150
Вы когда нибудь замерзали почти насмерть? И потом оттаивали из этого состояния?Если не удалось – я вам расскажу. Это - ужас, сравнимый с очень жесткой пыткой.
В памяти осталось немного случаев. И о них я расскажу.
Первый случай – февраль 1978 – го года. Я учился в первом классе. Путь из школы до дома -километр с гаком в северном направлении. Буран был чисто сахалинский – 10 метров в секунду ветра при минус двадцати градусов Цельсия, и очень много снега. Я смело шёл домой. На мне было достаточно одежды – замёрзнуть за 15 минут прогулки я не мог. Проблема была в шапке. На мне была армейская шапка с кокардой, «уши» шапки подняты на макушку. Домой я пришел с обмороженными ушами. Как мне потом рассказала мама, мои уши были иссиня – белыми и бряцали, как крышка консервной банки. Помню, мама замотала мою башку шерстяным шарфом. Уши к вечеру стали дико болеть, чесаться. Я, как мог – терпел. За две недели с ушей слезло три слоя кожи, они распухли, стали синими. Батя ещё прикололся, мол, типа, отвалятся. Я сильно переживал – уши были фамильным достоянием (бабушка Анна Михайловна всегда шутила – пометил наш род Создатель ослиными ушами). Эпизод с отмороженными ушами благополучно завершился – ничего не отпало, ушные раковины не поменяли размер и форму.
Следующий момент случился в 1985-м году.
Немного лирически отступлю.
Про такого, как я, говорят: «В дупле родился, шишкой причёсывался». Да, тайга была вокруг, кормила и манила. Родители свободно отпускали детей с 13 лет в тайгу на несколько дней – это было нормально!!! Дети, живущие в тайге, очень гармонично понимали природу, никогда не страдали топографическим кретинизмом, умели от одной спички в любых условиях сотворить костёр. И всегда заботились, чтобы парма (тайга) жила и процветала – кормилица! Грибы, ягоды, папоротник, черемша, удивительной красоты цветы для любимых женщин, для мам – всё давала тайга!
Ручьи и речки, начинающиеся с сопок Набильского хребта, и бегущие в долину реки Тымь, отличаются исключительно чистой и вкусной водой, обилием рыбы. Уйти в поход по тайге – с собой нужно взять минимум – коробок спичек, нож, топор, котелок и удочку. Удочка – леска, крючки и кусочки свинца для грузил. Поплавок был не нужен – поклёвку было видно через воду. Булка хлеба, соль в стеклянном пузырьке от витаминов, пачка чая (Грузинский № 36, или индийский «со слоном»). Курящие тайком ховали от родителей перед походом папиросы и овальные сигареты без фильтра.
Я отработал «семейный оброк»: по ягоде – 4 ведра голубики, 2 ведра маслят, немного горбуши (штук 20 самок с икрой). Родители спокойно отпустили меня на 3 дня. У меня был «эрзац» топографической карты, которая была у каждого мастера по лесным заготовкам нашего леспромхоза, скопированный фломастерами на целлофановую плёнку, компас и развитая «чуйка» - не трава, а внутреннее чутьё.
Маршрут был простой – по старой лесовозной дороге дойти до речки Чхарня, перейти её, и по правому берегу дойти до северного склона Красной сопки, и потом обратно вернуться тем же маршрутом, но уже по левому берегу Чхарни.
Расстояние от дома и обратно – 50 километров. Казалось, бы – какие три дня? За день обернуться можно!
Так может рассуждать человек, который по настоящей тайге не ходил. В парке и роще – пять километров в час – это легко. По сахалинской тайге прогулка не такая вольготная – валежник, бурелом, заросли багульника, деляны папоротника. Приходится либо обходить, либо двигаться через заросли, оберегая глаза и морду. По старой «лесовозке» дойти до Чихарни – полтора часа. Перешел речку, сняв «кирзачи» и штаны. И потом пошел на восток. К пяти часам после полудня устал так, что не было никакого желания продолжать экспедицию – двигаться через заросли было очень утомительно. Решил заночевать на каменистом берегу Чхарни. Нарубил лапника, лопухов, сделал что-то похожее на спальный мешок – на землю накидал лапника, накрыл лопухом. Для «укрывашки» – лопух.
Для тех, кто не в теме – сахалинский лопух – очень уникальный экземпляр флоры. Диаметр единственного листа может достигать более метра. Но, в верхней трети Сахалина лист был диаметром гораздо скромнее, но вполне сносным для создания покрывала.
С камней в речке насобирал десяток личинок ручейника, очистил их от оболочки из крупных песчинок. Соорудил удочку и, буквально, за двадцать минут наловил столько мальмы, что хватит и на завтрак. Уснул сразу после ужина. Надо сказать, что место было очень страшное – кроны ольхи создавали сплошной купол над поймой Чхарни. Тишина была абсолютной, кроме журчания воды на перекате. Утром доел мальму заливную (за ночь уха остыла до состояния желе), и – на восток!
К полудню второго дня экспедиции достиг желаемой точки – вот три родника, которые питают две реки – Чхарню, Аргу! Красота необыкновенная! Кедровый стланик, ольха, осина, ель, лиственница,каменная берёза – основные деревья и кустарники на склонах сопок. Воздух был наполнен ароматами трав, смолы, мха и лишайников.
По склону сопки пошел на юг, чтобы сократить обратный путь. Ягоды было навалом – даже не заморачивался с рыбалкой – ягодками я плотно наелся буквально за час.
И, тут не знаю, кто меня дернул за жопу – ангел или демон – подняться на вершину сопки. За три часа я достиг вершины. И решил заночевать на ней.
С укрывным материалом здесь было похуже, чем на Чхарне – только лапы стланика, молодняк каменной берёзы. Было очень тепло, дышалось легко. Костер было разводить лень. Зарылся в гору лапника и уснул крепким сном.
Меня буквально подбросило ближе к рассвету. Склоны сопок были затянуты рваными свинцовыми облаками, шел дождь, дубак стоял жуткий. Климат Сахалина показал свою «улыбку тролля». Первое, что я сделал – спрятал спички и папиросы в целлофан. Быстро собрался, но было достаточно темно – я не рискнул спускаться вниз. Нарубил лапника, отряхнул его, и соорудил подобие шатра. Толку от него было немного, но, как говорят: «За неимением горничной, живем с дворником». Через час стало светлее, и, к тому времени на мне не было ни одной сухой нитки, зубы выбивали частую дробь, меня самого трясло. От переохлаждения могло спасти только движение. С трудом встал и двинулся вниз зигзагами – лишайники и трава были мокрыми, один неосторожный шаг – и ты летишь вниз, обдирая кожу, ломая руки и ноги. Ушибы – это так, мелочь. К закату я достиг места своей первой ночёвки. Тело ломило от холода. Из-за того, что замёрзли ноги, малую нужду я справлял чаще, чем кобель на прогулке. Первые признаки обезвоживания – судороги в икроножных мышцах. И очень хотелось просто лечь и уснуть.
С трудом нашел несколько сухих тонких валежин, реально – на последних силах, разжег костёр, уберегая его от дождя зонтиком из лопухов. Заварил чай, немного просушил одежду. Становилось всё холоднее, дождь прекратился, превратясь в густую водяную взвесь. От такого явления спрятаться можно только в доме, с хорошо протопленной печкой. В такую погоду хорошо сидеть в тепле, лопать котлеты с пюрешкой, потом пить чай с ирисками и иногда выходить на крыльцо, чтобы посетовать на такую мерзкую погоду. Постепенно стал приходить в себя: боль в мышцах стала просто адской – особенно в ногах – нагрузка на ноги была основной, и боль от жопы до пяток была дикой, тянущей. Даже встать, пройти пять метров за дровами – это было просто пыткой. Вечернюю зорьку ловли рыбы я благополучно проебал, но вспомнил, что половина булки хлеба лежала у меня в рюкзаке.
И, тут я с ужасом обнаружил, что хлеб, будучи завернутым в серый советский магазинный пакет, превратился в тюрю. Голод – не тётка, даже не отчим. Эту тюрю из хлеба на опаре я ел, как самое дорогое лакомство, давясь и перхая от нетерпения. Сразу стало теплее, кровь заиграла, даже боль в ногах отступила. Мне довольно быстро удалось топором срубить сухостой пихты, отрубил два болвана от вершины, кое – как дотащил их до костра – относительно тёплая ночь, если не будет дождя, была обеспечена.
Утром я тщательно залил костёр, предварительно заварив в котелке крепкого чая. И – домой. По дороге меня начало «травить» - блевал надсадно, думал, что от очень крепкого чая. Домой добрался к восьми утра с температурой почти под 39.
Мама, не имея медицинского образования, за 4 дня поставила меня на ноги, при этом читая очень неприятные нотации. На слова она не скупилась – её выражения были крепче и шершавее пенькового швартового каната…
Аккурат через полгода после приключения в сопках, одноклассники меня сблатовали на зимнюю рыбалку. Как раз начались новогодние каникулы. После 3-го января молодому здоровому организму уже не сиделось дома. И, где-то накануне Рождества в 5 утра 5 обезбашенных подростков, одетые, как космонавты, попёрлись на старицу Пятой косы реки Тымь. Я не верю в магию чисел, но тут три пятёрки сошлись. Даже четыре – путь составлял ПЯТЬ километров. За время пути рассказывали байки про дикие уловы.
Пришли на место. Было не очень холодно – примерно минус двенадцать. За время пути оба фонарика высосали ресурс батареек. Кое-как немного расплющили батарейки, чтобы насверлить лунки.
Заря была пасмурной, лёгкий северный ветерок, который через пару часов разогнал облака, и стал всё свежее. И, тут, организм потребовал «отбомбиться». Кусок газеты у меня всегда лежал в кармане – костёр разжечь, покакать и жопу подтереть – это норма! Но «бомбить» на корточках, одетым к ватные штаны и тулуп, в огромных валенках – неизвестно, что из одежды будет обосрано!
Я ушел на берег, нашел ровное место, натаскал туда нарубленных лапок пихты. Снял тулуп, ватные штаны и валенки, и взошел на «постамент». Удачно справив нужду на холодном ветру , заморозив почти до звона яички и писюн, быстро оделся. И понял, что я замёрз. Сколько я потом не бегал по старице, чувство того, что я замёрз не проходило. И решил идти домой. Обратный путь был гораздо быстрее – я бежал. И всё равно чувствовал, что замерзаю. Домой я ввалился заготовкой для строганины. Прошло 35 лет с этого случая. Я зарёкся ходить на зимнюю рыбалку. И до сих пор на неё не хожу. На спиннинг и удочку летом – да! Но, зимняя рыбалка – фубля фубля!
Опять прошло полгода. Мастер нашего леспромхоза Николай Перепелко – приятель моего бати получил приказ сделать разметку двух делян под летнюю вырубку леса в верховьях реки Плелярка, на сопках. Это разметка под летнюю вырубку 1987-го года не механической валкой, а ручной – идёт вальщик с бензопилой, с ним помощник с «вилкой» и канистрой бензина для пилы. Деляны для таких работяг делаются небольшие, по этому две деляны за один световой день – вполне реально сбацать. Леспромхоз за эту работу заплатил мне почти 90 рублей. День работы – 90 рублей, когда булка хлеба весом один килограмм стоила 22 копейки, а самая дорогая консервная банка с рыбой – сайрой – 60 копеек.
Как обычно, выезд, планировавшийся утром в восемь, начался в полдень До моста через Плелярку нас привезли уже к вечеру. До «базы» - одной из вершин треугольника двух делян вверх по течению нужно было пройти около десяти километров. Кроме меня в лямку впрягся мой приятель Игорь.
Снаряжение было достаточно тяжелым – инструмент, палатка, еда. У Николая поверх рюкзака был огромный тюк, у Игоря – чуть поменьше. Всю дорогу до точки я думал – что они такое несут? Из своего скарба я нёс на себе привычный «экспедиционный» набор и два шерстяных одеяла.
Пока мы с Игорем ставили палатку, разводили костёр, Перепелко воткнул буссоль , по карте сверил азимуты:
- Подъём в 6 утра. К семи вечера должны вернуться на мост!
Я посмотрел на карту: по сопкам, по непроходимой «сказочной» тайге нужно пройти почти 40 километров! Получалось, что позавтракаем на старте, а ужинать будем дома. Юношеский азарт и энергия перевесили страх мальчика. Наш продуктовый паёк от леспромхоза – 9 банок говяжьей тушенки, 3 булки хлеба, пачка чая, кило гречки. Маманя нажарила мне гору драников, мама Игоря (одноклассница моей мамани) нажарила в дорогу Игорю горбуши. Николай выложил печеную в духовке картошку, сало, помидоры и огурцы. Ужин затянулся, Николай был общительным и умным мужиком – рассказывал много историй о леспромхозе. Он пришел сразу после техникума в леспромхоз, и от рядового вальщика леса дошел до мастера. Не по блату – он был одним из немногих, кто научными методами понимал, где выбирать лес для выполнения плана леспромхоза.
Вы знаете, что в двухместной советской брезентовой палатке могут с комфортом разместиться пять человек? Вот и мы, втроём разместились в такой палатке. Пока я тушил костёр, пока скидывал объедки в воду, Николай и Игорь уже потушили фонарь. На ощупь я залез в палатку, лёг на подстилку из пихты и укрылся двумя одеялами. К рассвету я реально задубел – меня трясло и колбасило так, что я не мог встать. На четвереньках я выполз из палатки, кое – как запалил бересту, закидал её сухими ветками ёлки. Вот, кто мне может объяснить – почему холод «собачий»? Не бегемотский, не слоновий, не свиной?
Потихоньку стал «оттаивать» - накидал хороших смолистых чурок в огонь, стал отогреваться. Из палатки выполз Игорь. Хитрожопый. Замёрз не меньше меня, но затеплить костёр ему было лень.
На гольцах и на заберегах обозначился ледок – удивительно для конца августа!
Тут из палатки выполз Коля:
- Нихуя себе, дубак!
Николай замёрз в арктическом спальнике!
К шести утра мы позавтракали, собрали «манатки» и прошли весь маршрут, который должны были пройти. Приключения за день к холоду не имеют отношения – там было много крови, пота, непечатных выражений.
И, крайний случай – январь 1989-го года. Я ехал из Барнаула в Новосибирск. Температура за бортом – минус 42. Отопление в автобусе – нет. Когда я добрался в Новосибирске до тёплой комнаты, я выл от боли в суставах, мышцах. Оттаянивание было очень болезненным. Было после этого казуса несколько случаев, но замерзать так дико уже не приходилось.
yaplakal.com