Работал увлеченно, иначе не умел. Курчатова заметили и пригласили в Ленинградский физико-технический институт. Его руководителем стал Абрам Иоффе, «папа Иоффе», которого и Курчатов, и многие другие великие советские физики считали своим учителем. Академик любил и умел возиться с «детским садом», а Курчатов сразу стал первым среди равных в ряду его учеников.
Есть расхожая формула — «он жил наукой». В отношении Курчатова это не преувеличение. То и дело в полночь его приходилось выпроваживать из лаборатории, он забывал о времени, решая научные задачи. Иоффе умел «пробивать» для своих питомцев стажировку в лучших университетах Европы. Но каждый раз, когда Курчатову выпадала очередь на полгода или на год ехать в Лондон — молодой ученый отказывался, потому что у него шел интересный эксперимент, от которого невозможно оторваться...
В 1935 году Курчатов выпустил монографию «Расщепление атомного ядра» и два учебных пособия для физических факультетов. Вокруг молодого ученого сплотились талантливые исследователи, тоже посвятившие жизнь тайнам атома — Георгий Флёров, Константин Петржак. Но в начале войны Курчатов оставил лабораторию — и несколько месяцев трудился в прифронтовом Севастополе, разрабатывая метод размагничивания корпусов кораблей для защиты от немецких мин, за который получил свою первую Сталинскую премию. И все-таки очень скоро ему пришлось вернуться к ядерной тематике.
Атомный проект
Отсчет истории советского атомного проекта пошёл 28 сентября 1942 года. Встал вопрос — кто возглавит секретную Лабораторию № 2, а вместе с ней — и работы по созданию нового оружия? По рекомендации самых уважаемых советских ученых, направление возглавил 49-летний беспартийный член-корреспондент академии наук — Курчатов. Впрочем, очень скоро его — вполне заслуженно — избрали академиком.
Коллеги дали Курчатову прозвище «Борода», на которое он с удовольствием откликался. В научном мире всегда приветствовали самоиронию и веселые прозвища присваивали самым уважаемым ученым. А бриться он перестал в 1942 году, во время воспаления легких. Когда выздоровел — решил оставить бороду «до Победы». Потом — до испытания бомбы. А потом он уже и сам не мог представить себя без длинной бороды.
В характеристике на ученого, которую написали для руководителей страны, говорилось: «В области атомной физики Курчатов в настоящее время является ведущим ученым СССР. Обладает большими организаторскими способностями, энергичен. По характеру человек скрытный, осторожный, хитрый и большой дипломат». Что это означало в тех условиях? В первую очередь, это было умение находить общий язык с «вождями». Наркомы и маршалы должны были видеть, что перед ними — сильный человек, не карьерист. И в то же время — не «витающий в облаках» ученый, а руководитель, не лишенный практического ума. Именно таким и был Курчатов.
В конце 1944 года ученые продемонстрировали руководству СССР первый высокочистый урановый слиток. Но американцам к тому времени удалось вырваться вперед — и 16 июля 1945 года они провели первое испытания атомной бомбы. После этого Курчатову по личному распоряжению Иосифа Сталина пришлось форсировать работу. Но и полномочия он получил, по тогдашним меркам, почти безграничные. От ЦК атомный проект курировал Лаврентий Берия. Курчатов ежедневно анализировал информацию, поступавшую от внешней разведки и из десятков советских лабораторий.
Руководить учеными — особое искусство. Курчатову удавалось добиваться от своих сотрудников фантастической работоспособности только потому, что он сам трудился больше других, без передышки. Это давало ему право «перегружать» всех, кто работал на атомный проект. И — добиваться своего. «Он мог вызвать человека поздним вечером, поручить ему кучу дел, попросив сделать все к утру и на прощание сказать: „Ну иди отдыхай“. Требовательный, он постоянно был бодр, весел, любил остроту, шутку», — вспоминал Кирилл Щёлкин, один из легендарных советских ядерщиков.
Курчатов терпеть не мог длинных и пустопорожних собраний, конференций и приемов. Однажды он так разыграл «прозаседавшихся» академиков, что они надолго запомнили шутку знаменитого коллеги. В тот вечер Игорю Васильевичу пришлось выслушать столько длинных докладов, что он вышел в холл и попросил своего охранника добыть в буфете как можно больше пробок от шампанского. Получив несколько десятков пробок, Курчатов проник в гардероб и рассовал их по карманам пальто своих говорливых коллег: «Пускай жены увидят, чем они по ночам занимаются и устроят им головомойку!»
Курчатовцам удалось на удивление быстро разработать уникальное опытное поле для отработки технологий создания плутония. Это был первый в Европе и второй в мире атомный реактор — Ф-1. Он заработал в Покровском-Стрешневе в конце 1946 года. Курчатов сам запустил систему, в которой началась цепная реакция. А через полтора года, отработав технологии, он запустил и оружейный реактор, создание которого потребовало нескольких месяцев перенапряжения. Он заработал на южном берегу озера Кызыл-Таш, на Алтае, далеко от столиц. Именно оттуда советские атомщики получили драгоценный плутоний.
Но это было только началом самого дорогостоящего проекта в истории советской науки и оборонной промышленности (известно, что создание ракетной отрасли и космонавтики потребовало куда меньше капиталовложений). Для укрощения атома пришлось создавать новые отрасли, новые научные школы, ставить сотни небывалых опытов...
Перед страной, погруженной в послевоенную разруху, стояла тяжелейшая задача — и многим пришлось пожертвовать. За несколько лет в СССР не произвели ни одного термометра: на атомный проект ушла вся ртуть. Академик, конечно, знал об этом и понимал, насколько высоки ставки. Но «империя» Курчатова работала слаженно.
Первую советскую атомную бомбу из соображений секретности назвали РДС-1, «реактивный двигатель специальный». Испытание назначили на 29 августа 1949 года — гораздо раньше, чем предполагали американцы. На исполинском полигоне под Семипалатинском, в Казахстане. В связи с перепадами погоды, а, может быть, из соображений секретности Курчатов в последний вечер перенес взрыв на час — с 8:00 на 7:00 по местному времени. В 6:35 специально подготовленный офицер нажал спусковую кнопку, которая привела систему в действие. Ровно в 7 часов над полигоном поднялся атомный «гриб», который можно было увидеть за десятки километров.
В тот день Курчатову трудно было скрыть эмоции. Он ликовал. И в то же время чувствовал, как навалилась усталость нескольких бессонных лет. Кто-то из коллег тряс «Бороду» за плечи, выкрикивая: «всё!» Игорь Васильевич ответил негромко: «Да, друзья мои. Теперь — всё». Конечно, предстояли не менее важные пуски, сомнения, ошибки, испытания. Уже ждала своего часа почти готовая РДС-2, уже получили курчатовское одобрение проекты водородной бомбы и атомных электростанций. Но курчатовцы уже совершили главное дело жизни: в труднейших условиях они уничтожили американскую монополию на ядерное оружие. Ученые в тот день имели право перевести дух. На Курчатова пролился настоящий ливень наград: Сталинская премия, золотая звезда Героя Соцтруда, автомобиль ЗИС и даже «особняк с обстановкой».
За мирный атом
После 1955 года Курчатов часто выступал на конференциях, появлялся на страницах зарубежной прессы — и, как правило, говорил об антивоенной политике СССР, о мирном использовании атома. Импозантный улыбчивый бородач стал лицом советской науки. Весь мир обошёл курчатовский афоризм: «Атом должен стать рабочим, а не солдатом». В подтверждение этих слов Курчатов предложил, разработал и довел до ума первую в мире атомную электростанцию в Обнинске. Она дала промышленный ток летом 1954 года.
Курчатов призывал прекратить испытания ядерного оружия, призывал, вопреки мнению Никиты Хрущева. В то время академик нисколько не боялся опалы. Мало кто знал, что здоровье Курчатова уже давно оставляло желать лучшего. Он понимал, что надорвал свои силы на атомном проекте. Но нисколько не сожалел о своей судьбе. После двух инсультов он сумел вернуться к научной работе, занимался атомными электростанциями. Все больше времени проводил в больницах и санаториях, но со своими тетрадями не расставался.
Его сердце остановилось во время беседы с соратником по атомному проекту, академиком Юлием Харитоном, на заснеженной скамейке, в санаторном саду. Они говорили о будущем науки. Неожиданно Курчатов запнулся на полуслове. Харитон обернулся, сразу понял, что дело плохо, позвал врачей. Но было уже поздно. Великий ученый умер в 57 лет, коллеги понимали, насколько это преждевременная и горькая потеря.
Курчатов ушел, создав научную школу и целую отрасль промышленности, атомную, которая неотделима от его начинаний и свершений. «Жизнь человека не вечна, но наука и знания переступают пороги столетий», — говорил академик. Его судьба подтвердила эту истину. За несколько дней до смерти Курчатов слушал в консерватории «Реквием» Моцарта и попросил, чтобы именно эта музыка звучала на его панихиде. Завещание академика исполнили. Проститься с ним в колонный зал Дом Союзов пришли десятки тысяч человек. В почетном карауле у гроба академика стояли руководители государства и соратники по исследованиям.
Он был настоящим «Дон Кихотом веселой науки», знавшем о мироздании несколько больше, чем все мы. И, сколько бы ни прошло лет, Игорь Васильевич Курчатов останется образцом научного бескорыстия и самоотверженности.
yaplakal.com