163
Сидя в неудобном кресле со сползающей подушкой из кожзама я ждал приема к психоаналитику. Со стен укорно взирали дипломы и сертификаты окончания мудреных курсов. Из кабинета за стеной угадывалось, что шел прием. Слов было не разобрать - только гул двух женских голосов, впрочем по интонации было очевидно, что один голос назидал, второй изредка жалобо оправдывался. Мне было не по себе, мутило и сосало под ложечкой как перед приемом в советскую стоматологию. Наконец двойная дверь распахнулась, оттуда выкатилось хрупкое, сжатое комком существо, немедленно обулось и скрылось в коридор. Следом вышла хозяйка кабинета. Ухоженная полноватая женщина неопределенного возраста в огромный тяжелых красных очках, она окинула меня изучающим взглядом, натужно улыбнулась и пригласила пройти внутрь. Теперь обратной дороги небыло. Мне предстояла долгая исповедь. Я не очень представлял с чего начать, но я знал зачем пришел сюда. Это последнее место, где меня могли поставить на ноги и вернуть мою разваливающуюся на куски жизнь. Мы поздоровались, Наталья Ивановна грациозно угнездилась в начальственном кресле, я расположился в таком же напротив.
- Ну что Сергей, рассказывайте..
Большие черные глаза двухкратно увеличенные линзами очков призывно захлопали густыми ресницами.
Через час я ехал домой не сильно разбирая дороги, меня мутило еще сильнее. Всем тайнам и секретам есть свой срок, мой ящик пандоры уже трещал по швам и сумбурное содержимое неукротимо рвалось наружу. Я много раз наблюдал пожары и в детстве даже мечтал стать пожарным. Мой огонь не тлел, он несся неукротимым верховым лесным пожаром снося все на своем пути. Ураганный ветер превращал в гигантские факелы еще зеленые сосны. Я видел как стремительно сгорает сырой зеленый лес. Со мной было еще хуже.
Обычный июльский день протекал буднично. С обычными планами на пятилетку вперед, с размерянными ясными задачами и проблемами. Мы катили в машине по трассе. День прошел весело, мы завершили очередной контракт и мчались с банкета по этому поводу к своим семейным делам. На даче ждала жена и две дочки. Мне предстояло пожарить шашлык, отужинать в кругу семьи и родственников, искупать младшую дочь, выпить стаканчик виски и погрузиться в счастливый семейный сон. Однако пляшущие огоньки в глазах моего старого партнера не предвкушали проторенного развития событий.
Анар сидел со мной на заднем сиденье его джипа и довольно улыбался. Он был худым и густобровым, напевал под нос веселый азербайджанский мотив и болтал на родном языке с водителем. Потом повернул свою довольную физиономию ко мне и поведал
-Ну щто Сергей, заказчики как нас хвалили, а?! Контрактов на будущий год будет тощно больше; и довольно хлопнул себя по худой коленке
-да брат, все идет по нашему плану - подтвердил я и приятная волна от плавной кочки раскатилась по моему хмельному телу укрепляя во мне уверенность в неотвратимости продолжении банкета.
- Анар, а Анар, может в кабак? Соберем наших ребят, поделимся впечатлениями?
- Не брат, не могу, мне вечером на свадьбу надо, земляк пригласил;
Я приуныл и сунул лицо в окно, бесцельно рассматривая однообразные пейзажи средне-русской полосы;
Машина приятно качалась, я уютно дремал под распевчатый иностранный диалог своих соседей.
Когда мы вьехали в город я понял что мы уже давно проскочили поворот где меня должны были скинуть.
-Мы куда?
- Пойдешь со мной на свадьбу, я тибя такого грусного не отпущу; торжественно рапортовал Анар.
В конце концов на дачу можно было приехать и утром и сердечных колебаний по поводу семейных обязанностей я ощутить не успел. Хмель проходил начисто выдавливая скучную семейность бытия предвкушением веселья.
Если вы небыли в кругу друзей - азербайджанцев на веселой гулянке в количестве от 10 человек - значит вы не познали истинного веселья. Мы сидели за мужским столом, смеялись, перебивая друг-друга, улавливая обрывки тостов в тактовых перерывах задорной турецкой музыки, промахивались чокаясь и неизменно выплескивли содержимое рюмок в закуски и салаты. Веселье шло ладно. 12 лет я не посещал подобных мероприятий без своей жены и это непривычно раскрепощало.
-Серега, смотри какая девущка - Анар потянул в сторону жертвы своим смуглым орлиным носом.
- Не, брат, даже не пытайся.
- почему? - он недоверчиво и озорно скосился в мою сторону
- Анар, мы здесь минут 30, это свадьба и ты не знаешь с кем она пришла, поверь моему опыту из далекого прошлого - сначала присмотрись, а то проблем не оберешься.
- да ладно, она же ода! Вот и танцует одна!
- Видишь ли Анар-оча, долгие супружеские союзы увы часто не предполагают совместных танцевальных дуэтов и даже прикосновений сидя рядом за столом. Видишь угрюмую личность, что пьет водку с соседом? Эта девочка сидит рядом. Это может быть случайность, а может и 15 лет брака.
Анар приуныл, но послушал.
- А та вон, в зеленом платье? Щто скажешь?
- скажу, что она точно одна, но тебе, брат, ничего не светит. Посмотри как она смотрит, а точнее никуда не смотрит. она считает, что своим присутствием украшает этот серый праздник и цену ее амбиций ты не потянешь не по своему характиру ни по своему свободному времени, ибо твоя жена и двое детей таких лимитов по времени тебе не выделят, а главное ты сам не захочешь мудохаться пару месяцев из-за одной сомнительной ночи.
Анару стало грустно, потом он накатил и все-же пустился в пляс. Несмотря на его невероятное обояние мои пророчества сбывались поочередно и я наблюдая любовные поражения своего друга довольный развалился на стуле, повесив на спинку пиджак. Всетаки приятно не утратить охотничье чутье спустя столько лет брака и не имея при этом ни любовниц ни случайных связей. Я вообще всегда гордился собой в этом плане, носил кольцо и при женских подкатах с удовольствием бряцал своим семейным статусам и наличием двух дочерей, после чего соискательницы моментально скисали и уплывали к другим причалам и ремонтным докам. Такой был я. Анар был другим и не упускал момента всякий раз меня подзуживать на этот счет. Я не обижался и не комплексовал. Я знал, что могу и умею. Мне просто этого было не надо. Я ценил то, что имел и не мог допустить даже вероятности того, что могу по глупости все потерять.
Она ворвалась в мою жизнь как вспыхнувшая в доме штора. Под истошные крики "пожар", сверхдозы адреналина в сердце и оцепенение.
Я не видел ее все 40 минут, что мы здесь находились, она сидела за столом сзади и черт ее дернул выйти танцевать. на ум обрушилось несколько пословиц - "как пыльным мешком по голове", "как оглоблей по шее", "как выбить из седла"...
Невероятная, высокая, с длинными стройными ногами, хотя это все я успел заметить лишь вскользь. Все, что я видел в этом зале - это белоснежная искренняя улыбка и взгляд проницательных озорных зеленых глаз. я до сих пор не помню в каком она была платье...
Я был не убит прямым попаданием, я был расстрелян на месте в упор из пулемета, гаубицы и всего возможного вооружения вместе взятого. Мне казалось Она смотрела лишь на меня. Нет, она видела всех, но ТАК смотрела только в мою сторону. Я потерял опору. Анар, улучив мою растерянность немедленно кинулся обтанцовывать зал, я же задохнулся и вышел на улицу заметив краем глаза, что у моего друга опять ничего не клеится. Потом мы курили с другом во дворике. Он что-то говорил, у меня звенело в ушах.
- Слющай, брат, она только на тебя смотрит, щто делать будешь?
признаюсь я всегда был трусом и не умел знакомиться с женщинами. Мне было страшно подойти и заговорить. Это было труднее, чем решиться на полосную операцию. Не знаю откуда вдруг взялась во мне смелость и ноги сами подтащили меня к ней, я даже что-то сказал.
Через минуту мы вдвоем уже стояли на улице.
- Сергей
- Лиля. У тебя кольцо. Ты женат?
- Да, и еще у меня 2 любимые дочки; привычно для таких обстоятельств выпалил я.
- ясно. Жалко! я с женатыми не встречаюсь.
- Понимаю, я тоже не изменяю жене.
разговор был глупым и странным, но мы стояли и она смотрела на меня своими невероятными глазами, а я не мог двинуться с места. Я накинул на нее свой пиджак. Не надо, я не мерзну; Лиля немедленно передернула плечами и ушла. Я был раздавлен. Веселье шло в другом измерении, она часто танцевала, я же ничего в тот вечер уже не замечал.
мои друзья большие шутники и получилось так, что под занавес праздника, нас двоих затолкали в одно такси, а других машин уже небыло и Лиле пришлось смириться с моей сомнительной компанией. гости давно толпились на улице, зябнув в ожидании своих экипажей. На улице было прохладно. Мы сидели рядом на заднем сиденье и воздух между нами казалось плавился. У меня сильно горело лицо и я не понимал что происходит. Она была мила и даже красива, грациозна как кошка и открыта, дерзка и стеснительна одновременно. Я не хотел ее. Чувствовалось иное, и я не мог узнать эти чувства. такого никогда со мной еще не случалось. Мы добрались до ее дома почти не разговаривая. Я проводил Лилю до подьезда. Мы простояли возле него больше часа. не помню о чем мы говорили. Потом она просто ушла к себе, а я поехал домой, на городскую квартиру.
Уснуть в ту ночь мне удалось лишь под утро. Я сидел на краю кровати, держась обеими руками за голову и пытался разговаривать с Богом. За что?! У меня ведь все отлично. Любимая жена, любимые дети. Все было прекрасно! За что Господи?!
Господь молчал.
Мое сердце неистово колотилось, все, что было внутри меня опустилось куда-то вниз и закручиваясь воронкой неслось словно в ад. В ушах продолжало звенеть, я совершенно отрезвел, но от этого было еще хуже. Таких ощущений мне не доводилось еще испытывать ни разу. Казалось так должен себя чувствовать пассажир падающего лайнера. Я понял, что это конец.
Наталья Ивановна на наши сеансы всегда опаздывала. Видимо это было частью терапии. Шел дождь. Омерзительно грязные ботинки и края штанин основательно намокли и потяжелели. Меня всегда удивлял наш город. Здесь можно выпачкаться до макушки пройдя от машины до точки назначения менее десяти метров. Я прикурил от кончившейся сигареты другую и как положено в такие моменты появился мой врач. Когда она в очередной раз натужно улыбнулась я понял, что мне не нравится эта женщина. Лучше бы она курила, хотя, по моему это худшее, что может с собой делать женщина в повседневной скуке.
В кабинете все было давно знакомо до мелочей, но моих чаяний это не разрешало. Казалось мы зашли в узкий тупик и толчемся на месте. Я уже знал что скажет она и я ни разу не ошибался. Терапия стала все больше походить на еженедельную привычную порку. Мне было скучно и становилось страшно. Позже я понял, что эта женщина просто не знала как помочь. Я чувствовал как она завидовала и бесилась проникая все глубже в мою болезнь, в мою зависимость. Она хотела помочь, но не могла. Так же, как я не могу помочь хирургу при удалении аппендицита, ничем и ни при каких обстоятельствах.
Наталья Ивановна как всегда сидела напротив. Как всегда аккуратна и элегантна. Когда я говорил не то, что было нужно она откидывалась в своем глубоком кресле, поправляла пальцем огромные красные очки и отчаянно хлопала гигантскими смоляными глазами в увеличительные стекла. Это было забавно.
-Сергей, вы понимаете, что это обычная сексуальная зависимость! Вы больны, Сергей!
- Но Наталья Ивановна, мы не спали с ней уже неделю. Болтаем, гуляем, вместе пьем и валяем дурака. По мнению Натальи Ивановны сексуальная зависимость выглядела именно так. Я же под этой комбинацией слов подразумевал нечто более подходящее по смыслу и звучанию.
-Сергей, вы должны отпустить эту женщину.
я и сам знал, что должен. Я вообще все очень хорошо знал и понимал, но я не мог с собой ничего поделать. Я просто не мог дышать без Лили. Так получилось не за два года, что мы были вместе. Это случилось с первой секунды, как только я увидел ее, тогда на той свадьбе.
ей было 26. Теперь ей 28. Как одно мгновение. 2 года, а мы не научились насмотреться друг-другу в глаза. Нет, это безумие. Такое просто невозможно. Я не верил сам себе. Я хотел эту женщину только сильнее. Я так боялся потерять ее, хотя она никогда не была моей. Моей была та, что проводила вечера с нашими детьми и страдала. Страдала из-за моей чертовой болезни. Как же я ненавижу себя! Почему этого нельзя просто остановить?
утром я встал с тяжелым сердцем. сон не развеял вчерашних страданий. черт возьми эту свадьбу, подумал я и вспомнил что пора собираться на дачу. Шашлык, мыть дочку, стакан виски, семейный сон - повторял я мантру. Мантра не спасала. Я толкался по квартире и не мог собрать ни одежды ни мыслей. Все было раскидано, размазано вокруг как на акварели дошкольника. Я должен увидеть эту женщину! Я просто не могу не увидеть ее сегодня хотя-бы еще один раз. Я был пьян. Я увижу ее и все схлынет. Мне кажется я себе сильно врал.
Из всего что удалось мне вспомнить - это название компании, в которой она работала. Больше зацепок небыло. Я набрал поиск в гугле. 12 филиалов по городу. До обеда я нашел ее. Зашел как небывало с пакетом черешни и протянул руку.
-угощайся
Губы ее разжались, зрачки расширились, неуловимая мимика выдала обычное женское беспокойство за свою внешность. Я понимал, что сделал эффектный ход. Потом мы стояли в уличном тамбуре. Мы смотрели не отрываясь друг другу в глаза. Так можно смотреть на горы, стоя на снежной вершине, так можно почувствовать всю вселенную и когда ты прикасаешься к краям потустороннего мира, тебя отбрасывает страхом и восхищением и мурашки бегут по душе. Я не смогу описать того, что я чувствовал. Знаю точно, что время тогда остановилось. Когда я вынырнул из омута я был полностью потерян. Я был слаб, безоружен. Я был ногим и жалким. я стоял на сияющем ватном облаке, шоры сдвинулись и темный периферийный мрак сменил пурпурный занавес.
-Мы увидемся, Лиля?
-Не надо. Больше не приходи.
По кровавым занавескам зароились блестящие мушки, пронзительный звон вновь прорезал мне уши. Голова потяжелела и пальцам вдруг сделалось холодно. По телу пробежали иголки.
-Пока; выдохнул я и не помня себя вышел в реальность. Там были дача, шашлыки, дочки, стакан виски и разумеется спокойный семейный сон.
Не помню тот момент, когда я перестал чувствовать запах родной жены. Мы лежали рядом, я не спал. Она кажется тоже, но мы не беспокоили друг-друга. Как я мог потерять ее? Когда и в какой день? Почему прикосновения к ней не вызывают желаний? Они будят лишь стыд и беспокойство. Кошмар, я не готов изменять Лиле с собственной женой! К этому я небыл готов.
Настоящий ад начался с этой самой ночи. Совесть позволяла грешить лишь в одну сторону. Я подвинулся к светлой копне волос на подушке и втянул воздух. Пахло чуждо. Рядом со мной лежала мать моих детей, мой друг, но... она не пахла больше моей женщиной. Страх и отчаянье заполнило все мое существо. Уже год.. уже один год как одно мгновенье... я тосковал по другой. Я ворочался в бреду прилипая к мокрой простыне. Мне небыло место ни в постели ни во сне. Ее небыло рядом. Она нужна мне, я должен чувствовать ее запах, ее тепло под своей рукой и этот неземной покой. Покой как в храме после исповеди. Так спать умела лишь она. Какая в этом тишина, покой и нега. Ну почему они никогда не лезли мне в лицо, Это же обыкновенные волосы. Но необыкновенным было все. Все было так, как я не смел мечтать. Она лишь тихо спит и это ярче всего прошлого, что косалось меня и моих женщин. Все было чушью в сравнении с тем как она спала. Лиля, я люблю тебя. Я столько раз говорил это слово другим. И первый раз я понимал о чем шла речь! Дело было не в самом слове и не в том кому и как ты это говоришь. В этой фразе просто небыло точки. Она доставала из сердца шлейф раскаленного эфира, который вливался в уста моей любимой. Ни в уши, в уста. Я точно это знаю. И фраза эта пьянит сильнее сигареты и в самом конце ты чувствуешь в груди большое теплое озеро. Год. Уже год...
Со свадьбы прошло четыре месяца. Шел октябрь. Я ежился в легкую куртку и горячий асфальтовый сквозняк старался залезть за шиворот и под майку. Мы топали с товарищем по сорок второй улице в поисках винной лавки. Нью-Йорк был чужим и гордым, холодным и безразличным как моя семейная жизнь. Хорошо хоть сухо. Что ищет русский дома? лед и виски. Что ищет русский за границей? огурец и водку. Пожалуй мы сотканы из противоречий и от этого никуда нам не деться. Манхэттен как никогда подходил моему настроению. С ориентирами казалось все понятным, пока ты видишь крайслер-центр, но эта понятность обманчива и оказаться можно было в любом месте города. И даже сказочный центральный парк коварно уводил в Гарлем. Отель Пенсильвания пах нафталином и сломанными судьбами. За окном красовался мэддисон сквер гарден. Было ранне утро, когда пискнул мэссинджер. Я разлепил глаза и снял телефон с зарядки. Проведя пальцем по экрану я стер все былое. Это была она! Я оцепенел. Я мог лишь слышать тело. Оно разливалось под кожей горячими змеями. В груди распахнулось окно, стало светло и щекотно. Я был счастлив! Тогда я первый раз написал, что люблю ее. И первый раз я не сомневался.
Мы переписывались всю неделю, что я был в Нью-Йорке, потом был Сан-Хосе. Нам хватало нескольких встречных фраз в день, чтобы чувствовать себя живыми. Обычные слова и фразы приобретали сокральный смысл. Одни перечитывались и повторялись как молитвы, другие помогали проникать в глубины своего духа словно длинные хирургические щипцы. Я наслаждался жизнью. В нее пустили живую воду и воскрешающий ксеноновый свет. Я еще даже не спал с этой женщиной, но почему-то это казалось не важным. Коста-Рика мне виделась большим карнавальным праздником. Как все таки мы можем менять окружающий мир, наполняя его любовью или злобой. Мой мир был сродни выстрелу новогодней хлопушки. В лучистом свете низвергался фонтан из конфетти, ярких лент лианов, разлетающихся гигантских красных попугаев. Джунгли шелестели листьями и щекотали мне сердце. Душа подпевала чужеземному ветру песню далекой любви. Ветер знал древний мотив и подбодряя гладил меня по лицу, по волосам, я раскрывал ладони, втягивал ноздрями воздух и красота идеального мира проходила сквозь меня как сквозь сотканный в тумане призрак. Я был един со всем миром, с его безграничной и огромной любовью. И безграничность любви поражала своим немыслимым величием и ощущать его всецело не давали лишь потоки слез. И это были слезы отпевания души и тела перед Ним.
-Подонок, предатель, как ты мог поступить так со мной?!
Я понял, что впервые за 2 года не удалил смс от Лили. В них как назло было все. Мольбы, расставания и кровные клятвы, угрозы, ласки и признания. Голова налилась свинцом, руки потяжелели. Я знал, что когда-нибудь это случится, и был готов к этому, как бывает готов ухаживающий за медленно умирающим больным. Я слушал проклятия и с каждым был согласен. Я и сам уже давно ненавидел себя. Ненавидел настолько, что все эти фразы не выражали даже капли глубины моего презрения к самому к себе. Что я мог сказать в ответ? Как зовут? Сколько лет? Какая разница? Теперь то что? Как обьяснить врачу и близким зачем ты заболел? Почему у тебя вдруг грипп или рак? Почему за это не призирают? Ведь я не искал этого проклятия, оно настигло меня врасплох, но оправданием это не служило. У мужчины вообще не может быть оправданий. И это я понимал тоже. Мне хотелось зажмуриться и сделать так, чтобы все закончилось. Чтобы ничего небыло. И в то же время я не жалел ни об одной минуте своего невыносимого греха. Это было за гранью раскаянья. То было состояние демона. Того самого, что я видел в мрачном гроте в парке, в Кисловодске.
Я смотрел в лицо Господа. Как же смешно и глупо ненавидеть Бога. Но я мстительно молчал. Так же как молчал Он. В ту самую первую ночь после свадьбы.
Затухший взгляд моей жены перестал меня пугать. Теперь глаза Светланы зияли пустотой. Она брела бескрайней пустыней, увязая по ладышки в проклятом песке. Ветер сек ее красивое лицо и я ничем не мог помочь. Я не имел права ни защищать ее ни указывать дороги. Мне было жаль. Но эта жалость относилась не к ней. Мне было жаль, что мы стали другими. Чужими. И мы не хотели этого. Мы оба в это не верили.
- Скажи ты любишь ее?
- Да
- Скажи хоть как ее зовут?
- это не важно, мы месяц как расстались
я врал. Как невыносимо врать если ты чист и честен и как же это легко, когда ложь уже скоталась в огромный ком. Одной ложью больше или меньше, какая разница? С той самой минуты жизнь дома стала невыносима. Моя бедная Светлана боролась с собой как могла. Бессонные, промокшие от слез ночи постепенно превратили ее в ледяную королеву. Я был Каем с кусочком льда в своем сердце. Больше в нем ничего не осталось для нас двоих. Я боялся за Свету, она была моим другом. И я должен быть рядом с ней в тяжелое время, но я сам являлся причиной того, от чего жаждал оградить ее. Светлана- высокая красивая женщина, с удивительными голубыми глазами. статная, умная , интересная девушка. Она нравилась каждому, кто видел ее хоть раз. Иные завидовали, и никто не мог сказать, что Света - это просто Света. Простые, слабые женщины меня вообще мало интересовали. Женщина должна была быть как минимум не глупее меня. Видимо мной управлял азарт соперничества с равным. Так честнее выигрывать, а когда проиграешь, то сдача оборонительных позиций казалась невероятно сексуальной. И вот теперь та самая невероятная Света стала для меня обычной. Нет, она осталась прежней. Просто моя болезнь перебросила азарт в иную сторону. Охота была закончена. достойная и долгая охота. Добирать подранков я никогда не мог. здесь правили другие законы - сострадание, жалость, досада. Все, что угодно, но только не азарт, не погоня.
Был октябрь. Горячий и беспечный. Мы упивались друг-другом как алкаши. прошло почти 2 года, но ни одна черточка, ни одна морщинка не вызывала желаний переключиться на иное. Я любил в Лиле все. Я знал каждый шрам и родинку, я знал каждое движение, знал о чем она думает. И мне всегда нравилось то, что никогда я не мог угадать того, что она сделает, что скажет в данный момент.
Мы катили в арендованном красном фольцвагене по взлетающим и подныривающим горным тропам Халкидики. под колесами шумно разлетались острые камушки, в открытые окна веяло утренней морской прохладой. Мимо проносились пустые дикие пляжи. Туристический сезон давно был закончен и все побережье было в нашем личном распоряжении. Она гладила меня по ноге и другой рукой тщетно поправляла развивающиеся в лучах солнца волосы. ее лицо улыбалось привычной хищной усмешкой и родинка над губой смотрелась особенно дерзко. Она была рядом. Только я и она. В это было невозможно поверить.
Мы оставили машину на обрыве и скатились по тропинке к небольшому песчаному пляжу, утолканному полумесяцем в живописной скалистой бухте. Вода была уже прохладна. Я сидел на песке и любовался стремительной тонкой фигуркой, убегающей в дальний конец пляжа. Она перепрыгивала через волны и камушки совсем как мальчишка, яркий красный купальник то исчезал, то появлялся в прибойной пене. Бутылка сангрии, книга и игрушечная фигурка вдалеке. Я сгреб ладонью горячий песок и прикрыл глаза. Когда я проснулся от близкого крика чайки, она уже возвращалась назад. В ярко-синем купальнике и голубой бандане. Это была Света.
- Вы подменяете воспоминания фантомами,- Наталья Ивановна беспокойно развернулась боком, как будто приготовясь к тому, что я брошусь с кулаками.
- вы понимаете, что это ненормально?
нормального осталось уже совсем мало, я понимал это и без издевательских вопросов. Но чем больше проходило времени, тем отчетлевее я осознавал, что в Греции я был с Лилей, а не с женой. Я видел воспоминания, которых небыло. Я делал монтаж.
- Сергей, вы должны ее отпустить, вы губите себя и вы губите ее жизнь. Вы не заметите как ей станет 35 и она вас будет ненавидеть. Вы готовы стать отцом ее детей? Вы готовы видеть своих дочек реже, чем сейчас?
Господи, какие жестокие и правильные слова! За что? И почему все то, что происходит сильнее логики, сильнее очевидных вещей, сильнее морали и смирения? В аду мне точно дадут котел побольше. я и в нем не смогу переварить этой каши.
-Я не могу без нее и недели, когда мы в сотый раз расстаемся.
Как обьяснить мне что я тогда испытывал? Я возвращаюсь к жене, мы снова пытаемся все наладить. Мы вместе ходим к треклятому психологу. Каков результат? Стоит мне вспомнить о ней и ноги подминаются. мне становится трудно дышать, я задыхаюсь и убегаю в ванну, чтобы умыться. чтобы никто меня не видел. Я держусь из всех сил, чтобы не потерять сознание, чтобы не разрыдаться в горло на весь дом. я подавляю в себе волну и сразу ощущаю как отмирают внутри крохотные кусочки сердца.
Любовь...
Что это и откуда все берется?
Я не знаю. Возможно это не любовь. Возможно Наталья Ивановна права. Возможно просто страсть застряла острой занозой и не выходит годами из тела, возможно это не то. Совсем не то и истинная любовь приходит через молитву, смирение, через гармонию души и тела. А это... это - так. Не то. Любовь не губит, не взращивает горя.
Да, я понимаю. Я знаю, что это все уже не про меня. Все было бы так, если бы мне было 25 и я был свободен. Теперь же все неправильно. Впихнули в очередь за любовью, кто знал, что будет так она длинна? Кого винить? Мне надо было выйти из нее и встать в другую. В ту, где смирение. В ту, где все вокруг постарше. Туда где те, кто не успел вовремя. К всем тем, кому уже нельзя.
yaplakal.com