186
Черт меня дернул взять телефонную трубку. Никогда ведь не подходил, а тут…
Звонила Гришина мама. Сообщила, что Гришу сейчас привезли просто в умат пьяного, он все заблевал, переколотил и лежит между стеной и кроватью. Что с ним делать она не знает, просит меня приехать, постыдить его и помочь переложить на кровать. (Тело весило 120кг, ниже меня, но бычара, за ремень поднимал меня одной рукой, при этом пиздел всем, что не качается).
Ехать мне очень не хотелось, во-первых далеко, потом он тяжелый, в-третьих пьяного стыдить бесполезно, пусть проспится… Потом не очень хотелось получить какой-нибудь статуэткой по голове, (Гриша был художник и скульптор, хотя - архитектор).
Но мама настаивала и я согласился. Честно говоря, еще очень хотелось посмотреть, что заставило такого, во всем правильного мальчугана, в усмерть набухаться. Что-нить почище третьей мировой, не иначе.
* * *
С Гриней я познакомился на какой-то сраной конференции.
В перерыве подошел ко мне и говорит: а я тебя знаю!
(Блять, напугал, немного, я стал в спешке соображать; откуда он меня знает и что плохого из этого может выйти).
- Мы в одном институте учимся, – помог мне будущий архитектор.
Потом мы, сидя в пустом фонтане пили пепсиколу, (утром надо было быть свежими). На конференции садились рядом, когда один вздремнет, другой его осторожно будит, если тот разоспался слишком заметно.
В гостинице он пришел ко мне, когда я в душе был. Я, весь закутанный в полотенце, впустил его.
Гриша попросил меня показаться во всей красе. Показался, хули такого…
* * *
На ихнем архитектурном факультете Гриша был единственный не пидарас. Пара баб там тоже лесбиянками не были.
Безотцовщина, мой друг учился только на “отлично”, работая 24 часа в сутки. Он знал, что это единственная возможность пробиться в этом сволочном и насквозь блатном и продажном мире, куда он готовился вступить.
Гриша был меня моложе, (однако успел посидеть в СИЗО!), он принял меня, как старшего брата, советуясь и делясь проблемами.
Однажды, (лет в 23), полюбив девушку на 8 лет его старше, он просто погибал от отчаяния. Ни его, ни ее родители брака их не хотели, всячески мешая любви. Гришка не знал, что делать.
- Брось ее, - говорю.
- Не могу. Люблю…
- Блять, другую найдешь, полюбишь.
- Не могу. Эту люблю.
- Блять, да что в ней такого-то!.. (Спросил просто так, чтоб спросить).
- Она меня в жопу поцеловала…
Я отступился. Если в жопу целует, то совсем другое дело. Это любовь, если в жопу целуют…
* * *
Однажды, сильно смущаясь, Гриня спросил, занимаюсь ли я онанизмом. На что я, (тоже, почему-то очень смущаясь), ответил, что когда как. Гриша очень обрадовался, что не одинок, даже напоил меня пепсиколой. (Алкоголь мы не употребляли – в здоровом теле, знаете ли…)
Потом подарил понтовые белые джинсы. Зауважал еще больше, короче.
* * *
Как-то пригласил его на охоту. В тайгу, в пампасы.
Зимой дело было. Прождав три часа дядю Гену на морозе, (он унес ключи от избушки), мы, наконец, увидели едва бредущую фигурку. Метров за 100, когда я уже разглядел, что это пьянющий Генка, я сменил дробовые патроны на два, заряженные только пыжом, (завалялись).
- Подойдет метров за 50, въеби ему с обеих стволов, пусть, сука, ляжки обдрищет!
Гриня взял базуку и принялся ждать.
На 50 метров он не выстрелил.
- Хули ждешь? – говорю.
- Поближе подпущу…
Пока я говорил, что поближе, мол, опасно, можно и ранить, Гена подошел метров на 20.
Тут Гриня и мочканул его.
Дуплетом.
Генка опрокинулся на спину, развороченная на груди телага дымилась, бежа к нему, я молил всех нечистых, чтоб только шнифты у него были целы…
Гена лежал блаженно улыбаясь; пока мы вели его к дому и открывали дверь, уснул.
Наутро он пытался окольными путями выведать, что же произошло. (Видать, что-то все же помнил, собака!).
Мы играли в непонятки, ругали, за то что ждать пришлось, плели ему обычную историю, без всякого акцента на вчерашнем. Телагу заменили, даже содержимое карманов переложили.
Генка так и не понял, был ли роковой выстрел, или это у него комарики залетали, белочкины вестники.
А к Григорию я стал относиться поосторожней, всегда взвешивая свои слова и поступки.
* * *
Взяли у него кровь из вены. Глупая татарка там ему все порвала, исколола, да и крови чуть не литр слила.
В трамвае Гриня рубанулся.
Его сдали в милицию, а оттуда в вытрезвитель. (Где, увидя следы на предплечьях, записали в наркоманы); вызвали ментов, чтоб в тюрьму везти. В прибывшем экипаже был наш друг Леха, который все и прояснил-разрулил.
Гриша за все время не сказал ни слова, то ли от шока, то ли от злости…
* * *
Дал я ему ключи от хаты, чтоб он с подругой отдохнул душевно. (Я вообще-то не любил всякого скотства, не поощрял такого, да и свой дом хранил в чистоте. Грине дал, потому как у него действительно трагедь была).
В эту ночь из экспедиции приехал наш друг, алкаш Ваня.
Не найдя что пожрать дома, он поперся ко мне. (У него хранился второй комплект ключей, на случай, если я свой проебу, а дверь у меня бронированная).
Отперев дверь и сожрав пол-холодильника, (как Гриня с любимой его не услышали?), эта скотина решила остаться у меня.
Со словами: “подвинь жопу, разлегся, бля!” – он полез на единственную в моей хате кровать, где спали голые Гриша с Аней.
* * *
Со мной, правда, случались истории и похлесче. Правдоподобия в них мало, опасностей для жизни и здоровья – с избытком, но они были, от них не откреститься.
Особенно мне нравилось видеть лица моих друзей, (кому я рассказывал о своих невероятных приключениях), когда они получали доказательства и свидетельства очевидцев, что все именно так и было! И не приврал-то я ни капельки, и хрен знает почему еще жив, на свободе и не оскоплен…
Был у Гришки пистолет. Газовый.
Ох уж этот пистолет… Какая-то новая модель ижевского завода. У меня все руки не доходили удалить из него перегородку в стволе, как я уже сделал со своим и друзей пекалями.
Гоги терпеливо ждал, таская за собой повсюду эту штуку.
Как-то он баловался с ним, ожидая лифта. В лифте, когда закрылись двери, пистолет неожиданно выстрелил.
Экстренно остановить и открыть двери не получилась. Ветеран советских многоэтажек медленно тащил Гриню на 11 этаж, где тот жил. Всю дорогу Гриша перхал, кашлял и выпучивал глаза.
Мы его, смеяся, утешали: хорошо что патрон лакриматорный был, а не нервный паралитик…
* * *
Утром, после позорного пьянства, Гриня поведал мне свою story.
Оказывается, вчера у него был то ли зачет, то ли курсовая. На кафедре, одному молодому преподу, который был сильно ебнут.
На кафедре архитектуры – все ебнутые. Каждый считает себя Кэндзо Тангэ, или, на худой конец, Ле Карбюзье. (Те еще дебилы, если что!).
Все они педерасты и неформалы, (сорокалетние), все эпатажники и с претензиями. Короче – неисчерпаемая тема для диссертаций будущих докторов-психиатров.
Гришин педагог где-то пронюхал про Гогин кольт. (Немудрено – Гриня с ним, наверное, и какать ходил).
В душу препода, расстроенную высшим образованием, закрались смутные подозрения, что Гриша хочет убить его. Несколько раз он его спрашивал. Напрямки. Ответам не верил. Порою, посреди лекций или занятий, (когда было много свидетелей), с вызовом заявлял:
- Не испугают нас ваши стволы подмышками. Не очень-то мы всяких амбалов в кожаных куртках боимся, слышите, Разумовский!
Потихоньку дошло и до зачета.
Принимали по одному, чела по 4-5 в день. (Так у них, мракобесов, занятия построены).
Когда Гриня вошел, препод сразу спросил:
- Готов?
- Готов.
- Пистолет с собой?
- С собой.
- Хорошо. Садитесь, пишите.
Гриня сел и начал писать. А преподаватель достал откуда-то пистолет и положил на стол, рядом с правой рукой.
Поймав Гогин недоуменный взгляд, велел:
- Пишите-пишите, у меня все под контролем.
Гриня писал и сильно нервничал, часто поглядывая на препода.
(Потом выяснилось, что “пушку” препод одолжил у другого студента-шалопая, обещав ему какие-то льготы на зачете).
Периодически, учитель хватал волыну, передергивал затвор, вынимал и опять вставлял магазин.
- Я пытался быть спокойным, - жестикулируя ладонью кверху, чуть не плакал Гриня.
Волосатый, как обезьян, весь взлохмаченный, в одних трусах – Гриня так искренне распинался, что я едва удерживался от смеха.
* * *
Неожиданно препод схватил ствол и направил его в Гришку:
- Разумовский, бросьте оружие!
Чтобы бросить, надо его достать, а руки препод приказал держать кверху.
- О’кей, о’кей, приятель. Без глупостей! – Гриня иногда и так говорил, жертва амерской киноиндустрии.
- Я сейчас достаю ствол и кладу его вот сюда, а ты даёшь мне уйти, о’кей?
Неожиданно, препод выстрелил.
(Не случайно, а неожиданно, ведал, гад, что делает).
Гриня, как положено, отпрыгнул назад, (на ходу достав бластер), и спрятался за партой.
Высунувшись, как я учил, справа, поймал на мушку учителя и выстрелил.
Препод тоже зашухерился и стал хуярить беспокоящими.
Гриша брал прицельными.
Случись это в любой другой части института, - набежала бы толпа народу, вахтеры всякие, блять, ДНД-шники…
Но в этой юдоли скорбей никто и ухом не повел. После сварки металлоконструкций, замесов раствора, с последующей кладкой кирпичей, (прямо в небольших аудиториях), какая-то там стрельба вообще не обеспокоила гениальных зодчих.
Подумаешь – перестрелка!
* * *
Гриня с учителем плотно удерживали свои позиции. Пушки у обоих были автоматические, так что в атаку никто не рискнул.
Гога, кроме того, считал свои выстрелы.
- Все, как ты, Серый, учил – добавил талантливый ученик.
У Гришки была одна обойма и три патрона так, (бедность проклятая).
У препода, оказалось, – две.
Когда Гриня это понял, то стал метаться по классу, заставляя препода тратить свои выстрелы.
Когда затворная рама учителя шмякнулась о пустой толкатель магазина, Гришка подскочил к педагогу, который в ужасе забился под парту...
- Не помню, что я там ему кричал, - говорил Гриша, всхлипывая.
Короче, - примерно с полутора метров, Гриня высадил оставшиеся патроны в извивающегося преподавателя.
И, сильно хлопнув дверью, покинул задымленную аудиторию.
* * *
Потом, пребывая в приятном состоянии шока, купил литровую, (эх, Гриша-трезвенник!), бутылку водки и выжрал ее где-то на задворках, сам-на-сам.
Куда делся пистолет, Гриня не помнил.
Я не сказал, что у препода тоже был газовый?
- Куда я теперь? Пять лет, (они учились шесть), козе под хвост. Ни диплома, нихуя… Зарежет он меня…
- Да ну!
- На экзаменах зарежет… Да я, поди, уже и отчислен... Слы, Серый, позвони в институт, узнай, что и как... А?
- Не ссы. Кто ссыт, тот гибнет. Никуда я звонить не буду. Сегодня отдохни, можешь у меня дома, если ментов боишься, а завтра иди в институт. Как ни в чем ни бывало.
Виду никакого не подавай, иди на занятия, попутно все разнюхаешь. Сам на ясность не лезь. Увидишь препода, - поздоровайся. В общем, - действуй по обстановке.
- А как…
- Блять! Не трогай траблу, пока трабла тебя не трогает. Сейчас ничего плохого не происходит, придет беда – будем решать.
* * *
Так ничего и не случилось. Никаких последствий. В группе о перестрелке даже никто не знал, препод вел себя, как будто ничего не произошло.
Чинно здоровался и все так же дурковал на занятиях.
Видимо клиника там была давно и сильно запущенная…
* * *
Гриня закончил институт, где-то работал, вроде женился. Я тоже закружился в житейском водовороте и мы потерялись.
Кто-то мне говорил, что он уехал во Францию, реставрировать старинные замки, что скупают там новые русские.
Кто-то сказал, что его пристрелили в элитном ночном клубе.
Все может быть в его случае.
По мне, так пусть он живет во Франции.
© Сергей М, 2006.
моё, не копипаста
yaplakal.com