238
Есть у нас в детском саду одна манюня, Анфиска, у нас шкафчики по соседству.
Ну, шкафчиками там дело не ограничивается, они ещё и спят рядышком. Короче, такие, постельно-шкафчиковые отношения.
Впрочем, речь не об этом. Не об отношениях.
Так вот, у этой манюни, у Анфиски, у неё два папы. Папа Эрик и папа Виталик. Они водят её в сад по очереди. Она их так и называет: папа Эрик и папа Виталик.
Хорошо. Чем больше пап, тем лучше. Ведь это впрямую влияет на количество подарков. У некоторых ни одного, а у Анфиски два. Пусть.
Распределение пап по планете вообще весьма неравномерно. То густо то пусто. Очень часто так бывает, что пап два. Или ни одного. У Анфиски вот два, что ж такого?
Другое дело, что и мам у Анфиски тоже две. С одной стороны, при наличии двух пап, это вроде бы вполне нормально. А с другой стороны — весьма нетипично. Их зовут мама Света и мама Лена. Они тоже несут вахту по Анфискиной доставке наравне с папами. У них там какой-то сложный скользящий график, сутки на трое что ли. Причем если Анфискины папы резко отличаются друг от друга (один черненький, другой рыжий) и не вызывают проблем с идентификацией, то Анфискины мамы похожи как две капли воды, и я до сих пор теряюсь, кто сегодня дежурная мама, пока Анфиска не назовёт по имени.
Но всё таки чаще всего в сад Анфиску приводит бабушка. Не пугайтесь, бабушка всё время одна и та же. Хотя при том количестве родителей, которым господь наделил Анфиску, количество бабушек и дедушек я даже представить реально не берусь.
А реже всего Анфиску приводит дядя Серёжа. Дядя Серёжа это то ли друг, то ли водитель одного из пап. Кого конкретно я не знаю. Друговодитель — говорит Анфиска. Дядя Серёжа большой молчун. За все годы я не слышал от дяди Серёжи ни единого слова. С Анфиской он общается головой и ушами. Здоровается при встрече всем телом. Однажды он вернулся, что бы отдать забытую Анфиской игрушку. Встал в дверях группы. Ну, наконец-то, — подумал я. Вот сейчас дядя Серёжа произнесёт своё первое слово. И что он сделал? Он взял и громко хлопнул в ладоши. Все дети включая Анфиску конечно тут же обернулись.
При этом он точно не немой. Я однажды прекрасно слышал, как он материт водителя машины, перекрывшей ему выезд.
К такому количеству анфискиных близких родственников все давно привыкли, никаких проблем.
Впрочем, нет. Один раз было. Когда нам в группу пришла новая воспитательница, Анна Борисовна. Её так долго искали, так обрадовались когда нашли, что про количество Анфискиных родителей на радостях сообщить просто забыли. И вот мы в течение двух недель с удовольствием наблюдали, как постепенно вытягивается её лицо при появлении каждого нового Анфискиного папы или мамы. Когда вечером Анфиску забрала мама Лена, а с утра приводил дядя Серёжа, у Анны Борисовны начинал дёргаться левый глаз (потом ничего, прошло).
Короче, вот так.
Впрочем, речь не о мамах и папах всё таки, а речь про Анфиску.
Вот есть знаете, такое выражение, — хвост виляет собакой.
Так вот, этот хвост, Анфиска, она не просто виляет собакой. Нет. Она над этой «собакой» всячески издевается, измывается, мотает нервы, помыкает и гнусно глумится.
Эта маленькая козявка прекрасно владеет всеми приёмами самого мерзкого манипулирования.
Видимо, при всём кажущемся благополучии отношений, за внимание Анфиски между семьями идёт скрытая конкуренция. И она этим прекрасно пользуется.
Одевает её к примеру мама Лена, и тут Анфиска возмущенно кричит.
— Зачем ты шарфик под куртку завязала!!! Мама Света мне всегда завязывает сверху! Иначе я могу легко простудиться!
Глаза у мамы Лены делаются большими и испуганными, и она начинает судорожно перевязывать шарфик. Дальше с мамой Леной можно делать что угодно, она полностью деморализована. Я, наблюдая это, прекрасно знаю, что, во-первых, Анфиске глубоко наплевать как повязан у неё шарфик. А во-вторых отлично помню, что точно то же самое она вчера выговаривала маме Свете.
Или к примеру повязывает ей папа Виталик с утра бантики. Пыхтит и потеет, пытаясь ладошками каждая с анфискину голову справиться с тонкой паутиной волос и лент.
— Голубой слева, розовый справа! — радостно глумится Анфиска дождавшись, когда бантики будут наконец завязаны. — А ты как завязал?! Перевязывай давай! Что ты копаешься? Папа Эрик знаешь как бантики завязывает? Вжик, и всё! И курточку он вешает вон на тот крючок, а не на этот! Ты что бестолковый какой?
Папа Виталик скукоживается и начинает суетиться. У него дрожат руки и подбородок, на него неприятно смотреть.
Да я и не смотрю. Я когда наблюдаю все эти Анфискины прыжки и ужимки, у меня начинают чесаться руки. Маленькое чудовище. Я просто не представляю, как можно такое терпеть. Будь моя воля, эта шмакодявка на третий день ходила бы строем и честь отдавала. Уж что-что, а ставить на место маленьких мерзких промокашек меня хлебом не корми, только дай.
Заканчивается издевательство обычно всегда одинаково. Появляется Нина Пална.
— Анфиска?! Ну ты у меня допляшешься, коза-дереза! Ну-ка живо в группу!
Анфиска поджимает хвост и вся спесь слетает с неё как зонтики с одуванчика. У Нины Палны не забалуешь.
У нас сменилось много воспитателей, но нянечка Нина Пална незыблема, как Новый год. Нина Пална долго ни с кем не цацкается. Её боятся все. У неё даже кашу с комочками и рыбный суп все съедают с удовольствием и до дна (все-все, включая, мне кажется, даже заведующую детсадом). Для Анфискиных многочисленных родителей появление Нин Палны — как спасательный круг для тонущего. Они облегченно вздыхают и утирают пот со лба. Я думаю в душе они Нину Палну просто боготворят. Не знаю, что они без неё дома делают, как справляются с этим маленьким монстром.
Вот значит такие пироги с котятами. Такая вот есть у шкета любопытная подруга.
А тут, перед Новым годом как раз, собрались мы на новогоднее представление, в ледовый дворец.
Для компании позвали с собой приятеля, Генку. Что б не скучно. Договорились с его родителями.
Ну, всё обсудили, и я как раз должен был ехать за билетами. И вдруг шпана говорит — а давай Анфиска с нами тоже пойдёт?
— Нет!!! — быстро сказал я. — Нет, ни в коем случае!
Шпана расстроился. То есть он ничего конечно не сказал, нет так нет. Но огорчился.
Я не люблю, когда шпана огорчается. Точнее как? Больше всего в жизни я не люблю, когда шпана огорчается.
И я подумал. Да, может быть я недостаточно мужественный, и даже где-то малодушный человек. Но я пожил, хлебнул всякого, я служил в армии в конце концов, стоял в тридцатиградусный мороз на плацу, и однажды меня даже взаправду убили. Неужели я на самом деле боюсь остаться на три часа с какой-то пигалицей? Это ведь стыдно.
И я сказал — черт с тобой. Пусть будет Анфиска!
— Ура! — закричал шкет. Это на какое-то время примирило меня с неизбежным.
Кроме того, в душе я всё таки надеялся, что кто-то из её родителей пойдёт с нами. Двое взрослых лучше чем один. Я наивный человек, воспитанный на советских принципах добра и справедливости. Не подумал, что Анфискины родители значительно моложе и воспитаны на совсем других принципах.
— Отлично! — сказали они. — Просто здорово! Вы её из дому заберёте или нам её куда-то привезти?
В голосе звенела неподдельная радость от возможности хоть на три часа избавиться от домашнего тиранозавра. Я понял, помощи ждать неоткуда.
Ночью, накануне представления, мне приснился кошмар. Будто я, доведённый до отчаяния Анфискиными вывертами, беру её за ручки за ножки, раскручиваю над головой, и отпускаю. Она летит над ареной стадиона, над головами зрителей, и тряпошной куклой приземляется на противоположных трибунах. «Боже! Что я наделал!»- думаю я. А в это время над ареной, на этих огромных экранах, появляется глумливая Анфискина физиономия, и из громкоговорителей на весь стадион несётся её мерзкое «Ха-ха-ха! Кто ж так кидает? Вот мама Света!…»
Проснулся я в холодном поту.
И мы стали собираться.
К стадиону Анфиску привезла мама Лена. Они стояли возле машины и Анфиска привычно ей что-то выговаривала. По поводу своей прически, я так понял.
— У вас в машине тепло? — спросил я.
— Да нормально…
— Тогда может быть вы переоденете её тут? Там в фойе черт-те что творится. А в гардероб не пробиться совсем.
— Конечно! — сказала мама Лена и посмотрела на Анфиску.
— Я не хочу передеваться в машине! — вызывающе пискнула та и выпятила губу.
Тогда я присел и тихо сказал.
— Разве я спросил, что ты хочешь? У тебя четыре с половиной минуты. Не успеешь — поедешь домой. Всё, время пошло.
Анфиска нырнула в машину, а мама Лена стояла и смотрела на меня как на снежного человека.
— Четыре с половиной минуты. — повторил я
— Ой, извините! — спохватилась та и нырнула вслед за Анфиской.
Потом я завернул переодетого ребёнка в свою куртку, взял подмышку и оттарабанил в помещение. Представление начиналось.
Знаете что? Я повидал всяких детей. А я люблю наблюдать за различными шмакадявками.
Но послушайте! Мне ещё никогда, никогда в жизни не доводилось видеть такого послушного и спокойного ребёнка.
Она не капризничала, не гундела, и не перечила. Она ела сладкий поп-корн, хотя просила солёный. Без звука пила минералку вместо колы. Следила за мальчишками, пока я отлучался за снедью, и тихонько пересказывала мне пропущенные события на сцене. А в перерыве… Слушайте, а в перерыве, когда шпана ртутью перекатывалась по фойе, она просто прилипла как жвачка к моей ноге, и не отлепилась ни на секундочку. Чем здорово облегчила мне жизнь, ведь глаз-то только два.
Короче, это был кто угодно, только не та Анфиска, которую я знал. Которая каждое утро пилила нервы окружающим ржавым зубилом «А я ниии буууду одевать эти розовые кааалготы! Я же сказала, я буду адивать только сиииние! Неужели так трудно запомнить?!»
Мне это всё не нравилось, я ждал подвоха. Я был собран, напряжен, и готов в любой момент, при малейшей попытке попробовать на зуб мой авторитет размазать эту пигалицу парой заранее заготовленных чотких фраз.
Увы. Она не предоставила мне ни единого шанса. Не дала ни малейшего повода.
Потом она попросилась в туалет, мы шли пустыми гулкими переходами и болтали о том о сем. А когда мыли руки вдруг спросила.
— Разве у Никитки нет мамы?
— С чего ты взяла? — рассмеялся я. — Конечно есть!
— Просто она никогда не приходит в сад.
— Ну, у неё есть другие дела. Поэтому Никитку всегда вожу я.
— Хорошо ему! — вздохнула она.
— Чем же хорошо-то? — снова засмеялся я.
— Никто не ругается, кому завтра вести ребёнка в сад.
Потом глянула на меня в зеркало, подумала-подумала, и добавила.
— Меня из-за этого три раза забывали забрать. И меня забирала к себе воспитательница. Только вы никому не говорите.
— Не скажу. Ты плакала?
— Только первый раз. А потом я уже стала взрослая.
После новогодних каникул первое, что мы увидели, войдя в раздевалку, была Анфиска. Она стояла на стульчике по стойке смирно, а напротив неё, так же по стойке смирно, стоял папа Виталя с телефоном в руке.
— Готов? — спросила Анфиска.
— Готов! — ответил папа Виталя.
Тогда она звонко скомандовала.
— Четыре с половиной минуты! Время пошло! Кто не успеет, тот поедет домой!
И стала быстро-быстро раздеваться.
Печальный папа Виталя послушно втыкал в таймер.
Я вспомнил эту историю вчера, когда забирал шкета из садика.
Группа под руководством преподавателя по изо сидела и дорисовывала открытки к 23 февраля.
Потом мы одевались, и шкет сказал.
— Мне там чуть-чуть совсем осталось, танк докрасить.
— А я всё дорисовала! — похвастала Анфиска, которая крутилась поблизости.
— Ого! — сказал я. — Ты уже две открытки нарисовала?
— Почему две? — удивилась та.
— А сколько? У тебя же два папы. Тебе нужно две открытки.
Анфиска ненадолго задумалась, поджала губу, и сказала мерзким скрипучим голосом.
— Боже моооой! С вами, мужчинами, всегда таааакиее праааблееемы!
© raketchik
С сайта
yaplakal.com