62
Дом наш стоял почти посредине деревни, не то что бы на повороте, но деревенская улица делала в этом месте такой зигзаг, и если смотреть прямо вдоль дороги, то взгляд чотко упирался в наш забор. Никому такая география хлопот не доставляла, всё равно дорога была не проезжая, и заканчивалась сразу за околицей.
До тех пор, пока местный леспромхоз не построил за деревней лесопилку.
Через деревню пошли лесовозы и зилы с пиломатериалом. Не часто, но регулярно.
И регулярно, с периодичностью примерно раз в месяц, кто нибудь из них стал приезжать к нам в палисадник. Без звонка.
Случалось это, как правило, в день получки или аванса в леспромхозе.
Отец матерился, чинил поваленный забор, и ходил ругаться с завгаром. Тот рвал рубаху на груди и клялся мамой, что больше никогда. Завгар был детдомовским, маму свою в жизни не видел, и спустя месяц наш забор снова трещал под бампером какого нибудь зила, который забыл принять влево.
В конце концов отца это достало, он привёз откуда-то два куска рельса, и вкопал их в паре метров от забора, по типу противотанковых ежей.
Простояло это фортификационное сооружение ровно два дня.
На третий леспромхозовский зилок присел на эти клыки так крепко, что снимать его пришлось с помощью крана.
Потом пришел завгар, с литром водки.
Потом они сидели с отцом в огороде за баней, а мать носила им туда тарелки с картошкой и огурцами.
Результатом этих переговоров стали
- песня "Ой рябина кудрявая", исполненная два раза,
- песня "По полю танки грохотали" - три раза,
- на следующий день отец убрал рельсы,
- теперь, после каждого неудачного заезда, с лесопилки приходила машина с тёсом, и чинила наш забор.
Чинить забор наверное было значительно дешевле, чем мосты у лесовозов.
И я отлично помню эти два пролёта, которые на фоне остальной серости всегда сияли белизной, пахли пилорамой, и блестели на солнце новыми шляпками гвоздей.
© Ракетчик
yaplakal.com