«Генерал-адъютант граф Бенкендорф покорнейше просит Александра Сергеевича Пушкина доставить ему объяснение: по какому случаю помещено было в журнале стихотворение его под названием «На выздоровление Лукулла».
Бенкендорф встретил Пушкина официально. На столе шефа жандармов лежал номер «Московского наблюдателя», раскрытый на сатире о выздоровлении Лукулла.
- Александр Сергеевич! Я пригласил вас по поводу неприятного и щекотливого дела, касательно вот этих ваших стихов. - Граф указал на раскрытый журнал. - Хотя вы и назвали его подражанием латинскому, но согласитесь, что мы, да и все русское общество в наше время настолько просвещены, что умеем читать между строк и понимать истинный смысл произведения, а также цель и намерения написавшего его автора.
- Совершенно согласен и радуюсь за развитие общества, - слегка поклонился Пушкин.
- Но позвольте заметить, - произнес Бенкендорф строго, - что подобное произведение недостойно вашего таланта, тем более что осмеянная вами личность - особа весьма значительная в служебной иерархии!
- Но позвольте же узнать, - спросил Пушкин с видом искреннего недоумения, - кто эта жалкая особа, которую вы узнали в моей сатире?
- Не я узнал, а Уваров сам себя узнал, привез мне жалобу и просил обо всем доложить государю. И даже о том, как вы у Карамзиных сказали ему, что напишите на него стихи и не отопретесь, то есть подпишитесь под ними!
- Сказал и теперь не отпираюсь, - подтвердил поэт. - Однако признаюсь, что эти стихи я написал вовсе не на него.
- А на кого же?
- На вас.
Бенкендорф, пораженный столь неожиданным оборотом дела, откинулся на спинку кресла так, что оно откатилось от стола, и, вытаращив на Пушкина глаза, воскликнул:
- Что?! На меня?!
- На вас, - подтвердил тот невозмутимо.
Громовержцем поднявшись из-за стола, шеф жандармов схватил журнал и, тыча пальцем в строки стихов, произнес с негодованием:
- Однако послушайте, господин сочинитель! Что же это такое! Какой-то пройдоха наследник размышляет:
Теперь уж у вельмож
Не стану нянчить ребятишек…
- Ну, это еще ничего…
Теперь мне честность - трын-трава!
Жену обсчитывать не буду…
- Ну, и это ничего, вздор… Но вот, вот ужасное, непозволительное место:
И воровать уже забуду
Казенные дрова!
- А? Что вы на это скажете?
- Скажу только, что вы не узнали себя в этой личности…
- Ведь это уму непостижимо! Да разве я воровал казенные дрова?!
- Так стало быть Уваров воровал, коли подобную улику на себя принял!
Бенкендорф понял умозаключение, улыбнулся кисло и пробурчал:
- Гм… Да… Сам виноват!..
Корнеев Алексей "Пушкин - Новое слово"