...Когда я умолк, обессиленный и опустошенный, Дзю поворочался за поясом и
расслабился.
– Когда я был молодым и гораздо более умным, чем сейчас, – ни к кому не
обращаясь, сообщил он, – я мечтал о ножнах. Были одни такие ножны, с бахромой по
ободку. Спать не мог – все эти ножны снились. И тогда один старый шут, нож Бечак
иль-Карс, предложил мне рассказать ему о моих вожделенных ножнах. Только
подробно и не упуская ни одной детали... И я рассказал. А потом снова увидел эти
ножны. Ножны как ножны, ничего особенного... Очарование ушло. Когда любишь,
невозможно рассказать, за что любишь... а если возможно – то это уже не любовь.
Чэн, Единорог – гляньте в щелку: эти спицы Мэйлань-го и их Юнъэр не видны ли?
И мы глянули. И увидели Эмейских спиц и госпожу Юнъэр, с кем-то
разговаривающих. И еще увидели накрытые столы, входящих гостей... все, как
обычно. И снова – Эмейские спицы. И снова Юнъэр Мэйланьская.
И – ничего. Сизый дым над жаровней. Потрясение ушло. Обаятельные
сестры-Блистающие, милая и умная женщина... ну и?.. ну и не более того.
– Ты жесток, Дзю, – тихо сказал я.
– Спасибо, Дзю, – тихо сказал Чэн.
– Ты жесток, Дзю, – тихо сказали мы. – Спасибо.
– Не за что, – буркнул Обломок.
И добавил:
– Я – шут. А шуты добрыми не бывают.