124
Многа букаф...От этого воздуха у меня кружилась голова. Я остановился, поставил чемодан на землю и, зажмурив глаза, сделал медленный, и такой глубокий вздох, что аж рёбра затрещали. В этом воздухе было всё! Было томное солнце, запах созревающей ржи и парного молока, жужжание деловитых пчёл и тихий плеск маленькой речушки, мелодичное девичье пение и счастливый детский смех... Даже едва заметный горьковатый привкус пыли просёлочной дороги добавлял в этот невероятный букет свою частичку великой гармонии...
Для такого законченного городского жителя как я, привыкшего к сигаретному дыму, запаху асфальта и едкой вони городских магистралей, это был слишком роскошный воздух. Подождав пока в голове не уляжется шум от передозировки кислородом, я открыл глаза. «д. Выселки 2 км» гласила самая обыкновенная табличка, у которой я остановился. Всего два? Да я готов двадцать два километра пройти, только бы и дальше наслаждаться всем тем, что меня окружало! Подхватив свой старый фанерный чемодан, я бодро устремился вперёд.
По обеим сторонам узкой просёлочной дороги, по которой я шагал в каком-то странном для меня состоянии эйфорического счастья, простиралось море пшеницы. А может это рожь? Или овёс? Не разбираюсь я в этих делах. Но это было сейчас неважным. Ещё научусь. Море колосьев казалось абсолютно бескрайним, если бы далеко, у самого горизонта, его не окаймляла тёмная зелень леса. А я и не знал, что у нас ещё так много сеют. Думал, уже все колхозные поля распродали под коттеджные посёлки и виллы...
Минут через десять я заметил, как вдалеке на дороге показалось лёгкое облачко пыли. « Ну, вот!» - я даже расстроился немного. - « Сейчас проедут, завоняют, пыль поднимут...». Только вот звук, с которым облачко пыли приближалось, показался мне странным. Нет, это не был топот лошадиных копыт. Это было бы слишком пасторально. Но звук был странно знакомым и будил какие-то воспоминания, хотя я никак не мог сообразить...
А ещё через несколько минут я рассмотрел приближающийся мотоцикл с коляской и сильно знакомой окраски. Мотоцикл? С коляской!? Хотя может в такой глуши это нормально...
И тут у меня в голове как будто молния сверкнула и гром ударил! Я вспомнил этот звук и эту раскраску!
Я тогда мелкий был совсем. В школу ещё не ходил, это точно. И жил в нашем доме пацанёнок, мой ровесник, у которого отец был милиционером. Малышня, вроде меня, за глаза называли его «ментом» и «мусором» хотя и не понимали толком значения этих слов. Наслушались от старшаков этих слов и попугайничали без раздумий. Да и мальцу этому попадало за компанию с его отцом. Дети бывают жестоки в своём неведении и чаще всего просто копируют поведение взрослых, не задумываясь о мотивации поступков... Жаль я это забыл, когда вырос...
Так вот! Как-то раз отец этого пацана, имени которого я уже не вспомню даже под угрозой расстрела, приехал во двор на настоящем милицейском мотоцикле с коляской, в традиционной сине-жёлтой раскраске. Сейчас я вдруг очень чётко вспомнил то чувство щенячьего восторга, которое обуяло меня, когда на подгибающихся от радостного возбуждения ногах я залезал в коляску и нахлобучивал на голову непомерно огромный шлем! Этот круг по двору был сродни самому великому приключению в жизни! Хотя, наверное, так тогда и было...
Поэтому когда, скрипнув тормозами, рядом со мной остановился настоящий милицейский «Урал» с коляской я был почти спокоен. Я даже на всякий случай сделал пару шагов, что бы взглянуть на бок коляски. Так и есть надпись «Милиция» была на своём месте... Святые угодники! Они даже надпись не сменили! А может до них и реформа ещё не докатилась!? А может... Интересно... А они вообще знают, что Николай отрёкся?
Наездник винтажного байка повернул ключ зажигания и, на ходу опуская старомодные защитные очки на шею, устремился ко мне:
- Участковый Степанов! - пророкотал он густым басом и, широко улыбаясь, протянул мне руку. - Георгий Владимирович! Для тебя просто дядя Жора!
Милиционеру было на вид лет под пятьдесят. Поджарый, со смуглым лицом и светлыми усами. Рукопожатие у него было твёрдое, но он явно не старался расплющить мою ладонь. «Приятный дядька» - почему-то сразу подумалось мне. Я уж и не знаю, чем он мне так сразу приглянулся. Улыбка у него была очень... очень правильная, настоящая у него была улыбка. Так только хорошие люди улыбаться могут. Без фальши, без страха, без лести... Я уже открыл, было, рот, что бы представиться, но добродушный милиционер не дал мне такой возможности:
- А ты наш новый учитель! - он не спрашивал, а констатировал факт.
- Да! Физика и математика! - выпалил я и, собираясь представиться, неожиданно для самого себя, запнулся.
Какой ещё учитель? Хотя, нет... Я же действительно преподаватель физики и математики... Вроде всё правильно сказал. Но почему у меня внутри что-то ёкнуло?
Степанов продолжал радостно трясти мою руку:
- Это очень хорошо! Это просто замечательно! Извини, что не могу до деревни подбросить. Другой раз бы обязательно, а сейчас срочно в район еду! Ни минутки нет лишней! - участковый был искренне огорчён. - Но тут осталось совсем чуть-чуть! С такими ногами ты за пятнадцать минут дойдёшь! Увидимся позже! А дом Кузьминичны сразу первый слева будет.
Пока я машинально оглядывал свои ноги и соображал, зачем мне знать, где живёт некая Кузьминична, дядя Жора резво оседлал своего динозавра советского автопрома и весело утарахтел по дороге.
Странное ощущение накрыло меня в это мгновение! Что-то было явно не так. Но что? Пытаясь разобраться в своих чувствах, я и не заметил, как добрался до околицы деревни.
Хлебные поля уступили место каким-то раскидистым кустам, и вот именно из этих кустов на меня неожиданно выскочил дед.
- Ога! - заявил он категорично — Вот и наука подоспела. Ща разберёмся!
Персонаж был очень колоритен. Именно таких дедов я видел в старых, ещё чёрно-белых, фильмах про русскую деревню. На голове у него красовался скособоченный картуз с лопнувшим посередине лаковым козырьком. Не смотря на явно тёплую погоду, поверх холщовой рубахи с косым воротом, распахнутая душегрейка без рукавов. Бесформенные штаны на шнурочках, за которые любой городской хипстер продал бы свою душу, и стоптанные башмаки из последних поставок по ленд-лизу.
А про его лицо можно было сказать только одно — борода. Казалось, он зарос рыжей бородой до самых бровей. Только слегка виднеющийся нос картошкой и маленькие шальные глазки убеждали меня, что я смотрю на переднюю часть головы.
Жестом фокусника он выудил из-за пазухи кувшин. Обычный такой, глиняный кувшин кустарной работы. Резво сдёрнув белую тряпицу, закрывавшую горлышко, дед решительно протянул кувшин мне:
- Ну-ка, учитель, промочи горло с дороги!
Интересно, тут все уже знают про меня? Я машинально взял кувшин. Рефлексы штука серьёзная. Дают – бери, бьют… бери и беги! Дед был, конечно, весьма странный, но поскольку он знает кто я, то не станет же он травить нового учителя? Из кувшина резко пахнуло перебродившим хлебом. Квас? Я осторожно отхлебнул маленький глоточек. Квас! Замечательный, ядрёный ржаной квас с мятой и ещё с какими-то травами, которых я не знал, но сразу зауважал. Самое интересное, что напиток был настолько холодным, что я начал подозревать деда в ношении за пазухой портативного холодильника. Больше не отвлекаясь на различные рефлексии, я разом ополовинил кувшин.
- Спасибо! - искренне сказал я, переводя дух. - Очень вкусный квас!
- Квас? - вкрадчиво переспросил дед, буравя меня подозрительным взглядом.
Я даже растерялся. Он что, не знал, чем меня угощал?
- Ну, да... Квас, с мятой и с...
- Значит всё-таки квас... - отстранёно пробормотал дед и уставился стеклянным взглядом мне в переносицу. Молчал он с минуту, и только шевелящаяся борода выдавала глубочайшую работу мысли. Я тоже молчал, боясь прервать эту предельную сосредоточенность.
- Опять колданула, ведьма!!! - неожиданно взорвался дед. Он сорвал картуз с головы и картинно, с замахом, швырнул его себе под ноги. - Что же это делается, а!!? Кум специально, на ночь глядя, из соседней деревни первача привёз. Мы его даже в дом не заносили, чтоб она не прознала! В огороде прикопали... А она всё равно колданула!!!
Дед пристально смотрел на лежащий в пыли картуз и, казалось, хотел испепелить его взглядом.
- К-к-как это колданула!? - только и смог я спросить заикаясь.
- Как, как... - проворчал дед и отобрал у меня кувшин. Словно не веря, он ещё раз принюхался и, сокрушённо покачав головой, начал обратно прилаживать белую тряпицу. - Знамо дело как! Обычно. Вот был первач. А она колданула и вот те здрасте — квас!
Всё услышанное больше походило на бред или обострение старческого маразма. Я решил успокоить старичка. Мало ли. Возраст у него на лбу не написан, а по внешнему виду так можно сказать, что он Ленина ещё живым видел.
- А может вы просто кувшины перепутали? - я постарался придать голосу успокаивающую интонацию. Что старый, что малый — с ними надо вкрадчиво и спокойно разговаривать.
- Точно!!! Перепутал! - старичок радостно шлёпнул себя по лбу свободной рукой и пристально воззрился на меня. - Действительно! Какое ещё колдовство? Чушь это собачья! Я просто перепутал! На огороде-то полно кувшинчиков прикопано. Где квас, где первачок — не мудрено и перепутать!!! Спасибо тебе, наука, надоумил старика!
Кажется, моя версия не очень понравилась. Ну тогда надо подыграть:
- А кто эта ведьма?
Дед по-птичьи наклонил голову и вкрадчиво переспросил:
- Какая такая ведьма?
Я совсем растерялся. Только что он тут чуть не плача распинался о кознях неизвестной мне ведьмы, а теперь задаёт такие вопросы?
- Ну, как это "какая"? Которая это... колданула...
- Та ты што!!! - возмутился старичок так искренне, что его борода в районе бровей встала дыбом. - Это же святая женщина!!! Как ты мог так её назвать?!!
Вот те на!!! Я же и виноват теперь! Что же это делается? Пока я ошарашено разевал рот в попытках найди хоть какие-нибудь слова оправдания, дедок поднял свой головной убор и, деловито отряхнув от пыли, водрузил его на свою взлохмаченную голову.
- Святая женщина!!! - чуть ли не по буквам повторил он. Потом, воровато оглянувшись по сторонам, он подошёл ко мне как можно ближе и, привстав на цыпочки, шёпотом добавил — Но ведьма!
Спрятав кувшин за пазуху, дед строго посмотрел на меня:
- Ладно, мне сейчас не досуг. Другой раз поболтаем. А я пойду до кума схожу. Могет чо ишо осталось... А до неё ты зайди. Ждёт ужо тебя! - и резвой рысью хромой лошади припустил по дороге.
- Да до кого зайти-то?!! - я растерянно развёл руками.
- До Кузьминичны, конечно! - подтягивая на ходу штаны, крикнул дед не оборачиваясь.
Ещё некоторое время до меня доносились удаляющиеся выкрики: «Святая... ведьма... святая...», пока облако пыли со странным дедом внутри не скрылось за ближайшим пригорком...
Это просто бред какой-то!!! Что тут вообще происходит?
Растерянный и ошарашенный я стоял на дороге около деревни и не мог привести в порядок разбегающиеся мысли. Сначала участковый, потом этот дед не очень вменяемый... Наконец я осознал, что мой взгляд застыл на крайнем слева доме. Точно! Там Кузьминична и там я получу ответ. Вперёд!
Миновав последние метры до дома загадочной Кузьминичны без приключений, я поднялся по скрипучему крыльцу и тут моя решимость немного ослабла. А точнее практически исчезла. Что я сейчас должен сказать незнакомой мне женщине: «Здрасте! Мне участковый сказал, где вы живёте, а странный дед, с кувшином кваса, сказал к вам зайти»? Очень логично! Я так и стоял около двери, с занесённой для стука рукой, мучительно подбирая слова.
- Да не топчись ты на пороге, как конь стреноженный! Заходи, там не заперто... - неожиданно прозвучало приглашение из-за двери, сразу избавив меня от необходимости придумывать идиотские объяснения своему визиту. Видимо меня тут действительно ждали, хотя это и очень странно.
- Здравствуйте... - я замялся, не зная имени хозяйки.
- На деревне все меня Кузьминичной зовут — сказала она, как будто прочитав мои мысли. - Так и ты не стесняйся. Мы тут люди простые, да и мне привычней будет.
Зайдя в дом с яркой улицы, я сначала, не смог толком рассмотреть женщину. Только попривыкнув глазами со свету, я понял, что меня встречает весьма пожилая женщина. Бабка - да, но не старуха. Почему-то я сразу решил, что в молодости она была весьма симпатичной. А сейчас это была очень приятная деревенская бабушка. Есть такой тип женщин, которые, достигнув определённого возраста, как бы перестают изменяться внешне. В деревнях это наверно особенно характерно. Всегда в хлопотах по дому, по хозяйству, всегда на свежем воздухе, постоянная трудотерапия и никаких сериалов — такие бабки очень хорошо сохраняются.
У меня такая же была. Иногда мне казалось, что она вообще никогда не отдыхала. Без устали, без остановки, она всегда была чем-то занята. Когда я маленький приезжал к ней в деревню, я не очень-то задумывался над этим. Но повзрослев, я понял, насколько это невероятно.
- Учитель, значит... Ну, что ж, тоже не плохо. - Голос у неё был не громкий, но очень уверенный и мелодичный.
Прочтя в моих глазах немой вопрос, она вздохнула и продолжила:
- На земле мужиков сильно не хватает... Но детишек учить это не меньше надо, чем кормить. А ты давай-ка ставь чемодан вон туда, в угол и иди руки мыть. Как раз к обеду поспел.
Я стал отнекиваться и стеснительно что-то блеять на счёт того какой я сытый. Кузьминична едва заметно усмехнулась и сняла крышку с котелка, который только что вытащила из печки. Едва я вдохнул аромат этого борща, как мой живот предательски заурчал с такой громкостью, что куры во дворе всполошились. Я смутился окончательно. Конечно она всё слышала.
- Мой руки и за стол — сказала хозяйка вроде бы и ласково, но я вдруг почувствовал себя первоклашкой в кабинете директора. - Мы тут люди простые и ты тоже не выделывайся.
Возразить у меня уже не хватило духу. Это сражение я проиграл полностью. Да и желудок мне категорично заявил, что лично он останется здесь, даже если я выйду сейчас из дома.
Это был не борщ. Это была пища богов. Уверен, что только в самые великие праздники все боги Олимпа могли позволить себе маленькое блюдечко этого невероятного творения деревенской бабушки. У меня же была миска, из которой можно было десяток студентов накормить до отвала. Борщ был вкуснейший, ароматный до желудочных спазмов, горячий именно настолько, чтобы не отвлекаться на дутьё в ложку, с такими замечательными кусочками мяса, которые просто таяли во рту. А к борщу прилагалась ещё теплая краюха хлеба... Мне стыдно, но я не проронил ни слова, пока не выскреб глиняную миску досуха. Просто не было на это времени.
- Спасибо! - выпалил я, дыша как после стометровки. - Это было невероятно!
- Обычно, - бабка пожала плечами, молниеносно и незаметно убирая со стола. — Для городских может и нет. Но об этом другой раз поговорим. Сейчас о тебе. Времени у тебя не много, а дел полно.
Я уж собрался открыть рот, что бы поинтересоваться, почему это у меня немного времени, ведь всё лето ещё впереди, но не успел:
- Первым делом забросишь вещички к Матрёне, - деловито продолжила излагать Кузьминична. - У неё поживёшь пока. Дом у неё ближе к школе и под присмотром будешь всегда. Накормит и обстирает. За постой платить не надо. Поможешь ей по хозяйству, тяжелое, если там поднести или дров нарубить, вот и будете квиты. Бабка она, конечно, боевая, но мужика уже нет. Так что поможешь при случае. Потом заглянешь в школу...
Я сидел и только молча кивал головой, как прилежный ученик. Что-то в голосе и в манерах этой бабки было такое, от чего я просто как заворожённый не мог ни возражать, ни спрашивать. По ходу, тут уже за меня всё продумали и решили. Забавно... А как мне эту Матрёну найти?
- С моего двора до второго поворота направо дойдёшь, потом у магазина спросишь, где дом Матрёны Ивановны. - «Нет! Она действительно ведьма и может читать мои мысли!» пронеслось у меня в голове. - Тебе покажут. Фамилия у неё Костюкова, не промахнёшься. А как школу найти, тебе сама Матрёна и объяснит.
Похоже, бабка в квесты переиграла. Не проще ли было просто адрес назвать? Да и вообще, что ж я, после большого города да в деревне школу не найду?
- Ну а после школы... - бабка остановилась посреди комнаты и на мгновение задумалась. Потом бросила на меня быстрый пронзительный взгляд, от которого я невольно поджал ноги, и тихо сказала - Ну, там посмотрим...
Она ещё несколько секунд меня пристально рассматривала, вроде как бы оценивая, а потом взмахнула руками, словно прогоняя голубей с забора:
- Ну, чего сидим-то? Корешки пускаем? Ступай быстрей, ступай!
Я подорвался с лавки как потерпевший и кинулся к чемодану.
- Ещё раз огромное вам спасибо, но мне, честное слово, неудобно, что из-за меня столько хлопот всем и...
- Хлопота хлопоте рознь! - не терпящим возражений тоном прервала меня Кузьминична. - А это за радость будет, коли у нас новый учитель объявился. Не каждый год такое случается. Так что в голову не бери, а гони в шею стеснительность свою городскую. Главное чтобы толк из этого был хороший. А теперь ступай, касатик, ступай...
Я подхватил чемодан и, неловко раскланявшись, вывалился за дверь. Уф! Точно в этой бабке было что-то ведьмовское. У меня прям с души отлегло, как за порог вышел. Вроде и ласковая бабуля, а так в оборот взяла, что и пискнуть не моги! Я даже головой помотал, что бы отогнать наваждение. А вопросов у меня теперь скопилось даже больше чем после встречи с дедом... Я медленно брёл по указанному маршруту пытаясь осмыслить происходящее. Всё очень странно. Но если сразу отмести всяческие ненаучные домыслы, то, наверное, понять можно. Молодой мужчина, учитель, из большого города, да в такую глушь, скорей всего действительно событие неординарное. Вот поэтому все и в курсе. А то, что странные такие, так это, наверное, я сам местных особенностей не понимаю.
Но чую, что не так всё просто. Странно всё это. Люди, встречи, разговоры… Как будто всё и нормально, а с другой стороны, если задуматься, то не пойми что происходит. И деревня эта на деревню не похожа. Шёл я по этой дороге, что мне Кузьминична указала и диву давался. Три избы и пяток бабок? А вот и нет. Иду я, значит, иду, а конца и края улицы не видно. Домики по сторонам не шибко крутые, но справные все, крыши цельные, окна ладные, ставни на них резные, да расписные. Срубы из брёвен метровых, а если где забор, так просто не забор, а стена крепостная! Не деревня это. Совсем не деревня. Село, как минимум, а может даже посёлок городского типа. Очень уж всё хорошо да правильно. А я-то знаю, хорошо у нас уж давно нигде не было…
Возле магазина я даже рта не успел открыть.
- Ой! Вот он! - С лавочки, на которой сидело несколько тётушек, вспорхнула самая маленькая и толстенькая.
- А я Матрёна! Я же вам говорила, что придёт! – это уже предназначалось для подружек по лавочке. - Дождались, бабоньки!
Она ещё много чего успела наговорить, под одобрительный гомон завсегдатаев магазинной лавочки. Многого я не понял, много слов просто просвистело мимо головы, но, в конечном итоге, суть я уловил. Жить буду у неё. С голода не помру ни разу, и всё у меня будет хорошо. Это вам не город. Тут всё от души и абсолютно натуральное. Уцепив меня под руку и продолжая что-то торопливо вещать о местных реалиях, бабка Матрёна утащила меня к себе домой. Вот тут я буду есть, вот тут умываться, а вот на этой кровати, с немерянной толщины периной, и пирамидой пуховых подушек, я буду спать.
- Извините, ради бога, а можно...
- Конечно можно! Но потом! - Какие же бабки в этой деревне все категоричные. Матриархат практически. - А сейчас в школу. Очень даже тебе сейчас обязательно!
Кино и немцы! Давно мной так не рулили. Тут что не бабка, так просто генералиссимус. И где они навыкам таким научились? Хотя, если задуматься... Может они ещё с Той войны... Да не! Не может такого быть! Ей от силы можно дать лет... Шестьдесят? Семьдесят? Не, не может быть! А может... Ну, да! Мне теперь, наверное, осталось только встретить говорящего кота, который рассказывает сказки про Полуэкта, и всё, здравствуй Саша Привалов! Я бы поверил...
Но единственный рыжий кот, бандитской наружности, которого я встретил на ступенях школы, байками меня не стал баловать. Он просто смерил меня презрительным, таким, каким могут наградить только представители семейства кошачьих, взглядом, и прошествовал, по своим, безусловно, наиважнейшим делам. Ну и то хорошо! А то я уже готов был впасть в верования во всяческую чертовщину. Но кот был правильным, молодец! Не дал повода усомниться.
На деревенскую школа тоже не была похожа. Типовой проект. Причём городской. Справа спортзал, слева актовый. Буквой «Н». Четыре крыла в три этажа. Таких школ я понастроил не мало... То есть, стоп! Как это? «Понастроил»? Откуда это? Я же учитель, а не строитель! Что-то с головой у меня не ладное твориться! То ли от воздуха этого хмельного, то ли от этих жителей странных? Прям как в той песне - «Всё что было не со мной — помню...». Пока я размышлял над странностями восприятия, ноги сами донесли меня до входной двери, и также самопроизвольно замерли, когда из какого-то окна до меня донёсся дивный женский голос, вещавший строки из далёкого детства:
Дела давно минувших дней,
Преданья старины глубокой.
В толпе могучих сыновей,
С друзьями, в гриднице высокой
Владимир-солнце пировал;
Меньшую дочь он выдавал
За князя храброго Руслана...
Я не знаю, что именно заставило меня остановиться. Может столь неожиданно прозвучавшие сейчас строки великого поэта, может невероятно красивый голос, который их произносил, а может ласковое солнце и напоённый сладкими запахами ветерок, но я просто замер, продолжая вслушиваться:
И мед из тяжкого стакана
За их здоровье выпивал.
Не скоро ели предки наши,
Не скоро двигались кругом
Ковши, серебряные чаши
С кипящим пивом и вином...
Это было необъяснимо! То, что я сейчас слышал и чувствовал, было невероятно восхитительно! Это было как сказка, как прикосновение к чему-то великолепно необычному!
Не считаю себя человеком особо сентиментальным, но тут меня просто насквозь, до дрожи в позвоночнике, пробрало ощущение прикосновения к прекрасному.
Не знаю, сколько бы я мог так простоять на пороге школы. Наверное, вечность. Но вечности мне не дали. Дверь резко распахнулась и из темноты школьного коридора навстречу мне, буквально вылетел, невысокого роста, мужичок.
- Ну, наконец-то!!! - завопил он, с разбега заключая меня в объятья. Ростом он был, наверное, ровно в половину меня, поэтому его крепкая хватка пришлась как раз на уровень моего живота. От неожиданности я крепко выдохнул и машинально положил ему руки на плечи. Думаю, что со стороны, это была ещё та картина! Тощий, двухметровый парень в объятиях кряжистого, гномоподобного мужика...
- Мне Кузьминична как сказала, так я и не поверил даже поначалу! - радостно пробасил он мне в пузо. - А вот и в правду ведь, приехал!!!
Он тискал меня как брат, который много лет назад потерял своего единственного родственника, а я болтался в его руках беспомощной макарониной:
- Очень!!! - мужик наконец разжал объятья, но тут же крепко вцепился в мою ладонь, тряся руку так, будто пытался взбить из меня коктейль. Вы когда-нибудь с сапёрной лопаткой обменивались рукопожатием? А вот я, кажется, да...
- Мужиков-то в школе всего два человека! Я, да физрук... - Бровастый и горбоносый, он реально мог сниматься в роли гнома в любом кино. В роли безбородого гнома, повелителя подземелий. - Но Серёга сейчас в спортивном лагере со старшими пацанами, а я вот тут на хозяйстве... И поэтому очень! Очень рад!!! Я учитель труда, ну и завхоз по совместительству. Павел Фёдорович к вашим услугам, ну и всё такое разное!
- И-и-и... здрасте! - едва смог на выдохе проговорить я. Сильна-то хватка повелителя рубанка и верстака!
- Ух! Вот теперь заживём! - радостно потёр руки мой новоявленный знакомый. - Теперь мы на троих....
Он немного запнулся:
- Ну, я имею в виду, что теперь, на восьмое марта нам полегче будет... Всяко разно - трое не двое... А то просто кошмар какой-то!
Судя по его бегающему взгляду, тут не только о женском празднике шла речь.
- Я тоже. Очень! Очень рад знакомству! - легко говорить правду. Понравился мне этот гном с первого... ну, так скажем, с первого объятья. Надеюсь в рудники он меня не станет посылать, а там разберёмся... - А вот скажите мне, Павел Фёдорович, кто вот там сейчас Пушкина читал...
Гном буквально врос ногами в землю и сурово приложил свою лопатообразную ладонь мне на грудь. Хорошо, что не ребром, а то, небось, мог бы мне грудину располосовать одним движением:
- Для тебя я просто Паша! - взгляд трудовика был суров и непреклонен. - Не думай, что я фамильярничаю, но мы тут все как одна большая семья. При детях это само собой, но если мы одни… Ты брата не стал бы по имени отчеству величать?
Перехватив меня рукой под поясницу, трудовик мягко, но настойчиво направил меня вглубь прохладных школьных коридоров. Брата я, конечно, не называл по имени и отчеству. Но причём здесь учитель труда в деревенской школе, которого я знаю от силы секунд тридцать?
- А.... э... Знаете ли... Знаешь, э... Паша... - я чувствовал себя несколько неловко, пытаясь называть этого сурового мужика по имени — А мой отец всю жизнь свою маму на «Вы» называл...
- Вот!!! - гном торжествующе воздел указательный палец свободной руки к потолку — За такого замечательного отца и будет первый тост! Ну, это... Когда соберёмся отметить... Ну, твоё, так сказать...
Гном совсем смешался и, поняв это, постарался радикально сменить тему разговора:
- Короче! В другой раз — так это обязательно! - он решительно подтолкнул меня к лестнице. - А сейчас ступай на второй этаж, кабинет двадцать четвёртый. Директорша наша в отъезде по делам, а сейчас тут за старшего учительница русского и литературы. Там ты её и найдёшь. И, кстати, это именно она так любит Пушкина...
Повинуясь непреодолимому физическому импульсу преданному мне учителем труда и завхозом по совместительству, я буквально взлетел вверх по лестнице. Школа была пуста. Как - никак, а всё - таки летние каникулы. И тем отчётливей и волнующе разносился по гулким коридорам голос неведомого учителя литературы:
Ах, если мученик любви
Страдает страстью безнадежно,
Хоть грустно жить, друзья мои,
Однако жить еще возможно.
Но после долгих, долгих лет
Обнять влюбленную подругу,
Желаний, слез, тоски предмет,
И вдруг минутную супругу
Навек утратить… о друзья,
Конечно лучше б умер я!
Я буквально крался на цыпочках к единственной открытой двери на этаже, чтобы не помешать этому повествованию. Как кошку на валерьянку, меня влекло к этому источнику восхитительных звуков. Одна часть моего мозга ещё продолжала критически осмысливать ситуацию. Лето. Пустая школа. Зачем кому-то читать вслух Пушкина? Дети сами должны читать, а потом писать тупые сочинения, о том чего они и понятия не имеют! Да и вообще! Зачем? Ну зачем летом читать Пушкина!? А всё остальное моё существо просто рвалось войти в этот кабинет и увидеть обладателя столь чудного голоса. Я сам по себе не лирик. Физик я по образованию, и прагматик по жизни. Стихи раньше читал и читал много. Для общего, так сказать, развития. Евгения Онегина до сих пор могу на спор продекламировать по памяти гораздо дольше, чем любой другой среднестатистический человек. И сам даже пытался писать. Эта тетрадь, с корявыми рифмами, до сих пор пылится где-то на чердаке дачи... Но это было совсем не то. Это были просто жалкие потуги и констатация того, что законченные физики тоже не чужды чувству прекрасного. А тут было нечто иное... Я всем своим нутром почувствовал внутреннюю красоту и совершенство человека, который ТАК может читать стихи...
Клянусь всеми действующими и теперь уже отставными богами, но я был осторожен и бесшумен, как самый трижды распроклятый ниндзя, из самого секретного клана. И, тем не менее, когда я буквально краешком глаза заглянул в класс, училка сразу посмотрела на меня. Это был очень быстрый взгляд. И это был не просто взгляд. Это был выстрел. Это был выстрел дуплетом голубых, как весеннее небо, глаз.
Она выстрелила и попала. В самое сердце... В середину души... А у меня там слабое место...
И я понял, что умер. Точнее, не умер, а даже совсем наоборот. Сложно описать словами то, что я испытал в тот момент. Внутри меня всё с начало заледенело, а потом пыхнуло таким жаром, что в голове всё помутилось. Дыхание заперло намертво, и я только и мог делать, что продолжал жадно ловить этот взгляд. Я просто сразу утонул в этих бездонных голубых глазах. Это было взахлёб. Просто раз — и всё!!! Весьма неожиданно...
Мне не оставалось ничего другого, как спрятаться обратно, за многократно крашеный косяк двери школьного кабинета и перевести дух, который загнанной птицей бился у меня в горле. Сквозь шум крови в ушах я смутно слышал, как она заканчивала занятие. Мне судорожно приходилось бороться с нахлынувшими чувствами запредельного ощущения счастья. Да что же это такое творится? Увидел голубые, как алтайские озера, глаза, русую косу до пояса, милую улыбку и всё? Влюбился с первого взгляда? Да ну не может этого быть!!! Я же не подросток малолетний. Такого уже и в кино не снимают давно! Слишком банально. Только почему же мне грудь так сладко разрывает растущая внутри радуга?
Я даже не ожидал, что после последних слов учительницы класс взорвётся таким гомоном! По той тишине, которой сопровождалось чтение стихов, мне показалось, что в классе вообще никого нет. Ога! Щаз!!! С дикими воплями, писками и визгами в пустой школьный коридор буквально выплеснулась лавина детишек. Штук тридцать орущих во всё горло дьяволят, бурным потоком устремились к выходу, успевая попутно поделиться и свои впечатлениями, и планами на ближайшее время, и искренними ударами портфелями по головам в адрес наиболее симпатичных одноклассников.
Училка вышла следом и, провожая влюблённым взглядом эту топотящую толпу, тихо сказала:
- Дети всегда остаются детьми... - она резко повернулась ко мне, продолжающему трусливо жаться к стене, от чего её коса красиво перелетела со спины на... ну, вперед, как бы... - А мы их не заставляем. Те, кто остались здесь на лето, сами приходят. Не дополучили они в своё время, вот и навёрстывают. Им нравится... Но, всё равно, каждый раз вот так и выходят... Дети! Что тут скажешь?
Она лучезарно улыбнулась и протянула мне руку:
- Людмила Сергеевна. Учитель русского языка и литературы.
Я из последних сил пытался держать себя в руках, но тут сломался окончательно. Галантно вцепившись в предложенную мне руку, я постыдно закашлялся, понимая насколько несуразно сейчас прозвучит моё имя:
- Очень... гкхы... приятно... агыхым... Людмила Сергеевна! Я... огухугы, а я … ры... ругу...
- А вы Руслан! Да я знаю! - Её смех прозвучал, будто тысяча хрустальных колокольчиков одновременно прокатились по этому школьному коридору. - Очень приятно, Руслан! Забавно получилось. Правда?
Я остервенело замотал головой в подтверждение её слов. Ну, действительно! Чего уж тут удивляться? Все тут знают кто, я и зачем я. И стихи Пушкина тут не причём! Это просто совпадение. Но, как бы ни странно это не выглядело, мне было очень приятно это «случайное» совпадение.
- Пойдёмте, я покажу вам, где у нас что. - Людмила взяла меня под руку и повела по школьным пустым коридорам.
Всё остальное я помню в каком-то тумане. Мы долго ходили по школе, она мне что-то показывала и рассказывала о школьных проблемах, а я деловито надувал губы и выдавал тупые комментарии. Она смеялась, а я чувствовал себя самым счастливым человеком на земле. Всё было так интересно и значимо, что я и не заметил, как мы оказались на улице. Вечерело. Томное предзакатное покрывало мягко обнимало нас за плечи, стараясь всё ближе и ближе прижать нас друг к другу. Разговор незаметно перекинулся на личности.
- А вот Павел Фёдорович, трудовик ваш... Кажется мне, что он того, этого... - выдал я, испытывая лёгкую эйфорию от такого приятного общения.
- Да, ну что вы! - Людмила искренне возмутилась. - Он вообще никогда и ничего! Руки у него не просто золотые, а...
Она в воздухе изобразила своими тонкими пальцами первые аккорды вальса «Дунайские волны», а у меня в голове аж целый Венский симфонический оркестр громыхнул! Я прям увидел, как толстенькие, похожие на сардельки, пальцы трудовика лёгкими балеринками порхают над деревянной заготовкой ножки табуретки... Какой кошмар!
- Вы не представляете, как он всегда напрягается на различных мероприятиях! Он же человек очень ответственный. Да и завхоз к тому же. В школе только двое мужчин - он, да физрук. Вот и надрываются на пару! А если вы об этом, - Людмила характерным, но неумелым жестом щёлкнула себе по шее, - то он не пьёт вообще никогда!
От жеж как! А я-то подумал о человеке плохое. Стыдоба, да и только! Как я только мог подумать, что трудовик может выпивать?! Какой же я испорченный человек!
Незаметно для меня, мы неожиданно оказались на берегу реки, продолжая беззаботно болтать обо всём и не о чём. Точнее я по большей части просто молчал, не находя нужных слов для продолжения беседы, а она всё делала сама. Это не было трёпом блондинки. Она сама вела всю нашу беседу. Говорила всё по делу и давала мне возможность вставить пару умных фраз. Но всё это было так... так мило и так естественно, что я не чувствовал ни малейшего напряжения при разговоре. Это её или моя заслуга?
- А я вот тут встретил одного забавного старичка, когда шёл в деревню, — нашёл я в себе силы выдать более менее связанную фразу. - Он уверял меня, что его самогон бабка Кузьминична в квас превратила! Чудной такой дедок, колоритный.
Я делано хихикнул в кулачёк.
- Петрович, что ли? - Людмила искренне изумилась и опять рассмеялась. Я с трудом подавил в себе желание встать на колени и собрать все эти хрустальные колокольчики смеха, которые прыгали вокруг меня.
- Да вы не подумайте плохого! - она едва отдышалась от приступа смеха. - Это же он так шутит!
Мы вышли на пригорок, с которого открывался изумительный вид на изгиб реки, подсвеченной серебристым светом полной луны.
- Он с молодости просто бредил, как мечтал актёром быть. Но не задалось... Сначала матери больной помогал, а потом двух сестрёнок один растил. Мать померла, а отец его на войне ещё сгинул. Какое уж тут актёрство? Так и пахал всю свою жизнь в колхозе. А вот под старость лет решил, что не может быть деревни без такого вот Петровича. Взял инвентарь в кружке самодеятельности и теперь ходит по деревне, как актер из старых фильмов. Детишек стращает сказками про ведьм и оборотней. А перед взрослыми алкаша завзятого из себя строит.
Некоторое время мы шли молча. Она держала меня под руку, а я был счастлив. Глупо, конечно, но я боялся даже сделать лишнее движение, только бы не потерять это сладкое ощущение. Как пацан на первом свидании, честное слово…
- А квас он делает самый лучший на деревне! – оживлённо продолжила рассказ Людмила. – Вам обязательно надо будет попробовать! Он такие травы знает, что все просто диву даются. А уж спектакль про превращение, тут все знают! Забавный старичок! У него это как ролевые игры с Кузьминичной. Он типа алкаш, а она ведьма, которая препятствует...
Я несколько шагов ошарашено осмысливал услышанное, прежде чем с моих губ сорвался вопрос:
- А вот я ещё участкового встретил...
Мы продолжали идти под ручку. Мне показалось или её голос прозвучал немного напряженно?
- Дядя Жора классный мужик. До первой чеченской он жил в Грозном. Вместе с семьёй...
Вроде и тепло было, но что-то таким холодом пробрало мой позвоночник, что я побоялся произнести хоть слово. Я понял, что больше не хочу ничего слышать. Не люблю я про войну… Особенно, про эту…
Когда мы успели уйти с реки, я не заметил. Пройдя ещё немного по какой-то улочке, Людмила остановилась:
- А вот и мой дом. – Она не дала мне шанса сделать какую-нибудь глупость и просто легонько пожала мою руку.- Надеюсь, мы завтра увидимся...
Она немного отстранилась, заглянув мне в лицо, а потом быстро скрылась в глубине двора...
Окончание вечера произошло несколько более стремительно, чем я рассчитывал. Хотя я ничего и не рассчитывал, честно говоря. Всё происходило помимо моей воли и желаний, а поэтому, о каких расчётах может идти речь? Но почему она так странно сказала про завтрашнюю встречу? Что значит «надеюсь»? А, что? Разве другие варианты возможны? Конечно мы завтра увидимся! Я уже сейчас не могу дождаться, когда это завтра наступит!
Пару минут я потоптался на улице в полном одиночестве пытаясь сообразить, что делать дальше. Целый день мной рули и пинали по разным углам, как футбольный мяч и вот когда никого больше рядом нет, я даже немного растерялся.
Начать с того, что я понятия не имел, где нахожусь в данный момент. Судя по тому, как высоко уже успела подняться луна, а ночь уже почти полностью вступила в свои права, можно было сделать вывод о длительности нашей прогулки. Часов шесть это минимум. А летом темнеет поздно, значит, может быть и дольше… Ничего себе! Я даже и не заметил где мы ходили всё это время. Но не ломиться же мне сейчас вслед за Людмилой, как заблудившемуся ребёнку!? «Тётенька! Я потерялся!». Я аж фыркнул от возмущения. Развернувшись, я пошел обратно, предположительно туда, откуда мы пришли. Голова не помнит, так может ноги сами дорогу найдут? Я частенько такой способ использовал раньше. В крайнем случае, спрошу у кого-нибудь дорогу к школе, а там уже дом Матрёны легко сыщется. Сейчас надо просто не думать о том куда идёшь, а дать волю ногам.
Я неспешно шел по улочке, бездумно попинывая подвернувшийся под ноги камешек и наслаждался. Наслаждался воздухом, безмятежностью и покоем, которые царили вокруг меня. И, конечно же все мои мысли были заняты в первую очередь Людмилой. Я шел и улыбался сам себе, как настоящий деревенский дурачок. Любое воспоминание о её образе, улыбке, смехе, голосе, буквально всё, наполняло меня чувством томительной радости. Похоже, я действительно втрескался в училку по самые уши. Удивительно, вот так вот в первый же день, встретить человека, который будет полностью владеть всеми моими помыслами. Удивительно и не обычно. Я вообще-то человек весьма сдержанный в отношениях, особенно с представительницами противоположного пола, и для меня совсем не характерна такая стремительная влюблённость. Обычно я очень долго присматриваюсь к людям. Иногда это длилось даже гораздо дольше чем необходимо. И очень часто я просто упускал момент, что бы поближе сойтись с какой-нибудь симпатичной девчонкой. Для меня даже стало привычным это ощущение упущенной возможности. Но сегодня всё произошло всё очень стремительно. Я не успел закрыть ворота своей внутренней крепости, и она очень быстро пала. Настолько быстро, что я даже назвал бы это странным. Очень и очень странным.
Да и вообще денёк сегодня выдался из ряда вон. Невольно я начал вспоминать и анализировать всё, что произошло со мной, начиная с того момента, как старенький, чихающий сизым выхлопом ПАЗик выпустил меня из своего пропахшего дерматином и пылью нутра, до быстрого расставания перед домом Людмилы. И чем дольше и придирчивей я размышлял, тем больше крепли мои сомнения. Постепенно моя эйфория улетучивалась, сменяясь некоторым непониманием ситуации. Ну не бывает так в обычной жизни! Я чувствовал, что всё происходящее было странным и нарочитым. Не настолько, что бы посчитать этот день совсем уж невероятным, но какое-то ощущение неправильности всё сильней и сильней завладевало мной. Не могу сказать, что я человек очень мнительный, но вот эта всеобщая осведомлённость, странные разговоры, намёки. Те же стихи взять. Ну не верится мне, что она случайно выбрала именно «Руслана и Людмилу». Она же прекрасно знала о моём приезде. И имя моё знала… Я тут же попытался себя отдёрнуть. О дне своего приезда я не сообщал никому. Может действительно просто совпадение? Не мог же меня Петрович несколько дней в кустах караулить?
Иногда человек ищет глубинный смысл там, где его нет, а иногда не замечает очевидные взаимосвязи происходящих событий. Короче говоря, после достаточно долгих размышлений, благо пустые улицы способствовали моему усердному самокопанию, я утвердился в мысли, что « со мной еще никогда в жизни не случалось ничего более нелепого и более странного», как говаривал сэр Генри Баскервиль в известном произведении. А у него, всего-то на всего, пропал старый башмак. Правда, это незначительное происшествие в гостинице потом привело к столь впечатляющим последствиям, что ему наверняка пришлось пересмотреть свои взгляды на события странные и нелепые. И именно по этому, помня с детства о неявном влиянии незначительных событий на развитие ситуации в будущем, я начал не на шутку тревожиться. Не люблю я неопределённости и недосказанности. Я человек простой и мне хочется простых мыслей и простых чувств. Не надо тайн и загадок.
Видимо подсознательно осознавая, что жажду получить хоть какие-нибудь разъяснения, я вдруг очнулся от своих размышлений около знакомой мне калитки и понял, что уже несколько минут молча, смотрю на Кузьминичну, а она, стоя на крыльце своего дома, так же молча, смотрит на меня.
- А… Добрый вечер! – пролепетал я, краснея от нелепости ситуации.
Вот же дурак дураком! Подсознание злую шутку сыграло с моими ногами! Вместо того чтобы к школе вывести, оно меня к дому ведьмачки привело!
- Ну, да… Чо уж теперь... – молвила бабка после некоторой заминки. - Заходи, коли пришёл. Знала, что придёшь…
Голос у неё был странный. Может действительно ждала, а может совсем наоборот. Мне показалось, что она даже немного растерялась.
- Знала, знала я, что придёшь, да не ведала, что так скоро… - буркнула бабка, громыхая посудой в тёмном углу. – Уж больно ты резвый, жеребчик, как я посмотрю!
Я неуклюже присел на краешек лавки, пытаясь подобрать слова и сформулировать вопрос.
- Да молчи ужо! Я сама всё тебе расскажу.
Нет, она точно растерялась! И пыталась скрыть эту растерянность за напускной ворчливостью! Но, видать, я не зря сюда пришёл.
- Многие приходят вопросы задавать. Не все, но многие. Только обычно позже… А ты вон оно какой прыткий! Прям в первый день припёрся. А может и к лучшему это. Значит есть ещё в головушке чем думать… А может и совсем наоборот…
Бабка продолжала ворчать и греметь посудой. Кажется, она даже не со мной сейчас разговаривала, а сама себя в чём-то убеждала.
- На! – Кузьминична резко поставила передо мной стакан. – Разговор серьёзный предстоит. Небось тебе это пригодится.
Я не успел ещё слова сказать, как моя рука машинально схватила стакан. Едкий, тусклый сивушный аромат заполнил моё сознание. Всё моё тело содрогнулось от ледяной искры, прошившей меня насквозь! И я вспомнил… Я всё вспомнил…
*********
Штормило страшно. Несмотря на все усилия капитана, пытавшегося держать нос нашего судёнышка по волне, бортовая качка была настолько сильной, что у меня просто отрывалась голова.
Туда – сюда, туда – сюда… Это невообразимо тошно! Туда – сюда, туда – сюда…
Я с трудом разлепил глаза. Какой капитан? Какой шторм? Это же просто сон. Дурной сон. Но почему меня продолжает болтать из стороны в сторону? Туда – сюда, туда – сюда…
- Эй! Слышь? Чувак! Очнись ты, блин! Эй!
Я судорожно отмахнулся, пытаясь избавиться от этого мерзкого голоса и от этой, вонючей донельзя, руки, которая держала меня за плечо. Мне и так плохо, а это существо ещё меня трясёт нещадно! С неимоверным трудом мне удалось сдержать рвотные позывы. Ох, ты-ж тварь позорная! Уйди напрочь!!! Уйди, сука, от меня! Мне очень хотелось сделать больно тому, кто так грубо тревожит мой сон. В былые времена я бы одним движением раздробил челюсть оппонента в труднособираемое крошево, но сейчас рука моя была слаба. Слаба до омерзения. Я только и смог, что вяло толкнулся в склизкое плечо.
Спал я прямо на столе и руки мои абсолютно отсохли. И не только руки. Всё тело было как колода задеревеневшее. От моего неловкого движения, банка из-под рыбных консервов в масле, стоявшая прямо перед моим носом, и доверху забитая недельной давности окурками, накренилась и покатилась по столу, оставляя за собой жирный и вонючий след, на старых газетах, которыми небрежно было застелено моё ложе. Этот след пах мерзостью и растлением. Мутным взглядом, в котором не было ни понимания, ни осознания, я индеферентно наблюдал, как жестянка закончила свой краткий бег по столу, свалившись с его края. Как же жутко воняла эта смесь прогорклого рыбного масла и старых окурков! Ненавижу!!!
- Эй! Чувак! Ну, блин, ты слышишь меня? Э-эй?
Мне было больно. Больно везде. Хотя слово «больно» не в полной мере отвечает тому, что я чувствовал, на тот момент. Боль она же бывает разной. Заноза под ноготь, пуля по рёбрам, раскалывающаяся голова после знатной пьянки… А ещё бывает боль тотально гниющей плоти… Когда не просто боль, а когда ты понимаешь, что ты весь, ЦЕЛИКОМ, гниёшь и умираешь… Когда боль в каждой твоей отравленной алкоголем клеточке рвёт тебя на запчасти… И ты погибаешь. Каждый день, ещё живой, но уже мёртвый. Отравленный, забытый и никому не нужный…
Меня корёжило. Меня рвала окончательная боль в груди, силы которой нет описания на человеческом языке. Я подыхал от этой боли и безысходности. С каждым судорожным вздохом, я понимал, что всё кончено, но я всё ещё жил и надеялся. Смешно, конечно, но человек надеется всегда… А я что? Не человек, что ли?
- Слышь, чувак? Тут эта, пришли к тебе… Бабка какая-то… Мне кажется, ты у неё самогон вчера брал… Под залог… Ты это, того. Давай разберись. Ога?
Разберись? Да я уже умер! С кем мне разбираться-то теперь? Боже! Какая боль! Грудина просто разрывается от этого нестерпимого ощущения. Никто из живущих не знает, как болит умершая плоть. Знают те, кто уже умер, но они никогда не смогут об этом рассказать, что бы хоть кому-то помочь, хоть кого-то остановить. Это не кино про пытки разведчиков. Это не шутки и игрища. Это запредельная боль. И у тебя уже ничего не спрашивает, и от тебя никому ничего уже не нужно. Всё пройдено и понятно. Границ нет. Я бы всё сказал, всё бы выдал, что бы прекратить эту боль, но это никому уже не нужно. Нужна только моя боль! Вся! Всеобъемлющая и безграничная…
- Руки… руки убери… - пёрхаю я с трудом, через сухую гортань. Я уже не могу переносить эту тряску.
Кто это? Кто этот презренный предвестник боли и мучений?
Замутнённое сознание. Я раньше не понимал глубинного смысла этого словосочетания. Я здоровый, я сильный, и ни один гипнотизер никогда не мог на меня подействовать, проверенно неоднократно, но тут вот вдруг я знаю, что я слаб и подвержен. А я не хочу, но не могу противиться! Что ж за ёп твою за нос!?
Я пытаюсь себя озвереть и неимоверным усилием воли хватаю вонючую руку.
- Что? Что тебе надо от меня?
Я готов отдать и жизнь и душу. Но не задаром. Мне уже всё равно на будущее. Точнее не всё равно. Я знаю. Глядя на руины своей жизни, я знаю, что нет славы больше и смерти слаще, чем в бою! С возрастом я всё больше и больше понимаю древних. Что викингов, что русичей. Страшно умирать в немощи. Уж лучше с мечом в руке и с боевым кличем в горле! Чем вот так, как я сейчас… Но только поздно я это понял!
- ЧТО??? – воплю я, сжимая изо всех сил тоненькую ручку.
- Русик! Русик, бля!!! Да, ёш твою медь! Отпусти меня!!! - Голосок хоть и пропитый, но тоненький и жалобный. – Кончай быковать! Русик! Я тя как брата прошу!!!
Как брата?!! Тут не кино, и ты мне не брат! А где мой брат??? Мой брат далеко. Я обидел своего брата и где он теперь? Он очень далеко, а я не прав…
- Не… тряси меня… никогда, - я с трудом подбирал слова. – Никогда… Понял?
Мне ещё никогда не было так тяжко жить, а тем более говорить. Очень тяжко искать слова в пустой башке. А тут ещё этот вонючий… Кто?
- Да понял я, понял! Руку отпусти, мудак психованный! Я то чо? Я ни чо! Тут бабка к тебе с предьявой, а я-то не причём!!! Отпусти!!!
Тут может сил у меня уже не достало, а может я и вправду вспомнил, но рука у меня сама собой разжалась. Это - же Витёк, бомж из местных, а с ним и Васёк всегда, вон он в угол забился, пискнуть боится, трусишка. Я их сам к себе позвал, когда уже сил не осталось распродавать имущество в обмен на спиртное. А они меня всегда выручали. Найдут и куда барахло сбыть, и выпивку всегда со мной делили… Ну и ладно, что они бомжи вонючие, зато всегда мою долю приносили…
А тут вот бабка! Не помню я, чтоб у неё самогон покупал… Хотя я вообще уже ничего не помню…
Сейчас бы горло промочить. Мутным, нерезким взглядом я прошёлся по столу. Ничего нет. Ошмётки от дешёвой кошачьей колбасы, огрызки непонятны, мусор, рвань… Была бы хоть капля чего, так бомжи бы её уже выпили… А мне сейчас хоть бы глоток воды, хоть из унитаза! Так нет же сил встать и сделать несколько шагов.
- Слышь, бабка! А бабок у меня нет! – хриплю я и по идиотски хихикаю над своим корявым каламбурчиком. – Бери чо понравится и мы в расчёте…
- Да нет мне нужды в твоём имуществе! – от сурового бабкиного голоса моё измученное тело корёжит как на дыбе. – Да и нет у тебя уже совсем ничего!
- А зачем тогда пришла? – Как же хочется потерять сознание и не мучиться больше!
- На-ко вот испей, а то говорить с тобой хочу, а ты не внемлешь!
В руку мне что-то ткнулось и я, как самый конченый зомби, на последних рефлексах с трудом нащупал губами край сосуда. После первых глотков я даже не понял, что именно я пью. Обожженный дешевыми суррогатами и почти мёртвый язык не воспринимал вкуса жидкости. Но это было не важно. Я пил! Весь содрогающийся от жуткого тремора, я даже не пытался поднять сосуд, а только наклонял его всё сильней и сильней что бы живительный поток не прерывался. Я захлёбывался, пускал пузыри, кашлял, но продолжал пить. Это было восхитительно! Если бы бабка захотела, то в этот момент она запросто могла забрать мою душу… Если она у меня ещё была, и если бы она кому-то была нужна…
Когда я уже почти захлебнулся, мне удалось остановиться. Я вздохнул так глубоко, что затрещали рёбра, а утеревшись рукавом я вдруг понял, что это был квас. Замечательный, ядрёный ржаной квас с мятой и ещё с какими-то травами, которых я не знал…
- Ну, что? Полегчало? – странная бабка, одетая как из старых советских фильмов, смотрела на меня сурово, но без показного снисхождения.
- Извини… те! – Я неловко попытался вытереть свои слюни, сопли и невольные слёзы. – Вы кто?
- О, как! Неужто вспомнил, что к старшим надо на «Вы» обращаться? – теперь бабка уже явно усмехнулась, сложив руки на груди.
Я растерянно оглянулся по сторонам и аккуратно поставил на стол простенький кувшин ручной работы, который держал в руках. Что же это такое???
Моя боль не исчезла, она скукожилась, сдвинулась на край сознания, но не ушла полностью. Зато вдруг проснулась и подняла голову та, которую я думал, что уничтожил полностью.
Совесть?
Да, ладно! Откуда? Этого не может быть! Я её убил своими собственными руками! Она очень долго сопротивлялась и боролась со мной, но я её убил! И всех тех, кто всегда были рядом с нею…
Я ещё раз оглянулся и увидел вокруг себя ту самую страшную бездну, от которой прятался последнее время в угаре саморазрушения:
- Нет… Только не это… - прошептал я осознавая величину ужаса подступающей пустоты.
- А давай-ка мы попробуем с тобой по-другому. – Немного выцветшие, но очень пронзительные голубые глаза смотрели буквально до самой глубины моей души. – Сможешь? В другой раз - сможешь?
И я, ни разу не раздумывая, выдохнул:
- Смогу!
- Ну, так допей из кувшинчика, да пойдём. Там таких, как ты очень много. Может в другой раз и у тебя получится…
… От этого воздуха у меня кружилась голова…**********
Я резко вздрогнул и отпустил стакан. Я всё ещё сидел на скамейке за простым столом, а Кузьминична пристально и грустно смотрела на меня.
- Так, я что – умер? Тогда, когда из кувшинчика то допил?
Сердце у меня ходило ходуном и мне никак не удавалось сосредоточиться.
- А жил ли ты тогда?
Она села, напортив меня и, подпёрла рукой голову. Только теперь я заметил, что это простая деревенская бабушка, которая просто пожалела бестолкового внука. Я взял её сухую и тёплую ладошку в руки, прижал к щеке:
- Спасибо! Спасибо, за другой раз…
*******
- Слышь, Васёк, а хозяин-то, по ходу, кони двинул! – один из бомжей резко замер на пороге, пристально вглядываясь в неподвижное тело Руслана, которое всё ещё сидело на колченогой табуретке, уронив голову на грязный стол. Но вся его поза была настолько неестественной, что всё сразу было понятным.
- Ну, дык а чо? Оно конечно, так бухать! – второй бомж не на секунду не задержался и начал быстро осматривать квартиру, на предмет ещё чего вынести на продажу. – Может его та бабка и замочила. За долги. Ну а чё? Нормальное дело…
Поживиться было нечем. Из этой, когда-то шикарной квартиры было вынесено всё, что могло представлять хоть какую-нибудь ценность.
- Собирай посуду, и валим отседова, пока ментов соседи не вызвали. Я разборок не хочу с мертвяком! Доказывай потом прокурору, что это не мы его замочили! Шевелись!
- А это брать? – неуверенно спросил Витёк, тыча грязным пальцем в странный сосуд, который стоял на столе прямо рядом с рукой покойника. – Горшок какой-то… И кислым из него воняет…
- Не тронь, придурок!!! – испуганно завопил другой бомж. – До бабки его тут точно небыло! Может там отрава была! И не горшок это, а кувшин! А на нём её пальчики могли остаться! Хорош базарить! Валим отсюдова…
В этом воздухе было всё! Было томное солнце, запах созревающей ржи и парного молока, жужжание деловитых пчёл и тихий плеск маленькой речушки, мелодичное девичье пение и счастливый детский смех...© Laputa
Это сообщение отредактировал Laputa - 13.11.2012 - 15:07
yaplakal.com