62
Прабабке годовщина. Решила рассказать ее историю. Пока 1 часть. - Мать, ты чего тут? Аль ищешь кого? – Солдат сплюнул в осеннюю жижу, поправил винтовку и посмотрел на женщину.
Немолодая, одета по-крестьянски, из-под платка выбилось несколько седых прядей, за спиной мешок.
- Ищу. Сынок, - обратилась она к солдату, хотя тот ей был почти ровесник. – Начальник тут где?
Она заглянула в глаза солдату, и у того мороз по коже прошел: «Боли то сколько... Наверно, сына ищет...»
- Вон там палатка, - он махнул рукой влево. – На ней табличка «штаб». Там начальство было...
- Спасибо, сынок. – Она повернулась и пошла куда указали.
- Мать, ты... – Но она уже ушла.
На сборочном пункте было людно. Шла запись на фронт, распределяли в части, прибывали и убывали машины с бойцами, тут же выдавали какой-то паек, оружие. В стороне был госпиталь, около палатки с красным крестом кто-то играл на гармошке. На натянутых веревках сушили белье. Несколько солдат поддерживали перевязанных раненых, курили и слушали гармошку. Выглянуло солнышко, наверно, уже последнее в эту осень. Снег никак не ложился, хотя ночью подмораживало, и утром трава хрустела от инея.
Она вошла в палатку с табличкой «штаб». За столом сидел мужчина лет сорока, в меховой жилетке и что-то читал. Читал и подписывал. Он поднял глаза:
- Тебе чего, мать?
- Мне надо. К начальнику. Надо... – Голос ее сбился.
- Ты не мямли. Говори, что надо? Я начальник. Майор Семенов. – Он отложил перо.
Она взяла себя в руки, выпрямилась и подошла к столу.
- Меня на войну не берут. Не записывают на фронт.
Его глаза округлились:
- Тебя? И правильно. Нечего в армии бабам делать. Иди в лазарет, там санитарки нужны.
- Мне не надо в санитарки. Мне на фронт надо. Сын у меня там...
- Где? На каком фронте? В какой части?
- Не знаю, майор...
- Пропал что ли? Так напиши запрос – будут искать.
- Писала. Куда только не писала. Пропал. Пусти меня на фронт. Если живой – найду. А не живой, - тут голос ее осекся, но тут же стал более жестким, – отомщу.
- Ты это... мать, не дури... Иди домой. Как фамилия сына? Давай я подам запрос. Найдем. Ну, правда, куда тебе на фронт? Ты ж баба, да и не молода уже... И фронт-то он же не с поле...
Тут около палатки что-то затарахтело, и в палатку ворвался молодой парень.
- Товарищ подполковник, из штаба пакет. Срочно. – Но тут же осекся. – Здрасти, теть Зоя...
- Здравствуй, Митенька. Большой какой стал...
- Ты на улице подожди, мать, - голос Семенова стал мягче. – Зайди попозже.
Зоя вышла. Солнышко скрылось за клочковатыми тучками, налетел ветерок. Да, пахло уже зимой.
- А ты знаешь ее, что ли? – Семенов закурил и дал Мите папиросу.
- Да. Я же тутошний, местный. Ее сын меня старше на два года. Несчастная баба.
- Она же вроде не старая еще, а голова вся седая. Говорит, сын пропал. В армию просится...
- Это не только из-за сына. Да, сын пропал. Записали его на Звенигородском пункте, тут еще не было. Он ей писал одно время, потом пропал. Ни письма, ни весточки.
- Может...
- Может... – оба поняли без слов, о чем речь. – А по весне, когда сюда немцы вошли – они... – Парень затянулся покрепче. Видно было, что говорить страшно. – Ей дом сожгли с детьми. У нее помимо Васьки еще трое было: две девки и мальчонка маленький совсем. А мужика повесили на воротах. Он инвалидом был – одной ноги у него не было, потому и в армию не взяли. И все на глазах у нее. А над ней надругались, говорят, и избили до полусмерти. Она же красивая была, как на картинах. Думали – двинется умом баба. Немцы тут стояли-то неделю, а делов наворотили... Вот с тех пор она и седая. Ее баба Фрося выхаживала. Она знахарка, травница... А потом меня призвали, и больше я не знаю о ней ничего. А вот, выходит, выжила. Только постарела сильно. И не старая она. Ей лет сорок. Она старше моей мамки на три года...
Семенов докурил, затушил окурок. Захотелось воздуха. Он вышел из палатки в сумеречный морозец. Подмораживало. Народ почти разошелся. На мешках с песком сидела Зоя.
- Ты чего сидишь то? Домой иди!
- Некуда мне идти. Дай приказ, чтобы меня на фронт...
- Слушай, мать... ну о чем ты? Ну какой фронт? Там же война. Там мужики не выдерживают, а ты же... – Он замолчал, вспомнил слова Митьки. То, что пережила эта женщина, не каждый мужик выдюжит. – Ты хоть стрелять то умеешь?
- Дай винтовку – покажу.
Подполковник отвел ее на стрельбище, поставил мишень. У караульного взял винтовку. Зоя проверила патрон, вскинула на плечо, целилась не более трех секунд и выстрелила. Семенов поднял минешь. Была пробита девятка. Он удивленно посмотрел на женщину.
- У меня батя лесником был, охотой жил. Я с измальства с ним и на зайца, и на утку. А здесь и кабаны, и волки водятся. Долго целиться нельзя. А винтовка не пристрелена, потому и девятка.
- Ну, мать, ты даешь! Я такое не у всякого снайпера видел.
- Пусти меня на фронт, майор. Христом Богом прошу. Пусти.
- Так на войне не в зайца стрелять надо, а в человека.
- А враг для меня не человек. Фриц – он хуже зверя.
- Бог с тобой! В пехоту пойдешь, на брюхе ползать будешь!
Зою определили на западный фронт. Погрузили с мужиками и молодыми пацанами в кузов грузовичка, везли сначала до вокзала, потом посадили в вагоны и повезли на поезде. Пацаны смотрели на седую женщину с винтовкой в руках и вещмешком за спиной со страхом. Мужики постарше пытались отпускать шуточки, но Зоя ответила одному, самому бойкому: «Думаешь – просто так я тут оказалась? Много баб в расположениях видел? Только сунься – уделаю, как Бог черепаху!» Этот самый бойкий потупился, извинился: «Ладно, прости, мать. Не на курорт едем. Думал, пошутить. Не злись».
Зоя и не злилась. На своих не злилась. Мужики и правда, не на курорт едут. «Третий год войны. И говорено, и показано, и прислано много уже чего. И похоронок прислано... Сколько же похоронок... Как же ее сынок? Хоть бы весточку какую... Или уж похоронку... Ох! Только бы не это! Только не это! Найду! Живой он. Сердце материно не обманешь...» Кто-то прислонился к ее плечу. Мальчишка. Молодой совсем. Разморило его в дороге. Уснул. Наверно, наврал про возраст. Она сняла с плечей платок и накрыла мальчонку. Мальчишка совсем по-детски засопел. А Зоя почему-то стала петь ему колыбельную. И мужики затихли. И ехал вагон в ночи, и пела женщина чужому сыну колыбельную...
Котя-котя, коток
Котя – серый хвосток...
yaplakal.com