История малолетней узницы концлагеря Озаричи

6 фото...

Эта фотография шестилетней девочки - узницы концлагеря Озаричи в Гомельской области, где погибло почти 20 тысяч человек, - была сделана в марте 1944 года, а потом облетела весь мир.

Подпись под знаменитым фото девочки с огромными глазищами гласит: «1944 год. Шестилетняя Вера Курьян из деревни Подвидки - узница концлагеря в Озаричах». Правда в подпись закралась ошибка - на самом деле деревня, из которой родом Вера, называется Подветка. То, что девочка на фото до сих пор жива, мне в случайном разговоре рассказали знакомые. Я разыскала в телефонном справочнике Веру - теперь ее фамилия Солонович - и напросилась в гости.

Вера Сергеевна встречает меня на пороге небольшой однокомнатной квартиры в общежитии в Бобруйске. Сейчас ей 76 лет, но улыбка и ясный взгляд у Веры Сергеевны такой же, как на том фото военных лет - спутать невозможно.

Вера Сергеевна рассказывает: после войны она вышла замуж, родила двоих детей, к ней часто приезжают в гости дети и внуки. Потом приглашает меня за стол - отведать потрясающе вкусных блинчиков. О войне она говорит спокойно и буднично, как будто это было не с ней, не с ее близкими…

- Сама я не помню начала войны, - признается Вера Сергеевна. - Потом уже люди рассказывали, что и как было. Все помогали друг другу, поддерживали, делились последним куском хлеба. Поодиночке бы не выжили.

Когда маленькой Верочке было два года, на их деревню напали немцы. Верина мама схватила люльку из лозы с новорожденной сестрой Веры Олечкой (такие люльки женщины брали с собой в поле и вешали на вбитые в землю колышки) и побежала вместе с Верой и ее старшим братом Женей на болото прятаться от немцев. Болото называли Бабинец, оно было несколько километров в диаметре.

- С нами в деревне жила учительница из Москвы Люба с двумя сыновьями. Она бежала в Бабинец со всеми, но болото было далеко, и она выбилась из сил. Люба взяла своих мальчиков и пошла к немцам. «Попрошу их, чтобы не стреляли, - сказала Люба моей маме. - Они же тоже люди, и у них тоже есть дети, просто с ними нужно поговорить, чтобы они поняли, как нам страшно». Больше мы ее не видели… Наш сосед Иван Голуб потерял в суматохе дочку и, когда искал ее, наткнулся на Любу. Он видел, как немцы привязали ее к дереву на глазах у ее детей и избили до смерти, несмотря на все ее мольбы.

Немцы безжалостно убивали даже стариков и детей, но маленькую Верочку почему-то пожалели.

- Мама еще не отошла от родов, и скоро силы покинули ее, она упала на землю, подмяла нас с братом и сестрой под себя - чтобы хоть как-то защитить. К ней подошел немец с автоматом, вскинул его, чтобы добить нас - и тут я зачем-то вылезла из-под мамы. Стала прямо напротив солдата и улыбнулась ему - наверное, пряжки мне его блестящие понравились, - рассказывает Вера Сергеевна.

Солдат тоже улыбнулся девочке, опустил автомат, достал губную гармошку и начал играть. А потом просто пошел дальше, оставив малышку и ее семью в живых.

Следующие четыре года они прожили на болоте.

Пока люди выживали на болоте и спали на голой земле, в их домах в Подветке отдыхали немцы.

- Одна женщина решила: лучше я своих курей передавлю, чем они немцам достанутся. Ночью доползла по борозде с картошкой к курятнику и передушила всех курей и петуха. Привязала к себе, сколько могла утащить, и только поползла обратно, как петух очухался и закукарекал во всю ивановскую! Всех немцев в деревне перебудил! Ох и убегала она оттуда, - смеется Вера Сергеевна. - Говорит, дались мне эти куры.

На болоте нельзя было выкопать землянку - собирали шатры из еловых веток, в них и жили. Костры разводили только ночью, совсем небольшие и только в полной тишине. Пока одни грелись у огня, другие вслушивались, не летит ли самолет, и при малейшем шуме их тушили.

- До сих пор не люблю костры. Как увижу, страшно становится, - говорит Вера Сергеевна. - Столько лет прошло, а все равно кажется, что сейчас немцы прилетят и бомбу сбросят. Пили болотную воду, выйти из болота за чистой боялись, ходили босиком даже в самые морозы - обувь было взять негде. Когда немцам становилось скучно, они приходили и стреляли наугад в болото, надеясь попасть хоть в кого-то, но сами идти туда боялись, не знали безопасной дороги.

В марте 1944 года немцы стали обстреливать болото со всех сторон, бомбили сверху. Люди не выдержали и стали выходить. Тогда немцы согнали их всех в кучу и погнали в концлагерь в Озаричах.

- По дороге они добивали тех, кто не мог идти, но мы каким-то чудом дошли, хоть мама была уже очень слабая. Но этот лагерь оказался еще хуже болота, в котором мы жили.

Территория была ограждена проволокой, по которой пускали ток, людей не кормили, спали они на улице, многие просто замерзли заживо. К тому же в лагере царила полная антисанитария и свирепствовала эпидемия тифа.

- Однажды мой брат Женя куда-то пропал. Наша тетка Ходосья, которая за нами присматривала все это время, пошла его искать.

Ходосья нашла восьмилетнего Женю валяющимся в ногах у немца. Немец ел тушенку из банки, а Женя умолял его оставить ему хоть чуть-чуть. Немца это очень раздражало, он несколько раз отпихивал мальчика сапогом, но тот подползал снова. Потом немец вылизал банку и выбросил ее, а Женя схватил, прижал к груди и побежал к маме. Он пальцем счищал остатки с ее стенок и мазал мамины губы - так хотел, чтобы она жила.

Мама уже несколько дней лежала без движения, у нее был тиф, обморожены руки, ноги, лицо. Темные пятна на лице у нее потом остались на всю жизнь… Тетка Ходосья взяла эту банку и говорит: «Деточка ж ты моя, она ж совсем пустая, там нет ничего». «Нет, есть! Есть!» - кричал Женя. А Ходосья заглянула в банку, увидела на дне свое отражение, да как заголосит: «Мамочки мои, что ж это я такая страшная, как Баба-яга, стала?» Мы ж не мылись несколько лет, не ели, стали все страшные, черные.

Ночью, чтобы согреться, люди собирались в кучки.

- Однажды над лагерем всю ночь кружил самолет и сыпал на нас какой-то серый порошок. Мы не знаем, что это было, но утром многие люди не встали - так и остались серые бугорки на земле.

А потом пришли наши.


Вера Сергеевна уверена, что на этом фото тоже она. Ребенок рядом с убитой матерью. Концлагерь для гражданского населения «Озаричи». Беларусь, Гомельская область. Март 1944, ФОТО: Е. Подшивалов

Это сообщение отредактировал BigCap - 11.05.2018 - 23:01

Накануне освобождения немцы, которые уже понимали, что им не спастись, стали сгонять людей, бить их прикладами автоматов (патронов у них уже не оставалось) и бросать в ров.

- Живые и мертвые лежали вперемешку, земля шевелилась над ними. Бросили в этот ров и нашу маленькую Олю, но дед прыгнул за ней туда и достал. Но Оля, которая каким-то чудом пережила болото, лагерь, голод и лютые морозы, была уже мертва… Мы к тому времени, как нас пришли освобождать, уже никому не верили. Не верили, что это наши, думали, опять немцы, - говорит Вера Сергеевна. - Стали наши солдаты людей в грузовики сажать, чтобы вывезти, а тетка Ходосья меня никак найти не может. Бегает по лагерю, зовет и тут видит: стою я, а рядом какой-то мужчина в меня целится. Тетка бросилась: «Не стреляй, ирод проклятый, не видишь, что ли, что это совсем дитё!» А он ей отвечает: «Я военный корреспондент и не стреляю в нее, а фотографирую».

Так появилась фотография маленькой узницы концлагеря, сделавшая девочку знаменитой на весь мир.

- Это на голове у меня не платок, а рубашка намотана - ее тетка сняла с кого-то, чтобы я не мерзла, - качает головой Вера Сергеевна. - Хоть и нельзя так делать, но все равно снимали с мертвых одежду и обувь. Им все равно уже, а нам хоть какая-то возможность согреться...

О том, что Верин снимок висит в Белорусском музее истории Великой Отечественной войны в Минске, несколько лет назад ей рассказал племянник. Вера Сергеевна не поверила и даже поехала в музей проверить, действительно ли она на снимке. Оказалось, что в музее есть еще один снимок Верочки из Озаричей - на нем маленькая девочка склонилась над больной мамой. Как его сделали, Вера Сергеевна не помнит.

«В подписи к фотографии сказали, что мама умерла, а меня зовут Таня, но это не так. Не знаю, почему они так написали», - говорит Вера Сергеевна.

- Племянник тогда сказал: «Иди, тетка, получай свидетельство, что ты узница, чего сидишь просто так?» А я все боялась идти… Помню, мы когда после лагеря вернулись, мне тетки в деревне и говорят: «Смотри, Верочка, никому не признавайся, что ты в лагере была, а то еще хуже будет!»

Как в воду глядели… Еще когда немцы только пришли в нашу деревню, они поймали моего отца и отправили его в лагерь. Через три дня он сбежал, пошел в армию, прошел всю войну, заслужил кучу медалей, был знаком с Рокоссовским (тот ему даже часы свои подарил), но это не спасло отца.

За эти три дня в плену папу сослали после возвращения с войны в лагеря на 15 лет! Пришли за ним двое в кожаных куртках, когда он крышу крыл. Папа говорит: «Дайте хоть трубу доделаю, чтоб жене и детям можно было печку топить». Они подождали. Потом папа говорит: «Дайте затоплю разок печку, проверю, все ли в порядке». Затопил - и они увели его.

Тогда за врагов народа премию давали - 25 рублей. Вот один из наших родственников и сдал папу, получил премию и купил на эти деньги корову. Он потом просил прощения у мамы, но мама сказала только: «Бог простит». К счастью, папа вышел по амнистии после смерти Сталина, и у них с мамой потом родилось еще двое сыновей…

Помню, вывезли нас из Озаричей, привезли в деревню, а там стоит шалаш какой-то, из него пар валит и все вокруг простынями обвешано. Людей раздевают, бреют налысо и заводят туда. Тетка Ходосья поняла, что это газовая камера. Говорит нам: «Вы, деточки, как зайдете внутрь, старайтесь глубже дышать, чтоб долго не мучиться».

Я так и сделала: вошла внутрь, вдохнула полные легкие, зажмурилась и жду смерти - и тут понимаю, что не умираю! Это баня была! Баня, а не газовая камера, - смеется Вера Сергеевна. - А откуда ж мы знали? Мы годами не мылись, все грязные, вонючие, тиф кругом, вши…

Отмыли нас хорошенько и отправили в родную Подветку. Как раз отец с войны вернулся, дом заново отстроил, козу купил. Такая коза была хорошая, так мы ее любили! Так мне хотелось ее отблагодарить за то, что она молоко дает, нас кормит. Взяла я и повесила на нее все отцовские медали и вывела ее на улицу…

Вера Сергеевна рассказывает, что после войны везде оставались мины и патроны.

- Когда печку топили, то дрова закидывали в огонь и на землю ложились - вдруг патрон где остался и бабахнет сейчас. А если шли куда-то, то катили перед собой бревно палками - вдруг оно на мине подорвется. Взрывы везде были и после войны. До сих пор находят что-то…

Когда Вере исполнилось 16 лет, она получила паспорт и пошла работать на кирпичный завод, где на огромном прессе практически вручную рубила кирпичи. Завод был в 45 километрах от родной деревни, и каждые выходные Вера ходила эти 45 километров пешком домой, к маме и братьям, которые родились уже после войны.

Узнав, как тяжело приходится девочке, тетка устроила ее санитаркой в больницу в Бобруйске, где Вера и познакомилась со своим будущим мужем. Всю жизнь они прожили вместе, у них родились двое деток, потом появились внуки. 12 лет назад муж умер, и теперь Вера Сергеевна живет одна, но дочка Оксана навещает ее каждый день.

- Я ей и среди ночи могу позвонить, если что-то надо - всегда придет, - говорит она.

С мужем Вера познакомилась, когда работала в больнице.

После того как несколько лет назад Вера Сергеевна призналась, что была узницей концлагеря, ее жизнь практически никак не изменилась.

- Прислали мне премию от президента - по тем временам много, 3 миллиона рублей. Я такой богатой себя почувствовала, накупила подарков детям и внукам, - смеется она.

Несколько раз Вера ездила в Озаричи, где похоронена ее младшая сестра Оля.

- Я почти ничего и не помню с тех времен, - признается она. - Наверное, память моя все стерла, чтобы я могла дальше жить и быть счастливой. Война - это страшное, жуткое время, а сейчас жить хорошо, легко. Сама жизнь - это и есть счастье...
http://oursociety.ru/news/istorija_malolet.../2015-04-26-618

Их воспоминаний Ульяны Манько, в 1944 находилась в концлагере Озаричи:
«Меня, беременную, и моих двух детей, Татьяну – 5 лет и Марию – 2 лет, в один из февральских дней 1944 г. с многими другими односельчанами немцы погнали в концлагерь, находившийся близ поселка Дерть. В пути нас не кормили, мои дети плакали от голода, и я хотела в поле собрать несколько картофелин. Увидев, что я собираю мерзлую картошку, немецкий солдат подбежал ко мне и стал ногами бить в поясницу. Я потеряла сознание, и вскоре у меня начались роды. Новорожденный на вторые сутки умер, а меня, больную, истерзанную, погнали дальше в лагерь. В лагере мы жили под открытым небом, спали прямо на снегу. Мои дети страдали от холода и еще больше от голода. Горячей пищи нам не давали, а изредка через проволоку бросали хлеб. Но желающих получить кусок хлеба было слишком много, и мне, больной и немощной, лишь два раза удалось таким образом заполучить небольшие ломтики хлеба. Однажды я хотела собрать веток, чтобы развести костер и обогреть своих детей. Но немец не дал мне этого сделать и избил меня палкой. Так я мучилась со своими детьми в концлагере. Вскоре у моих детей опухли ноги и руки. Они кричали и плакали: «Мама, холодно! Мама, кушать!» Но я ничего не могла сделать для моих девочек. На пятый день в жизни в лагере от голода умерла моя дочь Мария, а на следующий день умерла и Татьяна».©

Начиная с конца лета 1943 года по правому берегу Днепра, по приказу фашистского командования велись инженерно-оборонительные работы с целью построить укрепленный рубеж обороны на пути наступления советской армии. К рытью траншей и постройке укреплений было привлечено все трудоспособное мирное население. Мужчины в возрасте от 15 до 65 лет должны были сопровождать армию вермахта и выполнять землеройные работы.

10 марта 1944 года по приказу командующего 9-й армиигенерала танковых войск Йозефа Харпе, командира 56-го танкового корпуса генерала Фридриха Госсбаха и командира 35-й пехотной дивизии генерала Георга Рихерта и был создан концлагерь, в который в короткий срок согнали более пятидесяти тысяч советских граждан — жителей Гомельской, Могилёвской, Полесской областей Беларуси, а также Смоленской и Орловской областей России — стариков, нетрудоспособных женщин, детей. При этом сотни людей были застрелены на пути к территории за колючей проволокой. Многие из тех, кто были классифицирован как нетрудоспособные и были заперты на ограниченном пространстве без еды и чистой воды, были больны сыпным тифом.

Сам концлагерь «Озаричи» состоял из трёх оборудованных концлагерей, построенных на редколесье и заболоченной территории. Один из них находился у поселка Дерть, второй — в двух километрах северо-западнее местечка Озаричи, третий — у деревни Подосинник. Концлагерь находился вдоль линии фронта.

«19 марта 1944 года наступающие части Красной армии в районе м. Озаричи Полесской области Белорусской ССР обнаружили на переднем крае немецкой обороны три специальных концентрационных лагеря, в которых находилось свыше 33 тысяч людей. Эти лагеря размещались: первый – на болоте у п. Дерть, второй – в двух километрах северо-западнее местечка Озаричи, третий – на болоте в двух километрах западнее д. Подосинники» (из сообщения Чрезвычайной государственной комиссии об Озаричских лагерях № 73 от 30 апреля 1944 года).

«Озаричи» был единственным лагерем, где мирное население содержалось в болоте в холодное время года, без крова, тепла и пищи. Узников преднамеренно заражали тифом, чтобы эта болезнь перекинулась на солдат Советской Армии, которые освобождали эти территории.

Из пояснений рейхсарцтефюрера профессора Блюменталя своему помощнику профессору Гейману: «Не за горами дни, дорогой коллега, когда мы получим культуру чумных возбудителей в огромнейших количествах. Передача чумы воздушным путем вернее. Притом будет вызвана легочная форма чумы – очень страшная форма заболевания. Да и масштабы! Мы уже получаем такие агрессивные виды бактерий, каких нет в природе. Они идеальны для целей бактериологической войны. Нужно создать такие условия, при которых каждый стакан выпитой воды, каждый кубический метр вдыхаемого воздуха непременно заражал бы человека! Мы стремимся получить бактерии наибольшей вирулентности, чтобы даже наименьшее их количество давало ожидаемый военный эффект»

Официально считается, что Озаричские лагеря смерти начали «заселять» 10 марта 1944 года. За колючей проволокой оказались женщины, старики и дети. Одновременно с ними лагеря пополнялись и другими узниками. Есть сведения, что еще с 1942 года отступающие регулярные немецкие войска этапировали перед собой гражданское население из Смоленской, Брянской и Орловской областей, а затем и восточных регионов Могилевской и Гомельской. Их планировали использовать при острой необходимости в качестве живого щита.

Была и третья категория узников. Под предлогом заботы о мирном населении прифронтовой полосы, чтобы не попасть под удары наступающих советских войск, фашисты проводили массовое отселение людей. Для якобы дальнейшего переезда в новые безопасные места проживания их доставляли в пересылочные пункты, расположенные на железнодорожных станциях Рабкор, Старушки и Красный Берег. По свидетельствам очевидцев, уже там становилось понятно, о каком «отселении» шла речь. Перед входом на отгороженную колючей проволокой территорию у пригнанных отнимали собранные в спешке вещи, документы и продукты, оставляли только одежду. В этих лагерях людей держали от 2–5 суток, а затем строили в колонны и гнали в глубь лесов и болот — до Озаричских концлагерей. По обеим сторонам людского потока шли конвоиры с собаками, и тех, кто выходил из строя на обочину, просто расстреливали. Такая же участь ожидала обессилевших.

На территории Озаричских лагерей смерти не было никаких построек, и узники, которых, по официальным данным, насчитывалось более 50 тыс. человек, находились под открытым небом. А между тем, как свидетельствует из воспоминаний бывшего начальника медицинской службы 65-й армии генерал-майора В.Колодкина, «за время пребывания в этих лагерях температурные колебания воздуха составляли от 0 до -15°, выпадал снег, дожди сменялись морозами». Питались тем, что узники сумели спрятать при себе, а также — мхом, найденными на болоте ягодами клюквы. Узникам запрещалось разводить костры не только ночью, но и днем. Правда, иногда провизию — замешенный на опилках хлеб — доставляли и немцы.

За 9 дней в "Озаричи" было согнано более 50 тысяч мирных жителей.

В живых осталось 34 тысячи. Из них: 16 тысяч детей, 13 тысяч женщин, около 5 тысяч стариков.

Погибло около 15 тысяч (подтвержденные данные, по неподтвержденным больше 17 тысяч).

Более 7 тысяч были заражены тифом,часть из них в ближайшее время после освобождения умерли.

Многие погибли при освобождении,т.к. фашисты заминировали подходы к лагерю и разбросали при отступлении еду и одежду на минном поле. Голодные и холодные люди сами бежали на мины. Бежали к советским солдатам.

Шесть лет девочке было, статья 2015 года, сейчас 76 (наверное на момент написания статьи), в 45 происходили события, многое не помнит, но помнит чем баня от газовой камеры отличалась?
Йобаные фашисты выпускали из газенвагенов людей чтоб те рассказали как там?
Действительно в лагерях газовые камеры были обустроены как душевые, откуда про это девочке знать?
Немец настрелялся баб с детьми, ему девочка улыбнулась и он перестал убивать и играл на губной гармошке?
Ужасы войны не оправдываю.
Шпалы прошу аргументировать.

Это сообщение отредактировал Tropilexen - 11.05.2018 - 23:13

Письмо отца- ст. л-та Виктора Титова любимой девушке. Озаричи. март 1944 год.

"Здравствуй моя дорогая.

Сколько хороших чувств поднимается, при воспоминании о милой Жешечки. Твоя улыбка, волосы и плечи так часто сняться мне.

На днях освободили три лагеря гражданского населения. Зрелище, которое предстало перед нами неописуемо. Сорок тысяч, в болоте, обнесенном колючей проволокой и минным полем. Дети, женщины, старики, умирающие с голода, безразличных к жизни и смерти. Многие подрывались на минах. Обессиленные падали и умирали на дороге. Матери бросали своих детей, дети, стоящие у трупов матерей. Весь путь трехдневного шествия усеян трупами измученных людей. Сами же лагеря представляют сплошное кладбище детей и стариков. Через два, три шага труп…»

Дороги к лагерю были заминированы в два слоя. После того как саперы снимали мину и ставили знак о разминировании и начиналось движение, срабатывал нижний ряд мин.

Утром был мороз, днем земля оттаивала, и мины начинали срабатывать. Дорога проходила в лесу и ветки деревьев с противоположных сторон после взрыва касались друг друга. Куски одежды оставались висеть на ветках.

Собственно не мы освобождали, а немцы нам оставляли несколько тысяч людей нетрудоспособных, больных, голодных, сидящих на болотных кочках. Много умерших. Помню у болотной сосенки труп полураздетой женщины и на ней мертвого младенца. Несколько недель немцы собирали и свозили в эти лагеря людей. И непонятно, как кто - то смог выжить без еды в этих условиях. Лагерь обнесен колючей проволокой, пулеметные вышки были по краям.

Трудно осуждать замерзающих, голодных людей на снегу ночью и днем, за то, что они раздевали умерших и накрывались ей.

Немцы отступили на более выгодный рубеж. А нам оставили лагеря зараженных тифом умирающих и умерших людей. Когда мы увидели это, нас охватил ужас. Народ сгрудился за заминированной и обнесенной колючей проволокой территорией и спрашивал нас: «Чьи вы?», и услышав ответ, что мы русские, советские, кинулся к нам через проволоку. Перелезая через проволоку, они попадали на минное поле и начали взрываться. Задние не понимали в чем дело, и в испуге давили на передних прокладывая себе дорогу. С чувством радости и потрясения полуживые тоже поднялись, и, выйдя из лагеря падали обессилев по краям дороги.

Из тыла и местных деревень подали повозки и машины для вывоза людей. Солдаты помогали грузить ослабевших и больных. На третий день и наши солдаты заболели тифом. Замены не было. Траншеи и окопы рыли в болотной жижи. Подошли вошебойки, машины, в которых прожаривали выхлопными газами одежду солдат. Группами выводили с переднего края, и пока одежда прожаривалась, солдаты обнаженными бегали часа два вокруг машины. Так продолжалось каждый день в течение недели. Много хороших солдат умерло тогда от тифа.

В это время был приказ хоронить в стороне от больших дорог и на братских могилах писать только одно имя и № с целью скрыть потери от противника."

Татьяна, можно ли считать воровством и мородерничеством, когда замерзающие люди в лагерях раздевали умерших и одевали ее, чтобы выжить. Где здесь вор, где враг? Вор и враг не тот, кто раздевал умерших, а тот, кто создал эти условия – немцы и фашисты."

Это сообщение отредактировал BigCap - 11.05.2018 - 23:17

Военная прокуратура 65‑й армии сразу же после освобождения лагеря провела расследование преступлений, совершенных нацистами в концлагере «Озаричи». Заключение по материалам расследования дела по истреблению советских граждан, утверждённое 4 апреля 1944 года военным прокурором 65‑й армии полковником юстиции Бураковым, и материалы расследования были переданы Чрезвычайной государственной комиссии по установлению и расследованию злодеяний немецко-фашистских захватчиков.

Протокол заседания Чрезвычайной государственной комиссии под председательством председателя СНК Белорусской ССР П. К. Пономаренко от 26 апреля 1944 года и следственные материалы по концлагерю «Озаричи» рассматривались на Нюрнбергском процессе.

В обвинительном заключении Международного военного трибунала № 1 в соответствии с Лондонским соглашением от 8 августа 1945 года и уставом данного трибунала преступления в концлагере «Озаричи» отнесены к военным преступлениям, а именно: «нарушение законов и обычаев войн», а концлагеря признаны судом «концентрационными лагерями на открытом воздухе».

В 1946 году Международный трибунал, состоявшийся в городе Нюрнберге, квалифицировал лагеря в районе местечка Озаричи Полесской области как концлагерь, входящий в перечень концлагерей, обустроенных в самой Германии и на сопредельных с ней территориях, относящийся по своей жестокости к категории «А», а также признал специальным концентрационным лагерем на переднем крае обороны.

Л. И. Смирнов, помощник Главного обвинителя от СССР на Нюрнбергском процессе:

В этих лагерях не было крематориев и газовых камер. Но по справедливости они должны быть отнесены к числу самых жестоких концентрационных лагерей, созданных фашизмом в осуществлении плана истребления народов.

В Беларуси в 1946–1947 годах прошёл ряд судебных процессов над немецкими военными преступниками по обвинению их в преступлениях, совершенных в концлагере «Озаричи».

Военным трибуналом Белорусского военного округа в январе 1946 года во время Минского судебного процесса командир 35‑й пехотной дивизии генерал-лейтенант Иоганн Рихерт, создавший концлагеря «Рудобелка», «Дерть» и др., был приговорён к повешению.

Военным трибуналом Белорусского военного округа в декабре 1947 года во время Гомельского судебного процесса командир 110‑й пехотной дивизии генерал-лейтенант Эбергард фон Куровски, создавший концлагеря «Подосинник», «Озаричи» и др., а также его работники штаба (и другие — всего 16 человек), принимавшие участие в депортации гражданского населения в концлагеря, были приговорены к заключению в исправительно-трудовых лагерях сроком на 25 лет каждый.

Военным трибуналом Белорусского военного округа в ноябре 1947 года во время Бобруйского судебного процесса командиры дивизий 9‑й армии за участие в депортации населения в концлагерь «Озаричи» (всего 21 подсудимый) были приговорены к заключению в исправительно-трудовых лагерях сроком на 25 лет каждый.

Это сообщение отредактировал BigCap - 11.05.2018 - 23:17

Однако не всех военных преступников постиг карающий меч правосудия. Один из них — Фридрих Госсбах после окончания войны спокойно проживал в Западной Германии и писал мемуары (в том числе и о концлагере «Озаричи»). А бывший квартирмейстер 9‑й армии полковник Вернер Боденштайн, самый активный организатор концлагеря «Озаричи», после войны продолжал служить в бундесвере и дослужился до бригадного генерала.

Мемориал узникам концентрационного лагеря "Озаричи" был открыт в 60-х годах ХХ века. Представляет собой три стелы с изображениями стариков, женщин и детей. Частично представлена экспозиция с расстрельными сторожевыми вышками и колючей проволокой. Мемориал очень скромный, но оставляет след в душе.

точно всё...

ещё фото...

В 2004 году,в г.п. Озаричи был открыт Музей памяти жертв Озаричского лагеря смерти.

Когда осознаешь реальность этого и то, что это все происходило здесь с нашими, живыми людьми всего семьдесят с небольшим лет назад.. еще острее понимаешь, что оправдывать фашистских тварей могут только недоумки либо выродки нашего народа.

К. К. Рокоссовский Члену Военного Совета фронта Те­легину сказал:
Сделайте так, что­бы каждый солдат узнал об этих ла­герях, выберите представителей от полков и пришлите их туда. Это бу­дет лучше любой политбеседы.

Член правительства Белоруссии Грекова, вернувшись из концлагеря, свидетельствовала:

Всех детей эвакуировали. Осталось около ста больных женщин. Вы не можете представить этого ужаса. На болоте колючая проволока. Кругом мины. Люди в бреду, с температурой сорок градусов на обледенелой земле…

Воспоминания бывшего узника Озарического концлагеря Михаила Поркалова уроженца деревни Мольча (в 1944 году ему было 11 лет):

Утром 18 марта мы обнаружили, что охраны лагеря больше нет, немцы ушли. Некоторые кинулись к проволоке, к воротам, но там все было заминировано, очень много людей погибло. Никто не знал, где проход, но люди бежали из лагеря, как из ада, никто не думал о минах. Вскоре мы увидели разведчиков. Когда вышли из лагеря, думали, что все закончилось, но радость освобождения очень скоро была омрачена смертью самых маленьких детей, которые умирали в госпиталях один за другим. Восемь детей из нашей большой семьи умерли от тифа.

Воспоминания бывшего узника Озаричского концлагеря Ивана Осадчего, уроженца деревни Углы Октябрьского района (в 1944 году ему было 13 лет):

В первых числах марта 1944 года я заболел тифом. Когда в деревню приехали немцы, я болел уже 6 дней. Они на машинах с тентами ездили и собирали людей по деревне. Нам сказали, что будут нас отселять из прифронтовой зоны. С собой разрешалось брать все. Люди брали одежду, продукты. Всем приказали выйти к воротам своего дома и ждать подъезда автомобилей. Мать стала плакать и умолять, чтобы меня не увозили, ведь я был болен. Но немецкое командование с просьбами не считалось. Меня на одеяле вынесли и погрузили в машину. Всего нас вывезли около 50 человек. Вначале привезли в сборный лагерь Микуль-Городок (в районе д. Дуброва), там у нас все отняли, кто смог спрятать в карманах крупы и пшено, то и осталось. В этом лагере мы находились 2 дня. 10 марта нас пешими колоннами погнали в «Озаричи». Мне было плохо, мать пыталась посадить меня на телегу. Но офицер сбросил меня с телеги, так как я был уже взрослый, а на гужевом транспорте везли грудных и малых детей. Мать снова стала просить и плакать, говорить, что я больной. Меня всё-таки посадили на телегу, сам бы я не дошел. Ведь это около 15 километров, гнали по слякоти. Отчетливо помню момент, когда подошли к лагерю. Это было страшно. Возле ворот огромное скопление людей, которых загоняют прикладами, натравливают собак.