Душегубство и живодёрство в детской литературе, 37 иллюстраций и текст

Во-первых, необходимое пояснение: под детской литературой подразумевается здесь не только литература художественная, это могут быть народные сказки, детский и околодетский фольклор, учебные пособия, биографии известных людей, словом, все, что казалось пригодным для иллюстрации заголовка. Иногда это даже вещи не детские, а только читаемые детьми, — к примеру, шпионские книжки 30— 50-х годов. Мозаичный характер выписок и их беспорядочное расположение единственно говорят о том, что автор этого материала не заботится о научном подходе и каких-либо морализаторских выкладках, главная для него забота — это развлечь читателя.

Начну я, пожалуй, из глубины, из дремучих дебрей народных сказок, с Верлиоки и Одноглазого Лиха, этих русских родичей знаменитого греческого Циклопа.

Всем был Верлиока хорош — и нос крючком, и голова торчком, и усы в поларшина, и на голове щетина, и на одной ноге — в деревянном сапоге. Одно плохо: натура у него была слишком слабая — как завидит где человека, не утерпит да и прибьет. Так и вышло с внучкой-сироткой, которую послал дедушка охранять на поле горох. Увидел ее Верлиока, сразу и убил костылем. А потом и сестренку ее убил, а следом за сестренкой и бабку. Приходит дед к гороху, глядит: лежат его ненаглядные внучки — точно спят; только кровь у одной, как алая лента, на лбу видна, а у другой на белой шейке пять синих пальцев оттиснулись. А старуха так изувечена, что и узнать нельзя.

С Лихом же Одноглазым дело обернулось еще кровавей.

Вот послушайте.Один кузнец со скуки и от хорошей жизни отправился искать лихо. Или, как теперь говорят, приключений на свою голову. На дорожку он, как водится, хорошенько выпил, в товарищи себе взял портного, и вдвоем они завернули в лес. Вдруг видят: в лесу избушка — нехорошая такая избушка, пустая; сели они себе и ждут, а чего ждут — и сами не знают. Ну и дождались — входит в избушку женщина, высокая, худощавая, с одним глазом, потирает руки и говорит: молодцы, говорит, что пожаловали, будет мне теперь чем поужинать. Те, конечно, перепугались, а Лихо сходила в лес, принесла дров, затопила печь, зарезала беднягу портного, сунула тело в печку, зажарила и поужинала человечьим мясом. Кузнец был парень не промах, хитрее своего съеденного товарища. Пообещал злодейке сковать новый глаз, вместо отсутствующего, а сам взял шило, накалил его на огне, наставил на глаз здоровый, взял топор да обухом и вдарил по шилу. Далее почти в точности повторяется история с Одиссеем и овцами: нарядившись в овечью шкуру, кузнец выбирается из избы. Но на этом опасные приключения не кончаются. Идет кузнец по лесной тропинке и видит в дереве топорик с золотой ручкой. Взялся он за топорик, рука к нему и пристала. А Лихо Одноглазое тут как тут. Тогда кузнец достает ножичек и давай свою руку пилить — отпилил ее и ушел.

Что более всего поражает в народных сказках, так это простота и обыденность, сопутствующие кровавым сценам. Наивность, с которой они описываются, граничит с какой-то детской невинностью, свойственной первобытным народам. Вот история про съеденного китайца, записанная в начале века в папуасском племени маринд-аним:

К нам в деревню явился один китаец. Это был очень плохой человек, крокодил-анем и насильник женщин. Он пригрозил нам своим ружьем и сказал: «Если вы не дадите мне достаточно кокосовых орехов, я всех вас перестреляю». Мы принесли ему столько, сколько он хотел. Китаец обрадовался и, верно, подумал, что сможет взять у нас все, что только пожелает. И так как он был нехорошим человеком, то схватил за локоть одну девушку и хотел забрать ее с собой. Но у этой девушки были отец, и брат отца, и двоюродный брат, и еще молодой человек, который собирался на
ней жениться. Все они пришли со своими палицами и стукнули его по голове. Тут он повалился на землю и умер. Мы обступили его со всех сторон и долго обсуждали, как быть. Вдруг один старик взглянул на небо и сказал: «Когда вы его убили, солнце стояло там, а сейчас оно здесь. Если вы не кончите говорить до его захода, то китайца уже нельзя будет есть: он начнет вонять». Тогда мы разрезали его на части, мелко разделали мясо, и женщины испекли его с саговой мукой. Китаец оказался на редкость вкусным, куда вкуснее обычного человека и много-много вкуснее, чем свинья.

А вот история, которая произошла на Памире:

Джура лежал ничком и что-то аппетитно ел. От злости Сайд поперхнулся. Он ясно представил себе, как Джура вынимает из укромного местечка мясо и лепешки и втихомолку уплетает, даже не поделившись с ним. «Ага! Ага!» — отчаянно закричал Сайд, подползая на четвереньках к Джуре. Просунув руку под лох мотья, он крепко схватил Джуру за волосы и сильным рывком запрокинул голову назад. «Он грызет... собственную руку!» _ прошептал в ужасе Саид.

Россия, XVIII век, «Учтивость, представленная в эстампах», перевод с французского, книжка-картинка для маленьких детей, глава под названием «Не должно облокачиваться на стол»

«Паулина, — сказала однажды госпожа Марзаль своей шестилетней дочери, — ежели я еще когда увижу, что ты облокотишься на стол, то пошлю тебя обедать на кухню. Я тебе неоднократно говорила, что к столу можно прикасаться одними только руками». — «А я, — подхватил господин Марзаль, — напоминаю ей не в первый раз, что никогда не должно бросать костей и крошек на пол, но класть их на край тарелки. Не стыдно ли набивать так рот, как ты теперь; надобно подождать наперед, когда проглотишь то, что имеешь во рту, и обтирать салфеткою губы, прежде чем начнешь пить... Паулина имеет еще много других погрешностей сего рода: она беспрестанно играет своею вилкою и ложкою. Завязнет ли что между зубами, она начинает ковырять пальцами, кончиком ножа или даже булавкою, отчего может себя подвергнуть вреду...»

А ежели Паулина, или Петруша, или какая-нибудь неугомонная Катенька не слушались родительских наставлений, то старая детская литература предлагала им следующие примеры. Вот «Престрашная история о спичках» («Степка-Растрепка». Рассказы для детей. — СПб-Москва: издание ТОВАРИЩЕСТВА М. О. ВОЛЬФ; дозволено цензурою 9 марта 1901 года):

Была вечерняя пора,
Уехали все со двора;
А дома Катенька одна,
Поет и прыгает она
По комнатам, как стрекоза.
Вдруг ящичек ей на глаза.
Какая милая игрушка!
Сказала про себя вертушка.
Открыла ящик, спички в нем.
Давай, как мама, их зажжем...
Ах, Катя, спичек ты не тронь!
Вдруг платье обхватил огонь:
Горит рука, нога, коса
И на головке волоса;
Огонь проворный молодец —
Горит вся Катя наконец...

Сгорела бедная она,
Зола осталася одна.. .


А вот печальная история про сосульку:

Послушай, Петя, мне пора
Идти сейчас же со двора,
А ты, дружок, мне обещай,
Пока приду домой, быть пай,
Как доброе дитя, играть,
Отнюдь же пальцев не сосать,
А то как раз придет портной
С большими ножницами, злой,
И пальчики тебе он вдруг
Отрежет от обеих рук. —
Как только мама из ворот,
А Петя — вуп! И пальчик в рот.
Крик-крак! Вдруг отворилась дверь,
Портной влетел, как лютый зверь;
К Петруше подбежал, и — чик!
Ему отрезал пальцы в миг.
Кричит Петруша: ай, ай, ай!
В другой раз слушаться ты знай!
Приходит маменька домой;
Ах, Боже! Стыд и срам какой!
Стоит сосулька весь в слезах,
Больших нет пальцев на руках.

Это сообщение отредактировал plotnii - 21.02.2009 - 12:14

Как верно отметил Корней Чуковский в своей книге «От двух до пяти», детская поэзия в старые годы была чисто утилитарной. Вот пример народной лубочной агитки середины прошлого века (Хрестоматия по детской литературе: том 1. М., 1940):Оглянись назад, Ипатка,
Что за чучелы там ходят,
То Антипка и Филатка
Все одни как стены ходят.
Их все девки убегают,
В хороводы не пускают.
Не пугайтесь так вы нас,
Были б мы не хуже вас,
Нас отцы наши сгубили,
Коровьей оспы не привили.
Как наносная напала,
Так и рожи нам вспахала.

Раз уж мы дошли до заразных болезней, вот вам задача по алгебре из «Собрания алгебраических задач», составленного Е. Пржевальским, преподавателем 3-го военного александровского училища (издание 1881 года; отдел седьмой: задачи на пропорции и прогрессии, № 137):

Корабль с 175 пассажирами вышел в море, взяв с собою пресной воды на все путешествие. Но, чрез 30 дней после выхода в море, открылась на корабле болезнь, вследствие которой ежедневно умирало по 3 человека; также, вследствие бури, корабль опоздал прибытием в назначенный порт на 3 недели; порция же воды, даваемой каждому пассажиру, не была уменьшена. Спрашивается: сколько времени полагалось на путешествие и сколько пассажиров прибыло в порт?


Ответ: 79 дней; 28 человек.

С особенной остротой проблема душегубства в детской литературе обозначилась в 30-е годы, когда силы мирового фашизма учетверили усилия по подрыву изнутри и снаружи нашего социалистического отечества.

Вспомните, как описывает эти трудные годы писатель Гр. Адамов в романе «Тайна двух океанов» на примере строительства подводного корабля «Пионер»:Враги с Востока и Запада напрягали все силы, тратили огромные средства, лишь бы раскрыть эту тайну советского флота. Вокруг завода, где шло строительство, день и ночь кружили шпионы; два ответственных работника завода были найдены убитыми; шпионов вылавливали, сажали в тюрьму, некоторых за убийство расстреляли. Но число их не уменьшалось, а дерзость по мере приближения сроков окончания стройки увеличивалась...

Коварство врага не знало ни отдыха, ни границ. Вот небольшая повесть известного писателя Льва Кассиля «Дядя Коля, мухолов», вышедшая в 1938 году в Детиздате и с тех пор почему-то не переиздававшаяся. Сюжет ее гениально прост. Подмосковный дачный поселок. Мальчишки, Вадька и Ларик, проводят здесь летние каникулы. Отец Ларика, известный по всей стране инженер, по беспечности держит важные секретные чертежи у себя на даче. Пробравшийся из-за границы шпион селится по соседству, прикидывается мухоловом-натуралистом и входит в доверие к Ларику. И однажды, когда отец мальчика уезжает в город и Ларик остается один.

Они пошли в ванную. Дядя Коля открыл кран. Ларику казалось, что вода на этот раз течет как нарочно медленно. Ему не терпелось скорей увидеть жука-плавунца,которого принес дядя Коля. Когда ванна была заполнена, дядя Коля выпустил в воду обещанного плавунца. Жук действительно был исполином. Огромный, словно черепаха, он поплыл, шевеля мохнатыми лапами. «А ты подуй на него», — сказал дядя Коля. Ларик перегнулся через борт ванны и, почти касаясь губами воды, стал дуть на жука. И вдруг мягкие руки дяди Коли, ставшие необыкновенно жесткими и злыми, схватили его за плечо и за затылок и резко сунули в воду. Ларик хотел закричать, вода полезла ему в нос и в рот. Он стал биться, захлебываться... «Зо ист бессер, — сказал мухолов по-немецки, — так-то лучше».

В «Тайне двух океанов» японский шпион Горелов тоже пытается утопить советского пионера. Зато в повести А. Попкова «Тайна голубого стакана» (Красноярск, 1955) враг действует более изощренно. Действие происходит в Сибири в небольшом рудничном поселке. Женщина-шпион пытается отравить пионера Колю с помощью ядовитой конфеты. Вот как об этом рассказывает сам юный герой:

Вижу, стоит на крыльце женщина молодая, красивая. Кофточка на ней шелковая, зеленая-зеленая, а в руках желтая сумочка. Стоит и все оглядывается по сторонам, как будто дожидает кого или кого-то слушает... Попросила она воды, зашла в дом и так внимательно оглядела кухню и комнату. Потом спросила, не заезжал ли сегодня к нам кто-нибудь с рудника? Я сказал, что у нас давно никого не было, а дедушка ушел в тайгу. Тогда она достала из сумочки две конфетки в цветных бумажках и дала мне. «Это, — говорит, — вечером, как дед вернется, чай пить будете, одну сам съешь, а вторую дедушке дай, пусть и он попробует!» Улыбнулась и ушла, а мне что-то так страшно стало...

Грудных детей вражеские агенты обычно удушают с помощью газа. Вот сцена из книги румынского писателя Хараламба Зинкэ «Объект 112», изданной в знаменитой воениздатовской серии романов «с косой полосой» в 1958 году.
Шпион и его помощница, проникшая в дом видного румынского инженера, прикинувшись домработницей, усыпляют последнего, чтобы сделать слепки с ключей от секретного объекта.

Вдруг в соседней комнате послышался плач ребенка... Женщина направилась в соседнюю комнату. Она попыталась было успокоить ребенка, но тот продолжал плакать. Тогда Грета взяла малыша на руки и пошла с ним на кухню. Приблизив ребенка к газовой плите, она отвернула кран. Послышался легкий шум выходящего газа. Несколько секунд домработница держала детскую головку над конфоркой Угорев, ребенок замолчал. Мюллер отнесла его в комнату, положили в кровать и накрыла одеялом.

Это сообщение отредактировал plotnii - 21.02.2009 - 12:17

А вот как опытные шпионы проверяют новых связных. Открываем книгу Татьяны Сытиной «Конец Большого Юлиуса» (Воениздат, 1956, та же серия «с косой полосой»). Читаем на странице 160 и далее:

Захаров все молчал. Мальчуган лет пяти показался на аллее. Босой, в серых штанишках, держащихся на одной помочи, он деловито трусил, размахивая большой консервной банкой на проволочной дужке. Он спешил по каким-то своим, важным делам. «Эй!» — лениво окликнул его Горелл. Мальчик остановился и, не прерывая своего занятия, уставился на Горелла и Захарова. «Хочешь конфету?» — спросил Горелл и улыбнулся. «Давай!» — снисходительно согласился мальчуган, свернул с дорожки и затрусил к Гореллу. Горелл шагнул навстречу ему, а когда они сблизились, он выбросил вперед ногу и носком ноги сильно ударил мальчика в бок. Загремела, откатываясь, банка. Мальчик не вскрикнул. Ошеломленный ударом, он лежал на спине, худенькая грудка его тяжело поднималась и опускалась, и с каждым вздохом кожа плотно обтягивала ребрышки. Горелл оглянулся на Захарова и, не отрывая взгляда от лица капитана, шагнул к мальчугану. «Назад! — резко сказал Захаров. — Не троньте ребенка!..»

Это сообщение отредактировал plotnii - 21.02.2009 - 12:18

Почему-то особенную жестокость вражеские агенты проявляют именно к детям. Возможно, подобной шоковой терапией они заставляют себя забыть, что когда-то тоже были детьми. Вот повесть писателя Кима Селихова «Это случилось у моря» (М.: Детская литература, 1978). Сюжет разворачивается в пионерском лагере на берегу Черного моря. Здесь вместе с советскими пионерами отдыхает мальчик Хуан, отец которого томится на острове Слез в застенках некой южноамериканской хунты. Отца пытают «огнем и водой, электричеством и палкой», но стойкий революционер молчит. «Он должен заговорить! — требует шеф. — От его признания зависит безопасность хунты!» И тогда молодая шпионка Хильда (она же агент Удав), проходящая на острове Слез шпионскую практику, предлагает коварный план: выкрасть из пионерского лагеря сына революционера.


— Это превосходно, Удав! — похвалил ее шеф. — Тащи сюда этого красного ублюдка. Хунта не пожалеет денег на такую операцию. Мы будем пытать его на глазах у отца. Такого он не выдержит!

Это сообщение отредактировал plotnii - 21.02.2009 - 12:19

Если уж молодые, начинающие шпионы ведут себя так жестоко, то что говорить об их учителях и наставниках.


Повесть Михаила Прокофьева «В поисках „Белладонны"» (Орловское книжное издательство, 1958):...В это время в самом дальнем кабинете щупленький старичок с маленькой крысиной мордочкой, то и дело вытирая платком гноящиеся глаза, говорил сидевшему перед ним Бирону: «Так вот, господин, как вас... все забываю, ваши методы уходят в прошлое. Нож в спину, выстрел в лицо — старые, негодные способы. Много шума, опасно, да и кровь... Фу, какая гадость, быть запачканным кровью живого существа, — человечек гадливо поморщился. — Нет, сейчас надо действовать тихо-тихо, — он встал со своего места, потирая маленькие высохшие ручки, подошел к шкафу, достал из него два пузырька, наполненные один — желтой, а другой — зеленоватой жидкостью. Потом, хихикая, взглянул на Бирона. — Вот этой жидкостью я могу умертвить тысячи жизней, причем быстро, без шума, без возни. Смерть наступает почти мгновенно от паралича сердца. Всего несколько капель на стакан воды — и человека нет!»

Иногда, правда, довольно редко, вражеские агенты сами маскируются под детей.

Такой случай описан в по вести Р.Фраермана "Шпион» (Детиздат ЦК ВЛКСМ, 1937).На лиственнице, на самой ее верхушке, сидел человек... Волнуясь, Ти-Суеви крикнул Сизову: «Посмотри! Не мальчик ли это из „дома ленивой смерти"? Ведь только он умеет так хорошо влезать на деревья». И поманил Сизова рукой... Лиственница была видна хорошо. Кто-то сидел на ней, чуть прислонившись к толстой ветке. Да, это был мальчик в синей хурьме. Сизов секунду-две смотрел на его лицо, потом опустил взгляд на плечи, на руки, тонкие, как лапки паука, и вдруг замер. Человек рисовал, то опуская, то поднимая голову от бумаги, лежавшей у него на колене. «Шпион!» — мелькнула вдругу Сизова догадка.

Добавлено в 12:21
И далее, после двухстраничной сцены погони:

Человек лежал на боку. Глаза его были закрыты, голова рассечена камнем и синяя хурьма разорвана во многих местах. Он тяжело дышал. «Не трогай его! — закричал Ти-Суеви, подбегая. Он узнал прокаженного мальчика. — Он прокаженный». — «Прокаженный? — сказал Сизов, нахмурившись. Он не спускал глаз с человека, лежащего на земле. — Разве ты видел его?» — «Я видел его. Это внук старухи Лихибон. Он болен проказой». — «Проказой?»— снова повторил Сизов, хмурясь еще больше. И, быстро нагнувшись, поднял кверху голову прокаженного. Он разжал ему зубы, засунул пальцы в рот и вынул куски еще не разжеванной прочной и тончайшей японской бумаги. Подошли лейтенант и красноармеец... «Не троньте меня, — сказал человек по-русски, — я прокаженный». Но никто не подался назад. Лейтенант сказал: «Я давно ищу вас, господин майор Исикава Санджи-Маленький. Вы так же безумны и больны проказой, как и я». Майор огляделся. Красноармейцы, рыбаки, часовые стояли вокруг молча. Взгляды их были суровы, зубы стиснуты крепко.

Когда советские люди первыми в мире приступили к строительству межпланетной станции Малая Луна, империалистическим хищникам это сильно не понравилось. Они решают уничтожить станцию, а ракету, с помощью которой осуществляется сообщение между станцией и Землей, похитить и перегнать за границу. Об этом рассказывает повесть белорусского писателя Николая Гомолко «За великую трассу» (Минск, 1956). Один из главных героев повести пионер Олег Дрозд, сын советского ученого, участвующего в межпланетном строительстве, уговаривает отца взять его с собою в полет, мотивируя свое желание так: «Лететь хочу, папа. Мне это поручили пионеры нашего звена». Присутствующий при разговоре начальник экспедиции поддерживает юного пионера: «Если у него есть поручение звена, мы должны посчитаться с этим. Мальчик он хороший, настойчивый, может, астрономом будет». Но на станцию попадает не только любознательный пионер. На станцию проникает враг — некто Назаров, «прожженный изменник Родины», под видом убитого им геолога Боброва. И вот однажды, прикинувшись больным, этот самый псевдогеолог отсылает дежурившего у его постели пионера Олега в оранжерею: «Сбегай, пожалуйста, в оранжерею, принеси стаканчик свежей земляники. Мне это очень поможет для восстановления сил», — а сам проникает в космическую ракету, гаечным ключом убивает пилота-механика и улетает со станции.
Но недалеко. Мальчик по счастливой случайности тоже оказывается в ракете, и пока изменник Назаров докладывает своему заморскому шефу об успешно выполненном задании, подкрадывается к нему сзади, подбирает с пола железный ключ...

«Секунда — и он со всей силой ударил по голове ненавистного врага. Еще удар!.. И еще удар!..» Затем, быстренько освоившись с управлением, мальчик останавливает ракету. И все вроде бы идет хорошо, и на помощь уже спешит малая скоростная ракета, но тут... «„геолог" зашевелился, подобрал под себя руку и... мальчик, как подкошенный, упал». Характерна психология диверсанта, переданная в сцене предварительного допроса на станции: «Я ведь не школьник, — сказал он (диверсант. —А. Е.). — Я — Назаров, завербовать которого было бы честью для любой разведки». И далее, после вопроса о том, не из атомного ли пистолета он убил инженера Боброва: «Нет, — качнул головой Назаров. — Это было бы слишком примитивно. Задушил в воде... Потом хотел передушить всех вас! — уже не выдержав, со злобой и вызовом прошипел Назаров».