Тринадцатый

На флоте была традиция – для избежания путаницы присваивать порядковые номера офицерам с одинаковой фамилией. В 1895 году после окончания Морского кадетского корпуса Константин Петрович Иванов получил несчастливый номер 13.

Во время русско-японской войны Иванов Тринадцатый служил младшим артиллерийским офицером (командир батареи левого борта) на крейсере «Рюрик». Он успешно отразил минную атаку, за что был награждён орденом Святой Анны III степени с мечами и бантом «За мужество и храбрость».

28 июля 1904 года Владивостокский отряд крейсеров («Россия», «Рюрик», «Громобой») вышел в море для поддержки прорыва во Владивосток кораблей Порт-Артурской эскадры. В ночь на 1 августа отряд был встречен японскими кораблями, которые сразу отрезали пути отхода. Японцы сосредоточили свой огонь на «Рюрике», как на замыкающем корабле. Бой был неравным – мощность залпа японской эскадры превышала мощность залпа русской в 4—5 раз

Бой продолжался десять часов. После гибели капитана корабля на его должность назначался старший по званию. Когда погибли все старшие офицеры, командование принял Иванов Тринадцатый.

Во время боя «Рюрик» получил множество попаданий, крейсер полностью лишился возможности маневрировать, осел кормой, а к орудиям главного калибра закончились снаряды, при этом возможности отходить на север больше не было, японцы пошли на сближение для захвата. Константин Иванов, будучи к этому моменту уже трижды раненным, дважды контуженным и с осколком снаряда в голове, отдал приказ таранить японские корабли.

Поняв, что капитуляции со стороны русских не будет, Адмирал Камимура пришёл в ярость и приказал вновь открыть огонь по крейсеру. Находясь в безвыходной ситуации, Константин Петрович приказал открыть кингстоны. Все штатные плавстредства были уничтожены, команда спасалась с помощью поясов и обломков дерева. Иванов лично уничтожил все секретные документы, после чего последним покинул корабль.

Бой устарелого и плохо бронированного «Рюрика» был оценён как образец доблестного поведения не только русскими, но и японскими моряками. Всего на «Рюрике» погибло 204 человека и 305 моряков было ранено. Выжившие были подняты на японские корабли.

За мужество Константин Петрович был награжден орденом Святого Георгия IV степени, а император издал специальный указ, которым присвоил Иванову двойную фамилию (с правом передачи её по наследству) и он стал официально именоваться только Ивановым-Тринадцатыми.

VIA

Заголовки и фамилии все-таки с большой буквы надо...

А чо за кораблик? Рюрик же затопили?

Размещено через приложение ЯПлакалъ

Так и какова дальнейшая судьба Иванова-Тринадцатого и тех кому фамилию передал потом?

Размещено через приложение ЯПлакалъ

Эмигрировал. Там и умер в 33.

Размещено через приложение ЯПлакалъ

уточни, что это фото другого корабля.
Повреждённый крейсер «Россия» во Владивостоке после боя
https://mi3ch.livejournal.com/4734249.html

Плен, освобождение. В ПМВ командовал крейсером "Пересвет", наскочил на мину, затонул. Революция-ушел к Деникину, после сбежал во Францию. Скончался в эмиграции в 1933-м году.

Японцы некоторые затопленные корабли поднимали, ремонтировали и ставили в строй. Но не Рюрик. Вот он на фото. Не такой красивый, как "Россия", попроще.

Помнится мне, что у Валентина Пикуля была историческая миниатюра про дальнейшую судьбу Иванова-Тринадцатого.
Ищите и обрящете.

Командовал бывшим крейсером пересвет ( чесма), который погиб как предпологают от деверсии в средеземном море, был назначен , капитаном линейного крейсера измаил , служил у колчака в имиграции был во франции кажется в лионе , работал вроде бухгалтером где и умер.

Размещено через приложение ЯПлакалъ

У Черкашина есть повесть про крейсер пересвет

Размещено через приложение ЯПлакалъ

предлагаю: переименовать один из южных
Курильских островов(шикотан, итуруп, кунашир)
и назвать Иванов-Тринадцатый..

вот у япошек пуканы порвёт..

У меня несколько приятелей - Ивановых. Бывало путался. Сейчас знаю как их называть. По датам знакомства.
Думаю, не обидятся...

Спустя полчаса, звонит Иванов.
- О, богатым будешь "Второй".
- А-а-а... так вот кто Кортес такой...

Бли-и-и-н... Как тесен мир.

Это сообщение отредактировал кортес17 - 16.02.2020 - 12:05

как про такого героя можно написать "сбежал"?
он от смерти не бегал, а тут ...
думать надо хоть немного.
так-то шпала. а была бы возможность - уебал бы.

раз в год этот тринадцатый всплывает на форуме :))

У Пикуля есть роман "Крейсера" , как раз об этом времени , людях и кораблях.
Роман небольшой , но емкий, красочный и грустный.

Ну насчёт сбежал я бы поспорил.
С моей точки зрения,негоже так говорить о людях вынужденных эмигрировать.
Тем более если человек совершал подвиги на войне.
Не нам судить их,оставшихся верными присяге.

Во время русско-японской войны "Пересвет" классифицировался как эскадренный броненосец, в декабре 1904 года он был затоплен в Порт-Артуре, после капитуляции которого японцы подняли корабль, отремонтировали и в 1909 году ввели в строй своего флота как броненосец береговой обороны 1 класса «Сагами». В 1916 году "Пересвет" вместе с другими трофеями той войны (броненосцом "Полтава" и крейсером "Варяг") были выкуплены Россией и вошли в состав русского флота. При этом "Пересвет" был переклассифицирован в крейсер, а "Полтава" переименован в "Чесму", так как в состав Балтийского флота уже входил новейший линкор-дредноут "Полтава".

Это сообщение отредактировал Ganelon - 16.02.2020 - 18:49

обязательно почитайте Пикуля "Крейсера" как раз про 4 крейсера ,базировавшихся во Владивостоке. Не знаю насколько исторически точно ,Валентин Саввич иногда допускал фантазии и смелые предположения. Но мне ,кажется, настроение передано верно.

У Пикуля много интересных книг на эту тематику

Размещено через приложение ЯПлакалъ

очень интересно, спасибо

я в детстве ещё зачитывался Порт-Артуром и Цусимой

про этот эпизод знал, но не так подробно

жирный плюс

ТС, неуд ставлю. Ведь даже фотка есть героя в инете.

После гибели командира офицеры «Рюрика» по старшинству сменяли друг друга в боевой рубке. Они поднимались туда, как на эшафот, залитый кровью своих предшественников. Капитану 1 ранга Трусову оторвало голову, и она перекатывалась в такт качке по скользкой палубе рубки; старший офицер кавторанг Хлодовский лежал в лазарете с перебитыми голенями. Заступивший на его место старший минный офицер лейтенант Зенилов простоял в боевой рубке недолго: сначала был ранен осколком в голову, а затем разорван снарядом, влетевшим под броневой колпак... Настал черед лейтенанта Иванова-Тринадцатого. Оставив свою батарею левого борта, он поднялся в боевую рубку — броневой череп корабля. Мрачное зрелище открылось ему: исковерканные приборы, изуродованные трупы... Не действовал ни один компас.

РУКОЮ ОЧЕВИДЦА:
« Несомненно , — писал потом Иванов-Тринадцатый, — крейсер был обречен на гибель или пленение. Только одна мысль, что окруживший нас противник из четырнадцати вымпелов постарается овладеть нами (как ценным моральным призом), заставляла возможно быстрей принять какое-то решение. Наше действительное положение было такое, что достаточно было прислать с неприятельских судов четыре баркаса с вооруженной командой, и они с легким и полным успехом могли бы подойти к крейсеру и овладеть им, так как при том разгроме, который царил на «Рюрике», не было никакой возможности оказать им должное сопротивление: артиллерия была вся испорчена и молчала, абордажное оружие было также перепорчено, а живая сила команды, обескровленная пережитым боем, сделалась непригодной к серьезному сопротивлению. Не теряя времени, я отдал приказание мичману барону Шиллингу взорвать минное отделение крейсера с боевыми зарядными отделениями мин Уайтхеда. Боясь за неудачу или задержку отданного приказания, а времени уже терять было нельзя, так как кольцо неприятельских судов без единого выстрела все суживалось вокруг «Рюрика», тут же я отдал приказание старшему механику капитану 2 ранга Иванову открыть кингстоны затопления крейсера и об исполнении мне доложить. Выбежав на верхнюю палубу, я объявил о принятом решении и отдал распоряжение о спасении раненых из недр корабля. Но не насмешкой ли звучало мое приказание? Какое же спасение раненым и оставшемуся экипажу я мог предоставить? На этот раз только тихие и глубокие воды Японского моря в 40–50 милях от берега и те плавучие средства, кои представляют пробковые матрацы коек и спасательные нагрудники. Ни одной шлюпки не было в целости, все гребные и паровые суда были побиты в щепки. Часть команды начала доставать и расшнуровывать койки, другие начали выносить раненых из нутра судна на верхнюю палубу, прилаживать к ним спасательные средства и прямо спускать за борт. Надо было посмотреть на матросов и вестовых «своих благородий», которые с полным самоотвержением в ожидании ежеминутно могущего произойти взрыва проявляли заботы о раненых офицерах, устраивая то одного, то другого к спуску на воду. Я помню несколько эпизодов из этой заключительной сцены нашей драмы.
На юте с левой стороны лежал на носилках вынесенный с перевязочного пункта наш старший офицер капитан 2 ранга Николай Николаевич Хлодовский. Он был совершенно голый, грудь его высоко поднималась от тяжелого дыхания, ноги с сорванными повязками представляли ужасный вид, с переломанными голенями и торчащими костями. Около него возился вестовой матрос Юдчицкий, старающийся приладить под носилки несколько пробковых поясов, но это оказалось напрасным. Хлодовский, приподнявшись на локтях, открыв широко глаза, глубоко вздохнул и скончался на своем корабле. Идя дальше, на шканцах я наткнулся на лежащего ничком на палубе командира кормового 8-дюймового плутонга лейтенанта Ханыкова. Торс его был обнажен, и на спине, ниже левой лопатки, зияла громадная круглая рана обнажавшая переломанные ребра, сквозь которые ясно было видно трепетанье левого легкого. Увидя меня, Ханыков умоляюще попросил его пристрелить, но так как при мне не было револьвера, я мог только его утешить, сказав: «Потерпи еще минуту, а там будет общий конец».
Тут же под кормовым мостиком полулежал наш младший доктор Бронцвейг, у него были перебиты обе ноги в щиколотках. Обещав сделать распоряжение и приставить к нему людей для помощи, пошел дальше и вдогонку услышал: «Не надо, все равно я пропавший уже человек». Тут же навстречу попался наш старший механик капитан 2 ранга Иванов, доложивший, что четыре главных кингстона затопления уже открыты. Я приказал травить пар из котла и застопорить обе машины. Больше я его не видел, он потонул при крушении. В это время явился ко мне мичман барон Шиллинг и доложил, что взрыва минных погребов произвести не удалось, так как нет подрывных патронов. Действительно, часть из них хранилась в особом помещении рулевого отделения, уже затопленного, а другая часть взорвалась в боевой рубке. Я ответил, что теперь это безразлично, так как кингстоны открыты, крейсер наполняется водой и мы не попадем в руки неприятеля. Дал ему поручение проследить за порядком спуска на воду раненых и за возможно быстрейшим исполнением этой задачи.
Крейсер уже заметно стал садиться в воду с дифферентом на корму и креном на левый борт. Я должен был, как последний командир корабля, еще раз обойти палубу крейсера, чтобы запечатлеть живее в памяти всю обстановку, а также посмотреть, много ли еще живых душ томится в его недрах и нуждаются в помощи. Зайдя в боевую рубку, окинул тело командира капитана 1 ранга Трусова прощальным взглядом. Каким-то могильным холодом повеяло на меня. Тут же вспомнил, что на последнем из живых офицеров лежит обязанность выбросить за борт мешок со всеми секретными сигнальными книгами, шифрами и документами, а также и с колосниками для тяжести. С трудом вытащил мешок на крыло мостика и выбросил его за борт. Конечно, в нашей обстановке, при гибели судна на глубине около 300 сажень, такая мера и не требовалась, но я уже не рассуждал и от физического переутомления, от ран, контузий и всего морального потрясения, пережитого во время боя, действовал автоматически, не считаясь со здравым смыслом.
На мостике я наткнулся на труп матроса, лежавшего на палубе, уткнувшись лицом в лужу сгустившейся крови; и вдруг этот труп, приподнимая голову, обратился ко мне с вопросом: «А скоро ли конец, ваше благородие, и потопляться-то будем?» Я привожу этот случай, так как вид его запечатлелся у меня на всю жизнь и много лет преследовал в сновидениях и ночных галлюцинациях. Кожи и мяса на его лице почти не было, на меня смотрел единственный уцелевший глаз, казавшийся необычайных размеров, вставленный в голый череп смерти. Другая часть лица была совершенно разворочена. Это было кошмарное, нечеловеческое лицо. Невольно отпрянув в сторону, я поспешил успокоить его, сказав, что сейчас пришлю за ним, и быстро спустился по поломанному трапу на верхнюю палубу, оттуда через носовой люк в батарею 6-дюймовых орудий, с намерением спуститься в следующую жилую палубу. Но в этот момент почувствовал легкие содрогания корпуса и ясно ощутил, что крейсер быстро начинает валиться на левый борт, а дифферент сильно увеличивается на корму. Пробежав по батарейной палубе к корме, я через грот-люк выскочил на палубу, где с юта навстречу мне катилась лавина бурлящей воды, подминающая верхнюю палубу. Стоять на ногах из-за сильного крена на левый борт, быстро увеличивающегося, было почти невозможно. Я подполз к правому борту, где через барбет средней 75-мм пушки перешагнул через планшир, очутившись на наружном борту, поскользнулся и поехал, как на салазках с горки, но, дойдя до медной обшивки подводной части, уже обнаружившейся из воды, зацепился одеждой за какую-то медную заусеницу, и меня точно неведомая сильная рука прижала к корпусу судна. Глаза застелила зеленоватая масса воды, и я почувствовал, что крейсер увлекает меня в свою водяную могилу. Когда через несколько мгновений я вынырнул на поверхность, увидел на миг таран крейсера, вставшего на попа на корму. Перевернувшись на левый борт, он, исчез под водой, а вдоль тихого, спокойного моря раздалось громкое, потрясающее «ура!» плавающей на воде команды».

Это погребальное «ура!» ему доведется услышать еще раз — на другом полушарии земли, в водах Средиземного моря, сомкнувшихся над «Пересветом».

За бой на «Рюрике» его последний командир был удостоен ордена Св. Георгия IV степени, но вместо золотого оружия, какое получили другие уцелевшие офицеры, лейтенанту Иванову-Тринадцатому «высочайше был упразднен цифровой номер среди Ивановых и повелено впредь именоваться «Ивановым-Тржнадцатым». Эта странная награда навечно сплела его простую фамилию с «чертовой дюжиной», проклятой моряками всех стран." ©

Охуеть, уебака грозный. Учи историю. Девиз Южного Белого движения-Россия или смерть! Не умер, ушел в эмиграцию. Так что-сбежал.