Обратная сторона победы., То,что никогда не напишут в учебниках.

Женщины на войне: правда, о которой не принято говорить.

«Доченька, я тебе собрала узелок. Уходи… Уходи… У тебя еще две младших сестры растут. Кто их замуж возьмет? Все знают, что ты четыре года была на фронте, с мужчинами…». Правда про женщин на войне, о которой не писали в газетах…

Воспоминания женщин-ветеранов из книги Светланы Алексиевич:

«Один раз ночью разведку боем на участке нашего полка вела целая рота. К рассвету она отошла, а с нейтральной полосы послышался стон. Остался раненый. «Не ходи, убьют, — не пускали меня бойцы, — видишь, уже светает». Не послушалась, поползла. Нашла раненого, тащила его восемь часов, привязав ремнем за руку. Приволокла живого. Командир узнал, объявил сгоряча пять суток ареста за самовольную отлучку. А заместитель командира полка отреагировал по-другому: «Заслуживает награды». В девятнадцать лет у меня была медаль «За отвагу». В девятнадцать лет поседела. В девятнадцать лет в последнем бою были прострелены оба легких, вторая пуля прошла между двух позвонков. Парализовало ноги… И меня посчитали убитой… В девятнадцать лет… У меня внучка сейчас такая. Смотрю на нее — и не верю. Дите!»

«У меня было ночное дежурство… Зашла в палату тяжелораненых. Лежит капитан… Врачи предупредили меня перед дежурством, что ночью он умрет… Не дотянет до утра… Спрашиваю его: «Ну, как? Чем тебе помочь?» Никогда не забуду… Он вдруг улыбнулся, такая светлая улыбка на измученном лице: «Расстегни халат… Покажи мне свою грудь… Я давно не видел жену…» Мне стало стыдно, я что-то там ему отвечала. Ушла и вернулась через час. Он лежит мертвый. И та улыбка у него на лице…»

«И когда он появился третий раз, это же одно мгновенье — то появится, то скроется, — я решила стрелять. Решилась, и вдруг такая мысль мелькнула: это же человек, хоть он враг, но человек, и у меня как-то начали дрожать руки, по всему телу пошла дрожь, озноб. Какой-то страх… Ко мне иногда во сне и сейчас возвращается это ощущение… После фанерных мишеней стрелять в живого человека было трудно. Я же его вижу в оптический прицел, хорошо вижу. Как будто он близко… И внутри у меня что-то противится… Что-то не дает, не могу решиться. Но я взяла себя в руки, нажала спусковой крючок… Не сразу у нас получилось. Не женское это дело — ненавидеть и убивать. Не наше… Надо было себя убеждать. Уговаривать…»

«И девчонки рвались на фронт добровольно, а трус сам воевать не пойдет. Это были смелые, необыкновенные девчонки. Есть статистика: потери среди медиков переднего края занимали второе место после потерь в стрелковых батальонах. В пехоте. Что такое, например, вытащить раненого с поля боя? Мы поднялись в атаку, а нас давай косить из пулемета. И батальона не стало. Все лежали. Они не были все убиты, много раненых. Немцы бьют, огня не прекращают. Совсем неожиданно для всех из траншеи выскакивает сначала одна девчонка, потом — вторая, третья… Они стали перевязывать и оттаскивать раненых, даже немцы на какое-то время онемели от изумления. К часам десяти вечера все девчонки были тяжело ранены, а каждая спасла максимум два-три человека. Награждали их скупо, в начале войны наградами не разбрасывались. Вытащить раненого надо было вместе с его личным оружием. Первый вопрос в медсанбате: где оружие? В начале войны его не хватало. Винтовку, автомат, пулемет — это тоже надо было тащить. В сорок первом был издан приказ номер двести восемьдесят один о представлении к награждению за спасение жизни солдат: за пятнадцать тяжелораненых, вынесенных с поля боя вместе с личным оружием — медаль «За боевые заслуги», за спасение двадцати пяти человек — орден Красной Звезды, за спасение сорока — орден Красного Знамени, за спасение восьмидесяти — орден Ленина. А я вам описал, что значило спасти в бою хотя бы одного… Из-под пуль…»

«Что в наших душах творилось, таких людей, какими мы были тогда, наверное, больше никогда не будет. Никогда! Таких наивных и таких искренних. С такой верой! Когда знамя получил наш командир полка и дал команду: «Полк, под знамя! На колени!», все мы почувствовали себя счастливыми. Стоим и плачем, у каждой слезы на глазах. Вы сейчас не поверите, у меня от этого потрясения весь мой организм напрягся, моя болезнь, а я заболела «куриной слепотой», это у меня от недоедания, от нервного переутомления случилось, так вот, моя куриная слепота прошла. Понимаете, я на другой день была здорова, я выздоровела, вот через такое потрясение всей души…»

«Меня ураганной волной отбросило к кирпичной стене. Потеряла сознание… Когда пришла в себя, был уже вечер. Подняла голову, попробовала сжать пальцы — вроде двигаются, еле-еле продрала левый глаз и пошла в отделение, вся в крови. В коридоре встречаю нашу старшую сестру, она не узнала меня, спросила: «Кто вы? Откуда?» Подошла ближе, ахнула и говорит: «Где тебя так долго носило, Ксеня? Раненые голодные, а тебя нет». Быстро перевязали голову, левую руку выше локтя, и я пошла получать ужин. В глазах темнело, пот лился градом. Стала раздавать ужин, упала. Привели в сознание, и только слышится: «Скорей! Быстрей!» И опять — «Скорей! Быстрей!» Через несколько дней у меня еще брали для тяжелораненых кровь».

«Мы же молоденькие совсем на фронт пошли. Девочки. Я за войну даже подросла. Мама дома померила… Я подросла на десять сантиметров…»

«Организовали курсы медсестер, и отец отвел нас с сестрой туда. Мне — пятнадцать лет, а сестре — четырнадцать. Он говорил: «Это все, что я могу отдать для победы. Моих девочек…» Другой мысли тогда не было. Через год я попала на фронт…»

«У нашей матери не было сыновей… А когда Сталинград был осажден, добровольно пошли на фронт. Все вместе. Вся семья: мама и пять дочерей, а отец к этому времени уже воевал…»

«Меня мобилизовали, я была врач. Я уехала с чувством долга. А мой папа был счастлив, что дочь на фронте. Защищает Родину. Папа шел в военкомат рано утром. Он шел получать мой аттестат и шел рано утром специально, чтобы все в деревне видели, что дочь у него на фронте…»

«Помню, отпустили меня в увольнение. Прежде чем пойти к тете, я зашла в магазин. До войны страшно любила конфеты. Говорю:
— Дайте мне конфет.
Продавщица смотрит на меня, как на сумасшедшую. Я не понимала: что такое — карточки, что такое — блокада? Все люди в очереди повернулись ко мне, а у меня винтовка больше, чем я. Когда нам их выдали, я посмотрела и думаю: «Когда я дорасту до этой винтовки?» И все вдруг стали просить, вся очередь:
— Дайте ей конфет. Вырежьте у нас талоны.
И мне дали».

«И у меня впервые в жизни случилось… Наше… Женское… Увидела я у себя кровь, как заору:
— Меня ранило…
В разведке с нами был фельдшер, уже пожилой мужчина. Он ко мне:
— Куда ранило?
— Не знаю куда… Но кровь…
Мне он, как отец, все рассказал… Я ходила в разведку после войны лет пятнадцать. Каждую ночь. И сны такие: то у меня автомат отказал, то нас окружили. Просыпаешься — зубы скрипят. Вспоминаешь — где ты? Там или здесь?»

«Уезжала я на фронт материалисткой. Атеисткой. Хорошей советской школьницей уехала, которую хорошо учили. А там… Там я стала молиться… Я всегда молилась перед боем, читала свои молитвы. Слова простые… Мои слова… Смысл один, чтобы я вернулась к маме и папе. Настоящих молитв я не знала, и не читала Библию. Никто не видел, как я молилась. Я — тайно. Украдкой молилась. Осторожно. Потому что… Мы были тогда другие, тогда жили другие люди. Вы — понимаете?»

«Формы на нас нельзя было напастись: всегда в крови. Мой первый раненый — старший лейтенант Белов, мой последний раненый — Сергей Петрович Трофимов, сержант минометного взвода. В семидесятом году он приезжал ко мне в гости, и дочерям я показала его раненую голову, на которой и сейчас большой шрам. Всего из-под огня я вынесла четыреста восемьдесят одного раненого. Кто-то из журналистов подсчитал: целый стрелковый батальон… Таскали на себе мужчин, в два-три раза тяжелее нас. А раненые они еще тяжелее. Его самого тащишь и его оружие, а на нем еще шинель, сапоги. Взвалишь на себя восемьдесят килограммов и тащишь. Сбросишь… Идешь за следующим, и опять семьдесят-восемьдесят килограммов… И так раз пять-шесть за одну атаку. А в тебе самой сорок восемь килограммов — балетный вес. Сейчас уже не верится…»

«Я потом стала командиром отделения. Все отделение из молодых мальчишек. Мы целый день на катере. Катер небольшой, там нет никаких гальюнов. Ребятам по необходимости можно через борт, и все. Ну, а как мне? Пару раз я до того дотерпелась, что прыгнула прямо за борт и плаваю. Они кричат: «Старшина за бортом!» Вытащат. Вот такая элементарная мелочь… Но какая это мелочь? Я потом лечилась…

«Вернулась с войны седая. Двадцать один год, а я вся беленькая. У меня тяжелое ранение было, контузия, я плохо слышала на одно ухо. Мама меня встретила словами: «Я верила, что ты придешь. Я за тебя молилась день и ночь». Брат на фронте погиб. Она плакала: «Одинаково теперь — рожай девочек или мальчиков».

«А я другое скажу… Самое страшное для меня на войне — носить мужские трусы. Вот это было страшно. И это мне как-то… Я не выражусь… Ну, во-первых, очень некрасиво… Ты на войне, собираешься умереть за Родину, а на тебе мужские трусы. В общем, ты выглядишь смешно. Нелепо. Мужские трусы тогда носили длинные. Широкие. Шили из сатина. Десять девочек в нашей землянке, и все они в мужских трусах. О, Боже мой! Зимой и летом. Четыре года… Перешли советскую границу… Добивали, как говорил на политзанятиях наш комиссар, зверя в его собственной берлоге. Возле первой польской деревни нас переодели, выдали новое обмундирование и… И! И! И! Привезли в первый раз женские трусы и бюстгальтеры. За всю войну в первый раз. Ха-а-а… Ну, понятно… Мы увидели нормальное женское белье… Почему не смеешься? Плачешь… Ну, почему?»

«В восемнадцать лет на Курской Дуге меня наградили медалью «За боевые заслуги» и орденом Красной Звезды, в девятнадцать лет — орденом Отечественной войны второй степени. Когда прибывало новое пополнение, ребята были все молодые, конечно, они удивлялись. Им тоже по восемнадцать-девятнадцать лет, и они с насмешкой спрашивали: «А за что ты получила свои медали?» или «А была ли ты в бою?» Пристают с шуточками: «А пули пробивают броню танка?» Одного такого я потом перевязывала на поле боя, под обстрелом, я и фамилию его запомнила — Щеголеватых. У него была перебита нога. Я ему шину накладываю, а он у меня прощения просит: «Сестричка, прости, что я тебя тогда обидел…»

Не верю я в эти истории (в начале темы). Хрень какаято понаписана, чтобы негативные эмоции вызвать и очернить наших воинов.

Это сообщение отредактировал Viniamin - 14.05.2015 - 11:12

Прошло 70 лет, и теперь "патриотическая" алкашня с ягой и пивом орет "подавайте нам сюда свою Америку, мы им покажем, как наши деды показали"... И не объяснишь им, что война - страшно. Один вон писал "я сто лет в армии отслужил и еще воевать за Путина пойду!" - вояка грозный, а на мать, жену - насрать, пусть здохнут, лишь бы повоевал мальчонка.

Интересно, а что ТС про Донбасс не пишет?

у меня дед с Украины, Донбасс, небольшая деревня. Так русские когда гнали немцев, с артиллерии херачили так по деревне, что пиздец. И им было похуй, что там мирные. Дед, один немец, и сестра деда спрятались в погреб, в него уебал снаряд. Так откопали деда немцы. Он один остался жив, тк немец с ним в погребе и сестра погибли. Вот такая вот война.

Как то одновременно на разных ресурсах вспомнили эту книгу...Либерасты...
Это война.

Почитал комментарии. Много сейчас показной героики. Оно правильно, нужно для воспитания молодых. Но! Как быть с оборотной стороной войны? Страшной, мерзкой. Чем меньше мы об этом знаем, тем легче скатиться к новой.

Мерзко. Жутко. Противно. Но это реальность. Изнанка Победы...

Хуле, ты еще скажи, что они специально целились по твоему деду.
Немцы молодцы, что прятались в деревне с мирным населением, используя их в качестве живого щита

Это сообщение отредактировал АГСчик - 14.05.2015 - 15:03

Дед разведчик был, ничего не рассказывал, а я и не спрашивал, было ясно что такое вспоминать не хочется

война - это всегда очень жестоко. и люди, которые участвовали в войне зачастую зверели даже если до войны были паиньками. и чтобы утолить своё звериное нутро часто шли на страшные поступки. и такие были со обоих сторон линии фронта. не дай Бог, чтобы что-то подобное второй мировой повторилось снова...

Война -- самое страшное и сложное испытание, которое только может выпасть на долю человека, особенно самая жестокая и тяжелая -- Великая Отечественная... Сложно представить, каким грузом и ударом она была для нашего мирного населения... в годину таких испытаний любой человек предъявляет миру и самому себе, кто он есть на самом деле: кто-то готов убить/предать соседа или боевого товарища, кто-то готов ценой своей жизни спасать других, кто-то малодушествует и сдается, кто-то сходит с ума, кто-то борется до конца, превозмогая пределы человеческих сил... Так было всегда, и так всегда будет... Нет удивительного в том, что самая жестокая и страшная война в истории человечества, война на уничтожение восточно-славянских народов, явила массовые примеры предательства, жестокости, безчеловечности ... Удивительно то, что при этом наши деды, пройдя все эти испытания, не только победили, но и сохранили душевность и человечность не смотря ни на что... Да, я согласен, что было насилие и жестокость со стороны советских солдат на германской территории, но оно не было нормой, было не массовым и строго каралось как военное преступление... Так что некоторые случаи мести и жестокости бойцов Красной армии не идут ни в какое сравнение с официальным, преднамеренным, массовым, планомерным и целенаправленным уничтожением советских людей гитлеровцами в годы ВОВ... Многие мирные граждане Германии боялись справедливого возмездия за миллионы жертв населения СССР, боялись, что с ними поступят так же, как германские захватчики вели себя на оккупированных территориях СССР, но наши войска ТАКОГО СЕБЕ НЕ ПОЗВОЛИЛИ... ТАК ЧТО НЕ НАДО БРОСАТЬ ТЕНЬ НА НАШ НАРОД-ПОБЕДИТЕЛЬ, НАРОД-ОСВОБОДИТЕЛЬ ЕВРОПЫ. С ДНЕМ ПОБЕДЫ!

Это сообщение отредактировал ProFFian - 14.05.2015 - 17:30

В любом случае насилие порождает насилие,а автору советую изучить историю Молодой Гвардии."Человеколюбие" как рукой снимет.

Ай, напишу....

Я верю в бессмертие душ

Я верю, что у души есть память о прошлых жизнях

Некоторое время назад судьба свела меня с женщиной, которая точно знает что это так...

А ещё она мне объяснила, что именно памятью души объясняются такие явления как "неосознанные чувства": страх, боль, гнев, вина и т.п. Вроде живём неплохо и боли нет особой и боятся нечего... а иногда так больно, а иногда страшно аж до жути... а вина? Она мне сказала, что именно неосознанную вину люди глушат алкоголем и трудом. Не зря психуяторы говорят, что алкоголик, что трудоголик...

А ещё в какой-то статье было написано, что сейчас живёт много душ, погибших во 2 мировой войне. А тётушка объяснила мне, что они пришли избавится от негативных программ, отработать их...

Например неосознанный страх приводит к ожирению: мозг отдаёт команду "страх" и тело жрёт, обволакивая себя жиром - строит бастион... Мир неотвратимо жиреет...

А неосознанная вина - обычно честные и трудолюбивые, правильные и добрые люди заболевают онкологией, наверняка сталкивались... Может права тётушка и это вина за совершённые на войне убийства, пусть и "Во имя..."

Сейчас человечество проходит тест: снова активизировался фашизм и я верю, что от мыслей и поступков каждого зависит многое, а именно - будущее.

Не претендую на правду, но это хоть какое-то объяснение происходящему...

PS: "повторяют" обычно те, кто не "прошёл тест" с первого раза. Каждый из нас должен сделать свои выводы! Правильные выводы...

Это сообщение отредактировал NewLegenda - 14.05.2015 - 20:07

Радует подавляющее преимущество вменяемых комментариев.
Радует и даёт надежду, что не всё потеряно в России, что историю нашу не переписать никому.
Вечная память героям.
****************
"Идеалистам":
Война, это, в первую очередь, грязь и ужас.
Именно в военное время всплывает "человеческая пена".
Самое страшное, что происходит с человеком - он привыкает убивать...

Хорошая позиция. Удобная. Я - не я, корова не моя. До вас такие же "задетые" давали другим почитать Солженицына и самиздат. Аналогия ясна?

Да нет, война всегда-грязьговнокишкираспидорасило. Просто об этом не распространяются. Да, пожалуй, и не надо. Знать об этом вредно, как подрастающему поколению, так и труженикам тыла. Именно для них проводится вся накачка патриотизма. Мой дед попал в плен в 42-м,оказался в "Дахау", 4-е побега, ловили по показаниям поляков. После 4-го побега- переведён в"Освенцим", 2-а побега. На момент пленения было16-ть лет. Ничего не рассказывал, хотя дошёл до Берлина. Видимо "гордиться" было чем. Не осуждаю, ВЕЧНАЯ ПАМЯТЬ ГЕРОЯМ!!! А политики, суть, грязные шлюхи, играющие на сиюминутных страстях избирателей. И если есть понятие"Соль нации", то они-"Говно нации". Более того, это"Редкое Говно"! Кто их выбирает? Почему слуги (депутаты) живут намного лучше хозяев(народа)??? Вопрос вопросов. Война честнее! Там есть Враг! А как обозвать Врагом пиздабола, вещающего о своей неподкупоности, тут-же набивающего свой счёт деньгами? Они все как на побор-светочи борьбы с коррупцией, т.е. с собой.

Это хуета диссидентская, ТС нашел чан с говном, вылитый на советский народ в 80-90-е и закинул ковшик этого говна в настоящее, к 70-ю Великой Победы.

Теперь я понимаю почему боевые ветераны немногословны о войне. Такое словами не передать, да и вспоминать лишний раз не стоит.

Блокадный Ленинград... Конфеты... И да, длина винтовки Мосина (самая распространенная) - 1 306 мм без штыка, который носится отдельно. С ростом в 1м 30см на фронт?

Моего деда по оттцу расстреляли бойцы из загад.отряда , показательно перед ротой подчиненных , за то что отказался вести солдат через минное поле.
На деда по матери в 43-м похоронка пришла , сгорел в танке(механик-водитель).
В 45-м вернулся,оказалось один выжил контуженный неделю по лесу ходил пока на партизанский отряд Ковпака не наткнулся. Много чего рассказывал страшного...
Дед друга погиб 9 мая 45-го в Берлине...
Нахуячился водки на радостях и разбился пьяный на трофейном мотоцикле.
Считаю что мы и наши дети дожны иметь правильное представление о войне,нет в ней ни какой романтики.

Вот это жесть, от которой все сжалось в груди.
Очень страшный и эмоционально сильный эпизод войны, который почему-то ни один режиссер не использовал в фильме.

Как представил себе:
...Глубокая осень, уже который день строит дождливая, промозглая погода. Кругом глухой лес. Партизанский отряд скрывается в болотах от карателей СС, которых специально прислали на операцию по их уничтожению.
Вот партизаны так и стоят кто по колени, кто по пояс в студеной, грязной болотной воде уже несколько дней. Почти все простужены, измождены, разрываются, тот тут то там, надсадным кашлем, который заглушают, уткнувшись лицом в бушлат и стиснув ткань зубами. Со стороны кажеться, что такого человека беззвучно сотрясают судороги. Все это делается, для того чтобы не произвести лишнего шума.

После того как в прошлый раз попали в засаду, было потеряно очень много людей, еще больше раненых. Ранения разной степени, их много. Самым тяжелым отведены сухие болотные кочки, которых тут немного. Они уложены на них и укрыты хвойными лапками. Все остальные стоят в воде. Вон, стоит в воде боец, у которого в прошлом бою пулей была перебита голень. Грязными тряпками, все чем было, рану перемотали, но толку. Нет медикаментов, давно закончились. И поэтому в ноге уже началась гангрена. Этот боец стоит в болотной воде, его тело бьет мелкая дрожь, его знобит. Сколько он еще протянет? Эту ногу он держит поверх воды, положив ее на торчащий из воды ствол поваленного дерева. С боков, под руки его поддерживают товарищи.

Люди умирают. Кто от ранений, кто сгорает от воспаления и горячки. За два дня уже потеряли троих. Их молча оттаскивают на самое топкое место и закрыв, укутав тела их же плащами, шестами отталкивают на самую середину.
Никто не плачет, все слезы уже выплаканы, все эмоции выстраданны. В этом бесконечном, холоде, голоде, постоянных испытаниях, лишениях и страданиях, люди превратились в полу роботов. Лишь только безвучно скользнут нервные желваки по впалым, заросшим щетиной щекам, когда видят как тела ихних вчерашних товарищей медленно забирает, поглощает болотная топь.
Командир запретил разводить костер, не говоря уже о табаке. Едят, всухомятку, растягивая, экономя крошки за крошками.

Все напряженно молчат, стоит гнетущая тишина, разве что изредка шепотом перекинуться между собой парой фраз, или старшой даст очередное указание.
Но посреди этой гнетущей тишины то и дело раздается детский плач. Это Надя, которые в свои 23 года уже выглядит поседевшей 50-летней старухой, со своим двухнедельным младенцем, также стоит по пояс в воде. Эту девушку еще беременную, единственную выжившую, случайно спасли из соседней деревни, которую дотла сожгли фашисты. Так и взяли в отряд.
Она безуспешно качает, убаюкивает, пытается вложить свою пустую, высохшую грудь в голодный ротик ребенка. Но плачь ребенка раздается вновь и вновь...

И тут, в далеке посышался гул моторов 251-х бронетранспортеров, который начал постепенно нарастасть. Все в отряде напряглись, как по команде стали занимать укромные места, приготовили оружие, защелкали затворы.
Вот моторы заглохли, а следом сквозь чащу леса послышался лай собак.

"По нашу душу, итиху мать"- тихо выругался дед, снимая с плеча винтовку и прилаживая к торчащему остову деревца. "Но живыми, сукины дети, не возьмете".

"Всем сидеть тихо! Огоня не открывать! Только по моей команде!" - приказал командир.
Собачий лай все приближался, вот уже стали слышны немецкие голоса, их гортанные команды.
А плачь ребенка все продолжался и продолжался, который в этой напряженной, гнетущей тишине уже звенел, казался громоподобным.

Все понимали, в чему идет развязка, но никто не посмел и слова сказать, никто даже не посмотрел, не обернулся на девушку. Надя лишь поймала мимолетный взгляд командира и все поняла, что им всем сейчас тут будет конец.
Вдруг, она вся обмякла. Еще мгновения задержавшись, молча и отрешенно, смотря своими безумными глазами куда-то вдаль, автоматически опустила свой сверток под воду. Плачь оборвался.

(На той стороне, разговор на немецком).

-"Я кажеться что-то слышал".
-"Что-ты слышал?"
- "Послышалось как детский плачь"
- "Я ничего не слышу. Уве, какой может быть детский плачь в этом месте, там гиблые болота, может быть это был крик птицы или животного?"
- Мы ищем этих чертовых партизан, скитаемся по лесам уже который день, они как сквозь землю провалились, шайзе.
- "Так где ты слышал?"
- "Вон в том направлении".
- "На всякий случай дам туда пару очередей".
Фриц, встал на пригорок и с бедра полоснул лес несколькими очередями из своего МП-40, опустошив два рожка магазинов.

(на нашей стороне)
Партизаны выжидали в воде, когда в лесу, недалеко, застрекотал автомат и над их головами тонко засвистели пули. Некоторые из них вонзались в воду, вышибая фонтанчики брызг. Вот случайная пуля ударила прямо в грудь одного бойца, и он с безвучно открытым ртом, повалился на спину. Еще нескольких слегка задело. Но ответного огня так никто и не открыл...

Позже, когда немцы ушли, в поднявшейся суете и разборке никто не обратил внимания куда подевалась Надя. Она все время так и безмолвно стояла с опущенными в воду руками, отрешенно глядя куда-то своим безумным, немигающим взглядом. Потом, прижала сверток к своей груди, медленно сняла с головы платок, обнажив копну длинных волос, обвернула им свою драгоценную ношу и тихо шепча колыбельную, своими потрескавшимися губами, побрела вглубь леса. Позже, на следующее утро, ее нашли в лесу, повесившейся на деревце, рядом с ней был небольшой холмик землицы, могилка, которую она вырыла своими руками...


Это сообщение отредактировал pav10 - 27.05.2015 - 09:33

Именно так.
Любая война (даже которая священная) - грязь, кровь и дерьмо. На то и война...
Но жизнь - реальная жизнь - зачастую и есть выбор между сортами дерьма...

Самое страшное даже не в том, что люди массово привыкают убивать. А в том, что привыкают к простейшим решениям. При этом планка падает очень низко? Убить? Да без проблем... Убьют? Однова живём...

И тем не менее: как показывает история - без войн НЕ ОБОЙТИСЬ...
Не хочешь кормить свою армию - будешь кормить... нет, не чужую... Теперь - скорее всего червей будешь кормить.

Лучше бы я этого не читал... где про дитей.
Вот серьёзно - лучше бы не знал, как воочию увидел.

Какие то садистские наклонности в материале ТС про издевательства. Наверняка какой то вброс.
Я думаю на войне нормальному человеку не до извращений. Уничтожил противника и пошёл дальше, на врага, а издевательства всякие это чикатильшина, дегенератство.
Мой дед отцу разсказывал не знаю в каком это году было (естественно 2 ВОВ), но под Ленинградом, приходит вечером пополнение полтора тысяча человек, а к обеду на следующий день с человек десять вернётся, а хоронить не кого, а вернее нечего, мясорубка, танки бомбёжка уж в земле лежат....