295
Поставив ведро на мерзлую землю, Николай привычно закурил и оперся локтями на ограду загончика.
-- Приходит пора, Вася. По первому снежку прямая тебе дорога в сальце, мясце и прочий витамин «с»
Центнеровый боров Вася оторвался от колоды, удовлетворенно похрюкал, не различив в ласковой речи хозяина грозного приговора, и вновь зачавкал, зашарил рылом, отыскивая в теплой затирухе особо вкусные места.
Разговоры о желании завести кабанчика Николай начинал каждую весну, и всегда они заканчивались скандалом.
-- Дерьмо грести да вонь все лето нюхать, -- ярилась супруга Нинка. – Мне и с детьми забот хватает.
Скандалили супруги по поводу и без оного, и чем дальше, тем больше. Вскоре Николай стал догадываться: бурные сцены, всего лишь, развлечение для неработающей супруги и перестал отвечать на злобную брань. Нинка в ответ отлучила от постели, стала спать отдельно.
Внешне крепкая семья из четырех человек жила в полном раздрае. Если Николай пытался одернуть расшалившихся детей, Нинка яростно бросалась на их защиту; если пытался не обращать внимания, получал жесткий упрек: «До семьи дела нет».
Сигарета обожгла пальцы, и Николай заботливо притоптал окурок кирзачом. В холодной октябрьской стылости пожар и нарочно не разведешь, но лучше не рисковать. Васька боровок, заинтересовавшись движением, подошел, потыкался пятачком в обрешетку загона, похрюкивая, снизу вверх скосил на хозяина заплывшие глазки.
Николай, дотянувшись, почесал всей пятерней лоб животины и не смог сдержать улыбки. В детстве на рабочей окраине хрюшек держали почти в каждом дворе. Мяса на большую семью «не укупишь», вот и выживали работяги на «подножном» корме – огород да свинюшка, а то и две, в наспех сколоченной сарайке.
Родители с утра до вечера на работе, и пригляд, и ежедневный мешок травы ложились на детей. Самое простое, оборвать траву в огороде, но неинтересное, и детвора с серыми дерюжными мешками отправлялась в поход на речку, то на территорию предприятия, то в заводской сад. Опасное приключение: сад охранял сторож и, по слухам, мог стрельнуть солью в зад. Потом замучишься сидеть в речке, пока вся соль растворится.
Николай вздохнул и потянулся за новой сигаретой. Ни компьютеров, ни машин не было. Даже телевизор появился потом, а праздник был. К убою порося готовились. За неделю точились ножи, заправлялись бензином две паяльные лампы, вытаскивались большие кастрюли из кладовки.
-- Ну-ка, сын, помогай, -- снимали с отцом дверь сараюшки и укладывали на дровяные козлы, получался стол.
Утром приходил сосед дядя Валя. С отцом шли к закутку, наказав детям не выходить во двор, пока не позовут. Колька в старой фуфайке и валенках метался от окна к дверям и обратно.
-- Мам, можно? Уже можно?
Доносился приглушенный звук разогреваемых паяльных ламп, и мать, усмехаясь, разрешала.
-- Беги. Варежки надень.
Свинья уже лежала на столе. Отец протягивал кастрюльку с кровью.
-- Неси матери.
Быстро очистив тушку от щетины, обжигали до черного, накрывали полотенцами и поливали кипятком, открывая нежную золотисто-светлую корочку.
-- Колька, зови мужиков завтракать.
Девять часов. Самое время. Кровь на шипящей сковородке развалилась на куски, перемешалась с белым луком, -- еще за стол не сел, а уже слюнки глотаешь. Мужики выпили по стопке, чуть закусили и обратно во двор. Детвора, свои и соседские, сковородку доканчивают.
Кольке везде надо успеть. Отец достал ливер: легкие, печень, сердце, -- на ветку яблони повесил, аккуратно желчь вырезал. Дядь Валя развернул в руках длинную селезенку.
-- Знающие люди по ней могут погоду на будущий год предсказать.
-- Ну? – заинтересовался батя.
-- Целая наука, -- авторитетно пояснил дядь Валя.
-- Не хухру-мухры, -- поддержал батя.
Пока жарился ливер, тушу промыли, разрубили на куски, занесли в тамбур дома и разложили на чистых мешках. Опаленные, вычищенные голову и ножки – будущий холодец – занесли сразу в кладовку.
Мужики за столом выпивали и обедали основательно, поминали хрюшку и рассказывали смешные байки о веселых случаях во время забоя.
-- Помнишь, Петровичева кабана, с ножом в боку, всей улицей ловили.
-- А Сашка с Юркой? Допалили почти, а она на ноги встала и пошла.
Дядь Валя взял под мышку сверток с мясом и ушел, но праздник не кончился. На плите-голландке в большой алюминиевой кастрюле топился нутряной жир. Под сорокалитровой эмалированной кастрюлей горели сразу две газовые конфорки – варилась тушенка. Мать, нанизывая на спицу, выворачивала и очищала кишки, а отец через мясорубку с насадкой набивал их фаршем.
Чеснок и лук требовались в неимоверном количестве. Колька и сестра Надька чистили приправу маленькими ножичками, соревнуясь, кто дольше продержится и не побежит промывать под рукомойником слезящиеся глаза. Отец нарезал полосками и солил в деревянном ящике сало, мать жарила мясо на ужин. Уложив детей спать, еще долго продолжали радостную работу.
Николай сглотнул слюну. Кабанчика купил и умостил в загончике волевым решением.
-- Сам купил, сам возись. Близко не подойду, -- отрезала супруга.
Дети рвать траву и хоть как-то ухаживать отказались при поддержке мамани, и остался Николай с кабанчиком Васькой один на один. Обихаживал, кормил, кастрировал, клыки выламывал, уколы витаминные делал, лелея в душе слабую мысль, мол, наладится мир в семье, когда попробуют домочадцы своего мяска, не магазинного. Осталось дождаться первого снега и выходного.
Недельные предвкушения и ожидание с улыбкой на губах праздника начали рушиться еще в субботу, а потом просто падали и били камнепадом по душе.
-- Даже не думай помощников звать и потом мясо им давать. Сам управишься.
-- Кровь жарить? Ты что вампир? Не неси в дом эту гадость.
Николай вывалил кровь из кастрюльки в снег и вернулся к работе. Попотеть пришлось изрядно, поворачивая стокилограммовую тушу; бегать в дом, кипятить-носить воду. Попытка привлечь пятнадцатилетнего сына встретила жесткий материнский отпор.
-- У Димы во вторник контрольная, надо готовиться.
Подросток, радостно посвистывая, отправился на улицу. Семнадцатилетняя Анжелла(маменька имя выбрала) скривила нос.
-- Пап, ты своей щетиной весь двор провонял.
Одному не вдвоем. Провозился часов пять. Напоследок, нарезал ливер, поставил жарить в сковородке. Пошел в гараж и, присев на люльку «Ижака», выпил полстакана водки. Занюхал рукавом, закурил.
-- Светлая память, Вася. Лучше б в лес отпустил.
Нинке года поджимали «взамуж пора», а Колька ответственный парень, однажды сказавши «да», на попятную не шел, хотя разговоры о беременности и не подтвердились. С тех пор и не пил. Зарплату домой, после работы по двору хлопотал.
Прошел к крыльцу. За работой не успел сам снег почистить, а больше никому не надо. Обмахнул рукавицей край, присел. За спиной Нинка дверью хлобыстнула.
-- Иди. Жри свое месиво. Подгорело небось.
-- Нин, -- окликнул Николай. – Нин, а ведь мы почти двадцать лет вместе.
-- И что?
-- Двадцать лет. – повторил Николай, встал и прошел в дом, забрал паспорт из серванта. – Двадцать лет… свинье под хвост.
© Анатолий Шинкин
yaplakal.com