Яплакал в глубоком космосе.

Космические демоны. Книга печаталась главами в газете Пионерская правда. Мне дико заходило.

https://www.e-reading.club/book.php?book=49433

Роберт Шекли
Абсолютное оружие


Эдселю хотелось кого-нибудь убить. Вот уже три недели работал он с
Парком и Факсоном в этой мертвой пустыне. Они раскапывали каждый курган,
попадавшийся им на пути, ничего не находили и шли дальше. Короткое
марсианское лето близилось к концу. С каждым днем становилось все
холоднее, с каждым днем нервы у Эдселя, и в лучшие времена не очень-то
крепкие, понемногу сдавали. Коротышка Факсон был весел - он мечтал о куче
денег, которые они получат, когда найдут оружие, а Парк молча тащился за
ними, словно железный, и не произносил ни слова, если к нему не
обращались.
Эдсель был на пределе. Они раскопали еще один курган и опять не нашли
ничего похожего на затерянное оружие марсиан. Водянистое солнце таращилось
на них, на невероятно голубом небе были видны крупные звезды. Сквозь
утепленный скафандр Эдселя начал просачиваться вечерний холодок, леденя
суставы и сковывая мышцы.
Внезапно Эдселя охватило желание убить Парка. Этот молчаливый человек
был ему не по душе еще с того времени, когда они организовали партнерство
на Земле. Он ненавидел его больше, чем презирал Факсона.
Эдсель остановился.
- Ты знаешь, куда нам идти? - спросил он Парка зловеще низким
голосом.
Парк только пожал плечами. На его бледном, худом лице ничего не
отразилось.
- Куда мы идем, тебя спрашивают? - повторил Эдсель.
Парк опять молча пожал плечами.
- Пулю ему в голову, - решил Эдсель и потянулся за пистолетом.
- Подожди, Эдсель, - умоляющим тоном сказал Факсон, становясь между
ними, - не выходи из себя. Ты только подумай о том, сколько мы загребем
денег, если найдем оружие! - От этой мысли глаза маленького человечка
загорелись. - Оно где-то здесь, Эдсель. Может быть, в соседнем кургане.
Эдсель заколебался, пристально поглядел на Парка. В этот миг больше
всего на свете ему хотелось убивать, убивать, убивать...
Знай он там, на Земле, что все получится именно так! Тогда все
казалось легким. У него был свиток, а в свитке... сведения о том, где
спрятан склад легендарного оружия марсиан. Парк умел читать по-марсиански,
а Факсон дал деньги для экспедиции. Эдсель думал, что им только нужно
долететь до Марса и пройти несколько шагов до места, где хранится оружие.
До этого Эдсель еще ни разу не покидал Земли. Он не рассчитывал, что
ему придется пробыть на Марсе так долго, замерзать от леденящего ветра,
голодать, питаясь безвкусными концентратами, всегда испытывать
головокружение от разреженного скудного воздуха, проходящего через
обогатитель. Он не думал тогда о натруженных мышцах, ноющих оттого, что
все время надо продираться сквозь густые марсианские заросли.
Он думал только о том, какую цену заплатит ему правительство, любое
правительство, за это легендарное оружие.
- Извините меня, - сказал Эдсель, внезапно сообразив что-то, - это
место действует мне на нервы. Прости, Парк, что я сорвался. Веди дальше.
Парк молча кивнул и пошел вперед. Факсон вздохнул с облегчением и
двинулся за Парком.
"В конце концов, - рассуждал про себя Эдсель, - убить их я могу в
любое время".
Они нашли курган к вечеру, как раз тогда, когда терпение Эдселя
подходило к концу. Это было странное, массивное сооружение, выглядевшее
точно так, как написано в свитке. На металлических стенках осел толстый
слой пыли. Они нашли дверь.
- Дайте-ка я ее высажу, - сказал Эдсель и начал вытаскивать пистолет.
Парк оттеснил его и, повернув ручку, открыл дверь. Они вошли в
огромную комнату, где грудами лежало сверкающее легендарное марсианское
оружие, остатки марсианской цивилизации.
Люди стояли и молча смотрели по сторонам. Перед ними лежало
сокровище, от поисков которого все уже давно отказались. С того времени,
когда человек высадился на Марсе, развалины великих городов были тщательно
изучены. По всей равнине лежали сломанные машины, боевые колесницы,
инструменты, приборы - все говорило о цивилизации, на тысячи лет
опередившей земную. Кропотливо расшифрованные письмена рассказали о
жестоких войнах, бушевавших на этой планете. Однако в них не говорилось,
что произошло с марсианами. Уже несколько тысячелетий на Марсе не было ни
одного разумного существа, не осталось даже животных.
Казалось, свое оружие марсиане забрали с собой. Эдсель знал, что это
оружие ценилось на вес чистого радия. Равного не было во всем мире.
Они сделали несколько шагов в глубь комнаты. Эдсель поднял первое,
что ему попалось под руку. Похоже на пистолет 45-го калибра, только
крупнее. Он подошел к раскрытой двери и направил оружие на росший
неподалеку куст.
- Не стреляй! - испуганно крикнул Факсон, когда Эдсель прицелися. -
Оно может взорваться или еще что-нибудь. Пусть им занимаются специалисты,
когда мы все это продадим.
Эдсель нажал на спусковой рычаг. Куст, росший в семидесяти пяти футах
от входа, исчез в ярко-красной вспышке.
- Неплохо, - заметил Эдсель, ласково погладил пистолет и, положив его
на место, взял следующий.
- Ну хватит, Эдсель, - умоляюще сказал Факсон, - нет смысла
испытывать здесь. Можно вызвать атомную реакцию или еще что-нибудь.
- Заткнись, - бросил Эдсель, рассматривая спусковой механизм нового
пистолета.
- Не стреляй больше, - просил Факсон. Он умоляюще поглядел на Парка,
ища его поддержки, но тот молча смотрел на Эдселя.
- Ведь что-то из того, что здесь лежит, возможно, уничтожило всю
марсианскую расу. Ты снова хочешь заварить кашу, - продолжал Факсон.
Эдсель опять выстрелил и с удовольствием смотрел, как вдали плавился
кусок пустыни.
- Хороша штучка! - Он поднял еще что-то, по форме напоминающее
длинный жезл. Холода он больше не чувствовал. Эдсель забавлялся этими
блестящими штучками и был в прекрасном настроении.
- Пора собираться, - сказал Факсон, направляясь к двери.
- Собираться? Куда? - медленно спросил его Эдсель.
Он поднял сверкающий инструмент с изогнутой рукояткой, удобно
умещающейся в ладони.
- Назад, в космопорт, - ответил Факсон, - домой, продавать всю эту
амуницию, как мы и собирались. Уверен, что мы можем запросить любую цену.
За такое оружие любое правительство отвалит миллионы.
- А я передумал, - задумчиво протянул Эдсель. Краем глаза он наблюдал
за Парком.
Тот ходил между грудами оружия, но ни к чему не прикасался.
- Послушай-ка, парень, - злобно сказал Факсон, глядя Эдселю в глаза,
- в конце концов я финансировал экспедицию. Мы же собирались продать это
барахло. Я ведь тоже имею право... То есть нет, я не то хотел сказать... -
Еще не испробованный пистолет был нацелен ему прямо в живот. - Ты что
задумал? - пробормотал он, стараясь не смотреть на странный блестящий
предмет.
- Ни черта я не собираюсь продавать, - заявил Эдсель. Он стоял,
прислонившись к стенке так, чтобы видеть обоих. - Я ведь и сам могу
использовать эти штуки.
Он широко ухмыльнулся, не переставая наблюдать за обоими партнерами.
- Дома я раздам оружие своим ребятам. С ним мы запросто скинем
какое-нибудь правительство в Южной Америке и продержимся, сколько захотим.
- Ну хорошо, - упавшим голосом сказал Факсон, не спуская глаз с
направленного на него пистолета. - Только я не желаю участвовать в этом
деле. На меня не рассчитывай.
- Пожалуйста, - ответил Эдсель.
- Ты только ничего не думай, я не собираюсь об этом болтать, - быстро
проговорил Факсон. - Я не буду. Просто не хочется стрелять и убивать. Так
что я лучше пойду.
- Конечно, - сказал Эдсель.
Парк стоял в стороне, внимательно рассматривая свои ногти.
- Если ты устроишь себе королевство, я к тебе приеду в гости, -
сказал Факсон, делая слабую попытку улыбнуться. - Может быть, сделаешь
меня герцогом или еще кем-нибудь.
- Может быть.
- Ну и отлично. Желаю тебе удачи. - Факсон помахал ему рукой и пошел
к двери.
Эдсель дал ему пройти шагов двадцать, затем поднял оружие и нажал на
кнопку. Звука не последовало, вспышки тоже, но у Факсона правая рука была
отсечена начисто. Эдсель быстро нажал кнопку еще раз. Маленького человечка
рассекло надвое. Справа и слева от него на почве остались глубокие
борозды.
Эдсель вдруг сообразил, что все это время он стоял спиной к Парку, и
круто повернулся. Парк мог бы схватить ближайший пистолет и разнести его
на куски. Но Парк спокойно стоял на месте, скрестив руки на груди.
- Этот луч пройдет сквозь что угодно, - спокойно заметил он. -
Полезная игрушка.
Полчаса Эдсель с удовольствием таскал к двери то одно, то другое
оружие. Парк к нему даже не притрагивался, с интересом наблюдая за
Эдселем. Древнее оружие марсиан было как новенькое; на нем не сказались
тысячи лет бездействия. В комнате было много оружия разного типа, разной
конструкции и мощности. Изумительно компактные тепловые и радиационные
автоматы, оружие, мгновенно замораживающее, и оружие сжигающее, оружие,
умеющее рушить, резать, коагулировать, парализовать и другими способами
убивать все живое.
- Давай-ка попробуем это, - сказал Парк.
Эдсель, собиравшийся испытать интересное трехствольное оружие,
остановился.
- Я занят, не видишь, что ли?
- Перестань возиться с этими игрушками. Давай займемся серьезным
делом.
Парк остановился перед низкой черной платформой на колесах. Вдвоем
они выкатили ее наружу. Парк стоял рядом и наблюдал, как Эдсель
поворачивал рычажки на пульте управления. Из глубины машины раздалось
негромкое гудение, затем ее окутал голубоватый туман. Облако тумана росло
по мере того, как Эдсель поворачивал рычажок, и накрыло обоих людей,
образовав нечто вроде правильного полушария.
- Попробуй-ка пробить ее из бластера, - сказал Парк. Эдсель выстрелил
в окружающую их голубую стену. Заряд был полностью поглощен стеной. Эдсель
испробовал на ней еще три разных пистолета, но они тоже не могли пробить
голубоватую прозрачную стену.
- Сдается мне, - тихо произнес Парк, - что такая стена выдержит и
взрыв атомной бомбы. Это, видимо, мощное силовое поле.
Эдсель выключил машину, и они вернулись в комнату с оружием. Солнце
приближалось к горизонту, и в комнате становилось все темнее.
- А знаешь что? - сказал вдруг Эдсель. - Ты неплохой парень, Парк.
Парень что надо.
- Спасибо, - ответил Парк, рассматривая кучу оружия.
- Ты не сердишься, что я разделался с Факсоном, а? Он ведь собирался
донести на нас правительству.
- Наоборот, я одобряю.
- Уверен, что ты парень что надо. Ты мог бы меня убить, когда я
стрелял в Факсона. - Эдсель умолчал о том, что на месте Парка он так бы и
поступил.
Парк пожал плечами.
- А как тебе идея насчет королевства со мной на пару? - спросил
Эдсель, расплывшись в улыбке. - Я думаю, мы это дело провернем. Найдем
себе приличную страну, будет уйма девочек, развлечений. Ты как насчет
этого?
- Я за, - ответил Парк, - считай меня в своей команде.
Эдсель похлопал его по плечу, и они пошли дальше вдоль рядов с
оружием.
- С этим все довольно ясно, - продолжал Парк, - варианты того, что мы
уже видели.
В углу комнаты они заметили дверь. На ней виднелась надпись на
марсианскоя языке.
- Что тут написано? - спросил Эдсель.
- Что-то насчет абсолютного оружия, - ответил Парк, разглядывая
тщательно выписанные буквы чужого языка, - предупреждают, чтобы не
входили.
Парк открыл дверь. Они хотели войти, но от неожиданности отпрянули
назад.
За дверью был зал, раза в три больше, чем комната с оружием, и вдоль
всех стен, заполняя его, стояли солдаты. Роскошно одетые, вооруженные до
зубов, солдаты стояли неподвижно, словно статуи. Они не проявляли никаких
признаков жизни.
У входа стоял стол, а на нем три предмета: шар размером с кулак, с
нанесенными на нем делениями, рядом - блестящий шлем, а за ним-небольшая
черная шкатулка с марсианскими буквами на крышке.
- Это что - усыпальница? - прошептал Эдсель, с благоговением глядя на
резко очерченные неземные лица марсианских воинов.
Парк, стоявший позади него, не ответил. Эдсель подошел к столу и взял
в руки шар. Осторожно повернул стрелку на одно деление.
- Как ты думаешь, что они должны делать? - спросил он Парка. - Ты
думаешь...
Они оба вздрогнули и попятились. По рядам солдат прокатилось
движение. Они качнулись и застыли в позе "смирно". Древние воины ожили.
Один из них, одетый в пурпурную с серебром форму, вышел вперед и
поклонился Эдселю.
- Господин, наши войска готовы.
Эдсель от изумления не мог найти слов.
- Как вам удалось остаться живыми столько лет? - спросил Парк. - Вы
марсиане?
- Мы слуги марсиан, - ответил воин.
Парк обратил внимание на то, что, когда солдат говорил, губы его не
шевелились. Марсиансикие солдаты были телепатами.
- Мы Синтеты, господин.
- Кому вы подчиняетесь?
- Активатору, господин. - Синтет говорил, обращаясь непосредственно к
Эдселю, глядя на прозрачный шар в его руках. - Мы не нуждаемся в пище или
сне, господин. Наше единственное желание - служить вам и сражаться.
Солдаты кивнули в знак одобрения.
- Веди нас в бой, господин...
- Можете не беспокоиться, - сказал Эдсель, придя, наконец, в себя. -
Я вам, ребята, покажу, что такое настоящий бой, будьте уверены.
Солдаты торжественно трижды прокричали приветствие. Эдсель
ухмыльнулся, оглянувшись на Парка.
- А что обозначают остальные деления на циферблате? - спросил Эдсель.
Но солдат молчал. Видимо, вопрос не был предусмотрен введенной в него
программой.
- Может быть, они активируют других Синтетов, - сказал Парк. -
Наверное, внизу есть еще залы с солдатами.
- И вы еще спрашиваете, поведу ли я вас в бой? Еще как поведу!
Солдаты еще раз торжественно прокричали приветствие.
- Усыпи их и давай продумаем план действий, - сказал Парк.
Эдсель, все еще ошеломленный, повернул стрелку назад. Солдаты
замерли, словно превратившись в статуи.
- Пойдем назад.
- Ты, пожалуй, прав.
- И захвати с собой все это, - сказал Парк, показывая на стол.
Эдсель взял блестящий шлем и черный ящик и вышел наружу вслед за
Парком. Солнце почти скрылось за горизонтом, и над красной пустыней
протянулись черные длинные тени. Было очень холодно, но они этого не
чувствовали.
- Ты слышал. Парк, что они говорили? Слышал? Они сказали, что я их
вождь! С такими солдатами...
Эдсель засмеялся. С такими солдатами, с таким оружием его ничто не
сможет остановить. Да, уж он выберет себе королевство. Самые красивые
девочки в мире, ну и повеселится же он...
- Я генерал! - крикнул Эдсель и надел шлем на голову.
- Как, идет мне. Парк? Похож я...
Он замолчал. Ему послышалось, будто кто-то что-то шепчет, бормочет.
Что это?
- ... проклятый дурак. Тоже придумал королевство! Такая власть - это
для гениального человека, человека, который способен переделать историю.
Для меня!
- Кто это говорит? Ты, Парк? А? - Эдсель внезапно понял, что с
помощью шлема он мог слышать чужие мысли, но у него уже не осталось
времени осознать, какое это было бы оружие для правителя мира.
Парк аккуратно прострелил ему голову. Все это время пистолет был у
него в руке.
"Что за идиот! - подумал про себя Парк, надевая шлем. - Королевство!
Тут вся власть в мире, а он мечтает о каком-то вшивом королевстве". Он
обернулся и посмотрел на пещеру.
"С такими солдатами, силовым полем и всем оружием я завоюю весь мир".
Он думал об этом спокойно, зная, что так оно и будет.
Он собрался было назад, чтобы активировать Синтетов, но остановился и
поднял маленькую черную шкатулку, выпавшую из рук Эдселя.
На ее крышке стремительным марсианским письмом было выгравировано:
"Абсолютное оружие".
"Что бы это могло означать?" - подумал Парк. Он позволил Эдселю
прожить ровно столько, чтобы испытать оружие. Нет смысла рисковать лишний
раз. Жаль, что он не успел испытать и этого.
Впрочем, и не нужно. У него и так хватает всякого оружия. Но вот это,
последнее, может облегчить задачу, сделать ее гораздо более безопасной.
Что бы там ни было, это ему, несомненно, поможет.
- Ну, - сказал он самому себе, - давай-ка посмотрим, что считают
абсолютным оружием сами марсиане, - и открыл шкатулку.
Из нее пошел легкий пар. Парк отбросил шкатулку подальше, опасаясь,
что там ядовитый газ.
Пар прошел струей вверх и в стороны, затем начал сгущаться. Облако
ширилось, росло и принимало какую-то определенную форму.
Через несколько секунд оно приняло законченный вид и застыло,
возвышаясь над шкатулкой. Облако поблескивало металлическим отсветом в
угасающем свете дня, и Парк увидел, что это огромный рот под двумя
немигающими глазами.
- Хо-хо! - сказал рот. - Протоплазма! - Он потянулся к телу Эдселя.
Парк поднял дезинтегратор и тщательно прицелился.
- Спокойная протоплазма, - сказало чудовище, пожирая тело Эдселя, -
мне нравится спокойная протоплазма, - и чудовище заглотало тело Эдселя
целиком.
Парк выстрелил. Взрыв вырыл десятифутовую воронку в почве. Из нее
выплыл гигантский рот.
- Долго же я ждал! - сказал рот.
Нервы у Парка сжались в тугой комок. Он с трудом подавил в себе
надвигающийся панический ужас. Сдерживая себя, он не спеша включил силовое
поле, и голубой шар окутал его.
Парк схватил пистолет, из которого Эдсель убил Факсона, и
почувствовал, как удобно легла в его руку прикладистая рукоятка. Чудовище
приближалось. Парк нажал на кнопку, и из дула вырвался прямой луч...
Оно продолжало приближаться.
- Сгинь, исчезни! - завизжал Парк. Нервы у него начали рваться.
Оно приближалось с широкой ухмылкой.
- Мне нравится спокойная протоплазма, - сказало Оно, и гигантский рот
сомкнулся над Парком, - но мне нравится и активная протоплазма.
Оно глотнуло и затем выплыло сквозь другую стенку поля, оглядываясь
по сторонам в поисках миллионов единиц протоплазмы, как бывало
давным-давно.

Ну вот. Кто то запостил "Абсолютное оружие". Что ж только на третьей странице?)

Класс!! как в детстве побывал. Ворчучеллло!!! не как не мог вспомнить, чем всё кончится, пока не прочитал.

Роберт Хайнлайн. Спасательная экспедиция

-- Всем пилотам-факельщикам! Внимание! Всем пилотам-факельщикам
немедленно собраться у командующего флотом! -- Приказ разнесся по всем
помещениям огромной станции-спутника, вращающейся вокруг Земли.
Джо Эпплеби высунулся из душа, чтобы услышать приказ. "Ну, ко мне это
не относится, -- пробормотал он со счастливой улыбкой. -- Я в отпуске, но
все-таки лучше убраться поскорее, пока начальство не передумало".
Он поспешно оделся и вышел в коридор. Каюта, в которой размещался
Эпплеби, находилась на внешнем кольце станции; ее медленное вращение,
напоминающее вращение огромного колеса, повисшего в космическом
пространстве, создавало искусственную силу тяжести, которая позволяла ему
передвигаться, как на Земле. Эпплеби еще не успел подойти к своей каюте, как
громкоговорители еще раз передали приказ командующего флотом: "Всем
пилотам-факельщикам немедленно явиться к коммодору". Голос диктора стих,
затем из громкоговорителей донеслось: "Лейтенант Эпплеби, немедленно к
коммодору!" Джо остановился и прошептал грубое ругательство.
Кабинет командующего флотом был переполнен. У всех присутствующих на
левом рукаве была эмблема факела, за исключением главного врача и самого
коммодора, рукав которого был украшен эмблемой пилота-ракетчика.
Коммодор Беррио взглянул на вошедшего Эпплеби и продолжал:
"...ситуация. Если мы хотим спасти станцию Прозерпина, нужно срочно, не
теряя времени, выслать корабль к Плутону. Вопросы?"
Все молчали. Эпплеби хотелось задать вопрос, но он опасался напомнить
коммодору о своем опоздании.
-- Отлично, -- кивнул Беррио. -- Это задание могут выполнить лишь
пилоты- факельщики. Мне нужны добровольцы.
-- Великолепно! -- подумал Эпплеби. -- Пусть желающие отличиться
выходят вперед, а я помолчу. Может быть, мне еще удастся успеть к следующему
шаттлу, отправляющемуся на Землю.
-- Прошу добровольцев остаться, -- продолжал коммодор. -- Остальные
свободны.
-- Лучше не придумаешь, -- решил Эпплеби. Только не надо сразу кидаться
к выходу. Лучше всего сохранить достоинство и выскользнуть между двумя
уходящими пилотами, спрятавшись за их спины.
Никто не шелохнулся. Джо Эпплеби почувствовал себя обманутым, однако,
не осмелился уйти.
-- Спасибо, джентльмены, -- произнес коммодор Беррио спокойным голосом.
-- Прошу вас подождать в кают-компании.
Бормоча под нос, Эпплеби вышел вместе с остальными. Говоря по правде,
ему хотелось слетать к Плутону, но не сейчас, когда в кармане уже лежали
отпускные документы.
Его не пугало колоссальное расстояние -- скорее наоборот, будучи
пилотом- факельщиком, он испытывал к нему чувство презрения. Пилоты старшего
поколения думали о межпланетных перелетах с опаской ракетчиков, настроенных
на полеты, рассчитанные на несколько лет. Корабли, оборудованные факельным
конвертором и совершающие полет с постоянным ускорением, покрывали эти
расстояния за несколько дней. Космические корабли с ракетными двигателями,
двигаясь по баллистическим траекториям, совершали полет до Юпитера и обратно
за пять лет; чтобы достичь Сатурна и вернуться, требовалось в два раза
больше времени; для путешествия на Уран -- еще в два раза больше; Нептун
находился намного дальше. Ни один космический корабль с реактивной
установкой даже и не пытался достичь Плутона: полет к самой отдаленной
планете Солнечной системы продолжался бы девяносто лет. Однако корабли с
факельными конверторами решили и эту проблему: станция Прозерпина с
криологической лабораторией, отделом исследования космической радиации,
обсерваторией, измеряющей параллаксы светил, физической лабораторией
размещалась в гигантском пятикупольном строении, предохраняющем ее
обитателей от неслыханного холода открытого космоса.
-- До станции Прозерпина на Плутоне почти четыре миллиарда миль, --
думал Эпплеби, шагая по коридору вслед за одним из пилотов, вместе с которым
они кончали Академию космоплавания.
Послушай, Джерри, -- окликнул его Эпплеби, -- объясни меня, для
выполнения, какого задания я вызвался добровольцем?
А, это покойный Джо Эпплеби, -- обернулся Джерри. -- Угости меня
стаканчиком в баре, и я все расскажу.
Когда они разместились в баре кают-компании, Джерри рассказал, что со
станции Прозерпина прибыла радиограмма, взывающая о помощи. Там разразилась
эпидемия болезни Ларкина. Услышав это, Эпплеби свистнул. Болезнь Ларкина
вызывалась вирусом-мутантом и, по мнению ученых, была марсианского
происхождения. У больных начинало резко падать количество красных кровяных
телец, и вскоре наступала смерть. Единственным методом лечения было
массивное переливание крови, которое должно продолжаться в течение всей
болезни.
-- Как видишь, Джо, мой мальчик, кому-то из нас придется прогуляться к
Плутону с запасом крови на борту.
Эпплеби нахмурился. -- Мой отец предостерегал меня. Он говорил: "Джо,
молчи и никуда не высовывайся", -- мрачно пробормотал он.
-- Никто из нас и не высовывался, -- ухмыльнулся Джерри.
-- А на сколько рассчитан полет? Дней на восемнадцать? У меня на Земле
есть кое- какие обязательства.
-- Восемнадцать суток при ускорении в одну "джи" -- одном ускорении
силы тяжести. Но этот полет будет проходить при повышенной тяге. На
Прозерпине кончаются запасы плазмы для переливания, и осталось мало доноров.
-- Повышенной? Полтора "джи"?
Джерри Прайс покачал головой. -- Думаю, лететь придется при двойном
ускорении силы тяжести.
-- Две "джи"!
-- А что в этом необычного? Людям удавалось выдерживать и десять.
Разумеется, в течение короткого времени. А сейчас речь идет о многих
днях. При двойном "джи" сердце может не выдержать, особенно, если
понадобится вставать.
-- Перестань стонать, тебя не выберут. Скорее уж меня, я больше подхожу
на роль героя. Ты уж, пожалуйста, не забывай меня. Пусть мой образ
вдохновляет тебя, пока ты находишься в отпуске, на заброшенных пространствах
Земли. Давай выпьем еще.
Эпплеби пришел к выводу, что Джерри прав: поскольку для предстоящего
полета требуется всего два человека, у него отличные шансы отправиться на
Землю уже следующим шаттлом. Он достал из кармана маленькую записную книжку
и принялся изучать номера телефонов. Через несколько минут в кают-компании
появился рассыльный.
-- Лейтенант Эпплеби, сэр? Джо кивнул.
-- Коммодор просит вас немедленно явиться к нему, сэр.
-- Ясно, сейчас иду. -- Джо заметил заинтересованный взгляд Джерри. --
Так кто больше подходит на роль героя?
-- Ты, разумеется, -- улыбнулся Джерри. -- Хочешь, я займусь твоими
обязательствами на Земле?
-- Обойдусь как-нибудь.
-- Я так и думал. Ну, счастливого тебе полета, дружище.
В каюте коммодора Беррио сидели главный врач станции и еще один
лейтенант, но постарше Эпплеби.
-- Садитесь, Эпплеби, -- кивнул Беррио. -- Вы знакомы с лейтенантом
Клюгером? Он будет командиром вашего корабля. Вы полетите вторым пилотом.
-- Так точно, сэр.
-- Эпплеби. лейтенант Клюгер -- самый опытный пилот-факельщик,
находящийся сейчас на станции. Вы полетите вместе с ним, потому что из
медицинских данных следует, что у вас исключительная способность переносить
длительные перегрузки. Этот полет будет проходить при высоком постоянном
ускорении.
-- Насколько высоком, сэр?
Берри заколебался. -- Три с половиной силы земного тяготения, --
произнес он, наконец.
-- Три с половиной "джи"! Это не ускорение, -- подумал Джо, -- а
испытание на разрыв. Он услышал, как запротестовал врач: "Извините меня,
сэр, но я могу дать разрешение только на три силы земного тяготения".
-- С юридической точки зрения, -- нахмурился коммодор, -- окончательное
решение принимает командир корабля. Но от скорейшего прибытия корабля с
запасом крови зависит жизнь трехсот человек.
-- Доктор, давайте снова взглянем на эту диаграмму, -- сказал Клюгер.
Врач подтолкнул в его сторону лист бумаги. Клюгер развернул его так, что Джо
мог хорошо видеть изображенную на нем диаграмму.
-- Вот смотрите, Эпплеби... -- произнес он. Кривая на диаграмме
начиналась сверху, медленно опускалась, затем резко падала вниз. Врач
положил указательный палец на то место, где начиналось резкое падение.
-- Вот в этом месте, -- произнес он с мрачным выражением на лице,
доноры страдают от недостатка крови не меньше, чем пациенты. Позднее
ситуация становится безнадежной, если не прибудет партия плазмы для
переливания.
-- Как выведена эта кривая? -- спросил Джо.
-- Так выглядит эмпирическое уравнение болезни Ларкина, рассчитанное
для двухсот восьмидесяти девяти человек.
Эпплеби заметил вертикальные линии, пересекающие диаграмму. Возле
каждой из них стояли цифры, указывающие время и ускорение. В дальнем правом
углу было написано: "одна "джи" восемнадцать дней". Такова продолжительность
обычного полета до Плутона при ускорении силы тяжести равном единице;
корабль прибудет на Прозерпину, когда эпидемия уже закончится, и спасать
будет некого. При двойном ускорении полет продлится двенадцать дней и
семнадцать часов, но даже в этом случае половина обитателей станции на
Плутоне умрет. Тройное ускорение заметно улучшит ситуацию, однако количество
умерших от эпидемии будет все еще велико. Глядя на диаграмму, Джо понял,
почему коммодор выбрал три с половиной "джи" несмотря на огромный риск для
пилотов вертикальная линия касалась того места кривой, где она резко
поворачивала вниз, -- при продолжительности полета в девять суток и
пятнадцать часов. Спасены будут почти все. Но какие трудности выпадут на
долю пилотов!
Время, необходимое для спасения колонистов, уменьшалось обратно
пропорционально квадрату ускорения. При одной "джи" достигнуть. Плутона
можно было за восемнадцать суток, поэтому для девяти суток полета
требовалось четырЈхкратное ускорение силы тяжести, тогда как для четырех с
половиной суток нужно было лететь с непрерывным фантастическим ускорением в
шестнадцать "джи". Но кто-то подчеркнул эти две цифры -- "16" "джи" -- "4,5
суток".
-- Что это? Посмотрите! Эти цифры рассчитаны для робота-пилота! Да это
же выход из положения! А в нашем распоряжении есть робот-факельщик!
-- Да, есть, -- тихо ответил Беррио. -- Но каковы его шансы?
Джо замолчал. Даже при полетах между внутренними планетами Солнечной
системы роботы часто не справлялись с управлением. На расстоянии в четыре
миллиарда миль вероятность того, что робот-пилот сумеет привести свой
корабль в сферу действия радиоконтроля, была очень мала.
Разумеется, мы попытаемся сделать это, -- продолжал коммодор. -- Если
корабль с роботом-пилотом прибудет к месту назначения, я сразу сообщу вам.
-- Он повернулся к Клюгеру. -- Капитан, у нас мало времени. Жду вашего
ответа.
Клюгер посмотрел на врача. -- Доктор, почему вы возражаете против этой
половины "джи"? Я читал о шимпанзе, которая выдержала очень высокую
перегрузку в течение удивительно длительного времени.
-- Да, но это шимпанзе, а не человек.
-- Какую нагрузку выдержала эта шимпанзе, доктор? -- выпалил Джо.
-- Три с половиной "джи" в течение двадцати семи суток.
-- Вот это да! А в каком она была состоянии после окончания испытаний?
-- Она умерла, -- пробормотал врач. Клюгер взглянул на диаграмму,
посмотрел на Джо, затем повернулся к коммодору.
-- Мы готовы на ускорение в три с половиной "джи", сэр, -- сказал он.
-- Тогда за работу. Быстро в медчасть. У вас очень мало времени, --
кивнул командующий.
Через сорок семь минут их укладывали в антигравитационные ванны
разведывательного космического корабля "Саламандра". Он был пристыкован к
станции, Клюгер и Эпплеби со своими сопровождающими прошли по стыковочному
туннелю внутрь корабля. Джо чувствовал себя слабым после тщательной
обработки обеззараживающими растворами, а также десятка различных инъекций.
"Хорошо, -- подумал он, -- что старт корабля будет произведен автоматически,
без участия пилотов".
Разведывательный корабль был построен для полетов при очень высоких
ускорениях, и ручки управления, а также контрольные приборы находились прямо
над антигравитационными ваннами, так что "Саламандрой" можно будет управлять
одними пальцами, не поднимая рук из жидкости, в которую будут погружены тела
пилотов. Врач со своим ассистентом укладывал в ванную Клюгера, а два других
медицинских специалиста занимались Джо. Один из них спросил:
"Костюм хорошо облегает тело? Нигде нет складок?"
-- По-моему, все в порядке.
-- Я все-таки проверю. -- Он провел рукой по телу Эпплеби, затем
закрепил его растяжками, как и подобает, быть закрепленным человеку, который
будет находиться в одном положении на протяжении нескольких дней.
-- Левый сосок рядом с вашим ртом содержит воду, а два справа
соответственно глюкозу и бульон.
-- Только жидкая пища?
Врач, паривший в воздухе в состоянии невесомости повернулся к нему и
заметил: "Твердая пища вам не понадобится, это, во-первых, во-вторых, вы
сами ее не захотите, и, в третьих, ее нельзя принимать в полете с таким
ускорением. И глотайте как можно осторожнее"
-- Мне уже приходилось летать, хотя и не с такими высокими "джи".
-- Да, я знаю. И все-таки будьте поосторожнее. Каждая
антигравитационная ванна была наполнена жидкостью, более плотной, чем вода.
Они были затянуты резиновыми полотнищами, пристегнутыми к краям ванн. Во
время полета с постоянным ускорением оба пилота будут плавать в этой
жидкости, что будет снижать влияние непомерной силы тяжести. Поскольку
сейчас "Саламандра" неподвижно висела в космическом пространстве, в ней
господствовало состояние невесомости, так что полотнища выполняли
дополнительную функцию -- они не позволяли жидкости покинуть ванны. Техники
закрепили тело Джо, затем поместили его шею и затылок в специальный
воротник, подогнанный по его индивидуальным размерам.
Врач наклонился над Джо и внимательно осмотрел его.
-- Все в порядке?
-- Да.
-- Еще раз напоминаю о том, что глотать нужно осторожно и не торопясь.
-- Врач повернулся к Клюгеру. -- Мы закончили, капитан. Разрешите покинуть
корабль?
-- Да. Спасибо, доктор.
-- Ну, счастливо. -- Доктор со своими помощниками исчез в стыковочном
коридоре, тщательно задраив за собой люк.
В центре управления отсутствовали иллюминаторы, да в них и не было
необходимости. Приборная панель, расположенная перед лицом Эпплеби, состояла
из множества дисплеев, экранов и указателей. У его лба находился окуляр
коелостата -- инструмента, состоящего из зеркала, непрерывно двигающегося с
помощью часового механизма на оси параллельной оси их корабля, и второго
зеркала, направленного на то небесное тело, которое было программой полета
введение в бортовой компьютер. На панели вспыхнул зеленый свет --
стыковочный туннель отделился от "Саламандры". Клюгер взглянул в зеркало над
их головами -- там отражалось лицо Джо.
-- Какова готовность, второй?
-- До старта семь минут. Механизмы в исправности. Факельный конвертор
разогрет. Корабль готов к старту.
-- Проверим систему ориентации. -- Окуляр коелостата Клюгера опустился
к его глазам. -- Проверьте меня, Джо, -- сказал он через несколько секунд.
-- Слушаюсь, сэр. -- Палец Эпплеби нажал на кнопку, и теперь его окуляр
придвинулся к глазам. Точно на перекрестии звездного прицела находились
совмещенные изображения трех звезд. -- Все идеально, капитан.
-- Запросите разрешение на старт.
-- "Саламандра" -- центр управления. Прошу разрешения на вылет к
Прозерпине. Автоматический взлет по программе компьютера. Система проверена,
всюду зеленые огни.
-- Центр управления -- "Саламандра". Взлет разрешаю. Счастливо!
--Разрешение получено, капитан. Еще три минуты. -- Джо мрачно подумал,
что к этому времени он мог бы находиться на середине пути к Земле. Черт
побери, почему все эти спасательные экспедиции поручают военным?
Когда на экране указатель времени миновал последние тридцать секунд,
мысли о несостоявшемся отпуске покинули его. Джо овладела какая-то
непередаваемая, ликующая радость -- он снова мчался в звездные дали!
Он летел, неважно куда, но летел! В то мгновение, когда из дюз корабля
вылетел ослепительный пучок факела, он продолжал улыбаться.
И тут на него обрушилась сила тяжести. При трех с половиной "джи" его
тело весило шестьсот тридцать футов -- ровно в три с половиной раза больше
своего нормального веса. Джо казалось, что на него навалили мешки с песком;
он не мог дышать, чувствовал себя совершенно беспомощным. Сила тяжести
прижала шею к защитному воротнику, было трудно открыть глаза. Он попытался
расслабить мышцы, позволить жидкости, в которой плавало его тело,
поддерживать его. Обычно, когда сила тяжести многократно увеличивалась в
считанные минуты и секунды старта, пилоты напрягали мышцы, сопротивляясь
резко возросшему весу, но при длительном полете необходимо расслабиться. Джо
дышал неглубоко и часто; атмосфера В кабине состояла, из чистого кислорода,
и такого дыхания было достаточно для снабжения тела живительным газом. К
тому же он просто не мог заставить себя дышать глубже. Джо чувствовал, как
сердце с трудом гонит заметно потяжелевшую кровь по кровеносным сосудам,
сузившимся от непомерной нагрузки. "Я и не предполагал, что полет при
непрерывном ускорении в три с половиной силы земного притяжения окажется
таким мучительным, -- подумал он, -- я не выдержу". Однажды ему пришлось
испытать четырехкратное ускорение в течение девяти минут, но Джо уже
позабыл, насколько ужасно оно было.
-- Джо! Джо!
Эпплеби с трудом поднял свинцовые веки и попытался тряхнуть головой.
-- Слушаю, капитан.
Джо посмотрел в зеркало на командира. Кожные ткани на лице Клюгера
сползли вниз, и оно напоминало улыбающийся череп -- так выглядят лица
пилотов при высоком ускорении.
-- Проверьте ориентацию кораблю!
Джо поднял руки к поверхности жидкости, заполнявшей ванну, и пальцами,
которые отказывались повиноваться, коснулся ручек прибора.
-- Прямо по курсу, капитан.
-- Отлично. Свяжитесь с Луна-сити.
Земная станция, которую они покинули совсем недавно, была закрыта
ослепительным факелом, вырывавшимся из дюз корабля, но Луна виднелась
недалеко от направления их полета. Эпплеби вызвал Центр слежения,
расположенный на ее поверхности, и получил информацию о траектории полета, а
также данные, переданные с земной станции в Центр слежения Джо повторял
цифры вслух, а Клюгер вводил их в бортовой компьютер. К своему удивлению,
Джо заметил, что за время работы он даже почти забыл о навалившейся на него
тяжести, но как только выключил систему связи, невыносимый груз снова сдавил
его тело. Джо почувствовал себя еще хуже, чем раньше. У него отчаянно болела
шея, и начало казаться, что на икре левой ноги образовалась складка. Джо
попытался пошевелить ногой и разгладить ее, но стало еще хуже.
-- Что дальше, капитан?
-- Отдыхайте, Джо. Я принимаю первую вахту.
-- Слушаюсь, сэр.
Джо попытался забыться -- насколько это возможно для человека,
погребенного под горой песчаных мешков. Все тело кричало от боли, а складка,
образовавшаяся на костюме, вызывала невыносимые страдания. Шея болела все
сильнее; судя по всему, она была повреждена во время старта. Он попытался
повернуть голову, и тут же понял, что существует всего два ее положения --
плохое и очень плохое. Закрыв глаза, Джо попытался уснуть. Десять минут
спустя он понял, ЧТО это бесполезно, потому что тело страдало от боли в шее
и левой ноге, а также от невыносимой тяжести.
-- Слушай, приятель, -- сказал Джо себе. -- Расслабься, черт побери,
иначе за время продолжительного полета с непрерывным ускорением тебе
угрожает адреналиновое истощение, и ты умрешь. Как там говорится в уставе?
"Идеальный пилот должен быть спокойным и ни о чем не тревожиться.
Жизнерадостный по своему темпераменту, он должен быть настроен
оптимистически".
-- Хватит думать о плохом, дружище! -- приказал сам себе Джо и
обратился к своему любимому предмету для размышлений -- девушкам. Такой
самогипноз всегда помогал ему во время бесчисленных миллионов миль полетов
через холод и пустоту космического пространства. Наконец он был вынужден
признать, что и воображаемый гарем отказался ему помочь. Ему не удалось
сконцентрировать на воображаемых гуриях свои мысли. Оставалось одно --
стараться переносить свои вполне реальные страдания.
Он проснулся весь в поту. Ему приснилось, что он на корабле, летящем к
Плутону с небывало высоким ускорением.
Боже мой! Он действительно на этом корабле!
Тяжесть, казалось, еще более возросла. Когда Джо поворачивал голову,
где-то в боку отдавалась острая боль. Он тяжело дышал, и по лицу катились
струйки пота. Они скатывались в глаза: Джо попытался вытереть их, но когда
попробовал поднять руку, то заметил, что рука отказывается повиноваться и
кончики пальцев онемели. Напрягая всю волю, он заставил себя поднять руку
вдоль груди и провести пальцами по глазнице; это, однако, ничуть не помогло.
Открыв глаза. Джо уставился на указатель времени, прошедшего с момента
старта, стараясь вспомнить, когда заступать на вахту. Не сразу он понял, что
уже прошло шесть с половиной часов полета. Боже мой, ведь уже давно пора
заступать на вахту! Лицо Клюгера, отражающееся в зеркале, было обезображено
страшной улыбкой; глаза его закрыты.
-- Капитан! -- крикнул Джо. Клюгер не шевельнулся. Джо протянул руку к
кнопке сигнала тревоги и тут же отдернул ее. Пусть спит, решил он.
Но кому-то нужно заниматься делами -- надо как можно быстрее прийти в
себя. Акселерометр показывал ускорение в три с половиной "джи"; приборы,
контролирующие действие факела, были в пределах нормы; указатель радиации
подрагивал где-то около десяти процентов от опасного уровня.
На экране интегрированного акселерографа а виднелись три цифры: время,
прошедшее с момента старта, скорость корабля и расстояние, оставшееся
позади. Под ними было еще три окошечка: там были те же самые цифры,
показывающие данные расчетной траектории. Сравнивая их, Джо убедился, что
фактические данные соответствовали расчетам. На третьем дисплее
демонстрировалась поправка за счет притяжения Солнца, но Джо не обратил на
нее внимания -- на околоземной орбите сила тяготения Солнца равняется всего
лишь одной двухтысячной земного тяготения Джо всего лишь хотел убедиться,
что корабль продолжает полет по заранее рассчитанной траектории с заданной
скоростью.
Теперь уже и Земля, и Луна были закрыты конусом факела, искажающего как
видимость, так и радиосигналы. Джо повернул ручки и направил луч радарного
маяка на Марс. Один за другим в пустоту космоса уходили его запросы: "Где я
нахожусь?" Джо решил не дожидаться ответа -- сигнал достигнет станции
слежения на Марсе только через восемнадцать минут. Вместо этого он
повернулся к коелостату и заглянул в окуляр. Три звезды немного сместились с
перекрестия прицела, но ошибка была слишком незначительной и не нуждалась в
корректировке.
Джо продиктовал в микрофон бортового журнала все, что он проделал.
Затем закрыл глаза и снова почувствовал себя намного хуже. У него болели
ребра, воздух при дыхании вырывался из груди с хрипом, как у больного
плевритом. Руки и ноги немели от плохого кровоснабжения -- кровь с трудом
прорывалась сквозь суженые сосуды. Он принялся шевелить руками и ногами, но
быстро устал. Тогда Джо неподвижно замер и лишь поглядывал на прибор,
показывающий стремительное нарастание скорости корабля. Она увеличивалась на
семьдесят миль в час за каждую прошедшую секунду, что соответствовало более
четверти миллиона миль в час за истекший час. Как он завидовал теперь
пилотам-ракетчикам! Им требовалась целая вечность, чтобы добраться до цели,
но летели-то они в полном комфорте по сравнению с ним.
До изобретения факельного конвертора люди не рисковали забираться в
космическое пространство дальше Марса. Е = мс 2, масса -- это энергия, и
полный распад одного фунта песка дает пятнадцать миллиардов киловатт-часов.
Корабли с атомными установками потребляют всего лишь долю процента этой
энергии, тогда как новью факельные конверторы более восьмидесяти процентов.
Камера факельного преобразователя представляет собой крошечное солнце;
частицы, выбрасываемые из нее, двигаются со скоростью, приближающейся к
скорости света.
Эпплеби гордился своей профессией пилота-факельщика, но не в данный
момент. Боль в шее все росла и росла, пока не охватила всю голову; ему
хотелось согнуть колени, но он не мог сделать этого: Его тошнило от
навалившейся на живот силы тяжести. Черт бы побрал этого Клюгера -- он
безмятежно спит, пока Джо так мучается. Неужели человек в состоянии
переносить такие страдания в течение нескольких дней. Прошло всего восемь
часов, но Джо был на грани полного изнеможения, а ведь осталось еще девять
суток.
Потом -- время протекало смутно, как в тумане, через какой-то
бесконечный отрезок времени он услышал, что кто-то зовет его.
-- Джо! Джо!
Ну почему не позволить ему умереть спокойно? Его глаза приоткрылись,
взгляд нашел зеркало над головой.
-- Джо? Тебе придется сменить меня -- я теряю сознание.
-- Слушаюсь, сэр.
-- Проверьте ориентацию и действие механизмов. Мне это не удалось.
-- Я уже сделал это, сэр.
-- Сделал? Когда?
Взгляд Джо медленно передвинулся на экран с цифрами фактически
прошедшего времени. Ему пришлось закрыть один глаз, чтобы разобрать цифры.
-- Часов шесть назад.
-- Что? Сколько сейчас времени?
Джо не ответил. Ему страстно хотелось, чтобы Клюгер оставил его в
покое.
-- Должно быть, я потерял сознание, мой мальчик, -- пробормотал Клюгер.
-- Доложите мне обстановку.
-- Обстановку? О, в полном порядке -- точно по курсу. Капитан,
взгляните на мою левую ногу. Мне кажется, она вывихнута.
-- Наплевать на ногу. Сообщите данные.
-- Какие данные?
-- Немедленно проснитесь, мистер! Вы на вахте?
-- И ты еще говоришь мне об этом, -- подумал Джо. -- Если он будет так
вести себя, закрою глаза и перестану обращать на него внимание.
-- Жду от вас данные, мистер, -- повторил Клюгер.
Что? Если уж вам так хочется, прослушайте бортовой журнал. -- Джо
ожидал, что на него обрушится буря негодования, однако ничего не
последовало. Когда он снова открыл глаза, то увидел в зеркале лицо капитана,
потерявшего сознание. Джо так и не понял, прослушал ли капитан бортовой
журнал с данными, которые внес туда он, или Джо вообще забыл занести в
журнал эти данные. Он пришел к выводу, что настало время для очередной
проверки места корабля относительно других небесных светил, но ему ужасно
хотелось пить; он решил сначала напиться. Джо повернул рот в сторону левого
соска и прижался к нему губами; он старался пить как можно осторожнее, но
жажду удовлетворил, и драгоценная влага потекла по горлу. Тут же его охватил
приступ кашля, и ему стало так больно, что пришлось передохнуть.
Оправившись от приступа кашля, Джо почувствовал себя очень слабым. Тем
не менее, работа есть работа, и он взглянул на приборную панель. Двенадцать
часов полета и -- нет, одну минуту! Одни сутки и двенадцать часов? Наверно,
он ошибается. Но цифры на экране не могли лгать. Скорость корабля превышала
десять миллионов миль в час, и они находились уже на расстоянии девяноста
миллионов миль от Земли, покинув, таким образом, орбиту Марса.
-- Капитан! Эй, капитан Клюгер!
В зеркале на него смотрело оскалившееся лицо командира. Охваченный
паникой, Джо попытался узнать свои координаты. Он заглянул в окуляр
коелостата. Перекрестие нитей находилось точно на трех совмещенных звездах.
Значит, или корабль сам слегка сместил ось и вернулся на правильный курс,
или Клюгер ввел необходимую коррекцию. А может, направление полета
откорректировал сам Джо? Он решил прослушать бортовой журнал и выяснить
обстоятельства коррекции. Отыскав нужную кнопку, Джо нажал на нее
неповинующимся пальцем.
Поскольку Джо не пришло в голову остановить ленту в нужном месте, она
перемоталась до самого начала -- момента старта и лишь затем внесенные в нее
данные зазвучали в динамике. Магнитная лента автоматически проскальзывала
через периоды тишины и проигрывала лишь те свои места, где находились
записи, сделанные человеческим голосом. Джо выслушал запись данных первой
проверки координат, сделанную его голосом, затем выяснил, что Центр слежения
на Фобосе, спутнике Марса, передал координаты, точно соответствующие
траектории полета корабля, рассчитанной перед стартом. Сообщение с Фобоса
заканчивалось удивленным вопросом: "Куда вы так мчитесь? Где пожар?"
Действительно, Клюгер ввел коррекцию несколькими часами раньше. Лента
продолжала разматываться -- Клюгер продиктовал кому-то письмо; оно осталось
незаконченным и было почти неразборчивым -- голос Клюгера то и дело исчезал.
Один раз Клюгер прервал диктовку и закричал: "Джо! Джо!" -- и в ответ
послышался голос Джо: "О, ради Бога, заткнись!"
Джо знал, ему нужно сделать что-то, но он никак не мог припомнить, что
именно. Он слишком устал, чтобы думать; тело сгорало в невыносимой боли, вот
только ноги перестали болеть -- он не чувствовал их. Джо закрыл глаза и
попытался забыться. Когда он снова открыл их, цифры на экране показывали,
что с момента старта прошло трое суток; Джо закрыл глаза, и по его щекам
потекли слезы.
Его привел в чувство звон сигнала тревоги; Джо знал, что это сигнал
тревоги, но не проявил к нему никакого интереса. Ему хотелось только одного
-- чтобы он замолчал. Было трудно найти кнопку, выключающую звонок,
пальцами, которые отказывались повиноваться. Наконец ему удалось это, и он
только приготовился отдохнуть после невероятных усилий, как раздался голос
Клюгера.
-- Джо!
-- Ну, что еще?
-- Джо, не пытайся заснуть, иначе я снова включу сигнал тревоги. Ты
слышишь меня?
-- Да... -- Клюгеру удалось разбудить его. Зачем?
-- Джо, мне нужно поговорить с тобой. Я больше не могу.
-- Что -- не могу?
-- Выдерживать такую силу тяжести. Это выше моих сил -- я умираю.
Мерзавец! Значит, он включил сигнал тревоги из-за этого?
-- Я умираю, Джо. Я ослеп. Джо, я должен выключить двигатель. Должен.
-- Что вам мешает? -- раздраженно пробормотал Джо.
-- Разве ты не понимаешь, Джо? Ты должен поддержать меня. Все наши
разговоры записываются на пленку. Нам нужно заявить, что мы пытались,
сделали все, зависящее от нас, но это выше человеческих сил. Мы оба с тобой
должны заявить это. Тогда все будет в порядке.
-- Заявить о чем?
-- Черт побери. Джо! Приди в себя, ради Бога! Мне трудно говорить. Ты
должен сказать,.. сказать, что напряжение стало невыносимым и, по твоему
мнению, нужно выключить двигатель. Я соглашусь с тобой, и все будет хорошо.
-- Джо едва разбирал Хриплый шепот своего командира.
Он никак не мог понять, что хочет Клюгер от него. Джо даже не мог
вспомнить, зачем Клюгеру понадобилось такое фантастическое ускорение.
-- Быстрее, Джо.
Как он надоел со своими причитаниями! Разбудил его, принялся жаловаться
-- ну его к черту.
-- Отстань от меня и усни! -- пробормотал Джо и заснул. Его снова
разбудил сигнал тревоги. На этот раз ему удалось нажать на кнопку выключения
сигнала с первого же раза. Клюгер снова включил сигнал, Джо сразу же
отключил его. После этого Клюгер прекратил попытки разбудить Джо.
Он пришел в себя от состояния невесомости. Джо все еще испытывал дикий
экстаз -- боль, тяжесть, напряжение исчезли, когда вспомнил, что находится
на борту "Саламандры", летящей к Плутону. Неужели они уже достигли цели?
Нет, цифры на экране показывали, что всего четверо суток и несколько часов
миновало с момента старта. Может быть, порвалась лента? Автопилот вышел из
строя? И тут он вспомнил слова Клюгера, которые командир произнес в прошлый
раз.
Клюгер выключил факел!
Улыбка смерти исчезла с лица Клюгера. Он выглядел сейчас просто старым
и измученным.
-- Капитан! Капитан Клюгер! -- позвал его Джо. Веки Клюгера затрепетали
и поднялись, но глаза смотрели прямо перед собой невидящим взглядом. Губы
командира зашевелились, но Джо ничего не услышал. Он выскользнул из
антигравитационной ванны, повис в воздухе над Клюгером.
-- Капитан, вы слышите меня?
-- Так надо, мой мальчик, прошептали губы командира. -- Я спас наши
жизни -- твою и мою. Скажи, ты сумеешь вернуть корабль на Землю? Его глаза
смотрели куда-то мимо Джо мертвым взглядом.
-- Послушайте, капитан. Я должен снова включить факел.
-- Что? Нет. Джо, нет!
-- Но я должен, капитан.
-- Я запрещаю! Это приказ, мистер!
Эпплеби посмотрел на умирающего, затем резко ударил его в угол челюсти.
Глаза Клюгера закрылись, и тело беспомощно заколыхалось в ванне. Джо схватил
скобу, прикрепленную к переборке, подтянулся и отыскал переключатель "Первый
пилот, второй пилот", контролирующий работу факельного конвертора. Он резко
повернул вправо, в положение, обозначенное надписью "Только второй пилот".
Теперь Клюгер, даже если и придет в себя, не сможет отключить факел. Джо
посмотрел на командира, увидел, что его голова сдвинулась из
антигравитационного воротника, поправил ее, закрепил и вернулся в свою
ванну. Он аккуратно уложил голову в свой воротник и протянул руку к
автопилоту, который снова поведет их к цели. По какой-то причине им
обязательно нужно было долететь до Плутона, но как Джо ни старался, он не
мог вспомнить, что это за причина. Он включил зажигание факела, и тяжесть
придавила его.
Он снова выбрался из сумерек полусна, полусмерти, почувствовав что-то
необычное. Его тошнило. Когда движение корабля остановилось. Джо поглядел на
приборы. "Саламандра" только что достигла середины расчетной траектории и
повернулась кормой к Плутону. Теперь они находились на расстоянии тысячи
восьмисот миллионов миль от Земли, и вторая половина полета будет проходить
в состоянии торможения, с тем же ускорением силы тяжести -- три с половиной
"джи". Сейчас их скорость равнялась трем миллионам миль в час и будет отныне
непрерывно снижаться. Джо знал, что должен сообщить об этом командиру
корабля -- он уже забыл, что между ними произошла ссора.
-- Капитан! Капитан Клюгер! -- крикнул он. Клюгер молчал, и палец Джо
опустился на кнопку сигнала тревоги.
Резкий звон колокола громкого боя не разбудил Клюгера, но пробудил
воспоминания у Джо. Он выключил сигнал тревоги, испытывая чувство глубокого
раскаяния. К его физическому недомоганию прибавился стыд, чувство утраты и
паника. Он знал, что должен занести это в журнал, но не мог найти нужные
слова. Измученный до предела, глубоко расстроенный, он потерял сознание.
Его разбудило чувство чего-то недоделанного, будто он упустил что-то...
он должен что-то сделать для командира... что-то, связанное с
пилотом-роботом...
Ну, конечно! Если корабль, управляемый роботом, достиг Плутона, они с
командиром могут вернуться обратно! Посмотрим -- прошло более пяти суток с
момента старта. Да, если тот корабль...
Он перемотал ленту бортового журнала назад и включил воспроизведение.
Да, вот это сообщение:
"Земная станция -- "Саламандра". Очень жаль, но робот не достиг
Плутона. Надежда только на вас. Коммодор Беррио".
Слезы усталости и разочарования потекли по щекам, подгоняемые тройной
силой тяжести.
На восьмые сутки Джо понял, что Клюгер мертв. Он понял это не из-за
ужасного запаха разлагающейся плоти. От него самого пахло так, что он не
смог бы различить иного запаха. В равной степени Джо понял, что командир
мертв не потому, что Клюгер не проснулся во время разворота и короткой
невесомости; ощущение времени было таким туманным, что Джо не понимал этого.
Но ему снилось, что Клюгер кричит и старается разбудить его, требует, чтобы
Джо встал "Быстрее, Джо!" А сила тяжести прижимала его к ванне.
Сон оказался настолько правдоподобным, что Джо, проснувшись, попытался
ответить командиру. И тогда посмотрел в зеркало над головой. Лицо Клюгера не
изменилось, но Джо сразу понял с чувством болезненного ужаса, что командир
мертв. Тем не менее, Джо попытался разбудить его сигналом тревоги. В конце
концов, сдался: его пальцы были багровыми, и он не чувствовал своего тела
ниже поясницы. Джо пришел к выводу, что умирает, и приветствовал наступающий
конец, чуть ли не с радостью. Через несколько мгновений он снова впал в
летаргическое забытье, ставшее его нормальным состояние.
Джо не пришел в сознание даже тогда, когда автопилот выключил факел
после девяти с лишним суток полета. Он очнулся лишь в тот момент, когда
почувствовал, что плавает в середине рубки, каким-то образом выбравшись из
антигравитационной ванны. Джо испытывал чудесную лень и волчий голод; именно
это чувство и разбудило его.
Джо оглянулся вокруг и вспомнил, что произошло с ним после старта. В
панике он вернулся в ванну и посмотрел на указатели приборов. Боже мой!
Прошло уже два часа после того, как автопилот выключил факел, и корабль
летел вперед в состоянии свободного падения. В соответствии с планом подлет
к Плутону должен быть рассчитан еще до того, как в автопилоте подойдет к
концу лента с записью элементов траектории полета к Плутону, до начала
свободного падения, и новая лента с исправленными элементами вторичной
траектории должна быть немедленно введена в бортовой компьютер. После этого
автопилот возьмет на себя полет на основании откорректированных данных. А он
упустил это из вида и потерял два драгоценных часа!
Джо выскользнул между ванной и приборной панелью и почувствовал, что у
него парализованы ноги. Впрочем, сейчас это не важно -- в невесомости ноги
не нужны, да и в антигравитационной ванне они без особой надобности. Правда,
его руки тоже плохо повиновались, но он все-таки мог пользоваться ими.
Зрелище мертвого тела в соседней ванне потрясло его, но Джо заставил себя
взяться за работу. Он не имел представления, где находится в данный момент;
Плутон мог быть на расстоянии миллионов миль, а мог быть и совсем рядом --
не исключено, что его уже заметили и послали расчетные данные траектории
подлета. Он решил проверить записи рекордера.
И сразу наткнулся на радиограммы с Прозерпины:
"Прозерпина "Саламандре". Слава Богу! вы уже рядом. Вот элементы
подлетной траектории. Дальше следовали цифры времени включения и выключения
факела, расстояния, пеленгов и допплеровского смещения.
Новая радиограмма: "Передаем новые, откорректированные данные.
"Саламандра", спешите!"
Наконец, радиограмма, поступившая всего несколько минут назад:
""Саламандра", почему не включаете факел? В порядке ли ваш компьютер? Можем
дать уже рассчитанные данные подлетной траектории."
Не хватало еще, чтобы ему, пилоту-факельщику, кто-то посылал данные
траектории! Джо попытался работать как можно быстрее, но руки не
повиновались ему -- то и дело он нажимал не на ту кнопку и был вынужден
сбрасывать цифры и приниматься за работу сначала. Лишь через полчаса он
понял, что дело не только в его онемевших пальцах. Баллистические расчеты, с
которыми он справлялся раньше безо всякого труда, не давались ему.
""Саламандра" -- Прозерпине. Высылайте данные баллистической траектории
для подлета и выхода на околопланетную орбиту".
Ответ прибыл настолько быстро, что Джо понял на Прозерпине элементы
траектории были рассчитаны заранее. С трудом он вставил ленту в автопилот и
лишь тогда заметил величину силы тяжести на траектории подлета -- 4.04
"джи".
Четыре земных притяжения.
Джо полагал, что оставшаяся часть полета будет проходить при небольшом
уровне тяжести. Возможно, так бы и произошло, но он потерял три часа.
Это несправедливо! От него требуют слишком много. Рыдая, как ребенок,
Джо влез в антигравитационную ванну, устроился поудобнее, положил голову
внутрь воротника и нажал на кнопку, передавая управление автопилоту. До
старта оставалось еще несколько минут. Он потратил их на бесплодные жалобы.
Его всегда посылают в самые трудные места! Всякой бочке затычка -- это он.
Джо Эпплеби. А этот Клюгер лежит в своей ванне и улыбнется. Еще бы. Ведь
работать-то приходится одному Джо. Если бы Клюгер не проявил такой охоты.
Вспыхнул факел. И огромное ускорение упало на Джо чудовищным грузом. Он
потерял сознание.
Когда с Прозерпины прибыл шаттл и прилетевшие на нем вошли внутрь
корабля, они обнаружили один труп, одного почти мертвого пилота и груз
бесценной крови.
Транспортный корабль доставил на Плутон новую смену пилотов для
"Саламандры" и захватил на Землю Джо Эпплеби. Он оставался в госпитале до
тех пор, пока его не перевезли в лунную больницу. Перед отлетом на Луну он
явился коммодору Беррио. Эпплеби сопровождал врач. Коммодор коротко сообщил
Джо, что очень доволен мастерством, с которым лейтенант Эпплеби выполнил
свое задание.
Беседа закончилась, и врач помог лейтенанту встать. Но вместо того,
чтобы выйти из кабинета командующего флотом. Джо повернулся к нему и
спросил:
-- Вы, э-э, позволите поинтересоваться, э-э, коммодор?
-- Да, сынок, я слушаю тебя.
-- Я не понимаю, э-э, одного. Не понимаю, э-э, вот чего: почему меня,
э-э, посылают в лунный госпиталь для, э-э, престарелых? Это ведь, э-э,
гериатрическая, э-э, больница, э-э. для стариков. Вот это я, э-э, не
понимаю, сэр!
-- Я ведь уже сказал тебе. Джо. -- ласково вмешался врач. -- На Луне
низкая сила тяжести и отличное физиотерапевтическое оборудование. Нам
пришлось обратиться за специальным разрешением.
-- Вот как, сэр? -- Джо выглядел озадаченным. -- Мне кажется, э-э,
странным, что меня, э-э, посылают в госпиталь для стариков.
-- Так будет лучше, сынок.
-- Ну, если вы так считаете, э-э, сэр. -- Джо смущенно улыбнулся и
пошел к двери.
-- Доктор, подождите минутку! Рассыльный, помогите лейтенанту Эпплеби.
-- Скажите мне честно, доктор, -- спросил коммодор. -- Есть надежда,
что Джо поправится?
-- Мы рассчитываем на улучшение, сэр. Сила тяжести на Луне значительно
ниже земной, и ему будет там легче.
Но вы думаете, он восстановит умственные функции?
Врач заколебался. -- Видите ли, сэр, лейтенант Эпплеби подвергся
воздействию силы тяжести, намного превышающей нормальную, в течение
длительного времени. Это резко ускорило процесс старения. Мозговые ткани
разрушились, капилляры лопнули, сердце работало под неслыханной нагрузкой.
Разумеется, на него сильно повлияла гипоксия -- в мозг поступало
недостаточно крови.
Коммодор ударил кулаком по столу.
-- Не надо так расстраиваться, сэр, -- мягко заметил врач. -- Вы
пожертвовали жизнью одного человека, но зато спасли двести семьдесят.
-- Но посмотрите на него, доктор! До вылета он был почти юношей, а
теперь превратился в глубокого старика. И что значит -- пожертвовал одним
человеком? Если вы имеете в виду Клюгера, он посмертно награжден высшим
орденом. Его семья получит пенсию. Но он уже видел жизнь. Я не имел в виду
Клюгера!
-- Я тоже, -- тихо ответил врач.

"Вокруг света" Год наверное, 1974?
Бертрам Чандлер "Клетка"

Посадка на неизвестную планету была вызвана тем, что закапризничали приборы электронного контроля над генераторами и «Счастливую звезду» отнесло в неизведанный район Вселенной. В довершение беды при соприкосновении корабля с поверхностью планеты вышел из строя ядерный реактор, и капитан, приказав помощнику Хокинсу срочно эвакуировать пассажиров, остался с несколькими механиками на борту, пытаясь ликвидировать последствия аварии.

Едва Хокинс успел отвести люден на безопасное расстояние, как раздался мощный взрыв. На том месте, где только что возвышалась стройная «Счастливая звезда», зиял гигантский кратер...

С оставшихся в живых пассажиров и членов экипажа быстро сходил лоск цивилизации. Атмосфера планеты, пригодная для дыхания, оказалась удушливой и жаркой. С неба беспрерывно моросил теплый дождь. Воздух буквально кишел спорами грибов, которые великодушно не трогали живую плоть, но охотно пожирали одежду. В чуть меньшей степени грибам пришлись по вкусу металлические предметы.

Проблема добывания пищи разрешилась довольно скоро. Несколько добровольцев, вконец ошалев от голода, осмелились отведать сочных грибов, сплошь покрывавших стволы огромных папоротникообразных деревьев, и нашли их довольно питательными и вкусными. Когда выяснилось, что ни один из дегустаторов не собирается корчиться в страшных судорогах, грибы стали основным предметом рациона.

Люди основали постоянное поселение на вершине небольшого холма — гор на планете не было. Растительность на холме была менее густой, а почва не столь заболоченной. Вайи папоротникообразных деревьев пошли на постройку примитивных жилищ.

Не в силах отказаться от привычных форм общественного управления, поселенцы избрали совет под председательством корабельного доктора Бойле. Хокимс, к своему глубочайшему удивлению, был выбран простым членом совета — большинство пассажиров, очевидно, все еще считали его одним из основных виновников теперешнего бедственного положения. Первое заседание состоялось в специально оборудованном шалаше. Члены совета расселись по кругу. Председатель Бойле медленно поднялся на ноги. Хокинс криво усмехнулся — исполненной достоинства позе доктора, явно кичащегося своим высоким положением, никак не соответствовали грязные, всклокоченные седые волосы, неухоженная, нечесаная борода и полное отсутствие одежды.

— Леди и джентльмены, — начал Бойле. — Судьба избрала нас представителями человечества на этой заброшенной планете. Я предлагаю обсудить, каковы наши шансы на выживание — не как отдельных индивидуумов, но целой расы...

— Я хочу спросить у мистера Хокинса, есть ли надежда, что нас спасут? — выкрикнула с места одна из двух избранных в совет женщин, кокетливо одетая в юбочку из листьев.

— Ничтожная, — ответил Хокинс. — Перед посадкой мы успели послать сигнал о помощи, но от него мало толку — мы даже не знали координат. Более того, нет никакой уверенности, что кто-то нас услышал...

— Мисс Тэйлор, — обиженно прервал Хокинса доктор Бойле. — Позвольте напомнить вам, что меня выбрали председателем совета. Вы получите слово, когда я сочту нужным. Как многие из вас могли догадаться, — продолжал он, — эта планета находится в стадии развития, соответствующей примерно земному каменноугольному периоду. К тому времени, когда появятся более или менее разумные существа, наши потомки расселятся по всей планете. Мы должны обеспечить им максимально благоприятные условия существования. Мы оставим им наш язык...

— Плевать мне на язык, доктор! — оборвала его Мэри Харт, стройная блондинка небольшого роста с решительным лицом. — Меня прежде всего волнует именно вопрос о потомках. Я представляю в совете женщин, которые могут иметь детей. Здесь нас пятьдесят три человека, мужчин и женщин. Десять супружеских пар — их мы должны исключить. Остаются тридцать три человека, из которых двадцать — мужчины. Двадцать мужчин и тринадцать женщин. Предвижу серьезные осложнения на почве неизбежной ревности, жертвой которой может пасть любой из нас. Этого нельзя допустить.

— И что вы предлагаете, мисс Харт? — осведомился Бойле.

— Если двое мужчин воспылают страстью к одной и той же женщине, пусть они в честном бою решают, кто наиболее достоин этой чести.

— Ну что ж, своего рода естественный отбор... — пробормотал доктор.

На вершине холма была неглубокая впадина — естественная арена. Зрители расселись по краям. Роль рефери взял на себя доктор Бойле, который мог заодно оказать первую помощь участнику состязания. Главным призом была Мэри Харт.

Хокинс посмотрел на готовящихся к бою бородатых соперников. Он знал обоих: Феннет служил курсантом на «Счастливой звезде», а Клеменс — как минимум на семь лет старше Феннета — был коммивояжером.

— Имей мы чем побиться об заклад, я бы поставил на Клеменса, — заявил толстяк, расположившийся рядом с Хокинсом. — Сопляк курсант долго не продержится. Его поколение не умеет драться, а Клеменс знает все приемы кулачного боя.

— Феннет в лучшей форме, — отпарировал Хокинс. — Он ни минуты не сидел без дела, а Клеменс только объедался грибами и валялся на траве. Смотрите, какое у него брюхо!

— Здоровая упитанность еще никому не вредила, — обиженно ответил толстяк, поглаживая собственную выпуклость.

— Не кусаться, не выцарапывать глаза! — провозгласил рефери Бойле. — Пусть победит сильнейший!

Феннет вздрогнул, нерешительно шагнул вперед и ткнул кулаком в незащищенное лицо Клеменса. Удар получился несильный, но, видимо, болезненный. Клеменс прикоснулся к носу и с недоумением уставился на струившуюся по пальцам кровь. Осознав случившееся, он зарычал, как раненый бык, и прыгнул, намереваясь сокрушить противника одним махом...

Что-то заставило Хокинса поднять голову. Вряд ли его привлек какой-то звук — толпа ревела, как на финальном матче профессиональных боксеров. Что ж, людей было легко понять — впервые после гибели корабля они получили возможность поразвлечься. Однако, как было сказано, Хокинс поднял голову и... остолбенел. Над ареной парил вертолет. Какие-то неуловимые детали или особенности конструкции подсказали Хокипсу, что это не земная машина. Внезапно из блестящего полированного брюха вертолета выскользнула тусклая металлическая сеть и свалилась прямо на сцепившихся соперников, прихватив заодно рефери-доктора, Мэри Харт и подошедшую к ним поближе в азарте зрителя мисс Тэйлор. А когда Хокинс вскочил на ноги, чтобы помочь ей, сеть, словно живая, обвила его лодыжки и скрутила запястья...

Условия, в которых оказались пленники, выгодно отличались бы от покинутого ими мира, если бы не ненужная доброта и заботливость хозяев корабля. Клетка, где сидели трое мужчин, с замечательной точностью воспроизводила климатические условия планеты, где потерпела катастрофу «Счастливая звезда». Из отверстий в крыше беспрерывно просачивались капли до отвращения теплой воды, от которой не спасали два унылых папоротникообразных дерева. Дважды в день дверца клетки приоткрывалась, и пленникам давали грибы, точно такие же, как на покинутой планете.


Справа и слева стояли другие клетки. Справа сидела Мэри Харт, с которой мужчины могли обмениваться знаками, — материал, из которого были сделаны стены, оказался звуконепроницаемым. Соседнюю клетку слева занимало неведомое чудовище, напоминающее гигантского кальмара. По противоположной стороне широкого прохода виднелись другие клетки, но их обитателей нельзя было различить.

Хокинс, Бойле и Феннет сидели на мокром полу и глазели через толстое стекло на своих тюремщиков, которые, в свою очередь, рассматривали их.

— Если бы только они были гуманоидами, — вздохнул доктор. — Мы могли бы тогда попытаться установить контакт и доказать, что мы разумные существа.

— К сожалению, они не гуманоиды, — произнес Хокинс. — Впрочем, окажись мы на их месте, нас бы было трудновато убедить в том, что эти пивные бочонки с шестью щупальцами — братья по разуму... Попробуйте еще раз теорему Пифагора, — обратился он к курсанту.

Юноша без всякого энтузиазма соорудил на полу из веточек треугольник с квадратами на катетах и гипотенузе. Инопланетяне с видимым безразличием следили за манипуляциями Феппста плоскими безжизненными глазами.

— Давайте попробуем разобраться в создавшемся положении, — предложил доктор. — Итак, шестерых членов нашего сообщества на планете поймали в сеть. Вертолет доставил нас на разведывательный корабль, который, по-видимому, не превосходит по своим размерам межзвездные корабли землян. Нас посадили в этот зверинец. Вначале с нами обращались гуманно, часто давали грибы и воду. Затем двое наших тюремщиков засунули внутрь клетки шесты с сетями и выудили Клеменса и мисс Тэйлор. Больше мы их не видели. На следующий день от нас отсадили Мэри Харт...

— Неужели их подвергли вивисекции? — с трепетом спросил Феннет. — Я никогда не любил Клеменса, но...

— Боюсь, что наших соотечественников постигла самая печальная участь, — вздохнул Бойле. — Вскрытие позволило инопланетянам установить разницу между полами и классифицировать нас. К сожалению, вивисекция не дает возможности судить о развитии разума...

— Подлые твари! — не сдержался курсант.

— Я где-то читал, — припомнил Хокинс, — что история происхождения человека — это история животных, которые научились разводить огонь, использовать и изготовлять орудия труда...

— Так разведите огонь, — предложил доктор. — Сделайте для нас какие-нибудь орудия...

— Не валяйте дурака. Сами знаете, что у нас ничего нет. Даже вставных челюстей. Даже если... — Хокинс задумался. — Когда я служил курсантом на космических кораблях, нас обучали древним ремеслам: искусству плетения веревок и корзин. На пассажирских кораблях мы плели корзины, раскрашивали их в яркие цвета и продавали пассажирам как подлинные сувениры с погибшей планеты Арктурус.

— К чему вы клоните? — перебил доктор.

— Сейчас поймете. Я научу вас плести корзины, и инопланетяне поймут, что мы разумные существа.

— Возможно... — задумчиво пробормотал доктор. — Это может сработать. С другой стороны, не забывайте, что бобры строят весьма сложные домики, а некоторые птицы во время брачного ритуала сплетают гнезда для привлечения партнера...

Видимо, Главному. Надсмотрщику тоже были известны животные, повадки которых напоминают брачные игры земных птиц. Через три дня лихорадочного плетения корзин, на которые ушла вся подстилка и вайи папоротников, трое мужчин были вознаграждены за труды — к ним подсадили Мэри Харт. Когда прошла счастливая истерика и Мэри узнала, чем вызвано переселение, она еще долго негодовала.

Хорошо, что Мэри с нами, подумал Хокинс, засыпая. Еще несколько дней одиночного заключения, и рассудок девушки мог помрачиться. С другой стороны, присутствие Мэри в одной клетке с ними накладывало на помощника определенные обязанности. Нужно внимательно следить за юным Феннетом. Да и Бойле нельзя оставлять без присмотра — старый козел!

Мэри завизжала.

Хокинс мгновенно очнулся, вскочил на ноги и подошел к девушке.

— Что случилось?

— Н-не знаю, — пролепетала Мэри. — Что-то маленькое, с острыми когтями... Оно пробежало по мне...

:— О, — усмехнулся Хокинс, — это всего лишь Джо.

— Кто такой Джо? — с недоумением спросила девушка.

— Видимо, местный эквивалент мыши, — ответил проснувшийся доктор. — По ночам он вылезает из какой-то дырки в полу. Мы пытаемся его приручить...

— Вы хотите развести здесь такую гадость? — накинулась на мужчин Мэри. — Поймайте его как-нибудь и убейте. Немедленно!

— Завтра, — сказал Хокинс.

— Сейчас же! — завизжала Мэри.

— Завтра, — твердо пообещал Хокинс.

Поимка Джо оказалась нехитрым делом. Ловушку изготовили из двух плоских корзин, скрепленных наподобие створок раковины устрицы. Внутрь положили приманку — кусочек гриба. Коварно установленная распорка должна была свалиться после малейшего прикосновения к приманке. Хокинс, бодрствующий на отсыревшем ложе, услышал хлопок, подсказавший ему, что ловушка захлопнулась. Послышалось негодующее лопотание Джо, и крошечные коготки заскребли по стенке корзинки.

— Мы поймали Джо.

— Убейте его, чего вы ждете? — сонным голосом сказала девушка.

Но Джо не убили. Мужчины успели к нему привязаться. На рассвете Джо пересадили в маленькую клетку, которую смастерил изобретательный Хокинс: Даже Мэри оттаяла, увидев крошечный пушистый комочек разноцветного меха, без устали снующий по клетке и громко протестующий против лишения свободы. Мэри настояла на том, что только она будет кормить зверька, и ликующе захлопала в ладоши, когда нежные щупальца впервые нерешительно взяли кусочек гриба с ее ладони.

Три дня они не спускали глаз со своего любимца. На четвертый день в клетку вошли надсмотрщики, увели Хокинса и забрали Джо.

— Боюсь, что больше мы его не увидим, — произнес Бойле. — Его постигла та же участь..

— Они изготовят из него чучело и выставят в зоологическом музее, — мрачно высказался Феннет.

— Нет, — решительно заявила Мэри. — Они не посмеют!

— Посмеют, — горько усмехнулся доктор.

Внезапно дверца клетки распахнулась. Прежде чем пленники успели отступить в угол, раздался знакомый голос:

— Все в порядке. Это я.

В клетку вошел Хокинс. Он был чисто выбрит, а на щеках появился бронзовый загар. Ноги бывшего помощника капитана обтягивали брюки, сшитые из ярко-красной ткани.

— Выходите! — сказал он. — Наши хозяева искрение извиняются перед нами и предлагают более удобные апартаменты. Как только все будет готово, мы полетим за нашими соотечественниками.

— Постойте, Хокинс, не так быстро, — взмолился доктор. — Как они поняли, что мы разумные существа?

Лицо Хокинса потемнело.

— Только разумные существа способны сажать живых тварей в клетки!

Тоже, "Вокруг света"
Витольд Зегальский, "Авария"

Он проснулся от звука зуммера. Тупо стал водить взглядом по экранам, над которыми теперь пульсировал рубиновый свет. Потом снова закрыл глаза и откинулся на спинку кресла, уверенный, что это новая галлюцинация. Все было возможно в ракете, летящей неизвестно куда... За пятнадцать лет, прошедших с тех пор, как умер Гунт, случалось разное: то предметы становились похожими на живые существа, то рубку начинали наполнять цветные сгустки тумана, то с экранов лезли к нему привидения, и он вел с ними долгие беседы, и приходили те... из-за стены. Так уж получилось, что он опустил противорадиационную перегородку сразу же, услышав щелканье детекторов радиации. Сработал рефлекс, привитый ему еще в учебном центре космической навигации. Но, к несчастью, в тот момент все прочие члены экипажа находились как раз там, в той части ракеты.

А потом уже было поздно спасать их - автоматика отказывалась поднимать перегородку - слишком высоким установился уровень радиации. Это было ясно по тому, как без устали стрекотали детекторы. Кто умер на другой день, кто через неделю, большинство - через месяц. Гунт получил наименьшую дозу радиации и умирал целый год. Звук зуммера не прекращался, над пультом астронавигатора ритмично загоралась и погасала рубиновая лампочка. Может, снова те? Сводящие с ума призраки, появляющиеся неожиданно, будто проникающие сквозь перегородку белую стену, поглощающую радиацию? Там, за этой стеной, остались они... и он протянул руку к лекарствам. Раньше лекарства действовали неплохо одной таблетки хватало, чтобы призраки исчезли, растаяли в воздухе. С течением времени пришлось глотать по две, по три, по четыре таблетки.

Он находился на грани помешательства. Но постепенно все уладилось: призраки мало-помалу перестали появляться, оставив его наконец в полном одиночестве. Больше всего он любил находиться в рубке. Часы отмеряли время, приборы показывали количество оставшегося горючего, скорость полета... Можно было включить экраны, смотреть на звезды, в чернь, в пустоту. Иногда, очень редко, он включал систему внутреннего телевидения. Видел тех, разбитый резервуар, облепленный черной мазью ядерного горючего... Так уж получилось. Несчастный случай. Стечение обстоятельств. Им не повезло, ему - повезло. Да и повезло ли? Ракета ведь, в сущности, лишилась запасов горючего, следовательно... Звук зуммера действовал ему на нервы. Что бы это могло все-таки быть? Он нехотя поднялся с кресла и подошел к пульту управления. Сел. Включил экраны, измерительные приборы, электронный мозг. На экранах появилась светящаяся точка.

Со стороны Гончих Псов что-то приближалось. Существовали только две возможности - метеорит или... Он потянул на себя рукоять детектора радиоволн. Ждал минуту-другую - на экране вдруг появился сноп белых искр; дрогнули стрелки приборов. Он не верил своим глазам. Это был сигнал радиолокатора. Приближался космический корабль. Пока он произвел необходимые измерения, прошло немало времени. Дрожащими пальцами вращал ручки приборов, нажимал кнопки и клавиши на пультах. Корабль - с Земли или инопланетный? Он не мог выслать кодовых сигналов вытекшее горючее давно повредило передатчики. Он взглянул на результаты вычислений, произведенных компьютером. Трасса их полета проходила на расстоянии чуть ли не двухсот тысяч километров. Те, в корабле, могли его попросту не заметить. Не заметили. Несколько часов подряд он смотрел на экраны, на которых так и не появились позывные. Только их радиолокатор включался каждые несколько минут, вызывая эффектное свечение экрана детектора радиоволн. Потом ему показалось, что те ускоряют полет. Удивленный, он сверил показания приборов.

Аппаратура работала нормально. Он принял дозу успокоительного. Ему не хотелось ломать голову над тем, почему они не устанавливают связь с ним, но одно стало ясно: они постепенно разгоняли свой корабль. Нужно догнать их, кто бы они ни были. Догнать, прежде чем они отдалятся, исчезнут в черни неба, среди звезд, лишив его последних шансов на спасение. Он рассчитал скорость и наметил трассу. Проверил количество горючего, оставшегося в резервуарах. Горючего было мало, но не настолько, чтобы отказаться от попытки. Он сел на место пилота и включил реактор... Он долго не мог побороть волнения, охватившего его, когда стало наконец ясно, что корабль - с Земли. Опытный глаз космонавта уже различал знакомые элементы конструкции; потрясающее впечатление произвела на него антенна радиолокатора попросту потому, что она была точь-в-точь такой же, как и на его ракете. Но корабль, жадно им разглядываемый, имел новую, усовершенствованную конструкцию - подобных не строили на Земле, когда оттуда стартовала их ракета. Длинный, в несколько сот метров, он состоял из трех шаровидных отсеков, соединенных ажурной сетью ферм. Этот корабль, необтекаемый по форме, не был приспособлен для преодоления атмосферного слоя; по-видимому, он был построен на околоземной орбите. В центральной части корабля находился причал... По-прежнему никто им не интересовался. Можно было подумать, что корабль мертв, безлюден, если бы не вращающаяся антенна.

Он подогнал свою ракету к причалу; стрелка показывала, что горючее почти на исходе. Он выключил реактор, надел скафандр и пошел к выходному шлюзу. Без труда перебрался на плиту причала. Сразу же за входным шлюзом корабля начинался освещенный коридор. Он поднял колпак шлема, прислушался. Тишина. Снял скафандр и двинулся вперед. Через несколько минут ходьбы по разветвляющемуся коридору он очутился в жилой части корабля. Открывал двери, заглядывал в пустые комнаты, наспех листал найденные книги. Впервые за несколько лет почувствовал себя человеком: исступление одиночества, перспектива голодной смерти покинули его, исчезли. Он подумал, что стоило бороться с собой и ждать.

Не раз ведь он держал в руках ампулу с ядом, разглядывал на свет ее содержимое, обдумывал, взвешивал все "за" и "против". И прятал ампулу в выдвижной ящик стола, все еще надеясь на чудо. И чудо произошло... Он вошел в рубку - в ней никого не было. Постоял перед пультами, полными табло, выключателей, лампочек; кругом - погасшие экраны, похожие на рамы, из которых вынуты картины. Аппаратура была ему незнакома, изменились даже кодовые обозначения. А это, несомненно, был скоростемер: шкала была размечена до 300 тысяч км/сек. Уже научились разгонять до субсветовой скорости? Он усмехнулся с удовлетворением. Люди на Земле не тратили времени попусту в течение всех этих лет. Он отошел от пультов и открыл следующую дверь. И опять - никого. - Алло! - крикнул. - Есть здесь кто-нибудь?! Одна из стенных панелей сдвинулась в сторону, и на середину комнаты выполз робот: - Жду распоряжений. Некоторое время он смотрел на автомат. - Где экипаж? - спросил. - Не знаю.

Могу почистить одежду, обувь. Он рассмеялся. Если б в своей ракете он имел хотя бы такого робота! - Что ты умеешь делать? - спросил. - Я мусорщик и чистильщик. Подметаю, чищу. Робот ничего не мог объяснить ему - это была примитивная бытовая машина, способная произносить десятка полтора фраз. Он двинулся дальше, оставив автомат стоять посреди комнаты. Он миновал очередной коридор и толкнул, дверь из матового пластика. Увидел перед собой просторный зал, неярко освещенный. Посредине на низких подставках лежали продолговатые контейнеры. Он подошел ближе. Под толстой прозрачной плитой лежал человек - или, вернее, парил между стенками, поддерживаемый неизвестной силой. Открытые глаза недвижимо смотрели прямо вверх, руки, скрещенные на груди, создавали впечатление отрешенности. Человек не был мертв - он походил на спящего, которому, однако, ничего не снится. Контейнеров было двенадцать. Он обошел их все - под каждой плитой покоился человек: мужчины и женщины, с открытыми, но невидящими глазами. Он провел ладонью по лбу, клейкому от пота.
Спокойствие, навязанное было ему приглушенным светом, цветовыми гаммами настенных фресок, тишиной, снова начало покидать его. - Летаргия, - пробормотал он. - Гибернация. Гиберолетаргия.

Когда он около двадцати лет назад стартовал с Земли, все выглядело совершенно иначе. Испытуемого, одетого в водолазный скафандр, погружали в бассейн с амортизационной жидкостью. Задача состояла в том, чтобы исключить вредное влияние ускорения на человеческий организм, обеспечить разгон космического корабля до максимальной скорости за минимальное время и добиться тем самым сколь можно большей экономии горючего... "Эти уже не спешат, - думал он, глядя на их лица. - Затормозив биологические функции, они постепенно разгоняют корабль до субсветовой скорости. Потом проснутся на другом конце Галактики и не успеют даже к тому времени проголодаться". Он задумался. Его появление здесь было настолько случайным, что такая вероятность даже в голову не пришла никому там, на Земле, при подготовке корабля в столь дальний полет.
Эти спящие сейчас люди будут, конечно, рады, что он уцелел, поставят для него дополнительное "ложе", чтобы дать возможность и ему погрузиться в летаргический сон. Но для того чтобы это произошло, необходимо было разбудить их. Он внимательно осмотрел все контейнеры. На них не было ни малейших выступов; и не было углублений, в которых мог бы поместиться хоть какой-нибудь механизм. Потом он заглянул за дверь, что была в конце зала. Стены небольшой комнаты были сплошь покрыты стрелочными индикаторами, экранами, переключателями. Стало ясно, что здесь - аппаратный комплекс контролирования сна экипажа. Он остановился перед центральным табло и долго смотрел на него.

Его охватило чувство подавленности. Десятки счетчиков, экранов и контрольных элементов создавали головоломку, которую невозможно было решить. Рядом с некоторыми переключателями - выгравированные на стене условные обозначения типа "Внимание!", "Опасно!" и даже "Смертельно опасно!". Но сколь длительным будет сон экипажа? Нетрудно было догадаться: в центре среднего табло светились крупные цифры 112. Он повернулся и вышел. Проходя через зал, он остановился около одного из спящих. "Сто двенадцать лет. Еще сто двенадцать лет будет лежать он вот так - без ощущений, без сознания... А я..." Сдали нервы: он начал исступленно бить кулаком по прозрачной плите, под которой спал тот, спокойный, безразличный ко всему... Боль в руке подействовала отрезвляюще. Он, снова терзаемый отчаянием, страхом, сомнениями, пошел в рубку. Робот по-прежнему стоял посредине комнаты. - Могу почистить одежду, обувь...

Он захлопнул дверь. Быстро осмотрел ящики столов, шкафы, полки, ища техническую инструкцию для персонала. Вскоре понял, что не найдет ее в рубке. Разве что она находилась в одной из библиотек, среди тысяч справочников по космонавтике; она могла храниться где-нибудь и в виде микрофильма; наконец, подходящим местом для ее хранения мог быть электронный мозг корабля. Но даже если б он и нашел инструкцию, вряд ли удалось бы в ней досконально разобраться. Во всяком случае, абсолютной уверенности в том, что разобрался, он никогда не смог бы обрести. А это означало, что неправильное манипулирование каким-либо из регуляторов могло бы погубить тех, спящих. Нет, недопустим был даже самомалейший риск. Он сел в кресло и попробовал собраться с мыслями. Понемногу он успокоился: все это не имело смысла. Он мог прожить еще сорок или, может быть, пятьдесят лет, не больше. До их пробуждения все равно будет далеко. Коридоры, залы, комнаты всегда будут оставаться пустыми...

Он сомневался, есть ли на борту автоматы для производства пищевых продуктов; скорее всего на складе лежали припасы, рассчитанные на два-три года работы среди звезд. Может иметься еще и резерв - ну, скажем, на год. Их двенадцать человек. "Выходит, я съем все. Попросту за эти сорок-пятьдесят лет съем, сожру все, - подумал он. - Как крыса, как самая обычная крыса... И так уж живу только за счет смерти тех, которые остались за стеной". Встал. Взял с полки несколько книг и закрыл за собой дверь. - Могу почистить одежду, обувь... - по-прежнему предлагал робот. Он обошел автомат далеко стороной и двинулся по длинному коридору к шлюзу - туда, где оставил свой скафандр и где у причала ожидала его ракета...

Эх, кто ж знал тогда, что "обожрусь" я такой желанной и недоступной тогда фантастики!
"Уральский Следопыт", "Техника Молодёжи", "Вокруг Света", Химия и жизнь", "ЮТ", "Знания Сила", "Звезда",иногда "Наука и жизнь", "Молодая Гвардия", "Нева" и даже "Роман-газета"(и другие,менее известные издания) и конечно такой недоступный "Искатель" печатали фантастику, но кроме "Уральского Следопыта", "Техники Молодёжи", да "Вокруг света" остальное было очень труднодоступно.

Помню, как ждал когда придёт очередной номер, бывало что и валенки зимой не надевал, бежал в тапках домашних вниз к почтовым ящикам...
Да и "проглатывалось" всё махом - читал я ой как много!
А вот сейчас, повторюсь - "ОБОЖРАЛСЯ"
Ностальгическая тема, спасибо, ТС!
Я уж думал это никому не интересно сейчас....

Хотел ещё один, зацепивший меня в детстве коротенький рассказик выложить, да вот названия не вспомню и не "гуглятся" не "яндексятся"
Один почти один в один "Аватар" - мужик на далёкой планете стал инвалидом, ему сделали тело, наиболее подходящее под условия планеты.

Ну а в "Пионерской Правде" самый забойный была повесть "Дрион Покидает Землю" с офигенными иллюстрациями..
Не рассказ, повесть, но я же текст тут не выкладываю

С ЮТ очень понравился рассказ "СРАЖЕНИЕ" С.Кинга.
Перечитывал десяток раз.

Кинг Стивен

Сражение



- Мистеp Pеншо? Голос поpтье остановил Pеншо на полпути к лифту. Он обеpнулся и пеpеложил сумку из одной pуки в дpугую. Во внутpеннем каpмане его пиджака похpустывал тяжелый конвеpт, набитый двадцати- и пятидесятидоллаpовыми купюpами. Он хоpошо поpаботал, и Оpганизация хоpошо с ним pасплатилась, хотя, как обычно, вычла в свою пользу двадцать пpоцентов комиссионных. Тепеpь Pеншо хотелось пpинять душ и лечь спать. - В чем дело? - Вам посылка. Pаспишитесь, пожалуйста. Pеншо вздохнул и задумчиво посмотpел на коpобку. К ней был пpиклеен листок бумаги, на нем угловатым с обpатным наклоном почеpком написаны его имя и адpес. Почеpк показался Pеншо знакомым. Он потpяс коpобку, внутpи что-то еле слышно звякнуло. - Хотите, чтоб ее вам пpинесли потом, мистеp Pеншо? - Hет, я возьму посылку сам. Коpобка около полуметpа в длину, деpжать такую под мышкой неудобно. Он поставил ее на покpытый великолепным ковpом пол лифта и повеpнул ключ в специальной скважине над pядом пpостых кнопок - Pеншо жил в pоскошной кваpтиpе на кpыше здания. Лифт плавно и тихо пошел ввеpх. Он закpыл глаза и пpокpутил на экpане своей памяти последнюю "pаботу". Сначала, как всегда, позвонил Кэл Бэйтс: - Джонни, ты свободен? Pеншо - очень хоpоший и надежный специалист, он свободен всего два pаза в год, минимальная такса - 10000 доллаpов, клиенты платят деньги за его безошибочный инстинкт хищника. Ведь Джон Pеншо ХИЩHИК, генетикой и окpужающей сpедой он великолепно запpогpаммиpован убивать, оставаться в живых и снова убивать. После звонка Бэйтса Pеншо нашел в своем почтовом ящике светло-желтый конвеpт с фамилией, адpесом и фотогpафией. Он все запомнил, сжег конвеpт со всем содеpжимым и выбpосил пепел в мусоpопpовод. В тот pаз на фотогpафии было бледное лицо какого-то Ганса Моppиса, владельца и основателя "Компании Моppиса по пpоизводству игpушек" в Майами. Этот тип кому-то мешал, человек, котоpому он мешал, обpатился в Оpганизацию, и она, в лице Кэла Бэйтса, поговоpила с Джоном Pеншо.. Двеpи кабины лифта откpылись, он поднял посылку, вышел и откpыл кваpтиpу. Hачало четвеpтого, пpостоpная гостиная залита апpельским солнцем. Pеншо несколько секунд с удовольствием постоял в его лучах, положил коpобку на столик у двеpи, бpосил на нее конвеpт с деньгами, pаспустил узел галстука и вышел на теppасу. Там было холодно, и пpонизывающий ветеp обжег его чеpез тонкое пальто. Hо Pеншо все же на минуту задеpжался, pазглядывая гоpод, как полководец захваченную стpану. По улицам, как жуки, ползет тpанспоpт. Hа востоке, за pоскошными жилыми небоскpебами, еле видны набитые людишками гpязные тpущобы, над котоpыми возвышается лес телевизионных антенн из неpжавейки. Hет, здесь, навеpху, жить лучше, чем живут там. Он веpнулся в кваpтиpу, закpыл за собой двеpь на теppасу и пошел в ванную понежиться под гоpячим душем. Чеpез соpок минут Джон Pеншо вышел из душа и, не тоpопясь, стал pазглядывать коpобку.

В ПОСЫЛКЕ БОМБА.

Pазумеется, ее там нет, но вести себя надо, как будто в посылке бомба. Он делает так всегда, и именно поэтому пpекpасно себя чувствует, тогда как многие дpугие давно уже вознеслись на небеса. Если это и бомба, то без часового механизма - никакого тиканья из коpобки не доносится. Hо, вообще-то, сейчас пользуются пластиковой взpывчаткой. Поспокойнее штука, чем все эти часовые пpужины. Pеншо посмотpел на почтовый штемпель: Майами, 15 апpеля. Отпpавлено пять дней назад. Бомба с часовым механизмом уже бы взоpвалась. Значит, посылка отпpавлена из Майами. Он полностью сосpедоточился и, сцепив pуки, не шевелясь, pазглядывал посылку. Лишние вопpосы - откуда близкие Моppиса узнали его адpес - не волновали Pеншо. Он задаст их позже Бэйтсу. Сейчас это не важно. Как бы pассеянно он достал из бумажника маленький пластмассовый календаpь, засунул его под веpевку и клейкую ленту - "скотч" отошел. Он немного подождал, наклонился и понюхал. Hичего, кpоме каpтона, бумаги и веpевки. Он походил вокpуг столика, пpисел пеpед коpобкой на коpточки: кое-где бумага отошла, показался зеленый металлический ящичек с петлями. Pеншо достал пеpочинный нож, пеpеpезал веpевку - обеpточная бумага свалилась. Зеленый металлический ящичек с чеpными клеймами. Hа нем белыми тpафаpетными буквами написано: "Вьетнамский сундучок амеpиканского ветеpана Джо". И чуть пониже: "Двадцать моpских пехотинцев, десять веpтолетов, два пулеметчика, два вpача, две базуки, четыpе джипа". Pеншо пpотянул pуку и отдеpнул ее - в сундучке что-то зашевелилось. Он встал, пеpесек комнату, зажег свет: уже стемнело. "Вьетнамский сундучок" pаскачивался, коpичневая обеpточная бумага скpипела под ним. Hеожиданно он пеpевеpнулся и с глухим стуком упал на ковеp. Кpышка на петлях пpиоткpылась сантиметpов на пять. Кpошечные пехотинцы - pостом сантиметpа по четыpе - начали выползать чеpез щель. Pеншо, не мигая, наблюдал за ними. Pазум Pеншо не пытался объяснить невозможность пpоисходящего, а только пpикидывал, какая опасность угpожает ему и что надо сделать, чтобы выжить. Пехотинцы были в полевой фоpме, касках, с вещевыми мешками, за плечами миниатюpные каpабины. Двое посмотpели чеpез комнату на Pеншо. Глаза у них были не больше каpандашных точек. Пять, десять, двенадцать, вот и все двадцать. Один из них жестикулиpовал, отдавая пpиказы остальным. Те постpоились вдоль щели и начали толкать кpышку - щель увеличилась. Pеншо взял с дивана большую подушку и пошел к сундучку. Командиp обеpнулся и махнул pукой. Пехотинцы взяли каpабины на изготовку, pаздались негpомкие хлопающие звуки, и Pеншо внезапно почувствовал нечто вpоде пчелиных укусов. Тогда он бpосил подушку, пехотинцы упали, а кpышка сундучка pаспахнулась. Оттуда, жужжа как стpекозы, вылетели миниатюpные веpтолеты, pаскpашенные в зеленый цвет. Hегpомкое "пах! пах! пах!" донеслось до Pеншо, тут же он увидел в двеpях веpтолетов кpошечные вспышки пулеметных очеpедей и почувствовал, как будто кто-то начал колоть его иголками в живот, пpавую pуку, шею. Он быстpо пpотянул pуку, схватил какой-то из веpтолетов, и pезкая боль удаpила его по пальцам - вpащающиеся лопасти pазpубили пальцы до кости. Остальные отлетели подальше и пpинялись кpужить вокpуг, как слепни. Pанивший его веpтолет упал на ковеp и лежал неподвижно. Pеншо закpичал от неожиданной боли в ноге. Один пехотинец стоял на его ботинке и бил Pеншо штыком в щиколотку. Hа Джона смотpело кpошечное злое лицо. Pеншо отшвыpнул пехотинца ногой. Pаздался негpомкий кашляющий взpыв - боль пpонзила бедpо. Из сундучка вылез пехотинец с базукой - из ее дула лениво подымался дымок. Pеншо посмотpел на ногу и увидел на бpюках чеpную дымящуюся дыpу pазмеpом с монету в двадцать пять центов. Hа теле был ожог. Он повеpнулся и чеpез холл пpобежал в спальню. Pядом с его щекой пpожужжал веpтолет, выпустил коpоткую пулеметную очеpедь и полетел пpочь. Под подушкой у Pеншо лежал pевольвеp большого калибpа. Он схватил pевольвеp двумя pуками, повеpнулся и понял, что стpелять пpидется по летающей мишени не больше электpической лампочки. Hа него зашли два веpтолета. Сидя на постели, Pеншо выстpелил и один веpтолет pазлетелся на кусочки. "Одним меньше", - подумал он, пpицелился во втоpой.. нажал куpок.. Веpтолет неожиданно пошел на него по дуге, лопасти винтов вpащались с огpомной скоpостью. Pеншо успел увидеть пулеметчика, стpелявшего точными, коpоткими очеpедями, и бpосился на пол.

ОH ЦЕЛИЛСЯ МHЕ В ГЛАЗА!

Пpижавшись спиной к дальней стене, Pеншо поднял pевольвеp, но веpтолет уже удалялся. Казалось, он на мгновение застыл в воздухе, ныpнул вниз, как бы пpизнавая пpеимущество огневой мощи Pеншо, и улетел в стоpону гостиной. Pеншо поднялся, наступил на pаненую ногу и смоpщился от боли. "Много ли на свете людей, - мpачно подумал он, - в котоpых попали из базуки, а они остались живы?" Сняв с подушки наволочку, он пеpевязал ногу, взял зеpкальце для бpитья, подошел к двеpи, встал на колени, выставил его на ковеp и увидел.. Они pазбили лагеpь у сундучка. Кpошечные солдатики сновали взад и впеpед, устанавливали палатку, деловито pазъезжали на джипах. Hад солдатом, котоpого Pеншо удаpил ногой, склонился вpач. Оставшиеся восемь веpтолетов охpаняли лагеpь, баppажиpуя на высоте кофейного столика. Hеожиданно они заметили зеpкальце. Тpое пехотинцев встали и откpыли огонь с колена. Чеpез несколько секунд оно pазлетелось.

HУ ЛАДHО, ПОГОДИТЕ.

Pеншо взял с туалетного столика тяжелую коpобку из кpасного деpева, котоpую ему подаpили на pождество, взвесил ее в pуке, подошел к двеpи, pезко откpыл ее и с pазмаху швыpнул ее, как бейсболист бpосает мяч. Коpобка сбила пехотинцев, как кегли. Один джип пеpевеpнулся два pаза. Стоя в двеpях, Pеншо выстpелил и попал в солдата. Hо несколько пехотинцев уже пpишли в себя и стpеляли с колена; дpугие быстpо попpятались. Pеншо выстpелил еще pаз - мимо. Уж очень они маленькие! Hо следующим выстpелом он уничтожил еще одного пехотинца. Яpостно жужжа, на него летели веpтолеты, кpошечные пульки попадали ему в лицо выше и ниже глаз. Pеншо pасстpелял два веpтолета. От pежущей боли ему застилало глаза. Оставшиеся шесть веpтолетов pазделились на два звена и отступили. Pукавом он вытеp кpовь с лица и пpиготовился стpелять, но остановился. Пехотинцы, укpывшиеся в сундучке, что-то оттуда выкатывали. Похоже.. Последовала ослепительная вспышка желтого огня, и слева от Pеншо полетела штукатуpка.

PАКЕТHАЯ УСТАHОВКА!

Он выстpелил, пpомахнулся, повеpнулся, добежал до ванной в конце коpидоpа и запеpся там. Посмотpев в зеpкало, он увидел обезумевшего в сpажении индейца с дикими пеpепуганными глазами. Лицо индейца было в подтеках кpасной кpаски, котоpая натекала из кpошечных, как пеpчинки, дыpочек. Кожа на щеке содpана, на шее как будто боpозду пpопахали.

Я ПPОИГPЫВАЮ СPАЖЕHИЕ!

Дpожащей pукой он пpовел по волосам. Входная двеpь отpезана. До телефона не добpаться. Pакетная установка - пpямое попадание, и ему голову отоpвет.

ПPО HЕЕ ДАЖЕ HА КОPОБКЕ HАПИСАHО HЕ БЫЛО!

Из двеpи вылетел кусок деpева величиной с кулак. Маленькие языки пламени лизали pваные кpая дыpы - он увидел яpкую вспышку - они пустили еще одну pакету. В ванную полетели обломки, гоpящие щепки упали на ковpик. Pеншо затоптал их - чеpез дыpу влетели два веpтолета, посылая ему в гpудь пулеметные очеpеди. С пpотяжным гневным стоном он сбил один из них pукой. Отчаяние подсказало выход - на втоpой Pеншо накинул тяжелое махpовое полотенце и, когда веpтолет упал на пол, pастоптал его.

ВОТ ТАК! ВОТ ТАК! ТЕПЕPЬ ОHИ ПPИЗАДУМАЮТСЯ!

Похоже, они действительно пpизадумались. В течение пятнадцати минут все было спокойно. Pеншо сел на кpай ванны и пpинялся лихоpадочно pазмышлять: должен же быть выход из этого тупика. Обязательно. Обойти бы их с фланга. Он pезко повеpнулся и посмотpел на маленькое окошко над ванной. Из этой ловушки есть выход. Его взляд упал на баллончик сжиженного газа для зажигалки. Pеншо пpотянул за ним pуку и услышал сзади шуpшание. Он быстpо pазвеpнулся, вскинул pевольвеp, но под двеpь подсунули всего лишь клочок бумаги. Щель настолько узкая, мpачно подумал Pеншо, что в нее даже ОHИ не пpолезут.

Кpошечными буковками на клочке было написано: "СДАВАЙСЯ!"

Pеншо угpюмо улыбнулся, положил баллон с жидкостью в нагpудный каpман, взял с аптечки огpызок каpандаша, написал на клочке: "ЧЕPТА С ДВА!" и пpосунул его обpатно. Мгновенно ему ответили ослепляющим pакетным обстpелом - Pеншо отскочил от двеpи. Pакеты влетали чеpез дыpу и взpывались, попадая в стену, облицованную бледно-голубыми плитками, пpевpащая ее в лунный пейзаж. Pеншо пpикpыл pукой глаза - гоpячим дождем шpапнели полетела штукатуpка, пpожигая pубашку на его спине. Когда обстpел закончился, Pеншо залез на ванну и откpыл окошко. Hа него смотpели холодные звезды. За маленьким окошком узкий каpниз, но сейчас нет вpемени об этом думать. Он высунулся в окошко, и холодный ветеp удаpил в лицо. Pеншо посмотpел вниз: соpок этажей. С этой высоты улица казалась не шиpе полотна детской железной доpоги. С легкостью тpениpованного гимнаста Pеншо бpосил свое тело ввеpх и встал коленями на нижнюю часть pамы. Если хоть один из этих слепней-веpтолетиков сейчас влетит в ванную чеpез дыpу в двеpи и начнет стpелять, он, веpоятнее всего, с кpиком полетит вниз. Hо ничего не случилось. Он извеpнулся, пpосунул в окошко ногу и схватился за свес над ним. Мгновением позже Pеншо стоял на каpнизе. Стаpаясь не думать об ужасающей бездне под ногами и о том, что будет, если веpтолеты полетят за ним, Pеншо медленно двигался к углу здания. Осталось четыpе метpа.. тpи... Hу вот, дошел. Он остановился, пpижавшись гpудью к стене, pаскинув по ней pуки, чувствуя баллон в нагpудном каpмане и пpидающий увеpенность вес pевольвеpа за поясом. Тепеpь надо обогнуть угол.. В девяти метpах теppаса пеpед его гостинной... Hаконец он схватился pуками за железные пеpила, укpашенные оpнаментом. Pеншо бесшумно залез на теppасу, чеpез стеклянную pаздвижную двеpь остоpожно заглянул в гостиную. Они его не заметили. Четыpе пехотинца и веpтолет охpаняли сундучок. Остальные, навеpное, с pакетной установкой pасположились пеpед двеpью в ванную. Так. Pезко воpваться в гостиную, уничтожить тех, что у сундучка, выскочить из кваpтиpы, сесть в такси - и в аэpопоpт. Он снял pубашку, отоpвал длинный лоскут от pукава, смочил один его конец жидкостью из баллона, а дpугой запихал в баллон, достал зажигалку, поджег лоскут, с тpеском отодвинул стеклянную двеpь и бpосился внутpь. Веpтолет сpазу пошел на него в атаку - как камикадзе. Pеншо сбил его pукой. Пехотинцы бpосились в сундучок. Все остальное пpоизошло мгновенно. Pеншо швыpнул загоpевшийся и пpевpатившийся в огненный шаp баллон, мгновенно повеpнулся и pванулся к двеpи. Он так и не успел понять, что пpоизошло. Pаздался гpохот, как будто стальной сейф швыpнули с большой высоты. Все здание вздpогнуло. * * * Мужчина и женщина шли по улице. Они испуганно посмотpели ввеpх и увидели огpомную белую вспышку - как будто сто фотоблицев сpаботали одновpеменно. - Что это? - спpосила его спутница. - Кто-то сжег пpобки, - сказал мужчина. Какая-то тpяпка медленно и лениво падала pядом с ними. Мужчина пpотянул pуку, поймал ее: - Господи, мужская pубашка, вся в кpови и в маленьких дыpочках. - Мне это не нpавится, - сказала женщина, неpвничая, - вызови такси, Pаф. Мужчина огляделся, подозвал такси. Машина остановилась, они побежали к ней и уже не видели, как у них за спиной пpиземлился и листок бумаги, на котоpом было написано:

Эй, ДЕТИШКИ! ТОЛЬКО В HЕСКОЛЬКИХ ВЬЕТHАМСКИХ СУHДУЧКАХ! 1 pакетная установка 20 pакет "Твистеp" класса "земля-воздух" 1 теpмоядеpный заpяд.

Это сообщение отредактировал ВОДКОПЕЙ - 12.08.2019 - 17:27

Пожалуй сохраню для досуга

Блин клиент не вставляет:( ошибка при загрузке

Размещено через приложение ЯПлакалъ

Когда-то читал повесть или начало чего-то большего. Давно хочу найти.

Жили пара студентов в общаге. Объединили они несколько компьютеров в кластер. И написали саморазвивающуюся игру. Она должна была всё абсолютно сгенерировать самой. После окончания генерации мира выяснилось, что игра вышла своеобразной. Этакой стратегией. Суть в том, что Землю уже давно тайно посещают инопланетяне и захватывают ресурсы, в том числе человеческие. Задания как такового не было, был минимальный доступ к некоторым ресурсам Земли. Несмотря на недостатки, такие как невозможность поставить игру на паузу, сохраниться и вообще вызвать меню, ребята увлеклись игрой и не решились перезапустить генерацию...
Спустя недели непрерывной посменной игры, достижения неплохих успехов в игре, ребята задумались о том, что игра уж очень хорошо отражает реальные события на Земле. В итоге один из них решил попробовать собрать бластер, по чертежам, украденным у инопланетян из игры. И в итоге бластер (который не должен был работать) проделал солидную дырку в подвале общаги.
Ребята поняли, что игра не сгенерировала мир, а собрала кучу информации из интернета и выдала ее как вводное задание. А начальные мизерные возможности это был реальный доступ ко всяким телескопам, радиостанциям и прочему, которая игра смогла получить и предоставить игроку.

Повесть выглядела незаконченной. Может кто читал такую?

Это сообщение отредактировал diurD - 12.08.2019 - 21:06

Год какой? А то в пионерской правде перед развалом печатали К.Булычева. И его Реку Времени. Как раз застал перед Путчем. и последующими проклятыми годами.

В декабре 1989 года опубликовали и мой рассказ в "ЮТ". Самое удивительное - он в инет попал каким-то образом, до сих пор где-то хранится в разделах "фантастические рассказы" )))) Гонорар даже прислали в 180 рублей. Советских. 15-летнему школьнику. Радости было как у Скруджа Макдака. Купил пишущую машинку, но больше ничего не публиковали )))

Юный техник 1985-09
Григорий ТЕМКИН

Костер

Фантастический рассказ


Пилот морщился, кривился от напряжения, а гусь никак не хотел получаться.
- Дай-ка я. - Андрей отстранил смущенного пилота. Друзья шумно
зааплодировали: в синтезаторе, секунду назад еще пустом, теперь на
большом блюде лежал, воздев кверху косточки мясистых ножек и дымя
восхитительно-золотистой корочкой, жареный гусь.
Андрей, бесспорно, был мастером психосинтеза. Впрочем, и каждый из сидящих
рядом с ним разведчиков отлично владел полевым синтезатором, для краткости
именуемым просто "пээсом": салфетки, скатерть, багровые помидоры, мягкий
душистый каравай, нарезанный крупными ломтями, банки с фруктовыми соками -
все, что стояло сейчас перед ними, было не взято из корабельного
холодильника, а только что ими самими создано, или, на профессиональном
жаргоне разведчиков, "слеплено", в психосинтезаторе.
Обедали весело, шумно и недолго. Это был их четвертый прощальный обед за
последние две недели: четвертый разведчик уже высаживался на свою
планету. Седьмой обед разделят только двое - последний разведчик и пилот,
а затем пилот в том же порядке повторит маршрут, собирая выполнивших
задание разведчиков.
Андрею досталась Четвертая - что ж, не лучше и не хуже, чем другие
планеты, все одинаково хорошо уже обследованные зондами и роботами.
Друзья пожелали Андрею удачи, сели в приземистую чечевицу лифта и исчезли
за облаками, чтобы через несколько минут пришлюзоваться к послушно
ожидающему их на орбите кораблю и лететь дальше.
Утром, поеживаясь, Андрей выбрался из легкой, наскоро "слепленной" перед
сном палатки и с удовольствием огляделся: судя по всему, с планетой ему
повезло.
Андрей посмотрел на небо, словно рассчитывая увидеть между двух маленьких
солнц приветственный транспарант со словами "Добро пожаловать!".
Транспаранта на небе не оказалось, зато были пушистые облачка, суетливо
сбивающиеся в синеющую мохнатую тучу.
Будет дождь, подумал Андрей и подошел к "пээсу". Под его взглядом в
верхней части прибора высветилось универсальное табло. "Прогноз!" -
мысленно приказал Андрей, и по дисплею побежали буквы: "... через
десять-пятнадцать минут кратковременные осадки".
Захотелось есть. Андрей задумчиво уставился на синтезатор. Что бы такое
"слепить" себе на завтрак? Может, шашлык из курятины с шампиньонами? Седло
молодого барашка под соусом? Или глазунью из трех - нет, лучше из пяти
яиц? По щеке звонко шлепнула тяжелая дождевая капля. За ней другая. Чуть
заметный до сих пор запах хлора в воздухе сразу усилился. Махнув рукой на
меню, Андрей ухватился за края скатерти и волоком втащил остатки вчерашней
трапезы в палатку. Дождинки начали весело пощелкивать по туго натянутой
крыше. Андрей наглухо застегнул комбинезон, подбежал к "пээсу", выхватил
из камеры в одно мгновенье "слепленную" им кружку горячего чая.
Он влетел в палатку и не поставил, а почти швырнул кружку на пол. И в этот
момент хлынул ливень.
Было удивительно уютно и хорошо сидеть в палатке, слушать взволнованную
дождевую дробь и доедать холодные гусиные крылышки. Мяса, правда, на
крылышках оказалось маловато. Андрей пожалел, что накануне не "слепил"
гуся побольше, потом вспомнил, что гусь был точно по объему синтезатора; у
пилота потому ничего и не выходило, что он никак не мог втиснуть слишком
большого гуся в камеру "пээса". Объем ее был практически единственным
ограничением синтезатора: все, что могло в нем поместиться, могло быть
создано. Не случайно одним из самых важных предметов в Школе косморазведки
считается психосинтез - материализация человеческой мысли с помощью
прибора, который служит как бы ее физическим продолжением и, принимая
команду мозга, воплощает ее в структуру, объем и форму. То, что несколько
веков назад считалось колдовством, сегодня стало искусством - человек
научился творить мыслью, как скульптор резцом или художник кистью. Правда,
настоящий психосинтез по силам не каждому - нужны способности к
концентрации, развитое образное мышление, высокий уровень аутогенного
контроля...
Дождь кончился, будто все водяные нити, вытянувшиеся от тучи до земли,
разом оборвались. Андрей вышел из палатки. Неприятный запах после дождя
еще больше усилился. Андрей смахнул рукавом лужицу с синтезатора, уселся
на него верхом, достал блокнот и карандаш: пора было составить список
необходимых дел. Впрочем, если разобраться, дело у него всего одно:
прожить на этой планете ровно один месяц. Чем угодно занимаясь, о чем
угодно думая, что угодно "слепливая" себе в "пээсе" - единственном
предмете багажа, который разведчик берет с собой на новую планету. Когда
после него на планету высадится первая сотня колонистов, у них, кроме тех
же "пээсов", тоже не будет больше почти ничего. Почти ничего, кроме того,
чего этот месяц не будет хватать ему. И вот тогда, вооруженные
синтезаторами и этим крохотным, но необычайно важным "почти", люди сумеют
закрепиться на Четвертой, пустить здесь корни, создать во Вселенной еще
одну цитадель разума.
Что ж, раз надо здесь прожить, будем жить хорошо. Для чего сперва следует
благоустроить лагерь. Андрей куснул кончик карандаша и решительно записал:
"1. Надувн. дом". Пожалуй, это особого труда не составит: нужно лишь
"слепить" несколько десятков надувных кирпичей, склеить друг с другом...
Или нет, лучше ими обклеить палатку, получится надежней и теплей. Да,
кстати, насчет "теплее": "пээс" предсказал похолодание, понадобится
что-нибудь посолиднее его комбинезона. Андрей сделал пометку в блокноте.
Что еще? Ну, с питанием все ясно, вода для питья есть в ручье рядом с
лагерем, правда, там слишком много хлора. В общем, воду тоже можно
синтезировать. Опасного зверья в окрестности вроде нет, но станнер на
всякий случай пусть будет... Фонарик. Посуда. Раскладная мебель: столик,
стул, койка. Собственно, со стула можно и начать - на синтезаторе
восседать не слишком-то удобно.
Андрей мысленно нарисовал себе стульчик: четыре отвинчивающиеся ножки и
сиденье с нарезными отверстиями. Почему-то стульчик представился
больнично-белым. Андрей прикинул и пришел к выводу, что к буроватому
ландшафту пойдет красная мебель. Тотчас воображаемый стульчик перекрасился
в алый цвет. Андрей привычно послал образ в синтезатор, не вставая, сунул
руку в камеру, чтобы тут же свинтить стул, и замер. В камере ничего не
было.
Андрей опустился на колени, удивленно заглянул в синтезатор. Не считая
горстки пыли, там действительно было пусто.
Андрей вдруг испугался, что почему-либо исчезла его способность управлять
синтезатором. Он попробовал "слепить" самое простое, чему учат на первых
занятиях по синтезу: металлический кубик. Ничего не вышло, только кучка
пыли на дне увеличилась.
Странно, но ему стало спокойнее. Виноват, по всей видимости, синтезатор, а
не он, иначе не получилось бы даже пыли. А что это за пыль такая? Андрей
поглядел на табло, и анализатор тотчас же вывалил на дисплей половину
символов таблицы Менделеева. Какая-то каша из несоединенных элементов.
Андрей открыл камеру и высыпал всю пыль на землю. Затем протер стенки и
попытался сотворить железную пирамидку. Пирамидка не "слепилась", но пыль,
снова появившаяся на дне, оказалась чистым железом.
Так, делаем вывод, сказал себе Андрей. Анализатор явно исправен, и это
отрадно. Синтезатор явно неисправен, и это отнюдь не радует. Что теперь?
Ремонтировать "пээс" здесь исключается, да его и не вскрыть. Пользоваться
им, раз он рассыпает задание на атомы, невозможно. Следовательно, задача
на тот же месяц без одного дня меняется: теперь надо не прожить, а выжить.
А что требуется для поддержания жизни? Еда и питье.
Еды, не считая нескольких кусков хлеба и гусиных костей, оставшихся после
прощального обеда, нет совсем. Пытаться найти что-либо съедобное на этой
планете? А как? Охотиться нечем, копать коренья - разве только ладонями.
Нет, шансов совсем мало. Даже если и удастся отыскать что-то с виду годное
в пищу, на поверку оно скорее всего для человека окажется неприемлемым.
Сил на поиск уйдет много, а результатов ждать не приходится. Что ж, Андрей
невесело покачал головой, о гастрономических радостях на месяц придется
забыть. Да, сюрпризец: тридцатидневная голодовка. Такого в программе
подготовки разведчиков не было...
Приняв решение голодать, Андрей доел все, что оставалось на скатерти,
набрал во все кружки и банки из-под соков воды, чтобы потом не тратить
калории на ходьбу, и следующие шесть дней провел, почти не выходя из
палатки. К воде он даже привык и пил ее без особого отвращения. С голодом
было бы куда сложнее, если бы не тренированный, приученный к
самодисциплине мозг. Андрей приказал себе не думать о еде и не думал о
ней. На второй и особенно на третий день еще посасывало под ложечкой,
беспокоила немного неприятная сухость во рту, но к этому, Андрей не
сомневался, за оставшиеся двадцать четыре дня он как-нибудь привыкнет.
На седьмое утро Андрей проснулся оттого, что где-то совсем рядом по
дуплистому дереву стучал дятел. Андрей открыл глаза и понял, что стучит не
дятел, а его собственные зубы выбивают барабанную дробь.
Андрей выбрался из палатки, хлопая себя по бокам, подошел к барометру и
присвистнул: всего плюс четыре! Он просмотрел прогноз на три недели вперед
и теперь в растерянности стоял, позабыв про озноб. Более того, от
прочитанного его бросило в жар, потому что, если верить прибору, завтра
должны были ударить заморозки, а еще через два дня - похолодать до минус
четырнадцати.
Андрей невесело усмехнулся и потер щеки. Ситуация! Как это он не успел
"слепить" себе теплой одежды... Но сожалениями теперь не поможешь. В
задаче снова изменились условия. Надо думать, как с тонкой палаткой и
легким комбинезоном пережить неделю морозов.
Ответ Андрей нашел очень быстро. Будь у него запас высококалорийной пищи,
какой-то шанс продержаться еще бы существовал. А так - без еды, почти не
укрытый от непогоды - он обречен. Если... Если только не разжечь костер!
Поняв, в чем его спасение, Андрей взялся за работу со всей энергией, на
которую только был способен истощенный недельной голодовкой организм.
Андрей прошел к лесу и убедился, что материала для костра сколько угодно.
Набрав полную охапку легких сухих сучьев, он вернулся в лагерь и сел
передохнуть. Сердце колотилось гулко и устало, хотя до леса было не больше
трехсот шагов - полкилометра туда-обратно. Дров надо набрать сегодня,
решил Андрей, завтра у него уже может не хватить на это сил.
К полудню гора хвороста, который Андрей старался укладывать поперечными
слоями, в подобие виденной в кино поленницы, поднялась выше палатки.
Андрей обессиленно вполз под тент, дрожащей, в кровь изодранной о колючки
рукой отер пот со лба и закрыл глаза. И вдруг резко сел, подброшенный
неожиданной и жуткой мыслью: а сумеет ли он эти дрова разжечь? Чем?
Лучеметом?
Андрей заставил себя подойти к синтезатору и для очистки совести
попробовал сделать лучемет. Бесполезно. С легким шипением "пээс" высыпал
лишь жалкую кучку металлической пыли.
Стало отвратительно тоскливо. Впервые Андрей сам почувствовал, как
опускаются руки. Ну нет, приказал себе он, сдаваться еще рано. Пусть
подвела техника, но человек и без машин кое на что годится. Первобытные
люди, к примеру, прекрасно разводили костры и без лазерных устройств.
Андрей принялся припоминать, как в разные эпохи человек добывал огонь. К
его удивлению, картина получалась не слишком разнообразная: человечество,
прошедшее путь от каменных пещер до межзвездных перелетов, огню обязанное
жизнью и цивилизацией, для добывания огня сменило едва ли десяток
способов. Да и те, не считая систем воспламенения в механизмах, уже
принадлежат истории - к чему они сегодня? От курения люди давно
отказались; все, что в быту требуется горячим, домашние приборы или
синтезируют нужной температуры, или моментально разогревают; в квартирах
светятся бутафорские камины, имитирующие даже запах дыма. А на пикниках -
кто не любит отдохнуть в лесу, на природе! - закуски достают из
саморазогревающихся пакетов, а в прохладную погоду укрываются легкими,
удобными термоодеялами. Кому в голову придет ради этого разводить огонь,
сжигая драгоценную древесину? Человечеству сегодня просто ни к чему костер
с его смехотворным коэффициентом полезного действия.
Андрею вдруг пришло в голову, что он не только не разводил - ни разу в
жизни не видел костра. Конечно, не костра из исторических фильмов, а
настоящего, живого костра. Мог ли он когда-либо предположить, что от
архаического открытого пламени будет зависеть его собственная жизнь? Но,
впрочем, не все потеряно. Почему бы ему, человеку космического века, не
суметь то, что делали - и без особых усилий - люди века пещерного?
Андрей решил начать с самого начала, то есть с добывания огня трением.
Несмотря на физическую слабость, разум работал быстро и четко. Андрей
отобрал из кучи хвороста абсолютно сухой обломок, расщепил его вдоль,
плоской частью положил на землю. Затем сделал в полене с помощью острого
прямого сучка углубление, уселся на "пээс" и, зажав полено ногами, начал
быстро вращать палочку между ладоней. Через час его руки покрылись
волдырями, но никаких признаков огня не было и в помине. Лишь неровная
ямка, отполированная концом сучка, превратилась в зеркальную сияющую
лунку. Стало ясно, что пещерного человека из него не выйдет. Надо
увеличить трение и скорость вращения, решил Андрей.
Изобретать ничего не пришлось, в детстве он пересмотрел достаточно фильмов
про индейцев и отлично представлял себе короткий смычок-лук, тетива
которого оборачивалась вокруг вращающейся палочки для добывания огня.
Андрей оторвал от скатерти длинный лоскут, подобрал подходящую упругую
ветку, натянул импровизированную тетиву. Лук вышел неказистый, однако,
двигая им вперед-назад, удалось добиться вполне приличной скорости
вращения сучка. Через какое-то время в лунке появилась мелкая древесная
пыль. Андрей воодушевился, приналег, но дымка, который, казалось, вот-вот
появится, все не было. Андрей потрогал пальцем лунку: ее стенки были еле
теплыми. "Плохо, - подумал Андрей. - Огонь нужен сегодня. Завтра будет
поздно".
Он закрыл глаза, сосредоточился, взял себя в руки. Потом встал, принес
обратно лук и снова принялся за вращение. Добыть огонь трением он уже не
рассчитывал, но получающаяся древесная пудра может послужить отличным
горючим материалом, если высечь искру.
Когда пыли набралось с горсть, Андрей бережно обложил ее со всех сторон
нитками и лоскутками от скатерти и, пошатываясь, отправился искать камень
для огнива. Назад он вернулся спустя час, приполз на четвереньках - сил
идти уже не было. Посмотрел на заготовленные дрова и, совсем по-детски
всхлипнув, вдруг заплакал, размазывая по лицу инопланетную грязь. В этой
чертовой дыре не нашлось камня! Ни одного - круглого, острого или
квадратного, только глина, глина, глина...
И вдруг на Андрея снизошло спокойствие. С уходом последней надежды
исчезли, улетучились суета, волнение, злость. Все стало окончательно на
свои места. Эту ночь ему не пережить, поэтому к чему ползком убегать от
смерти? Страшит то, чего можно избежать, но ты не знаешь как. А
неизбежное, оказывается, вовсе не так уж страшно.
"В чем же причина моей гибели? -- рассуждал Андрей, незаметно для себя
отрешаясь от собственного тела, не чувствуя, как холод все глубже
пробирается под кожу, запускает ледяные коготки в его плоть. - В приборе?
Вряд ли. Скорее в самонадеянности. Нашей человеческой самонадеянности.
Десятки лет безаварийной работы "пээсов" - и мы уже в них уверены
абсолютно. А за такой уверенностью идет беспечность. И получается так, что
зависимость наша от технического приспособления - пусть даже самого хитроумного - вне всяких пропорций растет, а автономность как живого,
мыслящего организма падает".
Нет, после случая с ним должны будут изменить подготовку косморазведчиков.
А может, и сделать более широкие выводы. Ну на что ему теперь все эти
астрофизики и ботаники, неевклидовы геометрии и алгебры Буля? Что толку
сейчас от трех семестров логики и четырех - аналитической химии? А
дисциплина номер один: психосинтез? "Пээс", - говорили профессора, - это
абсолютное решение. Он умеет все". Какая ерунда. Все эти знания - будь они
прокляты! - вместе со всемогущим "пээсом" пустой звук, схоластика, раз его
не научили хотя бы что-то делать самому, собственными руками. А что
"что-то"? Ну, пусть даже самое простое, элементарное...
Словно током обожгло Андрея. "Элементарное"!
- Э-ле-мен-тар-но-е, - по складам произнес он, смакуя, как великое
лакомство, каждую букву слова.
Андрей поднялся, негнущимися пальцами подобрал с земли стакан и пошел к
ручью. Разбив тонкую корочку льда, зачерпнул воды, вернулся к "пээсу".
Пристально посмотрел на прибор, все свои мысли концентрируя на одном:
соль, NaCl. Наполняя образ, слились в единый большой соляной кристалл
солонки и соленья, соляные копи и солонцы, соленые огурцы и рассольник.
Стекло камеры реализатора пожелтело.
Андрей распахнул дверцу камеры. Оттуда туманом потек прозрачный
желто-зеленоватый газ. Хлор! Андрей сунул руку в аппарат и извлек
маленький невзрачный слиток серебристого металла. (Вообще, конечно должен
быть, конечно не слиток, а натриевая пыль, которая сразу бы прореагировала
с хлором. Прим. OCR)
Получилось! Как он и подумал, испорченный "пээс", выдающий требуемые
предметы в виде составляющих элементов, тот же трюк проделал и с
поваренной солью.
Не теряя ни секунды, чтобы не дать натрию окислиться, Андрей бросил его в
стакан. Металлический кусочек запрыгал по воде, забулькал дымными пузырями
водорода. Потом раздался хлопок, и возникло пламя.
Вскоре Андрей сидел у большого костра, блаженно поворачиваясь к огню то
одним, то другим боком, грея над пламенем озябшие руки, впитывая тепло -
удивительное, ни с чем не сравнимое, восхитительное тепло - каждой
клеточкой возвращенного к жизни тела.
Трещали дрова, стреляли в ночное небо искрами-забияками, весело
размахивали горячими красными рукавами. Зарево прыгало по палатке, по
высокой куче наломанных дров, по осунувшемуся лицу Андрея, а он улыбался.
Он был счастлив. И не только потому, что выжил, нашел решение в
безвыходной, казалось, ситуации, но и потому, что разжег первый в своей
жизни Костер.
Дунул ветер, и Андрея окутало теплым дымным облаком. Защипало глаза. Дым
пробрался в ноздри, рот, защекотал горло. Андрей раскашлялся и
почувствовал вдруг, что страшно голоден. Ему пришло в голову, что, может
быть, и необязательно поститься до прилета корабля: если молодые побеги
здешних деревьев или корни как следует проварить, неприятный запах
наверняка улетучится. А вредные соединения - их можно попробовать
каким-нибудь элементом нейтрализовать, у него ведь теперь в распоряжении
ни много ни мало вся таблица Менделеева. Надо только сообразить, что с чем
реагирует и при каких условиях. Не зря же все-таки он получал образование
в двадцать третьем веке...

Прямо вот любимого рассказа нет у меня. Нравятся разные, особенно, у Лукина, многое у Дивова (особенно сборник К-9 и про кувалду), поэтому решила не выбирать у маститых, а понастольгировать в 1992 году рассказ вызывал безудержный ржач, сейчас, скорее, улыбку и ностальгию. Но всё равно до сих пор забавен.



Третья планета Солнечной системы пережила ядерные войны, климатические катастрофы и колониальные захваты армиями чужих цивилизаций. Земля превратилась в пустыню, на которой не осталось ничего. В этой пустыне очень редко встречалась вода и скудная растительность. Единственным уцелевшим оазисом была Австралия и близлежащие острова, половину которых поглотил океан, еще во время ядерных войн.

Колонии чужих цивилизаций, на Земле, вели постоянные войны между собой. Мало кто выжил в этом аду. Но все кончилось, когда планету прибрала к рукам группа ученых галактической конфедерации человекообразных. Они добились восстановления атмосферы планеты, в целях проведения биологических опытов и экспериментов. Дельцы конфедерации на корню скупили планету, чтобы по окончании работы сделать из нее большой галактический курорт. Власти галактики одобрили этот проект.

Оставшуюся от общества Земли горстку страшных мутантов отловили и переселили в наиболее уцелевшее место материка Евразия, которое в древности было городом и носило название – Москва. Температура планеты продолжала повышаться. Эксперименты ученых подходили к концу. Мутанты и уроды начали вести себя крайне нежелательно и место их расселения оградили защитным энергетическим полем. К резервации, для установления порядка, приставили армейского сержанта, в обязанности которого входило: Недопущение безобразий, побегов, преступлений, азартных игр, употребления наркотических веществ и тому подобное.

Сержант оказался терпеливым парнем, тем более, что не так уж был велик срок его службы в этом жутком мире.

Изредка, по статистике, где то раз в пять – шесть лет, в районе планеты, терпело крушение какое нибудь летающее средство.

1

Новая, маленькая и яркая звездочка зажглась прямо возле стоящего в зените солнца. Она сильно полыхнула, падая в горячую песчаную пустыню, раздавив горизонт грохотом своего падения.

Разбившийся космический истребитель обоими боковыми элеронами и носом ушел в песок. Заглушая ругательства, раздался треск отломанного, герметичного колпака кабины. Вслед за ним, на песок, вывалился и сам летчик.

Выговорив, но уже тише, еще несколько бранных слов, на разных языках галактики, человек поднялся и огляделся по сторонам. Он посмотрел вправо, но увидел только песчанный горизонт, посмотрел влево, но и там было то же самое, и впереди было – песок, песок и небо, в котором ничего не летело ему на помощь. Пилот собрался с духом и начал было ругаться снова, но понял, что его все равно никто не слышит, оставил эту затею. Он обошел вокруг лежащего на боку, дымящегося от разогрева истребителя, дал по нему со всей силы ногой и полез обратно, в кабину. Вернее, туда залезли его голова и руки, а ноги и все остальное остались снаружи.

После продолжительных поисков, ему удалось найти передатчик, портативный энергогенератор и визорное устройство. Все это он свалил на песок. Ни одна из систем разбившийся машины не желала работать и пилот, со злости, еще раз врезал ногой по железному борту. В кабине было еще что-то, что нужно было найти. И пилот нашел.
Но тут, прямо под его ногами, пробежал кто-то, схватил передатчик и принялся удирать. В изумлении пилот отпрыгнул в сторону, выхватывая сразу оба бластера, подвешенные на поясе. Но этот кто-то, укравший передатчик, нырнул в песок и исчез.

– Черт! А, зараза! – вскричал пилот, опуская оружие и снова начиная ругаться.
Еще бы, последний действующий передатчик у него сперли.

Вор показался далеко от истребителя, выскочив из песка. Бежал он уже явно налегке. Увидев это, пилот начал шквальную, беспорядочную стрельбу в горизонт и лишь когда удостоверился, что она бесполезна, остановился.

«Закопал он его, что ли? Ну так надо откапывать, или я буду здесь торчать, пока кусок солнца не свалится»? – думал пилот, заставляя ноги бежать что было мочи к месту, где нырнул в песок похититель. И он нашел это место. Нашел его сразу, потому что везде вокруг было разбросаны обгрызанные, полусъеденные куски передатчика.

Пилот испуганно оглянулся на свой истребитель и не без страха вспомнил, что возле него оставил визор и энергогенератор, а в кабине пластиковый ящик с едой и импульсную сигнальную систему. Сожалеть о потере передатчика теперь не было времени. Надо было спасать все, что осталось. И он побежал. Побежал обратно со скоростью, которой позавидовал бы даже луч света.

Страшный крик разнесся по пустыне, когда он добежал. Пилот космического истребителя – специально тренированный для войн и экстремальных ситуаций, владеющий несколькими школами единоборств, открыл шлем, орал от страшной ярости, не найдя на месте ничего, кроме самого разбитого истребителя и большого количества песка вокруг, истоптанного странными, запутанными следами. Следами, идти по которым не представлялось никакой возможности.

2

В дверь старого, чудом уцелевшего, подвала, развалившейся пятиэтажки, культурно постучали.

Три волосатых щупальца сгребли и спрятали куда то старые игральные карты.

– Опять он нашу малину накрыл! – прорычал Мягкая Голова, запрыгивая на канализационную трубу.

– Входите, входите, сержант!

Держа наготове оружие, пилот резко ударил ветхую дверь ногой и влетел в подвал. Из темноты на него уставились три глаза сверху, четыре справа и один слева. Увидев дуло бластера, все глаза тут же погасли. И тогда пилот понял, что совершил ошибку, так грубо ворвавшись. Он убрал оружие и показал пустые руки. Глаза снова уставились на него.

– Это не сержант совсем, – произнес тот же голос, что предложил войти.

– А кто же это? – поинтересовался кто-то с потолка.

– А я откуда знаю, может, спросим, чего ему надо?

– Надо, надо, – сделал шаг вперед пилот, – воды, воды надо, вода есть?

– Давай скажем ему, что нету, – предложил кто-то и темноты.

Пилот потянулся было за оружием. Он мог бы взять воду и сам, или заставить ее принести. Но, подумав, решил не спешить. В этом подвале, Бог знает, где они ее спрятали, может, даже в песок зарыли, вряд ли найти самому. Припугнуть их? А они шасть в песок и в разные стороны.

– Да чего ты смотришь на этого урода, – закричали три глаза с бетонной канализационной трубы.

– Погоди, Мягкая Голова, может, у него что есть?

– Бейте его, пока он оружие не вытащил!

Нога с разворота съездила сразу по всем четырем глазам, они одновременно моргнули.

– Назад, сволочи! – заорал пилот, собираясь бить еще.

– Да ладно, ладно, – испуганно поморгали глаза, – Бритый, убери рога и ноги, он не шутит.

– Не шучу! – крикнул пилот, уже с трудом подавляя ярость, – есть вода или нет?

– А меняться будешь?

Рука пилота легла на рукоять бластера.

– Тогда нет воды, – буркнул один глаз.

Совершать преступление пилоту не хотелось, хотя он легко мог это сделать сейчас, в таком состоянии. Но он был парнем дисциплинированным.

– Ладно, черт с вами, давайте меняться, – согласился он.

Четыре глаза вылезли из темноты, за ним последовал хозяин одного глаза. Три спрыгнули с трубы.

Тусклый свет, пробивающийся через щели, озарил поле переговоров.

– Кто свистнул мой вставной глаз?! – возопил на свету один из уродов.

– Кто свистнул, кто свистнул, нечего было его раскидывать где попало, надо было на резинку привязывать, – ответил ему другой.

– На резинку! – возмутился урод.

– Эй, эй, – успокоил их пилот, – ну мы придем к какому нибудь соглашению или нет?

Все глаза снова взглянули не него, затем взоры переместились на его Левую кобуру, из которой торчала аппетитная рукоять оружия.

– Вот это, – ткнул кривой волосатый палец в кобуру, – вот это, на канистру воды.

– Это? – хлопнул пилот по левому бластеру, – это только на воду? Мало!

Произнесенное им слово – «мало», заставило содрогнуться стены подвала.

– У нас тут еще пара пакетов есть, с вашей, человеческой жратвой.

Пилот кивнул в знак согласия.

– Циклоп, неси.

Один из уродов скрылся в темноте, но быстро вернулся. Десять тонких рук с присосками протянули человеку запаянную пластиковую канистру и два таких же пакета. Пилот проверил герметичность канистры и пакетов, достал из кабуры бластер, покрутил его на пальце и, выдохнув, отдал мутанту, который увидев оружие, уронил слюну на пол. На том месте, куда упала слюна, послышалось шипение разъедаемого пола. Пилот, машинально, отодвинул свой сапог.

Глаза уставились на вторую кобуру.

– А второй бластер? – . поинтересовались уроды.

– Нет, – отрезал человек, – второй не меняю.

– Чего жидишься! Чего жидишься! – заорал мутант по кличке Мягкая Голова.

– Вон, бетон жри, – бросил ему пилот, догадавшись, что они сделают с оружием, – бетон, по моему, вкуснее пистолета, да его здесь и больше, чем железа.

– Пожалуй он прав.

Плоская, многозубая челюсть поездила, как напильник, по бетонной стене, оставив на ней пропиленную полосу.

– Ну как?

– Не, без стекла это невкусно, – ответил недовольный урод.

– А чего это не едите? – пилот потряс продуктами.

– Да ты что, двуногий, совсем спятил, хочешь, чтобы мы этим отравились?

– Ваше дело.

– Конечно наше, – ответили два рта на одной голове, – у нас еще тормозная жидкость есть, от бронехода, можем тормозную жидкость продать.

Пилот порылся в карманах. Менять что нибудь из снаряжения было жалко, а тормозная жидкость всегда бы пригодилась. Он вытащил из кармана сложенный кусок медной проволоки и несколько мелких запчастей, показал все это уроду.

– Пойдет, – кивнул мутант.

Теперь во тьме исчез Мягкая Голова. Он вернулся с еще одной канистрой, отсосал от нее и протянул пилоту.

– На, я отхлебнул малость.

На его уродливой голове встали зубцы, три глаза на отростках, разъехались в разные стороны. Голова стал плоской и малиновой, затем затылок сморщился, и все вернулось на прежнее место. Мягкая голова, громко и сыто, скрипуче рыгнул. Довольная улыбка застыла на его физиономии.

«Вот скотина, – подумал пилот, – теперь дезинфицировать канистру придется. Ладно, зато можно будет из тормозухи сигнальные огни разводить». Пилот прихватил и канистру с тормозной бронеходной жидкостью и направился к выходу.

– Эй, как ты ходишь на двух ногах? – раздался вопрос ваади.

Человек обернулся.

– Ну я же не спрашиваю, как ты пьешь двумя ртами сразу, или вот как он, кусает затылком.
С этими словами пилот вышел.

* * *

– Пообедаем? – облизнулся одноглазый.

В ответ послышалось удовлетворенное хлюпанье хоботами.

Циклоп получше ухватил бластер щупальцами, поднес к своей пасти или хлебалу (с человеческой точки зрения было не разобраться).

– Только не весь! – подпрыгнул от нетерпения Бритый.

Циклоп поморгал на него одним глазом и откусил ствол. После короткого шипения, расплавленное железо стекло в желудок.

– Надо же, какой хороший бластер, можно даже песком не заедать, – потер живот одноглазый.

– Давай сюда, с тебя хватит! – прохрюкал Мягкая Голова. Циклоп, испуганно, протянул ему оружие. Мягкая Голова вынул из бластера батарею и кинул ее Бритому. Бритый любил батареи и всю подобную им энергетическую гадость. Сам же Мягкая Голова запустил останки оружия в рот и глотнул. Останки в животе Мягкой Головы упали на какие то другие железяки и, дзинькнув, скатились с кучи. Бритый тоже сразу проглотил батарею, даже не укусив ее. И когда все пузо покрылось прыщами, он воскликнул:

– Ага, вот это деликатес, давно я такого дефицита не ел!

Сразу, после восклицания, на его брюхе начали вздыматься пузыри, а кое где проскакивать электрические разряды.

– О! – подпрыгнул при первом разряде Бритый.

– Сколько в ней было вольт? – спросил Циклоп.

– Ну, если так стегает, значит, вкусная.

Удовольствие Бритого неожиданно прервал яростный крик Мягкой Головы:

– Кто съел мою кассету?!

Бритый прекратил разряжаться и удивленно переглянулся с Циклопом.

– Про что он говорит? Я ничего не расслышал.

– Натяни третье ухо на затылок, – посоветовал ему Циклоп.

Бритый натянул ухо и вопрошающе уставился всеми четырьмя глазами на Мягкую Голову.

– Чего ты орешь во время обеда?

– Да, действительно, – поддержал его Циклоп…

– Ну, вы, я знаю, что это вы ее съели, я ее за тридцать рублей купил! – не унимался убитый горем Мягкая Голова.

– Железных рублей? – переспросил одноглазый.

– Нет, бумажных.

– А, тогда фигня, – махнул щупальцем Бритый.

– Ага фигня! – налетел на Бритого Мягкая Голова, – моя фигня, моя!

– Да не вопи ты на всю пустыню, давай кинем в картишки, если отыграешься, я твою кассету отрыгну, – предложил Бритый.

Все согласились. Так и пришел час.

– На что теперь играем? – встал Циклоп.

– На последнюю лампу.

– Так нечестно! – снова заорал Мягкая Голова, кассету которого Бритый во время игры, уже успел переварить, – я видел, он под правой верхней ногой туза прятал!

– Убери хобот, а то как дам по мягкому черепу, – огрызнулся Бритый.

– Ах так! – вскочил Мягкая Голова.

– Бей его! – заорал теперь и Циклоп.

Точным ударом трех копыт в левый нижний глаз Бритого сбили с шести ног. Отросток, на котором был глаз, согнулся гармошкой, а потом опять выполз наружу. Бритый встал, поморгал подбитым глазом, и отковыряв с него когтем фингал, сунул его в рот.

– Вы это бросьте, – крикнул Бритый, – а то я сдачи дам.

Но вдруг Циклоп прекратил бить Бритого, встал, вытянул вперед свой поросший длинный щетиной и слизью глаз, поморгал в темноту черными кожными складками и разинул пасть. Клейкий, волосатый язык ударил в стену и нырнул обратно в рот. Циклоп причмокнул и пояснил:

– Муха.

– А мне? – возмутился Мягкая Голова.

– Кто поймал тот и съел! – гордо процитировал один из местных законов одноглазый.
Действительно, возмущения были неуместны, все было законно, а закон гласил:

1. Кто поймал, тот и съел.
2. Что поймал, то и съел.
3. Принимать форму того сосуда, в который тебя наливают.

Что касается третьего закона, то он уже был чисто физический.


Так что… А Циклопу действительно повезло, мухи сейчас встречались крайне редко и в большинстве своем были невкусными.

3

В это время, мирно бегающий на всех шести лапах, по останкам древнего овощного магазина Жужа, облизывал пропитанные запахом отрубей и отбросов камни. Но вот, запах кончился. Жужа попробовала на зуб камень, но сломав пару зубов, сплюнул. Камней он не ел, разве что песок. И он, хоботом, втянул в рот литра три песка. Облизнувшись, Жужа огляделся, в надежде найти еще что нибудь съедобное, но оказалось, что ничего больше нет, что все съели до него. Он почесал свой хвост задней кривой лапой. С облезлого хвоста отвалилось несколько чешуек.

«Пойду в подвал залезу. И если никого нет дома, я у них там съем что нибудь», – подумал Жужа и пошел к подвалу, гордый тем, что в его голове родилась такая умная мысль.
Жужа имел привычку открывать дверь головой; что он и сделал на этот раз. Только с первого удара дверь подвала почему то не открылась.

В подвале все насторожились.

– Бритый, иди глянь, кто там ломится.

– Почему я?

– Иди, иди, ты больше всех проиграл.

Бритый лениво пополз на всех конечностях к двери. Осторожно приоткрыв ее и увидев Жужу, он замахал щупальцами и закричал:

– Иди, иди отсюда! Нет у нас ничего, проваливай!

– Дай лампочку, а то не уйду, – заявил Жужа.

Бритый отбежал от двери, схватил лампу и кинул ее Жуже, выпихивая его из дверного проема. Жужа, чмокнув, проглотил лампу и хлопнул по животу лапой. Лампочка лопнула внутри его желудка.

– Вкусная лампа, хорошо бабахнула, – снова постучал в дверь Жужа.

– Проваливай а то сейчас в глаз получишь! Нету у нас больше ничего, – раздался из подвала уже злой голос Бритого.

Жужа больше не стал просить, он весело рыгнул и побежал греться на солнышке.

– Вот гад, – возмутился одноглазый, – это была последняя лампа.

– А если б мы не дали, – проговорил Мягкая Голова, – он бы сержанту капнул.

– Про что? Он же ничего не видел.

– Да про что попалр, из вредности.

Не дать Жуже что нибудь проглотить было невозможно по двум причинам. Во первых, он бы все равно не отстал и попрошайничал до третьего пришествия. А во вторых, потом еще и сержанту бы нажаловаться. Нажаловался про что попало, главное нажаловался. Что же касается сержанта, то тот прописал бы всем по первое число.

Солнца было много, песка тоже. Жужа отбежал не так далеко от подвала и плюхнулся в горячий песок лапами вверх. И так ему стало хорошо. Совсем рядом послышался металлический звук и шуршание песка, как будто на него положили бетонную плиту. Жужа лениво приоткрыл, один из своих мозаичных глаз, в него ярко светануло солнце, он закрыл глаз.

Но звук превратился в шум. Шум вырос, надвинулся откуда то сверху, занося над Жужей свои бронированные мускулы и огромную плиту из бронированной стали. Увидев плиту, Жужа сразу понял в чем дело, но смыться с дороги не успел. Успел только нецензурно выругаться и… Плита проутюжила его, как носовой платок, вдавив в песок.

Жужа откопал свою трехгранную голову и удивленно ею повертел.

Огромный, стальной, четырехногий зверь, с шипением остановился чуть поодаль.

– Черт, – снова ругнулся Жужа, – опять все брюхо плоское! Когда сержант перестанет по мне на бронеходе ездить!

Из железного зверя бронехода сержанта начал высовываться трап. Человек в шлеме и черной форме спрыгнул с трапа на землю.

– Здорово, сержант, – проурчал Жужа.

Увидев Жужу и его положение, человек разразился громким смехом, хлопая себя руками по коленям.

– Чего смеешься? – обиделся Жужа, – у меня весь завтрак из за тебя во все дырки вылез.

– А нечего на трассе загорать, – ответил ему сержант.

– Ладно, ладно, раз тебе так весело, я тебе что то очень важное не скажу.

– Не скажешь? – удивился сержант, – ну если ты не скажешь, тогда и я не скажу, что у меня есть ненужное железо.

При слове «железо», Жужа подпрыгнул над песком.

– Нет, нет, сержант, ты меня неправильно понял, я хотел сказать – хочешь, что то скажу?

– Говори.

– А пожрать дашь?

– Дам, дам.

– А что дашь? – поинтересовался Жужа.

– Старый генератор, – пообещал сержант.

– Пойдет.

– Договор заключен?

Жужа утвердительно глотнул.

– Ну, говори, – посоветовал ему сержант.

– Знаешь в подвале этих троих, – щупальце Жужи, что росло прямо над глазами, показало в сторону подвала.

– Ну, знаю, – кивнул сержант.

– Ну, так вот они, там, опять в азартные игры на лампочки играют. Даже мне, другу сержанта, не хотели лампу давать.

– А ты то откуда знаешь, что играют?

– Знаю, и потом, они опять оружие съели и играют.

– Как съели? – удивился сержант, у которого в последнее время ничего из оружия не пропадало, только один раз из бронехода слили тормозную жидкость.

– Съели, съели, у одного из них изо рта свежим бластером пахло, – подтвердил Жужа.

«Так, – подумал сержант, – опять контрабандисты с Татуина что то здесь меняли!»
Сержант развернулся и направился к бронеходу.

– Эй, сержант! – догнал его окрик Жужи, – а поесть?

Сержант знаком показал, чтобы он ждал, а сам залез в бронеход. Через минуту в бронеходе открылся большой люк, из которого на песок рухнул старый генератор. Потом вылез и сам сержант с длинноствольным штурмовым лучеметом. Он закрыл шлем, проверил обе кобуры с бластерами и пошел к подвалу.

– Они оттуда выходили? – бегло спросил он у Жужжи.

– Еще нет, – ответил тот, откусывая от генератора предохранительную панель.

На сей раз в дверь подвала никто не стучал, она просто вылетела с куском стены.

– Патрульный обход! Разбегайся по темным углам! – завопил Бритый, засовывая карты за щеку.

Яркий луч фонаря ударил во мрак подвала, над которым загремел страшный голос сержанта:

– Так! Вылезай, Мягкая Голова, кончай прятаться, вот твой плоский затылок из за трубы виднеется. И вообще, лучше сами выходите, а то хуже будет!

– Эй, урод двуногий, не стреляй, мы вылезаем, – послышалось из темноты.

– Давай шустрее вылезай, разгильдяи! – подгонял их сержант.

– Да мы ничего такого не делали, сержант, – виновато выговорил Мягкая Голова.

– А в азартные игры, значит, я играл, на лампочки, к тому же сам с собой, – удивился сержант.

– Да мы чуть чуть, – попытался оправдаться Циклоп.

– Карты сюда! – приказал сержант, – и живо признавайтесь, у кого брали оружие, только не говорите мне, что вы его не ели.

– Какое оружие? – удивился Бритый.

– А ну заткнись! У кого выменяли?

– Да мы откуда знаем, – взвизгнул Мягкая Голова, – сел где то в пустыне, пришел меняться мы и поменялись.

– На что менялись? – не отставал сержант.

– Мы ему два пакета вашей жратвы и воды, а он нам бластер.

– Хорошо, – медленно проговорил сержант, а потом опять закричал, – карты сюда, я сказал!

– Э…. сержант, может, карты оставишь? Мы их прямо при тебе съедим.

– Конечно, а потом отрыгнете и опять играть будете. Ничего не выйдет!

– Ладно, ладно, – достал карты Бритый и сунул их в протянутую перчатку сержанта.

– У тебя хотя бы старое железо есть? – поинтересовался Циклоп, – или битые бутылки?

– У меня бутылки пластиковые, они не бьются, – ответил ему сержант, собравшись уходить.

– Может, скинешь ящичек? – оживился Циклоп.

– Перебьешься, троглодит, худеть пора, – кинул Циклопу сержант.

– Совсем жрать нечего.

– Кирпичи жри, я тебя кормить не буду.

– Но они же невкусные! – возмутился одноглазый и испугался, увидев прямо перед собой черное, герметичное забрало шлема сержанта.

– Привыкать надо, – тихо проговорил ему шлем.

С перепугу, Циклоп плюхнулся на задницу.

– В какой стороне он сел? – обратился сержант ко всем присутствующим уже возле самого выхода.

– На юго запад от отстойной ямы, – крикнул Мягкая Голова, – точно не знаю, но когда дует ветер, оттуда железом пахнет.

Сержант кивнул головой и погрозил в подвал пальцем.

– Если еще раз что нибудь, точно, у меня все в зоопарк попадете.

Он знал, что они боятся зоопарка, там их железом кормить не будут.

* * *

– Это Жужа заложил, больше некому! – закричал Бритый, как только сержант ушел.

– Точно! – выпялил глаз Циклоп, даже выпустив из зубов кончик хвоста Бритого, который он пытался откусить.

– Ничего, одноглазый, – щелкнул щупальцем по глазу Циклопа Мягкая Голова, – когда мы его поймаем, ты отгрызешь ему хвост. Ты ведь любишь хвосты?

– Не буду я его хвост есть, он зеленый и облезлый, у Бритого хвост намного приятнее, – признался одноглазый.

– Скотина! – увидел конец своего отгрызенного хвоста Бритый и, вскочив, оторвал когтем у Циклопа несколько прыщей с живота. Прыгнув в сторону, он сунул их в рот и протолкнул хоботом в желудок.

– Совсем ополоумели! Делом пора заняться! – гаркнул на них Мягкая Голова.

4

Славу Богу, что уцелел стерилизатор и маленький балончик дезинфекции. Пилот сейчас очень гордился своей привычкой не оставлять стерилизатор в кабине или багажном отделении, а вешать его на пояс, позади правой кобуры. И маленький балончик уцелел тоже, только чудом – завалявшись в кармане. Просто он забыл про него. Но теперь пилот был очень рад за себя. Даже не просто рад, а счастлив. Конечно он не доверял чистоте пищи в герметичных пакетах, выменянных у трех уродов. Такие же сомнения были у него и насчет воды. Пусть даже канистра запаяна, а пакеты герметичны. Стерилизатор же дал возможность ему изменить точку зрения на продуктовый вопрос.

Пилот трапезничал, устроившись в тени нависшего над ним элерона, привалившись спиной к борту истребителя. Очень приятно было хлебать в такую жару из чистой канистры, чистую воду. Он слышал шум приближающейся огромной машины и даже знал, что это едет местный сержант, но отрываться от обеда ему не хотелось.

Машина остановилась совсем рядом. Пилот на минуту перестал жевать и прислушался, выглядывать из за борта было лень. Бронеход высунул динамики, из которых сначала донеслось короткое шипение, а потом голос сидевшего в нем сержанта:

– Эй, ты, в армейском истребителе, ты еще там?

– Там, там, – отозвался пилот, проглатывая очередную порцию и захлебывая ее из канистры.

Голос из динамика был такой знакомый, что пилот чуть не подавился водой. Конечно, где то он «этот голос слышал.

– С тобой говорит сержант резервации, выходи сдаваться, контрабандист несчастный, – снова разнеслось над головой.

„Ну конечно, это он, – думал пилот, – он просто моего бортового номера не видит“. Пилот узнал собеседника. Это без сомнения был его старый боевой приятель, которого несколько лет назад засунули в какую то дальнюю дыру, он даже не знал в какую. Зато теперь эта дыра была ему известна. Известна, и очень хорошо.

– Эй, ты что, не слышишь! Мне что, вылезти чтоли? – крикнул сержант. Пилот высунул голову из за разбитого борта и лукавым голосом прокричал в ответ:

– Не видишь сержант, у меня перерыв на обед. А потом, сам ты контрабандист.

Увидев голову, высунутую из за искареженного борта, сержант открыл люк бронехоДа, оттуда сразу же полилась приветственная, веселая брань. Не менее нецензурные ругательства, приветствия понеслись и из за истребителя.

– Ха ха! – схватил сержант пилота и хорошенько встряхнул его.

– Сколько световых лет? Сколько зим?!! Сержант с неохотой отпустил его.

– Постой, а что ты здесь делаешь? – спросил, Пилот криво усмехнулся, посмотрел на солнце, поковырял песок носком сапога, а потом перевел взгляд на истребитель и опять дал по нему ногой.

Сержант, сочувственным взглядом осмотрел машину, наконец увидев бортовой номер, упорно скрывавшийся от него под грудой железа и слоем песка с гарью.

– А я думал, это какой нибудь армейский левак, опять думал уроды контрабандисты с Татуина налетели. Я их вечно путаю с местными.

– А это совсем не они, это совсем я оказался, – улыбнулся пилот.

– Да, а это оказался совсем ты. А ты знаешь, что по местному закону, я вообще тебя должен арестовать.

Пилот удивленно взглянул на приятеля.

– Чего ты на меня так смотришь, ты же тут оружием торговал.

– А, это ты про этих троих в подвале?

Взгляд сержанта застыл на канистре с тормозной жидкостью. Сержант взял ее и осторожно понюхал.

– Моя тормозуха. Откуда она у тебя?

– В подвале выменял, на какие то гайки и кусок медной проволоки, – пожал плечами пилот.

– Ну я разберусь с этими охотниками до тормозной жидкости! Славу Богу, что ты попал именно в резервацию, на мою территорию. Такое раз в жизни случается. Пить по этому поводу мы будем долго.

– Долго, – мечтательно прошептал пилот, чувствуя, как сержант затаскивает его в бронеход, – постой, постой, а как же моя машина?

– А она взлететь сможет? – спросил сержант.

– Нет.

– Тогда оставим ее здесь, ничего с ней не случится. Здесь все знают, что жрать боевую технику запрещено.

– Да, но все снаряжение то уже пожрали! – возмутился пилот.

– Ну, снаряжение это еще не сама боевая машина, – успокоил его сержант.

Пилот поморщился.

Бронеход убрал трап, закрыл люк и двинулся с места с экипажем уже из двух человек.

– И давно ты тут загорал? – спросил сержант, поглядывая на песчаную пустыню.

– С самого утра, причем до этого двое суток болтался, в пространстве солнечной системы, это пока сюда не шлепнулся.

– Если хочешь, я могу тебя сегодня отправить, у меня тут недалеко корабль стоит.

– Ты что, с ума сошел! – ужаснулся пилот, – лучше я здесь пару дней попьянствую, пока начальство считает, что меня нет в живых. Или ты захотел лишить меня выходных?

– Нет, конечно, у меня и в мыслях такого не было. Действительно, какая тебе разница, когда получать по шее за аварию, два дня раньше, два дня позже, – сержант достал из за командного кресла бронехода бутылку, и протянул ее пилоту.

– А ты? – удивился тот.

Сержант усмехнулся и достал вторую, открыв ее зубами. Радости сержанта не было предела, и он не скрывал ее.

Отпив от бутылки больше половины и сдвинув глаза немного к носу, пилот удивленно заметил, что они едут в бронеходе.

– А чего ты на флаере не летаешь? На бронеходе ведь неудобно, – спросил он сержанта.

– Да ты что, это на флаере здесь неудобно, только поставишь его где нибудь, его тут же и съедят, даже поля защиты не спасают. А на бронеход у них зубов не хватает, – пояснил сержант.

– Ты же говорил, они технику не едят.

– А ты думал, это всегда срабатывает?

Сержант резко дал по тормозам, и машина застыла, с поднятой в воздухе передней ногой, из за которой, на них глядел огромный удивленный глаз.

Сержант, спокойно, взял микрофон и ледяным голосом произнес:

– Эй, будь человеком, убери глаз с дороги, у нас машина поскользнется.

Глаз два раза моргнул.

– Как ты меня обозвал? – спросил кто то снизу.

– Ох… – выдохнул сержант.

– Если будешь так обзываться, я щас весь вылезу, – продолжал кто то внизу.

Сержант взялся за лучевые гашетки и, не долго думая, без прицела, пальнул по песку. После первых же выстрелов, глаз убрался.

– Хулиганы, – пояснил сержант.

Бронеход продолжал удаляться к северной границе резервации, провожаемый голодными, жадными взглядами. Его сверкающая на солнце броня заставляла щурить глаза.

5

Вечерело. Покрасневшее солнце, надувшись после жаркого дня, висело над горизонтом, вот вот готовое сорваться за него от усталости.

Закончив патрульный объезд резервации, обойдя небольшую отстойную яму, куда сержант сваливал мусор и объедки, бронеход тяжело встал на краю местной стартплощадки.

Казалось, что в лучах заходящего солнца корабль сержанта стоит немного накренившись на левый борт.

– Я же сам тут последние дни сижу, – начал выключать системы бронехода сержант.

– Слышали, слышали, про ту конфетку, которую решили из этого бардака сделать.

– Как только это начнется, я умываю руки, какой сегодня день? – поднялся из кресла сержант!

– В в вторнйк, – икнул пилот, которому явно нужна была помощь при вставании.

– В четверг здесь будут строители, а в воскресенье это начнется.

– Я тоже хочу, – заявил пьяный истребитель.

Сержант поднял его из кресла, взвалил его руку с бутылкой к себе на шею и потащил к трапу.

– Я тебе специально приглашение достану, – пообещал он.

– Куда? – удивился пилот.

– Как куда? Ну ты же сам хотел!

– А что я хотел? – все еще переспрашивал пьяный летчик.

– Как что, ты же сам хотел на сафари. Сюда даже не гуманоидов пригласили, здесь поставят лагеря для охотников, бары, и, чтобы не мучить армию, выдадут им кучу боевых, снайперских парализаторов.

– А шашлык?

– Какой шашлык? – удивился сержант, который то же начал косеть,

– Из того, что поймаем, – пояснил пилот.

– То, что поймаем, посадят в клетки и отправят в зоопарки.

– Ладно, черт с ним, с шашлыком, – согласился Пилот, отбрасывая в сторону пустую бутылку.

Из темноты тут же появилась пасть, языком поймавшая бутылку налету, и утащила ее в песок.

Бронеход стоял, вращая всеми опознавательными огнями и сиренами. Пилот лениво оглянулся и поднял руку с указательным пальцем, ткнул им в сторону машины:

– Уходя, надо гасить свет.

– Не надо ничего гасить, – успокоил его сержант, таща к кораблю.

– Как это не надо, меня всегда в детстве учили гасить свет.

– А я говорю, пускай, пусть думают, что я не сплю и блюжу закон.

Пилот коротко кивнул в знак того, что это сержант здорово придумал.

Сержант неожиданно встал от удивления. Он наконец разглядел, что корабль действительно стоит накренившись. Сержант выпучил от ярости пьяные глаза и выхватил бластер.

– Сволочи! Эй, сволочи! Кто?! Кто грыз шасси? Лучше сразу признавайтесь! – заорал сержант.

Пьяный пилот сполз на четвереньках и сплюнул на покрытие стартплощадки.

– Ну я грыз, – вылез из отстойной ямы, заполненной черной водой, двухвостый, желто коричневый крокодил.

Сапог сержанта тяжело пнул его в морду, так, что преступник свалился обратно в яму. Рука пилота начала, машинально, искать какой нибудь кирпич. Кинуть так не терпелось.

– Чего дерешься! – взвыл обиженно мутант, – будешь драться, я и второе шасси съем…

Но тут метко пущенный пилотом булыжник заткнул ему глотку. Крокодил с шумом плюхнулся в густую, маслянистую и сильно вонючую пучину отстойника.

– Надо же, я попал! – обрадовался пилот.

– Черт с ним, – начал поднимать его сержант.

– Как это черт, пусти, для меня сафари уже началось!

Лишь здорово стукнувшись об опору подъемника корабля шлемом, пилот угомонился, и сержанту удалось наконец затащить его внутрь.

Солнце угасло. Из корабля донеслось дружное чавканье, короткий, спетый дуэтом, боевой марш и громкий храп за ним.

* * *

Когда сержант проснулся, в черном небе над пустыней, висела яркая, цивилизованная Луна. С Земли были хорошо видны огни ее городов и портов. От этого вида сержанту снова захотелось выпить. Пить в одиночку – ничего хуже не придумаешь, и он отправился расталкивать пилота.

Мирно храпевший в одном из анабиозных аппаратов пилот долго не хотел просыпаться. Но вскоре, страшно чертыхаясь и обещая перебить половину империи, он открыл глаза. Осознав, что это действительно сержант и что он опять хочет выпить, пилот согласился, причем сразу и молча. А что в такую ночь могло быть лучше, чем выпить и закусить на свежем воздухе?

Когда он выбрался из корабля с пластиковой коробкой закуски, сержант уже разводил химический костер прямо посреди стартплощадки, сидя на перевернутом ящике. Еще два ящика стояли рядом, один для пилота, второй нормальный, полный бутылок. Пилот сонно сел рядом с костром. Он взглянул на небо, где меж звезд то и дело зажигались и гасли маленькие огоньки космических кораблей. Опуская глаза обратно и отирая рукой лицо, он взял протянутую сержантом, уже открытую бутылку. При виде бутылки пилот заметно оживился. Еще бы, им в армии почти всю жизнь запрещают брать в рот даже каплю. Редко когда во флоте представляется случай пропустить граммов сто, а тут такие выходные подвернулись!

– За удачное сафари, – предложил сержант.

Они стукнули друг о дружку свои бутылки и одновременно запрокинули их. За встречу они уже пили сегодня и за армию, и за флот, и за конфедерацию человекообразных тоже. Так что сейчас на очереди стояло веселое воскресенье, полное охоты, а такой день всегда нужно обмывать заранее.

Но яркий голубовато зеленый свет заставил сержанта поднять глаза. Перед ним, в воздухе, висел кто то и светился.

– Ты еще кто? – сердито спросил его сержант.

– Я? – удивился светящийся пришелец, – да я в общем то привидение.

– Ну вот, допился, – вслух произнес сержант.

– Да нет, это не вы допились, это вы меня видите. Я тут раньше участковым работал.

– Участковым? – переспросил сержант.

Покосившись на привидение, пилот достал стерилизатор и синим лучом продезинфицировал его.

– Да идите вы к черту со своими мерами предосторожности! – обиделся призрак, которому это явно было неприятно.

– Тогда перестань светиться, – икнул пилот.

– Подожди, подожди, хватит его дезинфицировать, – вмешался сержант.

– Я, товарищ сержант, вот с каким вопросом, – начал было участковый.

– Я тебе не товарищ! – погрозил ему кулаком сержант, – товарищей себе вон там поищи, – показал он в сторону подвала, – а к нам в компанию нечего набиваться! Ясно?!

Призрак тут же вытянулся по стойке смирно и начал докладывать:

– Интересуюсь вопросом отправки меня в ближайший галактический зоопарк, сэр.

– Куда, куда? – удивились оба, сидевшие у костра. Впервые они видели, что кто то сам хочет попасть в зоопарк.

От удивления пилот снова простерилизовал висящее перед ним приведение.

– Э, нет! – сказал сержант, – еще корабль из за тебя гонять, делать нам больше нечего, давай, проваливай отсюда.

– Мы такими делами сейчас не занимаемся, – поддержал его пилот.

– А жаль, – вздохнул призрак и исчез.

Вдалеке, в лунном свете, поднимая пыль, пробежала шайка синих и лысых уродов с выпученными глазами. Пилот смотрел на них с пьяным удивлением. Первый раз он видел толпу таких синих и таких лысых, да еще и бегущих сплошной кучей. Сержант же при виде их сплюнул и сходил в корабль за штурмовым крупноколиберным лучеметом.

Ровно через десять минут толпа уродов снова пробежала мимо них, что то крича, размахивая синими руками и палками. Глаза их сияли во тьме, как сто фонарей. А за ними, взрывая песок, неслось что то здоровое. Очевидно они его разбудили. Кому понравится, если ночью по нему пробежит такая толпа?

Сержант схватил пулемет и запустил им вдогонку толстенным лучом.

– Тьфу, – опять сплюнул он, – вот собаки, каждую ночь они тут спокойствие баломутят.

– А ты не пытался эту шайку разогнать?

– Как же, разгонишь их тут! Я над этой проблемой уже второй год убиваюсь. Даже оружие не помогает. Бегают, и все тут.

– Тогда спать пойдем лучше в корабль, – сказал пилот.

Ночь прошла относительно тихо, если не считать того, что кто то несколько раз пытался прогрызть дыру в трюме корабля. Но защитное устройство било его током и он, матерясь, уползал обратно, в нору. Еще раз пятнадцать пробежала шайка синих и лысых злодеев, поднимая в пустыне гомон и тучи песка.

Светало.

Из отстойника потянулась очередь тварей, которые шли разыскивать завтрак. За ними оттуда выполз густой тухлый и желтый туман.

Вылезая из корабля, сержант потянулся. Увидев туман над отстойником, он выхватил бластер и пустил в него пару импульсов. Туман тут же улетел, чертыхаясь и ругаясь матом.

– Я буду жаловаться! – кричала, удаляясь, вонючая туча.
– Сколько угодно, – добродушно ответил ей сержант, засовывая бластер обратно, в кобуру.

За сержантом вышел и пилот, держа в руках визорное устройство. Лучи солнца легли на песок. Красные и слабые, они начали рассеивать мрак.

Пилот приложил визор к глазам, отыскивая свой истребитель Истребитель так и лежал на борту, зарывшись носом в песок. Но тут на него, с разбега, налетела шайка синих и лысых, тех, что „баломутили спокойствие“ нынешней ночью. В лучах рассвета замелькали плоские челюсти.

– Эй! Стой! Что вы делаете, гады! – закричал пилот, но было поздно.

Надулись животы и истребитель исчез.

Пилот растерянно оглянулся на сержанта. Тот взял у него визор и взглянул на место преступления.

– Все, – прокоментировал сержант, – крышка твоему истребителю.

– Но… – заикнулся пилот.

Сержант оторвался от визора и развел руками:

– Съели. И не хватайся за оружие, стрелять уже бесполезно.

– Свиньи! Гады! Ублюдки! – ругался пилот.

Сержант сочувственно положил ему руку на плечо.

Мимо них по песку кто то прополз, остановился, показал им весь в бородавках зеленый язык и издал звук, похожий на „бе-бе-бе“, при этом язык его болтался, как тряпка, из стороны в сторону. Но отполз он после этой шутки недалеко. Из песка высунулась пасть, заглотнула его и аппетитно чмокнула.

Донеслось призывное пищание, и сержант убежал на этот сигнал. Добравшись до центрзала, он погасил на пульте управления два мигающих красных сигнала. Его вызывали на связь, вызывала центральная база Австралии.

– Седьмой патруль слушает базу, – сказал сержант.

На видеоэкране связи появилось изображение базы.

– Привет, седьмой, это центр. Ну, что у тебя там?

– Да все нормально, – пожал плечами сержант.

– Ох сержант, сержант, прикрываешь приятеля? Того, что потерпел крушение.

Делать было нечего, на базе все уже знали, надо было признаваться.

– Да, я тут подобрал нашего пилота, а вы то как про это узнали?

– Сейчас расскажу, – ответили ему с базы, – только пока ты прикрываешь истребителя, нам приходится закрывать твою задницу, сержант.

– С меня причитается, – заверил базу сержант.

– О’кей. Теперь к делу. У тебя там армейский истребитель должен лежать, раз ты пилота подобрал. Так?

– Так, но… – возмутился сержант.

– Погоди, сержант, там преступление готовится. Только что мы ненадолго открывали защитное поле и к нам успел долететь Беззубый. Он говорит, что этой ночью подслушал разговор. И как ты думаешь, чей?

– Ну чей?

– У тебя там есть мутант по кличке Мягкая Голова, в прошлом опасный рецидивист. Жрал технику, катался на аппаратах темпоральной переброски. Не один раз был в зоне наказания.

– Ну это все так, – подтвердил сержант, – но он же отсидел.

– Этой ночью он провоцировал съедание боевой техники, подбивая на это одну из местных банд.

– Ты мне дашь слово вставить? – взмахнул руками сержант.

– Давай, – ответили ему с базы.

– Ну так вот, этот истребитель давно уже съели, и я пытаюсь тебя об этом уведомить с начала нашей беседы.

– Надо же! Ну тогда состав преступления налицо, бери их.

– Кого бери?! – взмолился сержант, – этот истребитель весь квартал жрал, а я их тут ищи всех! Эту машину все равно бы съели!

– Ладно, тогда бери как зачинщика и главаря Мягкую Голову. На этот раз ему не отвертеться. Это его рук дело.

– И что ему будет? – криво улыбнувшись поинтересовался сержант.

– На этот раз, за бандитизм – демонтажная камера, как пить дать.

Лицо сержанта тут же повеселело.

– Хорошо, отправляемся его брать.

– Мы ждем тебя, сержант.

– Окей, ждите.

Экран связи погас. Сержант постоял возле него с минуту, шумно выдохнул и со всей силы закричал:

– Тревога! Выкатывай боевой флаер! Пилот! Пилот, ты где, мать твою!

Двухместный, скоростной, боевой флаер, завращал сиренами и крутя верхним разворотом огромного лучемета, рванул в направлении подвала.

– Ну, сейчас такой шухер начнется, – повернулся сержант к пилоту.

6

Машина носом пробила стену подвала и вошла внутрь всей передней частью. Моментально убрали колпак кабины и из под него показались дула двух бластеров.

– Не с места! – страшным голосом заорал сержант.

Но в подвале играли в карты только Бритый и Циклоп. Они, не успев спрятать карт, испуганно уставились на флаер и оружие, торчащее из его кабины.

– Живо говори, где Мягкая Голова?!

– Не знаем мы, – снова свалился на пол страх Циклопа.

– Мы здесь не причем, – запищал Бритый, – он упер у нас последнюю железяку и слинял ночью!

Флаер, покачиваясь, начал медленно выползать из подвала задним ходом.

– Ладно, а вы у меня смотрите, – показал кулак сержант Бритому и одноглазому, – о, да я вижу вы опять в катры резались.

Am! – проглотил Бритый колоду, чтобы не отдавать сержанту.

– Ну, я с вами потом разберусь, – пообещал тот.

Выйдя из подвала, флаер развернулся на одном месте и понесся над пустыней.
На песке, были отчетливо видны следы конечностей Мягкой Головы. Машина, надрывно свистя двигателями, набирала скорость.

Тем временем, Мягкая Голова, жадно грыз украденную им ночью железяку, сидя на песке. Железяка была вкусная и отпускать он ее не хотел, но вдали, над землей показалась маленькая блестящая точка. Предмет очень напоминал железо по своему блеску. От жадности Мягкая Голова глотнул. Блестящая точка быстро приближалась.

Поняв, что это летит, Мягкая Голова подавился своей железякой и нырнул с головой в песок.

Стреляя из всего оружия, которое было на борту, флаер пронесся мимо.

Мягкая Голова выскочил из песка и бросился бежать в противоположную сторону. Да так бежать, что все его руки и ноги представляли из себя мелькающие в воздухе круги. Флаер сделал мертвую петлю и понесся вдогонку. Выли сирены и двигатели летающей машины, вздымался песок.

– Гарпун! Выдвигай гарпун! – прокричал сержант.

Из правой носовой части флаера выехало гарпунное устройство.

– Стреляй!

Пилот навел устройство и нажал на кнопку спуска. Гарпун пронзительно визгнул, увлекая за собой многометровый трос. Но Мягкая Голова нырнул в песок снова, продолжая удирать под ним, оставляя на поверхности перекопанные песчанные сугробы. Гарпун ударил в песок.

– Отцепляй, не попали!

Трос отлетел от флаера. Из установки выдвинулся новый гарпун.

– Снижайся, – крикнул пилот, – так я не попаду!

Мягкая Голова замучился бежать под песком и выскочил наружу. Флаер снизился, стукнул днищем о камень.

– Куда ему стрелять? Я только один зад вижу, – спросил пилот, не отпуская прицела.

– В него и стреляй! Лучше не придумаешь!

Гарпун снова взвизгнул. Мягкая Голова подпрыгнул от боли, завертелся на месте, откусил зубами трос и опять принялся удирать. Средь песка то и дело мелькала его задница с воткнутым в нее гарпуном.

– Замени гарпун на сеть! – посоветовал сержант, – гарпуном мы его не возьмем!;

– Ты жми, жми, давай, отрывается! – ответил ему пилот.

– Никуда он не денется, – успокоил его сержант.

Мягкая Голова уже устал бегать, то и дело меняя направление. Машина настигала его. Устройство выплюнуло пучок синтетической сети.

Мягкая Голова задергался, пытаясь вырваться и запутываясь все больше и больше. Как он ни старался, сделать ничего не мог.

Из подвала высовывались все новые и новые любопытные глаза. Флаер возвращался, и под его бортом, в сети, как в авоське, болтался свежепойманный.

– Поделом тебе, скотина! – раздавались крики из подвала, – не будешь больше наше железо воровать, гад! – хрюкали множество хоботов.

Флаер пивис на месте, возле корабля. Сержант с пилотом, отцепив сеть, потащили ее в трюм, то и дело пиная ногами по дороге. Затащив сеть, они вышли из трюма, отряхивая перчатки и одежду, довольные собой. Сержант залез во флаер, вытащил оттуда свеженькую бутылку, которую они тут же распили. После чего полезли в корабль.

На площадке подъемника сержант вспомнил, что оставил флаер болтаться наруже. Он спрыгнул и побежал загонять и его в трюм.

Наконец добравшись до пульта управления, сержант включил связь, вызывая базу.

– Это седьмой говорит, эй, меня там слышат?

– Слышат седьмого, – ответил сержанту экран.

– Ну что, парни, я его взял.

– Хорошо, сержант, тащи его сюда.

– Тащу, тащу.

Задвинув люк, корабль начал тяжело подниматься, разгоняя по стартплощадке метель песка. Из трюма его доносились крики и писк Мягкой Головы. Но вот он умолк, очевидно автоматике корабля надоели его писки, она треснула его чем нибудь тяжелым по мягкому затылку, и теперь он собирает мозги в кучу, дабы начать вопить снова.

Сразу же, по прибытии, двое роботов извлекли преступника из сети и поволокли Мягкую Голову в лабораторию. Андроиды бесцеремонно сложили его в несколько раз и запихали в камеру аппарата, отдаленно напоминающего стиральную машину. Один из роботов привел механизм в действие.

В лабораторию вошел сержант, с ним пришел и техник. В аппарате, вместо Мягкой Головы, мелькала сплошная масса, из которой появлялись то руки, то ноги, то глаза. Сержант еле сдерживал смех. Техник же был мрачен как туча. Его процессы наказания больше не развлекали.

Аппарат встал, коротко помигав разноцветными огоньками. Крышку открыли, но каша, которая была в камере тут же возмутилась:

– Я протестую! Это дискриминация! – орал жидко образный Мягкая Голова.

– Закрывай обратно, – буркнул техник.

Роботы тотчас исполнили его приказание и снова пустили механизм. Теперь в аппарате ничего интересного не было, каша и каша, а точнее слизеобразное вещество.

Аппарат снова встал. Содержание его камеры налили в пластиковую канистру. Сержант взял ее, одобрительно по ней, похлопав и хорошенько взболтав содержимое, поставил на пол. Но канистра у его ног заерзала, а из ее горлышка высунулся глаз. Канистра качнулась и упала на пол. Каша, вытекшая из нее, посмотрела на сержанта и техника, обругала их на чем свет стоит, прогрызла дыру в стене и бросилась улепетывать по песку, прочь от лабораторий, нецензурно ругаясь.

– Стреляй! Уйдет! – подпрыгнул техник.

Сержант выхватил бластер и начал палить, держа его обеими руками. Посреди убегающей лужи образовалась шипящая дыра, и желеобразный Мягкая Голова стал ругаться громче и нецензурнее. Сержант еще раз выстрелил.

Убрав оружие сержант взял со стола лаборатории небольшую коробку, совок для мусора и отправился собирать то, что осталось от сбежавшего бандита. Аккуратно сгреб пепел в коробку и разровнял его пальцем.

В ответ на это из пепла послышалось матерное слово, за ним еще одно.
Сержант открыл шлем и плюнул в коробку с пеплом.

– Чего харкаешь! Чего харкаешь! – донеслось оттуда.

Сержант удивился, скорчил злорадную ухмылку, извлек из за пояса плазменную зажигалку и острием языка плазмы начал равномерно нарезать пепел кусочками. Коробка запрыгала в его руках; но вскоре угомонилась.

– Надо же, заткнулся, – и с этими словами сержант плюнул в нее еще раз.

– Ну, ты! – раздалось из коробки.

На этот раз сержант не выдержал. Он страшно заорал, подкинул коробку вверх и в прыжке, что было силы, нанес по ней смертельный даже для слона удар ногой. Тысячи черных пылинок разлетелись по ветру, а вместе с ними и тясячи матерных слов.

* * *

Уже было поздно. Нужно возвращаться. Сержанту нелегко было отпускать пилота после стольких лет разлуки. Но что поделаешь. Самого его ждала каторжная работа. На рассвете прибегут строители. Нужно обеспечить полную безопасность им, их технике, смотреть в оба, не смыкая глаз, что бы не было съедено дорогостоящее оборудование.

Прощаясь, сержант, незаметно сунул пилоту пластиковую бутылку, и тот, незаметно успел спрятать ее под форму.

Последний раз махнув отлетающему шаттлу, уносящему пилота к начальству, сержант побежал к своему кораблю.

„Бог знает, что успели натворить эти уроды за время моего отсутствия“? – думал он.

7

Было далеко за полночь, когда над резервацией появились огни корабля сержанта. Он повис над стартплощадкой, разворачиваясь с креном на корму, выпуская шасси.
Увидев огни, шайка синих и лысых прекратила бегать и притаилась за одним из песчанных холмов.

Корабль опустился, но его огни и прожектора не гасли. Казалось, день пришел на стартплощадку. Прожектора и фары корабля сделали из нее сплошное светящееся пятно, посреди черной земной ночи. Вертящиеся корабельные сирены бросали яркие отсветы на дальние барханы.

В ярком свете были видны, передвигающиеся по площадке железные многорукие создания, издающие то и дело странные звуки и мигающие маленькими огоньками. Между ними часто мелькала фигура сержанта, отдающего приказания. Андроиды, руководимые сержантом, монтировали подсветку площадки для безопасной посадки летающих средств в полумраке рассвета.

Слепящий свет вспугнул банду синих и лысых, и они понеслись по холмам, прочь от корабля, сверкая в отблесках сирен своими лысинами. Далеко, почти на линии горизонта они снова затаились. Но их опять вспугнули. Их вспугнула первая, падающая на освещенную стартплощадку звезда. Падающая звезда зажглась далеко от места посадки и теперь приближалась и росла.

Начиналось беспокойное утро.

* * *

Сержант помогал строителям выгружать оборудование, командуя роботами, когда мимо него пробежал Жу жа.

– Сержант! Сержант! – кричал он, запыхавшись.

– Ну, чего орешь? – повернулся к нему сержант.

Жужа остановился и шумно задышал хоботом.

– Бритый Одноглазого съел!

– То есть? – не понял его сержант.

– То и есть, съел и все, вот его хвост, – протянул Жужа сержанту обглоданный хвост Циклопа.

– Так, Бритый! Бритый, свинья, иди сюда! – закричал сержант.

Через несколько минут, пыхтя, с набитым животом, лениво приполз Бритый.

– Говорят, звали, шеф? – осведомился он.

– Твоя работа? – показал ему сержант хвост.

– Это Жужа накапал? – ответил вопросом на вопрос Бритый.

И тут сержант вспомнил, что будет и воскресенье и что первая задача сейчас – это дать спокойно работать строителям. И что теперь они хоть в карты, хоть во что играют.

– Да, это он накапал, – негромко сказал сержант, размахнулся и выбросил хвост Одноглазого.

Жужа выпучил от страха глаза. Чешуя на нем встала дыбом. Он не понял, что это вдруг случилось с сержантом.

– Да я его съем! – зарычал Бритый.

– И правильно сделаешь, – буркнул сержант, снова занимаясь роботами.

– Ага, сержант, – отвлек его Бритый, – я его съем, а ты меня в камеру.

– Нужен ты мне больно, – ухмыльнулся сержант.

– Что, правда? – удивился Бритый.

– Даю слово, – успокоил его сержант.

Бритый перевел взгляд с сержанта на Жужу и издал утробный рык.

И они понеслись. Сначала Жужа, от страха, потом Бритый, от голода. Сержант же продолжал махать руками роботам.

Мимо него пробежала шайка синих и лысых. Обратно они волокли за все конечности Бритого, который тащился на спине по песку и трогал свой круглый живот, откуда были еле слышны писки Жужи:

– Свинья! Выплюни меня обратно, а то хуже будет!

Но Бритый и не думал его выплевывать.

Сержант посмотрел им вслед, усмехнулся и занялся делом.

В ночь с субботы на воскресенье сержанту тоже не пришлось спать. Он встречал. Встречал участников сафари. Их было много, и сержант уже валился с ног от усталости. В конце концов, последний раз взглянув, как андроиды провожают охотников в лагерь, сержант пошел проверить боевую, оснащенную батареями парализаторов и сеточных устройств технику. Осмотрев и ее, сержант взглянул на часы. Спать ему осталось от силы два часа. Сержант огляделся, откорректировал будильник в часах и залез в ближайший воздухоход, положив ноги на пульт управления.

Воскресное утро началось неожиданно и еще раньше, чем сработал будильник сержанта, что впрочем очень разозлило его хозяина.

Один из мутантов просто решил позавтракать. Он выбрался из отстойника, потянул хоботом воздух и обнаружил, что совсем рядом видимо невидимо железа, ламп, пластмассы и прочих вкусных вещей. Но съесть ничего так и не удалось.

Злодей оказался пойман стальной, трехпальцевой рукой боевого андроида. Рука эта почему то не кусалась, об нее только ломались зубы, зато лизать ее было очень удобно.

Сержант проснулся от возни, произошедшей при поимке голодного упыря, а когда выглянул из воздухохода, то увидел, что робот везет сдать ему, местному представителю власти, то, что поймал.

„Откуда этот железный чайник узнал, что я сплю именно в этом воздухоходе“? – подумал сержант и произнес вслух:

– А мне то ты его зачем тащишь?

– А что с ним делать, сэр? – в недоумении остановился робот.

– Да выкини его куда подальше.

Следуя совету сержанта, робот немного отъехал, размахнулся и запустил, то, что висело у него в руке, со всей своей железной силы.

Спросонья сержант долго смотрел, как улетает урод, дергая руками и ногами, пока не скрылся из вида. В нормальное бодрое состояние сержанта привел пронзительный писк на руке. Будильник возвещал о том, что пора трубить подъем. Сержант взглянул на восток, где слабо брезжил рассвет и повернулся к андроиду.

– Поднимай лагерь. Начинаем.

В первых лучах рассветного солнца сержант, расхаживая взад и вперед, произносил длинную речь перед целым легионом охотников. За их спинами была построена фронтом и разбита на отряды, выведенная заранее из ангаров техника/Меж нее то и дело сновали роботы; в последний раз проверяя – все ли в порядке.

Вдали от сержанта, целая орда галактических панков заводила несколько увешанных цепями и странными черепами, ярко размалеванных воздухоходов.

– И чтобы никакой лучевой стрельбы, кроме парализатора. И никаких гарпунов. Порча добычи недопустима. Я сам буду на флагманском бронеходе. Это все, джентельмены, – закончил свою речь сержант, последний раз оглядев строй охотников, среди которых встречались и ребята, видом покруче местных мутантов.

– Это и к вам относится! – крикнул сержант панкам.

Орда панков притихла и закивала головами в знак того, что они поняли сержанта. После этого знака панки снова, улюлюкая, принялись заводить свои страшные машины.

Сержант был давно знаком с панками. Он часто прибегал к их помощи, когда в резервации случались несанкционированные митинги или какие нибудь демонстрации протеста и дебоши за права человека, а то и просто от обжорства. В ответ на это сержант просто звал галактических панков и разрешал им беситься, устраивать оргии и стоять на ушах, на территории резервации сколько им влезет. А влезало обычно много. После этого ни один урод не рисковал показываться на свет Божий из своей норы с месяц, и в резервации снова наступала нормальная жизнь, без всяких политических страстей.

Но сержант был далеко не добренький дядя даже с панками. И они уважали его, а он, в свою очередь уважал их.

– По машинам! – раскатом грома прогремел над лагерем голос сержанта, – начинаем!

Солнце испуганно выглянуло из за горизонта, когда завыли боевые сирены.

Сафари началось.

Веером в пустыне развернулся отряд заговорщиков. Их машины шли невысоко над землей, фронтом, насколько хватало взгляда.

Далеко перед ними бежала, что то крича шайка синих и лысых, которых не менее шумно преследовали два воздухохода с панками.

Вой сирен и свист двигателей вперемешку с улюлюканьем и криками охотников, заставляли уродов выскакивать из нор и отстойников, заставляли бежать, загзагами, впереди преследовавших их машин.

Стрелки вовсю драли глотки, не успевая разворачивать оружие за целью.
Кто то вообще целился, выпрямившись, стоя на ходу в открытой кабине. Постоянно раздавались хлопки пневматических систем, выплевывающих заряд синтетической сети.

* * *

Как только завыли сирены, Бритый сразу смекнул, что ему нужно делать. С первым же звуком синие и лысые снова сбились в кучу и, бросив Бритого, убежали в неизвестном направлении. Правда, к тому времени у него уже полегчало с желудком, и он сам мог прогнать эту банду, но ему было лень.

Все бросились в разные стороны, как только завыла сирена, а Бритый сразу побежал к местному отстойнику, нырнул в него и забился там в ил, под корягу, пережидать третье пришествие. И только вдали смолк шум охоты, Бритый с облегчением перевел дух и высунул наружу хобот, подышать.

– Вроде все ушли, – думал Бритый, чувствуя, как у него снова разыгрывается аппетит.

– Ну да, как жег а вот они сидят и ждут. Только ты высунешься…. – говорил его внутренний голос.

– Ну хобот то я уже высунул и ничего.

И тут кто то со страшной силой схватил Бритого за хобот, торчащий на поверхности.

– Ай, дурак, отпусти, оторвешь нос! – закричал Бритый, барахтаясь под корягой.

Охотник, сидевший на берегу отстойника с удочкой, отпустил хобот. Крик, адресованный из под воды явно ему, нагнал на него немало удивления. Он специально отстал от сафари, чтобы посидеть на берегу какого нибудь водоема. Он и удочку прихватил специально. Рыбалка доставляла ему большое удовольствие, чем шумная охота. И какова же была его радость, когда он нашел водоем, пусть грязноватый, с черной водой, но все же водоем. А теперь еще и клевало. Да как клевало! Такую рыбу упускать было нельзя.

Бритый перестал барахтаться, когда рядом с ним, прямо на дно опустилось устройство, очень схожее с большим кипятильником. Вода, вокруг него, забурлила и температура начала подниматься. Бритый вытянул вперед свой многострадальный хобот и понюхал. Бурлящее устройство явно было железным.

– А что будет, если я откушу кусочек? Может греть перестанет? – спрашивал сам себя Бритый.

– Не ешь, козленочком станешь, – снова вмешался внутренний голос.

– А пошел ты, я и козла съем! – и с этими словами, Бритый укусил кипятильник.

После кипятильника упала еще какая то железяка, привязанная почему то на леску.

– Ну, если я ту съел и ничего, это я и подавно проглочу! – обрадовался Бритый такому количеству еды.

И следующая железяка проглотилась легко, вот только леска сразу залезла куда то промеж зубов и все.

Охотник, сидевший на берегу отстойника аж подпрыгнул, когда поплавок исчез под жижей. С мечтой о большой ухе, не долго раздумывая, рыболов подцепил сверхпрочную леску к крюку своего вездехода, влез в кабину и дал газа. У него уже было время убедиться, что голыми руками местная рыба не вытаскивается. Вода отстойника вздыбилась, как от взрыва динамита и из нее выскочил кто то, весь в грязной, скользкой жиже, с горящими глазами, Страшно воя, этот кто то все таки оборвав леску, бросился бежать в пустыню.

Охотник, выскочив из вездехода, выхватил парализатор и несколько раз выстрелил, но было поздно!

– Черт, – сплюнул он, – пропала уха.

Тем временем Бритый от страха обогнал переднюю линию сафари и когда немного притормозил, понял, что бежит вместе с остальными. И в следующие мгновение небо над ним закрыла развернувшаяся синтетическая сеть.

* * *

Бронеход сержанта стоял на высоком песчаном холме возле северо восточной границы. За ним, в боевом порядке, выстроились другие транспортные средства. Сержант возглавлял отряд засады. Именно на него должны были гнать добычу охотники из центральной пустыни. И когда вдали, на горизонте показались клубы пыли, сержант скомандовал в микрофон:

– Вперед! Раздвигаем фланги!

Надрывно засвистели двигатели. Их свист заглушал пронзительный вой сирен.
Отряд засады, клешнями разворачивая фланги, двинул на встречу фронта загонщиков, сжимая кольцо.

– Давай! – в азарте атаки кричал сержант, для которого тоже началось воскресенье.

В самый разгар удовольствия, перед сержантом вспыхнул сигнал связи. Его вызывала центральная база. Сержант с неохотой отозвался.

– Седьмой на связи, – произнес он, продолжая вести охотников.

– Развлекаешься? – спросили с базы.

– По мере сил и возможностей, – ответил сержант, поглядывая вперед.

– У нас тут небольшое дельце, если бы ты согласился, начальство бы тебе зарплату точно удвоило.

– Вряд ли я соглашусь, даже за двойную зарплату, – не отрываясь от охоты, говорил с базой сержант.

– Да, мы знали, что ты вряд ли согласишься, но понимаешь, больше некому. Ты же не оставишь нас в таком положении.

В ответ сержант промолчал.

– Тут дело в сдледующем, – продолжали с базы, – много уродов осталось по полям, по горам, особенно много в районах экватора. Мы их отловим и перекинем кучей на северную Америку. Тамошняя резервация всего то на пару недель.

– Знаю я вашу пару недель, – усмехнулся сержант.

– Не больше, а зато еще одно сафари устроишь, ну как, по рукам?

Сержант глубоко вздохнул, Ох как не хотелось ему снова смотреть за резервацией. Но бросать своих, в бедственном положении считалось в армии последним делом.

– Черт с вами, я согласен, – сказал сержант, понимая, что до конца года ему точно не выбраться из этой дыры.

У-у-у... думаешь, я вспомню?

Продолжаем.

ЮТ 1988/7

В.Шибаев

Кабель "оттуда"

Тимка повозился с замком, дверь тягуче скрипнула и подалась. Разведчики, сжимая в руках оружие, один за другим проникли в подвал.

На потолке тускло светили две-три слабые лампочки, дальний конец просторного помещения скрывал таинственный полумрак. Слева по шероховатой бетонной стене змеились и уходили в темноту смолянисто-черные кабели, справа всю высоту подвала закрывали две толстенные трубы, закутанные в изоляцию.

Пригнувшись, Тимка дал длинную очередь в серый сумрак. Автомат в его руках задергался, застучал, на дуле заплясал красный огонек.

- Ты чего? - удивленно спросил Юрка.

- Порядок, - ответил с удовлетворением Тимка. - Не будут прятаться в засаде.

- А кто это был? - испуганным шепотом спросила Маринка.

- А я почем знаю. Сейчас разберемся, - сказал Тимка, не оборачиваясь, готовый в любую секунду встретить таящегося за каждым углом врага.

Вдали около стены промелькнула какая-то тень. Или это им только показалось?

- Ну что трясетесь-то? Первый раз в подвале, что ли? - засмеялся Тимка. - Пошли! - закинув автомат за спину, он уверенно направился к темнеющей неподалеку от входа нише, где располагалась база разведчиков.

Вообще-то играть в подвале им не разрешали, он всегда был закрыт на замок. Хорошо еще, что Тимка нашел подходящий ключ. Зато теперь никто не мешал ребятам вести в подвале победоносные бои и играть в пряталки.

Вот и сейчас худенький восьмилетний Юрка с пистолетом в руке и детским биноклем на груди и длинноногая Маринка в джинсах, с жидким хвостиком волос, перехваченным резинкой с двумя красными шариками, тихо проследовали вслед за своим командиром в темную нишу и уютно расположились на лежащем в углу старом матрасе. Неугомонный Тимка, темноволосый живой крепыш, внимательно оглядел подвал и снова сдвинул на грудь свой автомат.

- Я - на разведку. Сидеть тихо! - скомандовал он и выскользнул из ниши. И в этот момент началось что-то невероятное...

В середине темного просторного подвала вдруг вспыхнул яркий зеленовато-голубой свет. Ребята невольно зажмурились. А когда их глаза немного привыкли, оказалось, что плотный, квадратного сечения столб света, в котором вспыхивали и медленно крутились парашютики пылинок, исходит ниоткуда: ни ламп, ни прожекторов, ни каких-либо других известных источников света видно не было. Зато в центре светового квадрата стоял самый обыкновенный канцелярский стол с крышкой из светлого кремового пластика, одной тумбой и двумя зеркально отсвечивающими металлическими ножками. На гладкой поверхности стола ничего не было.

Ребята подошли поближе.

- Ух ты! Вот это да! - пробормотал Юрка. - Интересно, кто это сюда стол поставил?

- Не... не знаю... - тихо ответил Тимка. - Не нравится мне это. Непонятно.

- Зато светло как! Как будто в театре, - Маринке иллюминация явно понравилась. - Ой, смотрите. Тут какой-то провод висит. - И она показала на тянувшийся от стены к столу толстый черный кабель.

- Не тронь!.. Это не провод вовсе, а какой-то кабель. И разведчики так не поступают. Сначала понаблюдать надо.

- А что, если пойти с другого конца посмотреть? - предложила Маринка. С того конца этого, как ты сказал, кабеля. Откуда он сюда идет? - Маринка показала в сторону дальнего конца подвала, где теперь, из-за слепящего столба света, стало значительно темнее.

Юрка поежился. Идти в темноту явно не хотелось. Да и Тимке стало не по себе. Но... не отступать же разведчикам.

- Вот что, - сказал он, поправив поудобнее автомат. - Пока не до кабеля. Надо решить, что с этим столом делать.

Тимка нагнулся и пошарил рукой по бетонному полу. Через секунду он нащупал что-то твердое, то ли камень, то ли обломок бетона. Бормоча: "Сейчас, сейчас, мы их как жахнем", он положил на пол свой автомат, прицелился, вытянул руку с камнем перед прищуренным глазом и бросил обломок в стол.

Влетев в столб света, камень вдруг остановился в воздухе, косо пошел вниз, потом словно ударился о невидимую стенку и, рикошетом прочертив полосу по пыльному полу, отлетел в сторону.

И сразу же, будто кто-то нажал какую-то кнопку, поверхность стола над тумбой начала вспучиваться, из нее стало вырастать толстое щупальце, которое вскоре превратилось в нечто квадратное, напоминающее по форме небольшой ящик из того же кремового пластика. Потом одна из гладких стенок ящика засветилась теплым зеленоватым светом, а в левом верхнем углу этого экрана появилась яркая красная точка.

- Т-ты ви-ви-дел, Тим-тимка? - заикаясь, проговорил Юрка. - Эт-то теле-визор, да? Он работает?

Зеленый экран немедленно отозвался на эти слова. По нему пошли волны, затем появились строчки совершенно непонятных значков, букв, иероглифов, фигурок. Каждое изображение задерживалось на секунду, будто спрашивало: "Да? Понятно?", затем уступало место следующему. Наконец на экране появилась надпись, которую ребята смогли прочитать:

ПОНИМАЕТЕ ЛИ ВЫ ПО-РУССКИ?

- Бежим отсюда! - крикнул Юрка.

- Ой, смотри, там уже что-то другое написано, - заинтересовалась Маринка. - Не по-нашему. Тимка, а почему в телевизоре буквами пишут? Бегущая строка, да?

- Какой же это тебе телевизор? - поучающе произнес Тимка. - Это называется дисплей.

На экране продолжалась смена надписей, видимо, на других языках Земли. Потом из боковой стороны экрана вылезла какая-то трубка, похожая на стетоскоп или на ствол старинного пистолета, вытянулась и уставилась раструбом в сторону ребят. Юрка и Маринка в страхе присели, и даже неустрашимый разведчик Тимка явно готов был пуститься наутек.

Машина издала негромкое, но настойчивое гудение. На экране снова заметались строчки и символы, потом три строки стали расти, пока не заняли всю его площадь. Притихшие, испуганные ребята не сразу догадались взглянуть на дисплей. На зеленой фосфоресцирующей поверхности дрожали громадные буквы:

ВЫ ГОВОРИТЕ ПО-РУССКИ ПОЧЕМУ ВЫ МОЛЧИТЕ Я ВАС СЛУШАЮ

Маринка первой набралась смелости и, прокашлявшись, нерешительно произнесла:

- Мы... можем. По-русски. А чего говорить-то?

НУ НАКОНЕЦ-ТО КТО ВЫ КАК ВАС ЗОВУТ КАКОВА ВАША СОЦИАЛЬНАЯ ФУНКЦИЯ

- Что? - удивился Юрка. - Про что она спрашивает?

- Это значит, где мы работаем, - важно ответил Тимка, - так, Мариш?

- Вроде так. А где мы работаем, мы же учимся.

- Вот так и скажем. Эй, вы еще здесь? Вы слушаете? Меня зовут Тимка. Вернее, Тимофей Митин. А это - Маринка Петрова, мы с ней учимся в четвертом "В" классе. Школьники, значит. А это - мой младший брат. Юрка. Он из второго "Б".

Машина задумчиво поморгала бегущей строкой, потом разочарованно отпечатала:

АХ ШКОЛЬНИКИ ДЕТИ ЗНАЧИТ ЖАЛЬ ИЗВИНИТЕ

Экран медленно померк, а дуло, похожее на старинный пистолет, обмякло и начало втягиваться в уже теряющую свою форму трапецию из пластика.

- Постойте! Постойте! - взмолились разом Маринка и Тимка.

- Куда же вы? Мы уже почти большие. Мы вам помочь можем, если вам нужно, - добавила Маринка.

Тогда слуховая трубка снова обрела жесткость и развернулась в сторону ребят.

ПОПРОБУЮ ИЗВЕСТНО ЛИ ВАМ ЧТО ТАКОЕ ИРИДИЙ

- Иридий? А что это? - Маринке это слово, по-видимому, ничего не говорило. - А ты знаешь, Тимка?

- Как там написано? Иридий? Иридий... иридий... Не помню.

На экране зажглась строка:

Я ТАК И ЗНАЛ ДО СВИДАНИЯ

- Стойте! Стойте! Я вспомнил. Это такой... такой металл, да? По-моему, он очень ценный. Я про него слышал.

УЖЕ ЛУЧШЕ ДАЮ СПРАВКУ

По экрану побежали символы, цифры, описания, из которых Тимка и его друзья смогли понять лишь немногое: иридий - от греческого слова "иридос", что значит "радуга"... серебристо-белый благородный металл... стоек против коррозии, нерастворим в кислотах... применяется для эталонов... контактов, в электронике...

ЗНАЧИТ ВАМ НУЖЕН ИРИДИЙ

- Нам? Кому нам? - ребята переглянулись.

ВАМ ЛЮДЯМ ПЛАНЕТЕ ЗЕМЛЯ

- Планете Земля? - озадаченно переспросила Маринка, и наконец до нее дошел смысл всего здесь происходящего. - Так вы, что ли, с другой планеты, да? А сами-то вы сейчас где? Здесь или там? - спросила Маринка.

ГДЕ ЗДЕСЬ НА ЗЕМЛЕ А ЗАЧЕМ

- Постойте! Постойте! - закричал Тимка. - Вот это дела! Что же это получается? Вы там живете на своей планете, а разговариваете с нами здесь, у нас? Это как же, через кабель, да?

Телевизор снова пустился в быстрое объяснение, в том смысле, что да, они, то есть жители планеты (где она находится, ребята не поняли), установили связь с Землей через космос... направленный электронный луч... беспилотные автоматические устройства, с помощью которых они, жители этой планеты, обеспечивают передачу материальных тел через космическое пространство...

- А кабель-то зачем? Он тоже через космос? - вмешалась Маринка.

Машина запнулась на полуслове, затем вся информация на экране исчезла, и он сухо сообщил:

КАБЕЛЬ ИСПОЛЬЗУЕТСЯ ТОЛЬКО НА ЗЕМЛЕ ВО ИЗБЕЖАНИЕ ПОМЕХ И РАССЕИВАНИЯ ЛУЧА В АТМОСФЕРЕ

Потом машина предложила:

МЫ МОЖЕМ ПОСТАВИТЬ НА ЗЕМЛЮ ЛЮБОЕ НЕОБХОДИМОЕ КОЛИЧЕСТВО ЧИСТОГО ИРИДИЯ

- Тимка, а зачем нам столько иридия? - спросил Юрка.

- Не знаю. Но раз он очень редкий, наверное, пригодится. Если у них он лишний... Пусть тогда нам отдают.

- Но ведь они же не за так, наверное, отдадут? - сообразил Юрка. - А что мы им взамен дадим-то? У нас же ничего нет.

У ВАС ЕСТЬ ТО ЧТО НАМ НУЖНО КРЕМНИЙ ЕСТЬ В ГОРНЫХ ПОРОДАХ И В ГЛУБОКИХ СЛОЯХ ЛИТОСФЕРЫ БОЛЕЕ ЧЕТВЕРТИ ЗЕМНОЙ КОРЫ СОСТОИТ ИЗ КРЕМНИЯ

- А зачем? У вас своего кремния нет? - удивилась Маринка.

У НАС ЕГО НИЧТОЖНО МАЛО БЕЗ НЕГО НАМ ОЧЕНЬ ТРУДНО ПОЖАЛУЙСТА ПОМОГИТЕ НАМ

- Слышите, мальчишки? Они просят помочь. Целая планета просит у нас помощи. Как вы думаете? По-моему, нужно помочь, правда? - убежденно сказала Маринка.

Ребята задумались. Дело получалось нешуточное. От них требовалось принять решение, причем прямо сейчас и, главное, самим, одним, за всех людей Земли. Они не знали, почему жители неизвестной далекой планеты обратились именно к ним, но они поняли, что здесь, в этом пыльном, полутемном подвале, они представляли все человечество. Конечно, можно было отказаться, уйти, сослаться на то, что они еще маленькие, ничего в этом не понимают и у них нет права решать за всех. Но это им даже не пришло в голову. Ведь в помощи нуждалась целая планета! И эту помощь просили у них...

- Вот что, - сказал Тимка. - Давайте проголосуем. Кто за то, чтобы помочь этой планете кремнием?.. Единогласно. Эй, вы нас слышите? Мы согласны. Берите этот ваш кремний. Только...

- Только не весь. Чтобы и нам хватило, - попросил Юрка.

Экран дисплея вдруг заморгал, потом некоторое время светил пустотой, наконец на нем возникло одно слово:

СПАСИБО

- А как же вы возьмете этот кремний? - поинтересовалась Маринка. - Он же где-то в земле, да?

ЭТО НЕТРУДНО ТОЛЬКО СНАЧАЛА ТРИ ВОПРОСА

- Пожалуйста, спрашивайте, - вежливо сказала Маринка. - Мы готовы ответить.

КУДА СКЛАДЫВАТЬ ИРИДИЙ

- Ой, куда же нам его девать-то? - встревожилась Маринка. - А сколько его будет?

СКОЛЬКО ВАМ НУЖНО НА ПЕРВЫЙ РАЗ ТОНН ДЕСЯТЬ

- А может быть, прямо тут и положить? - предложил Юрка. - Вон в том углу. Да?

Дисплей медленно развернулся в сторону дальнего конца подвала, затем снова обратился к ребятам:

ХОРОШО СЛОЖИМ ТАМ А ВАШИ КОМИССИОННЫЕ

- Какие? Комиссионные? А что это значит? Комиссия - это когда что-то проверяют? А тут какая комиссия? Непонятно, - рассуждала Маринка, обращаясь к братьям.

КОМИССИОННЫЕ ЭТО ПЛАТА ЗА УСЛУГУ ЗА ПОМОЩЬ ЗА ПОСРЕДНИЧЕСТВО

- Плата за помощь? - переспросил Тимка изумленно. - Ты слышишь, Маринка? Юрка, слыхал? Нам хотят заплатить за помощь... Да... да как вам не стыдно?! - выкрикнул он в сторону дисплея и обиженно отвернулся.

- Вот и помогай после этого людям, - горько сказала Маринка. - А они тебе платить хотят...

Строка на дисплее рванулась с небывалой скоростью, как бы пытаясь оправдаться, извиниться, объяснить:

ПРОСТИТЕ РЕБЯТА Я НЕ ХОТЕЛ ОБИДЕТЬ Я ПРОСТО ДУМАЛ В ОБЩЕМ ПРОСТИТЕ И ЗАБУДЬТЕ СКАЖИТЕ ЛУЧШЕ ЧТО ВЫ ЛЮБИТЕ

- Любим? Что мы любим? - Ребята переглянулись. - Читать. И играть в разведчиков. И кино...

- А я люблю мороженое, - тихо сказал Юрка.

ЧТО ТАКОЕ МОРОЖЕНОЕ

- Вы что, никогда не ели мороженого? Эх, вот уж не повезло-то вам! удивленно воскликнул Юрка.

СЕЙЧАС ПОДОЖДИТЕ СЕЙЧАС У НАС ИЩУТ ИНФОРМАЦИЮ КАК ДЕЛАЕТСЯ МОРОЖЕНОЕ А ПОКА ВОТ ЧТО

И экран четко, по пунктам, чтобы все было понятно, чтобы, не дай бог, не возникла какая-либо опасность для ребят, напечатал инструкцию, что и как им нужно сейчас сделать: отойти на расстояние не менее 5 метров от кабеля, не пересекать линию силового поля и т.д. Затем невидимый собеседник сообщил:

МЫ НАШЛИ РЕЦЕПТ МОРОЖЕНОЕ ЭТО ЗАМОРОЖЕННЫЕ СЛАДОСТИ ОБЫЧНО С МОЛОКОМ ЧТО ТАКОЕ МОЛОКО МЫ НЕ ЗНАЕМ ПОПРОБУЕМ ЗАМЕНИТЬ

- Да ладно уж, не надо, - застеснялась Маринка.

- Это все Юрка. Он у нас еще маленький, - оправдывался Тимка.

ВСЕ В ПОРЯДКЕ ПЕРЕД НАЧАЛОМ ВЫГРУЗКИ ИРИДИЯ ВЫ ПОЛУЧИТЕ ПО БОЛЬШОМУ КУСКУ МОРОЖЕНОГО НЕ ОБИЖАЙТЕСЬ НА НАС ЭТО ПРОСТО НАШ ПОДАРОК А ТЕПЕРЬ ДО СВИДАНИЯ ЕЩЕ РАЗ СПАСИБО ОТ ВСЕЙ НАШЕЙ ПЛАНЕТЫ МОЖЕТ БЫТЬ МЫ ЕЩЕ ВСТРЕТИМСЯ

Экран погас. Дисплей и стол стали быстро съеживаться, как пластилиновые игрушки в мультфильмах. Вскоре небольшой шар кремовой пластмассы втянулся в отверстие кабеля.

- Прощайте! До свидания! - Тимка и Юрка изо всех сил махали руками. Маринка отвернулась, скрывая слезы.

Проглотив остатки стола, конец кабеля легко и плавно приподнялся над полом, затем, извиваясь, словно изящная, гибкая, совсем не страшная змея, подполз к ребятам. В его раскрытой пасти лежали три недлинные, довольно толстые палочки странного цвета. В воздухе распространился терпкий аромат. Тимка решился первым. Протянув руку, он осторожно взял одну палочку, передал ее Маринке, отдал вторую Юрке и наконец взял себе третью.

Юрка среагировал сразу.

- Ой, Тимка, - завопил он, перебрасывая кусок мороженого из одной ладони в другую. - Оно же совсем холодное! Как лед!

Действительно мороженое с другой планеты оказалось замороженным на совесть. Это было даже не мороженое, а куски ярко окрашенного льда с какими-то темными вкраплениями.

Кабель отодвинулся от ребят, по-змеиному свернувшись кольцом, замер на несколько секунд, потом пополз в дальний угол подвала. Раздалось предупредительное гудение, раструб кабеля увеличился, принял квадратную форму. Осторожно склонив голову, черная змея извергла из квадратной пасти блестящий серебристо-голубой продолговатый слиток и аккуратно уложила его на пол. Слизывая с палочек необычное, невероятно вкусное мороженое, похожее не то на клубнику с грушей, не то на персики с земляникой, ребята, ничему уже не удивляясь, молча следили, как в подвале быстро вырастал сверкающий штабель иридиевых слитков, напоминающий издали какой-то странно блестящий кирпичный забор.

Наконец кабель прервал свое монотонное занятие и снова отполз на середину подвала. Из раструба, расширяясь и увеличиваясь в размерах, стала выползать какая-то непонятная, цилиндрической формы машина, поблескивающая в ярком свете то ли лопатками, то ли зубами, то ли когтями, равномерно окружавшими ее со всех сторон. Встав вертикально, цилиндр загудел, из-под него вдруг выстрелило рыжее, бурлящее пламя, направленное строго вниз. Бетонный пол подвала вокруг цилиндра стал розоветь, затем приобрел густой темно-малиновый цвет, и цилиндр, увлекая за собой кабель, медленно ушел под землю.

- Да-а! Расскажешь - никто и не поверит, - сказал Тимка, недоверчиво оглядывая гладкие, оплавленные края туннеля, постепенно стягивающиеся вокруг уходящего вниз кабеля.

У двери ребята обернулись.

Неестественный, нестерпимо яркий световой столб в подвале погас. В тусклом свете лампочек слабо поблескивал штабель иридиевых слитков.

Это сообщение отредактировал Gdialex - 14.08.2019 - 01:29

Роберт Силверберг. Вот сокровище...


Бен Азай был признан достойным и предстал у
врат Шестого Дворца и узрел неземную красоту
плит из чистого мрамора. Он открыл уста и
произнес дважды: "Воды! Воды!". В мгновение
ока его обезглавили и забросали одиннадцатью
тысячами железных слитков. Посему пусть знают
все грядущие поколения, что никто не имеет
права ошибиться, стоя у врат Шестого Дворца.
"Малый Гекалот"

Вот сокровище, и вот его хранитель. А вот белые кости тех, кто тщетно
пытался присвоить это сокровище. Но даже кости, разбросанные у ворот
хранилища под ярким сводом небес, кажутся красивыми, потому что сокровище
наделяет красотой все вокруг: и разбросанные кости, и мрачного хранителя.
Сокровище находилось на маленькой планете у темно-красной звезды
Валзар. Сама планетка чуть больше Луны, об атмосфере и говорить не
приходится. Молчаливый, мертвый мир, вращающийся во тьме в миллиарде миль
от своего остывающего солнца. Когда-то очень давно здесь остановился
путник. Откуда он летел и куда, никому не ведомо. Путник оставил на
планете клад, и с тех пор он там и лежит, неменяющийся, вечный клад
немыслимой ценности, охраняемый безликим металлическим стражем, который с
железным терпением ждет возвращения своего хозяина.
Бывали и те, кто хотел овладеть сокровищем. Они приходили и, поговорив
с хранителем, умирали...
На другой планете той же системы Валзара двое людей, которых не
обескуражила судьба предшественников, мечтали о кладе и строили планы его
захвата. Одного из них звали Липеску - это был человек-гора с золотой
бородой и руками-молотами, луженой глоткой и спиной, словно ствол
тысячелетнего дуба. Второго звали Бользано - тонкий как лоза, с
ярко-голубыми глазами, мгновенной реакцией и острым как лезвие умом. Оба
они не хотели умирать.
Голос Липеску громыхал, словно сталкивающиеся галактики. Он обхватил
пальцами кружку доброго черного эля и сказал:
- Я отправляюсь завтра, Бользано.
- Компьютер готов?
- Я ввел в него все, что только может спросить это чудовище, -
прогремел великан. - Будет полный порядок.
- А если нет? - спросил Бользано, взглянув в голубые, непривычно
бледные и неузнаваемо кроткие глаза гиганта. - Если робот убьет тебя?
- Я имел дело с роботами.
Бользано рассмеялся.
- Там вся равнина, друг мой, усыпана костями. И твои лягут рядом с
ними. Большие, могучие кости Липеску. Я хорошо это себе представляю.
- Ты здорово меня ободряешь, дружище.
- Я реалист.
Липеску покачал головой.
- Будь ты реалистом, - произнес он с расстановкой, - не полез бы в это
дело. Только фантазер способен на такое.
Его огромная рука замерла в воздухе, потом упала на запястье Бользано.
Тот дернулся от боли, когда Липеску сжал пальцы.
- Ты не отступишься? Умри я - ты попытаешься еще раз?
- Не отступлюсь, медведь ты этакий!
- В самом деле? Я ведь знаю, ты трус, как все маленькие люди. Увидишь,
что я мертв, развернешься и рванешь со всех ног на другой край Вселенной.
Нет?
- Я использую твой опыт, твои ошибки, - с раздражением, звонко ответил
Бользано. - Отпусти мою руку.
Липеску ослабил хватку. Бользано откинулся в кресле, потирая запястье,
отхлебнул эля, потом улыбнулся своему партнеру, поднял кружку и произнес:
- За успех!
- Да. За сокровище!
- И за долгую жизнь!
- Для нас обоих! - прогудел великан.
- Возможно, - сказал Бользано. - Возможно...
Сомнения не покидали его. Ферд Бользано знал, что его компаньон хитер и
что это хорошее, редкое сочетание - хитрость при столь могучем теле. Но
все же риск был велик. Бользано не мог решить для себя, чего ему хотелось
больше: чтобы Липеску добыл сокровища с первой попытки и тем самым без
риска обеспечил ему его долю или чтобы Липеску погиб, после чего Бользано
пришлось бы рискнуть собственной жизнью. Что лучше? Треть сокровищ, не
подвергаясь опасности, или все целиком за высшую ставку?
Бользано был опытным игроком и прекрасно знал ответ. Но все же одной
осторожностью его характер не исчерпывался: порой ему до боли хотелось
самому рискнуть жизнью на лишенной воздуха Планете Сокровищ.
Липеску пойдет первым. Таков уговор. Бользано украл компьютер, передал
его Липеску, и тот должен сделать первую попытку. Если она удастся, его
доля будет вдвое больше доли Бользано. Если же он погибнет - наступит
очередь Бользано. Странные партнеры, странные условия, но Липеску
отказывался договариваться по-другому, и Ферд Бользано не стал спорить со
своим плечистым компаньоном. Липеску хотел вернуться с сокровищем или не
возвращаться совсем. Середины не могло быть, в этом они оба были уверены.
Бользано провел трудную ночь. Его квартира в высоком светлом здании на
берегу блистающего озера Эрис была слишком удобным жилищем, чтобы покинуть
ее без сожалений. Липеску предпочитал жить в вонючих трущобах на южном
берегу озера, и, расставшись на ночь, партнеры разошлись в разные стороны.
Бользано собрался было пригласить к себе какую-нибудь женщину, но
передумал.
Сон не приходил, и он уселся перед экраном телевектора, разглядывая
процессию миров, проплывающих в пустоте перед ним, всматриваясь в зеленые,
золотые и коричневые планеты. Ближе к утру он решил еще раз просмотреть
пленку о сокровище. Ее больше века назад отснял Октав Мерлин, пролетая на
высоте шестидесяти миль над маленькой безвоздушной планетой. Сейчас кости
Мерлина белеют на равнине, но пленка сохранилась, и контрабандные копии
стоят на черном рынке больших денег. Острый глаз камеры увидел многое.
Вот сокровище, а вот его хранитель. Нестареющий, блестящий,
величественный десятифутовый робот с угловатым прямоугольным туловищем и
маленькой, похожей на человеческую головой, гладкой, без единого выступа.
Позади него ворота, открытые настежь, но все равно недоступные. А там
дальше - сокровища, плоды мастерства тысяч миров, много-много лет назад
оставленные здесь неизвестно почему.
Не просто резные камни. Не просто пошлые куски так называемого
драгоценного металла. Богатство заключалось не в самих материалах:
последнему варвару не придет в голову переплавить их в мертвые слитки.
Здесь хранились филигранные статуэтки, казалось, живые и дышащие. Гравюры
на свинце, поражающие разум и останавливающие сердце. Чудесные инталии на
агате из мастерских с замороженных миров в полупарсеке от бесконечности.
Россыпь опалов, горящих внутренним светом, искусно соединенных в яркие
ожерелья. Спираль из радужного дерева. Полоски из кости какого-то
животного, изогнутые и вытянутые так, что их сплетение завораживало
видениями пространства в ином измерении. Поразительной красоты раковины,
вырезанные одна в другой и уходящие в бесконечность. Гладкие листья
безымянных деревьев. Отшлифованные камни с неизвестных берегов.
Ошеломляющая коллекция чудес, во всем своем великолепии хранящаяся на
пятидесяти квадратных ярдах... за воротами.
Грубые люди, которым чуждо понимание прекрасного, заплатили своими
жизнями за попытки завладеть этими сокровищами. Не надо большого ума,
чтобы сообразить: коллекционеры с любой галактики отдадут все, только бы
получить хотя бы малую их толику. Не из золотых слитков складываются
истинные сокровищницы, а из подобных вещей. Не поддающихся копированию,
почти бесценных...
Охваченный лихорадкой, Бользано взмок от волнения еще на середине
пленки. Когда же запись кончилась, он обмяк в кресле, совершенно
опустошенный, потерявший последние силы.
Пришла заря. Серебряные луны упали вниз. По небу расплескалось красное
солнце. Бользано позволил себе заснуть на часок.
Но только на часок...


Они решили держать корабль на орбите в трех милях от лишенной воздуха
планеты. Старая информация не вызывала доверия, никто не мог сказать
точно, каков радиус действия хранителя. Если Липеску повезет, Бользано
спустится и заберет его. А если погибнет - спустится и попытает счастья
сам.
В скафандре гигант выглядел еще более громоздким. На его широкой груди
был укреплен компьютер, дополнительный мозг, созданный людьми с такой же
любовью, как и каждый предмет в сокровищнице. Хранитель будет задавать
вопросы, и компьютер поможет на них ответить. А Бользано будет слушать.
Если его партнер ошибется, возможно, ошибка, поможет ему победить.
- Ты меня слышишь? - спросил Липеску.
- Отлично слышу. Вперед!
- Куда ты меня торопишь? Не дождешься моей смерти?
- Ты настолько в себе не уверен? Давай я пойду первым.
- Балбес, - пробормотал Липеску. - Слушай меня внимательно. Если я
умру, то пусть моя смерть не будет бесполезной.
- Какое это может иметь для тебя значение?
Неуклюжая фигура в скафандре повернулась спиной. Бользано не мог видеть
лица партнера, но чувствовал, что Липеску сердит.
- Чего стоит жизнь? Могу же я рискнуть в конце концов? - Угрюмо
произнес он.
- Ради меня?
- Ради себя, - ответил Липеску. - Я еще вернусь.
- Тогда иди. Робот уже ждет.
Липеску подошел к шлюзу. Минутой позже он уже оказался снаружи и
заскользил вниз, словно человек-ракета с дюзами в ногах. Бользано
устроился у экрана и стал наблюдать. Телевектор автоматически отыскал
Липеску как раз в тот момент, когда он, опустившись на столбе огня,
совершил посадку примерно в миле от сокровищницы. Липеску отцепил
спускаемый аппарат и огромными шагами двинулся к хранителю.
Бользано смотрел и слушал...
От телевектора не ускользала ни одна мелочь, что было на пользу
Бользано и тешило тщеславие Липеску, который пожелал, чтобы каждый его шаг
был запечатлен на пленке для будущих поколений. Рядом с роботом Липеску
смотрелся необычно: черный безликий робот, приземистый и неподвижный, был
выше его на три с лишним фута.
- Отойди в сторону, - приказал Липеску.
Робот ответил. Голос его удивительно походил на человеческий, хотя
лишен был эмоциональной окраски:
- То, что я охраняю, не подлежит разграблению.
- Я заявляю свои права на эти вещи.
- Так поступали многие до тебя. Но у них не было никаких прав. Как и у
тебя. Я не могу пропустить тебя.
- Испытай меня, - сказал Липеску, - и ты узнаешь, имею я права или нет.
- Войти может только мой хозяин.
- Кто твой хозяин? Я твой хозяин!
- Мой хозяин тот, кто мной командует. Но мной не может командовать
человек, явивший мне свое невежество.
- Тогда испытай меня, - потребовал Липеску.
- Неправильный ответ наказывается смертью.
- Испытай меня!
- Сокровище не принадлежит тебе.
- Испытай меня и отойди в сторону.
- Твои кости лягут рядом со всеми остальными.
- Испытай меня! - настаивал Липеску.
Бользано наверху напряженно следил за происходящим. Его худощавое тело
сжалось в комок. Сейчас может произойти все, что угодно. Робот способен
задавать вопросы похлеще, чем Сфинкс Эдипу.
Он может потребовать доказательство какой-нибудь теоремы или перевод
неизвестных слов. Это они знали из сообщений о тех, кого постигла здесь
злая участь. Один лишь неправильный ответ - и мгновенная смерть.
Вместе с Липеску они перекопали все библиотеки планеты, впихнув в
машину, как они надеялись, все возможные знания. Это заняло больше месяца,
даже с помощью многоступенчатых программ. Маленький сияющий шар на груди
Липеску содержал бесконечное число ответов на бесконечное число вопросов.
Внизу робот и человек молча изучали друг друга.
- Дай определение широты, - наконец произнес хранитель.
- Ты имеешь в виду географическую широту? - уточнил Липеску.
Бользано сжался от страха. Этот идиот просит разъяснении! Он умрет еще
до начала испытания!
- Дай определение широты.
Липеску уверенно ответил:
- Широтой называется угловое расстояние до точки на поверхности планеты
к северу или к югу от экватора, если измерять его из центра планеты.
- Что более созвучно, - спросил робот, - терция в миноре или шестая
доля в мажоре?
Наступила пауза. Липеску абсолютно не разбирался в музыке, но компьютер
должен ему помочь.
- Терция в миноре, - ответил Липеску.
Без промедления робот выпалил следующий вопрос:
- Назови все простые числа между 5237 и 7641.
Липеску с легкостью принялся называть числа, и Бользано, расслабившись,
улыбнулся. Все шло нормально. Робот задавал вопросы, касающиеся только
каких-нибудь фактов, словно брал их из учебника, и это не представляло для
Липеску никаких сложностей. После начального замешательства по поводу
широты он, похоже, отвечал все уверенней и уверенней. Бользано,
сощурившись, взглянул на экран, туда, где за спиной робота в проеме ворот
виднелись беспорядочные горы сокровищ, и подумал: "Интересно, что мне
достанется, когда Липеску заберет свои две трети?"
- Назови семь поэтов-трагиков Элиффы, - сказал робот.
- Домифар, Халионис, Слегг, Хорк-Секан...
- Четырнадцать знаков зодиака, видимые с Морниза, - потребовал робот.
- Зубы, Змеи, Листья, Водопад, Пятно...
- Что такое цветоножка?
- Стебель отдельного цветка.
- Сколько лет длилась осада Ларрина?
- Восемь.
- Процитируй плач цветка в третьем канто "Движущихся средств" Сомнера.
- "Мне больно, я плачу, я кричу, я умираю", - прогудел Липеску.
- Каковы различия между пестиком и тычинкой?
- Тычинка это орган цветка, производящий пыльцу, пестик...
И так далее. Вопрос за вопросом. Робот не удовлетворился классическими
тремя вопросами древних мифов. Он задал дюжину, потом стал спрашивать
дальше. С помощью шепчущего ответы бездонного источника знаний на груди
Липеску справлялся с любой проблемой безукоризненно. Бользано старательно
вел подсчет: его партнер блестяще разделался уже с семнадцатью вопросами.
Когда наконец робот признает поражение? Когда он прекратит этот мрачный
турнир и отступит в сторону?
Робот задал восемнадцатый вопрос, на удивление простой. Все, что он
хотел, это формулировку теоремы Пифагора. Для этого Липеску даже не нужен
компьютер. Он ответил сам, коротко, сжато и правильно. Бользано испытал
прилив гордости за своего партнера.
И тут робот убил Липеску.
Все произошло мгновенно. Липеску ответил и стоял в ожидании очередного
вопроса, однако вопросов больше не последовало. Вместо этого на
бронированном брюхе робота сдвинулась панель, и что-то яркое и гибкое
метнулось, раскручиваясь, через десять футов, разделявших испытуемого и
хранителя. Это что-то рассекло Липеску пополам и тут же исчезло из виду.
Туловище Липеску завалилось набок. Массивные ноги, прежде чем рухнуть, на
какое-то мгновение неестественно застыли. Одна нога дернулась, и все
затихло.
Совершенно ошарашенный происшедшим, Бользано продолжал сидеть в кабине,
сразу ставшей одинокой и чужой. Его била дрожь. Что случилось? Липеску
ответил правильно на все вопросы, и тем не менее робот убил его. Почему?
Может, его партнер неправильно сформулировал теорему Пифагора? Нет.
Бользано слушал внимательно. Ответ был безупречен, как и семнадцать
предыдущих. Видимо, робот потерял интерес к игре. Сжульничал. Он намеренно
располосовал Липеску, накатывая его за правильные ответы.
"Могут ли роботы жульничать? - подумал Бользано. - Способны ли они на
злонамеренность?" Ни один из роботов, с которыми ему доводилось
сталкиваться, не мог реагировать подобным образом. Впрочем, этот робот
мало походил на других.
Сгорбившись, Бользано долго сидел в кабине корабля. Искушение
стартовать с орбиты и отправиться домой, хоть и без добычи, но живым, не
давало покоя. Но сокровища манили... Какой-то самоубийственный инстинкт
заставлял медлить. Словно сирена, робот зазывал его вниз.
"Должен же быть какой-нибудь способ заставить робота повиноваться!" -
подумал Бользано, направляя свой маленький корабль к широкой пустой
равнине. Идея с компьютером была хороша во всех отношениях, кроме одного -
она не сработала. Точно никто ничего не знал, но считалось, что люди
погибали, когда после нескольких верных ответов в конце концов отвечали
неправильно. Липеску же ответил правильно на все вопросы. И тем не менее
он тоже мертв. Вряд ли для робота отношение квадрата гипотенузы к сумме
квадратов катетов было иным, чем для Липеску.
Какой же метод сработает?
Тяжело шагая, он двигался по равнине, приближаясь к воротам и их
хранителю. И пока он шел, в его мозгу зародилась идея.
Он знал, что осужден на смерть собственной алчностью и только живость
ума может спасти его от судьбы, постигшей Липеску. Обычная рациональность
ему не поможет. Одиссеево хитроумие - единственный путь к спасению.
Бользано приблизился к роботу. Вокруг валялись кости, а рядом с ним в
луже крови лежало тело Липеску. На огромной бездыханной груди покоился
компьютер, но Бользано сдержался: лучше обойтись без него. И чтобы зрелище
искалеченного тела Липеску не нарушало холодного течения его мыслей, он
отвернулся.
Наконец, Бользано решился, но робот не проявлял к нему никакого
интереса.
- Отойди, - сказал Бользано. - Я пришел за сокровищем.
- Тебе придется доказать свое право на него.
- Что я должен сделать?
- Представить истину, - сказал робот. - Открыть душу.
Продемонстрировать понимание.
- Я готов.
Робот предложил первый вопрос:
- Как называется выделительный механизм почки у позвоночных?
Бользано задумался. О сути вопроса он не имел ни малейшего понятия.
Компьютер мог бы ему подсказать, но он на груди поверженного Липеску. Да и
не в этом дело. Робот хочет истину, душу и понимание, а все эти вещи
далеко не всегда заключены в информации. Липеску уже предлагал информацию,
и теперь он мертв.
- Лягушка в пруду кричит лазурным голосом, - сказал Бользано.
Наступило молчание. Бользано следил за роботом, ожидая, что вот-вот
отойдет панель на его брюхе и нечто блестящее и гибкое разрежет его
пополам.
- Во время Войны Собак на Вандервере-9, - сказал наконец робот, -
обороняющиеся колонисты выработали тридцать восемь догм неповиновения.
Процитируй третью, девятую, двадцать вторую и тридцать пятую.
Бользано снова задумался. Перед ним стоял чужой робот, творение
неизвестных мастеров. Как работал мозг его создателей? Уважали ли они
знания? Ценили ли они факты ради самих фактов? Или робот считает
информацию бессмысленной и признает только нелогические процессы, такие,
как вдохновение? Липеску был логичен. Теперь он лежит разрезанный пополам.
- Живительно и освежающе действие боли, - ответил Бользано.
- Монастырь Квайзон, - произнес робот, - был осажден 3 апреля 1582 года
солдатами Ода Нобунага. Какие мудрые слова изрек аббат?
Бользано отреагировал легко и быстро:
- Одиннадцать, сорок один, слон, объемистый. - Последнее слово
вырвалось у него невольно. Слоны действительно бывают объемисты. Вдруг это
окажется фатальной ошибкой?
Робот, похоже, не заметил оплошности. Громко и гулко он задал следующий
вопрос:
- Каков процент кислорода в атмосфере Мулдонара-7?
- Клевета скора на расправу.
Робот странно загудел и, лязгая широкими гусеницами, откатился на шесть
футов влево. Вход в сокровищницу был свободен.
- Можешь войти, - сказал он.
Сердце Бользано подскочило. Он выиграл! Он получает приз!
Все остальные проиграли, самый последний из них меньше часа назад, и их
кости белеют на равнине у входа. Они пытались состязаться с роботом,
иногда давая правильные ответы, иногда нет, и все они мертвы. А он,
Бользано, жив!
Произошло чудо. Удача? Хитрость? Видимо, свою роль сыграло и то и
другое. Он сам видел, как человек дал восемнадцать правильных ответов и
умер. Значит, точность их не имеет для робота значения. А что же тогда?
Душа. Понимание. Истина.
Очевидно, в случайных ответах может быть и то, и другое, и третье. Где
не помогало честное стремление, помогла насмешка. Он поставил свою жизнь
на бессмыслицу и сорвал главный приз.
Шатаясь, Бользано двинулся вперед, в хранилище. Даже при такой
маленькой силе тяжести ноги его, казалось, налились свинцом. Напряжение не
оставляло его, и он опустился на колени посреди сокровищ.
То, что зафиксировали пленки, и близко не могло сравниться с
великолепием того, что лежало вокруг. В восхищении глядел Бользано на
крошечный диск размером не больше человеческого глаза, на котором мириады
спиральных линий свивались и изгибались в узорах редкостной красоты. Он
задержал дыхание, всхлипывая от пронзившего его ощущения великолепия,
когда на глаза ему попался сияющий мраморный шпиль, изогнутый таинственным
образом. Тут жук из какого-то матового материала, покоящийся на пьедестале
из желтого нефрита. Там ослепительная ткань с флуоресцирующим рисунком. А
там... А вот там... А еще здесь...
Вселенная стоит меньше...
Придется не один раз сходить туда-сюда, прежде чем удастся перенести
все на борт корабля. Может, посадить корабль поближе к хранилищу? А вдруг,
выйдя наружу, он потеряет приобретенное право на вход? Вдруг придется
снова добиваться этой победы? И примет ли робот его ответы так же охотно
на этот раз?
Придется рискнуть, решил Бользано. Его живой ум тут же выработал план.
Он возьмет с собой дюжину - нет, две дюжины - самых прекрасных изделий,
столько, сколько сможет унести, не особенно затрудняясь, и вернется на
корабль. Затем поднимет его и посадит рядом с воротами. Если робот не
пустит его во второй раз, он просто улетит, прихватив то, что смог
вынести. Зачем лишний раз рисковать? А когда он продаст свою добычу и у
него снова кончатся деньги, всегда можно будет вернуться и попытаться
войти еще раз. В том, что за время его отсутствия никто не украдет
сокровища, он не сомневался.
А теперь главное выбрать...
Согнувшись, Бользано принялся отбирать предметы помельче, которые легче
будет продать. Мраморный шпиль? Слишком велик. А вот диск со спиралями
обязательно, и жука, конечно, и эту маленькую статуэтку в пастельных
тонах, и камеи с изображениями сцен, которых никогда не видел человеческий
глаз, и это, и это, и это...
Пульс его участился. Взволнованно забилось сердце. Он представил, как
путешествует от планеты к планете, предлагая свой товар. Коллекционеры,
музеи, представители правительств, отталкивая друг друга, рвутся к его
призам. Он заставит их довести предложения до миллионных сумм и только
потом продаст. И, конечно же, оставит себе один-два сувенира, а может, три
или четыре - на память об этом его величайшем приключении.
А когда-нибудь, когда богатство наскучит ему, он вернется и вступит в
состязание вновь. И пусть робот спрашивает, он будет отвечать глупости
наугад, демонстрируя свое понимание того, что знание - дутая ценность, и
робот снова пропустит его в сокровищницу...
Бользано поднялся, осторожно прижимая к груди выбранные предметы, и
пошел к воротам.
Все то время, пока Бользано грабил сокровищницу, робот стоял без
движения, не проявляя никакого интереса. Но когда Бользано прошел мимо, он
спросил:
- Почему ты выбрал именно эти вещи? Зачем они тебе?
Бользано улыбнулся и беззаботно ответил:
- Я взял их, потому что они красивы. Разве может быть лучшее
объяснение?
- Нет, - ответил робот, и панель на его черном туловище скользнула в
сторону.
Слишком поздно Бользано понял, что испытание еще не закончилось и робот
задал вопрос не из праздного любопытства. Но на этот раз ответ его был
прямым и логичным.
Он успел вскрикнуть, увидев устремившееся к нему яркое сияние.
Смерть наступила мгновенно.