77
Недавно давал интервью одному местному телеканалу. Разговор затянулся вместо запланированных десяти минут на пару часов. Все, что я рассказывал о своем тернистом пути на поприще фермерства, вызвало у представителей СМИ шок. «Левиафан отдыхает!», - резюмировали они, послушав меня. Но я, собственно, привык, что неподготовленного городского человека рассказы про мытарства крестьянские поражают. Неожиданным для меня стал последний вопрос, заданный мне телеведущей, и всё что за ним последовало.
Нужно сказать, что к встрече со «звездой», а звездой в их студии в этот день был именно я, они подготовились. Посмотрели множество видео в ютубе, почитали статьи в интернет-изданиях, где я честно рассказывал о положении дел в агропроме. Видимо, в одном из этих многочисленных интервью я и упомянул о том, что, практически, все мои сторожевые собаки - кавказцы и среднеазиаты - были мне отданы разорившимися фермерами.
Я нисколько не лукавил: действительно, среди множества звонков на мой фермерский телефон, а в день их бывает больше сотни, и не только от жителей России, звонят и из США и из Израиля, попадаются звонки с предложением взять в дар собачку.
Собачками этих монстров назвать трудно: настоящие злые охранники, в квартире таким не место, им нужен простор, открытое небо над головой, хорошее питание, опытный хозяин, способный справиться с шестидесятикилограммовым питомцем.
Но что примечательно, отдают таких собак не наигравшиеся олигархи, а фермеры.
И когда меня попросили рассказать, как такие собаки попадают в наше хозяйство, я вдруг впервые в жизни задумался и пережил те моменты, которые, видимо, из чувства самосохранения мой разум тщательно прятал в дебрях подсознания.
Я вдруг отчетливо вспомнил одну из таких передач в дар. Человек, который позвонил мне, долго и робко выяснял у меня, действительно ли я тот самый Бухаровский Алексей Анатольевич, про которого он читал и смотрел. Так как фамилия у меня не Иванов, долго доказывать, что я не однофамилец фермера мне не пришлось. После процедуры моей идентификации человек на другой стороне линии перешел к делу.
История стара как мир. Откликнулся на призыв партии и правительства и, продав квартиру, переехал за город поднимать с колен наш Агропром. Почему он это сделал, для меня этот вопрос не стоял: я и сам по наивности предполагал, что государство поможет. О дотациях разве что из утюга не вещают, но на деле не только финансовой помощи, а спокойного отношения к патриотическому настрою граждан я не встретил ни в одном из чиновничьих кабинетов. «Вас никто не заставлял идти в фермеры, мы на вас субсидии не рассчитывали, вы что думаете, на вас управу не найдем?» - это самые мягкие и цензурные выражения, которые я услышал от слуг государевых за время своих поисков истины. Было всякое, и в суд на меня министр сельского хозяйства подавал, и когда я этот суд выиграл, распространяли в Интернете информацию, что я его проиграл. И субсидии мне не давали под различными предлогами, и к электричеству почти три года не давали подключиться, да что там - даже стреляли у меня над ухом местные авторитеты, как потом выяснилось, под руководством местных полицейских. Да-да, вот так вот приехали ночью на «Ниве» без номеров, бухие, с охотничьими ружьями и давай права качать. Ну, потом, конечно, еле ноги унесли. А сколько раз пересидки из заброшенных деревень приходили что-нибудь украсть, и не сосчитать.
В общем, когда мой телефонный собеседник начал рассказывать о тягостях фермерства, я ничего нового не услышал. В конце перечисления всех напастей, обрушившихся на его голову, он подытожил: «В общем, бросаю я фермерство, продал все по дешевке: и технику и животных, а земля - она и даром никому не нужна, электричества-то на ней нету. Хотел попросить вас, не возьмете собаку – сука, кавказская овчарка, она молодая, она привыкнет. Мы-то теперь сами не знаем, что с нами будет: кредиты, жилья нет…»
Я четко понял, что альтернатива для этой собачки - пуля, и не стал выяснять родословную, окрас и экстерьер. Продиктовал адрес и сказал, чтобы привозили в любое время.
Спустя день в хозяйство въехали видавшие виды Жигули. За рулем сидел бородатый мужчина, на пассажирском сидении рыдала женщина. В тонкую щель приоткрытого окна с заднего сидения высовывался черный любопытный нос.
Гости долго ходили по хозяйству, оценивали содержание и упитанность других собачек, спросили раз сто, чем и как регулярно мы кормим собак. Расхваливали злобность и сообразительность своего питомца. Упомянули вскользь, что у нее не хватает пары зубов от того, что она в детстве с ротвейлером подралась. Женщина то и дело смотрела на меня с немым вопросом, который легко читался в ее глазах, и оттого мне становилось неловко. И я то и дело повторял, что кормим мы собак хорошо, и будки у них теплые. Нелепо, конечно, заверять незнакомых людей в своей порядочности и любви к животным. Наступил момент, когда наконец-то решили вывести затворницу из машины и начать процедуру передачи. Задняя дверь открылась со скрипом, и в жаркий июньский день выпрыгнула кавказская овчарка не то рыжего, не то серого цвета. Худая и облезлая, с нелепой бахромой шерсти на всех четырех лапах, она напоминала индейца. «Вы не смотрите, что она худая, она отъестся. Когда мы еще не всех кроликов продали, она у нас крольчатиной питалась, и очень упитанная и красивая была», - оправдывался хозяин.
Женщина присела на корточки и обняла собаку за шею. «Яра, Ярочка», – шептала она ей в ухо. «Её зовут Яра», - прохрипел хозяин, едва сдерживая слезы. Мне хотелось как-то промотать этот момент, уйти, отвернуться, дождаться, чтобы они уехали, и с нуля начать общение с собакой. Но это была взрослая кавказская овчарка, и я должен был принять ее у хозяина, и так, чтобы она поняла, что теперь её хозяином стал я. Причитания хозяйки пришлось прервать, потому что понятливая Яра начала подвывать ей, и от этого всем становилось только хуже: не печально, не грустно, а невыносимо. Понять это может только настоящий собачник. Суетливо и даже грубо мы оттащили собаку и повели к месту ее будущего проживания. Яра шла, но часто оборачивалась и с мольбой смотрела в сторону зареванной хозяйки.
Дошли до места, хозяин дрожащими руками передал мне поводок. У моих ног сидела собака, которая за секунды могла отгрызть мне эти самые ноги. Но она умная, она всё понимает. Она покорно приняла решение своего хозяина. Хозяин, между тем, уже не стесняясь слез, рыдал, и слезы текли по его загорелому лицу, повисая мелкими капельками на рыжей бороде. Он опускается перед собакой на колени целует ее черный шершавый нос, прижимает ее мохнатое тело к себе огромными мозолистыми ручищами. И они вместе тихо и протяжно воют. Яра слизывает соленые слезы своего хозяина, а потом долго провожает взглядом сгорбившуюся удаляющуюся фигуру. Жигули долго не могли завестись, но жужжание стартера всё же сменилось гулким ревом дырявого глушителя, и я остался с Ярой один на один. Честно признаюсь, не помню, что я тогда ей говорил. Но говорил, как с человеком, от всего сердца, не лицемеря и не заискивая, и собака понимала всё: скорее всего она понимала даже больше, чем было смысла в произносимых мною словах. Потому что я и сам не мог объяснить, почему я поступаю так, и почему так поступили с Ярой. Я точно знал, что хозяин, разорившийся фермер, не виноват.
А виноваты алчные предатели Родины, которые сидят в кожаных креслах в кондиционированных кабинетах. Те, кто смеются нам в лицо, когда мы спрашиваем, а где же обещанные государством субсидии.
Так вот, после достаточно невинного вопроса телеведущей, я вспомнил всё вышеописанное, и как бы это ни было парадоксально, увидел всё глазами того фермера, хозяина Яры.
Я как дурак сидел, и рыдал, не мог произнести ни слова. Ком в горле. Голос дрожит. Выжал из себя только, что это была грустная история. Я только сейчас понял, что пережил этот бородатый парень. Ведь он пришел на свою землю созидать. Наверняка полагал, что и внуки его будут бегать по поместью босыми ногами, и тучные стада, и жёлтое поле зерновых представлял он в своих мечтах. Он и собаку-то взял щеночком, с ней, с Ярой, начинал он свой фермерский путь. И чем это всё обернулось?! Предательство чиновников, разорение, долги. И последнее, что у него оставалось - это вот эта самая собака, которую уже просто нечем было кормить.
И я как-то четко и безоговорочно понял, что, несмотря на то, что я из кожи вон лезу, и я, именно я, содержу вот таких вот, ставших ненужными семерых собак, меня может настичь та же участь. Я не наговариваю, и не жалуюсь на жизнь, но это действительно так. Я чувствую себя на оккупированной территории. Коррупционеры – предатели Родины не просто отравляют мне жизнь. Нет! Их цель уничтожить меня, согнать меня и мне подобных с земли, сделать наше существование невозможным. Чтобы потом задарма продать оптом, подешевке 1/6 часть суши своим заокеанским хозяевам.
У коррупционеров есть рычаги, которыми приводится в движение неповоротливая государственная машина. Но если на пути казнокрада попадается патриот, незамедлительно играют тревогу и командуют: полный вперед, дави его! Я не удивлюсь, если они дойдут и до физического уничтожения неугодных.
Предатели Родины настолько самоуверенны, что в открытую говорят о том, что побороть их нельзя.
Однажды мне сказали такую фразу: «Путин в Кремле, а мы тут, рядом с вами!»
И действительно, Путин очень далеко, и он никогда не узнает, что налоговая может прислать требование на оплату недоимок и повестку в суд, а когда после бессонной ночи приходишь к ним и, выстояв очередь, просишь все проверить, выясняется, что ты не должен, а напротив, переплатил налогов аж на 20 тысяч. И на вопрос: «Почему?!» - ни извинений, не объяснений. Путин не узнает, как министр сельского хозяйства прямо при вас диктует, какие баллы должна поставить комиссия, чтобы вы не получили субсидию. Путин не узнает, как, стремясь выполнить его указ об импортозамещении, в хозяйство приезжает чиновник и в открытую приказывает переписать хозяйство в их район, чтобы они могли красиво отчитаться. «А если не перепишете, мы вас комиссиями замордуем, и не обольщайтесь, что земля в собственности». Путин не узнает, как местная полиция отказывается возбуждать уголовные дела против воров с формулировкой: «Что, от вас убудет что ли?»
Путин не узнает, как внаглую посредники приходят к вам и предлагают помочь получить субсидию за откат, и как силовики теряют интерес к антикоррупционной деятельности, установив личности этих доброжелателей.
Путин не узнает, как разговаривать с фермером, и слышать от него, что он решил повеситься и всё сжечь, если за непогашенный кредит у него придут описывать ферму. И как это – становиться, по сути, душеприказчиком доведенного до отчаянья человека.
Путин не узнает, что это значит, что кончились корма, и негде их взять, и не на что, и привезти не на чем.
И еще многого не узнает Владимир Владимирович Путин.
Не узнает он и о существовании моего хозяйства и меня.
Зато те, кто прочел эти строки, узнает, как без единого выстрела уничтожают страну, народ, наш дух, нашу землю.
Странно, что понять это мне помог вопрос : «Откуда у меня столько собак?!»
yaplakal.com