187
Перед Днем Победы и традиционным чествованием участников Великой Отечественной войны 91-летняя ветеран из Ставрополя Раиса Фоменко с маленькими правнуками готовится к выселению из своего дома в никуда. Несмотря на общественный резонанс, Русской православной церкви удалось убедить суд признать заключенный Фоменко и районной администрацией договор социального найма недействительным, и в ближайшее время «реституция», начатая больше десяти лет назад, будет завершена. «Лента.ру» разбиралась в новых деталях старого сюжета и выясняла, как выглядит милосердие в исполнении религиозных служителей.
«Как будто в другом государстве живем»
«Ситуация у нас настолько патовая, что я от этой неизбежности и ужаса приехала в Москву. Рассчитывала, что, может быть, хотя бы обратят внимание, потому что — ну, забирает Церковь», — взволнованно начинает рассказ 60-летняя ставропольчанка Тамара Шимко. Последние десять лет она воевала с местной епархией за дом, который построила вместе с мужем, где родились ее внуки и живет 91-летняя мама, ветеран Великой Отечественной войны. Битва проиграна: дома у них больше нет. Летом семье предстоит выселение.
Когда-то, в 1992 году, из полуразвалившегося барака на Октябрьской улице было видно небо. Дожди и снег падали сквозь дырявую крышу бывшего швейного цеха, принадлежавшего в советские годы психиатрической больнице, прямо на дощатый пол. Руины были выставлены краевым комитетом по имуществу на Товарно-сырьевую биржу за 110 тысяч рублей (по тогдашнему курсу — около 100 долларов), но их никто не торопился покупать: два претендента, увидев лот, отказались от конкуренции. Врачам-микробиологам Тамаре и Игорю Шимко выбирать не приходилось — дешевле ничего не было. В Ставропольском противочумном институте, где они работали, перестали платить, а сына, дочь и пожилых родителей, с которыми они жили в маленькой 23-метровой квартире, нужно было кормить. Они купили барак, залатали крышу, провели канализацию, поставили отопительный котел и, используя свои знания, наладили производство популярных в то время шампуней от вшей.
Дом, куда они в итоге переехали с детьми, ожил, и к нему — увы, предсказуемо, из-за расположения в центре города — проявили интерес криминальные круги.
«Там у нас как: длинный коридор и комнаты. Приходили с пистолетами. "Да тут же можно дом свиданий организовать — давайте, ребята, подвиньтесь". Как только ни отбивались от них, — до сих пор с содроганием в голосе вспоминает Тамара Шимко. — Если бы бандюги отняли, Церкви пришлось бы сейчас забирать бордель».
Тогда дом отстояли. В 1996 году Шимко перевезли туда родителей и решили официально сделать его жилым. Администрация Октябрьского района утвердила акт приемки нового помещения по соседству с филиалом краевой психиатрической больницы. Жизнь шла своим чередом: дети росли, Шимко сменили профиль фирмы и начали оказывать услуги по дезинфекции, дезинсекции и дератизации, средства для которых закупали в Москве (дома их держали в упаковках и вели бухгалтерию), а деньги вкладывали в ремонт — и все было относительно благополучно, пока в 2006 году не пришел иск от митрополита Феофана с требованием освободить помещение. Оказалось, что до революции здесь был игуменский корпус Иоанно-Мариинского женского монастыря, в котором жили монахини.
«Видите широкий зеленый газон? Вот там ставьте палатки и живите», — посоветовал священнослужитель, вспоминает Тамара.
Начались долгие и утомительные тяжбы. В краевом суде, где у Феофана был знакомый судья, Церковь выиграла. Дом передали в федеральную собственность. Но, разобравшись, что это жилое помещение, вернули городу, а город, вопреки ожиданиям РПЦ, разрешил Шимко приватизировать их же собственное жилье. Пока врачи и их сын Дмитрий вновь получали свидетельства о праве собственности, а Раиса Фоменко как ветеран войны заключала договор социального найма, митрополита Феофана после нескольких скандалов перевели в Челябинск. Но Церковь не сдавалась, подавала на городскую администрацию иски и, наконец, уже при новом мэре, в феврале 2017 года добилась своего: районный суд признал ничтожными все права собственности и договоры, апелляционный краевой суд оставил решение в силе, а краевая прокуратура отказалась рассматривать жалобы.
Тамара Шимко поехала искать правды в Москву. Но в Генеральной прокуратуре на приеме у прокурора Зои Красовской ее ждал сюрприз.
«Захожу — все стены иконами обвешаны. Как только она услышала о Церкви, посмотрела на меня, как будто я детоубийца. "Вы знаете, в чем вы не правы? В том, что помещение сделали жилым", — отрезала она. Но нам это одобрило государство! "Ничего не знаю. Церкви нужно отдать, все", — сказала она. Я сидела так, как будто меня били плетью», — с трудом подбирая слова, пересказывает Шимко пятиминутный разговор.
Обращения в другие инстанции — Следственный комитет, Администрацию президента, Общественную палату и Верховный суд — также не увенчались успехом. В высоких кабинетах 60-летней ставропольчанке попеняли на то, что она наняла плохих юристов. «Да хоть золотых! Там все работает через администрацию. Все суды под ней. У нас два адвоката, такие доводы, но никто не слышит! Как будто в другом государстве живем», — устало возмущается она.
Паломничество Тамары Шимко в столицу все же не было бесплодным: она дошла до Покровского монастыря на Таганке, чтобы поклониться мощам святой Матроны Московской. Несмотря на затяжной конфликт с Церковью, она не разорвала с ней связь. «Понимаете, моя вера никак не связана с Феофанами! Просто церковники на нашей вере делают деньги. Дошли до того, что за крещение ребенка берут пять тысяч рублей», — нетипично для православного человека поясняет ставропольчанка.
Вернувшись домой, она во второй раз стала бабушкой (а Раиса Фоменко — прабабушкой). Ее муж Игорь Шимко не дождался этого события: он умер 7 января в два часа дня. Кандидат медицинских наук был убежденным атеистом и, хотя никогда не высказывался против икон в доме, перед смертью запретил себя отпевать: не хотел, чтобы в их комнату заходили ставропольские священнослужители — или, как он их называл, попы. Тамара послушала его и заказала заочное отпевание. «В такие дни, как Пасха и Рождество, уходят самые светлые и чистые люди... Игорь Борисович был очень порядочный человек, это на самом деле так. И хотя при этой жизни он был неверующим человеком, Бог призвал его именно в Рождество Христово, вот в чем дело», — говорит вдова и надолго умолкает. 15 января должен был состояться суд о выселении, но из-за смерти Игоря Шимко его отложили на полгода.
«Памятник Шредингера»
Схема, по которой государство отнимает собственность у россиян в пользу Церкви, довольно проста: достаточно признать нужный объект памятником (иногда — дополнительно лишить статуса жилого помещения) и зафиксировать нарушения эксплуатации этого памятника, после чего можно признать приватизацию незаконной «по вновь открывшимся обстоятельствам». Как правило, ответчиком выступает администрация города, которая фактически разделяет интересы истца. Единственный минус такого способа — долгая реализация: выселение людей из нужных истцу объектов длится годами.
Впервые массово этот прием был обкатан на Валааме больше десяти лет назад, еще до вступления в силу закона «О передаче религиозным организациям имущества религиозного назначения». Правда, ситуация была немного проще: в 1992 году решением карельского правительства все имущество Валаамского государственного историко-архитектурного и природного музея-заповедника («обремененное» людьми) было передано Церкви, оставалось лишь избавиться от «обременения».
Тогда остров покинули сотни человек — по словам Филиппа Мускевича, бывшего сотрудника заповедника, который приехал на Валаам в конце 1980-х с женой и детьми, на них «начались гонения»: монастырь, получивший в собственность даже муниципальные хутора, последовательно закрывал музеи, клубы, школы, магазины, ларьки, где местные жители работали десятилетиями. В середине 90-х начались судебные иски о выселении работника музея Андрея Софрина — он умер после того, как в его жилье устроили погром; в начале нулевых — уже против семьи Мускевича. Он последовательно выигрывал иски от Спасо-Преображенского Валаамского монастыря, но на очередной кассации, в 2007 году, судьи неожиданно приняли во внимание «нежилой» статус жилого по всем документам здания бывшего трапезного корпуса Воскресенского скита и решили защитить права собственника, выселив Мускевичей из их единственного жилья. Аналогичная участь позже постигла еще несколько семей.
Ставропольской и Невинномысской епархии пришлось труднее. Когда в 2006 году районный суд отклонил первый иск тогдашнего митрополита Феофана, неугодную семью обвинили в мошенничестве, вспоминает Тамара Шимко: «Игоря, моего мужа, обвинили в том, что он вступил в преступный сговор с главврачом больницы: что они купили швейный цех и клуб за небольшие деньги. "Афера" не подтвердилась: продавала же не больница, а краевой комитет по имуществу. Дело по результатам проверки не возбудили — не нашли оснований. Но, как говорится, осадочек остался: на рассмотрении повторного иска Феофана судья припомнил, как на нас подавали иск о мошенничестве».
Дело пошло в гору после того, как в 2007 году губернаторским постановлением № 62 барак неожиданно оказался в списке памятников истории культуры Ставропольского края. В документе говорилось, что дом по адресу улица Октябрьская, 233 в является игуменским корпусом Иоанно-Мариинского женского монастыря 1850 года постройки и подлежит государственной охране.
Именно к этому аргументу, а также к тому, что семья Шимко нарушала условия эксплуатации «памятника», апеллировали юристы монастыря. Как «Ленте.ру» сообщили в епархии, «Шимко не исполняют требования законодательства Российской Федерации по сохранению и охране объектов культурного наследия, а также не соблюдают и нарушают правовой режим использования земельного участка, осуществляя на его территории запрещенную режимом деятельность, нарушают и изменяют границы объекта культурного наследия, чем причиняют памятнику и земельному участку вред, который ухудшает их состояние». Что имеется в виду — они пояснить не смогли.
Более того, в администрации города «Ленте.ру» сообщили, что «документов и сведений о том, что данное имущество является памятником истории и культуры Ставропольского края, предоставлено не было». Однако аргумент оставался ключевым на всех последующих судебных заседаниях.
В краевом управлении по сохранению и государственной охране объектов культурного наследия вопрос «Ленты.ру», каким образом было принято решение о включении бывшего общежития для монахов, разрушенного практически до фундамента, в список памятников, был проигнорирован, хотя в прошлом году начальница управления Татьяна Гладикова утверждала, что претензий к владельцам дома нет и признаков незаконной хозяйственной деятельности, о которой говорили в епархии, ее подчиненные не фиксировали.
Странную ситуацию с домом без охранного ордера, который является памятником лишь формально, для церковных аргументов на судебных прениях, объясняет его бывшая собственница. Вникнуть в эту логику с ходу непросто: «На суде представительницу епархии спросили о планах на это здание. Она ответила: "Ну как же, построим гостиницу". Понимаете? Будет гостиница! Поэтому обременение как памятнику и не делают. Им потом барак нужно будет снести, иначе они смогут только ремонтировать его, не больше».
Ни в епархии, ни в администрации города эти сведения не опровергли и не подтвердили. «Пока здание монастырского комплекса не будет передано в собственность епархии, никаких планов на его использование у епархии нет и быть не может», — уклончиво сообщили представители РПЦ. В администрации Ставрополя лишь заметили, что спорный дом находится в «территориальной зоне Ж-3», в которой, по результатам публичных слушаний, можно разместить объект для гостиничного обслуживания не выше трех этажей.
Акт милосердия
Накопить на квартиру дочь Раисы Фоменко уже не сможет: несмотря на то, что их с мужем бизнес все еще держится на плаву и приносит около 50 тысяч рублей в месяц (после выдачи зарплат бухгалтеру, энтомологу и дезинфекторам), она выплачивает кредиты и фактически содержит внуков. «Сын у меня стоматолог, работает на государевой службе — с зарплатой в 10 тысяч. И невестка такая же, сейчас в декрете, — вздыхает она. — И потом, почему я должна это делать, когда столько денег и сил вложено в наш дом? Это наше, понимаете, наше! И мы должны это отдать и жить на улице!»
Почему — «Ленте.ру» пояснили в пресс-службе епархии: «Вопрос о передаче Ставропольской епархии помещений и территории Иоанно-Мариинского женского монастыря стоит на повестке дня более 20 лет. Все эти годы епархия неоднократно обращалась в соответствующие органы государственной власти с просьбами и официальными обращениями о передаче монастырского комплекса, в том числе Игуменского корпуса, который входит в состав объектов памятников, имеющих историко-культурное значение. В 2003 году решением Священного Синода статус Иоанно-Мариинского женского монастыря был восстановлен. В одном из корпусов началась богослужебная жизнь. Тогда же возобновились обращения о передаче Иоанно-Мариинского женского монастыря Ставропольской епархии. С администрацией города Ставрополя Ставропольскую епархию связывают доброжелательные рабочие отношения».
Еще год назад пресс-секретарь Ставропольской епархии Лолита Склярова заверяла корреспондента «Ленты.ру», что «если Раисе Ивановне негде жить, если ее кто-то выселяет, то Русская Православная церковь готова проявить самый большой акт милосердия — оставить ее в этом доме, если ей там нравится, (…) взять на себя попечительство за этой женщиной и обеспечить ей достойный уход».
Теперь на вопрос, является ли гуманным выселение трудившейся в войну врачом Раисы Фоменко с несовершеннолетними правнуками из их дома, представители РПЦ отвечают так: «Мы уважаем ее возраст и заслуги перед Отечеством, но она не воевала, как неоднократно указывают ее родственники и заголовки статей. Раиса Ивановна Фоменко является тружеником тыла Великой Отечественной войны. Много ли вы знаете работников тыла в России, которые бесплатно получили в собственность 500 квадратных метров жилья и 50 соток земли?»
В администрации города о перспективах ставропольчан, находящихся под угрозой выселения, тоже говорят туманно, ссылаясь на статью 105 Жилищного кодекса России, согласно которой «жилые помещения в общежитиях предоставляются из расчета не менее шести квадратных метров жилой площади на одного человека».
Тамара Шимко объясняет ситуацию проще: им предоставят договор на муниципальное жилье. «Это ночлежки, иначе говоря. С тараканами, клопами, обшарпанные. Мы там будем жить, пока не умрем. Приватизировать это будет нельзя. Но так, что вроде не под забором — "живите, пока не сдохнете"», — с горечью резюмирует женщина. И после паузы внезапно вспоминает: «Знаете, как церковники радовались, когда у нас были похороны! Они думали, что мама умерла. Так и сказали растерянно: "Ну надо же, умер Игорь Борисович". Думаете, принесли соболезнования?»
Lenta ru
yaplakal.com