, — процедил он и встал впервые осмотрев помещение в котором находился. Простая комната без окон, кровать, шкаф, тумбочка, ни ковров, никаких украшений, словно это не комната в жилом помещении, а палата в больнице. И тут он подметил еще одну странность - в комнате было четыре двери, по одной на каждой стене.
— Вали уже, — повторила хозяйка, и Буровский вздохнул, и покрутил головой не понимая какую дверь выбрать. Посмотрел на хозяйку, но та явно не собиралась указывать ему направление.
— “Психи” — подумал он, и выбрал дальнюю от кровати дверь, решив что не имеет значения как именно покинуть этот дом.
Когда за Владом закрылась дверь, девочка сказала.
— Это нечестно! Он выбрал именно твою дверь!
— А он и не мог выбрать другую, — улыбнулась мать, — у него была лишь иллюзия выбора. Ведь желание загадал не он, но оно будет исполнено.


Буровский осмотрелся - такая же комната, но вместо кровати тут были три шкафчика, как в раздевалки, он пожал плечами и вышел в противоположную дверь. И снова комната без окон и с четырьмя дверями, на этот раз со старым диваном, на котором валялась старая коробка.
— Что за чертовщина? — пробормотал он и решил вернуться, чтобы узнать как выйти из этого лабиринта. И плевать ведьма она или нет! Но его ждало разочарование. Вернувшись обратно, он не нашел комнаты в которой его лечили, вместо кровати тут был старый стол, и несколько сломанных стульев. И никаких следов его хозяев.

Он громко выругался и взял себя в руки. Не может быть так, чтобы нельзя было выбраться, и он отправился на поиски выхода. Комната сменяла комнату. Они были похожи, четыре двери, нет окон, пустые или с какой-то рухлядью. Один раз он наткнулся на ведро с водой, и с удивлением понял что не хочет ни пить, ни есть, хотя блуждает уже давно.

Удача улыбнулась ему, когда по его внутреннему хронометру прошло часов пять. За очередной дверью, вместо привычной картины, его ожидала лестница вверх. Буровский радостно вбежал по ней, толкнул тяжелую дверь, и оказался в просторном светлом помещении. Кафельная плитка под ногами, светлые стены, и окна под потолком. Добраться до них он не мог - высоко, но дневной свет льющийся оттуда, давал надежду на скорое освобождение. И он радостно направился вперед.

Радость исчезла минут через десять. Тут не было дверей и комнат, лишь повороты и коридоры, но сути это не меняло. Выбраться он не мог, не мог добраться до окон, не мог найти выход. Кроме того в воздухе кружились паутинки, которые прилипали к одежде и коже. По началу это лишь раздражало, но спустя время стало конкретно напрягать, ведь оторвать их не получалось.


За очередным поворотом он увидел дверь и рванулся к ней. На ноги и руки налипли сотни паутинок, идти стало тяжело, но он сумел добрался до двери и рывком открыл ее. За дверь его ждала темнота, но стоило переступить порог, как вспыхнул свет. Это не принесло облегчения, свет был непривычным, в нем преобладали синие тона, и Буровскому показалось что он видит какое-то шевеление в углу.

К этому моменту нити уже плотно оплели его конечности, так что мужчине казалось он движется в густой патоке.

Глаза адаптировались и он увидел что уже не одинок. Справа и слева находились человеческие фигуры, неподвижные они казались статуями, пока одна из “статуй” не повернула голову к Буровскому. От пристального взгляда немигающих глаз ему стало неуютно, он попытался сделать шаг назад, но не смог, ноги перестали двигаться, руки тоже не слушались хозяина, и постепенно немела вся часть тела ниже шеи.

Вот теперь ему стало страшно так, как не было ни разу в жизни, он задергался, начал извиваться в попытке скинуть невидимые путы, но не смог сдвинуться даже на миллиметр.
— Добро пожаловать! — эти слова принадлежали одной из “статуй” - мужчине средних лет, который не мигая смотрел на Буровского. И тогда тот закричал, заорал как безумный, но замолчал когда увидел как к нему приближается нечто огромное, заполняющее всю область видимости.


— Ну вот, — женщина удовлетворенно посмотрела на свою татуировку. Там больше не было бледного пятна, вместо него ее шею украшал новый рисунок - мужчина с открытым в немом крике ртом.
— Тебе хорошо, ма, — девочка с обидой посмотрела на мать, затем провела по свежему рисунку указательным пальцем. — Он теперь там, а кто оживит моего крошку и поиграет со мной?
— Идем дочь, — женщина улыбнулась и потрепала ее по волосам, — у меня для тебя сюрприз.
Они вышли из дома, и прошли к деревянному сараю, мать распахнула дверь. На полу сарая лежал Стас. Внешних повреждений на нем не было, но он не шевелился, только бешено вращал глазами и беззвучно ругался.
— Подходит? — спросила женщина и глаза девочки радостно загорелись. Она вошла в сарай и присела рядом со Стасом, протянулы ему игрушку и спросила.
— Тебе нравится мой зайчик?

4. Проклятый дождь

Войлочное небо то и дело разражалось мелкой сыпью капели.
- Левый борт, табань! Хватит, полный вперёд! Стоп, чалимся!
По скользким камням, с чалкой к ближайшему деревцу. Справа – раздаётся шум порога.
- Дмитрий, Санька – давайте-ка вперёд, осмотритесь. До конца порога. Только аккуратно.
А сам – не спеша, по едва заметной тропке меж тусклой зелени листвы, к порогу.
На пути - несколько импровизированных крестов с табличками, где записаны имена.

Слив в два рукава, с приличным перепадом, лучше заходить в левый, а вон там неприятная бочка, и вот тот обливняк лучше обойти, пожалуй.
- Ну что, Сергеич?
- Будем обносить. Заходить будем налегке. По такой воде здесь твёрдая четвёрка.
Если оплошаешь - убиться не убьёшься, если конечно в ту бочку не влезть, но даже и окунуться охоты никакой нет.

* * *

Мелкая водяная морось назойливо размывала границу между серой рекой и серыми небесными хлябями. Небо вдавило набухшие тучи в верхушки сосен. Того гляди пропорят брюхо и выльются нам на голову. Пожалуй, на сегодня хватит. Чуть обсохнем, катамаран подлатаем и с утра начнём проводку.

- Всё на сегодня, привал! Берём палатку и наверх - ищем место для лагеря!

- Ух ты! - раздался удивлённый возглас Саньки. Она растерянно указывала рукой на кресты с табличками, - А это что такое?
- Это, Саша, память о смельчаках, которым не повезло. Здесь по высокой воде шестёрка с плюсом будет...
- Да я не о том, пап. Ты на имена посмотри.

Я подошёл к крестам. Трухлявые столбики были источены короедом, в воздухе вокруг витал запах плесени и тлена. Так пахнет в давно заброшенных, отсыревших деревянных домах. Санька, бледная как полотно, не отрывала взгляда от таблички, на которой фиолетовым химическим карандашом было выведено её имя: Черных Александра Сергеевна.

Слева охнул Димка - на втором кресте, написанное тем же раскисшим от воды фиолетовым грифелем, значилось: “Тищенков Дмитрий Иванович”. А на кресте чуть поодаль: “Черных Сергей Сергеевич”. Моя могила?

- Что за дурацкие шуточки? - растерянно выразила общее мнение Саша, - Димка, это ты так прикололся, дебил?
- Я?! - племянник моментально вскипел, - я с тобой всё время был, когда бы я успел?
- А кто тогда нас тут «похоронил»?!
Ребята обернулись ко мне в поисках ответа.
Но у меня его тоже не было. Никто не мог заранее знать, что нас занесёт не в тот рукав, что мы собьёмся с маршрута, что причалим именно в этом месте.

Я внимательнее осмотрел таблички и в груди пробудился неприятный холодок. Словно вглядываешься в чёрную нору, а там что-то внезапно шевелится и глядит в ответ прямо тебе в душу. Заглянуло и ушло, но на сердце осталась саднящая царапина.
Ниже имён на всех крестах можно было разглядеть расплывшееся под дождём число.
На их табличках 280986, а на моей, кажется, 280985. Что это за дата? Дата смерти? Что за бред?!
Но пора было что-то отвечать, хотя ни одной правдоподобной идеи так и не родилось.
- Не знаю, - нехотя признался я. - Давайте наверх, может там кого-то знакомого встретим?
- И вломим за такие шуточки хорошенько! - Дмитрий был настроен решительно но я не нашёл причин ему возразить.

* * *

Кое-как взобрались с гермомешками по раскисшему глиняному утёсу. Подъём был непростым, но чем дальше мы удалялись от крестов, тем легче становилось на душе, тревога уходила, перестал ощущаться угнетающий запах тлена. Судя по тому, что в конце подъёма Димка даже пошутил про "улиток на склоне", ребята испытали похожее чувство. Наверху нас поджидал сюрприз.
Сосняк, казавшийся снизу непроходимой густой стеной, обернулся лишь узкой полоской над обрывом, за которой лежала поросшая невысокой травой поляна, метров шестьдесят в диаметре, с явными признаками туристической стоянки.
В центре поляны, среди травы, выделялось сединой огромное кострище, распространяющее запах подмокшей золы. Неподалёку от кострища возвышался наваленный небрежной кучей валежник, рядом лежали колышки и рогатина для костра. На поляне когда-то стояла палатка - в одном месте на земле остался примятый побуревший еловый лапник.

На дальнем, примыкающем к лесу краю поляны, виднелся добротный шалаш. На бревне возле шалаша кто-то сидел.

Я жестом велел ребятам оставаться на месте и медленно двинулся к незнакомцу. Когда до него оставалось метров десять я поднял вверх руку в знак приветствия. Он отложил в сторону колышек, который заострял ножом, и поднялся мне навстречу.
Это был крепкий мужик неопределённого возраста в бушлате, линялых камуфляжных штанах и дорогих туристических ботинках. Из-за расстёгнутого ворота бушлата проглядывала голубая тельняшка. Наверное поэтому я сразу окрестил его, про себя, Десантником. Невыразительное лицо незнакомца, лишь на секунду показавшееся мне смутно знакомым, было обветрено и поросло редкой щетиной. Левую бровь пересекал тонкий старый шрам. Водянистые, почти бесцветные глаза не отражали ничего, кроме холода и равнодушия.
Я остановился в паре метров от него:
- Здравствуйте!
- Ну?
- Мы собираемся встать на ночёвку. Нам обсохнуть, да залатать баллон, а рано утром уйдём вниз, через пороги.
- Пешком?
- Нет, у нас катамаран.
- Много.
- Что «много»? - не понял я.
- Вас, много?
- Трое.
Он взглянул через моё плечо на молодёжь. Ребята укрылись тентом от палатки и ждали.
Тогда он защёлкнул нож и сунул его в карман:
- Да мне-то что за дела. Вон, где палатка была, там стойте.

В этот момент из леса за его спиной пахнуло сыростью и ещё чем-то, неприятным, будто гнилью. Десантник быстро оглянулся и добавил с лёгкой угрозой:
- По лесу не шароёбить - капканы.
Я сделал вид, что ничего не заметил и кивнул.

"Неприятный тип, подозрительный, но нам всего на одну ночь", - уговаривал я себя, пока брёл назад к кострищу. Кратко передал разговор, не вдаваясь особо в неприятные детали, и махнул рукой на бурый лапник:
- Палатку ставим тут. Дежурим по очереди.

* * *

В ущелье смеркалось быстро, а по такой погоде и незаметно. Ещё пять минут назад сквозь сосны проглядывал противоположный берег, а вот уже и дальнего края поляны не видно. Хорошо, хоть, моросить перестало.
Сырой валежник поначалу трещал, шипел и нещадно дымил, но костровой своё дело знал. Не прошло и получаса, как палатка стояла, вода в котелке бурлила. Димка забросил макароны и приготовил банку тушёнки, вскрыв её со дна, как я учил, чтобы мясо сверху было, а не жир.

Те, кто рассказывает, что ночью у костра уютно и безопасно, говорят лишь половину правды. Вторая половина неудобная и тревожная. Но никогда до этого вечера она меня не беспокоила.

Уютное пламя не только ласкает лицо и руки, дарит тепло и горячую пищу, оно делит мир вокруг на свет и тьму, на "здесь" и "там", чётко определяя твою территорию и границу защитного купола, предел, за которым пробуждаются неизвестные сущности тьмы.
За границей предела царит непроглядное, холодное ничто, но так и кажется, что оттуда, из запредельной тьмы, не скрываясь, твой затылок с неведомой целью рассматривают чьи-то холодные, внимательные глаза. Множество глаз.

Племянник поворошил угли, переглянулся с Сашкой и задал, наконец, давно их мучивший вопрос:
- Сергеич, так как ты думаешь, чья это дурацкая шутка с крестами? Того мужика в шалаше?
У меня было время подумать:
- Нет, ручаюсь, что вижу его впервые. Возможно, в клубе, где мы кат брали, предыдущей группе идею подали, шутники. Они тем же маршрутом шли.
Я кривил душой, но другого ответа у меня для них не было, а этот вариант оставлял пусть и небольшой, но шанс рационального объяснения.
- Знали, что со мной два новичка будут, вот и решили подшутить. Написали имена и даты.
- Какие даты? - насторожилась Санька, - Пап, и так неуютно, так ещё ты жути нагоняешь.
- Сергеич, не было там никаких дат, - Димка тоже рассматривал меня с удивлением.
- Ладно, всё, спать. С утра разберёмся. Отбой!

Мне снился сон. Я падал сквозь ледяной мрак и чувствовал, что должен что-то вспомнить. Что-то очень важное, неприятное. Что-то ужасное. Я забыл что-то сделать, или наоборот – сделал? Мысли разбегались, прятались, едва я хватался за одну из них.
Когда меня разбудили, осталось мучительное чувство близкой, но недоступной разгадки.

- Серге-е-еич, Сергеич!
Громкий, требовательный шёпот Дмитрия выдернул меня из сна.
Погладив по плечу заворочавшуюся Саньку, я выбрался к костру.
Димка тут же обрушил на меня поток информации:
- Сергеич! Я ходил за дровами на всякий случай и гляди что нашёл!
Он сунул мне в руки вязанку, пахнувшую тленом и неприятной гнильцой. Сырые шкурки. Много шкурок. Возможно куницы. Видно было плохо. Мы нарвались на браконьеров?!
- Где, где ты это взял?!
- Там, - он махнул рукой в стену леса за шалашом, - там их десятки на колышках сохнут!
- И ещё смотри, палкой старые угли ворошил и выкопал. Так и оставил.
Подсвеченный зловещими багряными бликами, из кострища на меня уставился чёрными глазницами череп. Даже несколько черепов, похожих на собачьи.
- Эх, Дима, Дима... Будь здесь! От костра ни ногой!
Я забрал вязанку и, стараясь ступать как можно тише, двинулся к шалашу, в надежде незаметно вернуть шкурки на место.

Мне удалось добраться почти до самого шалаша, когда я понял, что большое смутное пятно, которое я принимал за пень, на самом деле было сидящим на корточках Десантником. Похоже, он с самого начала наблюдал за мной. Тогда, уже не таясь, я подошёл и молча протянул ему шкурки.
Он забрал их и бесцветным голосом произнёс:
- Я предупреждал, чтобы вы не шароёбились?
И скрылся в шалаше.
Это не прозвучало, как вопрос.

Загнав Дмитрия в палатку я остался дежурить у костра. Но, похоже, задремал. Мне приснился страшный сон про каргу. Она разевала рот, но вместо слов из него вылетали летучие мыши, падали извивающиеся черви, сыпались комья глины и обугленные кости.

* * *

Утром, посреди поспешных сборов, меня окликнул Дмитрий:
- Сергеич! Взгляни-ка, не пойму что там.
Он стоял на самом краю обрыва над рекой и указывал вниз и вправо, в сторону излучины перед порогом. В этом месте русло начинало сужаться, водяные валы угрожающе пучились и, бахромясь пеной, скрывались за поворотом. Перед самым поворотом на отмели что-то виднелось, едва различимое среди густого ивняка. Какой-то предмет правильной, знакомой формы. У меня зародилось нехорошее подозрение.
- Отсюда не разглядеть, ветки скрывают. Надо бы спуститься. Я схожу.
Со мной, разумеется, вызвалась Саня. Я не возражал, тем более, что на скользком крутом склоне страховка явно не будет лишней.

За прошедший год девочка Санька незаметно выросла в милую девушку Александру, красавицу и умницу. Я с отцовской гордостью следил, как не менее уверенно, чем с катамараном, она управляется с репшнуром и обвязкой.
Спустившись метров на пятнадцать мы с ней добрались, наконец, до зарослей ивняка и спуск пошёл легче.
В ветвях появились просветы, через которые виднелись блестящие валуны посреди русла, поросшие чёрными водорослями. Водоросли, как чёрные ожившие скальпы, шевелились под водой, наглаживая борт нашего катамарана.
- Как он туда попал? Ты же привязывал его?
- Конечно...
Моё нехорошее подозрение оформилось в уверенность. Должно быть Десантник отомстил. Нам невероятно повезло, что кат прижало течением к валуну, а не унесло в порог. Но все рассуждения потом.
- Санька, давай осторожно по камням к кату, крепишь на нём конец, вытягиваем, грузимся и сразу уходим.

Через пять минут Сашка уже была возле ката и крепила шнур.

Что-то прошуршало в ветвях и к реке скатились камни. Я взглянул на край обрыва над головой, но теперь шатёр ивняка скрывал его из виду. Похоже, Дмитрий решил спуститься нам на помощь.
- Дима, не нужно, мы сами справимся! - крикнул я, не будучи уверенным, что удастся перекричать шум бегущей реки.
Вместо ответа сверху скатился камень побольше, а меня вдруг пробил озноб и окутало запахом тлена и трухлявого дерева, как тогда, возле крестов. Я проводил камень взглядом, а Саня вскрикнула, указывая наверх. Мелькнула чёрная тень и с влажным треском обрушилась на берег.

Передо мной неподвижно, выбросив перед собой руки, лежал Дмитрий. От его головы, угодившей точно между двумя валунами, медленно растекалась чёрная лужица и растворялась в бегущей к порогу воде. Течение играло его руками, как конечностями тряпичной куклы. Сразу пришло понимание, что Дима мёртв.
Саша замерла посреди реки закрыв лицо руками.

* * *

Мы перенесли Диму, стараясь не смотреть на его разбитую голову.
Теперь я поднимусь наверх и скину мешки. По реке до ближайшей деревни дня три пути. Может и четыре.
Обнял убитую горем Сашку, поцеловал.
- Я быстро, доча, крепись. Только туда и обратно.
Она всхлипнула:
- Пап, мне показалось, что перед тем как Дима упал, я что-то видела наверху.
Из чёрной звериной норы в моём сердце снова кто-то взглянул.

Я вскарабкался по откосу, размышляя над её словами, и очень осторожно выглянул через край обрыва на поляну, но, видимо, недостаточно осторожно, потому что мне в переносицу с хрустом влетел мыс дорогого туристического ботинка.
Под пронзительный крик Александры: "Папа!" я полетел вниз…

* * *

Голова раскалывается от боли. Мысли протискиваются с трудом, как сквозь густую липкую смолу. В левую руку кто-то медленно вгоняет раскалённый шип, но сил нет даже на стон. Ног не чувствую. В ушах назойливый пульсирующий звон.
В ноздри наотмашь бьёт нестерпимый запах трухлявого дерева, плесени и крови.
С трудом удалось приоткрыть слипшиеся от запёкшейся крови глаза.
Перед собой вижу Сашку. Она неподвижно лежит на камнях. Руки раскинуты в стороны. Зачем она сняла штормовку? Камни же холодные. Простудится… Почему она голая ниже пояса? Почему у неё вместо лица огромный камень? Почему из-под камня сочится кровь?...
Мозг взорвался ужасом понимания: "Саша! Сашенька, девочка моя !!!"

Из зловещей норы в сердце навстречу пониманию с рычанием рванулся чёрный, беспощадный зверь.

* * *

Я вспомнил. Вспомнил, где много раз видел невыразительное лицо Десантника. В зеркале. Это же моё лицо. Этот Десантник - я. Это я их тогда убил. Это меня прокляла старуха из сна - раньше срока состарившаяся жена Сергеича, мать Саньки, выплюнув в лицо:
- Будь проклят, убийца! Пусть длится вечно твоё посмертие, чтобы ты сам узнал горе и тьму, что принёс в мою жизнь. Чтобы ты бесконечно искал ответ и терял, едва найдя, нет тебе прощенья! Будь ты проклят навеки!

Я вспомнил – значит теперь я снова умру. Я уже был Дмитрием, был Санькой, был Сергеичем, был всеми ими по очереди и умирал несчётное число раз. Умирал, убитый своей же рукой. Умирал, испытав сполна муки и боль каждого из них.

Упала тень. Я обречённо повернул голову. Надо мной нависал "Десантник". Последнее, что я увидел перед тем, как мир вокруг исчез - упёршийся мне в лицо чёрный колодец ствола. В глубине его зародился свет, но не тот Свет, который манит теплом и дарит спасение, а тот, что несёт лишь пустоту, забвение и бесконечную, невыносимую муку.

* * *

Войлочное небо то и дело разражалось мелкой сыпью капели.
Справа гудит порог, гудит громко, но перекрикивая его шум доносится папина команда:
- Левый борт, табань! Хватит, полный вперёд! Стоп, чалимся!
Папа первый спрыгивает на берег, а Димка подаёт ему швартовый канат.
Ну, наконец-то! Ура! Сейчас отдохнём! Но у папы, как обычно, на нас другие планы:
- Дмитрий, Санька – давайте-ка вперёд, осмотритесь. До конца порога. Только аккуратно!

Вот же неугомонный, а у меня со штормовки натекло в штаны и вся попа мокрая.
Ох, когда уже этот проклятый дождь закончится?

* * *

Уступая моросящему ситу дождя фиолетовые цифры на кресте Сергеича, словно нехотя, растворяются, но лишь затем, чтобы на их месте проступило число 280986.

5. Белочка

Одеяло перекрутилось, обхватив меня, словно удав. Все мои попытки выбраться из кровати по-человечески оказались тщетны — пришлось просто сползти на пол, а там уже выпутываться. Голова, будто огромный хрустальный шар с битым стеклом внутри, звенела на все лады от малейшего сотрясения — вчера последние полбутылки были, пожалуй, лишние. А ведь сегодня выходной, и спать можно было хоть весь день. Если бы не непрекращающийся уже минут двадцать стук в дверь... Сначала деликатный, потом настойчивый, а теперь и вовсе казалось, что стучат уже ногами и вот-вот начнут выбивать. Я вышел в коридор, стараясь продрать слипшиеся веки, сквозь зубы матеря непрошеных гостей, и обомлел. Стук доносился вовсе не от входной двери. Долбили в дверь шкафа. Изнутри. Твою мать! Неужели Санёк вчера заблудился и вышел не во двор, а в шкаф?!

Скривившись от слишком громких звуков собственных шагов, я потянул в сторону раздвижную дверь шкафа. Не удивительно, что Санёк не сумел выбраться, наверняка он тупо дёргал её взад и вперёд, а не вбок…
Шкаф пустовал, не считая нескольких рубашек, пиджака и старого одеяла в углу. А стучали ли на самом деле? Возможно, это остатки моих мозгов перекатывались с грохотом? Что-то бухнуло в глубине шкафа – в голове тут же отдалось. Я, щуря слезящиеся глаза, схватился за виски, опустил взгляд и увидел её. Она нагло смотрела на меня, обхватив передними лапками старый тапок, и демонстративно замахивалась им, очевидно, чтобы снова треснуть о стенку шкафа. Её длинный великолепный хвост терялся в полумраке, а яркая рыжина шубки была заметна даже при таком освещении. Вот я и дождался своей белочки…

«Приветствую тебя, землянин!» — раздалось у меня в голове. Это было так неожиданно, что сперва показалось, будто слышу собственные мысли. Я зажмурился, отчего глаза заболели, и эта боль эхом отдалась в измученной голове. С некоторым трудом разжал веки – пока жмурился, потянуло в сон. Белочка по-прежнему наличествовала.

«Я не глюк», — мрачно заявило в моем мозговом мусоре видение. Его голос «звучал» тихим скребущим шелестом, будто по стеклу, из которого с утра была сделана моя черепная коробка, тёрли металлической посудной губкой. Вроде бы скрипа и визга ещё нет, но воспринимать такое уже тяжело. – «Мы с другой планеты, туземец, и нам нужна твоя помощь».

– Мы?! – уцепился я за отдельное слово, отмахиваясь от сути сказанного, чтобы окончательно не потерять связь с реальностью. – Так вас здесь не одна штука?

В шкафу завозились, и в мою сторону, из-за одеяла, выступило ещё несколько белок. Они присели на задние лапки, трогательно сложив передние на груди.

«Нас несколько, но становится всё меньше» – печально прошуршало у меня в голове. – «Если срочно не вернёмся, то мы обречены. Помоги нам, туземец!»

Я молча закрыл шкаф и с силой стукнулся об него головой, о чём тут же пожалел. Жалел минут десять, громко и страстно. Немного придя в себя, и осознав, что голова точно не стеклянная, снова отодвинул дверь. Белки были на месте. Ну, допустим...

– Чего вам от меня надо?

«Мы называем себя чпоки. Космический корабль сломался, и нам пришлось долго блуждать в космосе. С трудом удалось сесть на одну маленькую планету, практически голый кусок скалы. Наши доблестные механики сумели починить корабль, но топлива нет и еды тоже – нет. Что самое ужасное – смерть угрожает не только экипажу корабля, но и всей цивилизации чпоков, ибо мы везём вакцину, призванную спасти наш народ. Множество взрослых уже погибло от ужасной болезни, а теперь умирают и дети. Вакцина же была только в соседней галактике. Не знаю, сколько умерло за время нашего отсутствия. Надежды уже не оставалось, но тут... Мы, совершенно случайно, провалившись в дыру в скале, обнаружили портал в ваш глубокоуважаемый шкаф. Но... Дети, дети, живы ли они ещё?» – главная белка принялась яростно тереть лапками свои выпуклые глазки. – «Теперь наша и их жизнь зависит от вас!»

Не веря своим ушам... Остаткам мозгов – ведь слышал я этого «чпока» исключительно ими, уставился на беличью толпу. Один из пришельцев, картинно, как мне показалось, вспискнув, упал навзничь. Остальные засуетились вокруг, с надеждой поглядывая в мою сторону.

«Нас осталось совсем немного...» – еле расслышал я горестный «голос» Главного. – «Мы умираем один за одним. Нам срочно нужны еда и топливо. Помогите, умоляем!»

В общем-то, я так и понял, что накрыло меня конкретно. И если уж пришла белочка, да с компанией, то хорошего не жди. Того и гляди, выйду на улицу и на людей кидаться начну. Попробовать, что ли, потакать им во всём? Это ж просто глюк. Скорее всего, я на кровати или под ней валяюсь, и в лучшем случае, пузыри пускаю. Попробуем установить контакт с внеземным разумом...

– Что от меня требуется? – гостеприимно отодвинул дверь шкафа пошире. – Вам бы лучше с правительством связаться, от меня толку мало.

«Нет, нет, никакого правительства!» – испугался предводитель красношёрстных. – «Нам категорически запрещено вступать в контакт с инопланетными цивилизациями! А уж за контакт с правительством и вовсе – казнят! Не выдавайте нас, умоляю! Мы из этого вашего ящика даже выходить не будем – вдруг потеряем связь с порталом и не сможем вернуться к кораблю?»

– Тогда что вы от меня хотите?

«У нас лишь одна надежда – что на вашей планете растёт вот этот плод...»

У меня перед глазами, так чётко, будто воображал я сам, возникло изображение... Конечно же, лесного ореха, чего ещё могут хотеть белки, даже если они инопланетные!

– Растёт,– я устало опустился на кровать, схватил с тумбочки открытую бутылку с выдохшимся «Тархуном» и жадно осушил её, морщась от противной сладости. – Орех это, достать не проблема. Сколько вам надо? Килограмм? Два?

«Я не знаю, что такое килограмм», – выглянул Главный чпок из шкафа, но наружу не вылез. – «Нам надо примерно столько, сколько поместится в один такой ящик. Или два, на всякий случай», – он пристукнул лапкой по своему убежищу.

– Сколько?! – охренел я. – Да это выйдет не меньше тонны! Или больше!

«Мы из этого «ореха» топливо для нашего транспорта делаем, не только едим», – белка вздохнула и укоризненно взглянула на меня повлажневшими глазками. – «Если вы не поможете, то нам ничто не поможет. Мы погибнем. И наши дети...»

Я схватился за свою многострадальную голову, откинулся на подушку и застонал. Что же это за глюк такой настойчивый? Никак не заканчивается, падла. С другой стороны: белки как белки, только телепатически общаться умеют. Умеет. Пока со мной на контакт только одна и вышла... Но вдруг это не глюк, и инопланетяне настоящие? Тогда выходит, они как люди, только белки? А если я не помогу, и на моей совести будет... Сколько там? Словом, куча бельчат? Целая планета бельчат? Этих... Чпоков?
Перед моим мысленным взором вдруг возник крохотный, едва шевелящийся от слабости бельчонок. Такой трогательный. Беззащитный. Его тоненький, покрытый ещё реденькой шерстью хвостик трясся от слабости. Дрожащие же передние лапки тянулись ко мне. Но вот он вдруг глубоко вдохнул и больше не выдохнул, застыв навеки.

Да что за херня?! Это проклятый беличий предводитель такие идиотские образы мне посылает? Я в жизни не видел бельчат, тем более – подыхающих! Какое мне до них дело?

Я решительно поднялся с постели, намереваясь выпереть из моего шкафа ватагу рыжих грызунов, но замер на полпути.
«Но ведь они же разумные... По факту, они, скорее всего, вообще не белки, а просто похожие на них существа с другой планеты. И они поразвитее нас будут, если освоили межпланетные, точнее, межгалактические перелёты... Вакцину, вон, везли детям, герои! Хм... Странно, такое ощущение, что нечто подобное я когда-то уже слышал. Интересно, что такая развитая цивилизация не производит вакцины сама...»

«Вы поможете нам?» – ворвался в мои размышления «голос» Главного, сбив с мысли.

– Куда деваться, помогу, – тяжко вздохнул я, понимая, что выкинуть вон своих гостей уже не сумею.

Спустя три дня я видел исключительно ореховые сны. Ел пропитанную ореховым амбре еду. Дышал ореховым воздухом, смешанным с запахом плесени – видимо, фундук неправильно хранили. Молча, не проронив ни единой скупой мужской слезы, вытаскивал обломки ореховой скорлупы из своих пяток. Казалось, еще чуть-чуть, и я начну гадить орешками не хуже козы. Я лишился почти всех своих сбережений, превратив их в фундук. Белки таскали орехи в дыру в стенке шкафа, что вела в портал слишком медленно, и я, приспособив воронку, сделанную из водосточной трубы, высыпал содержимое тридцатикилограммовых мешков внутрь. Благо там был небольшой уклон, и это содержимое очень медленно укатывалось… Куда-то.

Без головной боли мне удавалось лучше «расслышать» Главного, и он, вне себя от счастья, рассказывал, как благодаря орехам приходит в себя команда и какое замечательное топливо после перегонки получается из них. Это здорово поддерживало меня, уже практически впавшего в ореховую депрессию. И в ностальгию по утраченным деньгам. Я спасаю целую цивилизацию! Это ли не счастье!

Пришлось взять отпуск за свой счёт. Я начал гулять по вечерам в посадке за домом. Впрочем, если честно, то я просто пытался сбежать подальше от моего, пропитанного ореховым духом жилища. Дыша полной грудью, гуляя среди деревьев, я с усмешкой и умилением поглядывал на наших, совершенно обычных земных белок, снующих вверх – вниз по стволам или порскающих иногда прямо под ногами. Ишь, носятся. И ничего их не заботит. А главное – они молчат! Как же это хорошо…

Расчувствовавшись, я однажды принёс несколько орехов и им – наглые грызуны подскочили поближе и раздражённо, как мне показалось, смахнули подношение в мгновение ока. Их даже не испугал лежащий под кустом соседский черный хаски, по которому они практически пробежались. Тот только лениво поднял голову и с явной насмешкой посмотрел на меня. Что за... Но пёс закрыл свои ярко-голубые глаза и больше не обращал на меня внимания. Пожав плечами, я обречённо отправился домой – там ждали орехи.
Но вот я высыпал трясущимися руками предпоследний, тридцать девятый мешок. Счастливый Главный прыгал вокруг меня рыжим мячиком.

«Последний! Остался последний! Давай, насыпай! Мы спасены!» – чуть не оглушил он меня, несмотря на то, что похмелье давно прошло, голова вновь предупреждающе загудела. И закружилась.

– Погоди немного, – я, кряхтя, вылез из шкафа и, разминая спину, медленно двинулся к входной двери. – Немного прогуляюсь на свежем воздухе и вернусь.

Главный что-то бухтел у меня в голове – судя по всему, возражал, но я, прихватив со стола бутерброд, машинально сунул его в карман, вышел за дверь.
Хорошо. Птички поют. Деревья поскрипывают. На заднем дворе разоряются куры и гуси – совсем я с этими белками на них забил, уже полдень, а они не кормленные. Ничего, подождут еще полчасика, не помрут. Открыл калитку, вышел на улицу и, подняв голову, упёрся взглядом в ярко-голубые собачьи глаза.

– Как там тебя… Бобик? Чего надо? – настороженно поинтересовался я – пёс стоял поперёк тропинки и выглядел угрожающе.

«Сам ты Бобик, дурень! Я Балто! Колбасу гони!» - набатом ударило мне по мозгам, казалось бы, уже привычным к беличьему трёпу.

Я обессилено прислонился к забору и закрыл лицо руками. В ушах зашумело, кажется, обморок был на подходе, но резкий запах чесночной колбасы, исходящий от ладоней, подействовал не хуже нашатыря.

– Господи, ещё один инопланетянин… – простонал я.

– Какой инопланетянин? Земной я! Дурак! Колбасу давай!» – лай в башке никак не унимался, и я, не убирая одной руки от лица, второй нашарил в кармане развалившийся на две части бутерброд и швырнул куда-то вперёд. Чавкнуло, зашуршало, а затем ко мне что-то прикоснулось.

«Да не боись, не трону я. Хорош трястись, бесишь, провоцируешь».

Я убрал руку от лица и посмотрел вниз. Пёс сидел рядом, задевая моё правое колено носом.

«Я б с тобой не заговорил, но вижу ведь, что белки тебя подключили. Не ссы, всё нормально, ты не чокнулся. Хотя… Кто тебя знает…Я не психиатр», - хаски протяжно зевнул и лёг, сложив передние лапы на моих кроссовках.

– Ты правда не с другой планеты? – не веря самому себе, робко спросил я – всё же за последние дни белки закалили меня, и разговор с животным уже не казался чем-то непостижимым. Но с животным – инопланетянином, а не…

«Да правда, правда… А ты что, такой наивный и веришь в инопланетян?» – хаски коротко тявкнул и помотал башкой. – «Еще скажи, что существует Пёс-призрак, похищающий новорожденных щенков! Щазз! Их раздают или топят! Чудес не бывает!»

Я в полном обалдении смотрел на псину, читающую мне лекцию по научному реализму, и понимал, что кто-то меня крупно наколол. И этот кто-то…

– А белки? Они сказали, что с другой планеты, и что везут вакцину умирающим от смертельной болезни детям…

«И ты, дурень, поверил?» - весело зафыркал пёс, как его там? Балто. Стоп, Балто? Что-то знакомое… – «Наши это тварюшки, насквозь земные, вон, из того лесочка. Чпок к нам в гости часто заглядывает, любит вместе со мной фильм про моего предка смотреть. Про Того. И про Балто, само собой. Как они вакцину детям везли. Говорил, год нынче у них на орехи неурожайный, запасов мало. И, как я чую по той вони, что от твоего дома идёт в последнее время, он нашёл возможность эти запасы сделать. Силён, рыжий».

Я, почти не осознавая, что делаю, на негнущихся ногах, обошёл дом, и полез в заросли малины с задней стороны. Именно к той стене был приставлен мой шкаф, именно сквозь неё шёл беличий портал… Первое, что мне бросилось в глаза – куча орехов на земле. От которой бежал, по тонкой и весьма утоптанной тропинке, рыжий меховой ручеек в сторону леса – как можно было это сразу не заметить! Но я сюда лет сто не заглядывал… Сверху, из небольшой дыры в стене, вылетали и падали со стуком, на своих собратьев, они. Трижды проклятые орехи. Я не мог поверить своим глазам. Сто тысяч! Я потратил около ста тысяч рублей, часть своего неоплачиваемого отпуска и кучу сил на то, чтобы накормить обычных лесных, земных, чёрт бы их побрал! Белок…

С диким рёвом я проломился сквозь кусты и принялся расшвыривать ореховую кучу, вместе с разлетающимися, как осенние листья, белками.

– Прочь! Пошли прочь, твари! Убью, сссуки!

Белок как метлой вымело, слышался лишь удаляющийся издевательский стрёкот. Сверху, из «портала», вывалилась последняя белка, та самая. Тот самый. Чпок.

«Проще, чем у бельчонка морковку отнять!» – проскрежетал он внутри моего черепа, швырнул мне в лоб орехом и, цокнув, скрылся в зарослях.

Я молча стоял над ореховой могилой моим сбережениям, когда ветки зашуршали и наружу вылез Балто.

«Да не расстраивайся ты так. Посмотри на это с другой стороны – теперь ты будешь понимать некоторых животных и птиц», – попытался утешить меня он.

– Некоторых? – зачем-то уточнил я, продолжая тупо пялиться на орехи.

«Ну да. Многие из нас давно уже умеют с вами общаться, просто мы это скрываем. В эти, как их... Лабала... Лабрад... На опыты не хотим. Но мы не все на такое способны. Вон, из беличьей стаи только вожак – Чпок такой. Да и не каждый из вас может нас услышать. Ты вот, смог. После болезни возможно, или сознание как-то расширить сумел. Мой хозяин тоже – мы давно с ним болтаем, вон, он даже специально для меня фильмы про собак ставит, когда работу уходит, чтоб я не скучал. И про доктора Дулиттла тоже...»

Мой сосед Палыч всё это время разговаривал со своим псом? То-то он мне всегда с приветом казался...

«Жаль, что ты не сучка, а то бы вы с моим хозяином щенков наплодили... Лишних бы продали, а парочку себе оставили бы, глядишь, и они могли бы нас слышать...»

Этого я вынести уже не мог. Выбравшись, наконец, из кустов, и изрядно обстрекавшись вездесущей крапивой, я двинулся в сторону птичьего гвалта – кур с гусями следовало поскорее накормить. К чёрту говорящую живность! Буду это игнорировать, а то и до психушки недалеко. Прихватив миску с зерном, я открыл калитку на задний двор. Гомон почему-то разом стих, хотя обычно бывало наоборот. Прямо напротив меня стояли петух и гусак. В их глазах читалась жажда убийства.

«Что, курица драная, я смотрю, ты нас понимать научился? Ну, заходи, поговорим!» – глухо прококотало у меня в голове.

6. Зов предков

« — Бараман йок?

— Йок, йок барамантас.

— Шигильды йок?

— Йок, шигильды трапа йок!

— Накуй пандастанама барасын?

— Бабай Гындысбау ныкама. Цох бабай Гындысбау пиу-пиу мана!

— Ярам, керегез. Алга!

Кынтырмында штырк, штырк быстыра ы хуяк онгоц Пындыстанама.
Гындысбау пыр Кынтырмында тарах онгоц Пындыстан.

— Зог! Зог Кынтырмында! Зог хайртай бараманас!

Шалави Кынтырмында фак упыр ы кереге онгоц. Гындысбау уйлах:

— Курррва Кынтырмында, от це ж кууууурваааа!


Уважаемый Орду-Эргэн, этот монолог Вашего брата передан созвучно, целиком и без искажений. Расшифровке не поддается, так же как и все предыдущие. К нашему сожалению, период ремиссии закончился, улучшений в состоянии Батухана хуу Джучи мы не наблюдаем»

***

Старый Орду-Эргэн свернул файл с отчётом и огорчённо покачал головой. Опять Батухан таблетки в унитаз выкинул, а персонал, конечно, недосмотрел. Что за люди, за что только им деньги платят!

Он закрыл ноутбук и поднялся из-за стола. Давно пора съездить в клинику, навестить брата, заодно и с главным врачом побеседовать. Может быть, стоит пересмотреть методику лечения?

***

Батухан, брат Орду-Эргэна, уже почти год лечился в лучшей клинике Александровского улуса в центре Европейско-Русской Империи.

Батухан был поздним ребёнком, младше брата на двадцать лет. Парень рос, окружённый родительской заботой и вниманием. Отец с матерью, да и брат души в нём не чаяли, после школы отправили его поступать в столичный университет, в Сарай-Берке. Умный, способный юноша закончил лучший ВУЗ страны с отличием, несмотря на то, что орысские чиновники бескрайней, от моря до моря, Империи не особо жаловали меркитов, как, впрочем, и любых инородцев, считая их дикарями и непроходимыми тупицами. Потом вернулся в родной аймак и стал простым школьным учителем, хотя ему прочили прекрасное будущее, если он займет высокий пост в отцовской строительной компании, «Джучи и сыновья». Отец, конечно, поворчал, но скрепя сердце, в конце концов согласился с решением сына.

И проработал бы Батухан в школе до самой старости, если бы на скачках в праздник Наадам его конь не повредил ногу, попав на всем скаку в заячью нору и сбросив всадника. Прихрамывая, конь вернулся к людям, а Батухана нашли сидящим у древнего каменного истукана, стоявшего тут еще с незапамятных времен Ёсугей-багатура. Закрыв глаза, он держался руками за окровавленную голову и мерно раскачивался из стороны в сторону.

Осмотрев его, врачи сказали, что всё в порядке, просто рассечена кожа, небольшой ушиб, слабое сотрясение, в остальном все будет хорошо.

Но после этого случая Батухан начал меняться. Веселый балагур, никогда не лезший в карман за словом, душа компании, он стал необыкновенно молчалив и задумчив. Иногда он седлал своего любимца Тулпара и на весь день уезжал в степь. Примятый копытами коня ковыль вскоре расправлялся, и никто не мог сказать, куда Батухан направил свой путь. Возвращался зачастую поздно ночью, когда небесный охотник Тэнгэрийн Анчин, известный в странах Закатной руки как Орион, уже касался своим луком края горизонта, готовясь идти на покой.

Как-то он озадачил Орду-Эргэна вопросом:
— Брат, ты хорошо помнишь нашего деда по отцу? Я-то ещё не родился даже, когда он ушёл. Каким он был, расскажи?

Орду-Эргэн недоуменно пожал плечами:
— Деда Чингиза-то? Смутно. Качал меня на руках, я его за бороду дёргал, он смеялся. Высокий был, рыжеватые волосы. Пахло табаком от него и лошадьми… Больше мало что помню, я ведь тоже маленьким был, когда он пропал.

Батухан сорвал травинку и сунул её в рот.
— А ты не помнишь, в Имперской армии, у орысов дед кем был? Отец не любит рассказывать о деде, может, хоть ты знаешь?

— Сержантом был, десятником, туруч-баши по-нашему, а что?

Батухан молчал. Орду-Эргэн уже и не ждал ответа, как брат тихо сказал:
— Дед стал часто сниться мне. Зовёт к себе, говорит, я ему нужен. Ждёт меня.

Глубоко вздохнув, Батухан помялся и добавил:
— Там ждёт.

Орду-Эргэн насторожённо спросил:
— Там, это где?

Батухан повернул голову, долго смотрел на него и наконец улыбнулся:
— У последнего моря, брат.

***

Потом Батухан стал всё чаще разговаривать во сне, а вскоре и наяву. Кричать на странном языке, которого не знал никто. Перестал узнавать отца, мать, а потом и брата. В редкие минуты просветления хоть и откликался на свое имя, но чаще всего замыкался в себе и молча сидел, глядя в окно. Ел сам, охотнее всего простые продукты - творог, вяленое мясо, айран, чего раньше никогда не любил.

Иногда брал с полки книги, преимущественно по истории, но чаще всего, пролистав до середины, с досадой или даже с какой-то злобой бросал их в угол комнаты, не дочитав.

Но два древних трактата о войне, двух разных авторов с разных краев земли и разных эпох, лежали на его столе всегда.

К осени его положили в клинику, куда и ехал теперь его старший брат.

***

Зайдя в палату, Орду-Эргэн первым делом потянул носом. Пахло смесью чего-то странного, совершенно не свойственного современной клинике. Как будто резким духом степных трав, кислым конским потом и прогорклым жиром. Неуловимо пахнуло костром и еще чем-то знакомым, звериным, кровавым, но тут на его плечо опустилась рука Батухана, и всё тотчас исчезло.

Орду-Эргэн помотал головой, избавляясь от наваждения, обернулся и обрадованно обнял брата.
— Батухан, ты как? Смотрю, ты весь сияешь?

Брат рассмеялся и отступил на шаг:
— Отлично, Орду, веришь или нет, но я никогда ещё себя не чувствовал так хорошо! Ночью мне опять снился дед. Он сказал, что пора идти. Всё готово, мир ждет меня. Как только он даст мне знак, я уйду.

Орду-Эргэн устало опустился в кресло. Нашарил в кармане пузырёк, вытряхнул оттуда таблетку и положил под язык. Поморщился и потёр ладонью грудь.
— Батухан, брат… Куда ты уйдешь? И как? Тебя никто отсюда не выпустит, пока не пройден курс лечения.

Батухан белозубо усмехнулся и развёл руками:
— Поверь, это мне не помешает, Орду, нисколько. Дед даст мне свой знак, я же сказал. Ты всё равно не поймёшь. Ладно, что мы всё обо мне, как там отец? Всё так же злится, что я не стал одним из его заместителей? Как мама? Как твои дети? Рассказывай, мне интересно всё!

***

Рано утром в гостинице Орду-Эргэна разбудил телефонный звонок. Посмотрев на номер, старик окончательно проснулся и ткнул кнопку:
— Да! Что с братом?

Выслушав ответ, Орду-Эргэн провёл ладонью по лицу, молча положил трубку и долго смотрел перед собой. Потом поднялся и принялся быстро одеваться.

***
В клинике его встречал лечащий врач Батухана. Сделав скорбное лицо и прижав руки к груди, он сказал:
— Уважаемый, сочувствую вашему горю…

Не слушая его, старик отодвинул доктора в сторону и вошёл в палату.

Брат лежал на спине. Его открытые глаза смотрели в высокий потолок, на губах застыла слабая улыбка. Батухан улыбался так, как будто бы ему было известно что-то такое, чего Орду-Эргэну не узнать никогда. Правая рука, сжатая в кулак, покоилась на груди.

Орду подошёл ближе и взял брата за ещё теплую кисть. Кулак Батухана разжался, оттуда что-то выпало и покатилось по полу. Орду наклонился и подобрал это.

Старая почти стёршаяся монета желтого металла. Похоже на золото. С обеих сторон один и тот же рисунок, несколько чёрточек и кружок над ними.

Орду-Эргэн протянул её врачу:
— Что это? Откуда она у него? Это вы дали ему?

Врач напялил очки, взял монетку и рассмотрел её поближе:
— Что вы, уважаемый, впервые вижу! Очень, очень любопытно… Похожа на старую тамгу, знак рода или печать. Знаете, во времена легендарного Ёсугэй-багатура подобные были в ходу, лет восемьсот-девятьсот назад… Интересно, откуда она у него, в списке личных вещей её нет.

Орду-Эргэн опустил руку в карман и принялся искать пузырёк с таблетками.

***

Подул тёплый восточный ветер. Весенняя степь расцветала после зимних метелей, яркие головы оранжевых жарков колыхались до самого горизонта, кое-где, подгоняемые ветром, кувыркались кусты перекати-поля.

Человек в шёлковом халате шагнул вперёд и простёрся ниц перед сапогом всадника на караковом коне.
— Всё готово, повелитель! Твои тумены ждут тебя!

Всадник тронул каблуками возбуждённо прядавшего ушами коня и въехал на холм. Под ним в тёплых рассветных лучах солнца стояло неисчислимое войско. Куда ни падал взгляд, колыхалось бескрайнее море острых наконечников копий. Степной ветер играл мохнатыми бунчуками, стараясь если не оторвать их от древка, то хотя бы запутать. Яркое солнце за спиной всадника отражалось от начищенных панцирей, заставляя батыров щурить и без того неширокие глаза и глубже натягивать лисьи малахаи.

Всадник поднял ладонь.

Войско вскинуло оружие к небу и взревело в едином порыве:
— Ба-ту! Ба-ту! Бату-хан!

Всадник поднял руку выше и, чуть помедлив, махнул ей вдаль.

Подняв тучу пыли, тумены Бату пришли в движение. Тысячи, десятки тысяч кожаных сапог шагнули разом, копыта тысяч и десятков тысяч коней ударили в землю.

И та содрогнулась.

7. Необыкновенные приключения Маши и Вити

Андор, могучий гном пятого уровня, рыжий ублюдок, шел впереди со своей верной секирой. Два воина с довольными ухмылками вели под руки Васю десяти лет. По лицу ребенка катились слезы, губы дрожали. Мальчик попал в эту волшебную страну из 1980 года случайно. Мать хотела высечь за двойку по математике, Вася спрятался в шкаф и угодил в межвселенский портал... Чу! В небе показался красный дракон. «Проклятый Гарулин! Это он послал эту тварь выследить нас!» — закричал в исступлении Андор, тряся над головой секирой.

***
- Вот, Виктор, и наши с папой хоромы, - отец скоро вернётся, а ты будь как дома. С этими словами Мария распахнула входную дверь сталинки.

Войдя в квартиру, Виктор огляделся: всё, как он себе и представлял. Именно так и должна выглядеть квартира ректора института: современно, но небездушно. В прихожей, напротив шкафа-купе расположилась пара картин: на одной дракон сжигал посевы крестьян, на другой он же, только утыканный копьями с привязанным на шее камнем. В гостиной, часть которой заполняли высокие застеклённые стеллажи с книгами, посередине стоял необычный огромный полупрозрачный стол на трёх ножках. Виктор, заинтересовавшись, подошёл поближе.

– Хмм, эпоксидная смола? Это ж сколько её ушло? Маш, а из чего этот стол?
- Из манурита, если ты про стол в гостиной, - отозвалась из кухни Мария. – Ты не стесняйся, будь как дома, а я пока что-нибудь приготовлю.
Из кухни уже тянулись манящие запахи.
- Господи, как мне повезло, - подумал Виктор, - Голубоглазая красавица с русой косой до пояса из приличной семьи, отличница МГИМО, ещё и готовить умеет. Виктор вспомнил своих матерящихся, вульгарно накрашенных одногруппниц из машиностроительного техникума и его передёрнуло.

Виктора привлекли фотографии на стене: солидный мужчина с пышными усами в костюме вручает диплом какому-то студенту, вот он же, чуть помоложе на чёрно-белой фотографии, сидя на белом коне, в кольчуге и с копьём. Вот Маша явно на каких-то соревнованиях по стрельбе из лука. Она как-то раз упомянула, что отец увлекается исторической реконструкцией и поэтому она с младенчества обучалась верховой езде, фехтованию, стрельбе из лука и прочим «полезным наукам».

Двигаясь вдоль стены с фотографиями, Виктор незаметно очутился в спальне и его привлёк старый советский шкаф, сильно выбивающийся из общего дизайна, даже стена, к которой он примыкал, была оклеена обоями в цветочек лет эдак пятьдесят назад.

***
- «Воздух», Василий Иванович, опять гарулинские безобразничают, и мы тут это… пленного принесли, из ваших, наверное, - молодой гном лучезарно голубого цвета переминался с ноги на ногу, стоя близ главнокомандующего Пригубьем.
- Копьемётам двойной расчёт поставьте, похоже Загубье в наступление пойдёт, а пленного ко мне в замок, вечером с ним поговорю. Чтобы ни одна муха, не то, что дракон, не пролетела над Пригубъем, понятно?

***
- Так, значит, Витя, - ты открыл шкаф, и очутился здесь, правильно?
Василий Иванович достал трубку и закурил.
- А Маша была на кухне? Так получается? Проблемка у нас с тобой, Витя.
- Василий Иванович, но ведь она осталась там.
- Плохо ты мою дочь знаешь, Витёк, она, конечно, не в курсе, я её никогда не посвящал, но шкаф найдёт и окажется здесь, а вернуться не так-то просто.
- Вестовой! Срочно к порталу наряд!
- Давай, Витя, выпьем, за встречу, ты мой первый потенциальный зять, и так накосячил при первой встрече... Да ещё попал к нам в военное время. Так что ты говоришь, в вашем техникуме изучают? У нас некоторая нехватка технологий, портал не позволяет оружие пронести, да в принципе металл, разве что вторую половину электрохимического ряда напряжений, ты же это учил?
- Василь Иваныч, так можно же селитру попробовать пронести, да и остальные компоненты, а ещё мы с пацанами такие вещи делали…

Виктор фонтанировал идеями около часа. Василий Иванович только одобрительно кивал головой и не забывал подливать местного самогона синего цвета.
- Мы этих драконов на тряпки порвём, - подытожил Виктор, - Мы им такой фейерверк устроим, такой… На этих словах он откинулся на подушку дивана и ушёл в крепкий сон с непривычки.
Василий Иванович в задумчивости накинул одеяло на тело будущего зятя. – «Вроде нормальный, хлипкий, но мы это исправим» - подумал он.

***
- Привет, “красавица”, - ухмыляющийся огр обратился к Маше – Откуда такая «красотка» в нашей деревне?
Маша, вдоволь насмотревшаяся на место, куда её закинуло и уставшая удивляться, просто обратилась к двум ограм: «Я ищу своего отца, Василия Ивановича и моего друга, Виктора, вы не встречали их?»
Старший огр, услышав имена, сделался серьёзным и произнёс: «Плохи дела твои, слышал я, что их в плену держат в Пригубье, давай мы тебя проводим к нашему предводителю, Гарулину, он самый мудрый и могущественный в этих землях и он обязательно тебе поможет.»

***
- Ути бозе мой, какие красавчики, какие миленькие дракоши – Маша схватила синего дракончика и прижала его к груди. Маленький дракон тут же опалил ей брови и оставил бяку на её юбке.
- Можете оставить его себе, Мария Васильевна.
- Благодарю Вас, месье Гарулин.
- Можно просто Вальдемар.
- Так вот, Мария Васильевна, продолжим наш разговор: мы простые фермеры, один дракон может отапливать целую деревню своими …гхм… продуктами жизнедеятельности, также это наш общественный транспорт, вы сами видели, как быстро и главное удобно дракон может перевезти на другой берег реки даже десяток туристов. А что делают эти шлемазлы, я прошу прощения: они убивают наших дракончиков, наших огриков, захватили в плен вашего отца и таки друга. А вырастить дракончика в наше непростое время – вы понимаете? Это не кур разводить.
- Вальдемар, а вы пытались как-то выяснить, чего добиваются ваши соседи, договориться?
- Мария, поверьте честному человеку – пытались и не раз, скорее всего они просто хотят нас истребить, уничтожить драконов, огров, нашу великую культуру!
- И что вы предлагаете?
- Мария, вы дочь великого человека, грядёт великая битва на уничтожение всего живого и вы нужны нашему мирному народу как полководец, как символ нашей победы.
- Почему я?
- Мария, вы себя недооцениваете: во-первых, вы как лицо «оттуда» несомненно обладаете магией, другим взглядом на вещи, вы располагаете к себе воинов в конце концов, хотя огры считают вас уродливой.
- В смысле???
- Не обижайтесь. Вот вам привлекательны огры с точки зрения, так скажем, создания семьи? Нет? Но вы считаете их устрашающими воинами? Вот и для них вы «ужас, летящий на крыльях ночи».

***
- Плохи наши дела, Витёк, разведка донесла, что Маша в плену у загубинцев и что они готовятся напасть скорее всего завтра. Как дела с твоими изобретениями?
- Почти всё готово, Василий Иванович.

***
- Плохи наши дела, Мария, разведка донесла, что вашего папи и ами…В общем - собираются показательно казнить на днях.
- Месье Гарулин, какой кошмар! Мы должны немедленно что-то предпринять. Вчера прошли экзамены у огров: стрельба из лука – твёрдые четвёрки у всех, фехтование на троечку, зато метание камней и борьба – у всех на твёрдую пятёрку. Думаю, они готовы.

***
Это весеннее утро над долиной Баллот, что располагается между Загубьем и Пригубьем выдалось на редкость тёплым, светлым и ароматным, потому что расцвёл Лопушинник.
Его аромат напоминал воинам обеих сторон, выстроившихся в боевые порядки по краям долины об их первой любви, доме, даче, вкусной пище.
Но трубадуры подали сигнал к наступлению.

***
- Хана голубым, - Гарулин, наблюдавший за битвой с высокого холма радостно потирал руки. Его крючковатый нос шевелился в предвкушении быстрой и лёгкой победы, ведь стройные ряды огров как огромная зелёная лавина заставили войско гномов пятится назад. А ведь ещё наготове за лесом прятался взвод драконов.
Маша, стоя рядом с главой Загубья, не разделяла его радости.
- Происходит что-то странное, месье Гарулин, такое чувство, что они заманивают нас в ловушку.

И точно, как только зелёное море огров оттеснило гномов к подножью холмов на противоположном краю долины – раздались взрывы и повсюду начали взметаться зелёные фонтаны из огров.
Огры были деморализованы. Ещё ни одна сила в этом мире, кроме дракона не могла поднять тяжёлого боевого огра в воздух и оглушить его. С трудом сориентировавшись в дыму – они побежали назад.
- Мария, выпускайте драконов!
- Но mon sir, это опасно в данной ситуации.
- Выпускайте!
Мария дёрнула за верёвку с привязанными колокольчиками, настроенными на одну частоту и через минуту над холмами зашумел ветер – это драконы выходили на заданную скорость.
Достигнув гномов они выпустили первые языки пламени, но произошло неожиданное: гномы как по команде подняли рюкзаки над собой и сплотились в единый щит. В рюкзаках была глина, тут же превратившаяся в керамику.
Но зазвучали тонким писком усовершенствованные копьемёты и в небо устремились сотни тончайших титановых сетей. Драконы шмякались о землю один за другим.

***
Это летнее утро над долиной Баллот выдалось беспокойным для Андора, могучего гнома 10 уровня, седого ублюдка, как называл его про себя старший помощник Гарулин В., судя по золотой табличке на его белоснежной форме.
Андор, в наушниках и в майке с надписью Iron Maden, покачивал головой, глядя на происходящее: отовсюду в долину стекались огры и гномы, неся деревянные щиты, которые вскоре станут столами и скамейками.
Сняв наушники, он произнёс: - Гарулин, а торты готовы? – Все двести штук?
- Да, шеф, вы безусловно останетесь довольны: воздушный бисквит, пропитанный отборным сиропом из малины, сверху меренги и для некоторых гостей лягушачьи лапки.
- Да уж, ты постарайся, свадьба Маши и Вити должна пройти на уровне.

***
«Что такое волшебство?
Это когда фотоны с другой планеты, представляющей из себя горящую смесь из водорода и гелия запускают на твоей сложные процессы и вот спустя жалкие миллиарды лет, ты, смесь из воды, аминокислот, белков и минералов можешь заниматься не только самовоспроизводством, но и изменять свою планету » - выдержка из тоста на той свадьбе.

8. Зелёный

Зеленый, местами ощипанный попугай с незатейливым именем Кеша, сидел на подоконнике, задумчиво прищурив правый глаз. Левым же глазом он впитывал в себя прекрасное зрелище, что вновь явило ему себя по ту сторону грязного стекла. Его страсть. Его любовь. Эта любовь всегда прилетала туда, на карниз, по утрам, неся с собой что-нибудь вкусненькое. Она трогательно и умилительно разрывала на клочки крыс, мусор, рыбу, других птиц и прочее, или элегантно заглатывала все это целиком. Ни разу не подавившись! О, его возлюбленная ворона была прекрасна…

Он часто задумывался – если бы стекло не было настолько грязным, не с такими многолетними наслоениями жира, и Ворона имела бы возможность его увидеть, обратила бы она на него внимание? Заметила бы зеленое растрепанное пятнышко, восторженно и восхищенно взирающее на неё? Да нет, конечно. Она – птица высокого полета, свободная. Весь мир под её крылом – лети куда хочешь. А он…

А он даже питается не мясом, а каким-то мусором. Кеша, раскачиваясь на жердочке, смотрел на сухие зерна, пополам с шелухой, мутную воду в грязной мисочке и свои засохшие экскременты. Живет тут, как раб, которого выпускают иногда из клетки ради развлечения…


– Жрите быстрее, – его мисочку с зернами пнул проходящий мимо казуар, и еда рассыпалась по полу. Кеша хотел кинуться клевать – он не ел со вчера. Но кто-то явно умный сказал:
– Не ешь перед боем.

Кто это сказал было не понятно, но Кеша решил последовать совету. Да и, сказать честно, лежалые, плесневелые зерна не вызывали аппетита.

Шум снаружи нарастал – народ требовал зрелища.

Будущих гладиаторов подняли тычками палок и построили в подобие колонны. Тукан с выщербленным клювом, выдавал оружие, случайным образом вытаскивая его из большой кучи, сваленной в углу, и их гнали вперед через распахнутые ворота.

Трибуны ревели, чирикали, трубили, хлопали крыльями. Кеша прикрыл глаза крылом, на котором был нацеплен небольшой щит – солнце било прямо в клюв. Он осмотрел доставшееся ему оружие. Клинок короткого меча был иззубрен – кто-то пытался защищаться им от рубящих ударов. Странное решение. Хотя, когда ничего другого не остается, когда жить хочется. На щит надежды было мало – рассохшийся, с ободранной иссеченной кожей. В лучшем случае, пару ударов выдержит.


Рядом захрустел песок, и Кеша скосил глаз. Большой одноглазый Какаду, судя по цвету, откуда-то из Африки, смотрелся дико и непривычно среди пестрых волнистых попугайчиков, ярких неразлучников, коричневых воробьёв и желто-черных синиц.

Попугай был стар. Когда-то белые перья стали серыми, а многочисленные проплешины в оперении говорили о десятках, если не сотнях битв. В крыльях он держал два хопеша, чем-то похожих хищным изгибом на его изогнутый клюв.

Мелкота ярилась, прыгала, звенела железом и пыталась изо-всех сил показать, что им не страшно.
– Сегодня мы умрем, – медленно выталкивая из себя слова проговорил Какаду, склонив голову на бок.
– Почему? – удивился Кеша.
– Потому, – белый указал крылом на распахнувшиеся ворота в противоположной стене Колизея.

Зрители, чуть угомонившиеся, снова взревели.

Из темноты вышли массивные темные фигуры девяти воронов. Кольчуги мелкого плетения на мощных торсах сидели как вторые перья. На лобастых головах с темными умными поблескивающими круглыми глазами были нацеплены шлемы с гребнями. Тяжелые ростовые щиты, выкрашенные в благородный пурпур, с бронзовыми начищенными умбонами, в их могучих крыльях казались невесомыми, а волнистые иссиня-черные клювы гладиев даже на первый взгляд были бритвенно остры.

Преторианцы…
Кешу пробрал озноб. Лучшие из лучших из личной гвардии Императора Воро́на. Они прошли еще несколько шагов и, не выходя на пекущее солнце, остановились, щелкнув клювами.
– В годовщину победы у Граумийских гор, Император дарит вам зрелище, – зычным, хорошо слышимым отовсюду голосом, говорил старый крупный ворон, с перьями, словно подернутыми пеплом. – Вы увидите своими глазами, как Первый легион разбил жалкий пиктский сброд, осмелившийся бросить вызов Вечному городу. Их были мириады – а храбрецов, увенчавших себя вечной славой – лишь сотни. Тень Священной горы падала на воинов, но не устрашились они, ибо солнце горело в их сердцах.


Чириканье и гомон за спиной Кеши нарастал. Он обернулся – уже половина арены была наполнена верещащей пернатой мелюзгой. Многие были безоружны. Обнаружились и две боевых колесницы, запряженных ящерицами, в которые набились попугайчики с луками и дротиками.

– А теперь …
От внезапно наступившей тишины даже закружилась голова.
– Приветствуйте – император Воро́н и его несравненная дочь Ворона.
И снова Колизей дико взревел. Все, даже обреченные на смерть, с восторгом смотрели на облаченного в пурпур и золото Императора, который лениво помахивал крылом подданным. А вот Кеша прилип глазами к прекрасной, как утренняя заря, как порыв свежего ветра, молодой вороне, которая в своей короткой тоге, едва прикрывающей чудесные ноги и высокую крепкую грудь, села чуть позади отца, сложив изящные, но крепкие тренированные крылья.

– Не влюбляйся перед битвой, – снова прозвучал над головой насмешливый умный голос.
Кеша сбросил наваждение и глянул на ухмыляющегося Какаду.
– В этот раз ты опоздал с советом. Мы будем вместе.
– Может и будете, – философски заметил попугай. – Боги любят шутить над смертными, особенно над влюбленными. Нужно только выжить.
– А ты знаешь, как выжить? – Кеша скептически скосил глаз на застывших статуями воронов.
– Много своей благородной крови пролили эти вшивые пичуги в пески моего родного Карфагена, – хищно скрежетнул клювом ветеран. – И пусть за моей спиной нет моей верной Серебряной Сотни, а клинки мои тупы, и этот песок напитаю их кровью. Эй, – обратился он к птицам, – есть кто не первый раз меч в руки взял? Кто хочет подороже продать свою жизнь?
– Второй легион.
– Восьмое крыло.
– Золотая ветвь.

Опытные воины собирались вокруг Белого, продираясь через бессмысленно-чирикающее мясо, и вскоре напротив воронов уже стояло некое подобие организованного строя.
– Пустим голубую кровь? – рыкнул один из бывших легионеров – крупный аратинга, постукивая о щит гладием.
– Кровь у них такая же красная как у нас. Но, то, что мы ее пустим – это к Сове не ходи, – и Какаду так пристально посмотрел на первого ворона, что тот перестал изображать из себя статую и посмотрел в ответ. Так они и стояли, вперив в друг друга взгляды. И так это страшно выглядело, что у Кеши подступил комок к горлу и он порадовался, что не стал есть.
А потом прозвучал гонг.


Холодильник затрясся и металлически зазвенел, возвращая Кешу из мечтаний. Там, хоть и будучи внутри клетки Колизея, он уже чувствовал себя свободным – ведь он уже готовился умереть. А тут? Прутья старой облезшей клетки совсем не походили на высоко возносящиеся перекрещенные канаты с вплетенными золотыми и серебряными нитями, отделяющих арену от зрителей. И жалкие семена были на месте.

Кеша спрыгнул вниз, намереваясь склевать их – может новых дадут? Но в голове зазвучал голос Какаду: «Не ешь перед битвой». Какой битвой? Он не собирается ни с кем драться.

– Кааррр.
Кеша вздрогнул. За мутным стеклом на подоконнике сидел большой черный ворон и с интересом рассматривал его. Походил туда-сюда, тюкнул в стекло клювом.
– Карр, – каркнул он раздраженно и продолжил прохаживаться, щелкая клювом и иногда тыкая им в стекло.
«А ведь он меня сожрать хочет», – вдруг понял попугайчик. «Да только не добраться ему до меня».
Кеша мысленно ухмыльнулся. Он тут в безопасности.

Но ворон не собирался сдаваться – он подпрыгнул, хлопнув крыльями, и с силой долбанул клювом ощутимо дрогнувшую форточку.
– Кар, – довольно сказал ворон и повторил действие.
Кеша напряженно наблюдал, как шпингалет, и так небрежно задвинутый, падает, и форточка распахивается, а огромная голодная птица оказывается внутри.
Все что оставалось попугайчику – смотреть и ждать что будет дальше.


Кровь тугой струей плеснула на и так уже бурый песок – преторианцу хватило одного взмаха, чтобы развалить яростно верещащего воробушка с копьём почти пополам. Черные птицы двигались стремительно, при этом движения их были скупы и расчетливы. Ничего лишнего, ни одного бесполезного взмаха крылом. Они танцевали танец смерти по раз и навсегда заданной схеме. И от этого автоматизма становилось жутко. Ничего не могло смутить их – они косили налетающих на них птиц своими мечами, как спелые колосья, оставаясь невозмутимыми. А броня и щиты их все еще чудесным образом оставались чисты.

Какаду команды не отдавал. Жидкий строй щитоносцев с мечами, несколько триариев с копьями во втором ряду, да несколько иногда пускающих стрелы лучников.
– Пусть устанут, – сухо комментировал командир происходящую бойню.
– Сомневаюсь, что они могут устать, – сказал жако, бывший центурион третьего Гальского легиона. – Скорее устанет всходить солнце.
– Не забывай – это всего лишь птицы. Из мяса, плоти и костей. Каждое движение, каждое поднятие щита тратит их силы. И повышает наши шансы. Лучники, напомните им о себе, а то заскучали.

Над головой Кеши тут же взмыли в воздух черные стрелы, чтобы бессильно ткнуться в поднятые щиты. Стрелы были с срезами и толку против бронированных преторианцев от них было мало. Но они отвлекали.
– Пилумы.
У Кеши имелся целый пучок – успел насобирать. Кривые, скверно сделанные, но их было много. Он, выскочив из-за строя щитоносцев, размахнулся и кинул пилум в самого главного ворона. И совершенно внезапно для всех, копьецо не погнулось, ударившись в щит, а пробило его, глубоко засев в дереве.

Ворон, впервые проявил эмоции, громко раздраженно каркнув. И взгляды их встретились. Ничего страшнее Кеша в своей жизни не встречал – словно посмотрел в бездну. Он отчетливо понял, что теперь этот ворон обязательно его убьет.


Ворон по-хозяйски прошелся по столу, клюнул засохшую хлебную корку в хлебнице, посмотрелся в свое отражение в кастрюле и подошел к клетке с попугаем. Прутья были толстыми – попытавшись перекусить их, ворон только впустую потратил время. Но попыток не оставлял – видимо, удача с форточкой придала уверенности.

Кеша, неожиданно даже для себя, подскочил, и, повиснув на прутьях, сильно клюнул пришельца в неосторожно приблизившуюся к прутьям голову.

– Карррр! – отпрыгнул тот в сторону, заполошно взмахивая крыльями, опрокидывая солонку и сталкивая чашку со стола, которая не преминула с громким звоном разлететься на части.

А еще, пришло ощущение, что на него пристально смотрят – кто это мог быть, ни секунды Кеша не сомневался. И да – она смотрела на него и поворачивая голову то одним, то другим боком. Его любимая! Она наконец обратила на него внимание и через мутное стекло вглядывалась в происходящее.

Минута счастья длилась недолго – она уже отвлеклась на то, как один из преторианцев шинкует крупного ару, отрубая ему крылья и лапы.

Страх куда-то ушел – словно вода, пролитая на сухую землю. Осталась только холодная решимость умереть красиво.

За своими мыслями он чуть не пропустил очередной команды: «Шаг вправо». Какаду понемногу, сдвигал отряд в тень так, чтобы солнце не било в глаза. Воронам пока было не до этого, чем командир и пользовался.

Он опять поймал на себе её взгляд – понравился? Почему-то же она выделила его среди остальных… От нахлынувшего чувства закружилась голова, а меч стал невесомым. Появилось ощущение, что он в одиночку сможет ворона победить. Даже представил, как: подлетает, бьет своим щитом по чуть опущенному из-за застрявшего пилума краю, опуская его еще ниже, и тут же колет в щель мечом, стараясь дотянуться до плеча. Даже при незначительной ране, ему придется бросить тяжелый щит, делая его более уязвимым и позволяя атаковать и по ногам.

Да, так он и сделает, когда будет отдан приказ. А пока – шаг вправо. И быстро убедиться: смотрит? Смотрит!


Оратор не переставал комментировать происходящее, восхваляя подвиги славных сынов Рима. Зрителям же наскучила резня и они начали подбадривать преторианцев взяться за последних оставшихся боеспособных воинов на арене, попутно освистывая «грязных трусов». Но никто из двух отрядов с места не двигался.
– Пусть идут сами – пусть устают. Пусть скользят по кишкам и конечностям, пусть оступаются, пусть пачкаются в крови.

И вороны пошли. Двинулись разом, сомкнув щиты, в которые иногда тыкались стрелы и пилумы. Кеше свой успех повторить не удалось – раз за разом брошенные копья отскакивали с жалобным звоном. Зато он заметил, как морщатся враги – солнце теперь било им в глаза.
Один из воронов негромко каркнув замедлился, чтобы обломить стрелу, засевшую в крыле. Маленький успех вызвал бурное ликование. Но оно было недолгим.
Преторианцы перешли на широкий шаг, а потом и вовсе взлетели, и, под крик какаду: «Сомкнуть щиты! Копья вверх!», обрушились на строй. От удара, Кеша не удержался на лапах и отлетел назад.


Клетка зазвенела и качнулась. Ворон каркнул, и вновь налетел на клетку. Поняв, что так просто до попугайчика не добраться, он перестал впустую в неё биться и стал ходить вокруг, ища, как бы достать желанное содержимое. Вскоре, была найдена дверца, закрытая самим же Кешей на крючок. Для ворона это было слишком просто. Ему показалось, что ворон улыбнулся, когда дверца распахнулась.

– Держать строй! – орал какаду, пытаясь подрубить лапы ворону.
Но щиты сотрясались от ударов. Сперва развалился щит у соседа Кеши – и тот сразу упал с разрубленным до позвоночника плечом. Затем аратинга замешкался, и его голова с застывшим выражением обиды, отлетела в сторону, ударившись в канаты и забрызгивая зрителей кровью.

Ворона сидела, подавшись вперед, и с возбуждением смотрела на происходящее. И все чаще уделяла свое внимание именно Кеше.
Он же по-настоящему сцепился с главным вороном. Отсутствие умения частично компенсировалось запалом и желанием покрасоваться перед любимой. Удары сыпались на щит и на подставленный меч. Пару раз даже удалось достать закованную в сталь грудь, правда, без малейшего толку. Иногда Кеше казалось, что эта страшная птица просто играет с ним, глумится над неумехой на потеху зрителям. Но он не прекращал бороться за свою жизнь, снова и снова клюясь и уворачиваясь от черного стального клюва.

Пока спасало, что ворону негде было толком развернуться на кухне – он мог только подпрыгивать, взмахивая крыльями. Но вскоре попугайчик стал уставать – сил у него было заметно меньше. Он все чаще стал опускаться то на холодильник, то на полки. Все ниже, ниже. Закономерно, вскоре он пропустил удар. А потом и еще.

Сердце забилось, вновь вернулся липкий пробирающий насквозь страх. Ворон же был спокоен и продолжал гонять Кешу.

Упал, обливаясь кровью из рассеченной груди, Какаду, прохрипев напоследок: «Я иду». Всё. Теперь Кеша один – все боевые товарищи пали. Конец? Ворон тыкал мечом, изображая удары в разные части тела и оборачивался к зрителям, спрашивая: как убить? Толпа кричала и свистела, а остальные вороны улыбались и не вмешивались.

Как же не хотелось умирать… Он нашел глазами ворону – неужели она была… печальна? Он же ей понравился! Может она сможет его спасти? Она же дочь Императора!

Дикая надежда вспыхнула в сердце. Он увернулся от вялого удара, а потом сорвался с места и со всех сил метнулся к трибуне Императора. Он приметил, что одна из колесниц, врезавшаяся в ограждение, надорвала канаты и они держаться на паре нитей. Два удара – и он смог протиснуться и выскочить через форточку на улицу. Кеша рванул к любимой. Отчаянно, страстно, со всей верой в любовь, в искру, проскочившую между ними.

Она ждала его на карнизе и распахнула навстречу крылья, словно призывая его в свои объятия.

И он кинулся в них, не обращая внимания на ворона, почти уже протиснувшегося следом, ни на испуганного Императора, ни на кинувшуюся гвардию…


Кеша ничего не успел понять, когда сильный клюв играючи сломал ему шею. Он уже не чувствовал, как она, прижав тельце лапой, стала пожирать своего несостоявшегося кавалера, трогательно и умильно, как только она умела, разрывая попугайчика на клочки. Оставив недовольному ворону лишь пару косточек, требуху и зеленые перышки, она довольно каркнула и улетела по своим делам.

9. Песнь о моём Сиде


Фёдор Иванович нашёл на лесной полянке платяной шкаф. Вполне обычный, советских ещё времён, с полированными, с декором из латунной проволоки, фасадами на коротких кабриолевых ножках. "И кому только было не лень переть его сюда?" - буднично подумал Фёдор Иванович и прошёл уже было мимо, как вдруг откуда-то слева, со стороны ежевичника, послышался высокий, с лёгкой хрипотцой, оклик:
- Молодой человек! Извините пожалуйста, Вы мне не поможете?
Фёдор Иванович застыл на месте, а после повернулся в сторону голоса. Перед ним стоял странновато одетый, чуть ниже среднего роста, глядящий на него с весёлым прищуром старик. На вид ему было, наверное, уже за восемьдесят.
- Молодой человек? Х-м-м, меня так уже лет тридцать никто не называл! И чем же я могу Вам помочь?
- Помогите, пожалуйста, донести этот чудесный шкаф до моего скромного обиталища.
- Обиталища? Да тут до ближайшего жилья километра два, не меньше!
- О нет, что Вы! До моего жилища совсем недалеко. А Вас я сильно не утружу, поверьте. Вот, возьмитесь за ножки, чтобы было удобнее нести, а я подхвачу антресоль.
Вздохнув и крякнув, Фёдор Иванович присел, взялся за ножки шкафа и чуть приподнял его с наклоном вперёд. Почувствовав, что незнакомец держит верх, встал:
- Ну, куда несём?
Незнакомец, вздохнув, молча двинулся в сторону ежевичника. Фёдор Иванович всё думал никак не мог понять: что же не так с одеждой старичка, как вдруг обратил внимание - у него нет левой руки! И при этом шкаф он держит крепко, уверенно. Да, любопытный старичок!


***

Марат обожал прогулки по Заречной Роще ранней осенью, когда уже нет испепеляющей летней жары, а листья ещё только начали желтеть. Много лет он не мог позволить себе эту маленькую незатейливую радость: разные заботы поглощали всё его время. Но вот сейчас, в силу обстоятельств, которые не хотелось вспоминать, это самое время появилось. И Марат решил воспользоваться случаем. А на дно бутылки погрузиться он всегда успеет.
Других гуляющих по Большой Тропе почти не было. Изредка из крон деревьев доносился голос какой-нибудь птицы. Да, конечно, гулять тут лучше в начале лета, когда поют иволги! Но и сейчас тоже хорошо: давно ли он вообще дышал свежим воздухом?
Неспешным шагом он двигался по тропе вглубь рощи. На паре лавочек сидели евшие мороженое отдыхающие. Марату вдруг тоже захотелось мороженого. На ближайшей поляне как раз должны стоять и ларь с мороженым, и бочка с квасом. Но ускорять шаг он не стал. Уже перед самой поляной Марат зацепился взглядом за довольно необычного человека. Выглядел этот, уже можно сказать, старик, как эдакий советский пенсионер-интеллигент: в сером костюме-тройке, фетровой шляпе, лакированных туфлях. На носу - очки в лёгкой оправе, на лице - небольшая бородка. Вот только на шее был надет какой-то странный обруч, как будто из перекрученных металлических прутьев. Старик сидел сбоку от лавочки на корточках и шарил в траве тростью - явно что-то искал.
- Здравствуйте! Вам помочь? Вы что-то потеряли? - обратился Марат к старику.
Тот слегка вздрогнул и обернулся:
- Ой, что Вы! Не извольте беспокоиться! - Старик встал в полный рост. - Потерять не потерял, но вот найти давно уже пытаюсь. Фёдор Иванович! - протянул он Марату руку.
- Очень приятно, Марат. Так что же Вы такое ищете, если не секрет?
- Сид.
- Что, простите?
- Сид. Если Вы не торопитесь - а я вижу, что Вы просто прогуливаетесь, - я могу поведать Вам эту прелюбопытнейшую историю!

***

- И, значит, он просто вошёл в радугу и исчез?
- Примерно так. А минут через пятнадцать, когда я уже начал подумывать о том, что пора уходить, он вышел, прижимая единственной рукой к груди охапку разного скарба. Преимущественно там была всякая одежда, но виднелись и другие предметы. Всё это он потом старательно разместил в принесённом нами шкафу, ну а мне в благодарность подарил как "невмещающиеся" вот эту палку-трость и торк, что я ношу на шее.
- А Вы, Вы не были там, внутри радуги?
- Артур, конечно же, пригласил меня, но сказал: Сид - он такой, он принимает родственные тела и души. А если глобально - то он у каждого свой. Так вот, он держал меня за руку, но я не прошёл: он вошёл в радугу, а я шагнул дальше. Слишком уж далеки мы были друг от друга, и его Сид - то был не мой Сид.
- А как, говорите, его звали?
- Артур. Артур Георович Калатин.

***

- И тогда туаты ушли в Сид.
- Кто?!
- Туаты. Племена богини Дану.
- Блин, и ты вот эту вот всю ерунду мне рассказываешь, да?!
- Ну почему сразу ерунду? Просто интересная и занимательная история, вполне годная, чтобы поддержать интересный разговор! Разве это не увлекательно?
- Нет, Марат, это - не увлекательно! Я думала, что выхожу замуж за серьёзного, взрослого, состоявшегося мужчину! А у тебя какая-то дурь подростковая до сих пор в голове! Ладно этот твой там Фёдор Степанович...
- Иванович.
- Да хоть Крокодилогенович! Ладно. у него уже маразм старческий, но ты-то!
- Диан, ну....
- Слышать больше этой херни не хочу! Вообще и никогда! Понял?!

***

Да, после перевода на новую должность жить стало полегче. Конечно, с одной стороны длительные командировки, больше похожие на работу вахтой, отрывали от дома, но зато потом - такие же длительные выходные, да и денег прибавилось существенно. Они с Дианой даже начали строить дом. Сначала хотели взять участок за городом, но потом им подвернулся удачный вариант в одном из районов частного сектора: хоть и окраина рядом с дачами, но всё же черта города, даже общественный транспорт ходит - два автобуса и троллейбус. И это даже была не совсем окраина. Площадь участка позволяла построить хороший новый дом, даже не снося существующую "избушку" и почти не вырубая плодовых деревьев. Поэтому они решили: первое время можно пожить и в избушке, а квартиру продать, вложив деньги в строительство. И всё было хорошо до поры до времени, но в последнее время его начало напрягать поведение жены. А он уж было поверил, что первый раз - это просто была ошибка молодости, а вот сейчас - всё по-настоящему и хорошо! Но сейчас не время об этом думать - предстоит непростой день.
- Итак, мужики, повторим ещё раз. Техника безопасности писана кровью. Поэтому не просто расписываемся в инструктаже, а ещё раз тщательно втемяшиваем себе в головы. Прежде, чем сделать шаг, тщательно прощупываем место, куда собираемся ступить. Верёвку не выпускать. Соблюдаем расстояние: не сближаемся ближе трёх и не расходимся дальше десяти метров. Аккумуляторы все свежезаряженные поставили?
- Дамирыч, да не ссы ты. Мы ж не в экспедицию на Эверест идём. Всего лишь излучатель на сто метров отнести. Впятером идём.
- Серёга, сто метров по городскому асфальту и по болоту - это таки две большие разницы. Так что давай без этих всяких. Волокушу сгондобили?
- Да, вчера же ещё сварного озадачили. Всё нормально, уже и кабель подцепили.
- Ну тогда с богом. Так, Колян, ты - вперёд, Андрюха за тобой. Прощупываете путь. Серёга и Диман тащат волокушу. Я следом отматываю кабель. Ты, Дениска, стоишь на катушке и заодно наблюдаешь. Всё, погнали.

***

Какое прекрасное майское утро! В облаках, пролившихся вчера освежающим дождём, появились заметные просветы, поэтому погода обещала быть самой подходящей для прогулки по роще. Сколько лет он уже там не был? Диана предпочитала совсем другой отдых, а с тех пор, как с Большой Поляны убрали аттракционы, они и с детьми туда перестали ходить. Но сегодня - самое то настроение. И занятие для отмазки он уже себе придумал.
Вот только в этот раз Марату не хотелось гулять совсем уж трезвым. Выйдя из троллейбуса, он зарулил в ближайший маленький магазинчик. Он разглядывал витрины в раздумьях, чего бы такого взять, и тут его взгляд наткнулся на пузатые бутылки, на этикетках которых было написано "что-то там сидр". Вот, самое что ни на есть оно!
- Девушка, дайте сидра, шесть штук.
На день должно хватить.

***

Перейдя через мост и убедившись, что стражей порядка в обозримом пространстве не наблюдается, Марат достал из пакета и откупорил первую бутылку. Солнышко приятно светило сквозь ставшие уже редкими облака. В голове сама собой заиграла песня:

Пей сидр, парень,
Пей сидр, брат,
Пей сидр ты, пока он есть.
Пей сидр, парень,
Пей сидр, брат,
Пей сидр ты, пока он есть!

Неспешным прогулочным шагом двинулся он вглубь Рощи по Большой Тропе. Да, закрытие парка аттракционов сказалось: других отдыхающих практически не было. Марат шёл, прихлёбывая сидр и наслаждаясь пением птиц. Опустив голову после очередного глотка, он вдруг заметил: навстречу ему идёт, изрядно постаревший, тот самый пенсионер, который несколько лет назад рассказывал ему о Сиде! Как же его звали? А, точно!
- Фёдор Иванович, добрый день!
Старик повернул голову. Его взгляд был прищуренным, а лоб сморщенным: было понятно, что он силится узнать окликнувшего. Но вскоре это выражение сменилось улыбкой:
- О, Марат! Здравствуйте! Опять гуляете? Погода сегодня просто чудесна!
- Да, вот... Раз время выдалось - думаю: а чего бы и не погулять?
- Это Вы правильно, молодой человек: свободные минуты жизни негоже растрачивать понапрасну!
- А Вы всё так же ищете свой Сид? Извините за нескромность, конечно же... Просто у меня как раз на работе вот только что буквально случай был. Тащили мы, значит, по болоту оборудование. Уже вроде бы всё сделали, пора возвращаться. И тут вдруг один из техников ни с того ни с сего помчался прямо сквозь топь в сторону большого кедра. Откуда взялся на болоте большой кедр - это лишь половина загадки. Когда мы Серёгу вытаскивали, мне показалось, что под этим самым кедром растут земляника и клевер, которых там уж точно никак не могло быть. В общем, всё, как Вы рассказывали...
- Марат, Вы знаете, я ведь всё же находил вход - перебил его старик. - И радужные искорки у самой земли в траве, и необычная звенящая тишина - всё было. Но почему-то мне не удалось войти. То ли это был не мой Сид, то ли должно быть выполнено ещё какое-то неизвестное мне условие. А Артура Георовича я больше так никогда и не встретил. А жаль - он бы наверняка смог рассказать что-то важное.
- А где Вы видели этот вход? Далеко отсюда?
- Пешком, наверное, километров пять-семь будет. Напротив дачного массива, что на том берегу реки.
- Ух ты! Это же практически рядом с моим домом получается! Смогу Вас на чай пригласить! - и тут Марат хлопнул себя ладонью по лбу: - Ой! Простите, что-то я совсем задумался. Иван Фёдорович, Вы сидр будете?

***

Июнь, как и отпуск, подходил к концу. Марат замечал, что его участие в строительстве дома становится всё меньше. Жена мягко и как бы незаметно, но отстраняла его и от непосредственного участия, и от руководства. Всё больше рулила сама, с тремя нанятыми братьями-строителями. Детей на три недели взяла с собой на море тёща. Но несмотря ни на что, отпуск у Марата явно не задался. Обстановка дома всё больше его тяготила. Никогда он ещё так не хотел уехать на работу. И чтобы скоротать унылый день, он открыл ноутбук и погрузился в так заинтересовавшую его в последнее время тему.
Люди, ставшие богами - разве это не одна из красивейших легенд человечества?
Высадившись в Ирландии, Сыновья Миля - кельты - вступили в схватку с населявшими её Племенами Богини Дану - туата де Даннан, или, как их кратко называют у нас, туатами. Те уступили и ушли. Но ушли не куда-нибудь, а в потусторонний, или, вернее сказать, параллельный, волшебный мир - Сид. Герои туатов стали своего рода божествами у ирландцев. Иногда туаты выходят из Сида и творят чудеса. Немногим людям удавалось прикоснуться к тайне Сида. Одним из таких людей был Иван Фёдорович. А ещё - сам Марат. Ведь тогда, в том болоте, у корней кедра он видел не только землянику и клевер, но ещё и крошечные радужные искорки, вспыхивавшие у самой земли. А ещё тот старый вяз, что показал ему Иван Фёдорович. Марат был просто уверен: там притаился вход в этот волшебный мир! Но как открыть этот проход? Что же для этого нужно? Марат был уверен: секрет был в кельтских мифах, надо лишь внимательнее и вдумчивее их читать. Как там звали того старика, которому понадобилось занести в Сид старый платяной шкаф? Артур Георович Калатин? Так... Калатин - так ведь звали одного легендарного очень могущественного друида. Вроде бы, с одной стороны, он был уже из кельтов, но с другой - отсутствие левой руки было следствием родства с фоморами, так? Где тут подробности?

***

- А это что у вас? - спросила сотрудница безопасности аэропорта, тыча в экран интраскопа.
- Торк. Шейная гривна ирландского типа. Что-то вроде украшения, сувенира.
- Достаньте, пожалуйста.

Эти вопросы на досмотрах Марата уже порядком утомили, но деваться некуда. Это тот самый торк, который когда-то Артур Калатин подарил Ивану Фёдоровичу. А теперь Иван Фёдорович подарил ему. Сказал, мол, я уже своё отыскался, а ты обязательно найдёшь. И теперь Марат всюду ездил с этим торком. Надевал, конечно же, нечасто, но с собой всегда носил.
А домой ехал он с очень чёрными думками. Всё время, что он был в командировке, разговоры с домом - что с женой, что с детьми - раз за разом становились всё хуже. Промелькнула такая мысль: "или я ничего не понял, или я понял всё".

В аэропорту их уже ждал конторский микроавтобус. Иван Сергеевич, Лёха и Фоат лишь изредка косились на хмурое лицо Марата, но, попытавшись один раз втянуть его в общее веселье, оставили в покое. Марат вылез в пяти остановках от дома. Такси решил не брать и закинул сумку на плечо. Всю дорогу до дома он ни разу никому не позвонил.
Подходя к дому, заметил: в спальне горит приглушённый свет. Марат открыл калитку, дошёл до двери и, издав тяжёлый вздох, вставил ключ в замок. Войдя в сени (да, они не стали переделывать старую "избушку" на время строительства нового дома и оставили сени), он бросил сумку и разулся. Открыл дверь в дом, вошёл в дом, включил свет. Тихо. Детей нет. Странно всё. Из спальни в своём обычном, уже потёртом стареньком халате вышла Диана:
- А, ты приехал? Ну садись пока, посиди.
- В смысле, блядь, "садись посиди"? Что за хуйня происходит, ты можешь мне ответить?! - возмущённо вытаращив глаза и сжимая кулаки, вскричал в ответ Марат.
И тут со стороны спальни раздался голос. Низкий, с лёгкой хрипотцой и характерным акцентом мужской голос:
- Э, ты чего здэсь крычишь, а? Ты зячэм суда приехаль? Тебя кто суда зваль?
Вот это поворот! Не то, чтобы Марат такого не ожидал. Но голос этот был ему смутно знаком. Это же один из этих, как их... Карим? Рустам? Шавкат? Марат так и не запомнил, кто из них кто. И вот этот кто-то сейчас выходил из спальни. Из их с Дианой спальни.
- А, вот, значит, как... - тихим злобным голосом проговорил Марат.
Из зала вышли и другие двое:
- Ты что, слышаль, что тебе жэншына сказаль? Сяд, пасыды. Патом кушать будым, гаварит будым.
- А тебя, чёрт, тут вообще никто не спрашивает. Вали нахер отсюда быстро, я сказал!
- Ты как разговариваешь, э? В себя поверил?
Тот, что вышел из спальни, подошёл вплотную справа. Марат резко повернулся к нему и с искажённым злобой лицом процелил:
- А ну выметайтесь отсюда, псы подзаборные! Быстро, пока ноги ходят!
Тот попытался ударить, но Марат рванул вперёд, и нацеленный в висок кулак угодил в ухо. Правая рука Марата вцепилась в подбородок противника.
- Э, бля! - рванули на подмогу двое из зала. Но было поздно. Вторую руку Марат положил этому (кажется, это всё же Карим?) на темя. Лёгкое движение, хруст кости. Развернулся и рыкнул:
- А ну вон я сказал!
За спиной послышался шум опавшего тела.
"Чёрт! Что же я наделал?! Что делать? Что делать?"
Марат рванул к выходу. В сенях схватил рукой башмаки и побежал. Сейчас главное скрыться с глаз и перевести дух. Через три поворота он остановился. Выдохнул, обулся. "Где это я? О, да это те самые дачи, напротив которых растёт тот самый вяз!"
Марат побежал к реке. Вот и берег. Высокий мыс обрыва, под которым - быстрый каменистый перекат. Некоторые камни, торчащие из воды, до сих пор кажутся острыми. От мыса к корням вяза вела радуга. Вот оно! Туаты вступили в решающую битву и ушли! Как и он! Вот он, ключ к Сиду! Осталось сделать лишь один маленький шаг. Шаг веры. И Марат ступил на радугу.

10. ПортаЛ

Каменные плиты задрожали, пробуждая меня от дрёмы. В такие минуты кажется, что мир готов тебя поглотить. Или скинуть в пропасть, как в моем случае. Но за что!? Сработавшая ловушка наполняла атриум древнего храма водой, разрушая все вокруг. В ладони засиял кристалл, и я сжал его сильнее. Розовые вихри света пробились через пальцы, завораживая вновь и вновь. Время снова замедлилось и портал вспыхнул ярче местного Солнца, недалеко впереди. Я бросился к нему, перепрыгивая провалы, открывающие бесконечные поля и реки далеко внизу. Храм прятался где-то высоко в небесах. Помосты и колонны казались прочными, но треснули, и белоснежная арка с порталом понеслась в свободное падение. Я без парашюта, но портал - мой единственный шанс на выживание. Не задумываясь ни на миг, я прыгнул следом...

… и через неуловимое мгновенье выпал из бирюзового вихря прямо в изумрудно - зеленый куст, прятавший острые шипы под густой листвой.

Выбравшись из куста, я принялся почёсывать уколотые места. Зудело так, что хотелось содрать кусочки кожи. А тут еще эта сырость. Трава, листья деревьев и кустарника были густо покрыты каплями, а воздух, пропитанный дурманяще – дурноватой смесью запахов - насыщен влагой.

Ливень, похоже, прекратился буквально за считанные минуты до моего попадания в эти тропики. Хотя небо на три четверти все еще было затянуто хмурыми тучами, за которыми где-то притаилось солнце, но ветер уже гнал облачный покров прочь.

Продолжая почесываться, я принялся разглядывать этот портал, отличающийся от остальных: вращающаяся полупрозрачная колонна переливалась жгутами всех оттенков бирюзового и бросала слепящие отблески вокруг. Каждая капелька на листах и траве поодаль словно впитала ее сияние, и сама ярко светилась бирюзой. Наконец, блеск принялся угасать, а затем столб растаял в воздухе. Интересно, а он в обратную сторону также работает, если в него успеть вернуться прежде, чем он исчезнет?

Я осмотрелся. Поляна была окружена стеной деревьев, и лишь в одном направлении скопление деревьев выглядело прореженным. Там, вдалеке, в просветах в ковре крон, угадывались очертания возвышенности. Сунув кристалл в карман, я направил стопы в выбранном направлении.

Идти пришлось дольше, чем показалось вначале. Несколько километров, это точно. А возвышенность как будто и не приблизилась. Меня это уже изрядно заманало. Душно. Обувь промокла насквозь – до хлюпанья внутри. А об одежде и говорить не приходилось. Чертыхаясь и проклиная брата, с подачи которого все это непотребство и происходило, я попытался поставить экшн на паузу и засейвиться с экзитом. Ноль реакции. Глухо. Как в танке. Нихера никакого отклика. Даже само меню не вызывается. Похоже, конкретный баг. Ну вот нахуа я повелся!? Знал ведь, что подарка без подъебки от него ждать не приходится. И все равно. Не, можно конечно попробовать принудительным методом. Но чето я очкую - ведь можно все испортить натурально, вдруг наебнется система, а она ого-го каких денег стоит. А потом ее переустанавливать, пропатчивать – там возни охереть скока. А то ведь эта херня, глядишь, еще и током ебнуть может, я даже не знаю, на что оно вообще способно, особенно если все рухнет. Вот тебе говорит подарок. Небывалое доселе погружение в виртуальную реальность. Стоит как космический скафандр, причем вместе с космическим аппаратом. А вот, говорит, особая, персональная версия новейшей фэнтезийной адвенчуры, со специальным секретным уровнем, в который можно закинуться только в соло-прохождении, и только мне одному. Крутейшая, говорит, бродилка. Полная реализация заложенных VR-системных возможностей комплекса. Попробуй, говорит, охуеешь, говорит. Тут не соврал, с-сука, действительно, просто охуеваю с этого представления, ничего не скажешь. Не, вначале ничего. Даже круто. Но вот потом… А теперь вообще УГ голимое. Как выбираться? Так, а может просто нужно найти особое место, чтобы сейвануться? И как они его тут пометили? Нифига не понятно.

Внезапно земля дрогнула, а издалека донеслось приглушенное «бум». Я аж споткнулся о притаившийся в траве корень ближайшего дерева, и растянулся во весь рост, больно стукнувшись коленом. А это что за нахуй? Что это бумкнуло? Тут только холодняк и магия, никакой взрывчатки и огнестрела. Это магия такая? Но вокруг никого не видать, одни растения. Головы бы поотрывать разрабам, что-то совершенно беспонтовое наворотили. А дизайнера уровня просто выебать и высушить. Для начала.

Подождав немного, я продолжил путь. Не, к счастью, с коленом ничего такого. Просто ушибся слегка. Странное место. Один только шелест листвы деревьев, поглаживаемых ветром, да шорох травы под подошвами. Ни жужжания насекомых, ни звуков, хотя бы отдаленно напоминающих те, что издают животные, ни пения птиц. Наконец, я дотопал до подъёма в холм и принялся взбираться наверх. Еще шаг – и я окажусь на гребне. Один только шаг, и… вдруг все вокруг исчезло. И деревья, и кусты, и трава. Остались одни лиловые цветы, лиловым морем они залили все окрест, а над головой в безоблачном небе запылало слепящее солнце.

Ошеломленно щурясь, я разглядывал эту лиловую безбрежность, простирающуюся до горизонта, на все 360 градусов окрестностей, пытаясь оценить масштабы пиздеца. С моей одежды буквально поднимался пар. Так, сейв все еще не вызывается, блядь. Ну, Никитос, я отсюда все равно выберусь, будь уверен. Без всяких перезагрузок. Держись, я тебе сюрпризов напридумываю, за мной не заржавеет. Особый подарок на День Рождения, говоришь. Ради ознакомления с которым я забил на все сегодняшние свои делишки. Да я тебе его в жопу запихаю, вместе со всеми коробками. Так, а где кристалл? В кармане то нет. Выпал, когда я споткнулся? И как его искать? Для чего вообще этот амулет? Сигналит, когда портал поблизости открывается, или даже открывашка порталов? А может, и не для этого вообще, а с тем порталом просто совпало? Какая-нибудь рандомная декоративная хуйня, например. Да и хер с ним. Я все равно проходить дальше ее не буду, выберусь и забуду. Как уёбищный сон.

Я сделал еще один шаг, и тут изображение дрогнуло и поплыло, а затем и вовсе исчезло, а остекление шлема вернуло себе прозрачность. «Неужто сама выкинула? Вот ведь говнище какое подарил то, братишка. Это потому что кристалл проебал? Ну, все к лучшему».

Сквозь стеклянную стену игрового помещения наших семейных апартаментов открывался привычный вид. Правый угол занимала вкрученная в высь двойная спираль соседней башни, а в центре и левом углу открывался вид на текшую далеко внизу Москва – реку, русло которой здесь совершало поворот направо, на другом ее берегу – перст гостиницы «Украина», торчавший среди кажущихся на ее фоне приземистыми жилых домов, что оградой укрывали Кутузовский проспект. А совсем вдалеке виднелся шпиль основного корпуса МГУ.

Непривычным был только дымный хвост, который несло вдоль фасада откуда-то справа, у нижнего края окна. Я сошел с обширной игровой платформы, с полосой бегущей, но сейчас стоящей, дорожки посередине, стойкой с пультом справа и плотным узором из плоских датчиков, опятнавших всю остальную ее поверхность. За моей спиной, прикреплённая к разъёмам на кобмезе - связка проводов и шлангов, свисавших с подвесного челнока под потолком, двигавшегося по хитрой системе рельс. Без чужой помощи разомкнуть разъемы - заебешься, руки можно вывихнуть. Не, можно еще просто снять комбез, не разъединяя, но и это тот еще цирковой номер. Я ткнул в кнопку вызова на селекторе. Ноль реакции.

И только тут я обратил внимание на другую странность – в помещении было тихо, молчал даже вентилятор системного блока, и не светилось ни одно табло или контрольный светодиод. Похоже, электричеству кирдык. Как такое может быть? А УПС то чего не сработал, че за нах? Не снимая ни сенсорных перчаток, ни комбеза, начиненного проводочками, сеточками, трубочками, датчиками, клапанами и хер его знает чем еще, и лишь стащив с головы VR-шлем, я двинулся к стойке, где оставил мобилу. Так, ебать, умерла. Надо же было забыть поставить на зарядку! Надо бы в соседнюю комнату, там есть стационарный. Может, он работает. А что это за блевотный запах? Бля, где все? Кто сегодня обслуживает, как их мать их зовут… того, кто утром всю эту требуху к комбезу крепил – кажется, Сергей. Или Матвей? Похуй. Придется орать сквозь коридор. Я направился к двери, связка проводов и кабелей тянулась вслед по шкиву челнока, замершего в мертвой точке, выбирая слабину. Словно пуповина.

Однако стоило лишь приоткрыть дверь, как в комнату сильнее потянуло тошнотворной гарью. В конце коридора клубился густой дым, сквозь который пробивались смутные всполохи зарева и раздавалось потрескивание. А здесь, у двери - пока лишь тонкий шлейф, но и этого хватило. Закашлявшись, я немедля отпрянул обратно в комнату, с силой плотно прикрыв за собой дверь. Это какой-то пиздец. Как день с утра не задался, так и понеслось. Что делать то?

Отерев выступившие на глазах слезы, вызванные раздражением от едкого чада, я принялся оглядывать комнату в попытке сообразить, что же делать. Первым делом я водрузил шлем обратно на голову, плотно, до щелчка контактов. Он, конечно, не герметичный, но хотя бы гарь глаза так есть не будет. Так, теперь надо бы загуглить, что при пожаре нужно предпринять. А, ебана в рот, у меня же выхода в инет нет! Никого не видно, позвонить не могу, и написать не могу. Все съебались что ли, а обо мне и не вспомнили? Ну и пидарасы же. Родаки вернутся, всех их выебут за такое. Немерено. Сгноят живьем. Не, ну должны там хотя бы эмчеэсовцы спасти, моя жизнь же очень ценна, им же должны сказать!? Батяня с мамкой не дадут соврать. Не, не может такого быть, чтобы вот так глупо. Интересно, сколько времени остается, прежде чем в комнату натянет этим дымом или сюда проникнет пламя? Блядь, там еще вентиляция, через нее же может тоже дыму нагнать!

И тут мое внимание привлекла еще одна странная деталь. Темная точка, что-то вроде мухи на оконном стекле. Снаружи, то есть в доброй сотне метров над землей. Я пригляделся. Нет, точка не на стекле. Она где-то там, в воздухе. И не так чтобы близко. Но приближается.

Постепенно точка в воздухе принялась принимать различимые очертания. Я оторопело уставился на летающий объект. Вот, похоже, фюзеляж, вот вроде как крылья видны. А вот уже отблески будто на лопастях вращающегося пропеллера заметны. Кажется. Дрон. Немаленький такой нихуя, кстати. Медленно так летит, лениво даже. И, похоже, в направлении этого самого окна, через которое я смотрю. Прямо в меня.

И тут до меня дошло, отчего такая катавасия произошла. Отчего пожар и дым, отчего в игре тряхнуло. Сука блядь, они же клятвенно обещали, что сюда больше ни один не долетит! Лично командир 1-ой противовоздушной армии моему бате вещал, что, мол, беспокоиться вообще не о чем, что дальше Солнцево и Новой Москвы – ни-ни. И что получилось? Вот бы парашют сюда. Хотя, а чем он, блядь, мне мог бы помочь? Это окно хер еще вышибешь. Да, меня сейчас мог бы спасти только портал. Если бы это была игра. На секунду я ярко вообразил этот кристалл в мельчайших подробностях, представил себе, как я вынимаю его из кармана, и, крепко-накрепко зажав его в кулаке, воздеваю руку над головой в эпичном жесте, а порозовевший кристалл принимается сумасшедше сиять, возвещая близость спасения! Эх, бляха-муха, если бы только это была лишь игра, симуляция…

И мне стало очень обидно и горько, так, что последние дни жизни и прошлые планы на ближайшее будущее в одну секунду пронеслись перед глазами. С Дня Рождения прошло всего то ничего. Это все Никитос, не подарил бы мне этот кал, я бы не завис в этой ёбанной игрульке... Эх, лучше бы точилу отогнал на сервис, как собирался, потом с корефанами затусил, пыхнул бы ганджубас с Артурчиком, сняли бы чикс, к ночи устроили бы рейсинг по Кутузовскому, потом, на адреналине, пистонов какой-нибудь герле навставлял, да… а, стоп, тогда значит тачку на сервис в другой день. Если рейсить. Да хуй с ним с этим всем, блядь, сейчас было бы хорошо даже, если бы предки не отправились в Дубай, а дома остались! Отец меня с утра выпнул бы на учебу в универ, не дал бы зависнуть в компе. Эх, если бы да кабы, а теперь вот памирать маладым!? За что!? На глаза принялись наворачиваться слезы отчаяния и бессилия, и крайней степени жалости к себе. Я машинально попытался стереть их тыльной стороной ладони, но рука ткнулась в прозрачный пластик визира шлема. Дрон был уже близко. Еще несколько секунд, и все. Финита ля комедия.

Хлюпая носом в ожидании неизбежного и мысленно прощаясь с жизнью, я механистически отметил, что слезы на моих глазах отчего-то окрасились переливчатой бирюзой.

11. Первый Рандом

"Послал же бог напарничка, хоть на хлеб намазывай, хоть под дверь просовывай!" - с негодованием подумал Виктор, глядя на почти теряющего сознание Антона. Нет, парень он был ничего, нормальный хоть и с придурью, но стоило им спуститься на нижний, оккупированый призраками этаж, как гнетущая атмосфера нескончаемого ужаса превратила крепкого улыбчивого парня, в выброшенную на берег унылую медузу.

Три года. Три грёбанных года мы таскаемся по этому миру в поисках пути домой. Три года борьбы за выживание в этом всеми богами забытом мире.

А начиналось так красиво: "Новые возможности! Слава первооткрывателям! Вы будете богатые! Герои! Богатые герои!"
Вроде умный, а повелся на эти рекламные бредни из телевизора. Хотя, не был бы умным, не выжил бы и эти три безумных года в этой клоаке Вельзевула. А уж безумности тут хватало.

Всё началось чуть более трёх лет назад. Человечество открыло параллельные миры. Настоящие. Ну, как "человечество"? Один очень и очень секретный институт.
Начались тестирования. Вполне успешные. Данные утекли в сеть и привлекли и спонсоров и испытуемых.
Конечно вперёд рванули всякие Толкиенутые и идейные. И им повезло. Богатые мирные миры. Откуда они спустя два-три дня приходили нагруженные восторгом, впечатлениями, информацией и материальными богатствами. Разными. От банальных золотых побрякушек до технологий. Да. Там тоже была жизнь и цивилизация. Зачастую не очень похожая на нашу.

Как обьясняли потом уже нашей группе из двадцати человек, сложность мира как-то настраивается. Сопряжение, соответствие, безопасность, или как-то так.
Короче, можно настраивать уровень опасности, от лесочка с птичками, до полной неизвестности. Нас как раз и кидали в рандом. В случайное место.
Но всегда длительность рейда, "приключения", как говорили в "Институте", не превышала пять земных суток. А наше приключение, почему-то, затянулось на 3 года.

Я очень надеялся на старшего брата. Коля. Настоящий ОМОНовец. Спокойный, сильный и умный. Он не мог не заметить что я пропал. Привезли нас в "Институт", конечно, в полной секретности. В закрытом фургоне, с пересадками на подземных стоянках, где было еще пять таких же машин. Но Коля умный. Рано или поздно найдет подсказки.
Отвлёкся. Давайте про группу.

На первый взгляд группа в неизвестность формировалась вполне грамотно. Десять бойцов. Из них два мастера спорта по боевым единоборствам, два ролевика, мастера по историческому и боевому фехтованию, двое пилотов всего что летает, двое капитанов всего что плавает, и еще двое "просто военные". Все с АКС-74У, кучей патронов и лругой снаряги.

Из ученых собрали грядку веселее. Начнем с того, что пошло аж три женщины. Врач-биолог. Акушер-химик и ветеринар-опять биолог.

Ветеринар Катерина оказалась очень полезная. Понимала сходу про всё биологическое. Что можно жрать и кого как удобнее убивать. Мы ей новые трупы и вообще всё биологическое таскали. Многое браковала на предмет пожрать. Ядовитое..

Акушерку-химика Алёну мы, помимо всяких химических задач, поставили кашеварить и обстирывать всю банду. После Алиски незачем бабам сидеть без дела и задумываться о плохом. Акушерить тут вроде некого, а гигиена превыше всего. А она нахимичила аналог стирального порошка из местных ингредиентов. Отстирывает всё биологическое. Только самим надо быть аккуратнее и подольше полоскать в местной стрёмной воде. Алёна с Катериной говорят, что на такой воде мы долго не протянем. Почки у людей уже страдают. Не наше тут всё. Мёртвое.

Да. Вы правильно поняли. Врача Алисы у нас больше нету. Я говорил, что грамотно команду собрали? Забудьте. Команду собрали хреновую. У Алиски у первой сдали нервы и в первые дни этого кошмара она просто ушла. Куда- мы не знаем. С ней конечно был один боец, но она сказала, что ей надо уединиться, зашла в дом, и всё. Больше её не видели. Ни криков, ни крови.
Хочу верить, что она всё же вернулась домой. Остаётся надежда.

Из мужиков -Я- Витя-геодезист, рудознат и камнелюб, как шутили в Институте. Не этом "Институте", а еще в молодости.

Повар-растениевед Паша, который в первый день попробовал какую-то травинку пожевать и на следующий день его не стало. В судорогах Паша просто растворился в пространстве. Нам рассказывали- так выглядит экстренная эвакуация. Они нас видят и отслеживают. В обычных условиях вся группа перемещается одновременно.

Астронома сожрали в первую ночь. Ему, видите-ли, свет костров мешал изучать небо. Хотя, что там изучать?-серые тучи. Нашли только пятна крови и телескоп. Мы еще не знали, эвакуировали ли его. Сейчас немного сомневаемся. Потому что другие больше не растворялись в воздухе, а оставались как были. Бездвижные тела.

Костя- историк и языковед остался просто Костя-принеси-подай, ибо разговаривать с тварями как-то не получилось изначально. Хоть еще боевая единица.

Следопыта-охотника Степана утащил червь-метроид год назад. Тварь размером с поезд, но диаметром с УАЗ-Буханку роет тоннели. Прокопав к поверхности дырку, припадает к этой дырке снизу распластав своё нутро наподобии мембраны. Серого цвета. Как бетон. Ну и вот. Нашли такую дырку впервые. Потыкали и палкой, и мусор покидали. А как только Степан ногой наступил проверить- ХЛОП- пасть захлопнулась и нет Степана- и с дичайшей скоростью этот подземный гад жопой отползает. Что самое обидное- жопой! И гранату не кинуть- там может быть Степан.

Самым полезным оказался Шаман-эзотерик Киркорыч. Кирилл Корочкин. Все над ним посмеивались до первого призрака, которого он развеял одним словом.
Как позже признавал Киркорыч- в этом мире очень много Магии. И, что не работает в нашем мире, тут вполне боеспособно. Благодаря его знаниям только и выжили. Почти все. Киркорыч чертил охранные круги, резал амулеты и рисовал на нас символы-обереги, отпугивающие духов.

Технарь Лёша казался бесполезен в мире демонов, но внезапно составил пару Киркорычу. Активно делился с ним знаниями про разных тварей. Радостно участвовал в разделке некоторых убитых монстров с Катериной-биологом. Очень полезная энциклопедия мира демонов. Из игр, понятно, но тут игра пришла в реальность. Слава Перуну, не в нашу родную реальность.

Тут надо рассказать немного про мир.
С виду типичный постапокалипсис. Только странный.
Небо всегда серое. Не наше. Пахнет серой. Сразу все подумали про АД.
Живых людей кроме нас нет. Только какие-то твари ползучие, летучие и крадучие. И призраки.
Пока справляемся, но трёх бойцов потеряли по незнанию.

-Катаклизьма - Пошутил кто-то в первый день, еще не понимая, как он прав, и в каком результате действия этой самой дьявольской клизмы мы и находимся. В дерьме по самое небалУйся.

Есть полуразрушенные дома, одно- и двухэтажные. Есть большие дома в четыре этажа и с большими подвалами.
В одном из таких мы сейчас и находимся с Антоном-пилотом.
Собственно, что мы сюда полезли? А жрать хочется, вот и полезли. Оказалось, что тут есть в домах припасы в консервах. Вполне нормальные по качеству. Нам Катерина сказала. Можно жрать.

Вот и таскались караваном по миру. Отгоняя тварей и призраков и лутая дома и подвалы.
Патроны экономим. Осталось совсем мало. Стараемся драться копьями и палицами.
Киркорыч говорит, тут может быть Босс локации. Лёша радостно в ответ кивает- так же думает. Совсем башкой поехал- чему радоваться? Что кошмар сбылся?

-Ладно. Давай выбираться. Нечего тут ловить. -Хлопнул я по плечу напарника, и мы стали оглядываясь пятиться к выходу. К неизвестности спиной лучше не поворачиваться. Проверено.
Полурасклеившийся Антон немного подуспокоился и шел впереди. Понимаю его. За три года живого кошмара редко у кого не дрогнут нервы.

Выбрались под серое небо, привычно сканируя окружение. По одному тут не ходят.
Двое- оптимально. Левый смотрит вперёд и влево, правый -назад и вправо. На толпу в три человека без Киркорыча будут бесконечные нападения. Он у нас центр вселенной. И единственный, кто едет в повозке.
Да. Ему сделали тачку и таскаем за собой. Прямо шейх. Я считаю, в данных условиях заслуженно.
Еще пара тачек припасов, остальное на себе. С виду -толпа погорельцев. Только с автоматами, коими мы, по сути, и являлись. Бездомные скитальцы. Ууу. Пожалейте нас. Только призраки и монстры жалеть не стали, а постоянно хотят нас сожрать.

Идя к лагерю я краем глаза заметил зелёное свечение в ближайшей горе . Это было необычно, ибо светиться тут ну вообще нечему, кроме наших костров, факелов и единственного ручного фонарика, который светит, пока жамкаешь ручку. Шумит зараза, но практически вечный.

Дав сигнал остановиться я объяснил ситуацию Антону. Тот, еще не совсем отошедший от подземелья призраков, наотрез отказался что-либо непонятное проверять без Киркорыча.
Если идёт Киркорыч- значит идут все, это понятно, с коими новостями мы и добрались до лагеря.

Заняв второй этаж двухэтажного особняка, без подвала, что важно, мы сделали достаточно хороший лагерь. Единственная лестница легко блокировалась, монстры не подойдут, не подкопаются. А со второго этажа и спрыгнуть безопасно можно. На крыше место под кухню и склад. Заодно наблюдательный пункт.

Киркорыч меня выслушали и сказал:
-Хорошо, выдвигаемся. Мы тут и так больше недели. Почти всё подчистили. Надо двигать дальше. Пойдем в ту сторону, заодно и посмотрим на твоё свечение.

Сборы были недолгие, всегда на чемоданах сидели, готовые драпать от сколь-нибуть серьёзной опасности. За полдня подошли. Небо хоть и серое, но меняется. От светлого почти к чёрному. Значит Солнце там ещё есть. Да и у двух наших часы не на батарейках, а заводные остались. Живой электроники в этом мире не осталось. Я правильно сказал- подошли. Хоть и пара километров, а на себе тащим Киркорыча и телеги с провиантом и барахлом.

Пришли. Ну скала. Однозначно большая и типичная для этого мира. Матово-чёрный камень, с редкими серыми прожилками был непостижимым по прочности для наших скудных орудий. Сюда бы отбойный молоток, да с алмазной головкой, и то не факт, что пробьем.
И прямо перед нами эта скала была пробита, каким-то метеоритом. Почти ровный круглый вход диаметром метров пять открывал нам серию пещер внутри горы со стенками, этих самых пещер, от трёх метров.
Вдалеке опять это болотно-зелёное свечение. Даже странно, что заметил с такого расстояния.
В этом мире да, бывало, падало всякое такое с неба. Но не под таким углом к поверхности и не с такой силой.

Телеги пришлось оставить. Быстро сформировали походный рейд, женщин и Киркорыча в центр. И пошли.
Взяли максимум боевой мощи, и вообще всё, что нежелательно, что может прилететь в спину.

Идем. Свет ближе. Страшно Неизвестности. Еще и Киркорыч шипит -"Боссс"..
И БОССС вылез.
Огромная хитиновая рогатая секционная тварь, похожая одновременно на сколопендру и ящерицу, возвышаясь видимыми секциями до десятиметрового потолка, выскочила из очередной дыры в скале, со стороны зелёного света и радостно защелкала челюстями-обед сам пришел, чтобы опять защелкать уже обиженно, получив по клыкастой хитиновой морде несколько коротких очередей из автоматов парней боевого охранения.

Попали! Разозлили. Попали уже мы.. -Промелькнуло у меня в мозгу, наблюдая за быстро меняющимся настроением БОСССА.
И когда разьярённая тварь метнулась к нашей группе, разинув клыкастую пасть, уже не обращая внимания на остатки очередей двух последних автоматов, время остановилось и реальность перед глазами начала стремительно наполняться белыми полосками. Всё быстрее и быстрее, пока не стало больно смотреть, а затем в обратном порядке белое полотно, расплетаясь за 5 секунд вернуло нас в ту злополучную лабораторию грёбанного закрытого "Института".

Немного удивился, увидев через стекло за пультом оператора-перемещателя нашу пропавшую Алису.
И тут же успокоился. Вернулась. Жива. Выташила. И уже не удивился увидев, как в отправную кабину врывается брат. Хватает нас за шкирку, и прямо вышвыривает из кабины на руки другим таким-же крепким парням.
-Хватит, нагулялись! -рычит Коля. -Еле нашел вас, спасибо Алисе!
Мимо нас, еще не отошедших от внезапного спасения, в камеру переноса протащили связанных Игоря Ивановича и двух его подручных, кто нас отправил в эту экспедицию.

-Алиска, ты координаты вбила? Тогда отправляй их туда-же! -Усталось чувствовалась и в голосе Коли.
Хорошая усталось, как от долгой, правильно сделанной работы.
Пришло осознание. -"Всё. Дома. Безопасность".
И под белую вспышку телепортатора я наконец позволил себе провалиться в сон..

12. Мой друг инопланетянин Гена

Уже полгода, как я живу на этом клятом острове. Только есть сомнения, что живу, а не являюсь призраком. Зима, север Ладоги… Наша экспедиция по изучению жизни нерпы попала в метель, а после и в полынью. Я ехал первым и первым ушел под воду на снегоходе. Когда очнулся, то увидел, что рядом со мной стоит двухметровое существо с зеленой чешуйчатой кожей. Как позже выяснилось, Гена, так я назвал гуманоида, прилетел на Землю в составе научной экспедиции для отбора образцов грунта, но его корабль потерпел крушение. И мы оба не помним, как попали на остров. Гена обладает множеством удивительных способностей, благодаря которым мы выжили: может приманивать небольших животных, рыбу и вводить их в ступор. Но в остальном он такой же безрукий, как и я. Мы до сих пор не смогли изготовить даже плот.

Остров имеет круглую форму диаметром примерно в километр. Песчаный ровный берег идет широкой полосой по окружности, а за берегом — заросли: могучие кусты, высокие деревья. Погода стоит чудная и не меняются день ото дня: светит солнце, температура днем по ощущениям плюс двадцать пять. Дует легкий бриз. Ночью температура опускается до плюс двадцати. Песок белый и мелкий, как на Мальдивах. Океан бирюзовый, прозрачный. На острове есть пальмы с бананами, финиками, кокосами. Из животных видел каких-то птиц наподобие куропаток, а еще по ночам кто-то надрывно воет. По звукам то ли волк, то ли собака.

Вот как я помню моей пробуждение. Очнулся в ярких шортах стиля а-ля «Майами», шлепках и белой майке из хлопка. Гена стоял рядом и смотрел на меня зелеными круглыми глазами. Я нисколько не удивился большой обезьяне с чешуей и рожей как у рыбы. Понял, что так и должно быть. Гена сразу дал понять, что он друг, а не враг. Он что-то кричал на своем тарабарском, видно было, что он хочет до меня достучаться.

Со временем мы выработали систему знаков, а потом Гена выучил русский и свободно, хотя и с неким акцентом, говорил на нем. Его тарабарский я отказался учить после нескольких неудачных попыток. Все-таки инопланетные языки — это не мое.

Мы устроили небольшой лагерь недалеко от берега. Гена обладал острыми зубами и с легкостью перегрызал бамбук и ветки. Сделали два шалаша, накрыли их банановыми листьями, а вниз постелили сухую траву, которой в зарослях оказалось в изобилии.

В лесу били родники, вода в них была прозрачная и вкусная. Встал вопрос, как вскипятить воду. Тут и там росли ягоды, и я желал испить ароматного чаю. И опять Гена помог. Он чиркнул друг о друга когтями и показал, что может легко выбить искру. С помощью нее мы зажгли трут и распалили огонь.

Гена приманивал всевозможных рыбешек, гипнотизировал их, ловил и тут же чистил от чешуи и внутренностей. Оставалось только насадить на палку и зажарить. А иногда мы запекали дары моря на углях в банановых листья — видел этот рецепт в одном из кулинарных шоу.

Гена ловко добывал фрукты. Он, как обезьяна, залазил на пальму с помощью длинных когтей, словно электрик в кошах. Срывал и бросал наземь, главное было стоять подальше, чтобы кокос не попал по макушке.

Мы разбивали кокосы о камни, делали из маленьких пиалы, а из больших кастрюли. Теперь у нас была посуда для рыбного супа и напитков. А какой замечательный чай я варил! Эту ягодку сорву, ту добавлю, растолку камнем, залью ключевой водой, вскипячу — очень вкусно!

Гена говорил:
— Твой чай великолепен, Ваня, это лучший чай, который я пил во Вселенной. А я в составе экспедиций побывал на многих планетах и испробовал различные отвары.

Однажды вечером мы сидели у костра, пили чай и кушали шашлык из бананов. Я смотрел вдаль на потухающее небо, на бескрайний океан, который наливался черным цветом, и грустил. Душе было невыносимо. Конечно, Гена был отличным собеседником, но все равно я мечтал вернуться домой.

— А на Курине сейчас ужинают слайками… — вздохнул Гена.

Он часто вспоминал родную планету Курин и сейчас тоже тосковал по дому, и эти чувства передавались и мне. Кто ты, неведомый, и зачем заключил нас в эту капсулу, почему издеваешься над нами?

Я вскочил, бросил пустую палку из-под бананов в костер и подбежал к могучему океану. Поднял руки над головой и потрясая ими закричал:
— Почему?! Зачем?! Ответь мне, сукин сын!

Крик растворился в ночи. А в ответ раздался лишь шум прибоя. Гена встал и подошел ко мне, его зеленые глаза блестели в темноте. Он всматривался в хмарь и неожиданно закричал:
— Плывут, плывут! Они плывут!

У Гены было острое зрение, поэтому он заметил шевеление на воде первым. Я же еще несколько минут тужился увидеть, и наконец, разглядел, как мне показалось, двух акул. Но когда рыбы подплыли к берегу, перед нами оказались две симпатичные русалки. Они говорили по-русски и представились как Эля и Нора. Первая была с белыми длинными волосами, вторая с черными вьющимися прядями. Мне сразу понравилась Эля, и я захотел с ней дружить.

С русалками мы разговорились. Им нельзя было выползать на берег, поэтому они все время находились в воде. Девушки-рыбы демонстрировали изящные худые хвосты и поправляли волосы, которые почему-то выглядели сухими даже после окунания в воду.

— Как вам тут мальчики, скучно? — спросила Нора после того, как мы познакомились и обменялись комплиментами.
— За гаражами и то лучше! — ответил Гена моей излюбленной фразой, которой я его научил.
— Ну так поплыли с нами на другой остров, там замечательно. Много разных существ, есть и такие, как Гена, и такие, как ты, Ваня, — сказала Эля.
— А как же мы туда доплывем? — спросил я.
— А нет ничего проще. Садитесь нам на спины, мы вас довезем.
— А далеко плыть до того острова? — поинтересовался Гена.
— Да недалече! — хором ответили Эля и Норма.

Ну что же, была не была. Надо рискнуть. Мы обменялись с Геной взглядами, кивнули друг другу и оседлали новых подруг. Гена сел на Нору, я на Элю.

Русалки обладали мощными мускулами и быстро развили большую скорость, как дельфины. Казалось, что девушкам было не тяжело нести нас на спинах. Я ухватил Элю за плечи, чтобы не свалиться, и про себя отметил, что они довольно подвижные.
— Если хочешь, возьми меня за волосы, так тебе будет удобней, — крикнула Эля, и я внял ее совету.

Гена тоже взял свою пассию за волосы, раскрыл пасть и ловил набегающий морской воздух в легкие.
— Как хорошо! Долго же мы этого ждали! Я уж думал, что до пенсии куковать будем, — крикнул Гена еще одну мою любимую фразу.

По-над пенистыми волнами мы ощущали себя свободными, лишенными тяжести обыденной жизни. Вода уносила наши невзгоды и проблемы далеко в океан, оставались только радость и волнение перед новыми открытиями.

Так мы плыли с Геной на русалках, пока вдалеке не показались огни и контур берега. А вскоре увидели силуэты пальм.

Когда наконец приблизились к берегу, русалки плавно замедлили скорость. Мы спрыгнули с их могучих спин.
— Ну что же, мальчики, нам пора домой. Приплывем завтра на закате. Вы тут не скучайте! — сказала Нора, махнула хвостом и скрылась под водой.
— Увидимся! — Эля улыбнулась мне и булькнула в волны.

Гена и я пошли на огни вглубь острова. По пути встречали забавных зверей, которые напоминали смешных персонажей из сказок. Здесь был волк с большой головой, который ходил на задних лапах, слоненок с индюшачьей мордой, дикобраз с туловищем пингвина. Мимо проходили зайцы с яркими перьями вместо шерсти, лисы с крыльями рыб и еноты с мехом в ярких пятнах. Встречались и обычные люди, которые были одеты по пляжному. Морды зверей и лица людей искрились счастьем, было видно, что им хорошо на этом острове.

Мимо шла девушка в лифчике из двух половинок кокоса. Я жестом остановил ее.
— Здравствуйте! Мы первый раз тут, приплыли с русалками. Как нам дальше быть?
— О, ничего страшного! Для всех здесь был первый раз. Идите прямо по этой дороге и увидите домики. Где огонек не горит, тот пустой. Выбирайте любой, зажигайте огонек и живите!

Мы поблагодарили девушку и отправились дальше. Шли мимо всевозможных открытых веранд, на которых сидели интересные персонажи и беседовали. Звери и люди пили коктейли, ели различные закуски, которые в изобилии стояли на столах. Играла спокойная тихая музыка.

Минут через десять мы увидели серию улиц с домиками. На крыльце многих горели огоньки. Мы выбрали с Геной по домику. Оказалось, что огонек на крыльце включается простым нажатием кнопки — цивилизация! Внутри каждого дома — кухня, спальня и гостиная. На кухнях стоят холодильники, которые ломятся от всевозможных яств. В шкафах есть вино и прочие алкогольные напитки. А в спальнях в гардеробных лежит одежда на любой вкус и цвет. Рай да и только! Живи и радуйся.

На следующей день вечером мы встретились с русалками. Гена и Нора уплыли порезвиться в открытый океан. А мы с Элей остались в воде у берега и долго мило беседовали. А в конце свидания поцеловались. Ее длинный язык причудливо ласкал мой рот, мне так понравилось, что я захотел большего. Но Эля отстранилась и сказала, что пока не время.

Как бы то ни было, я рад, что попал в это место и теперь по-настоящему счастлив. А о той жизни, которую потерял, больше не сожалею. «Ведь хорошо там, где ты есть, а там, где тебя нет, — плохо», — это еще одна фраза, которой я научил Гену.

Гена оказался хорошим другом. И они с Норой, надеюсь, будут счастливы.

13. Бытовое

Игнат Васильевич Терибякин, выпускник престижного лицея Русской Словесности, в свои двадцать пять с гулькиным шлепком лет внезапно осознал себя в яме. Яма была параллелепипедной. Метр на два метра, а в глубину до метра слегка "не докопано".
Увлекавшийся ежевечерним просмотром научно-популярных роликов в Интернете, Игнат Васильевич был разносторонне, хоть и поверхностно, образован. Сложил как дважды два и параллелепипед, и что могилы копаются примерно такой формы. Оставалась совершенно неясной пара моментов - "какого хрена" и "где я". Умный Игнат Васильевич догадался пока не истерить вслух, а порассуждать молча.

Тем более, что после лицея окончил мехматфак, что тоже располагает к усердию, а не к эпатажу всё-таки.
К неспешному размышлению приглашала и приятная истома в членах, и комфортное тепло мягкой ткани, в которой утопало тело, и отсутствие кромешной мглы. Настораживала глухая тишина.

Неробкий Игнат сосредоточился на борьбе со сном. Он почему-то знал, что если уснёт, то пропадёт насовсем. Коль с маху встать или даже присесть в параллелепипедном "убежище" не получилось, от повторных попыток пришлось отказаться. Освободиться от тряпки, ласково зафиксировавшей его наподобие младенческого комбинезона, тоже не удалось.

Пришлось изображать ныряльщика. Он стал извиваться, "плавать" в достаточно тесном пространстве, чтобы ощутить края темницы. Так и возникла категория "параллелепипед 2.0 х 1.0 х 0.8 м, стенки прочные пружинящие, изнутри мягкая прослойка, поглощающая звук, циркуляция воздуха есть, иначе бы задохнулся". А ассоциация "гроб-могила" отброшена как деструктивная. В том, что жив, Игнат не сомневался. Потребности живого организма и эмоции в наличии. "А что ещё надо для счастья?"- поиронизировал Терибякин.

Игнат периодически голосил «помогите, пожалуйста!» и «избавьте!». Пяткой отбивал SOS и просто бессмысленный набор морзяцких точек-тире. Он неоднократно - увы! - обделался, пока надеялся на помощь извне.
И как же гадко тянулось время. От отчаяния к апатии. От злости к раскаянию. От ярости к слезам. И всё чаще побеждало тягостное равнодушие. И фоном мучительная жажда, горький едкий привкус во рту, липнущий к нёбу язык, застрявший в горле колючий комок.

Узник нервничал. О когда же нирвана? Где дзен? Избавления! Любой исход! Пожалуйстааа...

И неожиданно всё закончилось. То есть изменилось для Терибякина. Без объяснений и извинений. И без воспоминаний о загадке параллелепипеда.
* * *

Вот красавчик Терибякин здесь и сейчас волнуется, выбирает цветы будущей тёще, знает, какие сигары он уважительно предложит отцу невесты, расслабляется в барбер-шопе, улыбается сотому сообщению от милой невесты.
Вот он морщится тесноте новых ботинок. Теснота... Да нет, всё великолепно! Да вот сейчас прямо ввалится в солидный дом «к вам-с Терибякин, с визитом», «чьих будете?», «исконно посконно» - разобрало женишка нервным смешком.
Встреча, обмен любезностями.
Сбивчивый любовный лепет худосочной невесты. Вместо крепких объятий – прохладная ладошка едва касается руки жениха. Ответный поток шаблонных любовных признаний, льющийся в доверчиво распахнутую душу бледнокожей красавицы... Всё честно. Ей хочется красивого образованного мужа, ему нужны связи и финансовая поддержка её семьи.

В итоге - Игнат зря волновался. Помолвка состоялась. Родители невесты вполне приветливы с ним. Они берут на себя организацию свадьбы, да и после церемонии обещают не оставить молодых без поддержки и защиты. Будущее обеспечено!

Прошло совсем немного времени. Как-то совсем тягостно мужчине наедине с «любимой». Тихая, скромная, никакая, она молчит часами и словно гипнотизирует взглядом. Неприятная семейная особенность - немигающий взгляд.
Девушка обижается, если Игнат отвлекается от её молчания на еду, телефонный разговор, переписку, стрелялки. Она ревновала к работе. Пришлось уйти с работы и не торопиться с поиском более подходящей. Понятно, что теперь можно и не трудиться от звонка до звонка. Но уж очень хочется предлог иметь, чтоб от этой, немигающей, отдыхать.
Она не любит встречаться с друзьями, ходить в спортзал и бассейн, кататься верхом, ездить на шоппинг и модные показы, от любой музыки мрачнеет, театры и выставки игнорирует. Она не оставляет его ни на минуту днём. Просыпаясь ночью, он чувствует на себе её взгляд, хотя нет её рядом, в родительском доме она.
Однажды не выдержал.
- Любимая, подождём со свадьбой. Я хочу подумать.
Ответом истошный визг. Он проваливается в темноту... Параллелепипед...

* * *
- Тот-кто-как-отец, помоги.
- Тот-кто-как-дочь, я тебе ещё раз объясняю. Эта раса продолжает преподносить сюрпризы. Они всё менее чувствительны к внушению. И мы тратим на любезный тебе экземпляр непозволительное количество ментальной энергии. Мы слабеем, результата нет. Этого придётся утилизировать. Сканируй другие организмы для возможности Соития.
- Мне не полюбить другого. Вы грубо внедрили мне чувство любви к этому индивидууму и перестарались с силой чувства. Я всё больше очеловечиваюсь. Почему нельзя без свадьбы?
- Мы вынужденно чтим обычаи аборигенов. Соблюдаем их законы, по возможности. Свадебный обряд необходим! Совещание окончено.
- Тот-кто-как-мать просит слова!
- Можешь словить.
- Есть давнее радикальное средство. Оно зашифровано в этой формуле «Треугольник будет выпит! Будь он параллелепипед, будь он круг, ядрёна вошь!»
- Уточни подробнее обычными словами.
- К примеру «я не могу не пить, когда со мной она», «пить можно всем, необходимо только знать – где и с кем, когда и сколько!» Это древнее средство делает земных мужчин сговорчивыми и любвеобильными. Но средство обоюдоострое. Часто вызывает зависимость. И вот тогда любовь к этанолу становится превыше любой другой. Видимо потому, что этанолу доступно много возможностей разнообразить свой вкус и цвет, легенду и пользу.
- Действуем! Мы чтим законы Вселенского Союза. Соитие с аборигеном по его доброй воле и местному обряду – факт, что они равные нам. То есть дееспособные. То есть мы на законных основаниях сможем использовать их ресурсы. Их законы будут служить нам. Потому что мы их напишем!

* * *
И повторное избавление Игната Васильевича Терибякина из контейнера прошло благополучно. Поволновался пару суток земных, бултыхаясь в ёмкости, а после всё забыл. Иначе и не могло быть.
И вновь он, хотя по ощущениям – впервые, с букетом георгин, пакетом жареных семачек, четушкой водки, а может и с коробкой зефира, розами да шампанским входит в жилище приветливой семьи.
- Позвольте представиться! Терибякин Игнат Васильевич.
- Очень приятно. Я (тот-кто-)отец. Это (тот-кто-)мать.
- А имя-отчество позвольте?
- А давайте без церемоний.
- Мама, папа, обнимемся?
- А давайте без фамильярностей!
Желанная помолвка состоялась. Невеста лепетала, что влюблена и счастлива. Свадьбу назначили через неделю. Терибякин озадачился и смутился. Но будущие родственники расходы и организацию взяли на себя.
Безудержные застолья начались и продолжились до самой свадьбы.
Невеста была бледна и серьёзна. Жених краснонос и краснощёк. Он сентиментально душил в объятиях всех гостей, ошибочно считая, что они же участвовали в мальчишниках и прочих озорствах. Терибякин не представлял масштабов падежа поголовья иноземельцев, совместно с ним дисциплинированно надиравшихся разнообразными этанол-содержащими амброзиями. Так сказать, принёсших себя в жертву ради приручения аборигена. Иначе бы ужаснулся, но и погордился бы.
* * *

- Терибякин Игнат Васильевич, согласны ли Вы... Ой, не роняйте невесту!
-Мммм..
-Поздравляем молодых!

Молодых проводили. Она легко внесла его в спальню. Соитие состоялось. Он не сопротивлялся.
А потом ласково прошелестевшее "в люлю!" наполнило новобрачного безмятежностью и навеяло сладкий младенческий сон. В параллелепипеде.

Пробуждение будет трудным...
Но!
«Если вы в своей квартире,
Лягте на пол - три, четыре!..
…Утром отрезвляющая -
Если жив пока ещё, гимнастика!»

Отсебятина

1. Андор, могучий гном пятого уровня

Андор, могучий гном пятого уровня, рыжий ублюдок, шел впереди со своей верной секирой. Два воина с довольными ухмылками вели под руки Васю десяти лет. По лицу ребенка катились слезы, губы дрожали. Мальчик попал в эту волшебную страну из 1980 года случайно. Мать хотела высечь за двойку по математике, Вася спрятался в шкаф и угодил в межвселенский портал... Чу! В небе показался красный дракон. «Проклятый Гарулин! Это он послал эту тварь выследить нас!», — закричал в исступлении Андор, тряся над головой секирой.

Красный дракон схлопнул крылья и начал падать. Андор сжал мясистые губы, крутанул пару раз секирой вокруг головы, чтобы показать, кто здесь главный. Воины, которые вели Васю, разжали руки, им было не до добычи — они выхватили секиры из-за спин и приготовились к бою.

Вася почувствовал свободу и медленно пополз в сторону ближайших кустов с красными ягодами, которые гроздьями висели на ветках. Под майкой мальчик держал томик Достоевского «Идиот». Дело в том, что примерно пару месяцев назад до попадания в портал пропал папа Васи — Роман Геннадьевич. И мама не переставая называла его «идиотом», который, по ее словам, оставил семью ради другой. Вася забросил учебу, получал двойки и с упоением читал «Идиота». Мальчик пытался понять, кто на самом деле его отец, которого он так любил и который бросил семью вот так просто.

Дракон раскрыл пасть и выпустил струю огня. Воины и Андор поставили магическую защиту, описав левыми руками круги. Огонь лишь слегка опалил волосы, ничуть не повредив коже. В тот же миг крылатый варвар вложил всю силу в крылья, чтобы набрать высоту, но Андор успел секануть ему по пузу. Кишки высыпались на гнома и приспешников, коричневая жижа попала в рты. Мертвый дракон пропахал землю, туша остановилась в пятидесяти шагах. Андор и воины встали на колени и начали неистово блевать.

Проблевавшись, Гном обвел воинов мутным взоров, вытер левым рукавом ошметки с губ и заорал в исступлении:
— Где этот маленький ублюдок! Зачем вы его отпустили?

Помощники издали попытались оправдаться, но Андор их слушать не хотел. Он подпрыгнул, как кошка, описал полукруг секирой, и когда приземлился на ноги, две головы полетели с плеч.

— Как говорят у нас в Заринии, «Хочешь сделать хорошо, сначала убей тех, кто сделал плохо»… — зло продекламировал Андор.

Вася наблюдал все это из-за кустов и дрожал от страха. Сердце выпрыгивало из груди, он мечтал вернуться домой и быть хоть трижды выпоротым мамой, только бы не видеть этот кошмар, который творился на его глазах.

— Маленький ублюдок, если ты прямо сейчас покажешься, я тебя не трону, а будешь в прятки играть, тебе конец, — закричал Андор, брызгая слюной.

Вася не понимал заринский язык, поэтому кряканье Андора его только сильней напугало.

— Я знаю, что ты спрятался в кустах рагии. Тебе конец, — с этими словами Андор прыгнул и в три прыжка добрался до места.

Прыгать Андор умел. Если мерить в земных метрах, то один его прыг равнялся десяти-двенадцати метрам.

Андор раздвинул кусты рагии окровавленной секирой и увидел Васю. Мальчик выставил правую руку с растопыренными пальцами и бешено дышал. На лице отразилась мука.

— Проклятые земляне, может хватит шастать по порталам? Сколько можно приходить к нам? — прокрякал Андор.

Гном протянул руку, вытащил Васю за грудки и повел за руку рядом.

Шли долго. Сначала по лесу, в котором в исступлении кричали животные. Деревья были похожи на земные, но другие: стволы красные, листья круглые и фиолетовые. Затем лес закончился, началось поле со стелющейся низкой травой белого цвета. Впереди виднелись сизые квадратные скалы. Исполины вырастали медленно, и когда Вася начал думать, что скоро умрет от жажды, Андор затащил его под полость в земле, и они попали в темную пещеру. А вскоре перед ними предстала чудная живописная огромная красно-синяя поляна, окруженная деревьями и горами.

На деревьях были построены небольшие шалаши-домики метрах в пяти от земли, из окон выглядывали любопытные рыжие гномы. По центру поляны горел огонь в костровище, которое было обложено камнями. На вертеле запекали неведомое существо, похожее по форме на медведя.

Гномы один за другим спрыгивали из домиков и приветствовали Андора.

— А где мой муж Ориот? — вскричала гномиха, большая толстая мадам по имени Шароз.

— Ориот и Сорк сгинули среди порталов. Пришли шарки и оторвали им головы. Славные были воины… — соврал Андор. Он не любил врать, но честный рассказ мог привести к бунту всего поселения. Ведь он отрубил головы воинам из-за пустяка.

Шароз опустилась на мясистые колени, жиры на груди и животе затряслись, и она в исступлении закричала:
— Не-е-е-ет!

Андор часто ходил к порталам — магическим дверям. Через них он путешествовал в другие миры. Но и из других миров в Заринию попадала добыча, которую можно было поджарить на костре или продать за хорошие деньги на рынке. Вообще устройство мира, в котором жил Андор, было довольно интересное. В нем за многие века установились свои особенности и традиции. К примеру, все разумные существа делились на гильдии, а внутри гильдий — на уровни. Была гильдия гномов, эльфов, орков и так далее. Уровней в каждой гильдии было семь. Андор был гномом пятого уровня, одного из самых высоких. Гильдия присваивала уровни по заслугам и подвигам. В Заринии процветала жестокость. И оставался в живых только сильнейший.

— Ну что с тобой делать, — прокрякал Андор. Зажарить как того ублюдка? Вы же не вкусные, земляне! Ладно, завтра повезу на рынок, попробую продать за пару солев.

Гном дал легкий подзатыльник Васе и погрозил кулаком. Жирная гномиха Шароз сжалилась над мальчиком и принесла ему воды, отрезала кусок мяса от зажаренного чудовища на костре.

Андор привязал Васю к руке на веревку специальным узлом. Гном захрапел, и Вася достал из-за пазухи томик «Идиота». Он понимал, что только эта книга сохранит за ним родной язык. «Совершенство нельзя ведь любить; на совершенство можно только смотреть как на совершенство, не так ли?», — прочел мальчик и уснул крепким сном.

На следующий день Андор повел Васю на местный рынок. Но не за пару солиев, ни за один продать не удалось. Слишком тощий был — кожа да кости. Андор сначала хотел убить мальца, но потом сжалился. Сделал его прислужником. Мальчик был смышленым, и Андор научил его тому, что знал хорошо — воинскому искусству. Потом начал брать с собой в походы. И гильдия гномов даже присвоила Васе первый, самый низкий уровень. Вася выучил гномий язык и свободно общался с новой семьей. Но и свой родной, русский, не забыл. Помогла в этом книга Достоевского.

На старости лет Андор часто путешествовал с Василием по порталам. И вот спустя сорок четыре земных года путники оказались в том самом месте, откуда юный Вася пропал в 1980 году. Это была та же самая квартира, только на месте шкафа стоял диван. Иван узнал родные пенаты, почувствовал.

В это время на кухне жарила курицу его младшая сестра от второго брака мамы Антонина. Она закричала, когда увидела Васю с секирой в руках, одетого в шкуры и кожу. Сзади стоял рыжий мужичок-старичок, который будто попал сюда из каменного века. Недоумение вызывало и то, что старикашка крякал, как утка.

Вася тренировал родную речь каждый день, читал Достоевского вслух, поэтому смог почти без запинки произнести:
— Добрый день! Меня зовут Василий Романович Лужин. Я жил здесь в 1980 году. К сожалению, волей судеб, исчез на долгие годы. И вот теперь появился. Какой сейчас год на Земле?

— Так ты Вася, мой брат? — воскликнула Антонина, — не может быть! Но как похож! Мама все время о тебе вспоминала и плакала. Твое фото висит в зале.

Антонина прошла в зал, гости проследовали за ней. На стене над телевизором висел большой портрет Васи. На лице ребенка был характерный рисунок родинок, который ни с чем нельзя было спутать. Эти родинки были и на взрослом лице Васи. Да и само лицо сохранило очертания. Это был он!

Поговорили. Антонина рассказал, что мама умерла три года назад. Не выдержало сердце. Уж больно тосковала по сыну. Вася попросил проводить на могилу. Кладбище было недалеко. За невысокой оградкой стоял гранитный памятник с датами смерти. Василий увидел лицо мамы и заплакал. Старушечье лицо глядело милыми, памятными сердцу чертами.

— Я хочу побыть здесь и поплакать. Иди, пожалуйста, — сказал Василий. Антонина кивнула и ушла.

Андор сидел в двадцати шагах на лавочке за одной из оградок и точил секиру камешком.

— Андор, — прокрякал Василий.

Гном подошел, поставил секиру на землю и уперся руками в рукоять.
— Я знаю, что это ты убил моего отца и съел. Давно знаю… Мне Шароз рассказала, мужа которой ты убил на моих глаза. Я уже многие годы хочу тебя убить, но все не решался: ты силен. Но сегодня, когда увидел могилу матери, я твердо решил поквитаться с тобой за отца. И пусть победит сильнейший! — сказал Василий, — сейчас мы будем биться. Один из нас умрет.

Андор посмотрел на Василия грустными глазами и сказал:
— Я не стану с тобой драться, друг. Отруби мне голову и покончим с этим. Но знай, что как только ты это сделаешь, сюда явится Гарулин. Это мой сын, гном седьмого уровня. Мы уже давно враги, но связаны кровью, поэтому для него будет дело чести убить тебя. О, как я желаю, чтобы ты его победил! Но сделать это будет трудно. Знай, что Гарулина обучал искусству битв я сам. У него есть коронный удар «крест». Он настолько мощный, что противиться ему не получится. Но есть один способ…

И Андор рассказал все секреты, которые знал. А потом Василий со злобой на лице отрубил могучему гному пятого уровня, рыжему ублюдку, голову.

Гарулин нашел Василия на следующее утро. Мужчина спал на могиле матери с секирой в руках. Рядом лежали тело и голова Андора.

В какой-то миг Василий услышал осторожные шаги по траве, легкий шорох, и вскочил. Перед ним предстал огромный мускулистый Гарулин, похожий на гориллу. Рыжие брови, рыжая борода, рыжая копна волос, выпирающий квадратный подбородок — зверь, машина для убийств.

Ни сказав ни слова Гарулин обрушил мощные удары секирой. Василий был худым и ловким, он уворачивался, сталь свистела около носа и рядом с ушами. Но вскоре мужчина выбился из сил, а Гарулин еще не начинал. И вот гном седьмого уровня, как и сказал Андор, применяли сокрушающий удар «крест», устоять перед которым никто не мог. Данный удар заключался вот в чем. Секира удерживается двумя руками, как молот. Сначала резко и хлестко на прыге бьется удар сверху вниз. Затем сразу справа налево секира описывает окружность. Таким образом, если противник ушел от первого удара, что маловероятно, потому что удар «крест» используется против противника, который истощил силы в драке и которому трудно дышать, то от второго он точно не уйдет.

Гарулин нанес первый удар сверху вниз. Секрет, которым поделился Андор, состоял в том, что надо зайти на первом ударе под левую руку Гарулина, а на втором еще левее и как можно дальше, при этом нужно перехватить свою секиру ближе к лезвию и ударить ей в область шеи.

Василий так и сделал. Но первый удар оказался настолько быстрым и мощным, что гном отсек Василию левую руку по плечо. Но когда довершал удар «крест», мужчина успел на шаге воткнуть свою секиру Гарулину под кадык. Упали воины одновременно — рядом. И лежали истекая кровью.

— Мне радостно умирать от удара такого славного гнома, — прокрякал Гарулин, захлебываясь кровью.

Но Василий ничего не мог ответить. Его стеклянный глаза смотрели мертвым взглядом.

2. Бараман йок

- Бараман йок?
- Йок, йок барамантас.
- Шигильды йок?
- Йок, шигильды трапа йок!
- Накуй Пындастанама барасын?
- Бабай Гындысбау ныкама. Цох бабай Гындысбау пиу-пиу мана!
- Ярам, керегез. Алга!
Кынтырмында штырк, штырк быстыра ы хуяк онгоц Пындыстанама.
Гындысбау пыр Кынтырмында тарах онгоц Пындыстан.
- Зог! Зог Кынтырмында! Зог хайртай бараманас!
Шалави Кынтырмында фак упыр ы кереге онгоц. Гындысбау уйлах:
- Курррва Кынтырмында, от це ж кууууурваааа!

~- * -~

К стойке регистрации на рейс в Нью-Йорк, неподалёку от которой и случился весь этот занимательный диалог, подошёл дедушка в шляпе и солнечных очках. Не то, чтобы на нём больше совсем ничего не было, было, разумеется, но всё остальное особо не выделялось на общем фоне, а шляпа и солнечные очки особо выделялись. Шляпа была соломенным сомбреро, прошитым красной и зелёной нитью, а большие чёрные солнечные очки были зеркальными, как у Терминатора в первой части.

Нерешительно помявшись пару минут, он обратился к дородной разомлевшей барышне за стойкой.
- Простите, вы же поняли, о чём они говорили?
Барышня по матерински взглянула на старичка:
- Конечно, пять лет на одном месте работаю. Да и язык у них не сложный, всё на эмоциях.
- Вы, должно быть, тогда знаете, кто этот молодой грустный мужчина?
- Конечно! Это же Гындысбау! Можно сказать национальный герой здесь, про него даже передачу снимали. И крас-и-и-ивый, и богатый, эх… Барышня мечтательно и томно вздохнула.
- Но с бабами ему не везёт патологически! Эта уже третья. Третья жена от него сбегает. А у него принцип: найти в деревне невинную девушку. Потом жениться на ней и воспитывать. Вот он и знакомит её с дарами цивилизации, с культурой западной, с телевизором и интернетом, соцсетями. И всё. Через год баба сбегает туда, в эту самую Америку. Как эта и предыдущие. С этой ему хоть повезло - всего лишь фак показала, а предыдущие в суд подавали на раздел имущества. Бывают мужики - козлы, ослы, бараны, мне, правда, обычно скунсы попадаются, а он тут - единственный благородный олень.
И второй раз мечтательно вздохнула.


Дедушка сверкнул очками и, неожиданно белоснежными зубами, улыбнулся барышне за стойкой и подсел к угрюмому Гындысбау, по-отчечески приобняв его за плечи.
Гындысбау грустно взглянул на дедушку и вздохнул:
- Спасиба, атец. Ну пачиму так, а? Пачыму баба такой курва, атэц?
- Сынок, - молвил дедушка, - со мной ты можешь говорить на родном языке. Можешь даже не говорить, просто думай, что хочешь сказать, и я всё услышу, - Вот так, как сейчас я с тобой говорю.

Гындысбау подпрыгнул от удивления, он понял, что слова дедушки рождаются у него в голове, а не долетают через уши. На всякий случай он огляделся вокруг - не говорит ли кто-то за дедушку. Но никого рядом не было. Регистрация на рейс уже закончилась и они сидели у пустой стойки вдвоём.
- Ах! - сказал, а потом подумал Гындысбау, - Ах-ах! Как замечательно! Скажи отец, ты великий волшебник?
- Да, сынок, можно и так сказать.
- А что ты тут делаешь? Такой великий волшебник должен быть богат и проводить старость в почёте и уважении, а ты тут совсем один, без богатых одежд и коня.
- Мне не нужны дешёвые понты, Гындысбау, я пришёл к тебе, чтобы одарить своей мудростью. Ты сейчас переживаешь из-за жён?
- Да, гуай, очень сильно переживаю! Ку-р-р-р-р-ва!
- Хочешь я тебе покажу, как живёт твоя бывшая жена в Пындыстане и тебе сразу станет легче?
- Ах, конечно хочу! Ты знаешь, где её найти?! У меня есть деньги, я куплю нам билеты! Расскажи, пожалуйста, гуай!
- Не нужны билеты, дорогой. Тебе достаточно надеть мою шляпу, очки и сказать: "Алга!".
- Очки — чтобы видеть то, что видит твоя бывшая женщина, а шляпа — чтобы слышать.

Дедушка бережно снял сомбреро и протянул Гындысбау. Тот почтительно принял его и осторожно надел. Тогда дедушка снял зеркальные очки и сам водрузил их на нос Гындысбау.
- Давай, дорогой, произноси слова, только будь осторожен и запомни - ты сможешь говорить со своей бывшей женой, просто думай и она тебя услышит.

Гындысбау осторожно произнёс: “Алга!” и… ничего не произошло. Но едва он собрался пожаловаться дедушке, как тот его опередил и заговорил какими-то непонятными терминами:
- Не торопись, дорогой, коннект медленный, процессор слабый у меня для вас был, а на женщину пришлось брать вообще одноядерный и с урезанной системой команд…
Тут перед глазами Гындысбау снизу-вверху побежала бесконечная простыня непонятных букв и цифр, пока не замерла на строке: «X-modem 2400 baud connected».

И в тот же миг перед глазами Гындысбау возникли огромные чёрные волосатые яйца, которые он держал в «своих» руках.
- А-а-а! Что за херня!!! - не выдержав потрясения завопил Гындысбау, а когда разглядел ситуацию в деталях, его едва не стошнило.
- А-а-а-а-а-а! Фак! - закричала бывшая, в голове которой завопил Гындысбау и инстинктивно сжала в кулаке мошонку.
- Ох, шит! Факин бич!!! - взревел здоровенный негр, которому смяли в омлет яйца, одновременно прикусив член, и выписал бывшей жене Гындысбау крепкого «леща», совсем как не негр.
Нужно признать, что ближе всех к контексту реальности был именно наш Гындысбау. Это была самая настоящая, стопроцентная, незамутнёная херня.

Если бы не дедушка, который, предвидя подобное развитие событий, моментально сорвал с Гындысбау очки и шляпу, то неизвестно, чем бы всё закончилось. Несчастный мужчина был потрясён до глубины души. Его трясло, тошнило, по щекам градом катились слёзы. Отплевавшись и утерев сопли, Гындысбау взмолился:
- Уважаемый! Гуай! В своей великой мудрости можешь объяснить мне, ничтожному, чего, чего ей не хватало?! Почему сбежала?! Чтобы эту гадость делать?! Я вывез Мынтырмынду невинной из глухого кишлака, дал образование, как положено женился, научил всему, что сам знаю, ничего такого, - его передёрнуло, - даже близко не делал, а она сбежала! Зачем?!
- Успокойся, успокойся дорогой, - дедушка снова приобнял Гындысбау за плечи, - теперь это не самое целомудренное занятие - её ремесло. Она этим зарабатывает там себе на жизнь. Что поделать. Моя вина, в том есть, дорогой, с самого начала всё, что запрещали, в рот тянула, - непонятно проговорил он вполголоса.
- Но хочешь узнать, кого она считает во всём виноватым, дорогой? Надевай шляпу и слушай.
Гындысбау осторожно, опасаясь повторения истории с яйцами опустил шляпу на голову. В его сознание тут же ворвалось:
… ах, если бы не сукин сын Гындысбау, если бы не он, то я бы спокойно жила в родном кишлаке с ослицей и курами в одной сакле, не знала бы горя! Всё он, шакал! Всё от его учения. Всё он виноват...
От возмущения Гындысбау не выдержал и подумал:
- Ах ты Мынтырмында! Ты ещё смеешь меня винить?! Ты, укравшая моё сердце, а потом и мои деньги, сбежавшая с ними в Пындыстан недостойная шалави?!

Будем честны, он ещё много чего подумал Мынтырмынде, но не в каждом языке есть синонимы и аналоги, чтобы можно было перевести близко к тексту. Неверная бывшая жена вначале была напугана, потом просила у него прощения, потом денег, потом снова прощения и забрать её обратно, потом каялась и снова просила денег, в общем, ничего нового.

Но Гындысбау был непреклонен, а в конце мысленно плюнул Мынтырмынде прямо в душу. Попал и удовлетворённый вернул шляпу дедушке.

Дедушка забрал тонкий прибор и торжественно произнёс:
Вот, что я тебе скажу на прощание, Гындысбау:
- Не будь таким вежливым и нежным с женщиной, дорогой! Сразу говори, чего и как ты от неё хочешь. Вот увидишь — у тебя всё-всё тогда получится, дорогой. Всё-всё!
Гындысбау почтительно поклонился:
- Спасибо, дедушка, спасибо тебе! Ты открыл мне глаза!
После чего решительно направился к вернувшейся за стойку регистрации томной барышне и с жаром долго шептал ей что-то на ушко. Барышня краснела, скромно тупила глаза, возмущённо охала, делала вид, что отворачивается, но… никуда не уходила. Дыхание её участилось, щёки порозовели и, почему-то, сладко заломило пальцы ног.
А когда Гындысбау властно обнял её за внушительную талию и решительно увлёк с собой, она немедленно последовала за ним, бросив ко всем чертям и работу, и скромность, и стыд.
У них были обширные планы наверстать упущенное.

Добрый дедушка одобрительно проводил их взглядом и… растворился в воздухе.
На обратной стороне упавших на пол зеркальных очков осталась непонятная строчка: «Миссия в прошлое выполнена успешно. Цивилизация аленей уничтожена. Соединение разорвано.»

3. Погулял

Игнат Васильевич Терибякин, выпускник престижного лицея Русской Словестности, в свои 25 с гулькин лет внезапно осознал себя в яме. Яма была параллелепипедной. Метр на два метра, а в глубину до метра слегка не докопанно. Это было понятно благодаря множеству научных роликов в Интернете, коими Игнат Васильевич был весьма увлечён, и пересматривал каждый вечер в поисках новых знаний. Оттуда он знал и слово Параллелепипед, и что могилы копаются примерно такой формы. Что было совершенно непонятно, так это: какого хрена и где я, что, умный Игнат Васильевич догадался произнести молча сам себе. До прояснения обстоятельств.

-Копай глубже, кидай дальше. -Сказал кто-то спокойным голосом за спиной.
-Грёбанная интеллигентность- подумалось Игнату- Нахрена я делаю ровные углы, если всё равно закопают..
- Грёбанная интеллигенция- повторил голос за спиной, от чего у Игната свело от мурашек вообще всё.

- Я вам что-то сделал плохое?- просил Игнат.
- Нам-нет.- ответил спокойный голос.

От спокойствия Голоса Игнату вдруг стало ещё неспокойнее.
Похолодев, вспотев, и снова похолодев, он перебирал варианты, когда и где и, главное, кому он мог так насолить.
Чуть остыв он посмотрел на себя. Приличные брюки, туфли, белая рубашка и галстук.
Жилетка от костюма-тройки без пиджака добавляла непонятностей.

- Я был на свадьбе?
- Да. - ответил голос.
- А на чьей? - с ноткой интереса спросил Игнат?
- На своей. -Ответил ровным тоном голос.

У Терибякина опять всё похолодело, и начали всплывать самые разные чудовищные варианты.

-Не может быть. -прошептал Игнат.
-Может. -Спокойно сказал голос, от которого Терибякину стало совсем плохо.

-Не мог я убить свою жену, вы что! - кричал Терибякин разворачиваясь в сторону Голоса.
-Чу! Парень. Никто не говорит что ты кого-то убил. Мы рабочие. Септик вам на дачу привезли. Ты сам захотел спьяну хоть немножко руками поработать, типа покрасоваться перед женой. Мы не знали, что так тебя накрыло на свадьбе..

В стороне стояла смущаясь красивая девушка в свадебном платье, держа в руках пиджак мужа от костюма-тройки, пока двое рабочик в спецовках спрыгивали с грузовика с лопатами и кирками.

Бонусы

1. Дитя света

– Бараман йок?
– Йок, йок барамантас.
– Шигильды йок?
– Йок, шигильды трапа йок!
– Накуй пандастанама барасын?
– Бабай Гындысбау ныкама. Цох бабай Гындысбау пиу-пиу мана!
– Ярам, керегез. Алга!
Кынтырмында штырк, штырк быстыра ы хуяк онгоц Пындыстанама.
Гындысбау пыр Кынтырмында тарах онгоц Пындыстан.
– Зог! Зог Кынтырмында! Зог хайртай бараманас! Шалави Кынтырмында фак упыр ы кереге онгоц. Гындысбау уйлах:
– Курррва Кынтырмында, от це ж кууууурваааа!

***
– Ой, Светка, ты в ванну-то не ломись!
– А чего у тебя там? Бормочет кто-то.
– Да сказала же, не дёргай дверь – там крючка нет!
И грузная дама бросилась из кухни наперерез шустрой подруге, которая уже занесла руку, чтобы распахнуть дверь с вездесущей наклейкой пузатенького карапуза, принимающего душ.
– Стой, говорю тебе! Славка там.
– А чё эт он? – не унималась Света, прислушиваясь к необычной речи, доносившейся из-за дверей. – Язык учит? Тарабарский или…
– Оставь! Бог с ним. Пробормочется, проспится, алкаш хренов…

***
Случилось это… Случилось это тогда, когда случилось, перевернув размеренную и, по хорошему счёту, непримечательную жизнь Вячеслава Андреевича Светова вверх тормашками.

Сидя у телевизора субботним вечером, Вячеслав Андреевич внезапно испытал необычайную тоску, прокатившуюся зазубренным лезвием по сухому горлу, и нырнув в резиновые шлёпанцы, немедля отправился к ближайшему магазину.
Удачно сыграв в «два по пятьдесят» с дворовыми мужиками, Слава миновал небольшой скверик и повернул за угол в надежде увидеть распахнутую дверь местного магазинчика «Оазис», но узрел совсем иное, к чему он откровенно не был готов. Взору слесаря третьего разряда предстал огромный светящийся шар прямо посреди улицы. Переливаясь лиловыми, бирюзовыми и коралловыми оттенками, шар бросал в разные стороны струйки пара и тихонько посвистывал, словно напевая незатейливую мелодию.

Светов от души хлестнул себя по щеке, ругнулся для приличия, проморгался – но шар никуда не исчез. Более того, приветливо помигивая огоньками, необычная для здешний мест конструкция внезапно зашипела и обнажила внутренности, опустив дверь-трап на щерблёный асфальт. Слава отпрянул, предвкушая что-то недоброе. Но было поздно.
Мгновение спустя из шара вырвался мощный луч света, окутал вечернего странника и потащил вовнутрь. Трижды лягнув ногой, Светов понял: сопротивление бесполезно. Его неумолимо тянуло туда, где кажется, не ступала нога человека.

Оказавшись внутри, Светов огляделся. Его окружала необычайно огромная комната, усеянная зеркалами. Приглушённый свет, разливавшийся с потолка, разбегался по зеркалам и, отражаясь в них, превращался в световые шары разных цветов и размеров. Один из этих шаров неслышно подлетел в Светову и принял человеческий облик точь-в-точь похожий на него.

– Бабай Гындысбау? – изрёк образовавшийся дубликат Вячеслава Андреевича.
– Чё, йопта?
Светов-второй достал из глубокого кармана поллитровку, отхлебнул с горла и снова обратился к пленнику.
– Светов Вячеслав?
– Он са…, – начал Вячеслав Андреевич и осекся.

А вдруг это ненашенские шпионы, посланные выведать государственные тайны, спрятанные на заводе «Хреньпромтрестдеталь», на который уже с десяток лет исправно горбатился Светов? Какие такие тайны мог хранить их успешно загибающийся завод, Слава не знал, но на всякий случай решил отмолчаться.

– Куська-ыуыу! – выпалил собеседник и, снова глотнув из запотевшей бутылки, спокойно продолжил: – Неужели ты думаешь, что посланникам далёкого космоса интересны какие-то тайны вашей шарашки? Мы – высокоразвитая цивилизация, прибывшая из галактики Пындыстан с чрезвычайно важной миссией. Мы, можно сказать, прибыли на Землю, чтобы спасти вас. И себя. А ты, конспиратор хренов, про шпионов думаешь! Стыдобище!
– Да я как-то… – виновато замялся Светов. – Как-то… Оторопел, что ль. Не каждый день…
– Ладно, проехали! Теперь к делу. Готов ли ты принять активное участие в нашей священной миссии?
– Э-э, стопари лошадей! – тут же воспротивился Слава. – Давай-ка для начал узнаем, кто вы такие есть и что, собственно, хотите. А то, знаешь ли…
– Ок, спрашивай.
– Ну-у… Для начала как тебя звать, что хочешь и в общем…
– Бараман. Я – уйлах Его Светейшества Зог Кынтырмында, шалави его фак упыр ы кереге онгоц.
– Чего?
– Тундырман пиу-пиу мана! Курррва Кынтырмында! – судя по интонации выругался Бараман и снова приложился к бутылке.
– Да ты не кипятись, приятель. Язык у нас сложный, так сходу и не освоишь… – по-свойски попробовал разрулить ситуацию Светов.

– Купысин-щиздец!
– Щиздец, спору нет. Но со временем научишься. Ты главное не торопись.
– Как же сложно коммуницировать с низкоуровневыми существами! – наконец по-человечески заговорил Бараман и завлекающе потряс полупустой сорокоградусной ёмкостью, на которую уже жадно косился Светов. – Если бы не пандастанама – вся затея пошла бы прахом. Ваш типа сложный язык в сравнении с нашими средствами общения – болтовня глистов, не более.
– Сам ты глист! – обиженно буркнул Слава. – Я вот ща как врежу по зеркалу – и щиздец тебе настанет! Понял, да?!
– Остынь, тарах несчастный! – усмехнулся инопланетный гость и оглушающе чихнул.

По велению могучего чиха сразу за Световым появилось старое, замусоленное, затёртое до проплешин кресло.
– Не провоцируй межгалактический конфликт, потом вечность жалеть будешь, – продолжил собеседник, – ты лучше присядь, испей пандастанамы и послушай дельное предложение. На-ка, хлебни, не бойся!
Светов с опаской принял из рук неземного существа поллитровку, присмотрелся к этикетке подслеповатым глазом, подозрительно понюхал содержимое и, сделав маленький глоток, с удовольствием заключил: водка.
– Универсальный переводчик, – указывая на бутылку, прокомментировал Бараман, – позволяет найти общий язык. Если бы ты по дороге не накатил – хрен бы чё понял.
– Подтверждаю! – с энтузиазмом согласился Слава и снова приложился к сосуду с элексиром межгалактического понимания.

Когда по телу потекла приятная нега, унося венец творения по спирали эволюции прочь от хомо эректус, Светов размяк, плюхнулся в кресло и окончательно утратил подозрительность.
– Ладно, говори, что делать, а то магаз закроется.
– Вот это дело! – обрадовался Бараман и перешёл к сути. – Значит так, третьего рыдла сей мандашки случилось великое горе содружеству народов Пындыстана: любимый и единственный пыздук Зог Кынтырмында, шалави его фак упыр ы кереге онгоц, захырдал коньки, оставив своего алга в безутешном одиночестве…

– Помер чоли?
– Ага. От этого великого горя наш незабвенный Зог Кынтырмында, шалави его фак упыр ы кереге онгоц, окончательно афыздунел и потушил Великий Небесный Свет, погрузив свой народ в полный ахый! Горе, горе нам, землянин! Без Великого Небесного Света нет энергии, питающей мир Пындыстана!
– Купысин света и щиздец мандашкам, – понимающе закивал Вячеслав Андреевич и, в очередной раз смочив горло, заключил: – Работает, родненькая!
– А то! В общем, пока Зог Кынтырмында, шалави его…
– Проехали!
– Пока верховный не возрадуется рождению нового пыздука, наш мир будет погружён в ахый, цох и бабай его знает, что ещё.
– Так, Борменталь…
– Бараман.
– Будешь Борей. Если я правильно тебя понял, вам нужен новый светоносный пиздюк …
– Не пиздюк, а пыздук! Наш мир с нетерпением ждёт рождения пыздука Зога Кынтырмынды – отпрыска Его Светейшества и неповторимого апыздула, что в переводе на ваш означает дитя света.
– Ясно. Только, слышь, неувязочка выходит. Я-то не акушер, а слесарь.
– А я тебя на роды и не зову, у нас свои специалисты есть. Ты выносишь семя Зога Кынтырмынды.
– Я-а?! – и Светов расхохотался.
– Ничего смешного не вижу! – обиженно возразил собеседник.
– Я, ха-ха! Я ж ведь мужик, Боря! Это бабы у нас детей рожают.
– С бабами мы уже пробовали, ничего не выходит. Ни с кем не выходит, как ни трюхай! Одна надежда на тебя.
– На меня?! – и Светов напрягся, прекратив смех. – А с…
– Пробовали, – перебил его Бараман, – не выходит. И с теми тоже. Со всеми пробовали, чуть не всю Вселенную перетрюхали – без толку. Ты лишь остался.
– Купысин-щиздец и куррррва в придачу! Это предложение, приятель, надо обдумать. Эт тебе не по стопарику раздавить…

– Да кончай сиськи мять, Слава! Шикарное предложение! Ты выносишь дитя света, а мы за это вашей цивилизации столько плюшек накидаем – закачаешься. Мы дадим вам неиссякаемый источник энергии, подарим новейшие звездолёты, научим таким знаниям, до которых вы и за миллион мандашек не допетрите. Мы в два счёта поднимем ваш отсталый и обречённый на гибель мир до уровня развития величайших межгалактических цивилизаций. Разве это не мечта человечества?

– Мечта-то мечта, да только…
– И тебе достанется, – Бараман без труда прочёл мысли захмелевшего Светова, – за этот неоценимый труд ты удостоишься звания Великого Пыдюра – покровителя всех гумосеков. Мы даже памятник тебе поставим! А Славка, хочешь памятник при жизни?
– А можно деньгами?
– Можно. И деньгами, и должностью, и дворцом с прудом и лебедями.
– С леблядями, говоришь? – задумался Светов. – А…
– Да и бабу тебе поменяем! Будет у тебя жена – всем мужикам на зависть! Умная, красивая, покладистая. Просто мечта, а не баба!
– Хм, – усмехнулся Вячеслав Андреевич и задумался.
– Ну же, решайся! Зуб даю – всё будет! – подгонял его Бараман.
– Ладно, уболтал, трюхай. Как говорится, раз – не… – наконец согласился Светов и, тяжело поднявшись с кресла, начал снимать штаны.
– От це ж кууууурваааа! – заорал Бараман и отвернулся. – Немедленно надень штаны, идиот!
– А чё?
– О Великий Зог, шалави, мать его! До чего же вы отсталые существа! Для осеменения нужно лишь твоё согласие, а не вот это всё.
– Ладно, мне же легче, – согласился Светов, натянул спортивки, почему-то отдал пионерский салют и продекламировал: – Я, Светов Вячеслав Андреевич, находясь в нетрезвом уме, даю согласие на осеменение меня этим вашим зоргом…
– Зогом Кынтырмында, шалави его фак упыр ы кереге онгоц, – поправил его Бараман, – и даю клятву народу Пындыстана всеми силами вынашивать апыздула – пыздука Зога Кынтырмынды – до полного его созревания. Клянёшься?
– Аминь!
– Щиздец! Теперь слушай внимательно. Во-первых, никому ничего не болтай. А то были у нас такие «я беременна от инопланетянина». Сам понимаешь, ничем хорошим, кроме дурки, это не закончится. Во-вторых, на постоянной основе принимай шигильду, – и представитель внеземной цивилизации протянул Светову бутылку «Жигулёвского».
– Это?! Так это же…
– Шигильда. Без этого напитка вероятен выкидыш.
– Йок! А по сколько принимать-то?
– Не меньше бутылки в день, а вообще, чем больше – тем лучше. В-третьих, не реже раза в неделю выходи со мной на связь.
– Эт как?
– Очень просто. Принимаешь пару стаканов пандастанамы, подходишь к зеркалу и зовёшь меня. Я всегда на связи. Усёк?
– Усёк. Что-то ещё?
– Нет. Можешь идти.

Светов встал и поплёлся на непослушных ногах к открывшейся двери.
– Стой, землянин! – окликнул его Бараман у самого выхода.
– Что ещё?
– Да хранит тебя Его Светейшество Зог Кынтырмында, шалави его фак упыр ы кереге онгоц! – с нежностью в глазах изрёк Бараман и окрестил Светова средним пальцем.

***
С тех пор Светов исправно выполнял обещанное: каждый божий день выпивал не меньше бутылки «Жигулёвского», каждую пятницу выходил на связь с инопланетным разумом и никому ничего не болтал. Животик, который временная супруга называла пивным пузом, неумолимо рос, приближая радостный момент рождения спасителя народа Пындыстана. Бараман, ставший Славе лучшим другом, радовался, глядя из зеркала на обнажённого Вячеслава Андреевича, и уверял, что всё вот-вот закончится. Мир был на пороге великого события.

Но внутри Вячеслава Андреевича бушевала гордость за великую миссию, которую он – избранник Вселенной – нёс сквозь пространство и время. Изнемогая от нестерпимого желания поделиться секретом со всем миром, Светов демонтировал щеколду в ванной комнате, где он проводил сеансы связи. И всякий раз, когда Слава раздевался до гола, во всех ракурсах демонстрируя лоно вселенской радости, он искренне надеялся на то, что случайный зевака распахнёт дверь и увидит его: Великого Пыдюра, покровителя всех гумосеков, который носит в своём чреве апыздула – пыздука Зога Кынтырмынды, шалави его фак упыр ы кереге онгоц!

Это сообщение отредактировал Акация - 5.03.2024 - 06:56

2. Последний аккорд Арчибальда Васильевича

Жадно втянув воздух раздувшимися от волнения ноздрями, Арчибальд Васильевич Нескучаев как бы невзначай потёрся вспотевшей ладонью об аппетитную попку трубачки-первокурсницы, решительно взошёл на подиум, увенчанный покосившимся пюпитром, и многозначительно провозгласил: «Зачнём!». Сей же миг скрипучая дверь распахнулась настежь, звучно грохнув ручкой о деревянную обивку стены, и в Богом забытую аудиторию нежданно ворвалось настоящее приключение. Словно ополоумев, фортепиано само по себе затараторило потертыми «беляшами», щедро сдабривая задорную мелодию чёрными бемолями, сакс ворвался в аккорд душевной хрипотцой, а задира-тромбон, взвизгнув, вклинился в оживлённую беседу с болтушками-флейтами, перекрикивая рассыпающиеся медью литавры. Аллегро...

Быстрая, мощная, красивая — музыка гремела на всю аудиторию. Играли Симфонию № 5 Бетховена. Арчибальд Васильевич, семидесятилетний маленький худой старикашка, профессор Кафедры специального фортепиано Института музыки города Т., тряс седыми бакенами, тонкие губы жадно втягивали сухой воздух, а руки ритмично отсчитывали такт.

Прыщавый оркестр развеселился и ожил. Студенты играли с это была их лебединая песня, будто юным музыкантам, еще не вкусившим славы, посчастливилось присутствовать на тонущем Титанике и показать высший пилотаж снующим по верхней палубе пассажирам.

Музыканты поймали ритм, пот тек градом с дарований, одетых в черный низ и белый верх. Окна были затворены — профессор музыки боялся сквозняков. И вот начались первые жертвы. Скрипачка Соня не выдержала темпа и свалилась в обмороке. Но шесть оставшихся особ женского пола подхватили ее знамя и теснее сплотились. «Держать строй», — будто кричали их аккорды.
Вдруг раздался оглушительный грохот. Пюпитр с нотами свалился от размашистого удара. Арчибальд Васильевич неудачно махнул рукой, требуя от труб звучать громче, и пюпитр полетел на деревянный пол. Ноты разлетелись, как самолетики.

Но профессор не пользовался нотами. Они стояли тут скорее для порядка. Для придания важности действу. И теперь, когда между ним и оркестром не было преграды в виде пюпитра, Арчибальд Васильевич возликовал. Лицо просияло блаженной улыбкой, словно к нему явился на облаке сам Спаситель.
Взмах, второй, третий! Две флейтистки весело и задорно вступили, понеслась в душу мелодия, река музыки уносила прочь переживания и невзгоды. А ведь профессор даже на завтракал! Поесть можно и потом, а сейчас важно окончить начатое, не подвести! Вступили кларнеты, фаготы и гобои, добавили глубину и тембровое разнообразие. Звуковой пейзаж пришел в движение, когда к подругам подключилась флейта-пикколо.

Еще один пас рукой — трубы и тромбоны заорали во всю мощь и ширь. Они показывали: «Не забывайте про нас, мы тут главные! Мы даем красоту, мы выражаем всю мощь и громкость внутреннего мира человека, которую заложил в симфонию великий Бетховен».

Трубы и трамбоны смолкли, вступили валторны, придали мелодике богатый и мягкий звук. Студенты выдохнули — но рано. Арчибальд Васильевич не дал расслабиться. Пора по новому кругу. Опять вступили струнные. Упавшая скрипачка к тому времени очнулась, хлебнул из термоса горячего чаю и вернулась в строй. Скрипки, виолончели, альты и контрабасы весело и задорно дополняли друг друга, несли смысл, звуки переплетались в причудливые узоры, давали гармонию и цвет. Мощные аккорды сменялись светлыми, лиричными.
Но вот про себя напомнили ударные: литавры выбивали «Мы здесь та-ра-рам!». Ударник бил по литаврам большими палочками что есть мочи. Из пальцев юного дарования брызгала кровь, окропляла красненьким натянутую кожу инструмента. Кровь быстро впитывалась: но вампир требовал новой, еще, еще больше! Бей и плачь кровью, парень!

И вот финальные аккорды. Все, точка. Седой профессор ликует! Но в пустой аудитории аплодировать некому. И тогда музыканты встали со стульев, положили инструменты и похлопали сами себе. Торжественный момент, казалось, ничто не могло испортить. Даже то, что Арчибальд Васильевич рухнул как подкошенный рядом с пюпитром. Сердце не выдержало напряжения. Смерть была почти мгновенной.
Студенты окружили мертвеца и начали его тормошить. Потом достали телефоны, начали фотографировать. Барабанщик кровавыми пальцами набрал «112».
На третий день стояла пасмурная погода. Накрапывал дождь, по небу тянулся бесконечный потом сизых, тяжелых туч. Арчибальда Васильевича хоронили всем оркестром. Родственников у профессора не было. Детдомовский, он всю жизнь посвятил музыке. Был два раза женат, но оба брака закончились быстро, детей у него не было.

Гроб поставили на две табуретки рядом с раскопанной могилой. Два землекопа хотели поскорей получить деньги и пойти выпивать. Но им придется подождать — Арчибальд Васильевич должен услышать последнюю мелодию от первокурсников.
Печальные лица студентов оживились, когда Иван Гвоздиков, студент пятого курса, поднял руки к небу.

— Зачнём! — проговорил он любимую фразу профессора.
И грянул «Реквием» Моцарта. На глазах музыкантов выступили слезы. Они плакали о своей мечте, они хоронили не профессора, а себя. И в этом гробу лежали их надежды, жизни, их любовь, их смерть. Они понимали, что вскоре сами будут также, как и этот седой маленький старик лежать в гробу, а затем два алкаша закопают их за пять тысяч рублей — и все, с концами. Играй не играй — итог будет один — крест рядом с головой и бескрайнее небо.
Умирать не хотелось. Хотелось жить как в последний раз. Говорят, в музыкальной гармонии запечатана глубокая истина о человеке, о его боли и радости, о временном и вечном. Играй, оркестр, играй!

Это сообщение отредактировал Акация - 5.03.2024 - 06:46

Я закончила. Можете коментировать. Только не переходите на личности. Конструктив приветствуется руками и ногами.

Нихуя не понятно-одни буквы...

Размещено через приложение ЯПлакалъ

Что бы кредиты проще и быстрей брать

Размещено через приложение ЯПлакалъ

Почитаем, спасибо.

Это сообщение отредактировал ITnager - 5.03.2024 - 07:08

А вам в школе грамоту не преподавали, да? Читать так и не научили? Печально.

Бля! Сколько же тут шедевров на нумер семь!
Сначала зачту их все, а потом уже займусь конкурсной лентой