Если вы появились там первый раз, вас обязательно подбежит обнюхать и показательно оскалить сточенные клыки тот самый дрекавац Петар, старый полувампир-полуальв. Не бойтесь, он давно не кусается и уже забыл вкус человечины. И если вы не испугаетесь его клыков, а дадите старому Петару пластинку клубничной жвачки, он чихнет в благодарность, лизнёт вам руку, а потом отойдет в сторону, давая пройти. Наклонив голову, чтобы не задеть низкую закопченную притолоку, вы шагнете внутрь, и попозже ближе к ночи местные обязательно расскажут вам историю дрекаваца под рюмку-другую жембовицы, перемежая ее с глотком доброго местного пива.
Петар, когда-то скованный серебряной цепью, которой давно уже нет, сидит тут более пятисот лет. А появился он здесь так... Давным-давно, еще при господаре Грашаке третий сын местного жупана, Тыхтыможко, влюбился в дочку купца красавицу Жмилицу, но девушка была равнодушна к его ухаживаниям. Что бы ни вытворял влюбленный юноша, что бы ни сулил ветреной хохотушке, все было зря — Жмилица любила только деньги и славу, а их у третьего сына отродясь не водилось.
И вот однажды сжалилась красотка над жупанским сыном и сказала ему — Принесешь мне голову последнего дрекаваца, что живёт за Серыми горами, в которых золота нет, он скот там режет и округу в страхе держит — отдамся тебе на сеновале. А голову потом у отца в лавке повешу, народ будет валом валить, чтоб посмотреть на нее, денежки рекой потекут!
Хмыкнул юнец, ничего не сказал, но оседлал коня, взял меч, копье, цепь серебряную, освященную отцом Милошем в местной церкви, и поехал искать последнего дрекаваца. И задумал он не просто голову привезти, а живым захватить чудище, может, Жмилица не просто отдастся-то, а еще и непотребствам каким научит, и не один раз!
Долго ли, коротко дело делалось, то никому не ведомо, да только удалось Тыхтыможко выследить могучего дрекаваца и опутать его серебряной заговоренной цепью. Везет он добычу домой, значит, и подъезжает к усадьбе Жмилицы. А чего время терять, сдаст дрекаваца и тут же Жмилицу под белы рученьки да на сеновал, ночь ясная, Луна полная, дело нехитрое! От мыслей таких аж штаны Тыхтыможко тесноваты стали, сидеть в седле неудобно, он и спрыгнул с коня, в поводу повел. А как спрыгнул, так и отлить сразу захотелось, долго ехал-то.
Впереди кусты показались, к ним Тыхтыможко-то и свернул, чтоб слить пиво лишнее, выпитое в обед. И только он, значит, кусты обогнул, чтоб на дороге-то не безобразничать, как ему при полной Луне-то картина яркая и открылась.
За кустами Жмилица и стояла, на коленях, да нагая, как жрица Макоши перед посевом. А перед ней кузнец стоит, урчит довольно, да булаву здоровенную перед собой руками обеими держит. А купеческая дочка зачем-то булаву эту ручками нежно поглаживает, холит-лелеет, да губками алыми прикладывается, язычком повдоль скользит невесть зачем, по булаве-то, глупая какая.
Да только пригляделся Тыхтыможко получше, и понял, что не булава это, ой, не булава!..
Вскипела кровь молодая в жупанском сыне, сдернул с дрекаваца он цепь заклятую одним движением, да и вытолкнул его вперед, на изменщицу да полюбовника ее.
Как увидела чудовище Жмилица, закричала страшно и без чувств на сыру землю повалилась. А кузнец подскочил, развернулся к дрекавацу, да и с перепугу перетянул того булавой по лбу. С оттягом. Той самой булавой, да.
Чудище-то и сомлело сразу, и рядом с Жмилицей на травку-то и прилегло. А изменщице тут и приспичило очнуться. Глаза открыла, морду чудища в пяди от лица увидела, икнула и снова прилегла отдыхать.
А кузнец признал жупанского сына, повинился перед ним, сказал, что совратила его купеческая дочка, попросила заколку-фибулу ей на платье сделать, а расплатиться вот этим самым вот захотела вместо денег.
Сорвал в сердцах с макушки Тыхтыможко шапку, хлопнул ей оземь, плюнул изменщице на груди полные, налитые, по росе разметавшиеся, спутал снова дрекаваца цепью, да и взвалил его на круп коня. Уехать подальше отсюда, куда глаза глядят, да поскорее.
Жмилица потом, как очнулась второй раз-то, седой стала вся. Так и бегает по деревне, одежду не дает надеть, поэтому и видно, что седая вся, с ног до головы. Левый глаз косить направо стал, а правый налево. И слюна на грудь капает постоянно. Так и ходит с тех пор по округе, заколку ищет. Если попадется ей путник поздний, замучает-заболтает расспросами про заколку, булаву да жупанского сына. Главное — не отвечать ей, а скорее к трактиру поближе, не любит бедовица дрекаваца, боится его.
А страшный дрекавац, огретый по лбу кузнецовой, гм, булавой, стал безобидным и дружелюбным, только глаз тоже косить стал, тяжелая, гм, булава-то оказалась. Так и прижился при деревенском трактире, да. И все со всех краев едут посмотреть на него, за ушком почесать да сладость какую дать. От сладостей-то клыки у Петара выкрашиваться и начали, пока цирюльник городской ему вместо старых золотые не вставил, лучше прежних. Хотя и те со временем сточились...
***
Такие дела. А к чему это я?
А, к «яйчкам»... Дак вот, в том трактире подадут вам пирог с яблоками по рецепту мельничихи, тетки Држембовой, так и зовется — «пита са јабукама», на нежнейших яйчках кума мельничихи. Да не в том смысле, что вы!.. Перепелов выводит он, кум-то, а мельничиха пироги печет на их яичках, вот и всё!
А если приедете вы туда аккурат ко дню святого Параплегия, то к вам как к дорогому гостю спустится сам пан Саво Саванович, пра-пра-пра-много раз-внук того самого Тыхтыможко, да. Женился парень в то же лето на дочке мельника и она-то эти пироги печь и начала. А если дело к вечеру будет, то обязательно угостит вас пан Саво плескавицей по-вомперски, на крови, да нальет наливочки своей на хрене и листьях смородины. Но без чеснока, потому что от запаха чеснока Петар, старый дрекавац, впадает в уныние, сворачивается в клубок и начинает подскуливать, поэтому у пана Саво чеснок не подают ни в каком виде.
И после гутљаја пића онда ме не криви - ноге ће те водити на плес и певаћеш, плесати и забављати се до јутра!
Это сообщение отредактировал МашруМ - 1.03.2024 - 19:59
yaplakal.com