Чего хочет ИГИЛ?, большой перевод из "The Atlantic ", США

Исламское государство (ИГ) — не просто сборище психопатов. Это религиозная группа со своей искусно подобранной доктриной, не последнее место в которой занимает вера в то, что бойцы ИГ приближают грядущий конец света. Вот что это значит для стратегии — и для попыток их остановить.

Что такое Исламское государство?

Откуда оно взялось и чего хочет? Западные лидеры пока не нашли внятного ответа на эти обманчиво простые вопросы. В декабре в New York Times появились конфиденциальные комментарии генерал-майора Майкла К. Нагата, начальника Управления войск спецназначения по Ближнему Востоку. Нагата признаётся, что он только начал разбираться в причинах успеха ИГ.

«Мы не то что не убили идею, — говорит он, — мы её пока даже не поняли». В прошлом году президент Обама называл Исламское государство то «не исламским», то «юниорами Аль-Каиды» — взгляд, который показывает, как мало понятно про ИГ, и который, может быть, уже стал причиной серьёзных стратегических ошибок.

Бойцы ИГ захватили Мосул (Ирак) в прошлом июне, и уже контролируют территорию, сравнимую по площади с Великобританией. Абу-Бакр Аль-Багдади управлял ИГ с мая 2010 года, но до прошлого лета его лицо можно было увидеть только на мутной тюремной фотографии, сделанной в лагере Букка в разгар оккупации Ирака. 5 июля прошлого года он поднялся на кафедру Великой Мечети аль-Нури в Мосуле, чтобы произнести проповедь в честь Рамадана — как первый халиф за сотню лет.

Мутную фотографию он сменил на видео высокой чёткости, а положение загнанного в подполье партизанского командира — на роль предводителя всех мусульман. В ответ со всего мира хлынул поток джихадистов невиданной до сих пор силы и скорости, и он пока ещё не иссяк.

Наше невежество легко объяснить. ИГ — потаённое царство; оттуда мало кто возвращается. Багдади говорил перед камерами всего один раз, но его обращение вместе с другими пропагандистскими видео и энцикликами лежит в сети, и сторонники халифата потрудились сделать их как можно заметнее.

Можно утверждать, что их государство отвергает мир как принцип; что оно требует геноцида; что его религиозная доктрина не даст ему измениться, хотя бы даже и ради выживания; и что оно считает себя провозвестником — и главным действующим лицом — скорого апокалипсиса.



Исламское государство, известное как Исламское государство Ирака и аль-Шама (название в оригинале статьи, в русскоязычном интернете более распространено название «Исламское государство Ирака и Леванта» — прим. ред.), исповедует собственную разновидность ислама, и его взгляды на Судный день прямо влияют на его стратегию — это могло бы помочь Западу узнать своего врага и предсказать его поведение.

Путь ИГ к власти мало напоминает, например, триумф Братьев-мусульман в Египте (их, кстати, ИГ считает отступниками). Это мрачная антиутопия из альтернативной реальности, в которой Дэвид Кореш или Джим Джонс выжили и получили абсолютную власть не над парой сотен людей, а над восемью с чем-то миллионами.

Мы ошибаемся в отношении природы ИГ по крайней мере в двух вещах. Во-первых, мы трактуем джихадизм как монолитное явление и пытаемся применить логику Аль-Каиды к организации, которая целиком её затмила. Сторонники Исламского государства, с которыми мне доводилось общаться, по-прежнему называют бен Ладена почётным титулом «шейх Осама».

Но джихадизм сильно изменился со времён расцвета Аль-Каиды (с 1998-го до примерно 2003 года), и многие джихадисты откровенно презирают её теперешних лидеров и их цели.

Бен Ладен видел терроризм прологом к халифату, который не рассчитывал увидеть при жизни. Его организация была гибкой и работала как сеть географически разбросанных автономных ячеек.

Исламское государство, напротив, нуждается в территории, чтобы оставаться легитимным, и управляется централизованно, сверху вниз (бюрократия там разделена на военную и гражданскую, а территория — на провинции).

Мы ошибаемся ещё в одном: в наших добросовестных, но не вполне честных попытках отрицать религиозную средневековую природу Исламского государства. Петер Берген, автор первого интервью с бен Ладеном, опубликованного в 1997 году, назвал свою первую книгу «Священная Война Инкорпорейтед» в том числе чтобы подчеркнуть принадлежность бен Ладена к современному, светскому миру.

Бен Ладен обращался с терроризмом как с корпоративной франшизой. Он требовал определённых политических уступок — например, вывода американских войск из Саудовской Аравии. Его пехота уверенно ориентировалась в современно мирем. В последний день перед смертью он заехал в Wallmart и поужинал в Pizza Hut.

Есть соблазн распространить эту картинку — джихадисты как современные светские люди, прикрывающие средневековыми костюмами современные политические устремления — на ИГ.

Но всё, что до сих пор делало Исламское государство, выглядело бы комично, если бы не искреннее, взвешенное намерение сначала вернуть цивилизацию в законодательную атмосферу VII века, а затем принести человечеству апокалипсис.

Охотнее всего об этом сообщают сами представители Исламского государства и их сторонники. Они отзываются о «современности» с отвращением. В разговорах они настаивают, что не хотят — и не могут — отклониться от устоев, заложенных в ислам пророком Мухаммедом и его первыми последователями.

Они часто изъясняются цитатами и намёками, для немусульман звучащими странно и вычурно, но отсылающими к традициям и священным текстам раннего ислама.

Это сообщение отредактировал mrzorg - 26.07.2015 - 21:30

Пример: в сентябре шейх Абу Мухаммад Аль-Аднани, главный спикер ИГ, обратился к мусульманам западных стран, таких как Канада и Франция, с призывом найти язычника и «размозжить ему голову камнем», отравить его, задавить его машиной или «отравить его посевы».

Для западного уха эти ветхозаветные кары — забивание камнями, отравление полей — комическим образом соединены со вполне современным предложением совершить наезд на пешехода (как бы желая показать, что неверных можно разить и словом тоже, Аднани также объявил госсекретаря Керри «необрезанным старикашкой»).

Это не просто ругань. Речь Аднани полна ссылок на богословские и юридические диспуты, и требование уничтожать посевы врага прямо отсылает к приказам Мухаммеда не трогать колодезной воды и посевов, если только воины Ислама не находятся в обороне; и как раз в этом случае мусульмане в землях неверных, кафиров, должны отринуть жалось и использовать яд.

Вот реальность: Исламское государство — исламское. Очень исламское. Да, оно привлекает психопатов и авантюристов, в основном из неустроенных ближневосточных и европейских мусульман. Но религия, которую исповедуют его самые фанатичные сторонники — связная и даже искусная трактовка ислама.

Шейх Абу Мухаммад Аль-Аднани

Почти все важные решения и законы ИГ ссылаются на так называемую «методологию Пророка», что на практике означает следование пророчеству и примеру Мухаммеда до мельчайших деталей.

Пример маразма...

Мусульманин может отвергать Исламское государство; большинство из них так и делает. Но нет никакого смысла делать вид, что ИГ — нерелигиозная, миллиенаристская группировка со своей теологией — теологией, которую необходимо понять и с которой необходимо бороться.

Попытки проигнорировать религиозную природу ИГ уже заставили США недооценить угрозу и поддержать сразу несколько глупейших планов по борьбе с ней.

Мы должны понять интеллектуальную генеалогию Исламского государства и действовать так, чтобы не укрепить его ещё сильнее, а наоборот — дать ему сгореть в огне собственного неумеренного фанатизма.

Контроль над территорией — фундамент власти ИГ в глазах его сторонников. Эта карта, построенная на основе исследований Institute for the Study of War, показывает территории, находящиеся под контролем халифата на 15 января, и области наступления. Там, где Исламское государство обладает властью, оно собирает налоги, устанавливает цены, устраивает суды и предлагает населению услуги — от медицины и образования до телекоммуникаций...

I. Вера

Вноябре Исламское государство опубликовало видео, в котором заявляет преемственность от бен Ладена. В нём признаётся роль Абу Мусы’б аль-Заркави, жестокого предводителя иракской Аль-Каиды с примерно 2003 года и до его ликвидации в 2006-м как непосредственного создателя ИГ. За ним следуют ещё два партизанских лидера, а затем Багдади, халиф. Не упомянут: наследник бен Ладена Айман аль-Завахири, благообразный глазной хирург из Египта, который сейчас возглавляет Аль-Каиду.

Завахири не принёс присягу Багдади; в последнее время другие джихадисты всё сильнее его ненавидят. Ему не хватает харизмы, на видео он постоянно щурится и выглядит раздражённым. Но раскол между Аль-Каидой и Исламским государством начался давно, и до некоторой степени объясняет кровожадность последнего.

Соратник Завахири по изоляции — 55-летний иорданский мулла по имени Абу Мухаммад аль-Макдиси, который мог бы с полным правом претендовать на звание самого острого ума и архитектора Аль-Каиды.

В списке важных джихадистов, неизвестных среднему американцу, он занимает первое место. Там, где дело касается доктрины, взгляды Макдиси и людей из ИГ сходятся. Они принадлежат к одной и той же джихадистской ветви суннитов — салафитам, названным в честь «al salaf al salif», «праведных праотцов».

Эти праотцы — сам Пророк и его первые последователи, которых салафиты почитают и которым стараются подражать во всём — в войне, одежде, семейной жизни и даже в стоматологии.

Макдиси учил Заркави, и тот отправился в Ирак с напутствием и наставлением старшего товарища. Некоторое время спустя Заркави превзошёл своего учителя в фанатизме, и в конце концов добился его порицания.

Причиной была страсть Заркави к кровавым зрелищам и, в богословском смысле, его ненависть к другим мусульманам, которых он во множестве отлучал и казнил. Практика «такфир» (отлучения) в исламе неоднозначна с теологической точки зрения. «Если один брат обвиняет другого в безбожии, — говорит Пророк, — то поистине, безбожен один из них».

Если обвинитель неправ, то он сам впадает в отступничество через ложные обвинения. Наказание за отступничество — смерть. При этом Заркави трактовал безбожие широко и не уставал расширять перечень безбожных поступков.

Макдиси писал своему бывшему ученику, что такие дела требуют осторожности и что «нельзя так часто и широко объявлять такфир» и «объявлять людей вероотступниками за их грехи». Разница между отступником и грешником может показаться непринципиальной, но именно на ней держится конфликт между Аль-Каидой и ИГ.

Отрицать святость Корана и пророчества Мухаммеда — прямое безбожие. Но Заркави и порождённое им Государство объявили, что есть ещё множество поступков, способных исторгнуть мусульманина из лона ислама. Это, например, продажа алкоголя или наркотиков, ношение западной одежды, бритьё бороды, голосование на выборах — даже за мусульманского кандидата — и нежелание охотно объявлять других людей безбожниками.

Шииты (которых в Ираке большинство) тоже попадают в число безбожников, потому что Исламское государство считает шиизм богословской инновацией, а богословские инновации отрицают изначальное совершенство Корана. (ИГ считает, что обычные шиитские практики, такие как молитвы на могилах имамов и публичное самобичевание, не имеют опоры на Коран и примера в жизни Пророка).

На практике это значит, что примерно 200 млн шиитов нужно убить — вместе с главами всех мусульманских государств, поставившими человеческий закон выше шариата через участие в выборах или издание законов, не данных Богом.

Доктрина такфири требует от ИГ убить впечатляющее количество людей. Точно неизвестно, что именно происходит на территории ИГ, и настоящие масштабы резни пока нельзя оценить, но судя по постам в социальных сетях одиночные казни случаются непрерывно, а массовые — раз в несколько недель. Чаще всего казнят именно мусульман-«отступников».

Из числа немедленных жертв, кажется, исключены христиане, не сопротивляющиеся новой власти. Багдади позволяет им жить, пока они платят специальный налог, известный как джизья, и признают своё подчинённое положение. Коран в этом смысле не допускает двоякого толкования.

Прошли века с тех пор, как в Европе закончились религиозные войны, и с тех пор европейцам больше не случалось умирать за богословские тонкости. Пожалуй, этим можно объяснить нежелание и неспособность Запада признать теологию и образ мысли ИГ.

Многие отказываются поверить, что Исламское государство на самом деле так набожно, как заявляет, или так архаично и так завязано на эсхатологию, как это предполагают действия его бойцов и речи его проповедников.

Их скептицизм можно понять. В прошлом на Западе за обвинение мусульман в слепом фанатизме можно было получить заслуженную отповедь от какого-нибудь академика, чаще всего от покойного Эдварда Саида, который объяснял, что это просто очередной способ их принизить.

От критиков требовали вместо идеологии смотреть на условия, в которых она выросла — плохое управление, резкие социальные перемены, унизительная необходимость жить на земле, ценной только залежами нефти.

Разумеется, без этих моментов картина появления Исламского государства была бы неполна. Но интересоваться только ими, отметая идеологию, означает впадать в другой западный предрассудок: считать, что если религия не играет важной роли в Вашингтоне или Берлине, то уж, конечно, в Ракке и Мосуле она так же не важна. Когда палач в маске говорит «Аллах Акбар» прежде чем обезглавить вероотступника, он иногда делает это по религиозным причинам.

Многие мейнстримные мусульманские организации заходят ещё дальше, объявляя Исламское государство неисламским. Приятно, разумеется, знать, что большинство мусульман не готово сменить голливудское кино на просмотр казней по вечерам.

Но, как сообщил мне принстонский учёный Бернард Хэйкэл, ведущий эксперт по теологии ИГ, этими мусульманами обычно движут «стыд, политкорректность и взгляд на свою религию через розовые очки», отрицающий «исторические и юридические требования своей веры». Часто попытки оспорить религиозную природу ИГ основаны на «экуменической чуши в христианском духе».

Все ученые, которых я спрашивал об идеологии ИГ, отсылали меня к Хэйкэлу. Хэйкэл наполовину ливанец, вырос в Ливане и в США, и когда он говорит, поглаживая свою эспаньолку а-ля Мефистофель, в его речи можно уловить едва заметный след неопределимого иностранного акцента.

Бернард Хэйкэл

Хэйкэл утверждает, что бойцы ИГ глубоко проникнуты религиозным рвением. Цитаты из Корана можно слышать повсюду. «Каждый пехотинец непрерывно несёт эту чушь», говорит Хэйкэл. «Они встают под камеру и повторяют основы веры как мантру, и делают это постоянно».

Он находит мнение о том, что Исламское государство извратило ислам, смехотворным и возможным только через сознательное невежество. «Люди хотят оправдать ислам, — говорит он, — потому что разошлась эта мантра, „ислам мирная религия“.

Как будто существует какой-то отдельный „ислам“! Ислам — то, что делают мусульмане, то, как они трактуют свои священные тексты». Эти тексты священны для всех суннитов, не только для ИГ. «И у этих парней не меньше легитимности, чем у всех остальных».

Все мусульмане признают, что первые завоевания Мухаммеда были не самой чистой историей, и что законы войны, дошедшие до них через Коран и рассказы о правлении Пророка, рассчитаны на неспокойное и жестокое время. Хэйкэл считает, что бойцы ИГ исповедуют аутентичный ранний ислам и прилежно исполняют его законы войны. Сюда относятся и практики, наличие которых в своих священных текстах мусульмане не любят признавать.

«Рабство, распятия, отрубание голов — это не психопаты-джихадисты выбирают себе любимые места из своего святого писания, на остальное не обращая внимания», говорит Хэйкэл. Это «полное и точное воспроизведение средневековой традиции, они перенесли её в современность целиком».

Коран называет распятие единственным наказанием, достойным врагов ислама. Налог для христиан прямо предписан в суре Ат-Туба, девятой главе Корана, которая требует от правоверных воевать с христианами и иудеями, «пока те не дадут джизью своей собственной рукой, обессиленные и смиренные». Пророк, которого все мусульмане считают своим примером, насаждал эти правила и владел рабами.



Пиздец кино....

Предводители Исламского государства считают подражание Пророку обязанностью, они воскресили традиции, пребывавшие в забвении сотни лет. «В них поражает не просто буквализм, а та серьёзность, с которой они читают эти тексты», говорит Хэйкэл.

«Это усердная, обсессивная серьёзность, мусульманам обычно несвойственная».

Последний раз построить общество, основанное на настолько радикально чистых заветах Пророка, пытались ваххабиты в XVIII веке. Тогда они завоевали большую часть современной Саудовской Аравии, их строгий ислам сохранился там в виде разбавленной версии шариата.

Хэйкэл, однако, настаивает на важной разнице между ваххабитами и ИГ: «Ваххабиты не любили насилие ради насилия». Ваххабитов окружали мусульмане, и завоёванные земли были уже мусульманскими — это удерживало их руку. «ИГ же пытается заново пережить ранний период».

Первых мусульман окружали немусульмане, и Исламское государство, судя по склонности к такфиру, видит себя в той же ситуации.

Если Аль-Каида и хотела когда-нибудь восстановить рабовладение, то молчала об этом. И зачем бы было говорить об этом вслух? Молчание о рабстве было, скорее всего, вызвано стратегическими соображениями, желанием привлечь симпатию публики: когда ИГ начало захватывать рабов, даже некоторые твёрдые его сторонники отступились.

И всё же халифат принимает рабство и распятия без всякого стеснения. «Мы завоюем ваш Рим, повергнем ваши кресты и поработим ваших женщин», заявил спикер ИГ Андани в одном из своих регулярных видеописем западному миру.

«Если мы не успеем дойти, дойдут наши дети и внуки, и они погонят ваших сыновей на продажу на рынок рабов».

В октябре Dabiq, журнал Исламского государства, опубликовал «Возрождение рабства перед назначенным часом» — статью о том, кем считать йезидов (членов древней курдской секты, заимствовавшей элементы ислама): мусульманами-вероотступниками, приговорёнными таким образом к смерти, или обычными язычниками, которых допустимо угнать в рабство.

По приказу властей разрешить этот вопрос собралась группа исламских богословов. Если они язычники, размышляет анонимный автор, то: «Йезидских женщин и детей [следует] разделить согласно шариату между бойцами ИГ, сражавшимися в Синджарских операциях [в северном Ираке]…

Порабощение семей куффаров [язычников] и взятие их женщин наложницами есть твердое установление шариата, которое отрицать и насмехаться над которым означает отрицать и насмехаться над Кораном и рассказами о Пророке… и таким образом отступиться от ислама».

II. Земля

Cчитается, что десятки тысяч иностранных мусульман иммигрировали в Исламское государство. В числе завербованных есть мусульмане из Франции, Великобритании, Бельгии, Германии, Голландии, Австралии, Индонезии, Соединённых Штатов и множества других мест. Многие приехали сражаться, многие намереваются умереть.

Петер Р. Нойманн, профессор лондонского King’s College, сообщил мне, что пропаганда в сети сыграла ключевую роль в вербовке новичков их обращении в правильную разновидность веры.

Кроме того, вербовка через интернет расширила доступную вербовщикам демографию — консервативные мусульманки, до сих пор изолированные от мира у себя дома, смогли связаться с вербовщиками и устроить переезд в Сирию. Исламское государство привлекает оба пола и надеется построить полноценное общество.

В ноябре я отправился в Австралию, чтобы встретиться с Мусой Серантонио, тридцатилетним мужчиной, которого Нойманн и другие исследователи называют одним из двух главных «духовных отцов», направляющих иностранцев в ряды Исламского государства.

Три года он был телеевангелистом на каирском Iqraa TV, но ушёл, потому что каналу не понравились его постоянные призывы к построению халифата. Теперь он проповедует в фейсбуке и твиттере.

Иракский танк, пендосский военторг для ИГИЛ...

Серантонио — большой дружелюбный мужчина, у него книжная манера держаться. Он говорит мне, что видеозаписи казней заставляют его бледнеть. Он ненавидит смотреть на насилие, хотя от сторонников ИГ и требуется его одобрять.

Муса известен среди джихадистов возмутительными проповедями против террористов-смертников и утверждает, что Бог запрещает самоубийство; он расходится с Исламским государством ещё по нескольким вопросам. У него спутанная борода, какую носят некоторые фанаты Властелина Колец, и его одержимость исламской эсхатологией вызывает знакомые чувства.

Он живёт внутри драмы, которая для постороннего взгляда выглядит как средневековое фэнтези, но с настоящей кровью.

Хуясе, фентези....