Мясной Бор. Поисковые работы 1987-1990 гг.

26. На краю Замошского болота довелось и вот так славно порыбачить. Натаскали крюком стайку немецких ротных мин в бодрой красной окраске и советских 50мм с разнообразными головами. Под орловским надзором потом учились дезактиву. Хорошие получились трофеи: приятно вспомнить - приятно потрогать! Спустя время этот процесс навеял песенку "Поисковая инструкция по безопасности № 1". Тоже была в ходу вокруг костра, начинаясь со строки: "Потные ладони вытри о рюкзак: свежая воронка позади, чудак! Видно рановато ставить в ноги крест — коль стукач не выдаст, так свинья не съест!" жаль, что северодвинцы через десять лет в Карелии сделали все поперек этой песенки: двое убитых, четверо раненых. И ведь если б не знали ее…
"Пулеметной лентой слава по чести,
а тротил, он горький, сколько ни сласти.
Детонатор вредно пробовать на зуб.
И не надо миной барабанить в дуб!

За кольцо гранату тянешь из штанов —
отойди подальше и бывай здоров.
Нервные снаряды Баха запоют,
если по ним тупо молотками бьют…

27. Обычный минно-взрывной набор с нейтральной полосы у пересечения второй ЛЭП и южной дороги. Бойцов там подняли много. А мне, кроме того, свезло в один день отрыть там два "дегтяря" кряду.

28. ИМП-2 в работе… Миноискатель этот честно отслужил нам с 1988 года по 2007 год. Сейчас весь исцарапанный, потрепанный, потертый на заслуженном отдыхе в моей музее. В 2006 году под Любанью я еще шарахался с ним. Мимо шел отряд молодежи. Я удивился больше, чем они, вытаращившиеся на прибор: "И что, это РАБОТАЕТ???" Тут я впервые понял, насколько необратимо сдвинулось время! Мое "шуршало" исправно работало, очень точно выцеливая мельчайшие железки, и, за исключением его армейского происхождения, никаких вопросов к минаку не возникало.

Да, часто сбивался с настройки, не адаптировался к минерализации грунта, разламывал писком всю черепушку через два часа брожений, выламывал руку до онемения конечности, не дискриминировался от колючей проволоки и прочего хлама, не мог и десятой доли того, что позволяют современные пискуны-искуны. Но: это была честная, тяжелая, надежная и неприхотливая машина. Других тогда не было. В 80-х те поисковые команды, у которых на вооружении были армейские минаки, чувствовали себя куда уверенней: они землю видели насквозь! У нас в отряде из шести человек было аж два ИМП-2.

Но один мы проеферили в Вечном мае, когда уснули в ГТТ во время возвращения с работы, а потом в суматохе сразу не хватились потеряшки. В итоге один из новгородских отрядов маленько приподнялся. Узнали об этом позже, года через два, и по доброте сердечной на возвращении не настаивали: на здоровье, ребята!
Словом, отслужили нам "шуршала" по полной программе - столько не живут. Но "скелет в шкафу" вот в чем: недавно выяснилось, что райвоенкомат, выдавший нам 20 лет назад две единицы армейских миноискателей ИМП-2 выпуска 1983 года, ныне оные ищет! Оказалось, все еще числятся…

Это сообщение отредактировал ТаганСармат - 19.01.2017 - 20:52

29. Таких железных кучек в 80-е годы в районе Мясного и Мостков было много. По ним, бывало, ориентировались. Оштыкованные трехлинейки часто ежами торчали из матерых осин. Небось, не заплутаешь…

30. Могила-времянка немецких зольдатенов, сделанная первыми копарями из Германии в начале 1990-х годов у деревни Мостки. Кресты простояли до первой весны. Гневный новгородский народ смел эту нечисть с лица земли, а горшки распинал по лесу. Вот те и вечный покой!

31. Вот так мы складировали останки рядом с палатками лагеря. Солнце припечет — и понесло с груд мертвечиной. Несильно так, но внятно. Когда разбирали целый день по гробам эту скорбь, понемногу принимали на грудь, чтоб не выворачивало наизнанку каждые пять минут. Сейчас думаю об этом — с ума сойти! А тогда — так надо, обычная работа, скучноватая, правда… Воронь долбить тяжелей, но — интересней!

32. Из воронки подо Мгой (ст. Погостье), 1989 г.

33. Кучки железного хлама в те времена буквально устилали Долину, служа немыми сигналами жестоких боев. Это сегодня, прежде чем вынести каску из лесу, надо крепко подумать и еще лучше поискать ее хозяина вокруг. А тогда волокли в музеи мешками. Я во всяком случае с Фронта без 5-6 СШ не возвращался, хотя немецкие брал редко. Уж если только особо "расписанные" пулями и осколками. Кое-кто мою "железную радость" не очень понимал, но я таскал, аж спина трещала. И сегодня собрание - на загляденье! А где ты теперь всю эту красоту отыщешь? Здесь же, что ни железяка, то быль. Тем мне и дороги...

34. Жаль, что не видна цветовая гамма, но на окраине Замошского болота в октябре 1990 года мы повесили славный светофор из немецких TMi35. Теллермины мы вскрыли саперной лопаткой и топором, аккуратно очистив красиво окрашенные корпуса. Получились отличные экспонаты - красный, желтый в зеленую змейку и темно–зеленый. А взрыватели выкрутили и выжгли. Спустя год, прочесывая это же самое место нашли еще столько же "тарелок". До сих пор не могу понять - почему так порционно? Мы же чесали этот пятак почти как кабаны, рылом?! В итоге сняли с места десяток противотанковых "колесиков". А у одной латунный диск на взрывателе был побит осколком. Все стояли на "зихере". Видать, с телеги сковырнули барахло.

35. Фотографировались на память в своем первом командном рейде в Долину смерти. К тому время базовую стоянку покинули все, кроме нас, архангелов вдоль и поперек расцелованных на прощание звонкими казанскими девчонками. От долгого житья в совершенно культурной среде во внезапно обезлюдевшем лесу у нас случился пароксический приступ русского мата. Бесновались хором минуты три - матюжищи летали булыжниками, и эхо удивленно вторило таежно-сплавной мужицкой ругани. отведя душу, сварили ухи из соленой трески, привезенной с собой. Раньше до нее как-то руки не доходили. И от души нарезались душистой юшкой. После этого в мирной тишине присупили к зачарованному разбору собранных трофеев. Ну, и снимались на память, придав себе максимально боевой вид. Убедительная просьба не гоготать: круче у нас не получилось... Словом, яйца всмятку.

36. Урожай "ничейной земли"...
В Европе эту территорию в годы Первой мировой войны назвали точно и интернационально: NO MANS LAND. Земля без людей. Земля не для людей. Земля без людей... По-русски говоря, "живым здесь не место"... Квадрат за квадратом зачищая сырой лесок в углу "второй" ЛЭП и Южной дороги, мы собирали солдат одного за другим, снимали гранатные растяжки и противопехотные мины, выгребали пачки патронов в бумажных обертках на перевязи вощеной бечевкой. Всего в 50 метрах были немецкие позиции. Но эти полсотни метров многим из тех, кто стал нам навеки ровесниками, так и не суждено было пройти. Мы же, аукаясь, мотались туда-сюда по лесу, прыгая через оплывшие блюдца воронок, пересекая давно остывшие сектора обстрела, ушедшие в вечность веера пулеметных трасс среди тиши заткнутых смертью голосов...

37. Самой неблагодарной работой была переборка отвалов из варварски взятых бомбовых воронок. Все перемешано, разрознено… Тупая копня и тщательное просеивание многих центнеров и тонн грунта, глины и жижи. Справедливости ради надо сказать, медальоны с именами Фронт отдавал часто. И лучше награды для нас не было. Вот на таком отвале я нашел и навсегда сохранил солдатский ремень, задернутый на последнюю дырку. Хозяин так и ушел из него в никуда, в память… Не поднялась рука распустить тот ремень и у меня.

38. Коля Корепин из Северодвинска. Боевой мой брат... Вот так, жмурясь, как коты, сидели мы на нейтралке, привалившись где придется после безуспешной и томительной бродни. А в миру праздновали Троицу. Покропились и мы маленько и сразу же наткнулись на останки двух человек перед немецкой траншеей. Рыли их целый день, извлекая из помоечного хлама, глубоко убежденные, что копаем тухлых гансов.

У меня был включен диктофон - писал для истории звуки раскопа. И вдруг - в прямой эфир, без постановы: МЕДАЛЬОН!!! Вечером аккуратно развернули вкладыш - Гриша с Алтая! Потом и родственников нашли, и документ им бесценный передали, и переписка наладилась с поздравлениями на праздники и прочими душевными приятностями. А пока вот сидим, прея на весеннем солнышке, сходясь на одной немудрящей мыслишке: а не замахнуть ли нам по соточке да ради праздничка храмового, ась?

39. Переборка трофейных отвалов. Здесь были найдены останки двенадцати солдат и два медальона, один из которых прочитали полностью. До сих пор помню фамилию солдата: Макаров из Ивановской области...

Они, эти солдатские имена из медальонов, с котелков, из касок, с ложек и портсигаров, долго-долго, десятками сидели в памяти и через много лет я могу припомнить, когда и кого нашли. Каждое имя словно навсегда врезалось в память... Помню и ложку, найденную татарами в одном из первых моих походов под Мостками "Жилин Глеб, Усть-Ваеньга, Архбумстрой". Этот солдат не числится ни в какой ОБД, ни в какой картотеке ЦАМО, ни в каком РВК, вообще - нигде. Словно и не было такого человека со сложной, изломанной судьбой, кончившейся в новгородском чернолесье Долины смерти.

40. Полевая кухня, возле которой стоит всегда показательно лохматый и всегда (в более позднюю эпоху) принципиально в галстуке Женя Зыков - добрый и интеллигентнейший дух Долины смерти и неразлучный спутник Валеры Орлова. Временами казалось, что Женя никогда не возвращается в свою Казань и если случайно нагрянуть в мясной Бор, то первого, кого там встретишь, будет непременно Зыкъ! Ну и здесь, возле кухни, он тоже первый, яро сверкая очками...

Доброе дело сделали. Государству нашему до солдатушек то за полсотни лет дела не было. Батя там воевать начал, после училища.
Поломал, кажись. Извиняюсь.

Это сообщение отредактировал Азбук - 19.01.2017 - 21:05

41. Обломки двенадцати взорванных "катюш", оставленных 2-й Ударной армией в окружении. Вся дюжина машин так и стояла в лесу, разбросав по округе свои железяки. Думаю, сейчас их уж верняком пустили в металлолом. Целей "катюхи" точно не стали!

42. Еще одна фотография с раскладки останков. Характерно, что народ тогда (не знаю, как сейчас) от работы не бегал Надо дежурить в лагере - возились с дровами, ведрами, котлами и помоями. Надо идти пехом за пять верст с бивака в Мясной Бор за хлебом - топали себе за плюшками по жиже. Грязной работы не было - делали все. Но особенно любили - раскоп или вольную разведку, где являлся высший класс искательства. Среди ничем не приметного внешне леса вскрывались убойные поляны, заваленные трупами траншеи, вровень засыпанные землей, братские могилы, ставшие ничем не приметными ямками...

А раскладка "четырехсотых" по гробам была особой работой. К ней надо было быть готовым душой. Потому что никто не говорил нам, как надо сортировать кости, как обмывать останки, укладывать в домовины... Инстинкт памяти да ратные гены подсказывали. Может, глаза и боялись, а руки - делали...

43. Иногда да и зачастую хоронить успевали не всех, найденных в вахту… Как–то уже после скорбного часа на Мясноборском мемориале мы перебрались поработать под Мостки в район урочища Лесопункт, где когда-то пехотная рубка перемалывала полк за полком нещадно. Поставили свой караван-сарай ("запорожец" входил запросто вместе с ушами-воздухозаборниками), переночевали, а утром в беготне и сборах кто–то в палатке споткнулся и из земли выпало человечье предплечье. Ночь спали с солдатиком бок о бок. Пришлось свою крышу перетащить в более подходящее место. А там еще троих нашли, рядком положены были на бережку Полисти.

На этом снимке - могила-времянка "дорогуш". Я оставался дежурным по лагерю и,справив все хозяйственно–кулинарные дела, подсаживался к бугорку с гитарой, словно без вести павшие могли услышать меня через вечность.
Смешно? Мне так не казалось: я всегда верил в незримые, нематериальные связи времен. Не в ту байду про серого следопыта,которую сам когда–то запустил с "наркомовского перебора" у костра. Не в бредовую мистику полусумасшедших "исследователей", которые выдают желаемое за действительное.
А в то, что на самом деле связывает нас с предками, которые головы свои положили за нас, детей малых и внуков-правнуков-прапотомков, еще нечаянных ни в каком виде. Не костям безымянным я песенки пел -думать, мыслить, прислушиваясь к себе, можно по-разному. Все сошлось у того бугорка и со следопытской тропы я не сошел, как бы жизнь ни выкручивала руки. Особенно если они растут, откуда им положено в районе головы…

44. Война стояла в Мясном Бору - реальнее некуда: немецкие колючие заграждения в районе высоты 40,5 у отметки Лесопункт под Мостками. Ложились наши ребята тут дивизиями...

45. На захоронении в Мясном Бору. Шел страшенный дождь. Заливало трубы духового оркестра. А гробы все не кончались — плыли и плыли на наших плечах…

46. А вот эта фотография задела меня тем, что тиская русские "мерзавчики" из-под фронтовой водки, я лежу, напившись грузинского чая. Сейчас на слово "Грузия" делают уши торчком, а тогда лучше этого чайку был только индийский со слоном! А грузинский мы курили, завернув адские "козьми ножки" из газетной бумаги. Кисет с самосадом, впрочем, был почти у каждого курца. На Фронте как на Фронте!

47. Эта немецкая горная пушка долго стояла у речки Полисть на северной дороге 2 ударной армии. На ней я и снял Валеру Орлова, нашего "сталкера" Долины, грубоватого и честного друга. Чистая и бескорыстная душа. Вечная Орлу память.

48. Валера Орлов, человек-легенда Долины, сын коменданта Долины смерти Николая Ивановича Орлова, искавшего без вести павших солдат с 50-х годов. Орел умер несколько лет назад обычной русской смертью.

Эх, Валера Николаич, поторопился… Внешне грубоватый, с грохочущим кашляющим смехом, словно, фронтовой ворон, он был замечательно добрым другом, щедрым и теплым. ("Алексей кха-кха, хочешь я тебе "максим" подарю, он тут недалеко в воронке прибран? И "северок" тоже, нахрен не нужен, забери…"). Все, что у него было в жизни - Долина смерти. А остальное складывалось как-то само по себе, как у других людей. Мы тогда вообще мало интересовались личными делами друг друга, которые оставались вне Фронта. Они не имели отношения к тому, что нас объединяло.

Снимок этот сделан тоже в белую ночь июня 1989 года на речке Полисть. Справа от Валерки под бочок на корни дерева мостится дремать у костра Игорь Макарыч. Чай выпит. Каша съедена. Папироска докурена. Взрывня пущена в распыл. Комары распуганы "дихлофосом". Можно и баеньки… Невозвратимая ночь, невозвратимые люди.

49. Заросли колючей проволоки "намертво вжились" в древесную плоть. Эти деревья в войну были тонкими стволиками, вокруг которых саперы по–быстрому намотали злой проволочины. Сегодня она струной натянулась так, что под рукой издает глухой басовитый гуд. Голос войны, нота бойни… Можно взять аккорд, но песни не выйдет.