- И, пожалуйста, забудь о том, что я тебе разрешила это сделать. Мне очень стыдно.
Вот те на! Как это так можно: впервые потрогать девочку за пи@ду, почти что добраться пальцем до целочки – и вдруг: забудь. Да я теперь кроме этого, ни о чём другом и думать не мог! Весь день у меня был стояк от одних воспоминаний о пушистом лобке, а тут на тебе.. Интересно, как она себе это представляет: забудь!
Поэтому я был смущён и растерян: видимо, наши отношения вернулись в исходную точку. Я только глупо спросил:
- Почему?
- Мы слишком мало знаем друг друг друга, чтобы делать ТАКИЕ вещи.
Наши мамы работали вместе, так что, почитай, лет шесть как мы были знакомы, но встречаться без родителей мы, действительно, начали лишь пару месяцев назад.
- Я ещё не уверена, что ты серьёзно ко мне относишься.
В переводе на русский язык это означало «только после свадьбы», но я тогда этими тонкостями не владел.
И решительно стал доказывать серьёзность своих намерений, т.е. пытался при каждом удобном случае залезть к Оленьке в трусики, откуда каждый раз с позором изгонялся. Терпению моему, похоже, приходил конец: после наших встреч яйца у меня болели невыносимо.
В очередной раз ловко увернувшись от моих притязаний, она сказала:
- А мам была в Москве и купила два золотых кольца, на всякий случай. Хочешь померить?
Мы с ней одели кольца, и мне оно пришлось как раз впору. Ну как это можно было так угадать – ума не приложу, впрочем моя будущая тёща всегда была необыкновенно проницательной.
-Тебе очень идёт, ты сразу такой солидный и серёзный. И как будто совсем мой.
За примерку кольца я был вознаграждён доступом в трусы, но только в положении «стоя», прилечь со мной на диванчик Оленька категорически отказалась:
- Вдруг родители вернутся, а мы с тобой тут чем занимаемся. Мам сразу поймёт. Потом, не сейчас, не торопись, мой милый...
Несмотря на все мои мольбы, потрогать пальчиками мой отвердевший предмет она тоже ни под каким видом не желала, просто руку выворачивала. Я сначала думал – с непривычки. Но потом она мне как-то объяснила, что в детстве никогда не видела голых мальчиков, пока однажды, лет так в 10-11, она случайно не увидела, как переодевается её отец. И от вида подвешенной между ног колбаски её стошнило. Не в переносном – в прямом смысле: заблевала комнату. С тех пор, стоило ей представить, что у мужчин находится ТАМ, её слегка подташнивало. Может, от волнения, подсознательно, как вы думаете?
Я наивно спросил её тогда: ведь она же видела статуи юношей в музеях и на картинках со всеми причиндалами, на что Оленька удивлённо пожала плечами: «Так это же ненастоящее, это же искусство...» Вообще, по большей части она жила в мире своих иллюзий, и их противоречие с прозой реальной жизни удивляло её и частенько вызывало рвотный рефлекс. У неё был слабый желудок.
Прошло две недели.
- А когда мы с тобой пойдём подавать заявление, ты ведь не против?
Всё правильно. В гости ходил? Ходил. Целовался? Да. В трусы лазил, трогал и гладил. Я почувствовал себя коварным соблазнителем, и моя порядочность не позволяла мне послать Оленьку на хуй. Я просто не умел этого делать. Мы подали заявление во Дворец бракосочетания и известили об этом родных. Уже в новом качестве жениха и невесты Оленька потащила меня представляться всем родственникам, даже повезла в какую-то деревню к своей бабке.
Там, кстати, нам впервые дали часок полежать вместе: для отдыха после обеда бабка уложила нас в отдельной комнате на огромную двухспальную кровать.
- Видишь, ты бабушке понравился, она тебя приняла, - прошептала мне моя невеста,- а то ведь она верующая, строгих правил, ни за что бы не разрешила мне лечь до свадьбы в кровать с мужчиной.
-Даже одетой? – робко осведомился я.
Юмора не оценили, но окрылённая бабкиным доверием Оленька всё же решилась на подвиг и осторожно положила мне между ног свою тёплую ладошку. Я немедленно стащил брюки и силком положил её ладошку себе на яйца: ну сколько ж можно! Видимо, любопытство пересилило, и она даже не очень сопротивлялась, погладила их двумя пальчиками и ощупью, по методу де Бройля, стала продвигаться выше. Когда же она нежно добралась мне до кончика, то удержаться я не смог и как юный пионер спустил: долго, обильно, дёргаясь, как кукла на верёвочке.
- Пиздец,- подумал я, обливая Оленькину руку- она сейчас заблюёт всю бабкину кровать...
- Что ты сделал? – с неподдельным изумлением прошептала Оленька,- Ты описался!
- Ну это же не то, любимая,- попытался я исправить положение.
- Что не то, что не то, как раз то, какая гадость, ты меня всю запачкал, - тихо засуетилась она, вытирая руку о мой живот. Она была и вправду предельно возмущена, поэтому не блеванула, а только пару раз икнула, но на том дело и кончилось. Не судите её строго: она добросовестно изучала энциклопедию в части строения мужских органов и половых сношений, но когда на неё выплеснулся из чужого тела липкий горячий кисель, она растерялась и испугалась. Жизнь снова оказалась богаче книжных схем.
- Как же ты теперь будешь ходить, ты же весь мокрый, надо всё постирать,- пришла в себя моя хозяйственная невеста.
- Да ничего, подвялится, - пытался отшутиться я, но под угрозой полного разрыва Оленька заставила меня пойти в кухню, тайком простирнуть трусы, и потихоньку сунула их в нашу дорожную сумку. Заботы о любимом женихе отвлекли её, и всё, по счастью, обошлось.
Этот казус она обсудила с подругами, почувствовала себя несколько причастной к происшедшему, смирилась с неизбежностью семяизвержения и решила вознаградить меня, немедленно, за месяц до свадьбы, расставшись с девственностью. Более ценного подарка для жениха, чем собственная целка, Оленька представить себе не могла. Дождавшись отъезда в отпуск моих родителей, она для конспирации купила на вечер билеты в театр и приехала ко мне, полная решимости «стать женщиной».
Накануне она категорически потребовала от меня «пойти в аптеку», т.е купить гондон; слова она такого произнести не могла, выражалась намёками. Сгорая от смущения, я поплёлся в аптеку. Гондонов никогда не покупал, потому как вообще ни разу не ебался, и первая покупка была для меня сродни покорению снежной вершины: сердце стучало, руки вспотели и бросало в жар от насмешливого взгляда продавщицы, мол, знаем-знаем, зачем Вам, молодой человек, презервативы!
- Я отвернусь, а ты одень что надо, пожалуйста,- по-деловому скомандовала Оленька.
С этого момента и на многие годы она жила в страхе перед возможной беременностью, родами или абортом, заставляя меня натягивать ненавистную резинку даже в «безопасные» дни. Никакие уговоры не помогали: «Ты меня не жалеешь!
В постели расклад оказался явно не в нашу пользу: девочка, дрожащая от страха, мальчик с полным отсутствием опыта, сухой гондон и моё дикое желание ебаться. Куда и как надо совать, я знал только приблизительно. Оленька развела ноги, я влез на неё и тут её от страха свело судорогой, она напряглась и стиснула меня ногами, полностью отрезав доступ к желанной дырочке. Я куда-то ткнулся с размаху пару раз, Оленька заорала: «Мне больно, перестань!» - и поползла, извиваясь, наверх по подушке; я кончил в гондон и отвалился. Моя невеста тут же пришла в себя и побежала в ванну проверять результаты. Крови не было: мне не только не удалось лишить её невинности, но и просто найти нужный вход. Как-то раз я видел, как в клубе собачников вяжут суку с кобелем: там опытный спец берёт собачий йух в руку и вводит его суке, уж после этого всё делает природа. Эх, кто бы мне тогда помог!
Пришлось отложить прощание с невинностью до свадьбы: больше удобного случая не представилось. Но в первую брачную ночь история повторилась, с той только разницей, что за тонкой стенкой спали родители и Оленька уже не кричала, а, стиснув зубы, таращила глаза. И далее, неделя за неделей, события протекали по заведённому сценарию: надевание гондона, попытки найти пи@ду, судорога, спуск, подмывание.
Дырочка была маленькой, залупа была большой, помочь нам было некому. Я уже со страхом ждал приближающейся ночи в предчувствии очередной неудачи. Потом где-то я прочёл, что в положении «сзади» дефлорация менее болезненна, да и было пора сменить пластинку. Я поставил Оленьку раком и попытался ввести ей сзади, но по неопытности ошибся и начал толкаться в её священный анус, с тем же, кстати, результатом.
Однако мои непонятные действия в окрестности её жопы так напугали мою жену, что она тут же побежала искать совета. К кому, как вы думаете? К собственной маме. Тёща выслушала её с участием, задумалась и спросила: «А может, он просто извращенец? Тогда надо срочно с ним разводиться, пока не поздно».
Хорошенькое дело! Я мучаюсь в попытках выебать её несмышлёную дочь, а меня подозревают в том, что я педик! Хорошо, что я узнал об этом много позже, а то я плюнул бы на это дело. Но Оленька убедила маму, что это был только единичный случай и многоопытная тёща изрекла: «У тебя там, наверное, слишком маленькая дырочка, смазывай кремом и раздвигай ножки пошире. Разработается».
Теперь жена раскидывала ноги, насколько это позволяло наше семейное ложе, но по-прежнему зажималась, так что никакого облегчения это не принесло. К тому же от нервного напряжения я начал кончать, уже надевая гондон, поэтому поиски сокровища приостановились. Как следовало из литературы, виной всему мог быть юношеский онанизм, о чём я имел глупость как-то сказать своей супруге. Она посмотрела на меня полным ужаса взглядом.
- Ты...мастурбировал? Ты что, к тому же и онанист?
- Но Оленька, так все мужчины делают...
- Неправда, я читала в энциклопедии, что это извращённое удовлетворение полового чувства, не могут все быть извращенцами. Это ты такой!
Пришлось мне убеждать Оленьку, что это было всего пару раз, случайно, во сне, в бессознательном состоянии. О том, что я непрерывно дрочил с 10 лет и до настоящего времени, я уж и не заикался. Подозрительная Оленька всё равно не поверила – вся в маму!
- Ты должен срочно записаться к врачу, рассказать ему про онанизм и лечиться. Нам нужно налаживать наши половые отношения, я ведь хочу быть полноценной женщиной.
И я записался на приём к врачу-урологу. Налаживать половую жизнь. Перспектива рассказывать кому бы то ни было о том как, когда и сколько я дрочил, пугала меня ещё больше, чем наша странная семейная жизнь. Прошло уже два месяца со дня свадьбы, а наша целочка была по-прежнему в неприкосновенности.
Со своей стороны Оленька тоже не прекращала попыток изменить ситуацию. В слезах она побежала к подруге просить совета. Та была проста как хозяйственное мыло (она же мне и пересказала эту беседу через несколько лет, когда случай свёл нас в постели).
- На хер тебе эта целка, проткни её сама, да и дело с концом. Какая разница, скажешь ему потом, что кровь была, что это он тебе целку порвал, и все дела. Он только рад будет.
- Но это же онанизм!
- Дура, какая разница, как назвать; что тебе важнее: еб@ться или за целку держаться?
И в знак высокой любви, наглотавшись анальгину и сжав зубы, Оленька пару раз ткнула в туалете себе в целку остро отточенным карандашом, пока не пошла кровь. А спустя несколько дней стала шуровать там пальцем, окончательно расчищая плацдарм для моего будущего наступления. Онанизм, кстати, ей очень пришёлся по душе, и впоследствии она даже давала мне посмотреть и поучиться, как надо работать там пальчиком. А я, в ожидании приёма у специалиста-уролога, за неимением ебли хорошо освоился с подходами к заветной дырочке.
И вот, в один прекрасный день, усадив Оленьку на себя верхом, я вдруг почувствовал, как скользнув по всем обильно смазанным кремом складочкам, я вдруг оказался, бесспорно, внутри, раздвинув тесную, мокрую, упругую девичью пизду. «Получилось?»- неуверенно прошептала Оленька. В ответ я только просунул свою залупу до отказа, упёрся в матку, и глядя в счастливые Оленькины глаза начал бессчётными толчками выплёскивать сперму.
Гондон, естественно, порвался, всё вылилось внутрь, и несмотря на все подмывания, промывания и спринцевания месячные более не пришли. После родов Оленька стала уже лично контролировать качество самого гондона, а также процесс его надевания.
Наступил новый этап нашей счастливой семейной жизни. Но это уже другая история.
via
yaplakal.com