Трагедии, унесшие множество человеческих жизней, которые замалчивались в угоду идеологии

Чуть не в тему - смотрел сейчас на вики авиакатастрофы и глянул список с Ан-2. Поражен - там по синьке катастроф чуть не половина.

По показаниям свидетелей и результатам судебно-медицинской экспертизы, экипаж перед вылетом находился в состоянии алкогольного опьянения, что и явилось основной причиной лётного происшествия.

Причиной чрезвычайного происшествия с самолётом явился самовольный вылет второго пилота Скопинцева Н. Н. из хулиганских побуждений в состоянии алкогольного опьянения.

Причиной ЧП с самолётом явилась грубая недисциплинированность авиатехника Долгополова А. Г., выразившаяся в употреблении спиртных напитков и угоне ВС.

Самолет столкнулся с опорой ЛЭП, упал на землю и сгорел. Причинами катастрофы явились выполнение полетов экипажем в состоянии опьянения и использование воздушного судна в личных целях в нарушение требований нормативных документов.

Таки,напишите,пожалуйста,про линкор Новороссийск... В Севастополе,вроде,дело было.....

Да ничо особенно крутого... Вот например, можно было купить при желании.

Это сообщение отредактировал GRadFar - 8.11.2016 - 18:06

Не стоит удивляться. Огромная часть авиапарка Ан-2 была задействована в т.н. ПАНХ (применение авиации в народном хозяйстве).
Это в первую очередь сельхозавиация, которая работала по колхозам и совхозам, где предполетный утренний медосмотр проходили у местного фельдшера утром. Часто вообще формальный, глянул эскулап на экипаж и подписал бумагу, в лучшем случае проверил пульс и давление.
А что сделается молодым крепким организмам после вчерашних сельских посиделок? Утром вроде в порядке, рано позавтракали, запашок вроде забили, похмелья казалось бы и нет.
А вот как надергается штурвал такой организм при полетах на малых высотах с болтанкой, то и начинается песня. К сожалению, часто песня прощальная. Авиахимработы с высот 15-20 метров ведутся. Реакция чуть замедленная, а скорость-то при обработке полей 120-160 км/ч. Это совсем немало у самой земли.
А на севере другая песня. Застряли по метеоусловиям где-то в таежном поселке, злоупотребили. А тут вдруг распогодилось, казалось бы. Но это же север, как распогодилось, так и снова запогодилось. А ты совсем не в лучшей форме, похмелюга-то подступает постепенно. Обогрев в кабине включен. Ну и ... В общем, вы поняли.
Полтора года сам инженером в сельхозавиации отпахал. Не летчиком, нет. Но повидал некоторых кренделей таких. Нет, очень редко. Но видел.

На ЯПе несколько тем про него было. В инете их ещё больше.
На Братском кладбище мемориал погибшим есть.

«Новороссийск» — советский военный корабль, линкор Черноморского флота ВМФ СССР. До 1948 года корабль входил в состав итальянского ВМФ под названием «Джулио Чезаре» (Giulio Cesare). Был подорван на севастопольском рейде 29 октября 1955 года; в катастрофе погибло 829 человек, включая аварийные партии с других кораблей эскадры. До 1989 года подрыв был строго засекречен.

Тайна гибели...

Это сообщение отредактировал Marv25 - 9.11.2016 - 00:13

Трагедия на Немиге — массовая давка в подземном переходе Минска возле станции метро «Немига», жертвами которой стали 53 человека.

30 мая 1999 г. многие минчане пришли на берег реки Свислочь на праздник пива и приуроченный к нему концерт группы «Манго-Манго». Внезапно началась гроза, сопровождаемая крупным градом. Около двух с половиной тысяч молодых людей попытались укрыться от непогоды в подземном переходе. В результате давки погибло 53 человека, среди которых 40 девушек и два сотрудника милиции, пытавшиеся спасти людей. Большинство погибших — молодые люди в возрасте от 14 до 20 лет. Только трём погибшим было более тридцати лет — 36, 47 и 61 год. Более 150 человек получили различные ранения.


По версии властей, причиной произошедшего стало трагическое стечение обстоятельств. В прессе писалось о том, что давке способствовали мокрые ступеньки и нестойкая обувь девушек, которые были на каблуках. По факту гибели людей было возбуждено уголовное дело: в халатности (статья 168 Уголовного кодекса в редакции 1960 г.) обвинялись начальник милиции общественной безопасности ГУВД Мингорисполкома Виктор Русак и начальник отдела массовых мероприятий Михаил Кондратин. Однако в 2002 году председатель суда Центрального района Минска Петр Кирковский переквалифицировал обвинение на статью, не предусматривающую ответственность за гибель людей, и прекратил дело в связи с истечением срока давности. Родственникам погибших была выплачена компенсация.

Согласно показаниям одного из выживших пострадавших виновниками давки были молодые люди, которые ради забавы вначале намеренно сдерживали внутри поток людей, а потом резко его отпустили и убежали вглубь перехода.

Родственники погибших неоднократно подавали в суды иски на городские власти, милицию, радиостанцию «Мир» и продюсерский центр ООО «Класс-клуб ДК», которые в тот день отвечали за организацию и обеспечение порядка на празднике. Однако иски были отклонены судами разных инстанций.

Огромную роль также сыграло состояние присутствующих на празднике — бóльшая часть молодых людей и девушек была в нетрезвом состоянии.

Ольга Шевелева, выжила во время давки, потеряла там двух сестер:

«Я МОЛИЛА БОГА И КРИЧАЛА О ПОМОЩИ, НО КРИК В ПЕРЕХОДЕ СТОЯЛ ТАКОЙ, ЧТО Я ЕЛЕ СЕБЯ СЛЫШАЛА»

– На тот момент мне было 16 лет. На концерт я отправилсь вместе с Ириной и Мариной – родной и двоюродной сестрами. О том, что возле Дворца спорта будет проводиться праздник пива, мы даже не знали – просто хотели полушать выступление группы. Когда же во время концерта увидели надвигающуюся тучу, решили еще до начала дождя отправиться домой. Спокойно дошли до перехода, спустились практически до конца лестницы.

И вот на этом месте стала образовываться толпа: три или четыре парня перед нами стали в виде звездочки – уперлись ногами в пол, а руками в потолок. Через ту линию перехода, которую они образовали, никто пройти не мог. Мне кажется, что перед этими парнями никого не было, и они задерживали людей ради забавы. Когда же сзади начала давить толпа и люди (никаких пьяных там не было) стали говорить «отпустите, что вы делаете?!», эти молодые люди на раз-два-три отпустили руки и убежали вниз.

Под давлением сверху все впереди начали падать. Я упала на каких-то людей немного дальше сестер и больше их не видела. Помню еще, что люди кричали «Назад! Назад!», но сзади не понимали, что происходит и пытались продвинуться вперед.

В отличие от сестер мне повезло: зажатыми оказались лишь мои ноги, остальное тело было свободно. Но очень скоро мне стало не хватать воздуха, перестала работать вентиляция и я подумала, что задохнусь. Молила Бога и кричала о помощи, но крик в переходе стоял такой, что я себе еле слышала.

Так я пролежала минут 10 – меня вынесли одной из последних. Когда пришла в себя, бросилась искать сестер, но никого не нашла. С мамой мы отыскали их в больницах – Иру через день (у нее был сломан шейный позвонок), а Марину через два – кто-то нам сказал, что когда ее привезли, она была еще жива, но ей почему-то не смогли помочь.

Мне было страшно признаться самой себе, что Иру я видела мертвой еще в тот трагический день на Немиге: ее несли в машину на носилках, но мне не хотелось в это верить. Правду я рассказала матери только недели через три, когда из-за тех впечатлений у меня начался нейродермит – на нервной почве все тело чесалось до крови.

После трагедии наверху сразу решили все списать на погоду, боялись, что мы начнем искать виновных. А мне кажется виновные были: те молодые люди, которые сдерживали толпу, и милиция, которая, выставив вдоль дороги оцепление, направила людей в метро.

Когда после трагедии я рассказала следователю то, что рассказала сейчас, мою мать предупредили: если ваша дочь будет давать такие показания в газетах, она в жизни ничего не увидит – никуда после школы не поступит, на государственную службу ее не возьмут.

То, что произошло в тот день, навсегда останется со мной. Полтора года после трагедии я не могла зайти в метро – кружилась голова, и лишь пять лет назад я решилась выйти на станции метро «Немига».

Зинаида Губская, во время давки на Немиге потеряла единственную дочь:

«ВИДИШЬ ПОРТРЕТ ДОЧЕРИ И ВНОВЬ НАЧИНАЕШЬ ПЛАКАТЬ»

– Нашему единственному с мужем ребенку Алле на момент гибели было 23 года. Она заканчивала стажировку в госпитале МВД и должна была стать врачом-терапевтом. Для нас она была не просто дочерью, она была ангелом.

Дочка пошла на праздник с мужем, его другом милиционером Геннадием Рябоконем (в тот день он был выходной) и девушкой Гены Наташей. Во время давки в переходе Алла и Гена погибли, а ее муж и Наташа остались живы. Спустя некоторое время они поженились.

В тот вечер о трагедии мы ничего не знали. Потом я только поняла, что первым неладное почувствовал наш кот, которого нам подарила дочка. Вечером на даче он не находил себе места, смотрел на нас и мяукал, затем выбежал на улицу и с горки оглянулся на меня – словно хотел меня отвести на Немигу. Когда я вернулась через два месяца из больниц, сказала ему: «Дымок, случилось несчастье – Аллы больше нет», и он стал слизывать мне с лица слезы. Потом я побывала на всех кладбищах погибших детей.

Время летит быстро, но мои раны не заживают. Мы с мужем уже пенсионеры, но чтобы не замыкаться в себе, продолжаем работать – в коллективе чувствуешь себя легче. А приедешь домой – видишь портрет дочери и вновь начинаешь плакать.

Наталья Новаковская, мать погибшей Али Новаковской, в 1999-м возглавила общественное объединение «Немига-99»:

«МНЕ ПОЗВОНИЛИ И СКАЗАЛИ: НА НЕМИГЕ ПОДАВИЛИ ЛЮДЕЙ, ЕДЬТЕ ИЩИТЕ СВОЕГО РЕБЕНКА»

– В подземном переходе у меня погибла младшая дочь, которая только закончила десятый класс. В воскресенье она вместе с двумя одноклассницами отправилась посмотреть на концерт группы «Манго-Манго». Девочки потом рассказали, что после первых двух песен им что-то не понравилось, и они еще до начала дождя решили уйти. А когда вошли в переход и обернулись, то увидели толпу бежащих на них людей, желавших спрятаться от дождя. Аля немного отстала от одноклассниц, те протянули ей руку, но схватиться она за нее не успела – дочку придавили. Когда мы потом нашли ее неживой в больнице, вся ее грудь и шея была в синих пятнышках. Одноклассницы дочки выжили: одну из них прикрыл мужчина, другая смогла вытянуть руку и ее спасли.

Около девяти часов вечера 30 мая мне позвонила мать одной из подружек дочери и сказала: на Немиге подавили людей, едьте ищите свою дочь. Когда мы нашли Алю на следующий день в больнице без босоножки и с разорванными колготками, муж упал в обморок. Не знаю, была ли она жива, когда ее вытянули из перехода, но потом нам рассказали, что скорая помощь, отвозившая ее в больницу, попала в аварию. После нее пульс у дочери уже не прощупывался. Алю мы похоронили 1 июня – в День защиты детей.


Олег Волчек, правозащитник, был представителем одних из родственников погибших, проводил собственное расследование трагедии:

«СОТРУДНИКИ МИЛИЦИИ И ОРГАНИЗАТОРЫ ПРАЗДНИКА СОВЕРШИЛИ НЕСКОЛЬКО ОШИБОК»

– Организовывая безопастность на празднике руководство милиции подошло к своими обязанностям халатно. И следствие за два года смогло это доказать. Но суд, на мой взгляд, не оправданно переквалифицировал статью обвинения на более мягкую. Дело закрыли за сроком давности, но многие не обратили внимание на то, что для этого виновные должны были признать свою вину. И Русак, Кондратин ее признали.

Сотрудники милиции и организаторы праздника совершили несколько ошибок. Несмотря на прогноз погоды, не были предусмотрены укрытия от дождя. Во время праздника сотрудники милиции выстроились вдоль проспекта Машерова в цепочку и не выпускали никого на проезжую часть. Когда начался дождь, у толпы не было другого выхода кроме как бежать укрываться в подземный переход перед ними. Эксперты отмечали: чтобы избежать трагедии достаточно было на несколько минут перекрыть движение по проспекту Машерова и люди разошлись бы – метро же вообще нужно было закрыть.

Проблема была еще и в том, что с одной стороны спуска в подземный переход не было поручней. Падающим людям не было за что зацепиться. Еще одной ошибкой, на мой взгляд, стало то, что сотрудники метрополитена, чтобы избежать массового скопления людей на платформе, приняли решение закрыть входные двери на станцию. Люди не могли вырваться туда из давки, и в переходе перестала работать вентиляция.

Проблема на Немиге была не в пивном празднике, которые спокойно проходят во многих западных странах, а в безопасности. Если и проводить такие мероприятия, то на открытой площадке за городом, далеко от улиц.

Трагедия на Немиге оставила больше вопросов, чем ответов. Могли ли синоптики предугадать грозу с ливнем в тот день? Почему работники милиции не знали, как сдержать бегущую толпу? Почему проект станции «Немига» был в свое время одобрен городскими властями, хотя таил в себе столько потенциальной опасности? Конструкция станции такова, что сверху не видно, что происходит внизу. Могла ли толпа, спасающаяся от ливня, вести себя иначе?

Однако ответы на эти вопросы ничего не изменят. Не станет легче тем людям, которым вот уже 15 лет приходится жить без любимых детей, братьев, сестер, друзей… «С годами становится только тяжелее», — признается Onliner.by Михаил Иньков, талантливый белорусский скульптор, который потерял в той давке пятнадцатилетнюю дочь Машу.

«Мой Сережа был уже взрослым, погиб с повесткой в кармане. Ему было 19 лет. Что мне вам рассказать? Вы и так все знаете. Не хочется бередить свое больное сердце», — тяжело вздыхает Анна Саладкевич, мать Сергея Саладкевича, который умер 11 июня после двенадцати дней комы и стал последней, 53-й жертвой Немиги.

«Спасибо, конечно, что помните о нас, родителях. Но нам вот лекарства не дают, так к чему эти интервью? Мой муж умер год назад. И мне после инфаркта одной очень тяжело. Тяжело жить с этим горем: сын пошел отдохнуть с друзьями, все друзья вернулись, а он — нет. Погиб за то, что стал спасать какую-то девочку», — тихим голосом произносит Анна Марьяновна.

Напоминанием о трагедии какое-то время служили надписи, оставленные на стенах подземного перехода: «Почему, Ленка Янцова, в своем свадебном платье ты не шла под венец с любимым, а лежала в гробу одна?», «Оленька, прости за то, что ты умерла, а я все живу. До свидания, но не прощай», «Андрюша, ты погиб, спасая меня. Я люблю тебя. Твоя голубоглазая!», «Нам не забыть ваших улыбок. 10 „А“»… Но уже через сорок дней все цветы, фотографии и надписи убрали. Было решено, что закрывать вход в метро и оставлять в качестве памятника ступени, на которых погибли люди, — это нефункционально. Вместо этого у входа на станцию появились бронзовые розы и тюльпаны, против которых долго сражались родственники погибших. Но желание родителей иначе увековечить память детей, как и многочисленные суды и поиски виноватых, ни к чему не привели. Уголовное дело закрыли по истечении срока давности…

* * *

Onliner.by разыскал свидетельницу тех далеких событий на Немиге. Марине Котько было 16 лет, когда она оказалась на волоске от смерти. Все эти годы, прошедшие с момента трагедии, девушка пыталась не вспоминать о пережитом ужасе. Но рождение собственных детей что-то изменило в ней самой, и теперь Марине стало важно осознать, что же произошло в том злосчастном подземном переходе на самом деле.

30 мая 1999 года стояла отличная погода. Марина, одиннадцатиклассница минской школы, решила прогуляться по городу вместе со своей подругой Алесей. Для надежности было решено, что сопровождать девушек будет двоюродный брат Марины Дима. Мобильных телефонов у большинства горожан тогда еще не было, поэтому девчата заранее договорились встретиться с Димой в подземном переходе на Немиге.
Дима, Алеся и Марина в апреле 1999-го (Марина крайняя справа)

— Мы с Алесей приехали ко Дворцу спорта пораньше, погуляли там. Концерт уже шел, но людей было не много. Мы решили развернуться обратно и сходить за водой в магазин недалеко от «Москвы». По-моему, он назывался «Матрешка». Когда мы выходили из магазина, стал накрапывать мелкий дождь. Вдоль дороги стояло милицейское оцепление. Нам сказали идти в метро или под мост, но не выходить на дорогу. Если бы не договор встретиться с братом, мы бы побежали под мост. Но он должен был ждать нас в переходе метро, и мы с Алесей пошли туда. Когда мы подходили, начался сильный дождь, ветер, — рассказывает Марина.

— Мы с подругой начали спускаться по правой стороне, держась за руки. И в какой-то момент меня резко — р-раз! — и прижало к стенке. Я не чувствую под ногами ступенек. Ничего не понятно. Я поворачиваю голову — Алеси рядом уже нет, ее вынесло наверх (это и спасло ей жизнь). А мне оставались три ступеньки до входа в метро. Эти три ступеньки я запомнила очень отчетливо, — с особой интонацией произносит девушка.

— Передо мной стояла какая-то бабуля. Я говорю ей: «Бабушка, пройдите хоть немного вперед. Три ступеньки — и мы с вами выберемся». А она отвечает: «Я не могу, меня давят». Тут какая-то сила сдавила и меня. Сверху люди не видели упавших тел, не слышали наших криков. Толпа все напирала и напирала. Какие-то молодые парни вверху прокричали: «Давай поднажмем! Давай поднажмем!» Это был конец. Я потеряла сознание… Потом я помню, как во сне, что кто-то делает мне искусственное дыхание, а сверху раздается голос: «Да оставьте ее, она уже труп!» Я начинаю махать руками и ногами (то есть мне кажется, что я машу руками и ногами, хотя на самом-то деле лежу без движения), чтобы доказать, что я жива. «Не надо меня записывать в трупы!» — думаю я. И открываю глаза. Я не помню ни дождевого неба, ни людей вокруг. Кто-то взял меня на руки и занес в скорую. Я села, смотрю: вся моя белая кофта в крови. Я дотрагиваюсь до головы — никакой раны нет. «Откуда тогда кровь?» — недоумеваю я. Нога болит, рука ужасно ноет, но голова цела. Я долго сидела не в силах ничего понять. В какой-то момент дверь скорой открылась, и прямо ко мне вкатили девушку с закрытыми глазами и дыркой во лбу. Дыркой от чьего-то каблука. До этого мне казалось, что несчастье произошло с одной лишь мной. Но я смотрела на эту девушку, была не в состоянии определить, жива она или мертва, и понимала, что беда случилась не только со мной. Это было страшно. Я повернулась к водителю скорой и спросила: «А что случилось?» «Людей подавило», — кратко ответил он. Больше я ничего не спрашивала.

Скорая отвезла Марину во 2-ю больницу. Там девушка провела в одиночестве долгое время, наблюдая за тем, как приносят новых и новых людей. Кто-то заботливо протянул ей стакан воды. Но больше никто не подходил. В этом шоковом состоянии больше всего ей хотелось попасть домой, убедиться, что с братом и Алесей все в порядке. Как потом выяснилось, оба они спаслись.

— Я была не в состоянии сама найти путь к метро. Нога болела все сильнее, а рука просто повисла, как будто надорвалась. Поэтому попросила кого-то из мужчин, лежащих в больнице, проводить меня. Не помню ни лица, ни выражения глаз этого человека. Только полосатую больничную пижаму. Так мы и пошли к метро: я и полосатая пижама. Когда мы спускались на платформу, уже не оставалось следов давки. Метро работало как обычно. Правда, глядя на мое состояние, работница станции отказалась пропустить меня через турникет, вызвала скорую. Я упиралась как могла, дралась: так не хотела опять попасть в больницу, увидеть весь этот ужас, бесконечный поток раненых.

Очередная скорая увезла Марину в 9-ю больницу. Уже там в полдесятого вечера девушка смогла позвонить домой и успокоить испереживавшуюся маму: жива! В «девятке» Марине сделали рентген, тщательно осмотрели руку и ногу.

— Я помню, как сидела там, а в соседнюю комнату люди заходили на опознание. Одна женщина зашла с мужем, а потом она кричала, так кричала! Этот крик я запомнила на всю жизнь… Вскоре приехала мама и забрала меня под расписку. На следующее утро я не могла ходить. В туалет ползла на карачках. Глаза были полностью красные, как у вампира — видимо, из-за кислородного голодания, которое организм пережил в том переходе. Все тело было покрыто синяками. Рука вообще не работала.

Затем Марину ждал месяц в 10-й больнице. Девушку освободили от экзаменов и положили на лечение с диагнозом «компрессионно-ишемическая невропатия правого локтевого нерва». Пальцы на правой руке не шевелились, есть приходилось левой.

— В «десятке» был самый большой больничный морг. И я помню, как оттуда забирали девчат в свадебных платьях. Это было жутко. Причем их было так много! Мы выходили на улицу подышать воздухом и видели родителей, которые выносили тела…

В августе Марине дали путевку в санаторий «Юность», а через год ее мать сумела добиться еще одной путевки. Вот и все. На этом историю Немиги для Марины и ее семьи городские инстанции объявили официально законченной.

* * *

Марина редко бывает на Немиге. Каждый раз, оказавшись на станции, она вспоминает, как толпа давила ее в том переходе. Но все-таки находит в себе силы ездить на метро.

— Родственники погибших пытаются найти виноватых в трагедии, упрекают милицию. Но сегодня мне кажется, что это неправильно. Что могли сделать дежурившие милиционеры? И кто теперь будет выплачивать компенсации? Хотя мне очень жалко родителей. Многие дети погибли, многие получили серьезные увечья. Я не хотела ходить на все эти суды, которые еще долго шли после произошедшего: каждый раз крики, слезы. Это были не процессы, а что-то ужасное.

Сейчас Марина — состоявшийся юрист, жена, мать двоих детей. Младшему Назару год и восемь месяцев, старшая Яна уже ходит в школу. Все мысли семьи сейчас только о строительстве: рядом со старым домиком в Колодищах Котько начали строить новый, двухэтажный. Жизнь продолжается.

— У меня все замечательно! — уверенно говорит Марина. И ей есть с чем сравнивать: она знает, что пришлось вынести многим другим, оказавшимся на Немиге в тот день. — Я очень часто задавала себе вопрос: зачем мне было дано выжить, хотя судьба не пощадила тех людей в переходе? И решила, что в этом есть смысл. Возможно, пожалели мою маму. Она одна нас растила. Как бы мама это пережила?

Несколько недель назад Оксане Шалимо исполнилось 30 лет. Женщина без устали ходит из комнаты в комнату, вместо приветствия издает глухой хрип и сосет палец для успокоения. 15 лет назад, 30 мая, она была одной из тех, кто пришел на концерт группы "Манго-Манго" и городской праздник пива. После массовой давки Оксана пережила клиническую смерть, но осталась в живых.

30 мая принято вспоминать о погибших в давке на Немиге. Оксана Шалимо не вошла в их число, но так и не смогла восстановиться после трагедии.

В воскресенье, 30 мая 1999 года, возле Дворца спорта в Минске проходил праздник пива. После 8 вечера неожиданно началась гроза и сильный град. Около 2,5 тысячи человек направились к подземному переходу станции метро "Немига", чтобы укрыться от непогоды. В результате сильной давки, которая длилась не более 10 минут, погибли 53 человека. Среди них - 40 девушек и два сотрудника милиции. Только трем из погибших было более 30 лет. Более 150 человек получили ранения различной степени тяжести.


"Она всегда боялась грозы, от страха зарывалась в подушки"
"Ксюшка, идем к нам, ну присядь здесь", - просит дочку Анна Францевна Шалимо. Мы сидим на диване в общей комнате и вспоминаем тот злополучный день, когда девочка-подросток не вернулась домой после концерта. Оксана улыбается, сопит, хрипит, но удержаться на месте не может - снова ретируется в свою комнату. Ее мать объясняет такое поведение стеснением: когда в дом приходят новые люди, она всегда ведет себя беспокойно.


Сосет палец или покусывает верх кофты девушка вообще беспрерывно. Поначалу Анна Францевна пыталась ее от этого отучить, но потом послушала совет врача: "Не трогайте, она сама себя так успокаивает. Пусть будет так".

Пугливой, рассказывает женщина, Оксана была всегда. Когда шла сдавать кровь из пальца, белела на глазах. Но особенно боялась грозы и молнии – от страха зарывалась в подушки. В тот вечер, 30 мая 1999 года, 15-летняя Ксюша позвонила маме из автомата и сказала: собирается гроза, иду в метро, скоро буду дома. Это было первое мероприятие, куда девчонка пошла без мамы и старшей сестры – с подружками. И последнее: сегодня она не делает ни шагу из квартиры и даже боится ступить на балкон.

"Улыбчивая и жизнерадостная, она мечтала стать артисткой"
Вот уже 15 лет Оксана Шалимо живет с диагнозом "гипоксическая энцефалопатия тяжелой степени". Родные объясняют медицинский термин просто: у женщины нарушена работа головного мозга. По уровню развития ее можно сравнить с годовалым ребенком. Единственное отличие – уверенная походка.

До травмы это была совсем другая Оксана. Улыбчивая и жизнерадостная, вспоминает старшая сестра Наталья, которая была для нее второй мамой (разница в возрасте у сестер 9 лет). Девочка очень любила музыку и танцы, дома с подружками разучивала различные движения и мечтала стать артисткой. "И пошла она из-за этого на тот концерт. Я даже не представляла, что это за ансамбль такой "Манго-Манго", - рассказывает мама Оксаны, ее опекун, сиделка и кормилица.

Плохого предчувствия, как любят говорить родственники пострадавших в трагедиях, у Анны Францевны в тот день не было. После звонка дочери она совершенно спокойно ждала ее дома. В 9 часов Оксаны все еще не было. В половину десятого раздался звонок от матери ее одноклассницы, которая была в тот вечер на Немиге и рассказала о страшной давке. Оксана никогда не возвращалась домой так поздно, поэтому в семье забили тревогу. Диспетчеры скорой подтвердили, что произошла трагедия, но фамилий погибших и пострадавших у них не было. Старшая сестра Наталья до сих пор в подробностях помнит ту страшную ночь.


- Где-то в 11 вечера мы сели в машину и поехали по больницам. В 9-ке нас сразу повели по реанимации, приходилось осматривать этих девочек, остриженных наголо, с синяками и кровоподтеками. С первого взгляда их невозможно было опознать. Мы всматривались в каждое лицо, отдельные черты – форму носа и губ, но не находили Оксану. Нам предложили осмотреть погибших, которые лежали на каталках в коридоре и были накрыты простынями. Мы решили для себя, что пока не осмотрим всех-всех живых, к погибшим не пойдем. И поехали по другим больницам по той же схеме: искали Оксану в списках, потом в реанимации.

Около 4 утра мы подъехали к последней больнице, куда отвозили пострадавших. Я осталась в машине, потому что нервы уже не выдерживали. Искать сестру пошел муж со своим братом. Их не было долго – минут 40, и у меня появилась надежда. Потом они пришли и молча сели в машину. Особой радости в их глазах я не видела. Но меня устроил ответ, что Оксана здесь. От мысли, что она в реанимации, мне стало легче. Пускай в тяжелом состоянии, но она под присмотром врачей, и ей уже ничего не угрожает.

"Пострадавшая протянет не более 3 суток"
На следующее утро семья Шалимо узнала, что Оксана пережила клиническую смерть и находится в коме. Родственников предупредили, что пострадавшая протянет не более 3 суток. Но шли 4-е сутки, 5-е, 6-е, а девушка все еще боролась за жизнь. 7-е сутки были критическими. Врачи сказали, что если Оксана к этому дню не придет в сознание, ничего хорошего ждать не стоит.

- В этот день мы пришли в палату и увидели пустую кровать. Сразу опешили, ожидали самого плохого. Оказалось, что Оксане стало немного лучше – и ее перевели в палату, где лежат не такие тяжелые больные. Поначалу за нее дышал аппарат искусственного дыхания, а теперь она уже сама могла делать вдохи. В этот момент появилась надежда. Казалось, что она вот-вот пойдет на поправку. Ей сделали томографию мозга – и к нам подбежал молодой медбрат, сказал, что снимок хороший, обнадежил нас.

19 дней в коме: "Врачи говорили, что нужно надеяться на лучшее"
Девушка провела в коме 19 дней. А потом случилось чудо - так думали в то время родные Оксаны. Их юная девочка – гордость и надежда семьи – вышла из комы. Но уже не была такой, как прежде.

- По медицинским показателям Оксана вышла из комы. А на деле – просто открыла глаза. Оксана смотрела в одну точку – в потолок, и никак на нас не реагировала. Только через день она начала хоть как-то фокусировать взгляд. Как нам объяснили, в левой височной доле погибла часть мозговых клеток, и это очень на нее повлияло. Врачи говорили, что нужно надеяться на лучшее. Ее спасло только то, что организм молодой , - вспоминает события 15-летней давности старшая сестра Наталья. Оксана в этот момент легонько ударяет сестру по лбу. Как оказалось, это не агрессия, а любопытство – к солнечным очкам на голове у Натальи.

Находиться в одной комнате с нынешней Оксаной неподготовленному человеку страшновато. Глядя на ее поведение, кажется, что ожидать можно чего угодно. Родные пострадавшей стараются не подпускать девушку близко к журналисту, но успокаивают: бояться нечего. Оксана безобидна и лишь изредка может легонько хлопнуть по плечу или по голове родных, если что-то ее тревожит.

Мать девушки снова ласково просит ее присесть, но не ждет послушания. За долгие годы Анна Францевна уже привыкла к своему "взрослому маленькому ребенку". Надежду на выздоровление лелеяла долго, а поначалу даже верила, что Ксюша пойдет осенью того же года в школу.

- Когда ее просто отключили от аппаратов, это была большая радость. Она ведь лежала фактически никакая – ее уже некуда было колоть. Вся такая тоненькая, без движения, ни на что не реагировала. Кормили через трубочку. А потом, через несколько месяцев, врач говорит: "Может, вы хотите на время выписаться домой? В домашнюю обстановку?" А мне так страшно стало! Здесь же на месте врачи, она под присмотром, а как дома? Но врачи сказали: не волнуйтесь, в любое время мы сможем вас забрать назад.

Через несколько месяцев Оксана научилась ходить
Домашняя обстановка, действительно, благотворно повлияла на Оксану. После 5 месяцев в больнице практически без движения она начала улыбаться и понемножку присаживаться. Родные попробовали поставить девушку на ноги: а вдруг сможет ходить? Оксана стала перебирать ногами и, действительно, спустя время научилась ходить заново, как ребенок.

Это и есть главное достижение девушки. С тех пор Оксана практически не изменилась даже внешне. "Разве что ростом стала крупнее, а может, я просто привыкла", - рассказывает мать Анна Францевна. Именно на ее плечи легла тяжелая ноша по обслуживанию дочери. После случившегося на работе ей пошли навстречу. Не увольняли около 5 лет (без сохранения зарплаты). К праздникам передавали подарки и материальную помощь.

Отец Оксаны умер спустя четыре года после трагедии. Первый инфаркт получил сразу после трагедии, а со вторым не справился. Мужчинам тяжелее переносить такие испытания судьбы, признается Анна Шалимо. Она вспоминает случай, когда оставила Оксану ненадолго с мужем, а сама ушла в магазин.

- Я помню, вышла, а мне так радостно стало! Я шла-шла, ходила пару часов, вернулась, а он такой: "Сколько ты будешь ходить?". Оказывается, он даже курить не выходил, так боялся за Оксану, боялся от нее отойти.

Тяжелые будни: Оксана не может самостоятельно ни одеваться, ни есть, ни мыться
Сейчас мать Оксаны иногда даже оставляет девушку одну. Пенсии по инвалидности (около 1 млн 700 тыс.) на все не хватает, поэтому женщина нашла подработку уборщицей. "А что делать?" - говорит женщина. "Закрываю ее в комнате, и она лежит там спокойненько пару часов, пока я работаю". По возможности женщине помогают старшая дочь Наталья и ее дети.

- Родственников она узнает, детей моих любит. Когда они приезжают сюда, все время сидит только возле них. Моя 7-летняя дочка приходит с игрушками, она их тоже рассматривает. Видно, что ей интересно, нравится.
Ей нравится забрасывать мячик в тарелку. Анна Францевна спрятала в комнате все режущее и колющее, потому как Оксана все хватает в рот.

Полноценный уход за Оксаной под силу только матери. Одеваться, есть, мыться – ничего из этого девушка не может самостоятельно. Мытье головы всегда проходит с боем – она боится любых прикосновений. Туалетный вопрос поначалу решался подгузниками. Сейчас родные водят Оксану в туалет по часам – о своих желаниях девушка не сообщает. Любой прием пищи – целое испытание. Из еды девушка хорошо относится только к сладостям. Спит ночью не всегда. Когда просыпается, всегда будит маму и дергает, чтобы не спала. "Вот сегодня в 4 утра проснулись", - совершенно спокойно описывает свои будни женщина. Помимо недееспособной дочери, на руках Анны Шалимо осталась 92-летняя лежачая мама. Во время визита журналистов она пела песни.
На свою дочку Анна Францевна не может обижаться. Для нее она всегда маленькая "Ксанка".

Понимает ли ее слова дочь, женщина точно сказать не может. Говорит, что когда зовет ее по имени, откликается, но высказать ничего не может. Иногда вроде бы бывает ласковой – подходит, прикасается лбом. Время от времени Анна Францевна включает музыку – "Иванушки International". До трагедии, как и многие девочки ее возраста, Оксана очень любила эту группу. "Как услышит их, носится уже тогда по квартире, улыбается. Кажется, что вспоминает что-то", - рассказывает мать девушки. Но не отрицает, что, возможно, это ее домыслы.

"Смотрите, ухаживайте, сколько Бог даст, столько и проживет она"
Две подружки, вместе с которыми Оксана ходила тогда на концерт, не пострадали. Сразу после трагедии навещали ее часто, а потом перестали. Сказали: мы хотим запомнить ее такой, какой она была.

Врачи надежд не дают. В 2006-м году семья Шалимо писала письмо в Администрацию президента с просьбой выделить средства на лечение Оксаны стволовыми клетками (о таком методе лечения за границей узнала сестра Наталья). Ответ был неутешительным: лечение нецелесообразно. Приехала медицинская комиссия с главным врачом местной поликлиники, посмотрели на состояние Оксаны и сказали: "Смотрите, ухаживайте, сколько Бог даст, столько и проживет она".

Однажды Анне Шалимо аккуратно намекнули на то, что неплохо было бы стать на очередь в психдиспансер. На что женщина ответила резким отказом: "Я ее не оставлю".

Обида на организаторов, толпу и скорую
О похожих историях семья Шалимо не слышала и с родственниками погибших не общалась. Анна Францевна признается: всегда боялась, что ей начнут завидовать. Несмотря на тяжелое состояние, ее-то девочка жива! Что касается поддержки государства, то поначалу она была ощутимой, признают женщины. В качестве компенсации семье была предложена 3-комнатная квартира в Малиновке. В течение 4 лет ежемесячно Анна Шалимо получала материальную помощь - неплохую по меркам тех лет, но точной суммы она не помнит. Несколько раз семью навещало руководство Мингорисполкома.

Девушка настолько боится менять привычную обстановку, что во время переезда с одной квартиры на другую понадобились силы четырех мужчин. Первые несколько дней Оксана провела в углу, свернувшись калачиком, и никуда не выходила.

За ходом следствия по итогам той страшной давки родные пострадавшей на Немиге девушки не следили. Говорят, что были очень заняты здоровьем Оксаны и им было не до разбирательств. Но обида в душе осталась - на организаторов, на толпу, на скорую. Первая медицинская помощь Оксане, по словам родственников, была оказана только в 10 часов вечера.

Что- то я не припоминаю замалчиваемых трагедий из последних.
Вот раньше - это было обычно, не было в Совке трагедий, как можно!

Cмерть на понтонном мосту. Вильнюс


в 1965 году «по просьбе трудящихся» было решено отказаться от парома через реку и построить понтонный мост напротив Дворца спорта.

Списанные понтоны доставили из таллиннской воинской части в 1966 году. Мост я не застал, но понтоны видел в своей родной дивизии: это такие здоровенные полые металлические квадраты, которые перевозили мощные «КрАЗы». Понтоны сбрасывали в реку, сапёры с ключами прикреп­ляли их друг к дружке, и по новенькому мосту проезжали танки. Ещё раз повторяю: танки!

В 1967-м понтонный мост в Вильнюсе торжественно открыли - к немалой радости вильнюсцев. Точнее, каждую весну его собирали и при приближении первых заморозков разбирали.

Как повелось, и весной 1975 года понтонный мост начали собирать. К работам приступили в начале апреля, однако из-за сильного течения и паводка (два дня лил дождь) их не завершили. То есть закрепили понтоны верёвками, повесили таблички, предупреждающие о том, что проход запрещён.

Что же дальше? В тот злополучный вечер 13 апреля во Дворце спорта выступала венгерская рок-группа «Сириус». Старожилы помнят, что тогда концерт даже слабенького ансамбля из ближайшей заграницы в Литве вызывал фурор.

Попасть на выступления «западников» считалось невероятной удачей, билеты распространялись через профкомы, через райкомы партии и комсомола. Во Дворце же были бары, много баров, где кофе подавали настоящий и коньяк неразбавленный. Словом, мужикам нравился сам процесс концерта, да и спутницы также охотно восседали рядом. Но попить кофейку и коньячку можно было только перед концертом или в антракте.

Погасли на сцене огни, и нужно было как можно скорее мчаться к гардеробу, чтобы получить свои плащи-пальто. Помните толчею?

Зрители начали расходиться в 22.30. На улице - темень…

Однако неторопливость спасла жизнь Л.Григалюнайте (далее мы используем материалы, собранные литовским журналом «Истории»).

Она вспоминает, цитирую: «Я в то время жила на улице Тилто (то есть на другом берегу). К Дворцу спорта шли через понтонный мост, хотели и возвращаться по нему. Однако, когда подошли, увидели, что часть его наклонилась наискось, другая ушла под воду. Люди, уцепившись за него, взывали о помощи. Никто не мог их спасти, поскольку не было никаких автомобилей спасателей.

Вокруг царила паника. После концерта возвращалась с мужем, не знали, что делать. То ли в ту ледяную воду бросаться, то ли оставаться на месте... Перешли реку по Зелёному мосту, но и там не видели ни пожарных, ни машин «скорой помощи». Не видели и людей, выбравшихся на берег. Однако в память врезалось зрелище - кричащие в холодной воде люди. Подобное увиденное надолго потрясает».

Кстати, она уверяла, что никаких запрещающих табличек не видела, мост не был закрыт. Редакции удалось найти ещё одного свидетеля, который также заявил, что не видел запрещающих табличек, а также поведал историю своего друга.

«Он шёл после концерта по мосту с двумя своими сёстрами. Примерно на середине моста началась неразбериха, и мост начал рушиться. Он уверял, что, оказавшись в ледяной воде, забыл, что был вместе с сёстрами. И изо всех сил грёб к берегу. Только выбравшись из реки, вспомнил о сёстрах. Они также спаслись».

Потом настало утро. Слухи о количестве погибших были самые невероятные, однако с заявлением о пропаже не вернувшихся с концерта обратились лишь четверо родственников. И поиски тел пропавших, хотя власти бросили на это громадные силы, длились очень долго: лишь 5 и 6 мая нашли последние жертвы.

Коллеги-журналисты отыскали и Йонаса Бачюнаса, в то время работавшего начальником управления эксплуатации городских дорог. Вот что он рассказал: «Видимо, оборвались или вырвались конечные скрепляющие понтонные тросы якорей. Оторвавшуюся часть моста начало нести по течению к правому берегу. Дно реки там каменистое, возможно, оно было ещё и чем-то захламлено. Словом, когда понтоны столк­нулись с подводной преградой, их начало опрокидывать на бок. С моста посыпался неприкреплённый деревянный настил - это такие брусы толщиной восемь на двадцать сантиметров, а вместе с ними в холодную воду попадали и люди, которые хватались за них. Такой брус мог над водой выдержать 3-4 человек, и, кстати, они спасли многим жизнь. Понтон перевернулся не на середине реки, где глубина 4-5 метров, а гораздо ближе к правому берегу - там мельче. К тому же разрушение моста не произошло мгновенно, поскольку металлические перекладины были очень крепкими: 25-30 сантиметров толщиной. Вот только очень мощное течение Нярис понемногу начало гнуть перекладины, это продолжалось не две-три минуты, а гораздо дольше, так что люди могли принимать решения, как спасаться.

Слухов было много. В частности, говорили, что из-за столпотворения на мосту он сломался. Но правда в том, что его не собрали до конца, работы не были завершены, не поставили поручни, за которые люди могли бы держаться. В тот день я находился в Минске, вечером вернулся в Вильнюс, и вдруг звонок из городского коммунального хозяйства. Мне сообщили, что унесло понтон, я тут же выехал на место. Видел, как военные на лодках перевозили на берег людей. Ещё несколько человек держались за края перевернувшихся понтонов».

«Очень много народа собралось, когда начали вытаскивать понтоны из реки, работу выполняли сотрудники первого вильнюсского строительного треста Министерства строительства ЛССР. Работы велись необдуманно. Понтоны тянули трактора, но почему-то против течения. Я подошёл и сказал, чтобы понтоны вытягивали по течению, чтобы не нужно было бороться с сопротивлением воды. Три дня длились работы, и в один из дней рабочий вытащил из реки какое-то чучело. Возможно, кто-то соорудил из соломы на свадьбу фигуру свата, но издалека оно выглядело как человек. Окружающие начали кричать, что нашли утопленника. Тогда один из работников поднял его над головой, показал, что это не утопленник, и бросил чучело на откос. Близстоящие в этом убедились, но те, кто был поодаль, распространили слух, что найден труп. Вот тогда и появились разговоры, что жертв было куда больше», - продолжает Й.Бачюнас.

Так сколько же человек погибло? Тот же Бачюнас поведал, что его дочь, придя из школы, рассказала, мол, дети говорят о том, что в Валакампяй много утопленников на лодках переправляли.

«Я объяснил ей, что такое возможно, если бы утопленники плыли против течения, поскольку Валакампяй находится на 3-4 километра выше по течению от места трагедии. Ясно, ведь что говорят взрослые, то повторяют и дети, - говорит Бачюнас. - Слышались и обвинения в том, что необходимо было тогда так забить проход на мост, чтобы даже комар не пролетел. Или, дескать, кто-то специально тросы у берега вывел из строя. Однако чрезвычайно важно одно обстоятельство: два дня до трагедии лил дождь, и уровень воды в реке поднялся. Потом мы с коллегами установили, что два понтона устлали не металлической жестью, а досками. То есть когда на мост вступили сотни зрителей, понтоны могло зажать - и они нырнули в воду. Возможно, доски плохо закрепили или через них лилась вода, а поскольку понтоны полые, в них набралась вода, и они начали тянуть за собой и другие секции».

Началось следствие, в те времена, сами понимаете, закрытое. Никакой информации в газетах, однако милиция-прокуратура дело быстренько собрала и передала в суд. Произошедшее трудно было утаить: тысячи свидетелей, и поэтому срочное заседание коллегии по уголовным делам Верховного суда ЛССР было открытым, участвовали близкие погибших, обнародовали их имена.

Никто из присутствующих, а в зале собралось очень много людей, не попросил слова, не заявил о пропаже родственников. То есть миф о сотнях погибших развеялся.

Было официально признано, что погибли четверо, пострадавших – 31.

Нашим нынешним судам и госструктурам такую бы оперативность: всего лишь через два с половиной месяца – 10 июля 1975 года во исполнение решения суда Вильнюсский исполком выплатил пострадавшим по 1963 рубля. Нашли и «крайних»: исполнитель работ получил три года заключения, главный инженер – два. Досталось и Бачюнасу: «Меня вызывали в суд как свидетеля. Согласно приказам управления, главный инженер отвечал за технические решения, а я - за финансовые и другие, однако наказали и меня: уволили. Сидел, смотрел телевизор у родителей в деревне, вдруг сообщают, что все уволены, кто руководил этой службой. Упомянули и мою фамилию».

Потому что сейчас на любую трагедию слетаются по сто репортеров разных независимых СМИ, всяких интернет сми... в те временя СМИ были подконтрольные, но с людьми сделать ничего нельзя было, новости по городу просто распостранялись моментально. Мне моя бабушка рассказывала, как в их городе была изнасилованна и убита девушка. Вечером поздно убита, а к вечеру другого дня полгорода уже готовы были устроить уроду самосуд. Хорошо милиция вовремя сработала, подонка быстро задержали. В газете лишь напечатали некролог, день похорон и место. Народу пришло очень много, это был кошмарный случай для всех граждан города, немыслимое событие.
А сейчас уже все чувства отрофировались у населения из за жестокости, которую все современные сми смакуют, подогревают, пережевывают, на разные лады перепечатывают. Рейтинг же... Тот же "Нордост" жевали, "Курск", Беслан...
Плохо это или хорошо? Я информацию правдивую знать хочу, но смакование трагедии мне неприятно.

Это сообщение отредактировал Касатка - 9.11.2016 - 03:39

Солдатик один выжил.
В четверг 29 февраля 1968 года в окрестностях Братска потерпел катастрофу Ил-18Д компании Аэрофлот, в результате чего погибли 83 человека.
Самолёт выполнял рейс 15 из Москвы в Петропавловск-Камчатский. На промежуточной посадке в Красноярске произошла смена экипажа
Неожиданно появилась некая ситуация, потребовавшая от пилотов в 22:38:38 перевести Ил-18 в быстрое снижение, но в период до 22:41:28 ситуация развилась до аварийной. Снижающийся со средней вертикальной скоростью 17—56 м/с самолёт швыряло то вниз, то вбок, а его экипаж начал пытаться связаться с диспетчером. Наконец в 22:43:12 на высоте 3000 метров это им кратковременно удалось, при этом было передано неразборчивое сообщение. Но всего через 2 секунды связь прервалась из-за формы рельефа и большого расстояния самолёта от Братска. Переданное сообщение диспетчер не смог разобрать, но позже его удалось расшифровать: первоначально «Летим, горим», затем «Полетели винты». Далее самолёт снижался с вертикальной скоростью 50—125 м/с. Пытаясь вывести его из такого снижения, пилоты в данной аварийной ситуации непреднамеренно создали запредельные перегрузки. На высоте 1000 метров (650 метров над местностью) перевёрнутый авиалайнер (крен 180±40°) при скорости 890 км/ч начал разрушаться, а в 17:43:47 рухнул в тайгу и загорелся[2].

Место падения было расположено в 13 километрах северо-западнее станции Парчум (Чунский район Иркутской области) и в 165 километрах западнее Братска. Площадь разброса обломков имела размеры 2650 на 255 метров. Также на месте катастрофы был обнаружен один выживший пассажир — солдат срочной службы 1947 года рождения. Он рассказал, что сперва полёт проходил спокойно, но затем зажглись табло «Пристегните ремни», а затем внезапно возникла значительная перегрузка. Пассажиров сперва подняло к потолку, а затем прижало к левому борту и полу (боковая перегрузка). То что происходило дальше, он уже не помнил. В отличие от данного солдата, все остальные 83 человека на борту (9 членов экипажа, 63 взрослых пассажиров и 11 детей) погибли

Ну и про про дятловцев не отписывались.Считаю,что о настоящей причине молчат,хотя она известна

Да особенно полезно это смотреть деткам по телевизору в дневное время!!! Ну в конец СМИ охренели время 18.00 по ящику трупы детей в Сирии смакуют и срать на психику маленьких...

я конечно извиняюсь, только Ваша сестра рожала в 1986-м, а дозиметры Мастер-1 производить начали ... через четыре года спустя!

для справки:

Специально ездил в Севастополь в этом году на место гибели линкора Новороссийск . Пахан мой служил в пятидесятых на нем, бел переведен на другой корабль за пару дней до катастрофы, участвовал в подъеме линкора со дна морского. В детстве много рассказывал о этой трагедии...
Место на старых морских картах обозначено в районе якорной бочки, изображенной на этом фото. Берег весь был поделен в "прежней жизни", подойти ближе не удалось.

Это недалеко от набережной. Играет оркестр. Люди все нарядные, прогуливаются...

На счет замалчивания. А я за!!! Надоело смотреть новости как сводку милицейскую. Трупы, насилие, издевательства.... Брррр!!!!

в 90х нарасследовали))) а что не расследовать то??? пиши что хочешь и докажи потом что было иначе.
По факту все просто: солдаты стреляли по верх голов, а к ужасу собравшихся оказалось, что на деревьях сидели любопытные детки. Как только детки попадали с деревьев тут уж понеслось!!!!!!!!!!!!!!!!
Ах да! я тут в 36 км живу и свидетели живы еще. *10 снайперов*-ха! почему не 100???

Опять та же шняга! Мы ща напишем что 340, а вы там уже никогда не докажете что было иначе. Официальная сводка хоть постаралась достоверно цифры изобразить *66*, а журналисты кругленькое любят *340*

А откуда секретные данные журналистам попали? Опять ОБС????.....