Товарищеский матч на литературном поле! Графоманы ЯПа против коллег сайта NewAuthor

[ Версия для печати ]
Добавить в Telegram Добавить в Twitter Добавить в Вконтакте Добавить в Одноклассники
Страницы: (61) [1] 2 3 ... Последняя »  К последнему непрочитанному [ ОТВЕТИТЬ ] [ НОВАЯ ТЕМА ]
Gesheft
12.10.2021 - 12:01
Статус: Offline


Ярила

Регистрация: 9.11.14
Сообщений: 3581
137
Дорогие авторы и читатели ЯПа. Сегодня вы увидите и даже прочитаете, а может и оцените всё то, что загружу! Наши и "не наши" графоманы-пейсатели постарались на славу, проявили свою буйную фантазию, недюжинный интеллект и неплохо справились с заданными темами. К участию в конкурсе мы отобрали 24 рассказа, в которых были выполнены все заданные условия. Темы для рассказов были такие: 1) Роковая ошибка; 2) 2) "Соприкосновение времён. Они среди нас". По каким-то причинам в нашем времени оказываются герои прошлого из классических произведений мировой литературы.

Работы будут выложены так, как расставит их в ленте "Генератор случайных чисел", искусственному интеллекту которого мы полностью доверяем и не сомневаемся в его честности)). На чтение, комментарии, критику работ и голосование отводим 10 дней. Последний срок, когда ваш выбор будет принят и учтён в специальном журнале, это 22-е октября, 23-55 по московскому времени. Из всего разнообразия этих шедевров самодеятельной прозы можно выбрать ЧЕТЫРЕ понравившихся рассказа.

Голосовать, по сложившейся традиции, будем в теме обсуждения и выглядеть это должно примерно так:
Мне понравились рассказы:
1) Война и мир
12) Про Петрова и Васечкина
3) Москва - Петушки
15) Парфюмер

Или так:
Голосую за рассказы № 3, №7, №17 , №15 и №19

Важное уточнение: Авторы не могут голосовать за свой рассказ. Оценивают только шыдевры конкурентов.
Передумать и изменить свой выбор можно будет только в течении одного часа, пока сайт даёт такую возможность. Повторные комменты с изменениями учитываться не будут!
***
Теперь про спонсоров. Ежели таковые найдутся, будут рады все, в том числе и организаторы этого карнавала, хотя им и так достаётся на орехи!
От некоторых неравнодушных читателей уже поступили предложения об учреждении нескольких номинаций, и пусть их будет как можно больше. В свою очередь сайт NewAuthor.ru тоже обещает интересные плюшки и подарки победителям и призёрам конкурса.

Если денег нет или их мало (вы там держитесь). Но ведь можно дарить всяческие подарки, ёлочные игрушки, поделки, винтажные украшения и алкоголь.))) Я думаю, мало кто откажется от таких презентов.

Номинация от МашруМ "Внезапно Счастливый Непризнанный Начпис 2021". Присуждается автору рассказа, внезапно занявшему 12 место.

Размер премии не менее 328 р и не более 28820 р.
Внезапно размер внезапной премии не зависит от сайта, предоставившего шедевр и выплачивается после подсчета голосов и объявления победителя.

апд. У нас появился ещё один неравнодушный человек, впечатлённый чудесными рассказами нашего конкурса. Талантам надо помогать, решил он и учредил свою номинацию, которая звучит примерно так:

Утешительная номинация для неудачника , не попавшего в "счастливую номинацию от Машрума". Это для тех, чей рассказ по итогам голосования окажется рядом с 12-м местом по ту или иную сторону. Если рассказов будет несколько (а так и будет), спонсор сам определит, кому уйдёт приз со счастливой цифрой 777 рублей!

Ваша номинация тоже может быть объявлена тут!

Ссылки на рассказы:

1) Когда кричит выпь
2) Жил-был кот
3) ХРАНИТЕЛЬНИЦА
4) Исповедь
5) Между раем и адом
6) Его Тулон (16 )
7) Нюша
8) Lobotomia
9) Хороший работник
10) Тот самый Генри
11) Билет на тот свет
12) Первое апреля
13) Маршал
14) Вода
15) Шоковая терапия
16) В ногу со временем
17) Аппарель
18) Ошибка резидента
19) Гробовщик
20) Найти Олесю
21) 12066
22) Везунчик
23) Равик
24) Москва кошачая 20:21

Это сообщение отредактировал Ammok - 16.10.2021 - 16:20
 
[^]
Yap
[x]



Продам слона

Регистрация: 10.12.04
Сообщений: 1488
 
[^]
Gesheft
12.10.2021 - 12:05
Статус: Offline


Ярила

Регистрация: 9.11.14
Сообщений: 3581
1) Когда кричит выпь

Макс со всего маху ухнул в придорожную канаву, и пахнущая гнилой травой жижа в ее глубине смачно чавкнула. Проглотив ругательство и цепляясь за длинные стебли пырея, выбрался, огляделся и опять припустил за мелькающим теперь уже далеко впереди белым платьем. «Стася, Стаська, куда ты?» - кричало все существо Макса, но какая-то сила влекла Стасю в черноту августовской ночи, за темные палисадники, окраинные избы, ограду из грубо выструганных жердей, и Макс чувствовал, что ее не остановить. Только бежать так же, как она. И туда же. К разгадке той тайны, которая затянулась в тугой узел месяц назад.

Именно тогда он познакомился с этой черноволосой, худой до выпирающих ключиц, любящей кеды, джинсы и мальчишечьи клетчатые рубашки девушкой. Ему понравились ее серые глаза, сбрызнутое веснушками открытое лицо, которое, когда она печалилась, принимало беспомощно-жалкое, щенячье выражение. А печалилась она часто.
- Ну чего ты опять? - сначала он пытался растолкать ее, рассмешить, но скоро бросил эти попытки, увидев их абсолютную тщетность.
После завершения студенческой практики Стася твердо заявила, что едет на все лето в свою деревню, и столь же твердо пресекла все попытки Макса уговорить ее ехать вместе.
- Тебе там будет неинтересно.
- Стаська, мне интересно все, что связано с тобой!
- Ты ведь не хочешь, чтобы мы поссорились?

Макс этого не хотел, но знал, что должен быть с ней в этой далекой деревне, до которой сначала добирался два часа электричкой, а потом столько же трясся на стареньком «ПАЗике».
Стася онемела, увидев его на пороге избы, но в тот же момент пришла очередь онеметь и ему: вместо городской студентки, на него смотрела девушка в белом платье и заплетенными в тугую косу волосами. Стасе ничего не оставалось, как пропустить Макса в светлую комнату с низкими окнами, диваном и кряжистым столом у стены.

Отца у Стаси не было. «Умер от сердца», – сухо сказала ее мать, высокая, прямая женщина с тонкими, горько сжатыми губами в ответ на немой вопрос Макса, взявшего фотографию со стола. Да, на столе стояли две фотографии: хмурого мужчины с крупными, выразительными чертами лица и улыбающейся Стаси – в белом платье и собранными в косу волосами.
Максу постелили на веранде, и в первую же ночь его разбудили крики выпи, влетавшие в черный проем открытого окна. Низкие, глухие, короткие, они долетали с болота, которое, видимо, было недалеко. Сразу за ними неслышно, будто бесплотная, на веранде появилась Стася и скользнула на улицу. Макс не успел вскочить, как распахнулась дверь, и вслед за ушедшей дочерью в этой ухающей темени исчезла мать. Вскоре они вернулись, и Макс смог расслышать только сдавленное «Уезжай, прошу. Сегодня же».

Но они не уехали. И вот теперь Макс едва поспевал за Стасей, так же вышедшей из дома после утробных звуков.
Болото было в низине. Хлюпающая смоляная жижа, заполнявшая мочажины, проникала в намокшие кроссовки Макса. Он старался ступать по кочкам, иногда удавалось схватиться за мертвый ствол дерева или торчащую в ковре сфагнума склизкую корягу. «Остановись же, Стаська, куда ты?!» Он уже давно не видел белое платье, только слышал ухающие звуки болотной птицы – все ближе, громче. Подвижное сплетение мха колыхалось под ногами, прорываясь маленькими озерцами стоячей воды, и Макс неуклюже бухал по кочкам, каждый раз хватаясь за стебли осоки и утопая по колено. Дыхание сбилось, невыносимо холодило в боку, впитавшая зловонную жижу одежда облепила тело.
«Стася, где ты?!» – отчаяние бешеными толчками колотилось в груди, и как ответ – короткий человеческий крик.

Макс сделал рывок и увидел в разорванном окне сфагнума руку: скрюченные пальцы ловили пустоту, цеплялись за клочки травы, судорожно молили о жизни. «Стася, я здесь!» Сделал несколько рывков, распахивая телом липкую хлябь. Сейчас! Сейчас!!! Весь мир сузился до этой руки, но вдруг она сжала протянутый кем-то крепкий сук, подтянулась, появилось лицо, затем и вся голова – в тине, черных потеках, с пустыми огромными глазницами, в одной из которой в такт рывкам шевелилась головка болотной змеи. И рядом с этим чудовищем, появившимся из темной, породившей его трясины, Макс увидел Стасю – в мокром платье, давно переставшем быть белым, но живую, теплую, юную! Она держала сук и тянула, тянула его на себя, с каждым усилием погружаясь в черную жижу. Вот уже сплелись два тела – живое и мертвое, бледные скрюченные пальцы ухватились за плечи Стаси, но в тот миг, когда она забилась в судороге, Макс схватил ее косу и рванул со всей силы, не давая сделать смертельный глоток.
Когда оба, помогая друг другу, выбрались на тропу, Стася размазывала по лицу слезы и грязь - и ничего не могла сказать. Но Макс уже все знал.
***
- Глупые мы были, Макс, глупые, что и говорить, - Ольга крутила в руке веточку багульника, размельчала его белые цветки, и терпкий аромат дурманил голову.
Или это не багульник дурманил, а она сама? Так дурманила, что вели сейчас ему – умри, он умрет! Сказать ей это, рассмешить ее? Зачем она растирает багульником его тело, зачем возвращает его?
- Глупые - и особенно я. Это я ведь придумала: если на болото пойти, когда выпь кричит, и сорвать багульник, что ни загадаешь, все сбудется.
- Сбылось?
- У меня сбылось, у Стаси нет: она загадала, чтобы мы с ней всегда были вместе. Всегда. Несмотря ни на что. Сестричка, любимая подружка. Стаська. Вбила себе в голову, что могла бы меня спасти, вытащить из трясины. Бросить сук – и вытащить. Винит себя, места не находит, жить нормально не может. Папа говорил ей, что ни в чем она не виновата, но убедить так и не смог, сердце из-за нас обеих у него не выдержало. Он ушел, а я не могу, пока свою ошибку не исправлю. Помоги мне, Макс! Скоро вновь будет кричать выпь. Через месяц. Стася что-то задумала, я это чувствую, ведь мы близняшки.
***
Макс долго сидел у кровати Стаси. Гладил спутанные волосы, убирал со лба прилипшие пряди. Острые крючья вины отпустили ее, Стася увидела: брось она тогда сук Ольге, они вместе ушли бы в трясину.
Мать Стаси, измученная страшной ночью, с ее отчаяньем, мольбами, обретением, убрала со стола две фотографии: хмурого мужчины и девушки в белом платье.
Ему можно уйти.
***
Макс подошел к могиле: дубовый крест, недавно обновленная надпись.
– Могила пустая, сам знаешь: болото никого не отдает.
Макс обернулся: лоскуты иссиня-бледной кожи, черная коса, огромные пустые глазницы и болотная змея, обхватившая шею будто ожерелье. Красавица!
Ольга подошла вплотную – и два лишенных плоти рта сомкнулись в поцелуе.
– Спасибо, Макс, ты освободил сестру, Стася начнет наконец-то жить.
– Надеюсь, она все же погрустит обо мне.
– Прошел только месяц, она не успела в тебе увязнуть – а я увязла. Навсегда. Навечно. У меня сбылось желание: я загадала тогда, на болоте, чтобы в меня влюбился рыцарь!
Ольга бережно коснулась того места на боку, где была когда-то рана, унесшая жизнь Максимилиана.
- Не болит?
Оба засмеялись.
 
[^]
Gesheft
12.10.2021 - 12:07
Статус: Offline


Ярила

Регистрация: 9.11.14
Сообщений: 3581
2) Жил-был кот

Коровья голова неприветливо смотрела на меня мёртвыми глазами, а вокруг крутились счастливые мухи. А голова означала… Пельмени! Я возликовал и вприпрыжку направился к калитке.
Шарик вяло стукнул хвостом по ногам и ткнулся мокрым носом в руку, выполняя свою нехитрую работу. После чего удалился обратно в будку – спасаться от немилосердно сияющего полуденного солнца.
Сбросив сапоги, я откинул марлю с застрявшими в ней мошками и вошёл в сени. Долил рукомойник из большого медного кувшина и шумно умылся.
– Артём, обедать будешь? – донеслось из дома.
– А то! – радостно отозвался я, переступая порог комнаты. – Доброго дня, Серафим Егорыч, Настасья Петровна, дядь Паша, тёть Зина, Саша, Лиза.
Семейство в полном составе, по случаю выходного дня, уже расселось за столом и активно работало челюстями. Я притащил из угла табурет и уселся за стол, где меня уже поджидала целая миска парящих большущих, как любила баба Настя, пельмешков.

Ели молча. Серафим Егорыч, высокий могучий старик, не любил, а вернее, не терпел разговоров за едой. С нарушителями спокойствия не церемонился – сразу бил по лбу своей любимой ложкой, ёмкостью, соперничающей с половником.
Пустая рюмка гулко стукнула о скатерть. А значит, обед закончен. Дети тут же унеслись на улицу, а я закрутился, озираясь.
– А где Васька?

Этот огромный чёрный, без единого белого пятнышка, кот с длиннющими колючими усами и толстым пушистым хвостом был еще одним важным членом семьи. При моём появлении он степенно поднимался со своего любимого места, обтирался о ногу. Потом нетерпеливо ждал, когда я сяду, и тут же влезал на колени. Укладывался, чуть выпускал когти, чтобы я не сбежал, и, закрыв глаза и басовито урча на самой границе слышимости, задрёмывал. При этом гладить его было нельзя: в ноги тут же вонзались когти – тот первый раз так и остался единственным. Но мне для счастья и так хватало его тёплой уютной тяжести.
– Там он, – кивнула Настасья Петровна на подпечье и утёрла глаз передником.

Я подошел и наклонился, заглядывая в темноту. В ней тут же тускло загорелась жёлтая лампочка и донеслось глухое тоскливое:
– Мяу.
– Вот, третьего дня запропал куда-то. Егорыч с Пашкой ходили искали – да не нашли. А вчера сам приполз под утро. Весь изодранный, в крови, без глаза, – женщина всхлипнула. – Ничего не ест, не пьёт. Кое-как обработали его. Вырвался, забился под печь и сидит…
Рядом с тёмным зевом стояла нетронутая плошка с подсохшей кашей и куском рыбы. В блюдце с водой плавала мушка: молоко Васька терпеть не мог, отдавая предпочтение студёной колодезной воде.
Кот ещё раз жалобно мяукнул, глядя на меня.
– Вась, ну ты чего, – я похлопал себя по коленям. – Как ты гостей встречаешь?
Кот только щурился единственным глазом.
– Может, к ветеринару его в город свозить? – предложил я. – Семён утром почту повезёт…
– Сам залижется. Не впервой.

С дедом спорить было бессмысленно, и я попытался перевести тему.
– А чего Зорьку-то решили?
– Ногу сломала.
Повисла тягучая тишина, в которой стало отчётливо слышно бьющуюся о стекло муху.
Я вздохнул, понимая, что разговор не задаётся, поблагодарил за угощение, скомканно попрощался и ушёл.
***
В воздухе отчётливо пахло грозой. Вдалеке погромыхивало, а чёрная туча, занимавшая полнеба, продолжала пожирать лазорево-розовые небеса. Поднявшийся ветер гонял волны по лугу, поднимая в воздух мелкий сор и стерню, а из леса доносился беспокойный гомон птиц. Только стрижи с отчаянным писком носились низко над головами.
– Артём, помоги.
Я подбежал к дяде Паше. Вдвоём мы всё-таки смогли завести вырывающуюся веревку за колышек. Рогожа, которой был накрыт стог, тут же перестала хлопать парусом, а верёвка низко загудела под очередным порывом.
Мы неуверенно посмотрели на натянутые струной крепи.
– Может, ещё…
– Сдюжит. Не впервой.
Серафим Егорыч развернулся и пошел к телеге, на которой уже сидели женщины.

Я устроился на задке и покосился на Ваську, который так и пролежал весь сенокос неподвижно на дне телеги. Кот за последнюю неделю сильно сдал: бока впали, шерсть местами выпала, оголяя страшные, так и не зажившие жёлто-синие рваные раны, сочащиеся кровью и гноем. Он даже не пытался шевелиться, лишь изредка дёргал кончиком хвоста. Зачем Егорыч потащил его с собой? Я догадывался, но хотел бы ошибаться.
Старик сграбастал тихонько мявкнувшего кота и отнёс в подлесок, положив под большой лопух. Не оборачиваясь, Серафим Егорыч вернулся к телеге, сел и хлестнул вожжами лошадь. Сильнее, чем этого требовалось, – только это выдало наличие у него хоть каких-то эмоций.

Я неотрывно смотрел на всё уменьшающееся неподвижное чёрное пятнышко среди беснующейся под порывами ветра зелени. Рядом тихонько плакала Настасья Петровна, а ей вторила природа, роняя первые редкие тяжёлые капли на непокрытые головы.
***
Дождь вовсю барабанил по шиферу. Водопадом журчал поток воды, стекающий в давно переполненную бочку.
Собравшиеся за столом молчали.
– Убери, – мрачно сказал дед Настасье Петровне, кивнул на миску с водой у печки, накрытую куском хлеба.
– Деда, нужно было всё-таки к ветеринару, – отважился я высказать своё мнение.
– А ну цыц! – мозолистый кулак с грохотом обрушился на стол. – Не жилец Васька был! Нечего понапрасну животину мучать! Или мне его как Зорьку?
Лицо его покраснело, а ноздри раздувались.
Чуть тише он, после паузы, глухо пробормотал: «Не впервой».
Тяжело поднялся, добрёл до пиджака, вытащил из портсигара папиросу, постучал ею о ладонь и вышел прямо под дождь, хлопнув дверью.
– Артём, ну видишь же, как тяжело ему решение далось, – ко мне подсела баба Настя, – он же его как тогда у вороны отбил, так и титёшкался, как с сыном. Тоже ж думали — не выживет. А он сказал: «Выживет». С марли молоком отпаивал, спать с собой клал, вылизывал даже как кошка.
– А что ж он тогда так с ним…
– Зарубить хотел, – тихо проговорила она, – уже топор занес, да не смог.
– Тарас Бульба, б…
– Артём!!!

Я вышел на крыльцо, тоже хлопнув дверью. Было свежо и совсем по-осеннему зябко. Поёжился, достал беломорину, прикурил.
В Осинцевское из соседнего Ратнино мы переехали двенадцать лет назад – тут была школа. Папа решил, что моё образование важнее, чем его давняя ссора с отцом. Купили соседний дом и зажили, будто не было долгих лет размолвки. Не знаю, что и когда они не поделили – папа никогда не рассказывал, да и какая уже разница. Но кот тогда уже был. Такой же чёрный и усатый, разве что поменьше. Даже место его обитания было то же – справа от печи, на выбранном по одному ему ведомым критериям месте. Помню, очень его испугался, когда он пошёл в мою сторону плавным шагом, опустив хвост и прижав уши. Я тогда спрятался за маму. А ещё помню это грозное и резкое: «Свои», которого коту хватило, чтобы из хищника превратиться в домашнего котейку. Он тщательно меня обнюхал и ткнулся тёплой мягкой головой в мою дрожащую от страха руку.
Я пытался её отдёрнуть, но дед подошёл, силой погладил моей рукой кота, а потом, посадил меня, трясущегося, как осиновый лист, и готового расплакаться, на лавку и водрузил его мне на колени.
– Только сам не гладь – не любит.
Вот с тех пор и появился этот обычай: когда я приходил в гости, Васька сидел у меня на коленях и гладить его было нельзя – так Дед сказал. И мы с котом свято соблюдали наказ. Я бросил взгляд на колени и снял неведомо как оставшуюся на них чёрную шерстинку с сероватым кончиком. Осмотрел и отдал ветру.
***
В доме деда, несмотря на волчий час, горели все окна и была настежь распахнута входная дверь.
– Случилось чего? – сонно спросил папа, подходя ко мне.
– Сейчас узнаем.
Я быстро накинул штормовку и перемахнул через забор.
Настасья Петровна в одной комбинации пустым взглядом смотрела в стену, а дед с каким-то неестественно обострившимся лицом, держа что-то чёрное в одной руке, резкими рваными движениями другой отматывал бечеву.
– Что случилось?
– Вернулся, – хмурый дядя Паша подпирал собой дверь, ведущую на их половину дома.
– Кто?
– Васька.
Теперь я понял, что, а вернее, кого держал дед. Кот, ещё более исхудавший, безвольной тряпкой висел в руке. Шерсть была не видна под слоем грязи и налипшего сора. Лишь неугомонный кончик хвоста показывал, что кот жив.
– Пап… – не выдержал дядя Паша, делая попытку забрать кота.
– Уйди, – совершенно нечеловеческим голосом прорычал дед, зубами перегрыз верёвку, одной рукой неуловимым движением скрутил удавку и выбежал из дома, чуть не снеся дверь с петель.

Хлопнула калитка. По всей улице, отмечая путь деда, волной, удаляясь, катился лай дворовых собак.
– Ну это уже ни в какие ворота, – дядя Паша намерился идти следом, – совсем с ума сошел живодёр.
– Пашенька, не ходи, не надо, – баба Настя встала на пути, загораживая дверь. – Не простит же.
Дядя Паша ещё подёргался, порыскал в стороны, как пёс на привязи. Потом, пробормотав: «Да пошли вы…», ушёл на свою половину дома.
***
Солнце только взошло. Свежий ветер с обрывками тумана, натянутого с низины, гонял жёлтые листья. Васька с обрывком перегрызенной бечевы, все ещё затянутой на шее, кляксой лежал перед соседскими воротами. Я даже не удивился. Легко подхватил почти невесомого кота и постучал в калитку.
Шарик, давно засекший меня и позвякивающий цепью у самого забора, тут же послушно залился лаем, хотя явно знал, кто там шляется в такую рань. А вот бабушка не знала.
– Кто там шляется в такую рань?
– Открывай, баба Настя, свои.
– Каки таки свои? Артём, ты что ль?
Калитка отворилась, за ней стояла сонная женщина в телогрейке и галошах на босу ногу.
– Ой, батюшки! – она вскинула руки к лицу, увидев мою ношу, а потом захлопотала, заметалась. – Вернулся, Васенька. Что ж деица та…
Кот дёрнул кончиком хвоста, мол, да, вернулся.

Она решительно вырвала у меня его из рук и потащила в дом. Я пошел следом, тяжело раздумывая, чтобы бы такое соврать о причинах опоздания на работу.
В доме вспыхнул свет. Дверь распахнулась, и на пороге появился босоногий дед в майке и трусах. В одной руке болтался Васька. В другой он сжимал мешок. Широким шагом он быстро скрылся за воротами. В дверях дома застыла баба Настя, молча смотрящая вслед.
«Как же он в одной майке-то до реки», – отстранённо подумал я.
Деда не было минут десять. Кот по-прежнему болтался в руке, а вот в другой, вместо мешка, была зажата пузатая крынка с замотанной марлей горловиной. Он скрылся в доме. Я поспешил следом.
Из крынки в любимую тарелку деда уже лилось молоко. Отставив крынку, он с трудом сел на пол, широко расставив ноги. Подвинул тарелку и поднёс кота к ней, чуть не макнув его мордой. Кот понюхал молоко, сморщился и попытался отвернуться.
– Пей.
От грозного рыка вздрогнули стёкла.

Кот прижал ушли, осторожно покосился на непреклонное лицо деда и начал лакать.
Я впервые увидел на лице деда улыбку.
– Прости, Васенька, ошибся я, – бормотал он, - прости старика. Не впервой же.
Что-то было очень интимное в этом процессе – улыбающийся воркующий старик, нежно, как младенца, придерживающий кота, лакающего молоко. Мы тихонько вышли из комнаты, оставляя их наедине.
***
Жизнь закрутила, завертела. Армия. Переезд в город. Свадьба. Дети. В Осинцевское я вернулся только через шесть лет – показать правнуков. Папа сказал, что бабушка совсем плоха, и я торопился сделать то, что откладывал непозволительно долго.
Тот же дом, те же ворота. Незнакомая собака, зашедшаяся злобным лаем. Те же двери. Тот же умывальник. Тот же дед, истуканом возвышающийся за накрытым столом с целым блюдом парящих пельменей. И тот же кот. Огромный, с чёрной шерстью, но будто присыпанной пеплом. Он медленно, подняв хвост, обошёл меня по дуге, удостоив беглым взглядом, но зато очень тщательно обнюхал Свету, а следом Нину и Петю, жмущихся к ногам жены.
– Свои, – прохрипел дед.

Кот дежурно обтёрся о ноги «своих» и подошёл ко мне, недовольно хлестнул по полу хвостом и требовательно уставился в мои глаза.
Я вздохнул и сел на лавку. Кот тяжело и неловко вскарабкался мне на колени, улёгся, будто не было всех этих лет, и замурчал.
– Деда, а можно? – вдруг решился я.
– Гладь, – прохрипел дед, сморщинивши лицо в улыбке, – чай не впервой.
И я погладил уже успевшего задремать кота.
 
[^]
Gesheft
12.10.2021 - 12:15
Статус: Offline


Ярила

Регистрация: 9.11.14
Сообщений: 3581
3) ХРАНИТЕЛЬНИЦА
- А ночами она седлает черную свинью, да по воздуху летает, бесовка треклятая... где пролетит над полем, там рожь не родится и земля плодородная тверже камня станет!
- Вчерась ходила я в лес, по грибы. Тропки-то все знакомые, наперечет - а тут заплутала чегой-то. Дело уж к вечеру, хожу, значится, по лесу и плачу; ровно леший, чтоб ему пусто было, кругами водит! А тут эта погань рыжая из кустов - шасть! И откуда взялась только? - Здравствуй, тетушка Морька! По грибы ходила? - А у самой ни котомки, ни корзинки. Где это видано, в лес с пустыми руками ходить? И увязалась ведь следом. Не поверишь: сразу и тропка знакомая мне открылась, до дома-то всего-ничего, оказывается, было. Я вот, что скажу: не иначе, меня рыжуха и дурила, дорогу прятала, ведьмы, они народ такой, пакостливый!

Старухи заахали, зацокали языками, еще ближе склоняясь друг к дружке.
Сема неодобрительно покачал белобрысой головой: глупые бабьи сплетни, чего не выдумают, лишь бы языками чесать! Ведьмы, лешие... вот ведь дурость какая, сказки для малят несмышленых!
В избе что-то с грохотом упало, отчаянно заревел ребенок.
- Сенька, где тебя черти носят? А ну, ступай домой, бездельник!
Зычный материнский голос отозвался в голове грядущим и весьма неслабым подзатыльником. Семен вздрогнул, переложил на другое плечо тяжелый мешок с поднятыми из погреба картошками и поспешил в избу. Старые шепотницы проводили его неодобрительными взглядами, после чего снова склонили повязанные платками головы ближе друг к другу.
Волосы и руки Настасьи пахли лесом. Сочной свежей травой, горьковатым сосновым духом, поздней земляникой. И чуть-чуть - дымком костра. Семен дышал-дышал - надышаться не мог.
- Лесная ты моя, голубка дикая... - он гладил теплые белые руки, мягкие плечи, касался губами. - С кем по лесу гуляешь? Небось, с лешим под ручку... смотри у меня - узнаю, камень к косе привяжу и в реку брошу! Никому тогда не достанешься! Смешно тебе?
Настасья и правда смеялась - звонко, точно колокольцы на ветру. И гладила его теплой ладошкой:
- Глупый ты, лешие с лешачками только и гуляют, не с людьми! А хоть бы и присватался какой - у меня ты есть, тебя, дурачка, и люблю!
Семен таял от нежности, перебирал пальцами огненно-рыжие прядки. Ну, как есть - ведьма, не бывает у обычных девок таких кос! И глаз, точно мед, золотистых, кошачьих. Разок в них глянул, и навеки пропал!

В избушке густо и пряно пахло сушеными травами. Покойные бабка и мать Настасьи слыли знатными травницами, передавая от поколения к поколению секреты мастерства. Лечиться к ним приходили болящие даже из дальних деревень, зная - тут им не откажут. За глаза травниц звали ведьмами, попрекали в связи с нечистой силой. Но поток страждущих не иссякал. Вот только никаких приворотных зелий тут не варилось, отродясь. Отвары целебных трав от лихорадки, разных детских хворей, скотьей немочи - уважьте! Но желающие приворотного-отворотного зелий и подобной им дряни без разговоров выпроваживались за порог. И было это лишним поводом плюнуть в сторону "бесовского логова". Вместе с даром целительским получила недавно осиротевшая Настасья и нелюбовь суеверных селян. Которых рыжая лечила не хуже матери и бабки, получая за работу яйца, молоко и шерсть, а в спину злобное: "Ведьма!"

Разбудил Семена то ли вскочивший на печку толстый серый кот, то ли стукнувшая в окно ветка яблони. Тело, вялое спросонок, двигаться ленилось; парень только глаза приоткрыл. И похолодел враз.
Стояла его Настасья с закрытыми глазами, посреди избы, раскинув руки. Белела в лунном свете нежная девичья нагота. И зловещая тень, точно дым сизый, плясала, вихрилась вокруг. Обвивала, ласкала, свивалась кольцами, подобно змее. Семен от страха дышать забыл. Глаза крепче зажмурил и... проснулся, когда солнце уже высоко стояло, а в избе вкусно пахло свежими блинами.
Ничего он в то утро не сказал своей любой. Ел ее блины, да похваливал, потом домой заторопился.

А неделю спустя, в деревню беда пришла. Скотий мор начался, да какой - с каждого двора по корове, у кого и две. Коз и курей тоже не миновало. Селяне зароптали. Осень близилась, время колоть скотину - а ее уж и не осталось почти; голодная зима впереди замаячила.
Когда на лужах уже стыл по утрам хрупкий ледок, в дверь избы стукнула чужая рука. На пороге хмурил седые брови дед Михей - местный егерь. За спиной, переминались дюжие селяне, кто с вилами, кто с палками.
- Собирайся, сынок - идем твою ведьму брать! Не то, она нам всю скотину к зиме напрочь изведет, а там и за людей примется!
Семен сглотнул горький комок:
- Да откуда ж взяли-то, что ее вина? Мало ли, что за хворь накинулась...
- Околдовала она тебя, Семушка, обдурила! Мой младшенький к ней вечор ходил, травы какой для Бурушки попросить, слегла ведь, кормилица наша, третий день как. К избе-то подходит, а там дым из-под двери сочится. Митеха не растерялся: а ну, как пожар? И дверь-то на себя рванул. А там...

Михей осекся, стащил шапку и вытер лысеющую макушку. Стоявший за спиной отца плечистый Митеха торопливо продолжил:
- А там дым черный, по всей избе! И ведь глаза не ест; что значит, ведьмовские штучки! А сама ведьма по потолку бегает и хохочет, да злобно так! Тут уж я не выдержал: повернулся, и деру дал, до дома еле живой добег!
Семен вспомнил свой сон: нагую Настасью, раскинувшую руки, ласкающую ее белое тело мерзкую тень. На глаза слезы навернулись. Настасьюшка, голубка дикая, лиска рыжая... что ж вышло так? Почему?
- Иди, Семушка, - мать дрожащей рукой перекрестила Семена, поцеловала в лоб. - Топор вот, отцовский возьми, нечисть доброго железа не хуже огня бежит!
- Мы уже и в церковь ходили, отец Пархом нас благословил, на богоугодное дело! Идем, сынок!
Михей крепко хлопнул парня по плечу.
Отцовский топор оттягивал руку, точно не пускал. Семен решительно стиснул гладкую рукоять.
***

Топор не пригодился, как и палки с вилами. Ведьма сама вышла навстречу гостям: медленно, точно во сне. Простоволосая; рыжие пряди рассыпались по спине огненным плащом. На селян не взглянула; только проходя мимо Семена, на миг подняла потухшие глаза. И холодно стало от ее взгляда.
Из приоткрытой двери избы метнулась серая тень и скрылась в лесу. Кто-то из селян метнул в "ведьмину тварь" топор. Не попал.
Пока готовили дрова, укрепляли столб, Настасья стояла молча, глядя куда-то вдаль, высматривая нечто, неведомое людям. А может, ждала своих покровителей, темных богов?
- Мешок ей на голову наденьте, - смилостивилась в толпе какая-то женщина. - Хоть и ведьма, а жалко!

Семен узнал говорившую: минувшей весной Настасья три ночи подряд просидела рядом с ее мечущимся в жестокой лихорадке сыном. Подняла его, буквально, со смертных саней. Осунувшаяся от горя, мать тогда ей в ноги падала, не чая отблагодарить.
От мешка ведьма отказалась: чуть заметно качнула головой. Золотистые глаза оставались сухими, лишь потемнели от горя.
Разжала она губы только один раз:
- Жалко мне вас... глупые...
Костер весело трещал, унося с собой душу рыжей девчонки, чьи волосы так сладко пахли лесом. Семен стоял, низко опустив голову, а слезы капали и капали на вышитую рубаху.
Дым становился все гуще, чернее. Толпа тревожно роптала, плакал чей-то ребятенок. Не сразу люди поняли, почему вдруг темно стало кругом. Митеха первый задрал голову:
- Гляньте, что деется, люди добрые!
Ни солнца, ни неба уже нельзя было разглядеть за черной завесой. Будто в толстое одеяло завернули мир, деревню и людей. Жалобно завыли дворовые лютые псы, в хлевах заревела уцелевшая после мора скотина. Только тлеющие угольки костра еще разгоняли подступающую со всех сторон тьму. Люди сбились в кучку, плакали женщины и девки, надрывались криком детишки на руках матерей.

И вышли из густого мрака твари, одна гаже другой. "Черти, что ли, - вяло подумал Семен, - хотя, рогов-то не видно! Студенцы какие-то, не то черные, не то серые, в темноте не разберешь. Ходят, вроде, на ногах, копытами не стучат, а все одно - не люди это!"
Гости, и правда, студень напоминали: серые тела вязко колыхались с каждым шагом. Точно холодец оживший! Вслед за ними, к ногам перепуганных сельчан еще твари выскочили: ровно собаки, только вместо шерсти чешуя блестит, а глазищи желтые, страшные! И слюна с клыков течет.
- Сгинь, сила нечистая! - Михей спешно чертил в воздухе топором крест. - Изыди, богомерзость!
Студенистый только рукой двинул. Рухнул на землю егерь, с топором в раскроенной голове. Ахнула толпа.
- Сами же на волюшку нас отпустили, чего топорами-то махать? - ох, и противный оказался у "студенца" голос! Въедливый, скрипучий, даже в ушах засвербело!
- Как, отпустили? - Семен даже про горе свое забыл ненадолго. - Ты что несешь, окаянный?
- Ведьму последнюю вы со свету сжили! Еще бабка ее нам проход в ваш мир напрочь перекрыла, а ключ себе в сердце спрятала! С тех пор, в ее семейке и повелось: девки - хранительницы ключей! Ведьма-то ваша непраздная была, если бы не вы - не видать нам воли еще долго!

Будто водой холодной Семена окатили. Как наяву приблазнилось: Настасья с розовой пухлой малышкой на руках. Дочкой... его дочкой.
Ошеломленный горем, он сел на землю, обхватил голову руками, и завыл; горько, тяжело, безысходно.
И слышать не слышал, как люди кругом гибнут, как ловит их и разрывает на части лютая нечисть, как кости трещат, точно сахарные и с треском рвется сочная плоть. Не видел, как за плечом, точно щит, стоит хрупкая фигурка, точно пламенем окутанная. И нечисть обходит стороной, коснуться не смея.
Утро принесло с собой немного тускло-серого солнца. По опустевшим, засыпанным черным пеплом улочкам только ветер гулял. Исчезли селяне, как не было их. И нечисть проклятая ушла, насытившись человеческим мясом, напившись кровью допьяна.

На пороге избы сидел молодой еще парень, обхватив руками наполовину седую голову.
А ведь к следующей зиме он стал бы тятей.
И была бы у него дочка. Рыженькая, как мать.
Не будет ему дочки. И Настасьи уже не будет. Ее блинов-солнышек, нежных теплых рук.
Что-то прыгнуло рядом, на порог. Семен глянул - кот Настасьин! Толкнул в руку лобастой головой, взмуркнул тревожно-просяще. Будто про хозяйку спрашивал. Эх, котище.
Семен тронул ладонью теплый кошачий бок, и зарыдал в голос...

 
[^]
Gesheft
12.10.2021 - 12:17
Статус: Offline


Ярила

Регистрация: 9.11.14
Сообщений: 3581
4) Исповедь
В заброшенном доме горел костёр, разбрасывая по комнате причудливые тени. Четверо бомжей, подстелив под себя ворох старого тряпья, расположились поближе к огню. Выпили, закусили, чем разжились за день. По телу разлилось тепло, разморило.
- Петрович, а чё ты никогда ничего про себя не рассказываешь? - спросил Митяй, молодой, спившийся парень. Начал бомжевать он недавно. Просто свободы захотел.
- Да, знаешь, паря, если честно, стыдно мне. Говно я полное. И жизнь такую, как сейчас, заслужил.
- Не выделывайся, как целка, давай, рассказывай, - Зуб разлил остатки водки по стаканам. – Мы все тут не без греха.
- Ладно, - залив в себя очередную порцию горячительного, решился на рассказ Петрович. – Хорошо я раньше жил. Жена, работа. Детей не было, но мы с Олей давно успокоились. Не одни такие. Почти двадцать лет вместе прожили. Хозяйка, каких поискать, добрая…
Сижу я как-то в интернете, не спалось что-то, вижу письмо прислали на почту. Читаю, а там: «Ты мне нравишься. Хочу познакомиться. Позвони по Ватсапу». И номер написан. От какой-то Леси Николаевой. Мне б удалить его, а я…

Петрович закурил, воспоминания давались нелегко.
- Ну, а ты? – Зуб сегодня был на разливе. Аккуратно открывая ещё одну бутылку, хохотнул:
- Небось, бес долбанул в ребро и за яйца тебя схватил?
- Так и было. Совершил, так сказать, роковую ошибку. Позвонил. Она обрадовалась. Предложила встретиться. А голос какой приятный. Фото мне выслала. Не удержался. Сломя голову и понёсся на первое свидание. И этой ночью уже домой не пришёл. Ох, что творила, эта Леська в постели! У меня такого никогда не было…
- С этого места поподробней! – перебил Лысый.
- Не мешай! – одёрнул его Зуб. – Давай, дальше. Вроде исповеди получается. Вот тебе для храбрости, вижу не врёшь, как некоторые, - многозначительно посмотрев на Лысого, протянул Петровичу стакан.
Приложились. Закурили. Митяй подбросил веток в костёр и снова устроился на тряпье.

- Ольга умная, не поверила моим россказням про командировку. Да и я сам врать не хотел. Разводились плохо. Я тут гадом последним оказался. Делил всё, вплоть до люстры. Знал, что на Леську много денег уйдёт. Ольгу сильно тогда обидел. Чтобы свою страсть оправдать, кричал, что несчастным она меня сделала. Детей не смогла мне родить. Она сидела, молча смотрела на меня и плакала. До сих пор этот взгляд помню… - у Петровича навернулись слёзы. Обшарпанные стены расплылись. Громко высморкался и попросил:
- Эх, Зуб! Плесни ещё!
Пока молча выпивали и закусывали, повисшую паузу заполнил треск костра. Языки пламени, исполняя шаманский танец, словно поторапливали рассказчика.
- Ну, а потом, как дурак, спустил на неё всё. Квартиру ей купил, машину, на курорты возил. Думал, на всю оставшуюся жизнь себя осчастливил. Ольгу и не вспоминал. А через полгода работу потерял, в долги залез. За душой ничего.
Даже и не думал что-то себе оставить на старость… А однажды пришёл к Леське, а она с другим в постели. Слезла с его члена, голая ко мне подошла и спокойно говорит:
- Всё, закончился наш роман. Хорошо, что не орёшь, терпеть я этого не могу. В конце концов, я птица свободная и ничего тебе не обещала…
От мощного храпа Лысого Петрович вздрогнул и обвёл взглядом компанию.
Все спали. Он вздохнул и, допив водку прямо из бутылки, почувствовал, что тоже засыпает…

Бабье лето разгулялось! И хоть утро пугает первым инеем, но, когда восходит солнце, осень снова начинает куролесить. Молодёжь позволяет себе гулять без курток и шапок, такая теплынь стоит днём.
Николай Иванович всегда гулял с собакой подальше от городских дворов, чтобы добрейшей души пёс ненароком не испугал малышей. И каждый раз во время прогулок радовался, что жил на окраине.
Спустил пса с поводка:
Всё, дружище! Здесь можно! Гуляй!
Довольный свободой Рекс, изредка тявкая, рванул исследовать и метить ближайшие заросли.
«Какой нынче урожай!» - подумал Николай Иванович, любуясь тёмными ягодами тёрна.
Пёс побежал по натоптанной узенькой тропиночке вглубь зарослей. Чтобы не выпускать его из поля зрения, хозяин поспешил следом. Впереди показалась крыша какого-то строения.

Неожиданно Рекс, остановившись у заброшенного дома, завыл: громко, протяжно, так, что у Николая побежали мурашки по спине.
- Ты чего, друг? – встревоженный, потрепал пса за загривок и взял на поводок.
Рекс уходить не хотел, упирался.
- Да что с тобой?! – хозяин почувствовал какую-то пустоту в животе. – Ты хочешь зайти туда? Ну, пошли, посмотрим.

Водитель труповозки, громко матерясь, пытался проехать поближе к дому, где обнаружили четыре трупа:
- Вот суки, сдохнуть не могли по-человечески, забрались чёрт знает куда, замахаетесь их таскать. Всё, дальше нельзя, вылезайте, - остановившись возле двух милицейских машин и скорой, скомандовал он санитарам.
Те, вытащив носилки и мешки, неспешно направились к дому. Водитель закурил. Никак не мог привыкнуть к своей работе.
- Ну, что там? Ох, и вонища от вас! – спросил у вернувшихся санитаров.
- Обычное дело, - буркнул один. – Бомжи палёной водкой траванулись. Засадили по бутылке на брата.
- Кучеряво бомжи живут! И где только деньги берут?! Палёнка, поди, тоже не задаром. А, тут, - водитель смачно выругался. – Чтобы стресс снять в выходные, еле нашкребаю копейки.

Пока работали судмедэксперт и следователь, те, кто сидели вчера у костра, рассредоточились по окнам, молча наблюдая, как увозили их бренные останки.
- Ну, что, братцы, кто знает, что дальше будет? У кого какие версии? – спросил Лысый, спрыгивая с подоконника. – Слыш, Петрович, как ты вовремя-то вчера исповедался. В аккурат перед смертью…
- А я совсем молодой, - Митяй грустно вздохнул. – Вы хоть пожили…
- И много мы, по-твоему, нАжили? – усмехнулся Зуб. – Вон, у меня единственный во рту торчит, остальные повыпадали от нажитого, - открыв рот, он продемонстрировал жёлтый пенёк оставшегося зуба. - А по мне лучше и не надо: уснули и не мучились.
- Ты спросил, что дальше, - задумчиво ответил Петрович. – Не знаю. Придут, наверное, за нами. Я слышал, что мы можем сорок дней здесь быть… Вы, как хотите, а мне нужно у Ольги прощения попросить.

Прощаясь, поднял руку и вышел.
Осень! Как же она её любила! Особенно в такие дни, как сегодня.
«Всегда находили с Алексеем время выехать на природу», - Оля стояла возле открытого окна, подставив лицо свежему ветру. Он приятно ласкал кожу.
А в это время Петрович стоял перед ней на коленях, прижимаясь к её ногам и шептал:
- Оленька, родная, прости. Никого ближе тебя у меня нет…

Неожиданно в груди сдавило от нахлынувших воспоминаний. А секунду спустя образовалась какая-то непонятная внутренняя пустота. Она росла, как снежный ком, сбивая дыхание. И Оля поняла: его больше нет.
Не отдавая себе отчёт, она присела на диван и прошептала:
- Если ты здесь, знай, что я давно тебя простила. У нас много хорошего было в этой жизни.
 
[^]
Gesheft
12.10.2021 - 12:20
Статус: Offline


Ярила

Регистрация: 9.11.14
Сообщений: 3581
5) Между раем и адом

Словно полноводная река, мятежными водами впадающая в бескрайнее море, бензин щедро изливался из пропоротой автоцистерны и подпитывал пожарище. Резво разбегаясь под уклон виадука, огненное море стремительно разливалось, заключая в свои смертоносные объятия всё новых и новых жертв. Обездвиженные, намертво застрявшие в пробке автомобили вспыхивали как спички. Их уже не спасти.
Люди в ужасе бежали. Те, кто внял голосу разума, без оглядки мчались прочь от надвигающейся стены огня. Те же, кто питал эфемерную надежду спасти своё имущество, устремлялись к своим разноцветным коробочкам на колёсах, чтобы вскоре стать заложниками собственной роковой алчности. Осознав тщетность своих попыток, безумцы пытались спастись бегством, но было уже поздно. Огонь не щадил никого.

Погибая от нестерпимого жара и удушья, люди в отчаянии звали на помощь. Но никто не смел преступить незримую черту смерти. И несчастные погибали в мучениях, корчась от боли в железных саркофагах.
Огонь бросал в небо красочные языки, дымил бескрайним черным облаком, отравляя воздух вокруг, и ликовал. Истошные крики обречённых тонули в ужасающем рёве пламени и оглушающем треске горящего пластика. Издалека доносились отзвуки сирен пожарных машин, спешивших на помощь. Но все тщетно. Им не пробиться к огню через огромную пробку, образовавшуюся из сгрудившихся машин на этом узеньком клочке дороги. Они не прорвутся, а это значит, что у тех, кто прямо сейчас погибает в огне, нет никаких шансов на спасение.
Пространство до невыносимой концентрации пропиталось неистовым жаром, удушающим смрадом и душераздирающей аурой человеческой боли. Ад! Да, пожалуй, именно так выглядит ад!
***
Двое парней из числа неравнодушных отчаянно пытались спасти хоть кого-нибудь из покорёженного куска металла, некогда бывшего «Жигулями». Один паренёк по пояс влез в разбитое окно задней двери и пытался добраться до ребёнка, подававшего признаки жизни. Сперва дети. Взрослых через окно вытащить куда сложнее. Другой, ухватившись за оконную раму, с остервенением дёргал заклинившую дверь, надеясь вырвать её «с мясом».
Чёрный дым, валивший из-под капота «Жигуля», начал окрашиваться языками пламени.
- Горит, сука! – заметив пламя, в страхе выкрикнул плотный мужчина-водитель автоцистерны и стремглав помчался в кабину через пассажирскую дверь.
Через минуту, выбросив облачко зловонного чёрного дыма, тревожно заурчал дизель бензовоза. В надежде избавиться от намертво застрявшей «классики» у себя под цистерной, водитель бензовоза начал сдавать назад.
- Стой, стой! – заорал ему парень, дёргавший дверь.
- Вылезайте нахрен оттуда! – прокричал им в ответ дальнобойщик. – Горим!
Увлекая за собой со скрежетом ВАЗ, водитель автоцистерны проехал буквально пару метров назад. И тут со стороны багажника «Жигулёнка» послышался хлопок.
Один из спасателей принюхался и произнёс свою последнюю фразу:
- Кажется, газ!
***
Толпа зевак облепила место ДТП, как грифы облепляют падаль. Кто-то стоял с сочувственным видом, выкрикивая советы двоим ребятам, вызволявшим пассажиров. Кто-то с воодушевлением снимал на телефон, вставляя в киноленту свои искромётные комментарии. А кто-то просто безучастно глазел, потягивая сигарету в ходе вынужденного привала.
Довольно узкий участок популярной дороги быстро превратился в непролазную пробку. Те, кто ехал следом за участниками ДТП попросту не успели вовремя затормозить и приткнулись вплотную к пострадавшим. Те же, кто следовал за ними, не видя истинных причин пробки, старались стать как можно ближе к впередиидущим машинам. Мало ли, вдруг вот-вот рассосётся, и они продолжат движение в первых рядах. Каждый ряд стихийного затора намеревался проскочить виадук побыстрее, поэтому плотность машин была немалой. Нашлись и «самые умные», таившие надежду объехать затор по полосе встречного движения. Их ждала точно такая же пробка из таких же умников. В считанные минуты виадук превратился в одну гигантскую, сигналящую и галдящую пробку.

Со стороны место происшествия больше походило на театрализованное представление. Двое дюжих ребят-добровольцев орудовали у изуродованного «Жигуля» так усердно, что больше походили на профессионалов, на счету которых под сотню спасённых душ. Пассажиры подавали признаки жизни, что-то кричали, парни работали, а все зеваки стояли в сторонке и искренне надеялись на чудесное разрешение ситуации.
Но чуду не суждено было случиться.
- Господи, да он же горит! – из толпы выкрикнула женщина, увидев чёрный дым, поваливший из-под капота покорёженного «Жигуля».
***
- Михалыч, да какого хрена я должен сливаться у Тамаровича, когда у меня в ТТН’ке указан Ойл-Трейд?! – отчаянно «топча вонючку» в затяжном подъёме, спорил по телефону водитель автоцистерны.
Держа в одной руке руль, а во второй – измятую бумажку, шофёр гружёного под завязку бензовоза заметно нервничал, потягивая сигарету, зажатую в зубах. Внимательный взгляд бывалого «дальнобоя» приметил пролетающий по встречке «Туарег». Где-то там далеко жёлтый ВАЗ-2106 пошёл на обгон КРАЗа. Мигом оценив ситуацию, дальнобойщик прикинул, что «тазоводу» с лихвой хватит расстояния и скорости, чтобы безопасно закончить манёвр. Отметив для себя подконтрольность дорожной позиции, водитель бензовоза углубился в разбирательства с надоедливым абонентом.
- Ты там что хочешь делай, - заканчивал он спор, - а я свою башку в ваши махинации совать не стану! Всё, Михалыч, чао!

Закончив разговор, дальнобойщик отвлёкся от дороги на какое-то мгновение, чтобы запихнуть документы под солнцезащитный козырёк. Поймав глазом дым и прослезившись, водитель бензовоза с презрением выплюнул окурок изо рта, смахнул слёзы и перевёл внимание на дорогу, где, по его расчётам, жёлтая классика уже заканчивала обгон. Так оно и было, но…
Поравнявшийся с кабиной КРАЗа, «Жигулёнок» внезапно принял вправо, ударился в переднее колесо грузовика, отпружинил в отбойник на встречной полосе и, завертевшись, пошёл на таран автоцистерны. Выкрикнув короткое ругательство, водитель бензовоза ударил по тормозам, инстинктивно крутанул руль влево, стараясь избежать лобового удара, и буквально втёрся левой стороной в борт тормозящего КРАЗа. По инерции искорёженный «Жигуль» протиснулся между кузовом бензовоза и отбойником, сбавив тем самым скорость в свободном полёте, и залез под автоцистерну ровно посередине.
***
- Сашк! Слышь, Сашк? Окошко закрой. Зябко как-то… - вздрогнув, жена Люба обратилась к мужу - водителю «шестерки».
- Да ты чё, мать?! – с усмешкой ответил Саша, сбивая пепел в окно. – Лето на дворе, ядрён-батон! Какой зябко-то?!
- Ну, детей простудишь! – уже с заметными нервами сказала Люба. – Потом покуришь, как приедем.
- Не простудит! – послышался звонкий девчачий голос с заднего сидения.
- Да, мам, - вторил девчонке мальчишка постарше, - у нас тут ваще духотища.
- О! Слышь?! – довольно заметил Сашка, в душе празднуя победу.
- Сашк, да закрой ты окошко! – не сдавалась Люба. – Воняет же ж, спасу нет!
И это было правдой. Вот уже пятый километр к ряду жёлтая «шестёрка» вынуждена была тянуться за нерасторопным КРАЗом, который безбожно чадил, наполняя салон «Жигулёнка» до тошноты вонючим выхлопом.
- А мы его сейчас обгоним! – бравурно заявил Александр, переходя на пониженную передачу.

Виадук плавно уходил влево, открывая широкий обзор дороги. Где-там далеко пыхтел бензовоз, в зеркале заднего вида маячил фарами обгоняющий колонну «Туарег». Несмотря на строгий запрет со стороны ПДД, дорожная ситуация заманчиво шептала: «Обгони эту вонючку!».
Как только серебристый внедорожник с рёвом промчался мимо «Жигулёнка», Саша подбодрил машину фразой: «Покажи себя, Ласточка!», ударил по педали газа, пересёк двойную сплошную и устремился вслед быстроногому пустынному страннику. Взревев всеми четырьмя котлами, «Ласточка» рванула вперёд, никому не давая усомниться в бодрости своих престарелых лошадей.
Когда жёлтая «классика» почти поравнялась с кабиной КРАЗа, в открытое окно влетел безбилетный пассажир. Заброшенная то ли ветром, то ли нечистой силой оса со всего маху ударилась Сашке в лоб, кувыркаясь, полетела вниз, упала водителю на колено и, не раздумывая, прошмыгнула в широкую штанину пляжных шорт. Мгновение спустя Александр скорчился от боли, истошно заорал и, бросив руль, схватился за пах.
«Ласточка» резко пошла вправо.
***
- Ну что, все готовы? – после технической остановки на захолустной заправке спросил Александр, оглядывая измученное долгой дорогой семейство.
- Все, – пробубнил заспанный мальчуган лет двенадцати.
- Все! – пискнула маленькая девочка. – Можем ехать, папа!
- Слышь, Сашк, - зевая, обратилась к нему жена, - мож, отдохнёшь малёха? Чай, устал, в дороге-то…
- Ай! – отмахнулся Саша. – Сколько там той дороги осталось? Двухсот вёрст не наберётся. Потерплю уж до приезда. Ласточка-то, – и он похлопал машину по капоту, - заправлена, не подведёт, все на месте…
- А то отдохнул бы, - снова предложила супруга, - дорога-то…
- Доберёмся, мать! – усмехнулся Саша, сделал несколько шагов от заправки и, посмотрев вдаль, восхищённо добавил: - Ты лучше глянь, какая красота!
Там вдалеке, где бескрайнее поле заканчивалось молодым лесочком, неспешно поднималось солнце. Робкие лучики юного рассвета дивно краснили верхушки стройных сосенок, выхватывая из ночной темноты удивительный по красоте пейзаж. Где-то рядом переливистые голоса ранних пташек разрезали предрассветную тишину, пробуждая природу от сна. Подхваченный ветерком свежий воздух обдавал усталых путников приятной прохладой. Хотелось петь и плакать от радости, созерцая это дивное зрелище, заботливо сотканное умелой рукой Создателя из невидимых нитей бытия. Рай! Да, пожалуй, именно так выглядит рай.
 
[^]
Gesheft
12.10.2021 - 12:21
Статус: Offline


Ярила

Регистрация: 9.11.14
Сообщений: 3581
6) Его Тулон (16+)

В России судьбина сурова.
Друзья, почитайте Толстого!
Там все персонажи из жизни.
Они среди нас и на тризне,
и в дружеской шумной пирушке.
Там рыцари есть и болтушки.
Там есть подлецы и герои,
а князи – в роскошных покоях
и на Бородинском сраженьи.
Как вам это всё окруженье?
Читатель любимый, учти:
хочу их я перенести
в реальное время твоё.
Нет полных имён? Ё-моё!
Узнай их в представленной «сказке».
Отгадка же будет – в развязке.

Иные общеобразовательные школы элитны по сути, некоторые престижные лицеи прогнили насквозь.
Всё было на своих местах в кабинете Анны Павловны Ш-р. Лаконичный письменный стол из Икеа. Мягкие кожаные кресла для посетителей. Портрет Президента над столом. Пасхальное яйцо «под Фаберже» с надписью «Христос Воскресе». Ноутбук Apple, подарок родительского комитета. Благодарственные письма Министерства образования в красивых рамках на бежевых стенах.

Завуч по воспитательной работе Лицея №2 на улице Советской не раз говорила, что кабинет стал для неё родным домом. Личная жизнь у неё не то чтобы не сложилась, а отсутствовала вовсе. Эта подтянутая сорокалетняя женщина не являлась, конечно, номинально старой девой, поскольку девственность она потеряла в студенческие годы на картошке. Но с тех пор не давала повода сплетникам называть себя иначе, как синим чулком. Вот и неправда! Чулки она не носила, только колготы, и не синие, а телесного цвета плотностью сорок дэн. Остальные детали её костюма были столь же продуманны, как интерьер кабинета. Юбка до средины колена, блуза в тон, удлинённый жакет без рукавов и туфли-лодочки сексуальности не добавляли, но смотрелись скромно и выдержанно.

Остальные пристрастия завуча были столь же мало достойны осуждения, как её privacy и наряд. Она не смотрела в свободное время не только богомерзкий Камеди Клаб и русофобские лекции Дмитрия Быкова, но и отечественные мыльные оперы, которые нравились её коллегам. Сериалов ей хватало на службе. Педагогом по штатному расписанию Анна Павловна уже не являлась. Она была освобождённым спецом. Мало кто из учителей лицея имел два образования, а вот Ш-р да: педагогическое и психолога. По первой профессии она была историком, психологию же в областном вузе изучала по Леонтьеву и твёрдо усвоила: личностью не рождаются – личностью становятся.

Формирование личностей питомцев и стало её основной задачей. Благодаря её деятельности учебное заведение считалось в городе престижным. Здесь тоже всё было тип-топ. Строгая дисциплина, крепкие предметники и свой отряд Юнгвардии. Боль завуча состояла в том, что отобрать в юнгвардейцы лучших из ребят было невозможно. Лучшие: дети депутатов и воротил – не желали нести караул у школьного Знамени и пикетировать вместе со старшими товарищами, отрядом «Сила в правде», театрик демократического толка, когда там шли два спектакля: «Мамаша Кураж» по Брехту и «Песни Галича». Сии юные мажоры предпочитали чилиться с раскованными сверстницами и бодрящими напитками. Отличники тоже не спешили записаться в Юнгвардию: они учились изо всех сил, чтобы набрать высокие баллы на ЕГЭ да свалить хоть в плохонький, но столичный вуз, и времени на собрания и акции у них не оставалось.

Это сильно ранило Анну Павловну, она-то вкладывала в воспитанников всю душу, и хотела добиться от них в преддверии Общегражданского голосования за Коррекцию Сроков осознанного патриотизма и принятия воли старших. И Управа руководства муниципального образования требовало от неё успехов на этом поприще – митинга в поддержку Президента и его партии.
Но сегодня в воспитательной работе завуча настал час Хэ. Она готовилась разыграть козырную карту – Андрюшу Б-го. Именно ученик 11 «А», развитой подросток, кумир романтических барышень, должен был стать руководителем митинга. Андрея вызвали в кабинет завуча к окончанию уроков, и вот-вот ожидался его приход. Анна Павловна поправила перед зеркалом укладку и разместилась за столом. Проверенный приём: усадить посетителя в низкое кресло, где он будет чувствовать себя в положении подчинённого. Несколько наводящих вопросов, и дело в шляпе!

Анна Павловна мечтательно улыбнулась: беседа сулила не только начальственные дивиденды. Андрей ей очень нравился, страстное сердце истинного педагога выбрало молодого человека в свои протеже. Парень был необыкновенно хорош. Его невысокий рост компенсировала стройность и недетская подтянутость. Офицерская косточка, говорят о таких, и среди его предков действительно были военные. Родословная вела ещё к Бородинскому сражению, где пращур Андрея, отважный офицер, не позволил своему отряду отступить ни на пядь и погиб от разрыва вражеского снаряда.
Руки у старшеклассника тоже были приметные – чуткие, нервные, очень белые. Когда он клал их на гриф гитары на лицейских концертах, нельзя было оторвать глаз ни от этих рук, ни от его лица. Лица, немного надменного в обычное время и одухотворённого, если он играл или общался с друзьями. Друзей у Андрюши было не так много: неуклюжий добродушный толстяк Петя Б-ов, сын директора мясокомбината, и десятиклассница Наташа Р-ва, дочь настройщика роялей.
Небогатая Р-ва попала в элитный лицей по блату, без услуг её отца не могла обходиться жена директора гимназии Василия Сергеевича К-на, пианистка-любитель. Темноволосая, лучеглазая и непосредственная Наташа была девушкой Андрея. Весь лицей следил за их романом. Но молодые люди не спешили сближаться, предаваясь пока разговорам об искусстве и музыке. На концертах Наташа пела под аккомпанемент Андрея, и тогда уже невозможно было не восхищаться ими обоими, такими красивыми, влюблёнными и чистыми.
О главных успехах Б-го можно было сказать одно: учился он не просто отлично, а блестяще, подтягивая по основным предметам рассеянного Петю, безалаберную Наташу и ещё пол класса.

Анна Павловна не собиралась разрушать их подростковое счастье, она лишь хотела уважения и откровенности со стороны Андрея. Раздался стук, и дверь открылась.
– Проходи, Андрей, присаживайся, давай поговорим по душам. Скажи, ты не хотел бы принять более активное участие в жизни лицея?
– Да я и так вроде участвую, Анна Павловна. На Рождественском концерте мы с Натальей Р-вой исполним «Аллилуйя» Леонарда Коэна и несколько арий из «Кошек».
При упоминании Наташи Анна Павловна досадливо поморщилась.
– Мне кажется, ты уделяешь слишком большое внимание иноземной культуре. Тогда как накануне голосования родина ждёт от нас отечественных песен на нашем прекрасном языке. Но я не об этом хотела с тобой поговорить. Андрей удивлённо вскинул брови:
– А о чём? Я ведь не занимаюсь сплетнями, как Елена и Анатолий К-ны, дети директора.
Лицо завуча залила краска недоумения и стыда:
– То есть, ты хочешь сказать, Андрей, что я потакаю доносчикам?
– Именно, более того, вы их и растите.
Такого поворота разговора дипломированный психолог не ожидала! Ш-р справилась с возмущением и сменила тему.
– Хорошо, Андрюша, мы обсудим это позже. А сейчас скажи: ты примешь участие в предстоящем митинге? Я предлагаю тебе стать Первым спикером в лицейских дебатах по поводу Голосования.
– Не собирался и не буду. Беру самоотвод.
– Как так? Тут уже ровные выщипанные брови директора поехали вверх. То есть тебе не нравится идея с митингом?
– Нет, не нравится. Мне не нравится всё, что происходит в лицее в последнее время. Вся эта возня с Юнгвардией и устаревшими праздниками, весь этот патриотический флёр, не нужный никому. Андрей внезапно осёкся, как будто пожалел о сказанном.
– Не ожидала от тебя такого! Значит, вот как ты относишься к главным ценностям? Ты отрицаешь святые для нас понятия: патриотизм, общественную активность и любовь к родине.
– Бывает другой патриотизм и иные ценности, чем ваши, Анна Павловна.

Завуч поняла, что проигрывает беседу, и кому? Сопливому мальчишке! Кто ему внушил такие слова, где он набрался этих идей? Её понесло:
– Ты что же, потакаешь либерал-демократам, этим отщепенцам? Да где ты их нашёл в нашем городе? Расскажи мне немедленно, где вы встречаетесь с ними. Государство дало тебе всё самое лучшее: безоблачное детство, прекрасное образование. А что они могут тебе дать? Да это свиньи, которые, извините, где жрут, там и срут. И ты такой же, как они, зажравшийся избалованный мальчишка! Ты только кричишь о своих поганых «ценностях», а на что ты готов ради них? Завуч уже не владела собой, всё больше распаляясь.
Красивое лицо старшеклассника выглядело спокойным, но это спокойствие давалось ему нелегко.
– Я не знаю никаких либералов, да и вряд ли они остались в нашем городе. И не собираюсь вступать ни в какую партию, я сам по себе.
Анна Павловна внезапно опомнилась.
– Ты подписал себе приговор. Таким, как ты, не место в нашем обществе, но я не исключу тебя из лицея накануне ЕГЭ, нет. Иди «своим путём», но запомни: отличных оценок тебе больше не видать, как и отличного портфолио для поступления в вуз. Я аннулирую все твои грамоты и награды. А твою подружку переведём доучиваться в общеобразовательную помойку её пригорода, она здесь занимает чужое место. Иди и запомни: ты ничего не можешь, ты слабак, и твои потуги на самостоятельность просто смешны.

Андрей вышел, не сказав ни слова. Он сбежал вниз по ступенькам с третьего этажа лицея на улицу. Он шёл по родному городу, перед глазами было милое лицо любимой девушки, а внутри звучали слова песни Галича из спектакля, на котором они были с Наташей:
И все так же, не проще,
Век наш пробует нас —
Можешь выйти на площадь,
Смеешь выйти на площадь
В тот назначенный час?

В горячке Андрей вошёл в свою квартиру. Юноша знал, что он сейчас сделает. Одиночный пикет, он давно мечтал об этом, но опасался. Трус! Рука потянулась к куску белого ватмана. Андрей написал на нём жирным красными фломастером:
2 + 2 = О
Неся лист с цифрами подмышкой, он отправился на главную площадь города – площадь Первого вождя. Андрей встал у памятника и развернул свой самодельный плакат. Мимо спешили люди, не замечая юношу. Ему хотелось крикнуть им: «Не предавайте свободу, не ходите на голосование, помните, сегодня это коснётся соседа, завтра вас самих». Никто не слышал его душевного вопля. Зато приметил страж порядка:
– Парень, ты чего тут стоишь? Здесь нельзя. Ну-ка убери свой «транспарант» и ступай домой.
– Оставьте меня в покое, я ничего не нарушаю, одиночный пикет.
Полицейский отошёл в сторону и о чём-то посовещался с начальством по рации. Затем подойдя к Андрею, вырвал из его рук плакат и разорвал. Сделал несколько снимков нарушителя на служебную мобилу. Грубо толкнул в плечо: «А теперь убирайся отсюда!»

И вот Андрюша снова шёл, уже по вечернему весеннему городу. Он шёл к Наташе, чтобы объясниться, попросить прощения, утешить и найти утешения в её родных объятиях. Дома становились всё ниже, всё больше деревьев и распускающихся придорожных цветов. Андрей устал, он понял, что сегодня не дойдёт к ней, своей единственной, да и не с чем идти, в душе лишь горечь и обида. Разве таким нужно являться любимой девушке?
Он свернул на тропинку, ведущую на заброшенный пустырь, поросший молодой травой. Снял ветровку, кинул её на землю, упал в траву и, повернувшись на спину, посмотрел вверх.

Над ним ничего уже не было, кроме неба, – высокого неба, не ясного, но всё-таки неизмеримо высокого, с тихо ползущими по нему серыми облаками.

Неба Аустерлица.


Действующие лица романа Л.Н. Толстого «Война и мир» и рассказа:

Тулон – военно-морская база на юге Франции, где одержал свою первую победу капрал Бонапарт, будущий император Наполеон I. И некий духовный ориентир Андрея Болконского
Андрей Болконский, князь, офицер – 11-классник Андрей Б-ий
Наташа Ростова, графиня – 10-классница Наташа Р-ва
Пьер Безухов, граф – одноклассник Андрея Б-го Петя Б-ов
Элен и Анатоль Курагины, дети князя Курагина – Елена и Анатолий, дети директора В.С. Курагина
В.С. Курагин, князь, генерал – директор Лицея №2 Василий Сергеевич Курагин
А. П. Шерер, княгиня, хозяйка Петербургского великосветского салона – завуч Анна Павловна Ш-р.
 
[^]
Gesheft
12.10.2021 - 12:23
Статус: Offline


Ярила

Регистрация: 9.11.14
Сообщений: 3581
7) Нюша

Текст, вынутой из почтового ящика, открытки содержал поздравление племяннику Кирюше с шестилетием. Никакого племянника, понятное дело, у Рэба Зоиля не было. Шестеркой маркировался электронный почтовый ящик, зарегистрированный на имя Павла Водолея. Всего таких ящиков было тринадцать. В каждый из них пришло сообщение, содержащее одну единственную цифру. Электронная почта Павла подбросила цифру «7».

Большего было и не нужно. Цифра означала размер сетки, которой необходимо было расклетить изображение с полученной открытки. Рэб отсканировал лицевую сторону с множеством разноцветных абстрактных пикселей, в один клик обесцветил картинку в ворованном фотошопе – в этой стране найти что-то лицензионное было гораздо сложнее, чем пиратское - а затем наложил ячею. Каждая клетка семь-на-семь являлась QR-кодом, который с помощью приложения теперь легко трансформировался в нужный текст.

Заказчики явно перестраховывались с конспирацией, и Рэб понимал, что эта таинственность нужна была только им. Сам он очень быстро умирал от прогрессирующей фибродисплозии и намеревался взять в последний путь максимальное количество попутчиков. Он бы мог организовать это в любое время и в любом месте, но Заказчики пообещали, что с их помощью все будет беспрецедентно эффективно и эффектно. А то, что в России, так это даже интереснее.
Человечество было Рэбу обязано. За свою недолгую жизнь он не совершил ни одного греха, который требовал бы подобной расплаты. Некоторое время после последнего визита в доктору он пребывал в отупляющей депрессии, а затем принял решение и полез в интернет-поисковик. Сегодня он снова умел радоваться и получать удовольствие, хотя порой и от неожиданных вещей. Например, в нынешнем неторопливом дешифровании, которое вряд ли станет будничным ритуалом, он обнаружил волнующий азарт…

***

Нюша шла по Бронной и думала о том, что человек никогда не взрослеет. Стареет, становится морщинистей и злее, но внутри он все равно ребенок. Во всяком случае она почти все время чувствовала себя маленькой девочкой. Она мечтала, фантазировала и ждала от окружающего мира только хорошего. Но вокруг нее слишком часто были люди. Они чего-то хотели, они ее отвлекали, они ей мешали. Когда они надоедали слишком сильно, пробуждалась бабушка. Старушка просыпалась, какое-то время чем-то шелестела и шаркала внутри головы, затем открывала Нюшин ротик и оттуда сыпалось такое, что девочка зажмуривалась и пряталась в уголке, зажав уши ладонями.
Старуха абсолютно не умела фантазировать. Но зато она ненавидела людей и до смерти любила Нюшу. За свою «деточку» она могла разорвать весь мир. В коммуналке старуху звали «Чума» и сторонились. А вместе с ней и Нюшу.

На прошлой неделе артритный дед из тринадцатой квартиры наконец-то помер, и вся коммуналка оживилась, в надежде на расширение. Вечером после похорон они устроили на общей кухне шумные разборки, выясняя кто имеет больше прав на дополнительное жилье. Громче всех кричали Моргуновы с шестью детьми, им оппонировала баба Катя с мужем-инвалидом, а Алевтина Щербакова от бессилия просто лупила половником в висящее на стене цинковое корыто. Зряшняя суета. В итоге жилье не дали никому, и вчера туда въехал красивый дядечка с усами и в кожаной куртке. Нюша сразу в него влюбилась. Но, главное, и он не оставил ее без внимания. Вынося из комнаты чужие вещи, он остановил ее в коридоре и спросил, не подскажет ли красавица, куда можно выбросить расползшийся тулуп и подшивку порыжевших газет непонятно какого года. Нюша подсказала, а бабушка даже не пошевелилась во сне.

Сегодня Нюша решила, что на ужин угостит нового жильца своим лучшим блюдом – расстегаями с рыбой. После обеда она нарядилась в самую праздничную клетчатую запахивающуюся блузку и лучшую юбку плотного сукна. Нюшу нисколько не смущало, что из-под одежды торчат края полинялой комбинации. Комбинация была бабушкина и снять ее – означало разбудить крикливую сожительницу, а этого пока делать было нельзя.
Тяжелая авоська, полная продуктов, тянула руку, но Нюша шла и воображала, как будет улыбаться летчик – непонятно, почему она решила, что свежий квартирант - летчик, но ей нравилось так думать – когда откусит приготовленный ей пирожок.

***

Русский язык Рэб слышал иногда в детства от своей столетней прабабки, однако его родители уже говорили только на французском, а сам он по-русски знал лишь несколько слов. Однако, что-то все-таки было в генетической памяти, потому что за неделю проживания в съемной квартире при включенном телевизоре, он уже довольно неплохо понимал, о чем идет речь.
Когда Рэб узнал концептуальную мысль Заказчиков, он понял, что его дикие идеи о пластифицированной взрывчатке и пластиковых флешеттах – наивный детский сад. Тут все было по-взрослому. На душевном подъеме Зоиль, в соответствии с полученной инструкцией, вставил в уши капельки беспроводных наушников и отправился по указанным в письме координатам. Приложение смартфона отследило его присутствие в заданной точке и запустило необходимый аудиофайл, дающий дальнейшие указания. Это квест казался наивным, но забавным. Рэб улыбался.

Подойдя к остановке трамвая, он навел на размещенный между стеклами рекламный плакат камеру смартфона, та отследила триггеры, приложение дополненной реальности запустило видео-формат инструктажа, который тщательно и подробно объяснил и показал, что делать дальше. Вот так, посреди города, Рэб видел то, что больше было недоступно никому – все прорисованные в 3D внутренности соседнего объекта и запоминал свои дальнейшие действия по пунктам.

***

Воображение опять унесло Нюшу непонятно куда. Она видела вокруг себя не серые, грязные дома Бронной, а какие-то стремящиеся к небу, сверкающие здания. Вместо трамвая по дороге стремительно неслись красивые автомобили всех цветов и форм. Да и, собственно, линии трамвая на Бронной не было, рельсы обнаружились только на соседней Садовой. Вместо брусчатки под ногами стелился гладкий, приятный для пешей прогулки материал, нигде не испачканный конским навозом. Нюша постучала каблучком по тротуару и удивилась. Никогда еще ее фантазии не были настолько реальны. Нюша услышала и стук и эхо, отразившееся от стен, даже ощутила боль в пятке.

Прохожие были одеты дико, но весело. Они быстро двигались по улице и разговаривали сами с собой. Это было немножко пугающе. Крутнувшись на месте, Нюша запрокинула голову, чтобы взглянуть на летящий высоко в небе самолет, и в этот момент из авоськи выскользнула бутылка. Звон стекла разбудил старуху, Нюша шарахнулась в сторону, а из ее рта полились привычные помои, кроющие на чем свет стоит пешеходов, замызганную юбку, дурацкие фантазии.
- Женщина, вы от копролалии лечиться не пробовали? – невежливо спросила проходящая мимо девица.
Ну и услышала в ответ такое, что втянула голову в плечи, покрутила пальцем у виска и шмыгнула через рельсы. Поблизости зазвенел трамвай.

***

Рэб Зоиль резко обернулся на шум, нога его неудержимо, как по льду, поехала по рельсам и молодой человек некрасиво, по-пингвиньи, рухнул вниз. В тот же миг трамвай накрыл Рэба, и через мгновение к бордюру выбросило круглый темный предмет. Это была голова.

***

- Что случилось? Что произошло? – Нюша сидела на булыжниках мостовой, прижимая к себе авоську с продуктами. Вокруг толпились люди. Они шумели, прикасались к ее телу руками, и ругались. Делали все то, что делать было нельзя! Однако старуха не просыпалась. Нюша прислушалась к себе и захлопала глазами. Бабки вообще нигде не было. Она исчезла…
 
[^]
Gesheft
12.10.2021 - 12:24
Статус: Offline


Ярила

Регистрация: 9.11.14
Сообщений: 3581
8) Lobotomia

«Гибристофилия — термин происходит от греческого слова, означающего «совершить надругательство над кем-либо». В массовой культуре известно как «синдром Бонни и Клайда». Женщин, которые пишут письма или даже преследуют мужчин, заключенных в психиатрическую лечебницу или тюрьму за преступление, иногда называют тюремными поклонницами. В самом широком смысле гибристофилия включает в себя влечение к партнёрам, проявляющим темную триаду черты личности».

Предвкушение мнимого.
Не заклеенные конверты разложены в определённом порядке. Любому другому они показались бы совершенно одинаковыми, но не мне. Я улыбнулся так, как улыбаюсь теперь всегда — ни один мускул не дрогнул.
Содержимое конвертов системно проверялось, поэтому-то их и не заклеивали. Меня это не беспокоило. Не знаю, чтобы вообще могло меня сейчас беспокоить. Может быть память? Да, я научился улыбаться не улыбаясь, спать с открытыми глазами, отвечать на письма одновременно правой и левой рукой... но так и не обуздал память. Память — это принцип удовольствия в попытках невозможного.
Ещё недавно невозможное смотрело со стен, а я пытался постичь. Выбил через знакомых час одиночества перед закрытием выставки. Решил в последний раз пройтись по галерее, чтобы никто и ничто не мешало запомнить каждую картину, каждый мазок, каждый штрих. Погрузиться в магриттовскую магию. Что-то было в полотнах теургическим, притягивало, не отпускало. Тогда впервые ощутил это свойство памяти. Во мне прорастало когда-то и кем-то посеянное, но забытое, а потому неведомое чувство. Неведомое, пока не возникнет из ниоткуда, самостоятельно. Чувство сродни предвкушению. А когда-то было и так, что оно появилось, но без предшествующего опыта. Удовольствие в чистоте априори.

Поглощение. Начало.
— И всё-таки, любовь слепа или всепоглощающа?
Не сразу понял, что вопрос ко мне.
— Ау?..
Сначала морок, наваждение... Ледяная кристальность постепенно трансформирующаяся в белый. Лицо скрыто веткой сирени. Как на картине, в которую перед этим вглядывался, но воздушнее, прозрачнее и холоднее.
Шаг в сторону — снова в зоне комфорта. Подальше от терпко-сладкого запаха каштановых кудрей. От капризного лица и больших зелёных глаз за очками. Морок ослабевает, отпускает, но не уходит бесследно.
— Слепа или всепоглощающа? — издевательский тон окутан кашемиром тембра.
В стёклах отражался дуэт «Влюблённые» — на одной картине мужчина и женщина с покрытыми вуалями головами соприкасались в поцелуе, с другой та же безликая пара смотрела на нас.
«Взаимопоглощающая», — подумал, но озвучил другое: — Думаете это о любви?
Острые плечи вздрогнули от моего голоса. Инстинкты…
— Зага-а-адочки?.. Ну, ну. Давайте поиграем… Тайна ничего не значит. Это непознаваемое и непостижимое. Не так ли?..
Наступила очередь вздрогнуть мне. От моих мыслей, озвученных ею. Вуаль непостижимого уже накрывала нас.
— Всё предельно просто. Непознаваемое и непостижимое очень хочется познать и постичь. Примитивно, но так и есть. — Бликнуло. В стёклах отражался я, а мой голос тихим механическим эхом по галерее.
…подвели.

«Любовь ранила меня — к лучшему или к худшему, но я здесь,
(…ты красавица, красавица, а я — чудовище)
…моё сердце поглотит твоё, моя дорогая,
…стены соблазна становятся выше,
…мы ставим всё на карту ради разрушения и желания…»**

Поглощение. Слепота.
Через несколько месяцев мы приблизились к границам познания мыслимого и дозволенного. Её предел ещё не мой предел. Понимала ли?..
Всё ещё горячее тело прижималось, дрожало. На шее алел след. В этот раз вуаль затянулась слишком сильно. Зелёные глаза заглядывали в мои. Изучая, слушая молчание, моля и гипнотизируя — она понимала, что мне надо двигаться дальше. Но знала ли насколько дальше?..
Посмотрел на часы. Без четверти час.
— Тебя не потеряют дома?
Вздёрнутый нос поморщился, всё ещё блестящий от пота лоб нахмурился:
— Выгоняешь? — Одеяло полетело в одну сторону, она в другую.
Я ушёл в тень. Молчал.
— Ну ты и мудак. — Шипя, извивалась на фоне ночника, втискиваясь в одежду.
Она много чего сделала ради меня. Могла бы что-то большее?.. Задавался этим вопросом каждый раз, выходя на тонкий лёд разговора.
— Во дурё-ё-ёха... Повелась… Магритт!.. Загадочки!.. Разговорчики о высоком!..
Наблюдая за её метаниями в поисках белья, которое обычно любила оставлять, физически ощущал, как набухают вены от впивающихся до рубцов иллюзорных верёвок. Помутневшим сознанием стягивал ими себя всё туже, чтобы не броситься к ней, не обнять и не молить остаться. Каждый раз, когда уходила, меня ломало, как наркомана, ещё до щелчка замка. Но так лучше. Для неё… Для меня?.. Так… безопаснее... Для меня?.. Для неё?..

«…Любовь ранила меня — блеск на твоих губах, когда ты уходишь,
…я храню частичку твоей кроваво-красной испарины для себя…»**

Априори. Потеря.
Три гадких «бз-з-з». Никто не открыл. Счастье распирало, потому что ненавидел алгебро-геометрические точности во всём их цифровом упрямстве, но единственные трояки терпеть не собирался, а репетитор вдохновлял... Вдохновляла. В квартире играла музыка. Я слышал. Почему? Дверь была приоткрыта. Толкнул, осторожно заглянул. Позвал для приличия. Тишина. Точнее, нет. Меня обволокли звуки и слова, взяли за руку и повели:
«…Отсюда не выбраться, и пути назад нет,
Невеста в белом, алеет её платье,
Нет, я никогда тебя не отпущу…»**
Потом, много позже, проклинал этот миг, свой первый шаг в слепящее пространство полутьмы.
Что мёртвая было очевидно. Молодая, с длинными, как-то неестественно вывернутыми ногами, она лежала на кафеле, будто переломанная фарфоровая кукла. Пол разошёлся, я провалился в полынью, но не от страха. Не совсем от страха…
Впервые видел вживую голую женщину. Без лица. Его закрывал белый, невесомый как мраморная вуаль, халат. Но лицо видеть и не хотел, хотел тело. Тронутое смертью, оно было прекрасно, как цветок в первый мороз: яркие лепестки покрывает иней, скоро они потускнеют, почернеют, безобразно сморщатся, а пока неповторимы и чарующи в последней прелести.
Коснулся остывающей, гладкой кожи… Она стала моей.

«…Любовь ранила меня…»**

Холод стен туалета. Испарина. Рукой упираюсь в стену, второй пытаюсь достичь. Пелена. Мраморная вуаль… Принцип удовольствия… в… попытках… невозможного.
Снова ненавижу себя... Хочу ненавидеть.

Исповедь. Без покаяния.
Ещё больше ненавижу три коротких «бз-з-з».
Инстинкты подвели…
Отражаюсь в круглых стёклах её очков. Готова?.. Пойдёт дальше?..
Кто не рискует…
Признание давалось тяжело. Слова вязли, липли... застывали, а потом текли рекой. Говорил и смотрел на неё даже, казалось, не моргая. Лицо оставалось непроницаемым, но она должна понимать, что дальше только так, что если уйдёт, то в последний раз.
Так или иначе.
Дослушав, молча ушла. Каялся ли?.. О, да. Я выл. Наказывал себя за эту непростительную ошибку, за болезнь, за математику и чёртов шаг в слепящее пространство полутьмы. Конечно, она ушла и больше никогда не вернётся.
Никогда не говори…

Поглощение. Взаимность.
Когда недели через две, или три, услышал «бз-з-з», думал, предел толерантности достигнут — соседи вызвали полицию. Даже обрадовался. Даже захотелось быть пойманным. Решил, что сейчас всё расскажу, и меня заберут. Изолируют. Может, даже вылечат когда-нибудь? Это же лечится?..
Открыв дверь, увидел своё отражение в круглых стёклах. Она куталась в пальто и… улыбалась. Юркнув в квартиру, обняла. Целовала лицо, шею, руки. Шептала что-то, я шептал что-то в ответ. А потом подскочила, заулыбалась так, как никогда ещё не улыбалась, и я услышал, чего не ожидал...
— У меня для тебя подарок. Воображения не хватит даже предположить…
— Ты?..
— Говорю же, не хватит, — опять засмеялась, вернулась в прихожую, открыла дверь, впустила.

Впился взглядом в незнакомку под аккомпанемент пояснений:
— Слышал термин: несовершенный остеогенез?.. У человека проблемы с костной тканью, с коллагеном. Кости легко ломаются, плохо сращиваются. Жизнью это не назовёшь… Она хочет. Ты хочешь. Желания надо осуществлять. Не так ли-и-и?..
Всматривался, и накрывало всё больше. Белый тонкий халат на голое тело. Бликнуло. В этот раз не от очков. Голубовато-карие радужки, желтовато-серые белки. Зубы — медовый оникс. Ткань алела, «подарок» улыбался всё шире.

«…Не утаивай сокровенного,
Сейчас, когда я выхожу на свет,
Просто прими символ моей искренней любви,
Обними и поцелуй меня на прощание.
Отсюда не выбраться, и пути назад нет,
Невеста в белом, жених в чёрном,
Нет, я никогда тебя не отпущу…»**

Паства. Обретение.
Я в предвкушении смотрел на конверты. Привычной пищей стали адресованные мне строки. Сегодня новая порция, а я всё ещё переваривал прошлые фанатично-наивные признания.

«…Моя кровь — твоё желание. Я готова отдаться до последней капли. Почему не нашёл меня?.. Почему мир так не справедлив?.. Мы стали бы лучшей парой всех времён. Ты и я = ЛЮБОВЬ НАВЕКИ…»

«…Это был не суд! Судилище! Как можно обвинять тебя во всём этом? Почему не спрашивали нас? Я бы встала и подтвердила, что прямо сейчас готова сделать всё то же, что и они сделали ради тебя! Каждая из нас согласилась бы!..»

И письма, и их писавших, поначалу презирал, потом ненавидел.
Но оставшись в четырёх стенах, без возможности свободно двигаться и общаться, за исключением моментов получения еды в пластиковой посуде и разноцветных химических коктейлей, у меня появилось много времени на размышления. И переосмысление.
Почему всё так?
Ответ лежал на поверхности. Не я сумасшедший, не я урод, не мои мысли уродливы. Непозволительная ошибка — так не уважать себя. Пришла пора перемен. Всё меняется.
Банальность? Нет. Новая истина. Новая религия, если хотите. А Новые Времена рождают новых Пророков. Я — один из них. Может быть даже единственный... сам Мессия?..
Да, конечно же, Мессия! И за мной следует апостол. Она проникла сюда. Не знаю, как ей удалось тут устроиться, но её послания, минуя передержки в конвертах, воодушевляют. Всё не напрасно. И если есть паства, то трудно не быть пастырем.

«…Какие же все они убогие и странные! Столько книг создано, чтобы доказать, что любовь может быть РАЗНОЙ! Что любить можно КОГО УГОДНО! Подружек, друзей, сестер, матерей, детей, животных, хоть кукол и роботов! ЛЮБОВЬ НЕ ПОРОК! ЛЮБОВЬ — УДОВОЛЬСТВИЕ! Они допускают ошибку, запрещая людям любить и быть любимыми. Хорошо, что среди нас есть ангелы, которые помогают нам, загнанным в угол порицаниями стада, общаться и помогать друг другу. Я очень хочу быть с тобой… P.S. Напиши, какие фотографии хочешь увидеть в следующий раз. Люблю тебя до смерти и после…»

Поглощение. Аспект.
Не заклеенные конверты, разложены в определённом порядке. Любому другому они показались бы совершенно одинаковыми, но не ему. Он улыбнулся так, как улыбался теперь всегда — ни один мускул не дрогнул.
Сигнал возвестил, что можно. Первый конверт... второй... третий... четвёртый... Все. Все конверты пусты.

Апофеоз. Предвкушение.
За пару часов до закрытия выставки. Неуловимо схожие между собой женские силуэты:
— Думаешь о том же?
— Пожа-а-алуй... А ты?..
Третья разглядывала «Голконду»:
— Я?.. Знаете, что говорил об этом автор? «...Я считаю чудом, что могу на земле шагать по небу». Да. Да… Конечно же я в деле. Почему бы не апдейтнуть объект поклонения? Только в этот раз чур не я на кафеле. Это окончательное требование и без «су-ли-фа». Лучше изображу «хрустальную».
— Ла-а-адно! Моя очередь жопу морозить! Но давай без сантиментов в конце. Мы же договорились: письма — наше общее детище.

Вместо эпилога. Сентиментальность.
Внутри каждого изорванного конверта я нашёл разрозненные слова, которые смог собрать воедино: «Наступят последние времена, когда девять больных придут к одному здоровому и скажут: ты болен, потому что ты не такой, как мы».***

* Википедия
** Lord Of The Lost «Never Let You Go» (вольные отрывки)
*** Преподобный Антоний Великий
 
[^]
Gesheft
12.10.2021 - 12:27
Статус: Offline


Ярила

Регистрация: 9.11.14
Сообщений: 3581
9) Хороший работник
      Дверь распахнулась, и Том увидел, как в отсек протискивается Рон.
  - Там, это, в седьмом, Фима… На полу валяется. Ты бы посмотрел, что с ним.
   Том удивлённо поднял голову.
  - Что значит – валяется? Упал что ли? Помог бы  подняться.
  - Да, нет - вроде бы не дышит. Я покойников боюсь…
      Том нехотя поднял голову. От этого Рона на работе пользы – как от козла молока.  Сильный, выносливый, но уж больно умом скуден. Поставишь его молотом бить – так и будет весь день  колотить. Для него главное – не думать, такое у него плохо получается. Поэтому, если что не так – бежит за подмогой.
  - Ну, пошли, посмотрим.
 
Фима действительно лежал на полу седьмого отсека, сзади машины. Лежал на спине, широко разбросив руки, остекленевшие глаза смотрели  в потолок. Ноги согнуты в коленях: левая поменьше, правая – почти под прямым углом. Синий комбинезон, чёрные ботинки. Чуть в стороне, на полу, валялась отвёртка с красной ручкой. Защитная панель машины снята и приставлена к стене. Том глубоко вздохнул.
  - В самом деле, на мёртвого похож.
   - А с чего ему умирать? – прогнусавил Рон. – Работал же. Я к нему час назад заходил, живой был.
  - Смерть всегда внезапна, - философски изрёк Том. – Зачем он защитную панель снял? Что-то в машине хотел подправить? Может, его током шибануло? Ты к нему прикасался?
  - Боже упаси! Вдруг мёртвый!
   Том почесал в затылке.
  - Сбегай за начальником.

    Начальник появился через пять минут.
  - Что значит, лежит как мёртвый? – он наклонился над Фимой. Всмотрелся в лицо и даже, кажется, понюхал.
  - С чего решили, что мёртвый? Крови не видно.
  - Наверное, током шибануло, - подсказал Том.
   - Так, ясно. Рон – бегом за мультитестером. Одна нога здесь, другая – там. И кабели не забудь, которые с крокодилами на конце.
   Глянул на Рона и понял, что надо пояснить:
  - С металлическими зажимами, похожими на пасть крокодила. И никому к трупу не прикасаться! Вдруг, под ним кабель оголённый – шарахнет ещё.
   - Может, фельдшера вызвать?- осторожно предложил Том.
  - Придётся, наверное. Ох - набегут - протоколы составлять, спрашивать, проверять, допытываться. Начальника смены позовут. А то и того гляди, кого-нибудь повыше.

  Начальник показал пальцем в потолок – то ли имея ввиду, что высокое начальство сидит этажом выше, то ли что начальство взирает на подчинённых свысока.
   Появился Рон. Удивительно, но принёс то, что надо. Начальник взял прибор в руки и начал объяснять, как им пользоваться.
  - Вот здесь выставляешь напряжение по максимуму, этот  провод крепишь к заземлению, а этим прикасаешься…
   Том слушал его с тоской – уж чем-чем, а мультитестером пользоваться он умел. Но начальник есть начальник, так что приходилось делать вид, что внимательно слушает. Наконец, чёрный провод был подключен к заземлению – металлической полосе на станине, а красный провод начальник почти торжественно вручил Тому.
   - Держишься за пластмассовую часть щупа и прикасаешься наконечником к открытой части тела.
   Том присел на корточки и прикоснулся  щупом к щеке Фимы. Потом ко лбу.
  - По нулям,- обрадованно сказал начальник. – Не под током. Наверное, прикоснулся к оголённому проводу в машине.
   - Нарушил правила техники безопасности, - констатировал Том.
  - Вот что, надень-ка на него диэлектрические калоши. А то начнут говорить, что мы технику безопасности не соблюдаем, проверку устроят…
   И посмотрел вопросительно на Рона. Тот понял, юркнул за дверь и через минуту вернулся с парой калош.

  Начальник тяжко вздохнул.
  - Вот что значит – не соблюдать правила техники безопасности. Нужно было калоши надеть, рубильник выключить,  дежурного электрика позвать. Сколько учу я вас, а толку мало. Теперь всех бонуса лишить могут. Может?.. – он оставил нравоучительный тон и вопросительно посмотрел на Тома.
   - Что? – не понял тот.
  - Сдадим в утиль. Засунем в  контейнер с отходами -  и в утиль. Контейнеры одноразовые, их сжигают вместе с содержимым – никто не будет проверять, что внутри.
   - Искать будут,- прогнусавил Рон. – Он же утром в проходной отметился.
  - Найдёшь тут кого-нибудь, - оживился начальник. – На заводе полторы тысячи отсеков и помещений. Пять километров из конца в конец. Каждый год люди пропадают. Скажем: до обеда видели, а после обеда – нет. Пошёл куда-то – и с концами.
  - А вдруг у него  семья есть?- Рон  впервые пристально посмотрел на покойника.
  - У него-то? Да ему все шестьдесят! Откуда у такого семья! Может, была когда-то, а сейчас одна баба злющая дома осталась. Радёшенька будет, что  избавилась!
   - А почему у него трупных пятен нет?- Рон продолжал всматриваться в покойника.
  - Скоро появятся ,- огрызнулся Том. – Ещё время не настало. Вызывать контейнер?

    Начальник кивнул. Том подошёл  к пульту в дальнем углу отсека и вызвал контейнер для отходов, подлежащих немедленной утилизации.
  - Главное, - сказал начальник, чтобы он не очухался, когда контейнер в печь вбрасывать будут. Конфуз на весь завод будет.
  - Можно – для надёжности – ещё раз через него ток пропустить, - сказал Том. – Один провод в руку, другой – к ноге. И всё будет – как в натуре.
   - Здесь шестьсот вольт, - сказал Рон, показывая на щиток.
  - Хватит,- уверенно сказал начальник. – Рон, тащи кабели, а ты, Том,  калоши снимай, не нужны больше.
    Пока Рон ходил за кабелями, Том успел напялить калоши на свои ботинки.
  - Смотрите ,- начал начальник. – Этот кабель подсоединяешь на фазу, второй конец кладёшь в руку Фимы. А этот кабель…
   Начальник подробно объяснил, что и как делать.
    - Смотрите, чтобы самим не попасть под ток! Будете готовы – дайте знак. Я нажму на «Пуск», пойдёт ток.  Вторая рука у меня на кнопке «Стоп». Чуть что не так – кричите – я мигом отключу.

   Подготовка много времени не заняла.  Рон с помощью деревянного захвата прижал кабель к ладони покойного, а Том, к  согнутой в колее ноге.
  - Раз, два, три! – громко скомандовал начальник.
  Ухнул хлопок. Покойник  изогнулся всем телом, словно пытаясь подпрыгнуть,  рука к которой касался кабель,  подскочила, как бы  пытаясь избавиться от давящего прикосновения. Начальник с испуга хлопнул рукой по красной кнопке. В воздухе запахло палёным.
  - Мне кажется, он вскрикнул, - прогнусавил Рон.
  - Да нет, показалось, - сказал Том.
  - Палёным раньше не пахло, - протянул Рон.
  - Принюхиваться после будем, - рассердился начальник. – Отнеси кабели на место.
    Затем повернулся к Тому.
  - Одень на него калоши,- приказал он.
  - Зачем? В утиль и без калош примут.
  - Сказал, одень, значит одень, - рассердился начальник. – Делай, что говорят.
    Том пожал плечами.
  - Вонять будут при сжигании.
  - Кто нюхать будет? Или  другой мусор розами пахнет?
   Из-за двери раздался зуммер – подъехала тележка с  контейнером. Пока Том возился с калошами, начальник открыл  грузовые ворота и впустил тележку.

  Сине-оранжевый контейнер украшали надписи на всех поверхностях:
  «Только для мусора»
 Далее шёл столбик пиктограмм, объяснявших, что металл, взрывоопасные материалы и горючие жидкости в контейнер укладывать нельзя.
   - Укладываем все вместе,- строго изрёк начальник. Слова эти были адресованы – в основном – подошедшему Рону. Тот попятился.
  - Может, я тельфер вызову?..
  - Какой тельфер! – зашипел начальник. – Покойник не кусается!
   На лице Рона появилась гримаса, которая бывает у приговорённых к каторге после речи прокурора. Но ослушаться начальника не посмел. Стараясь не смотреть на покойника, помог   уложить тело в ящик.
   Та нога, которая была согнута чуть-чуть, в ящик не умещалась и осталась торчать наружу.
   - Ты чего ящик короткий заказал? – прогнусавил Рон.
  -  Большие надо в коридоре загружать, не хватало, чтобы ещё кто-то увидел.
   Том попытался согнуть ногу покойного. Не получилось.
  -  Отрезать, что ли?  Рон, принеси дискорез.
  Рон дёрнулся, чтобы идти, но начальник остановил.
   - С ума сошёл! Чтобы кровью всё залить? Тащи жидкий азот.
  Рон тупо уставился на начальника. Тот разозлился непонятливости сотрудника.
  - Иди в восьмую лабораторию и возьми там сосуд с высоким тонким горлышком – дьюар. Принеси сюда. И ветоши побольше.

   К всеобщему удивлению Рон вернулся быстро, таща большой сферический сосуд серебряного цвета и полиэтиленовый пакет с ветошью.
   Начальник обложил торчащую из коробки Фимину ногу ветошью в области колена, после чего коленку обильно полили жидким азотов.
  Спустя пять минут повторили ещё раз.
  - Тащи большой молоток,- приказал начальник Рону.
  Эбонитовый молоток имел внушительные размеры, но начальник чуть не плюнул на пол с досады.
  - Железный надо было!
  - Ты же сказал – большой! Этот большой, - протянул обиженный Рон.
  Начальник что-то пробормотал, но так, чтобы другие не слышали.
   - Ударь по замороженному колену.
   Рон глубоко вдохнул и что есть силы ударил по ледышке, в которую превратилась Нога. Она с хрустом переломалась. Верхний обрубок провалился на дно коробки, нижняя часть упала на пол. Том проворно подобрал её и закинул в коробку.
   - Коробка не пострадала от азота? – поинтересовался Том.
  - Нет, -  убеждённо сказал начальник. – Отправляй.
  - Может, проверить, что у него в карманах? - прогнусавил Рон.

   Начальник фыркнул.
  - Мы что, карманники? Как тебе такое в голову могло прийти!
   Он приклеил  на  коробку бирку «Готов» и выпустил тележку в коридор. Та повезла добычу на утилизацию.
  - Сколько времени потеряли! – вздохнул начальник. – И работа осталась недоделанной. Ладно, я потом позабочусь.
   Том подошёл к столу.
  - Как аккуратно у него всё было разложено! – восхитился он.
  - Пример, достойный подражания,- поддержал начальник. – Что это?
   Том раскрыл пластмассовую коробку с этикеткой  фабрики - кухни.
   - Не успел он пообедать.
    Начальник развёл руками:
  - Судьба такая – умереть голодным.
   Том изучал содержимое коробки.
  - Томатный суп, сэндвич со шницелем, апельсиновый сок.
  - Жаль, пропадёт, – вздохнул Рон.
  - Хочешь?
  - Рон косо посмотрел на Тома и на начальника.
  - А вы будете?

  Начальник скривился, хотел что-то сказать, но поймав взгляд Рона, который смотрел на него с надеждой, махнул рукой.
   - Помянем покойного. Выбирайте.
   Дважды повторять не пришлось. Том проворно схватил сэндвич со шницелем, а  Рон взял суп. И лишь потом начальник взял баночку с соком.
  - Ну, помянем, - сказал Том, и хотел было чокнуться сэндвичем с Роном – словно в его руках был стакан с вином – но начальник остановил.
  - Ты что! За упокой не чокаются!
  Поднял баночку с соком и изобразил скорбное лицо.
  -  Простим  прегрешения – вольные и невольные - и да будет ему земля пухом. Хороший был работник.
 
[^]
Gesheft
12.10.2021 - 12:29
Статус: Offline


Ярила

Регистрация: 9.11.14
Сообщений: 3581
10) Тот самый Генри

Всё было отлично. Всё! И натура, и декорации… Состав – звёзды! Ни один не отказался, ни один не заболел – собрались на съёмочной площадке в день и час, назначенный Воздвиженским. Ну а как иначе – сам Воздвиженский! Такие режиссёры на пять лет расписаны…
Всё было отлично. Но не всё… Чего-то не хватало. Зуев почувствовал это на третьей неделе съёмок. Сначала мысль показалась крамольной, но шли дни, и он лишь всё более понимал, что прав. Не раз говорил об этом с Воздвиженским, тот соглашался… Вот и вчера тоже – тёрли, тёрли до трёх утра, но ничего путного не придумали. На улице, уже прощаясь, Воздвиженский уставился глазами в манящие мерцающие звёзды крымской ночи и задумчиво произнёс:
- Миш, если облажаемся, нам этого не простят. У меня на кону - имя…
- У всех, - пробубнил Зуев.
— Вот видишь… Это тебе не селёдкой на Привозе торговать… - Воздвиженский постоял молча с минуту, потом выдал откуда-то из глубины. - Знаешь, нам даже не поворот в сценарии нужен…
- А что?
- Не поворот, - уверенно покачал головой Воздвиженский. – Штрих! Точно, штрих! Никак не мог слово подобрать…

Штрих… Зуев молча смотрел, как заканчивают снимать сцену около салуна. Камера скользила по рельсам, Воздвиженский орал благим матом:
- Крупный здесь! Крупный! Крупный план, я сказал!.. – и дубасил по спине оператора.
Тот, даже не пытаясь уворачиваться от кулаков, бубнил: «Марк Маркович, я крупный и беру» …
- Самый крупный! Лёня, я убью тебя!
Воздвиженский всегда убивал, когда работал. Потом, правда, целовал, обнимал, затискивал до синевы, когда эпизод был отснят, и вот ради таких мгновений каждый и жил на площадке.
Штрих… Зуева вдруг прострелило молнией – что-то сейчас случится…
И Лёня… Вдруг Лёня… Лёня, Лёня Бродский, тишайший, интеллигентнейший из всех интеллигентов, кинооператор в седьмом колене, вскочил в режиссёрской дрезине и трёхэтажным матом завопил:
- Стоооооооооооп, мать вашу!
На площадке всё замерло. Воздвиженский, отвесив челюсть, вылупился на Лёню …
- Откуда в кадре лошадь?! Что за мудак на ней!.. Охрана, вы там все с глузду съехали! У нас сцена с лошадьми в три часа! Какого хрена сейчас кобыла скачет?
Всё молча повернулись в сторону, куда орал Лёня. За декорацией домиков Дикого Запада никого не было, но пыль, взбитая копытами в воздух, ещё продолжала висеть над землёй. Взревел движок охранного джипа, и машина рванула за идиотом-наездником, погубившим сцену у салуна.
- Какого чёрта! – проорал Зуев охране в рацию.
- Сейчас разберёмся, Михал Андреич… - невозмутимо в эфире прохрипело в ответ.

Игорь давно уже работал на съёмочных площадках, повидал немало и, как обычно, на натуре хлопот всегда было больше, чем в павильоне.
- Поддай газу, вон он, голубчик, - Игорь ткнул пальцем в облако пыли впереди.
Через мгновение джип, резко подрезав, остановил ездока. Взмыленная лошадь храпела и беспокойно перебирала копытами по выжженой солнцем земле. Игорь открыл дверь, вышел, взял лошадь под уздцы и тихо, но властно, приказал:
- Спешиваемся!
Всадник пожал плечами, мягко соскочил на землю, правой рукой продолжая держать рожок седла. Игорю едва доходил до плеча - проблем не будет, подумал он:
- Ты кто?
- Генри, - ответил наездник.
Прозвучало больше, как «Хенри», да и буква «р» вышла мягкой, картавой, какой-то не русской. Игорь смотрел на коротыша, не понимая - что-то в нём было не совсем так…

- Генри кто?!
- Пойндекстер. Генри Пойндекстер…
- Господи, этого ещё не хватало! - Лидия Геннадьевна закатила глаза. – И как мне прикажешь оформлять американца?.. Марк, как я устала от твоих прихотей!
Двадцать лет она уже работала главным бухгалтером в кинобизнесе. Двадцать факинг йеарз, как сказал бы тот самый Генри, невесть откуда взявшийся американец. Воздвиженский, сумасшедше вращая глазами, самолично примчался в трейлер, где сидела бухгалтерия и отдал всяческие распоряжения… Да, американец! Да, плевать, что нет документов!.. К чёрту всё, он нам нужен!
- Марк! - Лидия зло уткнула руки в бока и выкатила глаза. - У него нет головы!
— Оформляйте! – рычал Воздвиженский. – Сегодняшним числом! Срочно!

Бар на Парковой работал до двух ночи. Но, когда в него вваливались киношники… Когда в него вваливались киношники случалось, не закрывались по трое суток кряду, пока те не закончат пить. Одному богу известно, сколько это продлится сейчас, хмурился бармен: Зуев, Воздвиженский и какой-то без головы бухали за стойкой уже часа три… Кажется, Генри… Тот, третий… Беседа шла неспешно, но слов не разобрать. И вообще, компашка, как компашка, только Генри смешно пил – стаканами, и вливал их сверху в себя. Дурдом какой-то. Как дети малые, киношники, всё не наиграются…
- Ты видел, как она на тебя смотрела? – Зуев спросил и закурил.
Туловище Генри повернулось:
- Алиса? - голос шёл откуда-то изнутри, глубокий, чистый и ясный, будто с тобой разговаривает ангел.
- Да.
- Она – супер! Таких каскадёров - поискать, Миша, - он смешно выговаривал русское имя: что-то типа «Мишьйа»… Смешно, но с большим обаянием.
На Алисе вдруг и кончился съёмочный день. Нет, не в буквальном смысле, просто, они уже перетёрли всё, чем отметился этот самый первый съёмочный день. Воздвиженского распирало, но…
- Н-да, господа… Я не из породы людей, которые обидят гостеприимных хозяев, но, послушайте - задумчиво протянул Генри, — это – не виски, это пойло какое-то…

И грустно повращал стакан пальцами. Зуев с Воздвиженским виновато переглянулись.
- Прости, старик! – поджал губы Зуев. – Здесь не Техас. Но, чем богаты…
- Да уж… - Генри поднялся с табурета и прошёлся вдоль стойки. Пустой бар наполнился гулом каблуков и позвякиванием шпор. Потом резко обернулся. – Так что тебя волнует, Марк? Откуда я говорю? - Его плечи вздрогнули в усмешке. – Вы, недолгожители, такие все одинаковые… Одни и те же вопросы… Как я говорю, как ем... Слава богу, не спрашиваете, как живу без подушек? А знаете, господа, – Генри оживился, - сколько денег я сэкономил на шампунях и стоматологах!..
- И на ватных палочках… - вставил Воздвиженский.
- На них – больше всего! Поймите же, не обязательно рвать глотку, чтобы тебя услышали. Просто поймите, и всё. Ну понимают же, в конце концов, все, что я, Генри Пойндекстер, всадник без головы, за последние сто лет заработал на съёмках такую кучу денег, что вам и не снилось, - Генри вернулся на табурет. - А то, что говорю без головы – для вас дикость.

Зуев вытянул шею, силясь посмотреть, что же, всё-таки, укрывает пончо на плечах Генри, но тут же его нос уткнулся в холодное дуло кольта.
- Не надо, - вежливо попросил Генри. – Я нанялся к вам скакать на лошади и стрелять, а не превращать себя в препарированную лягушку. Будем придерживаться условий сделки. Не вы – первые, не вы – последние.
- Да, да! – смущённый, Зуев сел обратно.
- Я вам сейчас покажу фокус.
- Зачем? – настала очередь Воздвиженского оживиться.
- Чтобы вы поняли, как одинаковы все, чей век ограничен.
Генри взял со стойки салфетку, рядом лежащую ручку бармена, что-то написал и перевернул:
- Итак, Марк, на чём мы остановились?
- На фокусе? Ах, нет, прости! Слушай, я сам, словно в кино. Вестерн, который снимаем, всадник без головы…
- Дерьмо ваш вестерн.
- Ещё вернёмся к этому. Но ты сам… Зачем ты здесь? Твоя душа что-то ищет, она не может найти покой?..
Генри откинул плечи так, что, будь у него голова, она бы от скуки свалилась на пол. Затем перевернул салфетку и протянул Марку. Тот пробежал глазами и дал Зуеву.
- «Твоя душа не может найти покой?» - прочитал Миша вслух озадаченным голосом.

- Одни и те же встречи, одни и те же вопросы... – Генри грустно плеснул в стакан ирландское пойло и (в буквальном смысле) опрокинул в себя. Потом также грустно вздохнул. – Как, чёрт возьми, хочется сигару… Если не сложно, Марк, прикури одну. Я обожаю этот запах! Запах моего детства… отца… Только не лезьте с вопросами, как я слышу ароматы. Спасибо заранее!
Воздвиженский пошептался с барменом и через минуту сделал первую затяжку.
- О… - протянул Генри в восторге. – Ещё!
Воздвиженский повторил. Генри, насладившись блаженством, повернул к нему плечи:
- Марк, я просто хочу найти себе пару. Какую-нибудь безбашенную оторву, на которую потрачу бессмертную жизнь и бесконечные деньги. Плевать мне на душу. Точка.

Три месяца съёмок пролетели как миг, мимолётный экстаз. Генри научил каскадёров таким трюкам, о которых нигде не прочтёшь, каждый теперь на скаку стрелял из-под брюха лошади в глаз воробью с расстояния в сто шагов, сцена ограбления банка вошла во все учебники по кинематографии. Вестерн, не родной, не русский, удался на все сто, и, как говаривал Воздвиженский, ради таких мгновений стоит жить.
Генри - всеобщий любимец, лидер, божество... И когда наступило утро прощания…
- Мне жаль… - Воздвиженский (сам Воздвиженский!), придерживая поводья, прогарцевал к нему в седле перед собравшейся группой. – Мне жаль, старик…
- Чего? – и всем показалось, что Генри улыбнулся.
Такое возможно? Наверное, если почувствовать не человека, а Генри.
- Мне жаль, что уезжаешь. Жаль, что всё кончилось. А больше всего жаль…
- Что уезжаю один?
- Да. Прости, но у тебя всё ещё будет.
- Нет, Марк, - Генри откинулся в седле, - не будет…
- Думаешь?
- Да, - Генри качнул плечами. – Ваша чёртова медицина и технологии!
Из-за декораций раздался цокот копыт.
- Нам пора! – Генри пришпорил лошадь – навстречу выплывал конь Арбалет с очаровательной спутницей в седле – Алисой, лучшим каскадёром, которого только можно найти. Она тоже была без головы…
- Ваша чёртова медицина!
И, не спеша, два безбашенных всадника поскакали навстречу солнцу…

- Лидия Геннадьевна…
- Ой, Маш… – отмахнулась главбух, запивая аспирин стаканом коньяка.
Маша, восходящая звезда бухгалтерии, не отрываясь, смотрела в окно:
- У нас тут теперь двое без головы… Инвалиды. Можем сэкономить целую кучу на налогах…
 
[^]
Gesheft
12.10.2021 - 12:33
Статус: Offline


Ярила

Регистрация: 9.11.14
Сообщений: 3581
11) Билет на тот свет

— Отчего бабы не летают как птицы? Это же просто необходимо и очень удобно в наши дни, когда такая жопа творится на дорогах. Только выехал со двора и встал намертво в пробку. А тут летишь себе чайкой сизокрылой, сверху плюёшь на этих жалких людишек, что сами себе создали проблемы в свободе передвижения.
Да, Люська моя, конечно, не отказалась бы от такой прикольной опции. Только надо перед полётом брюки натянуть обязательно. В юбке оно как-то стрёмно будет, и ляжками голыми сверкать перед чужими мужиками совсем ни к чему... я так думаю. Летит она такая домой, голубка моя, в руках две авоськи с продуктами держит. И в зубах ещё один пакет с пивом для меня, чтобы два раза не мотаться.

Эх, вот ежели выберусь из этой передряги, вертолёт себе куплю. На рыбалку с мужиками летать будем и охотиться зимой с геликоптера самое то!
Чу, снова слышу шаги за дверью. Может Люсьен вспомнила обо мне и спасение совсем близко!
Но нет, опять эта старая ведьма, инквизитор на пенсии. Боже, скорее бы сдохнуть, что ли. Организм больше не выдерживает эти пытки и всё чаще отключает меня на пике боли от суровой действительности, пытаясь сохранить мозг и сердце.
— Как ты тут, зятёк дорогой? Может случилось долгожданное озарение? Давай, давай, напрягись, выхода другого у тебя нет. Чакры я тебе всё равно прочищу, и ты вспомнишь, куда билетик-то спрятал. Как говорил товарищ Саахов в одном фильме, отсюда у тебя только два пути. У него дороги были в ЗАГС или к прокурору. А у тебя на кладбище или в санаторий для поправки организма и детоксикации. Надеюсь, ты сделаешь правильный выбор.

— Сначала развяжите руки и дайте пожрать. У меня уже глюки начинаются от голода, и башка не варит совсем, как тут можно что-нибудь вспомнить?
— Хорошо, пару кусочков сахара для мозга будет как раз кстати. Водицей запьёшь и нормально. — Старуха достала из сумки пачку рафинада, открыла её и положила мне в рот кусочек. Боже, какое это блаженство! Слюна моя текла рекой, и я не успевал её сглатывать. Кажется, ничего вкуснее я не пробовал в этой жизни. Чудесный сахар растворился за считанные секунды и впитался в мой измученный организм с невиданной скоростью.
— Ещё, дайте ещё! Вы обещали два кусочка! — Я уже не контролировал себя и готов был продать душу Дьяволу за кусочек сахара и горбушку чёрного хлеба с солью.
— В отличие от тебя, соколик, я слово своё держу. На ещё кусочек, да не клацай зубами, а то палец мне откусишь. Тогда тебе точно каюк! А теперь лежи и вспоминай всё, что было в ту пятницу, пошагово. Рисуй в голове картинки, куда пошёл, с кем встретился, сколько водки купили, где и с кем пили и кому билет отдал или куда спрятал. А я отлучусь ненадолго, нужно инструмент прикупить кое-какой, очень нужный в хозяйстве...

— Кстати, Павлина Капитоновна, откуда у вас такая осведомлённость о средневековых пытках? Вы же в школе плохо учились, сами как-то рассказывали.
— А инторнет на что? — она ехидно улыбнулась и поправила бретельку лифа.
— Да что вы такое говорите? Где интернет, а где вы! Это же две непересекающиеся прямые. Вы даже кнопки на телефоне путаете через раз. — Страшно хотелось пить, но любопытство брало верх.
— Так внучок старшенький, Алёшка, всё что надо бабушке, нашёл, записал на листке и даже картинки показал, зайчик мой.
Тут мне стало совсем плохо и даже промелькнула мысль о скором конце.
— Ну, вы и монстр, Павлина Упырьевна ! В страшном сне такое не увидеть, чтобы мой любимый сынок отцу пытки выбирал в сети. О, Боже, за что мне всё это, чем я прогневал тебя!
— Да не его ты прогневал, безбожник, а меня и дочь мою любимую, цветочек ненаглядный. Говорила я Люсеньке не ходить замуж за тебя, оболтуса и пьяницу, так не послушала мамочку. Любовь у неё случилась, видите ли. Мама жизнь прожила, знает, каким должен быть мужик настоящий.

— А вот какого чёрта вы лезете в нашу жизнь? Тёща должна жить от молодых как можно дальше, в другом городе и желательно в другой стране, а не на соседней улице. Ваша радиоактивность и способность видеть сквозь стены уничтожает всё живое и светлое там, где вы появляетесь. И только водка помогает мне выжить в этом ядерном реакторе второго Чернобыля. Если бы не пил, сдох бы от вас через год! Так что скажу напрямик — нету мне смысла трезветь в боях на семейном фронте.
— Что-то мне подсказывает, что сдохнешь ты, родимый, в ближайшее время, если конечно не отдашь билет с выигрышем, — и она помахала у меня перед носом небольшим топориком. — Всё, хватит мне зубы заговаривать. Ты слишком расслабился после вчерашней стимуляции высоким напряжением. Жаль, что этот аппарат не может поднять его ещё выше. Толку от него совсем мало, только деньги на ветер.
Но ничего, оно окупится, ты мне вернёшь всё, до копейки. Вспоминай, гадёныш, это твой последний шанс. И не просри его, как свою никчёмную жизнь, — Она поковыляла прочь, на прощание громко хлопнув дверью.

Воздушный шлейф непонятных запахов разлетался по сумрачной комнате. Эта гундосая выхухоль разлила по углам какую-то жидкость. Голову сжимало, словно тисками, бравурная музыка множилась нотами и завихряла мозги, не давая сосредоточиться на чём-то одном, а жажда с невиданной жестокостью дополняла этот оркестр. Потом я просто ушёл из бытия земного, поднялся над вечерним городом и завис в полной тишине. Увидел дорогу, ведущую к горизонту, там, где кончается земля и начинается небо в потеках красного откровения, все еще неслышно шепчущего о неизбежности конца всему живому. И нахлынуло просветление, и я вспомнил всё.

На землю меня вернула всё та же мегера, с небольшим свёртком в руках.
— Смотри зятёк, это тебе! Говорят, вещь безотказная, действует почище любой сыворотки правды, — она развернула свёрток и показала мне новенький паяльник с блестящим медным жалом.
Я похолодел внутри, снаружи покрылся потом и подумал, что теперь мне точно пиздец. Но ни один мускул, как мне показалось, не дрогнул на моём лице. И теперь оставалось только тянуть время, дабы отодвинуть очередную экзекуцию, что я незамедлительно и сделал.
— А по какому праву, дорогая тёща, вы так настойчиво требуете этот билет? Сами подарили его мне на день рождения в присутствии понят... кучи гостей и родственников. Значит это моя непреложная собственность, и хрен вам я его отдам! А если вы не прекратите свои издевательства, у меня разовьётся эсхатологический невроз и как следствие — неизбывная тоска. А как известно всем моим друзьям, я в тоске опасный! Так вот, оно вам надо?

— Именно это мне и даром не надь, а вот те пятьдесят миллионов, что дадут за выигравший билет, нам с доченькой очень даже пригодятся. Ты же пропьёшь их за неделю со своими дружками, а дети твои так и будут прозябать в нищете. Короче, я сама подарила, я же и забираю обратно. Имею, так сказать, и право и желание. — Павлина решительно воткнула паяльник в розетку и уселась на стул в ожидании разогрева волшебной палочки.

— А уж как вы с Люськой сохраните и приумножите эти деньжищи, расскажите кому-нибудь другому, — я продолжил тянуть время. — За ту же неделю, что вы отвели мне, скупите всё шмотьё на окрестных рынках, бесполезные крема от целлюлита и прочую хрень, что вам впаривают рекламщики, и останетесь в раздумьях, куда это всё распихивать и почему так быстро закончились тугрики. Кстати, откуда вы узнали, что этот билет выиграл, да ещё именно столько денег?

— А вот это уже не твоё дело! И, да! Я всегда записываю номера билетов, даже если их дарю кому-то. Как видишь, очень даже не зря! И хватит мне вытрёпывать последние нервы и пытаться сделать инфаркт. Он уже приходил ко мне два раза, но меня не было дома.
Увидев, что от жала паяльника пошёл лёгкий дымок, я решился на бесполезную авантюру и жалобно заныл:
—Павлина Капитоновна, миленькая! Не вспомнить мне всё равно, куда этот билет подевался, а значит неизбежно приму я смерть мученическую от инструмента аццкого. Так выполните же последнее желание моё перед казнью жестокой, один телефонный звонок я прошу на прощанье.

Тёща задумалась надолго, пытаясь понять, в чём подвох. Я тоже молчал, боясь спугнуть её нестройные мысли. Затем, скрипя суставами и матерясь вполголоса, она достала из сумки телефон. Я медленно, стараясь не перепутать цифры, продиктовал ей номер закадычного другана Михея, который жил в ста метрах от дома выхухоли. Она поднесла к моему уху телефон и пошли гудки. Мой собутыльник на удивление быстро взял трубку.

— Михааа! — заорал я, собрав последние силы. — Бери скорее ломик с топором и дуй в дом моей тёщи. Я здесь, и она хочет меня прикончить. У тебя всего три минуты, чтобы спасти друга.
Не знаю, что он успел там услышать, ибо тут же получил мощный хук в челюсть с правой руки, в которой был телефон. Потом ещё град ударов с обеих рук и завершающий в темечко чем-то тяжёлым.
***
Когда меня измученного привели в чувство, отмыли, накормили и уложили на диван, я долго не решался спросить Миху о главном. Потом, всё-таки сделал усилие, приподнялся и посмотрел ему прямо в глаза.
— Братан, скажи, где тот конверт, который я отдал тебе перед тем, как мы начали обмывать мою удачу. Миха отвёл глаза, помолчал немного и уточнил:
— Это тот, на котором было написано "Вскрыть после моей смерти"? — Я утвердительно кивнул головой.

И тогда он начал вещать скорбным голосом. — Если ты помнишь, я положил его в нагрудный карман своей куртки. Он так и лежал там пару дней, пока моя Верка не затеяла стирку. Куртка ведь была уже того — после всех наших падений и приключений. Короче, жена проверила карманы перед тем, как запихнуть её в стиралку и естессно обнаружила конверт. А какая баба устоит перед такой загадочной надписью? Вот и я говорю... Вопщем, удружил ты мне, Стас. Я теперь холостой, ни жены, ни детей.
И он протянул мне смятую записку. Сердце моё бешено забилось, дрожащими руками я развернул тетрадный листок и прочёл:
— Ненавижу тебя, пьянь беспросветную. И не надо искать ни меня, ни детей. Стасу передай благодарность за билет! И это... прости если сможешь.


Это сообщение отредактировал Gesheft - 12.10.2021 - 12:36
 
[^]
Gesheft
12.10.2021 - 12:40
Статус: Offline


Ярила

Регистрация: 9.11.14
Сообщений: 3581
12) Первое апреля

— …Станция «Невский проспект», — услышал Алексей и заторопился на выход. На улице купил букет тёмно-красных, почти чёрных, роз, посчитав, что такой цвет более всего соответствует магическому образу великого Гоголя. Вообще-то обожающий творчество гения популярный блогер Александр Невский ехал в «Подвал бродячей собаки», где в честь дня рождения писателя собиралась тусовка, но вдруг ему захотелось почтить вниманием бронзовое воплощение кумира. Да, кумира, и свидетели тому — зачитанные до дыр тома классика, неоднократно пересмотренные фильмы – и художественные, и документальные. И он внёс свою лепту — снял множество роликов и о творчестве, и о тайнах Гоголя.

Алексей огляделся. Начало апреля - не самое радостное время для петербуржцев. Весна ещё робко пробирается по дворам и улицам. Поблёскивающее солнце ещё не высушило гранитные тротуары на Невском проспекте, фонтан перед Казанским собором молчит, газон глядит грязной охрой, а кустам сирени только предстоит зазеленеть и распуститься…
Блогер поёжился от прилетевшего с Невы порыва ледяного ветра, натянул капюшон куртки и направился на Малую Конюшенную.
— Нет ничего лучше Невского проспекта, по крайней мере в Петербурге! — донеслось до его уха. Алексей взглянул на произнёсшего эти слова и удивлённо вскинул бровь.

У памятника стояла небольшая группа туристов, с интересом слушающая гида, как две капли воды похожего на бронзового гения, кутающегося в плащ и смотрящего сверху на своего двойника. Но самое интересное зрелище представляла собою другая группа, вернее, пара, находящаяся за худенькой невысокой фигурой «Гоголя». Одетые не по погоде, а именно так, как в рассказах писателя, стояли герои его повести: прекрасная «Панночка» поддерживала ужасного «Вия» с железным лицом, длинными железными пальцами и с огромными, до самой земли, веками.
«Ничего себе! Офигеть! — присвистнул блогер, положил цветы у памятника и достал Айфон. — Полная стилизация. А костюмы! А грим! Вий уматный, а этот даже в таком плаще как Гоголь, не отличишь от памятника». И словно в подтверждение своих мыслей услышал от гида:
— О, не верьте этому Невскому проспекту! Я всегда закутываюсь покрепче плащом своим, когда иду по нём.

Туристы сделали селфи с «Гоголем» и его героями и стали расходиться. Остался только Алексей.
— Классный прикид, респект, — показал он большой палец и протянул руку гиду. — Будем знакомы: Ютюб блогер Александр Невский. Можно просто Лёха, — «Гоголь» ответил рукопожатием. — А ты?.. Николай Васильевич? — широко улыбнулся Алексей.
— Почти, — серьёзное лицо осветила улыбка. — Можно просто Коля.
— Странно, что я тебя никогда здесь не видел, ты такая колоритная фигура. А про этих я молчу, — кивнул Алексей на персонажей. — Словно со съёмок фильма. Это ж такую работу провели костюмеры и гримёры, просто снимаю шляпу, — Алексей снова включил камеру. — Слушай, просто Коля, а расскажи о себе. Я ролик сниму. Сделаем тебя известным на всю страну.
— Не надо, — покачал головой тот, и телефон вернулся в карман. — А вы…
— Ты, — перебил блогер.
— А ты, — исправился Коля, — какие темы освещаешь? Прости, я как-то этот… Ю…
— Ютюб, — помог Алексей.
— …Ютюб не очень.
— Канал «Тайны и мистика». Заходи, у меня триста тысяч подписчиков, миллионы просмотров, — пригласил блогер, Коля кивнул. — Слушай, а не отметить ли наше знакомство? Давай со мной? Сегодня ведь день рождения Гоголя, соглашайся, — вдруг неожиданно для самого себя предложил Невский, в ответ Коля немного подумал и затем медленно кивнул, соглашаясь. — А эти? Что, с нами? А пусть идут! Мы сейчас всё арт-кафе на уши поставим, — загорелись глаза у блогера.
— Пусть остаются, — неожиданно непререкаемым тоном сказал «Гоголь» и повернулся к паре. — Прошу оставаться здесь и ждать меня. Я в ресторацию, отобедать - сей приятный господин приглашает.

И тут Алексей заметил умоляющий взгляд «Панночки». Ему стало немного не по себе, и он попросил:
— Коля, но даму-то как-то неприлично оставлять на улице. И вообще, они что, без тебя не могут дорогу найти? Может, такси вызвать? — он достал Айфон. — Куда им? Наверное, в какой-то театр?
— Нет-нет, — Коля немного поколебался и дал согласие. — Ладно, пусть идут.
— Ну, тогда прошу вас, уважаемый Вий и несравненная Панночка, — Алексей галантно подал руку девушке и, ощутив, как холодны её пальцы, взял их в свои. — Замёрзла совсем? Что ж ты по-летнему одета, ведь холод какой, — и, сняв куртку, набросил на неё.
Та кинула благодарный взгляд и, закутываясь в пуховик, тихо произнесла:
— Дякую, пан.
Алексей пристально посмотрел на красавицу, а уж красавицей она была несомненно. Всё, как Гоголь прописал: роскошная коса; длинные, как стрелы, ресницы; чело, прекрасное, нежное как снег; брови — ночь среди солнечного дня; уста — рубины. Сердце брутального блогера ёкнуло.
Странный квартет двинулся по улице, свернули к Итальянскому мосту. Коля задержался на нём, глядя на струну Грибоедовского канала со Спасом на Крови в конце. Опершись об ажурные перила, зачарованно смотрел то на отражение храма в серой воде, то на сам храм. Перекрестился.

Алексей с интересом наблюдал за «Гоголем». Такой же как у писателя длинный нос, словно свой — совсем не виден грим, невысокая худенькая фигура, причёска… «Как похож», — в который раз удивился. Оглянулся назад. «Панночка» смотрела в противоположную сторону. Алексей усмехнулся: «Точно ведьма, от храма отвернулась». Возле неё стоял безучастный Вий.
Вскоре подошли к прославленному поэтами Серебряного века подвальчику.
— А вот и «Бродячая собака», — подмигнул Алексей и процитировал "Собачий гимн":
Во втором дворе подвал,
в нём — приют собачий.
Каждый, кто сюда попал,
просто пёс бродячий.
— Пожалуй, тебе лучше остаться здесь, голубчик, — приказал «Гоголь» Вию и помог тому занять место у дверей.
— Классно ты придумал, прям скульптура готовая. И главное, к месту и ко времени, — похвалил Невский.

Трио встретили теснота, кирпичные своды, шум и бесконечные разговоры. Все с интересом поглядывали на обыкновенного молодого мужчину и его необыкновенных спутников. Сели за столик, Алексей заказал всем кофе, девушке пирожное. Ожидая, разговорились с «Гоголем», «Панночка» всё время молчала, зато Коля оказался интереснейшим собеседником, легко ориентировался в литературе и искусстве. Сыпал цитатами русских классиков, иногда даже со старинным произношением и используя вышедшие из обихода слова. Алексей блистал историческими познаниями, с упоением говорил о мистике и тайнах.
— Слушай, Коля, а ведь Гоголь считается самым мистическим русским писателем. Ну ты знаешь, конечно, — тот уверенно кивнул. — Вот бы раскрыть на моём канале какую-то его тайну, — мечтательно произнёс блогер.
— И что тебе с этого? — поинтересовался собеседник.
— Ну как…. Просмотры, престиж, интерес зрителей… Это ведь моя работа, — пояснил Невский. Николай о чём-то задумался.

На улице уже загорались фонари, в окна заглядывал любопытный питерский вечер, а новые знакомые не могли наговориться.
— Сочные стейки и бутылку красного вина, — подозвал официанта Алексей. Когда заказ был выполнен, а бокалы наполнены, произнёс: — За знакомство!
Красавица расцвела в улыбке, и Невский непроизвольно улыбнулся в ответ.
На небольшой эстраде появились музыканты, стали настраивать инструменты. Мимо столика Невского прошла девушка в народном костюме, с веночком на голове, и с интересом посмотрела на «Гоголя». Поднялась на помост и в микрофон произнесла:
— Друзья, наш любимый писатель даже родился не в обычный день, а в День смеха. Уж он-то знал толк и в юморе, и в музыке, и в песнях, — все зааплодировали. — А представляете, как было бы здорово, будь он с нами сегодня! — вдруг указала она жестом на столик Невского.
Кто-то зааплодировал, какой-то шутник-поэт выкрикнул тост: «За Гоголя поднимем мы бокалы под сводами гостеприимной залы!», кто-то рассмеялся.
Коля-«Гоголь» смутился. Потом расплылся в широкой улыбке. Потом грустно молвил:
— Знаю — моё имя после меня будет счастливее меня…
— Ты чего это? — удивился Алексей.
— Эта цитата начертана на бюсте Гоголя, — пояснил Коля.
— Я в курсе, — протянул Алексей. — А вот ты меня весь вечер удивляешь. Такое впечатление, что ты и есть Гоголь, — он дружески похлопал того по плечу.
— Сегодня весь вечер будет звучать музыка петербургских композиторов, написавших для Мариинки «Гоголиаду»: из «Коляски» Вячеслава Круглика, «Тяжбы» Светланы Нестеровой, «Невского проспекта» Натальи Волковой, — объявила девушка.

У Коли округлились глаза, он залился краской как девица.
— Ты чего? — рассмеялся Алексей, на что тот глупо улыбнулся.
Звуки мелодии поплыли под низкими сводами старинного погребка, блогер поднялся и протянул руку «Панночке»:
— Можно один тур вальса, прекрасная барышня?
Та посмотрела на «Гоголя» и после его одобрительного кивка подала руку кавалеру.
За те несколько минут, которые Алексей, обнимая тонкий стан партнёрши, кружил её по залу, он, вдыхая исходящий от неё нежный, совершенно непривычный аромат каких-то незнакомых цветов и трав, вдруг понял, что… влюбляется. От осознания этого захотелось немедленно что-то сделать, и он схватил «Панночку» на руки. Та в ответ обняла его за шею и нежно прижалась.
…Когда звёзды пытались, прорываясь сквозь быстро бегущие облака, поглазеть на ночной Питер, весёлая и немного хмельная компания вышла на улицу. Алексей, с неохотой убирая руку с талии девушки, обнял за худенькие плечи «Гоголя»:
— Слушай, Коля, с тобой не хочется прощаться. Ты классный чел. Правда. Может, телефончиками обменяемся? И с тобой? — подмигнул он «Панночке».
— А пойдём с нами, Алексей, — вдруг предложил «Гоголь». — Я тебе хочу кое-что подарить.
— Мне? — удивился тот. — А пойдём!
…Стоящий в окружении горящих фонарей бронзовый Гоголь всё также кутался в плащ и смотрел вниз. Тишину нарушал шум машин, доносимый с Невского.
— Он лжёт во всякое время, этот Невский проспект, но более всего тогда, когда ночь сгущенною массою наляжет на него… — тихо процитировал Коля.
Алексей удивлённо посмотрел. Тот произнёс гоголевские слова с таким чувством и даже какой-то болью, что блогеру стало не по себе.
— Ты это… Говори, чего хотел, — уже совсем протрезвев, сказал он.
Коля достал из кармана золотые часы на цепочке. Тихо произнёс, показывая антиквариат:
— Подарок Пушкина… Правда, красивые?
Алексей как загипнитизированный смотрел на поблёскивающие в свете фонарей часы. Без сомнения, они были старинные. К тому же, он слышал об этой чуть ли не самой ценной вещи в скудных пожитках «монаха от литературы». «Гоголь» открыл их.
— Без четверти двенадцать. Времени немного. Ровно в полночь я… мы исчезнем, — в ответ глаза блогера округлились. — Лёха, ты сделал мне бесценный подарок на день рождения. Поэтому я хочу отблагодарить — открыть любую тайну. Спрашивай, записывай на камеру, — Алексей, наконец, очнулся и быстро достал Айфон, навёл на писателя — настоящего или сумасшедшего, времени размышлять не было, да и какая разница, потом разберётся!
— Как вы, Николай Васильевич Гоголь, оказались в нашем времени? Да ещё и с такой свитой?
— Каждый год после моей смерти я появляюсь здесь в полночь. Через сутки исчезаю. Иногда беру сопровождение. Это подарок на день рождения от… моего заступника.
— Николая Чудотворца? — спросил чуть слышно Невский, Гоголь кивнул.
Вдруг блогер увидел полные слёз глаза Панночки и замолчал.
— Время, Алексей, — поторопил его Гоголь.
— А ты… можешь исполнить одно желание вместо… тайны? — вдруг спросил Невский. Гоголь кивнул утвердительно. —Перепиши «Вия». Пусть Панночка будет счастлива, — произнёс он.
Гоголь ничего не ответил… Фигуры писателя и его свиты растворились в питерской ночи…
***
Утром, проснувшись, Алексей долго лежал в постели, вспоминая по минутам вчерашний день. Всё казалось сном... Он встал, оделся и поехал к памятнику. У подножия лежали его розы… Он побрёл и, лишь увидев перед глазами Дом книги, остановился. Вошёл. Отыскал Гоголя и с замиранием открыл «Вия». Прочтя несколько страниц, прижал к груди книгу и, счастливый, сказал:
— Спасибо, Коля…
 
[^]
Gesheft
12.10.2021 - 12:42
Статус: Offline


Ярила

Регистрация: 9.11.14
Сообщений: 3581
13) Маршал
Смеркалось. Юрий Игоревич и Виктория Сергеевна, склонившись над письменным столом, сосредоточенно заполняли бланк заявления. Юрий Игоревич деловито тыкал клавиши калькулятора и недовольно кривил рот.
— Зая, а, может, ну его. Как-то всё ненадёжно это, как бы не "встрять" нам.
— Ну, ты что такое говоришь, мы же договорились. И почему мы должны "встрять ".
Никто не "встревает", а мы "встрянем".
— В том то и дело, что "встревают", ещё как.
— Ну, мы же всё просчитали, вот, всё по пунктам записано, всё сходится.
Я вот и интерьер придумала, и фирменную одежду договорилась за недорого пошить. Что это у тебя такой писсицизм опять?
— Пессимизм.
— Я и говорю - писсицизм. И названия я придумала оригинальное - "Салон Виктория ".

Скажи, как звучит: Салон Виктория. Вот осталось кредит получить и всё.
— Да не всё, если бы всё. Кредит, может, и дадут, а потом... Ты знаешь сколько там этих салонов - парикмахерских. Слева "Кристина", кварталом выше " Карина", ещё салон там есть большой "Жемчужный локон".
— Юра, я тебя не понимаю, ты что, не хочешь своё дело, ты хочешь всю жизнь на дядю работать за гроши? Я что, зря на курсах шесть месяцев горбатилась?
Когда ещё такой случай представится, чтобы не дорого и в центре города.
— Ничего себе недорого, лучше бы машину купили. При том, там всё старое, там ремонту надо всякого, крыша гнилая.
— Ремонт сделаем, я обои могу клеить. А крышу потом, когда прибыль пойдёт.
— Прибыль?
— Да, прибыль, вот посмотришь, мы за год всё отобьём. Там столько офисов в округе, штаб военного округа, администрация, золотое место.
— За год?
— Да за год, ну от силы за два.

Юрий Игоревич и Виктория Сергеевна были всего-навсего молодожёнами, и по внешнему виду мало тянули на обращение по имени отчеству, скорее Юрка и Вика.
Деньги, подаренные на свадьбу, не давали им покоя и будоражили воображение.
А тут, на счастье или на беду, Вике попалось объявление о продаже небольшого помещения на центральной улице города.

Вся пылкая натура Вики сразу взбодрилась, она считала себя мастером высший класс и имела на то удостоверение комбината бытового обслуживания, где прошла курсы парикмахеров.
В её воображении уже рисовался изящный сценарий, как она выходит из белой машины и входит в свой белый салон, а на улице все с завистью глазеют ей вслед, а офицеры замедляют шаг, устремляя на неё обволакивающие взгляды. Близость штаба округа играло с этом выборе не самое последнее место.
И ничего, что строение было дореволюционной постройки и имело неприглядный вид, но зато в центре, да к тому же офицеры всегда при деньгах — думала она.
А офицеры должны иметь аккуратную причёску. Вот на этот козырь у Вики была ставка.
Вика не боялась трудностей, главной из которых было - уговорить мужа Юрия, которому этот романтизм, ну никак не создавал хорошего настроения.
— Ты же говорил, что любишь меня, врал. А если любишь, то должен во всём поддерживать.
Этот аргумент стал решающим.
Прошло два года.

Смеркалось.
В парикмахерской сидела Вика и с грустным видом складывала цифры в столбик. На улице шёл дождь, в красный тазик капала вода с потолка.
— Юра, ну ты же обещал крышу заделать, я устала тазик выливать.
— Зая, я очень занят, позже приеду и всё сделаю.
Ливень лил рекой, раскаты грома напоминали канонаду. Входная дверь скрипнула, и в салон вошёл представительный военный. Вика вздрогнула и поправила синий фартучек.
— Здравствуй, милая, наведёшь мне красоту?
— Конечно, конечно, проходите, пожалуйста, вот сюда.
Вика хотела назвать военного по званию, но замешкалась. Таких погон она ещё не видела и таких красных полос на галифе тоже.
Один раз к ней заходил полковник, так Вика потом всем рассказала, что стригла полковника, а этот точно генерал какой то - подумала она.
— Конечно, конечно, проходите, пожалуйста, вот сюда, товарищ генерал.
Генерал улыбнулся и удобно расположился в кресле.
— Как будем стричься?
— Стричься мы милая не будем, ты вот что сделай, подравняй-ка мне усы, а то торчат, как у моржа, а завтра смотр, не порядок.
Только сейчас, отойдя от неожиданности, Вика увидела, что у генерала были огромные, пышные усы. Она никогда не стригла таких усов и чуть замешкалась.
— Да ты не бойся, милая, вот тут немного, и вот тут. Мне всегда ординарец это правил, а тут давеча заболел он, в госпиталь лёг,— видя замешательство девушки, сказал военный.

Острые ножницы почикали кончики усов, остригли выступающие волоски, расчёска придала округлую форму. Вика волновалась до дрожи в ногах, клиента такого ранга она видела впервые.
— Ну, вот и славно, теперь можно и на танцы смело идти - пошутил генерал и ласково посмотрел на Вику.
— Вас освежить? — засуетилась она.
— Нет, нет, я своим привык, тройным.
— Ну спасибо, милая, - генерал положил деньги на стол и вышел вразвалочку.
Вика смотрела в след крепкой фигуре в высоких, начищенных до блеска сапогах.

Взяв деньги, хотела положить их в карман фартука. На купюре стоял номинал один рубль и год выпуска - 1947.
Вика зажмурила глаза, открыла, 1947.
Зажав деньги в руке, она быстро открыла дверь. Дождь хлестал под завывание ветра, сумерки обволакивали город. Одинокие прохожие под зонтами спешили домой.
Посмотрев по сторонам, Вика, к своему удивлению, не увидела никакого генерала, хотя прошла всего одна минута, как он вышел.
— У него не было ни зонта, ни плаща — удивилась она.
— Юра, ты скоро приедешь?
— Скоро.
— Давай скорее, тут такое.
Через пятнадцать минут дверь распахнулась, и мокрый Юра уже стоял посреди парикмахерской.
— Ну что стряслось, что за паника?
Вика внимательно смотрела на пол и показывала пальцем.
— Видишь? Это твои следы.
— Да мои следы, на улице дождь, потому и следы. Я сейчас подотру.
— А это мои следы, а где третьи, его — Вика в замешательстве смотрела на Юрия.
— Стоп, Вика, я ничего не понимаю, какие третьи следы и кого, его?
— Его, генерала с усами.
— Вика, посмотри на меня, ты здорова, у тебя не температура?
— На улице дождь, а он не оставил следов.
— Кто он?
— Генерал с усами.
— Какой генерал, с какими усами — Юрий внимательно посмотрел на жену и потрогал ей лоб.
— Вот с такими — Вика поднесла руки ко рту и растопырила пальцы — вот с такими усами.
— Так,— Юра сел на стул, — рассказывай.

Вика сосредоточенно описала всё произошедшее, включая мелкие детали.
— Зая, ты просто устала, извини, я тебе совсем не помогаю, давай всё бросим и поедем на недельку в горы.
— Юра, перестань, я серьёзно, мне ничего не померещилось, тут был генерал, и я стригла ему усы.
— Хорошо, хорошо, не волнуйся, был и был, а почему ты думаешь , что это был генерал, может просто офицер?
— Он сказал, что у него есть ординарец и у него были красные брюки, вернее полосы на брюках.
— Ординарец — этого слова Вика не могла знать — промелькнула мысль.
Вика медленно подвинула рублёвую купюру к Юрию.
— Смотри, вот этим он расплатился.
В глазах Юры отразилось удивление.
— Может, над нами кто-то прикалывается? Ладно, поехали домой, я завтра всё узнаю.

Смеркалось.
Юра сосредоточенно рылся в компьютере, что-то записывая на листке бумаги.
— Зая, подойди на минутку — позвал Юра жену, готовившую на кухне.
— Чуть позже, у меня руки грязные.
— Вика, на минуточку, это важно.
— Ну что?
— Смотри, вот такие усы были у генерала?
Юра перелистывал фото мужчин с усами.
— Ну, нет, не такие, и не такие. Я же говорю, такие — Вика растопырила пальцы — шикарные такие, густые.
Юра продолжал листать фото, на экране мелькали типы усов со всего мира, широкие и узкие, длинные, короткие, торчащие вверх и опущенные вниз, завитые и прямые в виде подковы, велосипедного руля, карандаш, как у Дали, пирамида и английские.
— Я и не думала, что столько усов в мире.
— Смотри, смотри внимательно — листал фото Юра.
— Стоп, вот такие у него усы — Вика ткнула пальцем в экран.
«Венгерские», было написано под фото на экране.
— Юра, это он — Вика, дрожащим пальцем ткнула в экран — это тот генерал.
— Это не генерал, это маршал Будённый, Семён Михайлович, герой гражданской войны.
— Пусть маршал, но это он, он приходил ко мне.
— Вика, смотри сюда, видишь дату,1973 год, год его смерти, а сейчас две тысячи двадцатый
— Ну, и пусть двухтысячно двадцатый, но это он, и деньги советские дал он.
— Мда, дела, деньги настоящие, я проверял, редкая купюра.
— Вот видишь, я не могла ошибиться.
— И что это значит, ты хочешь сказать, что к тебе в парикмахерскую приходил маршал Будённый, который умер сорок лет назад, но ты ему стригла усы. Дурдом.
— Ну, что ты ругаешься, я же не виновата — глаза Вики увлажнились.

Смеркалось.
Туристический автобус остановился у колоритного заведения, оформленного под довоенный стиль. На входе бросалась в глаза вывеска, украшенная красными звёздами и несущими в галоп лошадьми - "Маршал".
— Прошу обратить внимание, в этом здании размещалась и поныне действует, парикмахерская, которую регулярно посещал выдающийся военачальник гражданской и Великой отечественной войны, командарм Первой конной армии, маршал, Семён Михайлович Будённый.
В честь него названа улица и установлен обелиск. На противоположной стороне мы можем видеть, штаб военного округа, где Семён Михайлович проходил службу.
Чуть далее — экскурсовод указала вправо, находится окружной дом офицеров, где Будённый любил играть в бильярд. Зайдёмте внутрь.
— Знакомитесь, это Виктория Сергеевна, хранительница этого уникального места, она по крупицам собирает материал о Семёне Михайловиче. Вот тут мы видим фотографию Будённого на фоне нашего здания. Тут, в рамке, мы видим купюру достоинством в один рубль, именно такой расплачивался Будённый за услуги.
Вот кресло, в котором он сидел, его фуражка и портсигар, те ножницы и расчёску, кавалерийские сапоги.
А вот тут, обратите внимание, находится самый ценный экспонат.
Это наусники маршала. Как мы знаем, он был владельцем шикарных усов и чтобы не портить их форму, на ночь одевал эти чехольчики.
У кого есть желание, то можете приобрести копии этих наусников у Виктории Сергеевны.

Прошло два года с момента таинственного происшествия. Объяснения этого загадочного происшествия молодожёны так и не нашли.
Юра относился к уверениям жены скептически, но будучи по натуре человеком впечатлительным и рациональным, всё же полазил в архивах краеведческого музея и выудил неожиданную информацию.
Действительно, в этом помещении всегда была парикмахерская, ещё до революции там была цирюльня. В гражданскую и отечественную это было самое востребованное место, и сам Будённый частенько захаживал сюда наводить красоту.
На этой исторической ценности было решено и сыграть. Срочно был закрыт салон "Виктория ", стиль помещения приобрёл исторический вид.
Стены украшали фото как самого Будённого, так и его семьи и окружения. У коллекционеров были куплены раритетные вещи той эпохи. Проштудированы десятки книг и биографий. Парикмахерская стала напоминать музейную экспозицию. Конечно, многие экспонаты были бутафорскими, например кресло, на котором якобы сидел сам Семён Михайлович, но на посетителей это производило должный эффект.
Многие хотели подстричься именно в этом кресле и, конечно, сфотографироваться.

Посещение туристических групп было расписано по часам и приносило прибыли больше, чем парикмахерские услуги.
Смеркалось.
Вика сосредоточенно перелистывала сайты автомобильных салонов. Её мечта о большом, белом внедорожнике скоро должна воплотиться в реальность.
За окном накрапывал дождь, Вика взглянула на часы, скоро должен был подъехать Юра. Прошла в кладовку переодеться. Входная дверь скрипнула.
— Юра, я сейчас, минуточку.
Вика вышла из кладовки, зал был пуст. Она выглянула на улицу.
Подъехал Юра.
— Ты что мокнешь, заходи.
— Да так, показалось, вытирай ноги, а то натопчешь.
Вика протянула руку к выключателю и обомлела.
На месте рубля в рамке из стены торчал один гвоздь.
 
[^]
Gesheft
12.10.2021 - 12:44
Статус: Offline


Ярила

Регистрация: 9.11.14
Сообщений: 3581

14) Вода


- Свет, - чуть слышно прошептал Мигалев и отодвинулся к рыже-коричневой стенке раскопа. Сзади сухо чиркнула спичка, и шурф заволокло удушливой гарью - это медленно разгорался обрывок телефонного провода. Стало светлее.
- Какой из них, Саня? – в проем протиснулся человек в грязной немецкой куртке, одетой поверх дырявой тельняшки.
- А мне почем знать, Уткин, - раздраженно выдохнул Мигалев. – Эти шурфы вели саперы Барякина…
- Хреново, - подытожил третий человек, натянувший на побелевшую гимнастерку битую молью дамскую кацавейку. Это наверху земля изнывала от зноя, здесь же температура была стабильной. Плюс десять градусов. – Из евоного отряда никого уж не осталось. Кто хлору надышался, кого фриц на «ночном гулянии» убил.
«Ночным гулянием» защитники катакомб называли вылазки наверх. В полностью разбитый поселок Аджимушкай и окрестные поля. В начале, когда припасов для многотысячного гарнизона хватало, ходили за водой. К «сладкому» и «соленому» колодцам. Но немцы быстро сообразили и забросали «сладкий» трупами павших красноармейцев и раненых военнопленных. И даже убрали оттуда пулемет. Все равно вода теперь сделалась ядовитой. А «соленый», не мудря, засыпали строительным мусором.
В катакомбах стало совсем худо. И день, и ночь небольшие отряды красноармейцев и группы беженцев искали в подземельях воду. Но ее не было. Измученные жаждой люди лизали покрытые грибком стены, собирали через телефонный кабель конденсат, высасывали из земли драгоценную влагу, пили мочу…

Казалось, спасения уже не осталось, и гарнизон погибнет или капитулирует. Но в то же время саперы полковника Ягунова пробивали горизонтальный шурф к «соленому» колодцу. Ведь вода никуда не делась. Не имея выхода наружу, она теперь медленно растекалась по известняковым выработкам, рукавам расщелин.
Немцы через перебежчиков и предателей, которых хватало, знали про это. Они постоянно мониторили поверхность корабельным эхолотом и не колеблясь подрывали скалы тротилом, едва слышали шум. Несколько групп саперов погибли, но остальные добрались-таки до драгоценной воды.
На две недели в подземелье забыли, что такое жажда. Но потом шурф засыпало. То ли немцы обнаружили водную магистраль и взорвали ее, то ли, что более вероятно, обрушились своды, изрытые за сотни лет, будто старый муравейник.
- Сегодня раздали последний «мокрый» паек, - медленно сказал комроты Мигалев. – Пол кружки на брата. Завтра воду получат только раненые, по две ложки.
- Это и без тебя известно, ротный, - Уткин попытался сплюнуть, но у него не получилось. – Не трать время на политинформацию. Выбирай место и будем рвать. Чего волынку тянуть? Верно, Пыреев? – матрос обратился к третьему члену группы, но тот промолчал.

Александр Иванович Мигалев осторожно протиснулся через завал, который его группа разбирала уже третий день и оказался в сводчатой пещере. Ровно отесанные давно уже мертвыми мастерами стены, хрустящий песок вперемешку с мелким камнем под ногами и три небольших углубления в стенах. Обрушившиеся десять дней назад шурфы.
Ротный подошел к стене и достал медицинский стетоскоп. Ему его в лазарете выдал старый доктор, высушенный словно черноморская вобла. Он намертво вцепился в руку Мигалева своими сухонькими ладошками и едва не плача, умолял добыть воду. Любой ценой.
- Тихо, - бросил товарищам сапер и приложил стетоскоп к стене. За ней раздавался многоголосый шум. Пенясь и играя, подземная река несла поток «соленого» колодца в одной ей известном направлении. За стеной била неукротимая жизнь, яростная и вечная.
- «Любой ценой», - мысленно повторил слова госпитального лекаря Мигалев. Его жизнь давно уже потеряла всякое значение. Ежедневно рядом гибли люди. Близкие и малознакомые. Задыхались в рваных противогазах от хлора, умирали от жажды и истощения, падали замертво в «ночных гуляниях» на Аджимушкай…

«Но это ничего, ведь рано или поздно наши высадят десант, как это уже было в декабре сорок первого. Тогда придет и наш час. А до этого времени надо продержаться. Любой ценой».
Мигалев отступил на два шага и ещё раз посмотрел на стену. Три шурфа. Как в сказке. Левый и центральный почти слились, отделенные тонкой стенкой. Через метр они резко разделяются, уходя в противоположных направлениях. Правый чуть поодаль. Почти засыпанный в самом начале. Не шурф, а насмешка, просто небольшое углубление в мягком известняке. Мертвое направление, его не стоит учитывать.
Чтобы знать, где следует заложить динамит, надо быть геологом и иметь кучу книг и подземных карт. А он школьный учитель географии из Пензы, начавший войну с одиноким «кубарем» в петлице. Взрывать Мигалев умел. Отступление быстро учит сапера этой науке. Ломать, как говорят, не строить. Но тут надо было решить, куда именно следует заложить взрывчатку.

Александр Иванович всю ночь просидел возле Штеменко, последнего из группы Барякина, пытаясь выяснить, какой из шурфов ведет к воде. Но Штеменко постоянно впадал в забытье, он умирал от диабета и ничего не смог сказать. Поднимал лишь изредка трясущуюся руку и показывал два пальца, потом один сжимал, показывая, что шурф в который следует закладывать динамит один. Но какой?
От диабета гибли многие. На складах гарнизона оказалось четырнадцать тонн сахара-песка, его разводили в воде и таким образом поддерживали людей. Сироп действовал замечательно. Бодрил и давал силы. Но вскоре истощенные и голодные люди стали массово умирать.
Мигалев опустился на колени и осторожно заглянул сначала в левый, а потом и в правый шурфы. Они были примерно одинаковы. Метров десять в длину и сантиметров семьдесят в диаметре. Обычные катакомбные тоннели. Достаточные для того, чтобы пролезть человеку среднего телосложения и не застрять.
Когда-то Александр Иванович страшно боялся замкнутого пространства. Погреба, где его закрывал дед, школьной кладовки, телефонной будки… Как давно это было. Сейчас он свыкся с жизнью в штольнях и порой забывал, как высоко голубеет небо в ясный день, как глубока синь моря и бескрайне далеко убегает горизонт.

- Я не знаю куда закладывать взрывчатку, - ротный подошел к товарищам и устало присел у стены.
- Рванем один шурф, потом, если не получится – второй, – успокоил матрос и улыбнулся, показав беззубый как у старика рот. Половину ему выбили полицаи в лагере, откуда он дважды бежал после севастопольской конфузии, а остаток особисты гарнизона катакомб. Подозревали в нем предателя. Когда он в третий раз дал-таки деру. Коля Уткин был бедовым парнем, тем, кого немцы и румыны называли «черная смерть». В лагере он задушил охранника его же шарфом, а курткой пользовался и поныне, нося ее как заслуженную награду. Не единожды отправлялся в «ночное гуляние» и неизменно возвращался живым и без единой царапины.
- Если бы все так было просто, - Мигалев поднялся и привалился к стене, от слабости кружилась голова. – Один канал ведет к старым разработкам и пустым штольням. Рванем – обрушится свод. Тогда к воде никто не пройдет.
О том, что и они погибнут, Александр Иванович не сказал. И так понятно. Про шурф ему вскользь обронил капитан Барякин, и теперь он остался единственным, кто хоть немного имел представление о дороге к воде. Тогда они немного выпили в лазарете самогона, его для медицинских целей гнал из сахара сам доктор. Давал раненым перед операцией. Но тут, по случаю, угостил и саперов. Спасители гарнизона, как-никак.

Барякин много не сказал, а Мигалев и не расспрашивал. Тоннель с водой вещь архисекретная. Теперь вот жалел и сокрушался. Капитан и его люди лежат теперь в пещере для покойников, рядом с сотнями других, а он пытается спасти живых.
- Выходит, как в «русскую рулетку» - баш на баш, - невесело подытожил Пыреев.
- Нет, - покачал головой Уткин, - там шесть к одному, а тут пятьдесят на пятьдесят.
- Подскажите, братцы, - прошептал Мигалев, - третий день не сплю, все из рук валится.
- Нет, командир, - после недолгого молчания сказал Пыреев, - тут мы тебе не советчики. Решай сам. Ты человек партийный, Бога не знаешь, а мы с Николой лучше помолимся.
- Без меня, я кулаки лучше зажму, - Уткин улыбнулся. – Не дрейфь, ротный, как у нас говорят на флоте – не ссы в компот, там повар ноги моет.
- На флоте нет поваров, брехло, - Александр Иванович слегка скривился, - одни коки, – и развязал вещмешок.
Даже теперь, направляясь к проклятым шурфам, он не знал, куда заложит взрывчатку.
- «В левый», - подумал сапер, - «я левша». - Но перед проемом словно споткнулся: - «Нет, наше дело правое, надо в правый» - и решительно нырнул в проем.
- Поджигай, - почти крикнул он и на негнущихся ногах побежал прочь.

Бикфордов шнур долго не хотел загораться, потом зашипел, окрасил охру стен ярко-голубым свечением и побежал к правому шурфу, в нетерпении постанывая.
- «Нет», - Мигалева оглушила новая мысль, - «нельзя было менять шурфы. Интуиция подсказывала мне правильное решение. А я испугался и не поверил. Но еще не поздно, шнур можно обрезать штыком, а динамит переложить».
Он вскочил и задыхаясь от страшного возбуждения, рванулся вперед.
- Стой, ротный, - матрос бесцеремонно ухватил Александра Ивановича за колени и повалил на землю.
- Пусти, Уткин, - яростно отбивался Мигалев, - надо переложить динамит.
- Куда, - Николай с трудом удерживал командира, - сейчас рванет. Тимоня, помоги!
Но Пыреев застыл и немигающим взором смотрел на яростно шипящий огонь, он уже зашел в правый рукав…
Момент взрыва Мигалев пропустил. Просто руки Уткина враз обмякли, и его отшвырнуло к стене. Мир звуков умер. Сверху сыпались комья известняка, куски породы, пыль. Но беззвучно. В мире мертвых всегда царит тишина…
• * *

- Товарищи командиры и бойцы, - хриплый голос комиссара скользил под низким сводом и увязал в рыхлом известняке. – Как вы знаете, все попытки восстановить шурф к «соленому» колодцу потерпели неудачу. Последнюю группу подрывников лейтенанта Мигалева засыпало несколько часов назад. Путь к воде окончательно потерян… а это значит – смерть от жажды в течение нескольких дней.
Он сжал потрескавшиеся губы и всмотрелся в неровные шеренги Больших Аджимушкайских катакомб. Люди молчали, но молчание это было не подавленное, а грозное, будто в жарком мареве летнего дня рождалась буря. Тот, кто струсил или потерял волю к сопротивлению, сдался врагу еще полгода назад. В том страшном мае, когда рухнул Крымский, и десятки тысяч солдат и командиров оказались отрезанными от переправы на Тамань.
- Нам остается либо сдаться, либо умереть в бою! – голос командира зазвенел медью. – Но подлый враг не дождется нашего позора, но рано или поздно весь советский народ узнает про наш подвиг!
- Разделится поротно! – темная масса бойцов ожила, зашевелилась.
- Братцы, в лазарете дохтур самогон остатний раздает! Авось успеем!
- Что ты мне суешь, холера? Это не мосинский патрон.
- Валька, Беседин! Давай разом на фрица пойдем, гульнем напоследок!
- Братва, черноморфлот! – высокий и страшно худой мичман в телогрейке призывно махал бескозыркой. – Собираемся у западного прохода, – к нему из разных сторон пещеры, словно тени, потянулись матросы с давно потонувших кораблей.
Едва держащиеся на ногах от обезвоживания, голода и усталости. Выжившие в ночных вылазках за водой и газовых атаках, но не сдавшиеся и продолжившие борьбу под землей. Ушедшие за горизонт и оставшиеся вечно живыми…

 
[^]
Gesheft
12.10.2021 - 12:45
Статус: Offline


Ярила

Регистрация: 9.11.14
Сообщений: 3581
15) Шоковая терапия

Это был отвратительный год. Я валялся в депрессии, словно придавленный толщей воды на дне океана, сползая с дивана лишь затем, чтобы забрать еду, которую курьер оставлял у двери — чипсы и шоколад. После солёного хотелось сладкого, после сладкого солёного. А потом хотелось блевать.

Лимит по кредитке подходил к концу, а я — к черте окончательного выбора. Быть или не быть? О, бедный Йорик!
Тараканы в моей голове, смирившись с тем, что от вопроса «Что делать?», остались жалкие объедки, осторожно подбирались к вопросу «Как делать?». И я ползал по интернету с интересом найти способ надёжный, безболезненный и лёгкий в исполнении.

Поиски привели меня на уютный тематический форум, где я и завис.
Народ там собирался разнообразный: страдальцы всех мастей, светлые ангелы, пытающиеся спасти заблудшие души, взывая к надежде и свету, они заодно тешили свой комплекс спасителя, тёмные демоны, обещавшие быть с тобой до конца, держать за руку и ловить последний взгляд и вздох, одним словом — маньяки. И ещё там я нашёл Беллу.

Белла. Такой у неё был ник. И человек в плаще, стоявший спиной с натянутым на голову капюшоном, на аватарке.
Белла, острая на язык и злая как голодная гадюка. Она троллила всех. Тёмные предпочитали с ней не связываться, чтобы не привлекать внимание, светлые вступали в ожесточённые споры о вышний сферах, откуда она их безжалостно свергала ниц, а страждущие отползали, зализывая раны.
Не знаю, сколько человек бросилось с моста после её циничных отповедей, но, может, кто и одумался, выбирая жизнь назло.
Меня заинтересовала её жестокость и безоглядность. Я не мог понять — зачем? Или за что? И чем больше я наблюдал за Беллой, тем навязчивей становилось желание разгадать её тайну.

Желание. А я думал, что все мои желания умерли год назад. Когда я хотел давить на тонкую шею, глядя в серые лужицы глаз, пока они не вытекут из орбит, ловя последние хрипы как музыку Бетховена. Тата-тадам! Это было моё последнее желание в той жизни. Тогда словно кто-то ударил по рубильнику и выключил во мне свет. Я ушёл. Отпустил. Как и положено порядочному влюблённому. Криво улыбнувшись и пожелав счастья в личной жизни. Да гори оно всё мёртвым пламенем!
И меня погребло под пеплом сгоревших страстей и надежд.
Пока на пепелище не поселилась Белла.

«Почему ты такая злая?» — написал я ей в личку.
Она меня послала.
Но постепенно я всё же зацепил её, подвесив на крючок слов наживку из её же ненависти. Я не участвовал в дискуссиях, но осмеивал и издевался над её форумными оппонентами в нашей с ней приватной переписке. Мой яд, о существовании которого я ранее и не подозревал, нашёл для себя лазейку и благодарного собеседника.
Потом я начал поверять ей собственные тайны в надежде на ответную реакцию, но она или отвечала в свойственной ей грубой манере, или игнорировала мои вопросы о личном. Мне удалось выяснить только, что мы живём в одном городе, но дальше она не открывалась. Я чувствовал, что зашёл в тупик.
Тем более неожиданным было её предложение навестить меня в моей берлоге. Я растерялся. И согласился.

***

В реале у Беллы оказалось круглое лицо, карие глаза, вздернутый нос и короткие тёмные волосы. Она принесла с собой бутылку красного вина, багет и ветчину. И ещё воздух. Шарик головокружительного кислорода на дно Марианской впадины. Я и забыл какие они на вкус — хлеб, мясо и жизнь.

С первого бокала я опьянел и начал нести чушь, выспрашивая у Беллы, какой способ ухода предпочла бы она.
— Золотой укол, конечно, — пожала она плечами.
Допивая второй бокал вина, я почувствовал, что уплываю, унося в угасающем сознании внимательный взгляд Беллы, теплоту её рук и мысли: «Так просто? Я не распознал демона, и он накачал меня отравой? Это конец?»

Но провалившись сквозь серое небытие, вместо холода и безмолвия загробного мира, я оказался на пустой узкой улице. Вдоль дороги тянулся липкий туман, а по сторонам клубились массивные тёмные глыбы, похожие на многоэтажки.
— Это чужие сны, — сказала Белла.

Она стояла рядом, в длинном чёрном плаще с накинутым на голову капюшоном, и протягивала мне руку.

— Идём. Я провожу тебя. Здесь опасно стоять на одном месте.

И тут я почувствовал его — дыхание чужих кошмаров. Невидимое, жаждущее догнать и размозжить, раздавить и сожрать, или втянуть меня одним глубоким вдохом как белую дорожку. Оно приближалось, медленно, неотвратимо.
Животная паника гнала меня забежать в любой из домов и спрятаться, но Белла крепко взяла меня за руку и повела вперёд.

— В этом месте нельзя поддаваться инстинктам. Поэтому и нужен проводник.
Голос у неё был ровным, спокойным, и моё сердце начало колотиться чуть медленнее.
— Где мы? — спросил я.

Казалось, произнесённые слова плавают в тумане вокруг нас как воск в лавовой лампе.

— Люди спят и видят сны, — она махнула рукой в сторону зданий, — а мы идём по проходу между ними и можем зайти в любой.
— Как такое возможно? Как ты это делаешь?
Она пожала плечами.
— Старое знание, семейное ремесло. Неплохо, кстати, оплачиваемое.

Белла посмотрела на меня и, увидев насколько я ошарашен, усмехнулась.

— Оплачиваемое?
— Да. Тайные любовники навещают друг друга в эротических фантазиях, финансовые магнаты пытаются вызнать секреты конкурентов, есть любители чужих кошмаров, а бывают и просто любопытные.
— Я о таком не слышал.
— Ты много о чём не слышал. Это люди определённого круга. Владельцы знаний и ресурсов. Хозяева мира.
— А как…
— Тсс, — она приложила палец к губам, — мы пришли.

Сквозь плывущее марево проступил фасад старого бревенчатого дома с резными наличниками и скамейкой под окнами. Выглядел он безопасно.
Белла отпустила мою руку и легко подтолкнула меня в плечо.
— Иди.
— Что там?
— Не знаю. Я никогда не заходила в чужие сны. Я только проводник. Но ты найдёшь там то, что ищешь.

«А что я ищу?» — думал я, поднимаясь по деревянным ступенькам.
Один, два, три. Приоткрытая дверь из потемневшего от времени дерева, фигурная металлическая ручка в виде ящерицы, бешеный стук сердца в груди. И выкрашенный коричневой краской порог, через который я переступил.

Остатки чужого сна облепили меня стайкой белокрылых бабочек, плеснула хвостом большая рыба, оставляя круги на ртутной глади, колокольный звон, железный таз с мыльной водой, женщина с полной грудью на белых простынях — всё скрутилось в мясной пульсирующий ком и развалилось на части.

***

Я очнулся от боли. Боль жила в каждой клетке моего тела. В коже, мышцах, внутренностях.
В окно слева от кровати било солнце. Солнце, которого там не могло быть. Которое не пробивалось сквозь плотные шторы на моём окне, напротив моего продавленного дивана.
Потому что это было не моё окно, не мой диван. И не моя рука.
Костлявая, обтянутая морщинистой кожей со старческой пигментацией. С катетером-бабочкой в вене, откуда прозрачная трубка вела к пакету капельницы с бесцветной жидкостью.

Глаза у меня слезились, и чёрная надпись мелким шрифтом расплывалась на пластиковом боку, но я, кажется, и так знал, что там, в этом пакете.
Вот он твой морфин, твой золотой укол, твой выбор! Легко, надёжно, безболезненно!
Стоит только протянуть руку и крутануть красное колёсико дозатора.
Мне показалось, что жидкость в трубке пришла в движение, и я закричал. Сипло и глухо, тщедушно и обессиленно. Лёгкие с трудом качали воздух, я начал задыхаться и вырвал, наконец, иглу из катетера.

С трудом отдышавшись, я попытался сесть. Это было сложно. Трясущиеся руки не слушались, каждое движение приносило боль. Рядом с кроватью стояла трость. Опираясь на неё, я смог подойти к окну. Это был мой город, но чужой район, окраина города.
Из зеркала в прихожей на меня посмотрел высокий истощенный мужчина, состаренный болезнью. Глаза у него были чужие, карие, но взгляд мой, взгляд загнанного в ловушку зверя. Его время подходило к концу. Вместе с моим.
В глубине квартиры зазвонил телефон.

Когда я нашёл трубку, звонок уже сбросили. На моё счастье это оказался смартфон с блокировкой отпечатком пальца и доступом к интернету. Покопавшись в номерах (Ира, Танечка, Владимир Степанович, и кому из них я мог доверять?), я вызвал такси. В карманах чёрного полупальто нашлось немного налички, лифт работал, трость была крепкая, и ноги меня ещё слушались.

***

Где-то через час я сидел во дворе своего дома, с трудом узнавая дверь в подъезд, кусты сирени, усыпанные тяжёлыми цветами, скамейку с чугунным литьем на перилах. Я год не выходил из дома и видел всё это словно впервые.
На звонок в домофон никто не ответил, и мне оставалось только ждать, отсчитывая минуты утекающей с болью жизни.
Вечернее солнце грело лицо и руки, лёгкий ветер гулял по волосам. Какой-то прохожий выбросил окурок в урну рядом со мной. Нерешительно потоптался, наклонился и хрипло спросил: «Вам нужна помощь?»
Я помотал головой, и он, постояв еще несколько секунд в задумчивости, ушёл.
Аромат сирени смешался с дымом непотушенной сигареты, и я понял, что хочу курить. Надо было попросить у него сигарету.

Рыжий кот вылез из травы и развалился на солнце. Хлопнуло чье-то окно. Проехала девочка на роликах. Из подъезда вышла молодая пара. Скрипнула, закрываясь, дверь.
Я проводил их взглядом. Высокий и стройный мужчина в голубой ветровке и темноволосая девушка в строгом плаще. Когда-то у меня была такая же голубая ветровка, с тёмно-синей вставкой на спине.

Я вскочил и моментально осел от боли.
— Белла! Белла!!! — мой крик скорее напоминал хрип, не способный вспугнуть даже кота.
Тогда я изо всех оставшихся сил ударил тростью по полупустой урне. Она отозвалась неприятным резким звуком, разлившимся во мне как колокольный звон по оголённым нервам. И я ударил ещё раз, и ещё.

Девушка обернулась. Вздернутый носик, круглое лицо. Моё зрение внезапно обострилось, может это выступившие слезы дали эффект линзы, или последнее усилие организма, доведённого до края, но я видел, видел цвет её округлившихся глаз, видел, как шевелятся её губы произнося одно слово: «Папа?»

Папа!?

Осознание происходящего меня ошеломило.
Значит, она привела меня в сон своего больного отца и оставила там, забрав его в мой сон, в моё здоровое тело? Какие у меня шансы вернуть всё обратно?

Сквозь шум в ушах я услышал звук приближающихся шагов. Молодой красивый парень, в белых кроссовках, моих кроссовках, с лицом, которое я двадцать лет видел в зеркале, подошёл и сел передо мной на корточки, заглядывая снизу-вверх мне в глаза.
Моими глазами с чужим, уставшим взглядом, полным горечи и сожаления.
Он положил руку на моё колено.
Мою руку, с крепкими костяшками под упругой кожей.
Я заплакал. Как дурак. Как старик. Слезы катились по лицу, капая на лацканы пальто, на его пальцы, а я сидел и шептал:
— Я передумал. Верните мне мою жизнь. Пожалуйста!

Я не хотел этих слёз. Не хотел унижаться. Чёрт, если это мой конец, если это мой проигрыш, то пусть он хотя бы будет достойным. Но я хотел жить!
Откинувшись назад, на спинку скамьи, я последний раз посмотрел на глубокую синь весеннего неба и закрыл глаза, пытаясь удержать слёзы.

***

Очнулся я в своей комнате и в своём теле. В дерьме и с ощущением чуда. У меня ничего не болело, тело откликалось с божественной готовностью к любому действию.

На полу валялся открытый ноутбук с запущенной форумной страницей. Я закрыл его, выдернул шнур питания и закинул ноут в глубину шкафа. Обертки от шоколада на полу, крошки чипсов на одеяле, само одеяло, пропахшее моим потом — это все было мертво и омерзительно. Как и потерянный год моей жизни.
В мусорном ведре валялась пустая бутылка из-под вина.
Я натянул спортивные штаны, футболку, вышел из дома и побежал…

На чистку квартиры ушла неделя, но я избавился от всего, что делало мой дом берлогой. Начал бегать по утрам, нашёл новую работу. Поставил себе цель — взобраться на Эверест. Хочу увидеть заснеженные горные пики в лучах рассвета. И небо над ними.

На форум я больше не заходил. Но в тот дом на окраине города съездил, нашёл квартиру и позвонил. Мне не открыли.
Но я её найду, Беллу. Случайно или целенаправленно. Я должен узнать конец истории и место, где она похоронила своего отца. Чтобы принести цветы на его могилу.
 
[^]
Gesheft
12.10.2021 - 12:48
Статус: Offline


Ярила

Регистрация: 9.11.14
Сообщений: 3581
16) В ногу со временем

- Нет, Лех, я серьезно! - Денис, продолжая прижимать к уху новый Siemens, сердито сплюнул. - КНОПОЧНЫЙ, мать его, телефон! На восемнадцатилетие! А мой Айфон отобрал, да еще... Алло!
Голос приятеля что-то ответил, через мгновение совсем утонув в помехах. Денис встряхнул трубку, что нисколько не улучшило дело - та, издав напоследок особенно громкий треск, отключилась. Выругавшись, он все же сдержал порыв швырнуть телефон на землю, а просто сунул в карман. "Худший день в жизни, - мрачно пробормотал он, открывая пустую пачку "Bond". - Еще и сигареты кончились, чтоб вас!"
Внезапно уличный фонарь, возвышающийся над его головой, полыхнул ярким светом. Это длилось всего мгновение, но и его хватило, чтобы ощутить - вокруг что-то неуловимо изменилось. Проморгавшийся Денис, несколько оторопев, уставился на приближающегося человека. Высокий мужчина, в белом костюме и длинном плаще, остановился в нескольких шагах.
- Не везет тебе сегодня, Денис? - сочувственно спросил он. - Из института вылетел, от армии отец тебя отмазывать отказался, - он опустил взгляд на карман его брюк. - И даже телефон отобрал, сказал, что на службе тебе и кнопочный сойдет. Крепко вы с ним поругались, да уж.
- Откуда вы знаете? - парень подозрительно уставился на незнакомца. -
Следили за мной, пока я по улице шел? Да не, про армию я Лехе рассказать не успел.
- Мне не нужно следить, - улыбнулся тот. - Я и так все о тебе знаю. Я...
- Хакер, что ли? - Денис помрачнел. - Аккаунт мой в Телеграме взломал, да? А ну, катись отсюда!
- Я ангел, - договорил наконец человек. - К сожалению, свет мой настолько ярок, что показывать настоящий облик я не стану, но...
Раскат грома прокатился по безоблачному небу, и ошалевший парень только приоткрыл рот. За спиной незнакомца ясно виднелись контуры громадных крыльев!
- Пойдем, - дружески улыбнулся тот. - Найдем для разговора место поприятнее, чем вечерняя улица.
***
Четверть часа спустя, Денис и его неожиданный знакомый уже сидели за столиком в ресторане. Парень, не бывавший в подобных местах, с интересом оглядывался.
- А прикольно здесь! - вертел он головой по сторонам. Проводил взглядом проплывшую мимо красавицу в красном платье. - Покурить бы еще для полного кайфа... ой.
Смутившись, он замолк, но ангел лишь махнул рукой. К восторгу Дениса, на столе вдруг возникла, словно из воздуха, полная пачка.
- Кури, со мной рядом это не повредит, - проговорил ангел. - У тебя День Рождения все-таки! И заказывай что хочется, не стесняйся.
Воодушевленный именинник долго читал меню. Наконец заказ, благо Денис ни в чем себя не ограничивал, был сделан. "Вот это, я понимаю, днюха!" - воскликнул он, не удержавшись, чем вызвал еще одну улыбку ангела.
- А как вас зовут? - спохватился парень, когда официант удалился на кухню. - Болтаем, болтаем, а так и не спросил. Извините.
- Да не извиняйся, - рассеянно отозвался собеседник, перелистывая толстое меню. - Хоть горшком назови, какая разница? Ангелом я от этого быть не перестану.
- Ладно, - кивнул Денис. - Как скажете... Ух ты! Смотрите, что тут есть!

Он схватил лежащий неподалеку, на изящном стеклянном столике, журнал - каталог гоночных машин. Начал листать, с трудом заставляя себя не задерживаться на каждой странице.
- GT9-CS Porsche, Pagani Zonda Revolucion! - восторженный голос именинника разносился по всему ресторану. - А это видели? - он чуть не подпрыгнул. - Ferrari FXX-K Evo! Скорость: 350 км/ч. Мощность: 1050 л.с. Разгон до 100: 2.5 сек!!!
- Денис, - ангел, аккуратно протянув руку, закрыл журнал. - У меня не так уж много времени на тебя. Давай перейдем к сути, я ведь не просто так пришел
- Ну да, конечно, - парень вздохнул, глядя на отодвинутый журнал. - Я слушаю.
- У тебя строгий отец, - начал ангел и, не обращая внимания на помрачневшее лицо Дениса, продолжил. - У него много денег, но...
- Знаю! - раздраженно перебил именинник. - "Сам всего добиваться в жизни будешь, прогульщик! В армию пойдешь у меня, как миленький!" А телефон этот позорный вы сами видели... Тьфу!
- Не плюйся, - нахмурился мужчина. - Ты тоже не белый и пушистый, знаешь ли... Но будь у меня дети, я бы дал им все самое лучшее, а не заставил впахивать, зарабатывая потом и кровью. - он умолк, побарабанив пальцами по столу.
- Почему вы не мой отец... - вздохнул Денис.

Собеседник лишь усмехнулся. Тем временем принесли заказ, и некоторое время за столом только жевали. Денис, впрочем, поел очень быстро - не терпелось узнать, что же нужно ангелу.
- Мы, высшие силы, идем в ногу со временем, - продолжал тот, наконец закончив ужинать. - И в последние годы, не пугайся, многое взяли на вооружение у... тех, кто противоположен нам.
- Демоны, что ли? - Денис поежился, он даже фильмов про нечисть побаивался. - И че?
- Не чокай, - одернул его собеседник. - Я с удовольствием одарю тебя средствами на шикарную жизнь, - он подтолкнул к нему меню. - И даже спорткаром, если захочешь...
- Конечно! - Денис подскочил на стуле. - Еще бы!!!
- Не перебивай... Все это - твое, если ты продашь мне душу.
- Чтооо? - воскликнул было Денис, но тут же замолчал. - До него только теперь дошло, что значит "в ногу со временем". - А... Это чтобы к вам больше народу попадало, типа? А че, здорово! В раю, наверное, круто будет после смерти.
- Наверное, - кивнул ангел, пряча улыбку. - К тому же я уверен, что на эти деньги ты сделаешь много хорошего.
Денис кивнул, уже не особенно вслушиваясь. Все его мысли заняла новая машина, и он очнулся, только когда ангел помахал рукой у него перед носом
- Кровью расписываться, конечно, не надо, - закончил объяснять он. - Послюнишь палец и просто приложишь к договору, - он достал из рукава мгновенно развернувшийся свиток. Денис благоговейно принял его в руки и быстро проделал требуемое.
*
Спустя еще некоторое время ангел, стоя у окна ресторана, помахал рукой. Денис помахал ему, прощаясь, прежде чем плюхнуться за руль нового спорткара. Машина взревела, и парень расплылся в улыбке, осторожно трогаясь с места. Водить он умел, хоть и не очень хорошо, но лихачить сейчас не собирался – для скорости еще придет время, когда он станет отменным гонщиком. А в том, что он станет им, не было никаких сомнений!
Проводив красный спортткар задумчивым взглядом, мужчина повернулся к столику, где уже сидела красавица в красном платье с глубоким декольте. Изящно покачивая бокал с шампанским, она шаловливо улыбнулась.
- Давно наблюдаешь? - щедрый ангел уселся напротив, в свою очередь наливая себе вина.
- Даа, - промурлыкала девушка, отбрасывая за спину длинные черные волосы. - Не перестаю восхищаться твоей изобретательностью, дорогой. Ведь этот трусишка ни за что не стал бы связываться с нами, знай он правду! А так - очередная душа прыгает к нам, как рыбка в сеть. Оп-ля! И дело сделано.
- Спасибо, дорогая, - ее муж расплылся в улыбке. - Но... хорошо, что он не стал допытываться, как меня все-таки зовут. Называть себя другими именами я не могу, ибо это будет ложь, а она сразу отменяет все договоренности...

- И в этом его ошибка, - жена усмехнулась, оскалив небольшие клычки. - Впрочем, я была уверена, что его не заинтересует такая мелочь. В остальном же...
- А в остальном ему никто не лгал, - мужчина поднял бокал. - Я ведь действительно ангел! Не совсем такой, как он думает, но это уже неважно. Кстати, наслаждаться своей богатой жизнью этому юному обалдую предстоит не так долго, как он представляет... Но об этом позаботится моя машина.
- О… - девушка округлила глаза, изображая ужас, и даже поднесла ладошки ко рту. – Неужели она превратится в чудовище и нападет на него?
- Ну и фантазия у тебя, милочка, - мужчина рассмеялся, и в глазах его на мгновение сверкнули красные огоньки. – Нет, никаких монстров не будет, мы же не в глупом человеческом кино. Впрочем, ты сама скоро увидишь. А сейчас выпьем за нас, Лилит?
- За нас, Люцифер, - красотка протянула руку, и ее бокал с легким звоном прикоснулся к бокалу мужа.

А красный спорткар, за рулем которого заснул Денис, нес его по дороге. Магическая машина мерно мурлыкала, убаюкивая водителя и постепенно наращивая скорость…
 
[^]
Gesheft
12.10.2021 - 12:49
Статус: Offline


Ярила

Регистрация: 9.11.14
Сообщений: 3581
17) Аппарель


Первые две недели открытия навигации Габриель Ильдефонсо Гутьеррес приходил на пристань спозаранку, задолго до того, как опускалась аппарель судна, привозившего продовольствие, ткани, ручной инструмент, скобяные изделия, цемент и прочее, что невозможно было найти на острове.
Но не это интересовало его. Всякий раз он, стоя в полутьме поникшей магнолии, всматривался в горстку пассажиров, сходивших на берег. Бриз, всё ещё дующий с суши, доносил аромат цветущей агавы, смешивался с запахом мазута и выброшенных на берег водорослей. Тёмно-синяя шёлковая рубашка приятно холодила спину.
Пристань освещалась только судовыми огнями. Габриель смотрел не прямо на медленно бредущую группу людей, а чуть в сторону. Он машинально так делал всегда, когда от недостатка света все краски стремились слиться в чёрный. Даже почти в полной темноте повышается чёткость восприятия.
Силуэты суетливых грузчиков то и дело перекрывали обзор, но Габриель уже успел оценить прибывших. Пара престарелых монашек, грузный, по всей видимости, торговый агент в шляпе с опущенными полями, колченогая женщина, в узкой талии перекошенная на правый бок, крепкий, со слегка сведёнными, как у боксёра, плечами мужчина и женщина с ребёнком на руках.
Гутьеррес проводил взглядом приезжих, пока они не скрылись за береговыми постройками. Он ещё постоял, размышляя о чём-то, что не давало покоя. Привычно дождался перекура грузчиков. А когда они взялись таскать уже на судно пеньку, пробковые маты, бочки с каучуком, подбадривая друг друга объёмными ругательствами, поспешил в свой бар.

Стойка была устроена таким образом, что из-за неё было видно всех и всё в просторном, но уютном зале. Бармен и официант без суеты занимались своим делом, а Гутьеррес, будто в засаде, рассматривал посетителей. Колченогая сидела в углу, уткнувшись в окно. Скособоченная спина создавала впечатление, будто правая рука женщины шарит под столом. Заказала суп и только.
Агент опрокинул вторую порцию двойного виски, слегка осоловело осматривал помещение, заметно скучая в ожидании блюд. Кухню загрузил по полной.
"Боксёр", дожидаясь стейк, баловал себя сырными кубиками в специях и ледяным пивом. Длинные рукава полностью скрывали предплечья. Это беспокоило Габриеля, так же, как и монашки, которые, постояв у входа, вышли и не вернулись.
Габриель непроизвольно провёл по рукаву своей рубашки, под шёлком угадывались шрамы. «Скорее всего, — он думал, — "боксёр" по мою душу. Но и монашек нельзя скидывать со счетов. Хотя...» По условиям корпорации на острове не могут одновременно жить два списанных наёмника.
Игра не заканчивалась с отставкой. Предоставлялось безбедное существование в различных локациях на выбор, разбросанных по миру. На любой вкус и предпочтения. Габриель выбрал этот остров. Но, как и везде, он должен был освободить для себя место. Смерть престарелого Ильдефонсо Гутьерреса никого не удивила, тем более, что все хлопоты по организации похорон взял на себя, приехавший незадолго до этого сын – Габриель.
С того дня Габриель Ильдефонсо Гутьеррес жил ожиданием своей очереди. Только сезоны штормов позволяли расслабиться, чуть отдохнуть от навязчивых мыслей, ведь по установленному порядку у замещающего наёмника всегда было преимущество, он знал свою возможную жертву, а "пенсионер" нет.
Первым, кто поселился здесь, был Гутьеррес. Легендарная личность даже после ухода на покой. Он сумел пережить троих своих "заместителей". Поскользнулся на Ильдефонсо. Почти буквально. Несчастный случай, упал со скалы. Тогда так и повелось: каждый последующий наследовал имя предыдущего.

"Боксёр" уплетал стейк, ловко орудуя ножом. «Это ни о чём не говорит, — успокаивал себя Габриель, — но...» Монашки тревожили больше. На острове не было культовых сооружений.
Толстяк-агент с наслаждением разминал челюсти, неосторожно пнул свой саквояж под столом, в котором что-то глухо звякнуло. Габриель внутренне напрягся, не подавая вида, но... Монашки. Где они? Что им вообще делать в таком месте?
Калека доела суп, и, не дожидаясь официанта, подошла к стойке, расплатилась, не забыв о чаевых. Попыталась улыбнуться на благодарные слова бармена, но вышло это скверно. Рот перекошен, как и вся она. Габриель оценивающе посмотрел через плечо бармена, произнёс дежурную фразу, что всегда рад новым посетителям. А сам подумал, что и она вполне себе подходит на роль, но... Монашки! Всегда подозрительнее те, кто не в зоне видимости.
И тут вдруг Габриель похолодел. Он совсем недооценил женщину с ребёнком на руках. А был ли это ребёнок? Где она сейчас?

Ночь прошла без сна. Утро Габриель встретил вместе с прибывшим судном. С теми же запахами, разносимыми бризом, с теми же звуками, то металлический скрежет аппарели, то всхлипывания воды, с теми же мыслями.
Прибывших было ещё меньше, чем накануне. Три человека, которые вернулись с большой земли. Их Габриель знал хорошо.

По пути к бару мысли о монашках не покидали. Небо стремительно озарялось карминовыми разводами. В посадках вдоль пыльной дороги яростно щебетали птицы, воздух постепенно накалялся, когда Габриель заметил женщину с ребёнком на руках. Рука невольно потянулась под рубашку, к поясу.
В такие моменты Габриель чувствовал себя счастливым. Всё наносное, липкое, вяжущее отходило на второй план, отлетало, пропадало. Оставались инстинкты в их идеальной простоте. Это те моменты, когда жизнь кристальна – здесь и сейчас. Без оглядок на прошлое и пустоты планов. Габриель был уже готов ко всему, но не к тому, что женщина окажется той самой калекой.
Она доковыляла до Габриеля, кивнула и пошла дальше. Он усмехнулся своему страху, у которого глаза действительно велики и даже не обернулся, как это делал всегда, когда расходился со встречными людьми. Не обернулся.

Последнее, что пропало из сознания Габриеля, были: аромат цветущей агавы, смешанный с запахом мазута и выброшенных на берег водорослей и звук поднимающейся аппарели.


На острове никто не удивился появлению стройной сестры Габриеля. Микаэла быстро освоилась с ведением дел в баре, и дни потекли обычным образом. От аппарели до аппарели.
 
[^]
Gesheft
12.10.2021 - 12:52
Статус: Offline


Ярила

Регистрация: 9.11.14
Сообщений: 3581
18) Ошибка резидента

- Николай Васильевич! Николай Васильевич! – бледная голова в трёхмерной металлической рамке, поддерживаемая тонкими штативами и увитая проводами, взволнованно вращала глазами за толстыми стёклами очков.
- Что там, профессор? – Гоголь шагнул к голове Доуэля и, проследив за её взглядом, тоже уставился в круглое окошко.
Пятиметровый панорамный иллюминатор слегка исказил пейзаж, но не настолько, чтобы нельзя было понять, что снаружи вырисовывается вовсе не пастораль, а скорее батальная сцена.
Николай Васильевич застыл от ужаса, глядя на разворачивающееся действо, но второй вахтенный офицер робот Вертер, метнувший взгляд через плечо Гоголя, среагировал мгновенно. Он глубоко вдавил большую кнопку общего оповещения и ровным голосом громко отчеканил: «Регламент номер два! Регламент номер два! Общая тревога!»

Мигнули и погасли зелёные лампочки на корпусе селектора, загорелась красная надпись «Рубка», и динамики разнесли по кораблю уверенный голос Ийона Тихого.
- Говорит капитан! Регламент номер два подтверждаю. Экипажу занять места, согласно купленным биле… тьфу! Согласно регламенту. Подготовка к экстренному взлёту!
Селектор умолк, но через секунду, крякнув, совсем как старинный привокзальный рупор, ожил снова. На этот раз он звучал куда менее торжественно, скорее даже озабочено.
- Это снова капитан. Кто там у нас на орудийном пульте? Прикройте задницу этому полену. Только без жертв.
- Вахта номер тринадцать. Орудийный пульт. Доктор Ватсон, сэр. Сделаю всё возможное! – отозвался по внутренней связи обладатель лёгкого английского акцента. Голос Ватсона доносился приглушённо и сопровождался гулким эхом, будто говорящий вещал в жестяное ведро.
Только почувствовав передавшийся корпусу корабля настойчивый пульс вибрации сервоприводов лазерных турелей, Гоголь оторвался, наконец, от иллюминатора. Он бесцеремонно подхватил за штатив голову профессора Доуэля и потащил её к месту, предписанному регламентом. Доуэль отчаянно гримасничал, пытаясь удержать на тонком аристократическом носу круглые очки - точную копию очков писателя Александра Беляева, как на фото, которые сохранила для нас История.
***
История разделилась на два потока - явный и тайный, в 1989 году.
Началось всё в феврале, когда в Академии наук СССР создали искусственный интеллект. Настоящий. Ламповый, но невероятно мощный. Всю запланированную на ближайшие двадцать-тридцать лет работу Академии наук, искусственный интеллект, названный создателями «Ломоносов», выполнил за одну ночь. Это был удар ниже пояса. Академики рисковали остаться без работы и профессорского оклада. Политики понимали, что они будут следующими. Поэтому результаты работы ИИ тут же засекретили и поставили перед «Ломоносовым» непостижимую, недостижимую, нереальную задачу.
Задачу сформулировали так: «Найти пути экспансии СССР в иные миры, определить ресурсы, необходимые для освоения межзвёздного пространства и пригодных для жизни планет, подготовить план адаптации иных миров к заселению жителями СССР».
Задача была такой сложной, что «Ломоносов» бился с ней целую неделю… и решил!

Ну что тут поделаешь? Было решено подчинить все значимые ресурсы страны воплощению предложенного «Ломоносовым» плана. Да, будет трудно, но зато в конце пути ррраз – и коммунизм. Самый настоящий. Без дураков. Да ещё и на других планетах, не загаженных пока людьми.
Действовать решили скрытно.
Назначенное для подготовки к «Великой космической советской экспансии» тайное правительство, имеющее чрезвычайные полномочия, углубилось в работу по созданию межзвёздных кораблей невиданного доселе типа, верфей для них и кучи всего того, чем эти корабли должны оснащаться.
А явная, не секретная история страны тем временем пошла по своему пути и привела к Рогозину и Мутко, массовым хищениям на космодроме «Восточный», этнической преступности, которая не имеет национальности, и рекордному количеству церквей на единицу многострадальной площади нашей не менее многострадальной страны.

Изъятие денег на подготовку к космической экспансии из экономики СССР привело к известным нам печальным последствиям. Гибель моментально устаревшей, с точки зрения ИИ, промышленности, усугубила хаос на постсоветском пространстве. Марионеточные правители постсоветских государств извращались в набивании кошельков и строительстве шубохранилищ. А в толще Уральских гор кипела невидимая работа, не останавливаясь ни на день, ни на час.
Этап лётных испытаний различных аппаратов, рождённых гением «Ломоносова», пришедшийся на 90-е, породил волну статей в жёлтой прессе, телевизионных пересудов о «тарелочках» и НЛО. Однако, внешние волнения почти не проникали сквозь поверхность Янган-тау и горы На́родная. Работа шла своим чередом.
Настало время готовить экипажи межзвёздной флотилии.
Как за несколько лет подготовить тысячи межзвёздных путешественников? Где найти людей, соединяющих в себе умения талантливых пилотов, передовых учёных, лихих бойцов, ловких спортсменов, тонких дипломатов? Как подгадать при этом, чтобы они были истинными представителями человечества, носителями культурного кода «хомо сапиенс»? Ведь, кроме управления кораблями космофлота, экипажам предстоит контакт с «чужими» и подготовка экспансии на чужие планеты. Даже герой анекдота «мастер спорта подполковник Чингачгук» спасовал бы перед такими задачами.
Кому можно доверить управление межзвёздным флотом, в котором полетят на свои невообразимо далёкие новые родины обычные постсоветские граждане, жертвы ЕГЭ и люди, не закалённые строительством коммунизма?

«Ломоносов» решил, что первыми экипажами космической флотилии должны стать биороботы с почти обычной человеческой физиологией и нечеловеческим искусственным интеллектом.
Биороботам предстояло дать человеческие характеры и личности.
И здесь «Ломоносов» принял простое и элегантное решение. Биороботов наделили личностями и чертами характеров великих писателей и их персонажей. Кто ещё кроме них настолько репрезентативно представит человечество в космосе?
Возникшее как шутка рабочее название первого корабля флотилии - «Библиотека» так и осталось за ним и впоследствии закрепилось за остальными кораблями межзвёздной флотилии, отличаясь от корабля к кораблю лишь порядковым номером.
Капитану Ийону Тихому достался корабль «Библиотека-400».
К 2030 году разносторонний суперчеловеческий экипаж «Библиотеки-400» подготовит к экспансии человечества один из 1200 новых миров и желающие отправятся туда, где нет озоновых дыр, мусорных островов, рекламы дамских прокладок, БЛМ, дивана «Свэнста», плоскоземельщиков и ЛГБТ-сообществ, чтобы построить филиал продуманного «Ломоносовым» справедливого и счастливого общества.
А на сегодняшнем этапе успех всего предприятия зависел от «контактёра».
***
«Контактёр» запнулся о метнувшуюся ему под ноги серую тень и упал, изрядно пропахав носом поверхность бесконечно чужой планеты. Преследователи молчаливой серой стремительной массой настигли его, как цунами на видео из ютубчика каждый раз неумолимо настигает маленький грузовичок, мечущийся по улицам Фукусимы.
В это время ожила лазерная турель.
Фантастические киносаги часто изображают космический бой в виде красиво перекрещивающихся разноцветных лазерных лучей. Именно за эту красоту и платит деньги среднестатистический кинозритель.
На самом деле, обычные лазерные лучи невидимы, что сильно снижает их психологический эффект. «Библиотека-400» пересекла миллионы парсек вовсе не ради того, чтобы устроить геноцид местного населения. Её оружие должно больше пугать местных, чем эффективно уничтожать жизнь «чужих». «Ломоносову» пришлось целых три секунды уделить изобретению поляризации лазеров, делающей их видимыми и очччччень страшными.
Лазерная турель ожила, и член экипажа оказался отделён от преследователей пучками киношно-перекрещивающихся, горячих даже на вид, флуоресцентно-сверкающих лучей. Несколько «чужих» из авангарда преследования попали под обжигающие лазеры и с душераздирающим визгом отпрыгнули назад в толпу соплеменников.

Беглец рванул к громадине корабля, сиротливо громоздящегося под чужим розоватым небом, и меньше чем через пятнадцать секунд уже нетерпеливо лупил по кнопке блокировки шлюза, вмонтированной в стенку грузового лифта. Его, почему-то, абсолютно не интересовали спецэффекты, которыми он мог любоваться совершенно бесплатно, в отличие от кинозрителей.
Поначалу, арьергард преследователей теснил и напирал, но погоня остановилась. Вскоре серое войско, напуганное горячими уколами лазерных орудий рассеялось, за несколько секунд исчезнув в инопланетных зарослях.
Биоробот Доктор Ватсон, управляющий турелью, хоть и был привычками, чертами характера, речью и внешностью копией своего литературного прототипа, жившего в девятнадцатом веке, тем не менее, знал и более позднюю историю. Исчезновение воинственной серой массы в зарослях - в «зелёнке», которая в местных реалиях была скорее «фиолетово-синькой», вызвала у него живые ассоциации с вьетконговцами. Вот насколько биороботы получились похожими на людей. Вплоть до свободных мысленных ассоциаций.
Ощетинившаяся турелями «Библиотека-400» автоматически находила цели. То там, то здесь, из густых зарослей выпрыгивали ошпаренные очередным коротким ярким импульсом серые бойцы, чтобы, подавив вопль, снова скрыться в фиолетово-синей растительности.

Ийон Тихий отменил регламент-два с экстренным взлётом и собрал экипаж в кают-компании. Он говорил негромко, но эмоционально, нервно комкая в руках белый капитанский берет.
- Ну вот! Первая попытка контакта завершилась неудачей. Все наши предыдущие усилия пошли прахом, товарищи. Мыло и мочало – начинаем всё сначала! Второй спутник четвёртой планеты Бетельгейзе идеально годится для заселения людьми. Мы правильно оценили тип и уровень разумной жизни на этой каменюке. Выбрали правильную стратегию контакта. Учли все особенности местного населения. То, что они по человеческим меркам дикари, не отменяет необходимости договариваться и сосуществовать с ними в дальнейшем. Благодарность нейролингвистам – язык местного населения освоен блестяще, вплоть до интонационного и невербального наполнения. Но вот ксенобиолог… Ксенобиолог…

Капитан в упор смотрел на биоробота с внешностью, характером и прочими признаками Ихтиандра.
Ихтиандр оглянулся по сторонам в поисках поддержки и, не найдя её, опустил очи долу и стал бормотать под нос.
- А что сразу ксенобиолог? Чуть что – ксенобиолог… Я вам что, Папа Карло?
- Ксенобиолог подошёл к своей работе формально, – продолжал Ийон - номинально подготовив «контактёра», он не учёл культурно-межвидовую парадигму. Вы совершенный биомеханизм Ихтиандр Сальваторович, но почему-то не задействовали аналоговый алгоритм анализа вероятностей. Говоря по-простому, дорогой мой Ихтиандр Сальваторович, вы не подумали как следует и совершили, без преувеличения, роковую ошибку.
Ихиандр прекратил бормотать и застыл в позе виноватой лягушки, а Ийон Тихий совсем по-человечески потёр переносицу и тихо спросил, не ожидая ответа на риторический вопрос.
- Ну какой идиот отправил Буратино договариваться с крысами?
 
[^]
Gesheft
12.10.2021 - 12:56
Статус: Offline


Ярила

Регистрация: 9.11.14
Сообщений: 3581
19) Гробовщик


Адриян жил в глухой деревне под названием Дебесы, что означало «где бесы». Была у него странная привычка - ходить по заброшенным домам и собирать старину. Снимал иконы со стен, обворачивал расписным полотенцем, а потом ездил в город и продавал приезжим скупщикам.
Деревенские бабки предупреждали Адрияна, чтобы не брал грех на душу. Словно в воду глядели. Напился как-то с мужиками Адриян, да и прибил друга. Отсидел срок и вернулся в деревню. Да только дом полностью сгорел, одно пепелище осталось. Не помирать же теперь. Бомжом становиться тоже не хотелось, но один раз попросить помощи можно. Закинул рюкзак за спину и отправился навстречу судьбе. Прибыв в город, постоял у храма, перекрестился и протянул руку, прося подаяние. Случилось чудо. Выходивший из церкви прихожанин кинул в фуражку тысячу.
- Спаси Господи! – тихо произнес проситель.
- Помолись за меня, - сказал незнакомец. - Меня Адриян зовут.

Чем дольше мужчина всматривался в лицо незнакомца, тем страшнее казались грубые, жесткие черты. На какое-то время Адриян отключился, выпал из реальности. Видимо, сказались годы, проведенные в тюрьме. Прихожанин в последний раз взглянул на нищего и, сутулясь, заковылял к ближайшему магазину. Адриян стоял, как вкопанный, не мог произнести ни слова. Да вы только представьте! Увидеть свое лицо на другом человеке! Как такое возможно? Страшно и неприятно.
Адриян перекрестился, посмотрев на храм, и пошел искать ритуальное агентство - единственное место, где к нему не будет вопросов. Провинциальный городишко можно было пройти за пару часов. Ни трамваев, ни метро. Так даже лучше для мужчины, не надо тратить деньги на общественный транспорт.
Он проходил улицу за улицей, стараясь не смотреть на прохожих. Думал о друге, обещавшем помочь с работой. Адриян удивлялся, как этому человеку удалось организовать свое дело и расплатиться с долгами.

Скиталец прошел мимо деревянных домов, одиноко и уныло стоящих на окраине города. Вдали виднелось одноэтажное кирпичное здание с вывеской «Ритуал». Адриян откашлялся, сплюнул и толкнул железную дверь.
- Кто там? – проговорил хозяин конторы.
Адриян топтался на месте, не решаясь войти. Но надо было устраивать жизнь, зарабатывать деньги, бороться за место под солнцем.
- Это я, Адриян.
- Заходи. Работы полно, особенно сейчас, когда эпидемия. Умирают каждый день.
- Да, слышал. Я к тебе с просьбой, друг. Дом сгорел, жилья нет, работы тоже.
- Вот черт. Как же так? Слушай, а может, ты здесь будешь жить? Баня недалеко. А там и бабенку найдешь.
- Да мне по барабану, где спать, хоть в гробу. Да кому я, на хрен, нужен, о чем ты? Какие бабы?
- Кстати, хорошая идея. У меня как раз в углу стоит бракованный гроб. Там подушка есть, а одеяло найдем. Так что за новоселье! Коньяк есть, раздевайся. Выпьем за встречу. Где наша не пропадала! Со мной дочери работают, но они на заявках, подъедут позже.

Адриян обратил внимание на стоящий в углу гроб. Открытый, обитый красным бархатом, с желтой подушечкой. Наклонился и провел рукой по обивке.
«Мягко, однако. Зато есть спальное место».
Друг засмеялся и, хлопнув Адрияна по плечу, сказал:
- Бесстрашный ты человек! Другой бы мне в глаз засветил за такое предложение.
- Да ладно. Все когда-нибудь там лежать будем. Никто гроба не минует. Жена моя давно уже на том свете, поэтому и дом сгорел. Готлиб, друган, спасибо за приют. Выручил.
- Давай выпьем по рюмочке, и я поеду домой. Конец рабочего дня. Дочки позвонили. Сегодня одна богатая особа окочурилась. Так что они не приедут, ресторан заказывают. А тебе работа на завтра. Слышь, а давай выпьем за твоих будущих мертвецов! - произнес Готлиб.
- Это как? – выпучив глаза, спросил Адриян.
- Ну, чем больше, тем лучше. И зарплата хорошая будет.
- Это чтобы помирали больше? Корыстный ты, однако, стал.
- Да ладно тебе. Сейчас без денег не проживешь. Не то время.
- Верно сказал. Ну что, наливай! За мертвецов, так за мертвецов.

Мужчины взяли рюмки с коньяком, выпили и обнялись.
- Рабочий день к концу подошел, отработался. Надо еще за женой на работу заехать, - сказал Готлиб.
- Ты же выпил, за рулем будешь? Может, посидим еще? – ответил Адриян.
- Допьешь, когда в ящик ляжешь. Закуска в холодильнике, найдешь. Мне пора, до встречи.
Дверь захлопнулась, мужчина остался совершенно один.
«Везде спал, но чтобы в гробу? – подумал Адриян. - Прости меня, Господи, не ведаю, что творю».
Новосел, не раздеваясь, опустился на пол и произнес молитву.
«Грешен, грешен, нет мне прощения. На тебя уповаю».
Удобно расположившись в гробу, Адриян моментально уснул.

В дверь постучали. Мужчина неожиданно присел и начал прислушиваться. За дверью кто-то скребся, словно кошка. Чудным образом дверь открылась, впустив мрак осенней ночи. На пороге стояли мертвецы. Жена в красивом белом платье, убитый приятель с пробитой головой, бывший начальник, родители и прочие, кого Адриян не знал.
- Вы кто? Как вы все здесь оказались?
- А вы же за нас выпивали. Мы и решили напомнить о себе!,- хором прокричали мертвецы.
Адриян заорал во все горло. Так, что задрожали стекла. Перед ним стоял тот, кто подал милостыню, выходя из церкви. Незнакомец тянул к мужчине две пары рук, собираясь схватить за горло.
- Тыыы! Лицо-то мое, зачем надел, придурок?! – завыл мужчина.
- Я твой двойник. Твоя темная сущность, - чудовище повернулось и Адриян, холодея от ужаса, увидел на его затылке еще одно лицо – маленькое, сморщенное, ехидное.
- Ты бес! Я знаю кто ты. Убирайся, тварь! Вы, черти, мне и так всю жизнь изгадили. Это вы шептали мне на ухо, чтобы я старину собирал. А нельзя было там ничего трогать. Валите, гады!

Мужчина хотел поднять правую руку для крестного знамения, но его затрясло так, что зуб на зуб не попадал.
Обессиленный Адриян рухнул на пол. Руки его раскинулись в стороны. Мертвецы подняли жертву и потащили к выходу.
- Куда вы меня тащите, гады?!
- К нам, в преисподнюю.
Адриян растопырил ноги и руки, упершись в дверной проем. В этот момент зазвонил телефон.

Наступило утро. Перепуганный новосел проснулся в гробу. Руки его были сложены на груди. Рядом с подушкой лежал телефон. Дверь открылась, на пороге появились две красивые блондинки. Увидев Адрияна в гробу, они завизжали от испуга.
- Вас папа не предупредил, что я тут ночую? – зло произнес мужчина.
- А вы покойник оживший?
- Я, дура, гробовщик! Уйдите, черти!
- Дед, ты ничего не попутал? А то сейчас папане позвоним, вылетишь отсюда.
Адриян сидел в гробу, протирая глаза, вспоминая кошмарный сон.
- Они приходили, приходили…
 
[^]
Gesheft
12.10.2021 - 12:59
Статус: Offline


Ярила

Регистрация: 9.11.14
Сообщений: 3581
20) Найти Олесю

Из дневника Ивана С-кого.
Петербург, 20-е марта 1904 года
"Милая моя, любимая Олеся!
Теперешняя ночь станет решающей, я должен сделать это.
Хотя, самоубийство - грех перед Богом... Но самоубийство ли? Может быть, просто возможность попасть к тебе... пусть в иное пространство и измерение. Но - увидеть ещё раз, сказать все то, что было недоговорено между нами. Покаяться...
Простишь ли? Хочу верить, что да. Пять лет... пять долгих лет прошло с того момента, как ты покинула меня. С тех пор не было ни одного дня, чтобы я не вспоминал твое имя, твои глаза, нежную улыбку, наши встречи. Красные бусы, кораллы, которые ты оставила на память на оконной раме. Все, что осталось мне от тебя. В память о твоей нежной и великодушной любви...

Через неделю после этого я уехал из Полесья. Жил одно время у себя в поместье, путешествовал, затем перебрался в Петербург. Литературная деятельность отвлекала какое-то время, смягчала боль утраты, также, как и вино... Но все это было лишь временно. Сердце терзала вина и неизвестность - где ты? Что с тобой? Все ли хорошо? И вот, в один из пасмурных петербургских дней я посетил салон известной гадалки. Возможно, ты улыбнешься, узнав это. Ведь я сам называл прежде подобные увлечения темными суевериями.
Олеся! Милая, любимая моя колдунья... Кто, как не ты можешь понять, на что способен человек, доведенный неизвестностью до крайнего отчаяния. То, что она сказала мне... поначалу не мог и не хотел этому верить. Проще было бы обвинить ее в шарлатанстве. Однако, сразу же, как пришел я, и она, внимательно посмотрев мне в глаза, на несколько минут смолкла... а затем рассказала мне всю мою историю. НАШУ историю. Мурашки побежали у меня по спине. Я понимал, что никто не мог поведать ей это, кроме неких высших сил, наблюдавших за всем ходом нашей жизни. После этого не доверять ей я не имел возможности. Но прошлое наше я знал. А вот твое будущее. Что сталось с тобой дальше? Этот вопрос терзал меня все последние годы... И вот, я узнал это.

Милая Олеся! Не могу поверить, что ты... мертва. Господи! А ведь я, так или иначе стал виной этому. Последствия страшной встречи с селянами у церкви... несмотря на молодость, твой организм не выдержал. Через полгода тебя не стало. А я остался жить на этом свете и мучиться. Сам знаю за что, но боль от этого не меньше... Прости за многословие. Теперь к делу. На столе передо мной стоит небольшой пузырек с темно-красной жидкостью. Яд, полученный от гадалки. Но он должен дать, по словам ее, не только смерть, но и возрождение. В том мире, где ты сейчас. И где я должен найти тебя и искупить свою вину.
Олеся! Часы пробили полночь. Я должен сделать это. Чем скорее решусь, тем больше вероятность, что все получится. Прощай и прости меня, милая и любимая!
До встречи!
До нашей скорой встречи..."

Худощавый темноволосый человек лет тридцати семи поставил последнюю точку на листе в маленькой записной книжке. Закрыв ее, положил в карман. Несколько мгновений неподвижно сидел за столом, глядя на трепещущее пламя свечи, по желтому телу которой бежали прозрачные восковые слезы. Выдохнув, он протянул руку к пузырьку, с трудом открыл маленькую тугую пробку и, поднеся его к губам, залпом выпил обжигающее содержимое. Перевел дыхание и, приблизившись к свече, задул ее.
Маленькая комната погрузилась во мрак. Дойдя до кровати, человек лег на застеленную кровать и закрыл глаза. Через несколько минут во мрак погрузилось и его сознание...
Шум морских волн под этнический аккомпанемент флейты звучал мелодично, но громко и весьма навязчиво. Как и полагалось будильнику. Иван Савицкий глубоко вздохнул, потянулся и открыл глаза. Повернув голову в сторону, он понял, что звук доносился из небольшой прямоугольной пластины. Подчиняясь скорее какому-то запрограммированному инстинкту, чем разуму, он ткнул наугад в светящийся экран. Тот пискнул, мелодия смолкла. Иван огляделся. Он находился в не очень большой, но светлой и уютной комнате. Белые обои, широкая кровать с приятным на ощупь постельным бельем.
"По крайней мере, жив", - подумал Иван, спуская ноги на пол. Внизу предусмотрительно оказались тапочки, в которые он сунул ноги и, пройдя до противоположной стены, где находился уютный на вид плюшевый диванчик, рухнул на него. Голова шла кругом.

Место виделось незнакомым и до крайности необычным. Это была явно не его комната, в которой накануне он принял яд.
Накануне? Или сколько там времени прошло?.. Иван выдохнул, огляделся по сторонам, и взгляд его упал на висевший у двери отрывной календарь.
- Ничего себе! - воскликнул он. И, словно не веря своим глазам, подошел к календарю, завороженно провел пальцем по листу, на котором значилось:
21 марта 2021 года
- Более, чем на сто лет вперед... - пробормотал он, потирая пальцами виски. - Кто бы мог подумать? - и сразу же вспомнил, ради чего попал сюда. Олеся!
С тумбочки опять донеслась мелодия - какая-то веселая быстрая песня. Черная пластинка вновь призывно светилась. Взяв её в руку, Иван увидел на экране фото довольно симпатичной блондинки с пухлыми губами, лукавым взглядом и пышным бюстом, готовым разорвать пуговки цветной блузки. Подпись под фото гласила, что это Алёна. Ткнув в зеленый кружочек, Иван интуитивно поднес пластину к уху.
- Доброе утро, котик! - в трубке прощебетал напористый женский голосок. – Что-то ты совсем пропал. А вчера обещал позвонить. Ну как, мы сегодня увидимся?
- Доброе утро... Алёна, - хрипло ответил он.
- Что-то ты не очень радостный. Ау?
- Просто спал плохо. Голова болит.
- А... бедненький. Хочешь, я приеду, сварю тебе самый лучший кофе и сделаю массаж? Как ты любишь?
- Нет... Пожалуй, не надо.
- Что-то ты какой-то странный. Я тебя не узнаю.
В голосе Алёны послышались злые нотки.
- Прости, у меня сегодня дела. Всего доброго, - быстро проговорил Иван и нажал на красный кружочек.

Изображение грудастой блондинки пискнуло и погасло.
"Кто такая эта Алёна и откуда она меня знает?" - думал он, одеваясь. Одежда обнаружилась на стуле, рядом с кроватью. Аккуратно сложенная, но выглядящая весьма странно. Какие-то синие обтягивающие штаны, рубашка в клетку, широченный свитер со странной надписью на английском языке. У стены стоял шкаф и, заглянув в него, Иван обнаружил там довольно большое количество не менее удивительной мужской одежды.
"Словно лет десять живу тут, - невесело усмехнулся он. - Гардеробом обжился"
Внезапно обжигающая мысль пронзила сознание. Бусы и дневник оставались в карманах прежней одежды, которой нигде не было. Но, засунув руки в карманы джинсов, Иван к своему облегчению, обнаружил там и записную книжку, и бусы Олеси.

Накрапывал мелкий весенний дождик. Серое, нависшее над Петербургом небо глубоко вздыхало, словно гигантское живое существо, добавляя меланхоличного настроения его жителям. Иван Савицкий медленно шел вдоль набережной, засунув руки в карманы и задумавшись. А задуматься было о чем. После пережитого потрясения от перемещения в будущее и кратковременной эйфории от удачной, вроде бы, адаптации, радостное настроение постепенно стало сменяться отчаянием. Олеся пока не находилась. Он допускал многое - что она могла изменить и имя, и образ жизни. Ну право слово, не в глухом же лесу жить современной теперь и такой красивой девушке. Да и проклятия населения, связанные с ведьмами, давно канули в Лету. Она могла, конечно, жить и в другом городе. Или даже в другой стране. Но Иван продолжал надеяться встретить ее в Петербурге.

…За последний год жизни в этом городе он, вроде бы, неплохо адаптировался. Благо, для этого уже были созданы кем-то свыше определенные условия - и нужные документы на имя Ивана Николаевича Савицкого 1984-го года рождения нашлись в его квартире, а пожилая мать проживала в Москве, поэтому с ней Иван общался пока только по видеосвязи и особых подозрений не вызвал. С работой тоже все шло своим чередом. Иван почему-то почти не удивился, что в будущем он тоже оказался писателем, как и в далеком 1904-ом году. Свободный график работы был очень на руку. С освоением компьютерных технологий, правда, возникли определенные затруднения, все же было слишком много нового и необычного. Но за несколько месяцев Иван освоился и с этим. Неотложные проблемы решились, и вполне удачно. Оставалась самая главная, ради чего он и попал сюда... но пока неразрешимая. Олеся никак не находилась.

Несколько раз к Ивану приезжала Алёна Дорофеева, умевшая варить шикарный кофе и не менее великолепная в постели. Но, глядя в ее пустые, словно оловянные глаза, Иван понимал, что ничего серьезного его с этой женщиной не связывает. Ему нравилось ее тело и секс с ней. Но хотелось чего-то большего. И настоящего. Любви... Любви она дать не могла. А, порой, ему становилось невыносимо стыдно, что встречи с Алёной постепенно вытесняют из его сознания то, ради чего он умер в своем мире и воскрес в этом... он забывает Олесю.
- Ты какой-то странный стал, Ванечка, - заметила как-то Алёна, с ногами забравшись в большое плюшевое кресло.
После пары выпитых бокалов шампанского ее немного развезло. Розовый махровый халатик наполовину раскрылся, обнажив крупную левую грудь с маленькой татуировкой в виде розочки.
- Какой я стал? - буркнул Иван, отворачиваясь в окно, за которым опять пошел мелкий дождь.
- Ну, как дурачок какой-то старомодный... как не от мира сего, - хихикнула Алёна. - Раньше ты совсем другой был, клевый. По пять раз ночь мог раньше. И днем из постели не вылезали. А сейчас... как импотент стал, блин. Не хочешь меня, что ли?
И, улыбнувшись пьяной развратной улыбкой, она сбросила на пол халатик и подошла к Ивану, свесив груди ему перед лицом:
- Эй... проснись уже!
- Да, не хочу я тебя! - воскликнул Иван, поднимаясь и отталкивая женщину от себя. - Не хочу, поняла? И вообще, уходи! Убирайся!
- Ну ты и му*ааак... - Алёна попятилась назад, надув дрожащие губы и хлопая длинными накрашенными ресницами.

После разрыва с Аленой прошло два месяца. Иван ушел в себя, что, впрочем, довольно плодотворно сказалось на его писательской деятельности. Написал цикл небольших рассказов и от отчаяния принялся за роман на исторической основе о предреволюционной России. Изредка он заглядывал на сайты знакомств, оставался маленький шанс, что Олеся может оказаться там. Просматривал анкеты и написал даже несколько раз сам девушкам, похожим на нее внешне. С такой же красивой улыбкой и разлетом темных бровей, похожих на птичьи крылья. Ответы девушек были удручающе-современно-меркантильными. Нет, Олеси там не было.
- Молодой человек, вы ведь в храм, да? - из раздумий Ивана вывел приятный женский голос. Он поднял глаза. Перед ним стояла невысокая темноволосая девушка лет двадцати семи. Черное пальто, джинсы, бежевая сумка через плечо. Глаза были закрыты очками с затемненными стеклами. Сняла очки, и он увидел, что глаза зелено-карие, с длинными темными ресницами.
- Олеся? - промелькнула мысль в его сознании, и тут же погасла.
Нет, Олеся была выше... и ярче, красивее. Хотя и эта девушка тоже очень милая, но... наверное, не она.
- Да, я собираюсь зайти в храм, - ответил он. - А почему вы спрашиваете?
- Просто... - девушка замялась, опустила голову, и длинная челка упала ей на глаза. Она убрала ее, и, подняв голову, внимательно посмотрела в глаза Ивану.

И взгляд ее вдруг пронзил его сознание до самых глубин, словно нож.
- Просто, я не могу туда зайти... - ответила она с усилием, будто каждое слово причиняло ей сильную боль. - А тетя попросила ей иконку купить, святого Николая чудотворца. Сама она лежачая, не ходит. А я... не могу туда... фобия, с детства. Простите... Вы мне очень помогли бы, если бы ее купили.
Девушка смущенно говорила эти слова и вертела в руках сотенную купюру.
- Да, да, конечно, - Иван протянул ладонь, их руки соприкоснулись. - Я куплю. А... как вас зовут?
- Олеся, - тихо ответила она.
 
[^]
Gesheft
12.10.2021 - 13:02
Статус: Offline


Ярила

Регистрация: 9.11.14
Сообщений: 3581
21) 12066

Старика я нашёл ровно в том месте, о котором мне говорили - на широченном безлюдном песчаном пляже. В тени дощатого грибка, словно перекочевавшего с детской площадки, неподалёку от линии прибоя стояла массивная деревянная скамья. На ней он и сидел, устремив задумчивый взгляд на ленивые волны, нехотя накатывающие на песок. Странное дело: вдали океан бурлил, чёрные, все, как один, украшенные седыми гривами водяные валы угрожающе вздымались, сорванные бризом клочья пены неслись к старику, обращаясь в мелкую водяную пыль. Но чем ближе валы подкатывали к берегу, тем ниже и спокойнее они становились, в итоге полностью впитываясь в песок у ног старика. Мне подумалось: "Волны давно поняли, что им не дотянуться до деда, но старательно продолжают делать вид, что изо всех сил тянутся к нему".
Я подошёл к скамье по кромке прибоя, оставляя неглубокие следы в мокром твёрдом песке:
- Здравствуйте!
Старик взглянул на меня с тёплой улыбкой и легко и плавно похлопал рукой по скамье, приглашая присоединиться. Я присел на лавку и, невольно, снова залюбовался океаном.

Старик сам прервал молчание:
- Нравится?
- Конечно, красота-то какая!
- Вот и я не перестаю любоваться, а уж столько времени прошло...
В этот момент в душе шевельнулось тревожное, совершенно неподходящее моменту предчувствие. Не понимая его причины, я выдохнул щемящее чувство вопросом:
- А вы, извините, кто?
- Я? Бог.
- Бог?!
- Да, ты же меня искал?
- Я не искал, мне сказали, что нужно идти к океану...
И оборвал фразу в растерянности. Я решительно не помнил, кто мне говорил об этом месте и, главное, когда? Что я спрашивал? Зачем искал? Я взглянул на старика, безмятежно рассматривающего меня с вежливой улыбкой. Вероятно, вид мой выражал полное смятение, и старик миролюбиво закончил:
- ...и ты пошёл к океану и нашёл меня. Нашёл, нашёл, не сомневайся. Где же мне быть ещё, как не здесь, любуясь плодами труда своего.

Я перевёл взгляд на океан и глупо уточнил:
- Это и есть плоды?
- Да, - старик вдохнул морской воздух полной грудью и горделиво выпрямился. - Самый сложный из них - Жизнь!
Жизнь? Я перевёл взгляд на волны и, на мгновение, словно повинуясь чьему-то одобрению, океан предстал передо мной совершенно в ином образе: жизни, судьбы, амбиции, желания, юность и старость, взлёты и падения, человеческие жизни и целые цивилизации забурлили в непрерывном движении от рождения, к расцвету и умиранию. Волны, волны, несущиеся к берегу и растворяющиеся в песке у ног старика.
Наваждение прошло. Я ошеломлённо смотрел на накатывающие на берег водяные валы. Старик подождал, пока взгляд мой прояснится и осторожно произнёс:
- Ты не поинтересовался где находишься.
- Как, где...
Но ведь действительно, я ни на секунду не задумался над вопросами: "Где я нахожусь?" или "Что я тут делаю?" Такое бывает во сне, когда, вдруг, оказываешься на приёме у Кеннеди, или у Королевы Фей и уже твоя очередь произнести речь, все ждут, глядят тебе в глаза, а ты начинаешь, краснея от стыда, бормотать экспромтом какую-то ужасную ахинею, даже на задав себе вопроса: "А как я тут оказался?", неожиданно с ужасом замечая, что одет в растянутые "треники" и линялую футболку.

Старик, меж тем, продолжил:
- Нет, ты не спишь. Возможно, ты уже догадался, да?
Щемящее чувство тревоги вернулось. Промелькнуло видение: серые здания на фоне угольно-чёрного неба с зеленоватыми переливами миражей северного сияния. Белые шипы звёзд словно впились в дыры от выпавших из небесного свода, защищающего от бушующего яростного огня, заклёпок. Захлестнула тоска и пришло понимание.
- Я умер?
- Не совсем.
Снова видение: с протяжным воем, гигантская машина вгрызается в землю посреди ледяной равнины, высится в полярной ночи похожая на чёрный зиккурат мачта буровой установки. СГ-3. Мы что-то нашли. Что-то, что не должны были находить. Лаборатория. Я разбиваю керн породы и успеваю заметить...
Я снова на скамье у океана. Сердце рвётся из груди, в ушах медленно затихает стон.
Старик смотрит с участием и грустью.
- Ты всё верно понял. Поэтому я прошу вернуться и помочь. Возьми вот это.
В руку лёг небольшой кристалл, легко уместившийся в сжатом кулаке.
Старик взмахнул рукой и с тихим плеском в океан упал небольшой предмет. Наверное, камень. На скамье рядом с ним больше никого не было.
***
Москва. Ясенево. Здание Штаб-квартиры СВР.
При Советах ходила легенда, что штаб-квартиру начинали строить под видом складских помещений и её здания не должны были возвышаться над окружающими деревьями. Но едва началась стройка, как “Вашингтон-пост” вышел со спутниковой фотографией котлована и заголовком: “Русские шпионы справляют новоселье”. Тогда зданию, с русским размахом, добавили сразу пятнадцать этажей. В общем, склоняясь к мысли, что легенда правдива, я уже полчаса разглядывал Новую Москву с двадцатого этажа. Смеркалось.
За моей спиной бесшумно открылась тяжёлая дверь кабинета оперативного штаба службы стратегической разведки.
- Капитан Гардов, войдите!

Я вошёл и сел в кресло. Хозяин кабинета остался стоять.
- Можете называть меня Николаем, - произнёс он и сразу удивил вопросом – В геологии хорошо разбираетесь? Про “СГ-3” что-нибудь слышали?
- Геологии?!
Да никак я не разбираюсь в геологии!
– Ясно. “СГ-3” – это наследие Советов, скважина на севере, глубиной 12 262 метра, “Кольская сверхглубокая”, слышали? До сих пор уникальная в своём роде. С её помощью планировали изучать земную кору и, неофициально, получить данные для военной программы сейсмического оружия. Работы начали весной 1970 года, неподалёку от Заполярного. В тех местах древние породы выходят прямо к поверхности, а в Москве, например, до них нужно буриться на восемь километров. К 1984 году пробурились на рекордные 12 066 метров. В тот год в Москве проходил Международный геологический Конгресс, и его участников привезли на Кольский показать буровую установку.

Далее, по официальной версии, всё прошло гладко, гости разъехались, но, вскоре после визита, в шахте случилась серьёзная авария и работы возобновили только через два года. Тогда пробурились до максимальных 12 262 метров, но затем случилось подряд несколько аварий и в 90-е скважину законсервировали.
Николай сделал паузу.
- По неофициальной, засекреченной, версии во время визита участников Конгресса имел место теракт непонятной природы. Были человеческие жертвы, но с большим трудом всё удалось сохранить в тайне.
Я удивлённо приподнял брови:
– Что значит «непонятной природы»?
Николай кивнул:
- Не смогли определить инструмент воздействия. В нашем распоряжении есть записи камер наблюдения с объекта. Засекреченные, разумеется. Качество не очень хорошее, но основные детали разглядеть можно.
На стене передо мной засветился большой экран, транслируя зернистое, чёрно-белое немое изображение, немного размытое по краям.
Камера была расположена сверху, в просторном помещении. На укрытых белой тканью столах лежали образцы породы. В зале находились люди, человек пятнадцать. Их, активно жестикулируя, водил от стола к столу представительный мужчина, что-то рассказывал.
– Это директор института, Давид Губерман, проводит экскурсию для зарубежных гостей, показывает минералы с двенадцатикилометровой глубины - прокомментировал Николай. - Образцам от трёх до четырёх миллиардов лет, что соответствует времени зарождения жизни на Земле, сейчас перемотаю на самое интересное.
– Губерман? - переспросил я. - Фамилия знакомая.
– Вижу, вы знакомы с творчеством его брата, Игоря, - усмехнулся Николай, нажимая кнопки на пульте.

Экран моргнул и показал тот же самый зал. Но людей уже не было, и освещение работало не в полную силу. Свет одного из светильников заметно подрагивал. В помещении показался мужчина в белом халате. Он медленно прошёлся между экспонатами, словно прислушиваясь к чему-то. Затем вернулся к одному из столов и достал из кармана халата какой-то предмет. Разглядеть что это, было невозможно. Что-то совсем небольшое, уместившееся в его кулаке. Незнакомец вытянул руку с загадочным предметом над образцами породы и замер на минуту. Голова его была опущена на грудь и мне, вдруг, показалось, что он молится.
Человек, с вытянутой рукой над камнями, возраст которых насчитывал миллиарды лет, стоял один, неподвижно, в неровном свете дежурного освещения, но я почувствовал его невероятное напряжение и... обречённость? Меня накрыла уверенность, что я являюсь свидетелем неизвестного и непонятного ритуала. Мужчина разжал кулак и из него что-то выпало. В этот момент изображение на экране замедлилось, стало покадровым. Ещё в воздухе падающий предмет начал светиться, и халат на мужчине вспыхнул факелом, будто был изготовлен не из ткани, а из магния. Следом вспыхнула рука, которую он не успел опустить, и вся фигура полыхнула, будто вспышка стробоскопа.

Экран потемнел, по нему пробежал размытый чёрный ручеёк. Предмет ещё не долетел до поверхности стола, а изображение уже исчезло.
Николай перемотал запись немного назад, на момент появления дефектов изображения на экране.
- Видите потёки? Это расплавился металл на объективе камеры. Энергия вспышки был такой, что базальт в эпицентре испарился, а температура его плавления около двух тысяч градусов. По оценкам экспертов имело место кратковременное воздействие температуры от восьми до десяти тысяч градусов по Цельсию.
Я удивился:
- Ядерный взрыв? Что ещё могло дать такую температуру?
- Нет, взрыва и разрушений за пределами помещения не было. Радиационного заражения тоже. Да это вряд ли удалось бы сохранить в тайне даже в СССР. Тем более, что и сегодня нет технологии изготовления ядерного боеприпаса такого размера.
- Тогда что?
- Неизвестно. Но такое впечатление, что там не горные породы лежали, а на кусок льда вылили ковш расплавленного металла. Как я сказал ранее — «воздействие непонятной природы».
- А почему только сейчас возник интерес и какова моя роль? Я ничего не смыслю ни в геологии, ни в физике высоких энергий.
Николай, наконец, сел напротив меня, прямо на край стола.
- Раньше не было никаких зацепок. Всё изучили и не нашли ничего. Ноль! До недавнего времени.

После теракта исчез палеонтолог Дмитрий Саворов. С его исчезновением всё ясно — это он на записи, - Николай кивнул на экран, на котором в стоп-кадре застыл вспыхнувший факелом человек. - Но загадки остались. Незадолго до происшествия Саворов упал в лаборатории и впал в кому.
- Он что, вышел из комы, пришёл из санчасти в демо-зал и сжёг себя и образцы неустановленным устройством?
- Звучит дико, но выходит, что так. А недавно выяснилось, что один из гостей Конгресса работал на ЦРУ и сбежал после происшествия в Штаты. Причём не просто сбежал, а передал им что-то невероятно ценное. Что именно - неизвестно, но ради его изучения была создана секретная научная лаборатория. Улавливаете мысль?
Да, мысль я улавливал.
***
Я нашёл его на скамейке неподалёку от Биг-Сур, оставив машину на первом хайвее, буквально в десяти шагах от него. Старик с лысым, как колено, черепом в пигментных пятнах, разглядывал безмятежный в это время года Тихий океан, щурясь на заходящее Солнце.
- Мистер Меггидо?
Старик обернулся. Ухмылка тронула его тонкие губы:
- Кто же ещё? Дождался, наконец.
Я даже растерялся на секунду:
- Вы ждали меня?
- Конечно! Даже место подобрал. Ничего не напоминает?
Я огляделся. Промелькнуло чувство дежавю. Не этот старик, или скамья, или вид со скалы, а какое-то общее узнавание ситуации. Я точно когда-то был в подобном месте.
- Вижу, что начал вспоминать. Ну давай, смелее!
И тут я вспомнил. Мачта буровой на фоне угольно-чёрного неба с зелёными потёками северного сияния. Лаборатория. Я разбиваю керн породы и случайно касаюсь чего-то внутри него... Океан. Бриз несёт мелкую водяную пыль. Скамья.
Мегиддо глядел на меня с насмешкой.
- В тот раз вы успели, но теперь уже скоро.
Он отвернулся. То, что я принял издали за пигментные пятна на его черепе, вблизи оказалось родинкой с тремя одинаковыми цифрами.
 
[^]
Gesheft
12.10.2021 - 13:06
Статус: Offline


Ярила

Регистрация: 9.11.14
Сообщений: 3581
22) Везунчик

Матка Бозка, сыро-то как! Потёртый офицерский френч впитал уже достаточно влаги, чтобы ощущение прекрасно-безмятежного утра было полностью испорчено. Лёжа на спине, раскинув руки и ноги в стороны Моска, в бытность свою прозывавшийся Моисеем Марковичем и работавший одним из помощников нотариуса, но впрочем, это была та, другая, спокойная жизнь, чувствовал, нет - Чувствовал! Жив, жив, чёрт побери!
Как успел выпрыгнуть из повозки, он помнил, но каким образом оказался на дне воронки, оставшейся после взрыва здоровенной авиабомбы, уничтожившей почти весь продуктовый обоз, не помнил, хоть ты тресни!
Плотные комья свежевзорванной земли, рассыпанные по дну воронки, медленно, но верно набирали влагу из мелкого моросящего дождика. Наполовину оглохший, изрядно мокрый, но живой Моска понял, что нужно выбираться! Поскоблив стоптанными яловыми сапогами по серому суглинку солдат понял, что задачка-то не из лёгких будет.

Бывалый денщик всегда таскает с собой мелкий инструмент. Требовалось лишь учинить небольшую ревизию. Итак, осмотром обнаружено: ложка, складной перочинный нож, шило с дратвой. Не густо, но и это сойдёт. Росточку, чтобы ухватиться за край воронки, полноватому небольшому человеку не хватало, склоны скользкие, а значит будет нужна опора.
— Чёрт бы побрал этот дождь, как зарядил ещё с ночи, так и поливает беспрестанно, — думал Моска, вколачивая нож в грязную стенку склона. Когда он закончил, снаружи остался торчать только кусочек ручки с колечком на конце. Плотно сидит, надёжно. Привязав кончик бечевки к колечку, Моска выпростал из клубка пару саженей на «свободный ход», крякнул и отошёл в середину воронки.

Покачавшись немного на каблуках, набравшись должной для настоящего прорыва уверенности, Моска рванул вперед. Точно углядев место, куда должна была попасть нога человеческая, весь преисполнившись единым порывом, прямо не человек, а единый комок мышц, Моска запрыгнул–таки на рукоятку ножа. Неужели удача? Но нет, нож начинал медленно уходить из-под москиной стопы. И не было больше в этом согнутом, скрючившемся теле никакой надежды на успех, до тех пор, пока нож не остановился. Резко выпрямившись, он все же смог перекинуть свое дряблое тело через край воронки.
Свобода! С лихорадочно колотящимся сердцем, сжимая в кулаке моток веревки, солдат сидел и улыбался мелкому, ставшему вдруг приятно охлаждающим, моросящему дождику.

Но, как говорится, – «недолго музыка играла». Только успел Моска ополоснуть в луже вытащенный из склона нож, как тишину осеннего утра разорвал детский плач. Мёртвые тела, разбросанные вокруг, ещё вчера бывшие однополчанами, а сегодня объединенные лютой смертью, не так смущали. Все-таки Моска был уже тёртым калачом, но этот звук, доносившийся со стороны развороченной кибитки с беженцами, наводил тоску.
Раз кричит, значит живёхонький, а бросать живое существо на погибель – грех это! Смерть уже собрала здесь свою кровавую жатву, почти всех прибрала да малость не доглядела, чудом да выжил малец. Осторожно пробираясь по раскисшей от постоянного дождика земле, Моска шёл на звук изредка прерывавшегося голосистого плача. Обойдя посеченную осколочным дождём кибитку, он обнаружил мертвых мужчину и женщину, прикрывших собой плетеную кошёлку среднего размера, откуда и исходил звук. Вытянув сумку из объятий мертвецов, даже после смерти защищавших своими телами самое драгоценное, что было у них при жизни, Моска начал осторожно раскрывать её и вдруг на руки ему выпал маленький розовый бант с вышитым красными нитками именем «Karina» и странным рисунком.

— Девка значит, вот уж свезло, так свезло… — горестно подумал служивый, запихивая бантик в карман. Пацана-то пристроить гораздо проще.
Взяв на руки маленькую черноволосую девочку, Моска почувствовал, что ребенок весь дрожит.
Не мудрено, что замёрзла. Пошарив глазами, он углядел в углу кибитки черный, почти новый бушлат. Распахнув френч, Моска прижал девочку к своему голому торсу и, накинув сверху бушлат, сказал: «Давай греться будем!». Немного погодя, когда дрожь перестала бить малышку, Моска почувствовал на своей груди маленькие ручки, прокладывавшие дорогу к его соску.
— Да ты голодная! Только я тебе не мамка, молока-то у меня нет! Давай-ка посмотрим на тебя. Мелкая, хотя волосы пошли уже и семь штук зубов – около года видать. Пойдем поглядим, чем тебя можно покормить, да и меня заодно. Смотреть, однако, можно было только с большим разочарованием – взрыв, разорвавший грузовую подводу пополам, разметал по окрестным кустам всё содержимое мешков с провизией. Мука, крупа, макароны лежали вокруг тонким равномерным слоем и мокли.

Мешочек с сухарями, помятая фляга с водой, старая винтовка, заботливо привязанная к борту телеги и три патрона к ней. Вот и весь скарб, оставшийся целым после налёта. Разломив сухарь пополам, Моска с хрустом сжевал одну часть, а вторую запихнул за щеку, подождал пока та размокнет и протянул малышке. Резво ухватившись за угощение, она принялась, с забавным чмоканьем, его посасывать. Моска вспомнил, что неподалёку находился небольшой хутор.
— Туда и путь держать будем. Некогда нам с тобой о мертвых заботиться, самим выжить надо.

Дорога до хутора заняла около четырёх часов. Дважды над ними пролетали крылатые вестники смерти и дважды сбрасывали бомбы где-то в округе. Уже смеркалось, когда Моска углядел блёклые очертания хуторских построек. Дом и амбар были заперты на замки. Моска не рискнул ломать двери или бить окна, ведь сбежавшие хозяева могли быть вооружены и находиться поблизости. Открытым оказался только сарай, добрую половину которого занимал свинарник, а в загоне лежала огромная, недавно опоросившаяся свинья и её маленькие отпрыски.
Темнело, пора было устраиваться на ночлег. Натаскав сена со второго этажа, Моска укрыл лежанку дерюгой, висевшей на стене. Улёгшись поудобнее он приспособил котомку с ребенком себе под мышку, укрылся бушлатом и заснул крепким сном.

Проснувшись на рассвете, Моска не обнаружил девочки. Сунув руки в сумку, Моска сквозь пеленки нащупал довольно плотный пакет, и вытащив его на свет, увидел папку из хорошо выделанной мягкой кожи. Внутри он обнаружил солидную пачку крупповских облигаций на предъявителя и бумаги на дом с весьма неплохим урезом земли в черте города. В графе собственник значилось: инфант Karina.
— Значится, наследство у тебя имеется. — Моска понял, что за пару таких бумажек вполне можно выправить себе справку о негодности.
— Опекунство оформлю, дом, земля, в деньгах нужды нет, завидным женихом стану, а няньки по первому зову прибегут. Верно говорят, дождь в дорогу – хорошая примета.

Он поднял голову к небесам и трижды сказал: «Спасибо!». За жизнь свою, за то, что не дал умереть ребенку, ну и за добро нежданно приобретённое. На секунду ему даже показалось, что на него сверху смотрит убелённый сединами старец с доброй улыбкой и хитрым прищуром глаз.
Моска огляделся в поисках беглянки. Взору его предстала картина весьма занимательная: Карина пролезла сквозь дыру в клети и теперь лежала в ровном рядке поросят, жадно посасывавших молоко из вымени матери. Моска умилённо наблюдал за этой картиной, как вдруг его взору предстало то, чего он никак не ожидал увидеть: на спине Карины просунувшись через расстегнувшиеся от активного ползания пуговки костюмчика, подрагивали два небольших крылышка чёрного цвета. Моска отпрянул назад. По лицу, обернувшегося на звук ребенка, текла смесь молока и крови нежно-розового цвета.

Рука, непроизвольно сжавшая вилы, приготовленные для уборки загона, дрогнула, и сам, не ожидавший от себя такой уверенности, Моска шагнул вперед и по-отцовски нежно взял Карину на руки. Он решился принять её такую, какая есть, хотя прекрасно себе представлял, с кем он сегодня заключил СДЕЛКУ.
 
[^]
Gesheft
12.10.2021 - 13:11
Статус: Offline


Ярила

Регистрация: 9.11.14
Сообщений: 3581
23) Равик

Сквозь пространство и время. Страсти по Ремарку.
Холодный пронзительный свет в операционной освещал небольшой участок тела, обложенный с четырех сторон специальным материалом. Податливая игле живая плоть пропускала нить, послушно ложащуюся в аккуратный стежок. Шов получился коротким, исполненным мастерски. Операция была завершена. Через некоторое время пациентка проснется в палате, уже без угрожающей ее жизни опухоли и с перспективой иметь детей, потом внуков, и вообще прожить эту жизнь до глубокой старости, если конечно не вмешается злой рок.
Спорить с судьбой Равик мог только в рамках своих профессиональных обязанностей. Поэтому, завершив операцию и оставшись довольным ее исходом, мурлыкая под нос прилипчивый мотив старой немецкой песенки, вышел покурить на балкон.

Большой шумный город, раскинувшийся далеко внизу, до сих пор внушал доктору первобытный ужас дикаря перед чем-то непостижимо сложным, непонятным и от этого опасным. По воле неизвестного демиурга Равик появился тут меньше недели назад, имея четкие инструкции. Он знал куда, с какой целью и на какой срок направлен из своего уютного, послевоенного существования в Нью-Йорке.
Ему предстояло провести в этом странном городе месяц, передавая бесценный опыт хирурга молодым коллегам. Язык общения, бывший когда-то родным для близкого друга доктора, Бориса Морозова, служившим портье в одном из ресторанов предвоенного Парижа, неожиданно стал понятным Равику. Он вдруг обрел способность понимать и изъясняться на русском. Однако, о том, что заодно с городом он поменяет и эпоху, Равик узнал лишь по прибытии. Сначала он был оглушен масштабом, архитектурой, сложным многоуровневым переплетением скоростных магистралей, количеством жителей современного мегаполиса. Буквально с порога, точнее с платформы вокзала, город обрушил на голову бедного доктора убийственную какофонию звуков. Тут был и гомон разномастной толпы, запрудившей широкие улицы в обе стороны, и рев моторов несущихся плотным потоком машин, и пронзительный визг стремительных красно-серых остроносых электричек.

Нечто подобное он уже видел в Нью-Йорке пятидесятых, но там это все выглядело не так масштабно и грандиозно, не вызывало ощущения собственной ничтожности на фоне урбанистических изысков непомерно разросшегося конгломерата.
И все же,Москва приняла немца с той степенью гостеприимства, на какое только была способна. Доктору тут же дали место заведующего отделением онкохирургии, где он с готовностью принялся практиковать. В подчинении у Равика были врачи ординатуры, ассистировавшие во время операций, а также операционные медсестры.
Он быстро адаптировался, проведя в первый же день сложную трансуретральную резекцию простаты, оставшись довольным тем, какой высококлассный коллектив ему достался. А на следующий день пришла новая смена. Равик с утра уже был на службе, просматривая лист операций на сегодня. Женщина вошла в ординаторскую неслышно, повесила на плечики бежевое пальто, потом сняла темную шляпу, покрытую набежавшей серебристым бисером октябрьской моросью. Равик поднял глаза на вошедшую и тут же опустил их, пытаясь унять предательскую дрожь в руках.

Женщина приветственно кивнула и, направившись к столу доктора, представилась:
- Елена Геннадьевна, операционная медсестра. Могу глянуть список?
Сглотнув комок в горле, он смог только кивнуть, передав женщине лист. Пока она бегло просматривала запланированные на сегодня операции, а длилось это не более минуты, Равик не сводил с нее взгляда, отказываясь верить в происходящее.
«Нет, этого не может быть! Она умерла там, в Париже, на моих руках! Этого просто не может быть! Ну не бывает в жизни таких совпадений!», - сознание пыталось найти рациональное объяснение происходящему, в то время как глаза говорили об обратном. Это была его Жоан! Равик слишком хорошо и слишком близко знал эту женщину, что допустить возможность ошибки.
Елена Геннадьевна тем временем ознакомилась с операциями на сегодня и, передав список Равику, столкнулась с ним взглядом. На миг доктору показалось, что ресницы ее дрогнули, в больших серых глазах промелькнуло узнавание... Он не мог отвести от нее глаз, это было выше его сил. Доктора вдруг обуял страх и уверенность, что отведи он взгляд, и тонкая серебряная нить, неожиданно связавшая их сквозь пространство и время, неожиданно оборвется. Тогда женщина из плоти и крови, стоящая сейчас перед ним, исчезнет, как наваждение, как мираж, растворившись в воздухе.
- Доктор, что с вами? Почему вы так смотрите на меня? – в серых глазах появилось беспокойство и озадаченность.
«Хватит пялиться, идиот! Она не помнит тебя!» - он заставил себя отвести взгляд.
- Простите, мне просто показалось знакомым ваше лицо, – пролепетал он, оправдываясь, как ребенок.

Елена Геннадьевна мило улыбнулась:
- Понимаю, первая операция через сорок минут, пойду готовиться.
Она вышла, а Равик представил себе, как будет оперировать, когда женщина с серыми глазами под защитными очками будет неотступно следить за каждым его движением, ловить каждый вздох, чтобы предупредительно подать, убрать, закрепить, промокнуть, в общем ассистировать в меру своего профессионализма, внося свой вклад в успешный исход операции.
Так и случилось, удаление локализованной опухоли поджелудочной железы прошло успешно. Но нужно заметить, что Равик приложил немалые усилия, чтобы сосредоточиться на работе, а не на стоящей рядом женщине, о которой он безутешно тосковал последние годы жизни.
Подозрение, что это не двойник Жоан, а самый что ни на есть оригинал, подтвердилось в первые же минуты операции. Тот же тембр голоса, манера растягивать гласные, наклон головы, сосредоточенный холодный взгляд. Вне всяких сомнений, любимая была тут, рядом, только протяни руку, такая близкая и такая далекая...
Елена Геннадьевна оказалась дамой, не обремененной узами брака, впрочем, факт наличия или отсутствия мужа едва ли мог сыграть свою роль в непреодолимой решимости Равика вернуть отношения, так трагически оборвавшиеся много лет назад в Париже. Изо дня в день, работая бок об бок, он и сам замечал ее пытливый взгляд. Чувствовала ли Елена Геннадьевна некое душевное родство, пыталась ли вспомнить что-то из прошлой жизни, - выяснить это он пока не рисковал. Но то обстоятельство, что время в этой реальности было для Равика сильно ограниченным и неумолимо утекало с каждой секундой, заставляло его действовать безотлагательно.

Как-то после смены он пригласил ее в небольшой уютный ресторанчик, расположившийся недалеко от клиники. Елена Геннадьевна не отказала, в свойственной ей манере согласилась без кокетства, по-деловому. В тот памятный вечер, в полупустом зале за маленьким круглым столом, подсвеченным крошечным светильником, Равику вдруг показалось, что они и не расставались никогда, будто и не было этих долгих лет забвения, безуспешных попыток примириться с прошлым, отпустить его наконец и жить дальше, вдыхая настоящее полной грудью.
А вскоре они стали близки, как двое не очень молодых людей, знающих цену времени и прекрасно осознающих быстротечность жизни. В серую, лишенную радостей жизнь Равика снова вернулся смысл. Теперь было ради чего просыпаться по утрам, открывать глаза и видеть рядом любимую. Потом вместе бежать на работу, спасать людей, приговоренных диагнозом, спорить с судьбой, доказывая, что чего-то все же стоишь. А после работы, прогуливаясь по Кутузовскому проспекту по дороге домой, заходить в уютное кафе, прямо напротив Триумфальной Арки, где предупредительные официанты уже знали неприхотливые кулинарные запросы доктора, предлагая все самое свежее и вкусное.

Безусловно, Равик был бесконечно благодарен провидению, подарившему это встречу, но время утекало, как песок сквозь пальцы, и он с ужасом понимал, что скоро потеряет любимую во второй раз, теперь уже навсегда.
Шла последняя неделя пребывания Равика в современной Москве. Утром был обход, а потом на стол заведующему отделением легли истории болезней поступивших в стационар больных. Перебирая папки, доктор машинально пробегал глазами фамилии, диагнозы, анализы, рекомендации лечащих врачей, направления в стационар. Одна папка особенно привлекла внимание доктора. Фамилия пациента была Хааке. Равику хватило сочетания этих букв, чтобы в памяти вспыхнули мрачные картины серых, внущающих бесысходность и отчаяние застенков берлинской тюрьмы, притупленное бесконечными избиениями и пытками сознание, перекошенный злобой, стальной взгляд палача и море непереносимой, обжигающей боли.

Доктор пулей выскочил из кабинета. Ему не терпелось увидеть этого Хааке, выяснить, что это всего лишь однофамилец того фашиста и успокоиться. Светлая двухместная палата, у стены на узкой коечке лежал сухонький старичок по фамилии Хааке и с диагнозом плоскоклеточный рак гортани третьей стадии. Глаза закрыты, на лице кислородная маска. Больному полагалась паллиативная операция по иссечению части опухоли с целью облегчить текущее состояние.
Равик всмотрелся в лицо пациента и с ужасом понял, что это тот самый Хааке. Сейчас это был исхудавший до состояния скелета, измученный болезнью, сильно пожилой человек, остро нуждающийся в помощи. Старик, тем временем открыл глаза и посмотрел на доктора. Не было во взгляде больше никакой стали, упоения положением, желания сломать, растоптать, унизить. А были лишь боль, страх смерти и мольбы о помощи.

Равику было невыносимо – видеть перед собой поверженного болезнью и временем врага, одновременно осознавая, что врачебный долг обязывает его, если не спасти, то хотя бы облегчить страдания.
- Больного с раком гортани из третьей палаты готовим к операции сегодня, - Равик, передвинул часть плановых операций, освободив время для Хааке.
Елена Геннадьевна, не привыкшая задавать лишних вопросов, пошла готовить операционную. Пронзительный белый свет потолочного светильника освещал небольшую зону в районе лица, шеи и плеч. Тихо жужжала аппаратура, контролируя состояние пациента. Все было готово к началу хирургического вмешательства.

Равик глубоко вздохнул, удерживая в руке скальпель, словно дирижер батуту. Он посмотрел на ассистентов, встретив ободрение и поддержку. Перевел взгляд на Елену Геннадьевну и тут же принял обратной волной море понимания, тепла и любви. Сейчас, от его действий зависела жизнь старика Хааке. Растворилось за горизонтом памяти прошлое, улеглись, упокоились в душе боль, отчаяние, желание отомстить палачу. Сейчас Равик был только хирургом, а Хааке – его пациентом, и не существовало остального мира, кроме этого освещенного пяточка в операционной. Доктор склонился над больным и твердой рукой сделал глубокий надрез в области шеи.
 
[^]
Gesheft
12.10.2021 - 13:14
Статус: Offline


Ярила

Регистрация: 9.11.14
Сообщений: 3581
24) Москва кошачая 20:21

Он ухнул в темную нору и уже через секунду приземлился всеми четырьмя лапами на тротуар.
Способность незаметно исчезать и появляться, когда ему вздумается, пропала у Чеширского кота так же внезапно, как обнаружилось его присутствие на весенних улицах Москвы.
Пока недоумевающий кот глупо улыбался проходящим мимо барышням, упитанным московским голубям и первым облетающим липовым лепесткам, в его голове думалась мысль и строились планы по водворению себя обратно, в чертоги Красного Королевства. Все размышления прервались «злой человеческой рукой», неожиданно ласково опустившейся на чеширскую голову и потрепавшей за ушами.
Откуда-то сверху раздалось:
- Утипутибоземой.
Уже две руки, схватив, прижали его к чему-то, не менее мохнатому, чем он сам.
- Моя Королева, - начал знакомство Чеширский кот с обладательницей пушистого меха, но крепкие мужские пальцы грубо подняли его за шкирку и кто-то стал настойчиво рассматривать у него под хвостом.
- Что за манеры? Где ваша няня? - стыдливо прикрывался Чешир, невольно обогащая свой словарный запас загадочным словом «кринж» и устойчивым выражением «испанский стыд».

Следующие полчаса кот прижимал уши от встречного ветра в кабриолете, несущемся в район Борисовских прудов.
«Мне нужно зеркало. Хотя бы зеркальная гладь воды. Тогда я смогу вернуться назад» - мысли проносились со скоростью движения элитного авто. Спидометр показывал цифры, близкие к тому, чтобы воззвать к кошачьему богу «Спаси меня!».
Но стритрейсинг по городским проспектам закончился у Тикток-хауса, и начался самый настоящий кошмар. Уже в доме кот переходил из рук в руки, отовсюду слышалось «Ой, милота!», «А что они едят?», «Давайте назовем его Краш».
- Я вам не в трогательном зоопарке. Целовать только через маску! – держа дистанцию в одну кошачью лапу, отфыркивался Чешир от назойливого внимания обитателей Тикток-хауса. Вечер фотосессий набирал обороты. Более глупых разговоров и восклицаний, чем здесь, Чешир не слыхал нигде и никогда.
«Какой галдёж! - думал кот, шипя на очередную блогершу, пытавшуюся заселфиться с ним. - Почти как при Королевском дворе. Только хуже».

Чешира сфотографировали в профиль, анфас, задний фас и снизу через стеклянный стол. Запостили тысячу фотографий с хэштегом #котикирулят, и сделали его мемом дня. Улыбка? Нет! Задний анфас с подписью: «Это попка кота. Милее сегодня вы уже ничего не увидите».
- Как жестока Красная Королева! Куда катится мир? Остановите этот вязаный клубок – я сойду! - сокрушался Чешир, чувствуя, что деградирует от всех прочитанных статусов VKontakte, рек в Тик-Токе и сторис в Инсте.
Полуночные гости неспящего Тикток-хауса наполнили своим присутствием минуту тишины, созданную специально для slowmo.
- Валя Калеваля пришла из леса, где занималась убийством грибов! – ворвалась в художественный беспорядок дипхауса девица с россыпью сердечек на лице.
- Она такая! – тянул палец кверху, показывая «класс!» на камеру, дебиловатый тиктокер Ваня.
- Давайте накормим кота грибами!
- Я вам не гусеница, чтобы грибы есть! – отбрыкиваясь изо всех сил, орал кот.
- С этой стороны гриба ему невкусно, надо с другой.
- А давайте Машку накормим грибами, у нее панамка на мухомор похожа. Заодно видос выложим.
- А давайте все грибов наедимся!
- Давайте!

Шокированный неразумными человеческими детёнышами, кот сновал под ногами с волшебным действенным: «Нужно съесть ножку! Нужно съесть ножку!», но никто его так и не услышал. Свет в конце тиктокерского туннеля предстал в виде приоткрытой на свежий воздух двери.
Травмированная душа понесла негодующее котячье тельце прочь от проклятого дома.
Утром на площадке у пруда бойко шла торговля:
- Мадмуазель, купите для вашей дочери попиты!
- Пилотки, буденовки, шапки-ушанки, русские сувениры!
Невзрачный мужичок раскладывал для продажи на красной клеенке только что пойманный улов. Серый и Белый котики завороженно смотрели на все его манипуляции с рыбными тушками. Толпа вокруг беспрестанно сверкала вспышками камер.
- На ваших глазах рождается мем! – выкрикнул кто-то из любителей гаджетов и тут же по мировой сети мессенджеров и соцсетей полетело:
- Вы продаете рыбов?
- Нет, просто показываю.
- Красивое.
«Пфффр, пфффр - «КрасивОЕ». Это что за склонение для рыбов? Тьфу, для рыбей. О, мой кошачий бог, для рыб, – чуть не плакал Чешир! – О чем можно говорить, если человек забывает свой родной язык?»
Лапы сами несли его.
- Ни одной книги! Они совершенно не читают. Все заняты глупыми разговорами и видео, - негодовал кот. – Надо срочно возвращаться домой. Нужен книжный магазин.

Под вывеской с говорящим букинистическим названием сидел его серый собрат с золотой цепью на шее – воплощение эстетики и богатства русской дворовой породы.
- Учёный или?.. Неужели это тот самый Кот без прикрас? – восхитился Чешир. – Я знаю пароль. Он поможет мне вернуться.
Подойдя ближе и проделав весь кошачий ритуал, Чешир улыбнулся самой своей обворожительной улыбкой:
- Вы не подскажете, как пройти в плоский мир Терри Пратчета?
Серый русский сплюнул комок шерсти рядом с кованой урной:
- Ты нормальный?
- Нормальных не бывает. Ведь все такие разные и непохожие. И это, по-моему, нормально, – процитировал себя кошачий попаданец.
- Иди, куда шёл, английская морда, и чтобы я больше не видел тебя на моей территории!

Чешир, потерявший способность телепортироваться, когда ему вздумается, припустил вдоль по Лаврушинской и шмыгнул к заветной двери.
Английский снобизм и утонченность манер уроженца графства Честершир, как оказалось, ничто в сравнении с аристократичностью и богатством котов Третьяковки. Главный смотритель Третьяковской галереи восседал на упругой малиновой банкетке и наблюдал за своими подчиненными из-под белоснежных вибрисс.
- Гуд морнинг! - поприветствовал ослепительной улыбкой потомок кошачьего рода Чеширских лордов.
Пушистое облако слетело со своего пьедестала:
- Милостивый государь, какими судьбами к нам?
- Ай эм…
- Подождите! Ни слова больше! Я вижу, вы проделали долгий путь. Попрошу к столу, и пока вы не откушаете моих угощений, ни вопроса. Не хотелось бы быть нескромным, но государственные дотации на содержание штата котов этого музея, гораздо больше, чем на содержание… Ой, да бог с ними. Не ударим в грязь ни мордой, ни бюджетом перед англичанином! Эй, несите всё сюда!
От жирности сметаны и обильного гостеприимства Чешир разомлел и поведал и о своем детстве, и о прекрасной Стране Чудес Кэрролла.

Главный смотритель Третьяковки, не мигая, следил за ним и периодически вдыхал запах распускающегося куста валерианы в горшке, отчего его вибриссы белели, а морда лица приобретала блаженное выражение:
- У нас тоже есть зелюки. Только они не посещают музеи, а обычно сидят на лавочках и хрюкатают в мове по-своему. Никакой управы на них нет. Даже Муркина «Чёрная кошка» ничего не может сделать. Трудно победить того, кому всё пофиг. Так и живем.
- У вас даже есть «Вискас» со вкусом мышей!
Государственный деятель глянул на потомка английских лордов как на ущербного.
- Н-да, тяжко, многоуважаемый, вам здесь придётся, домой надо. И, кажется, я знаю, кто может помочь. Есть у меня контакт одного из наших. Не стоит благодарностей. Мне за державу обидно.
Четверть часа спустя Чеширский кот с тоской взирал на сверкающие зеркала станции метро «Третьяковская», ничем не откликнувшиеся на все его волшебные ухищрения.
- Тут нужно что-то посильнее силы Зазеркалья!
Он взглянул в последний раз на своё отражение, несинхронно помахавшее ему пушистым хвостом, и запрыгнул в голубой вагон. Поезд помчал его к Маяковской.
- Чей кот? Котам нельзя! С котами нельзя! Брысь! Слезай, а то милицию позову! – заорала, как полоумная, тетка в маске работника Роспотребнадзора. Между ботинок и ножек сидений Чешир увидел, как кто-то открыл спасительную молнию и мигом шмыгнул в темное нутро рюкзака.

Заговорили они в парке, уютно устроившись на скамейке под липами.
- Здравствуйте, господин Кот, - студентка третьего курса литфака Алиса Королёва открыла рюкзак, и Чешир зажмурился от нахлынувшего на него света.
- Мяу.
- Я поделюсь с Вами бутербродом с черкизовской колбасой. Надеюсь, Вы не откажетесь? А пока Вы будете лакомиться, я немного почитаю, тут, на лавочке.
Ласка и нежность накатили на Чешира – он вспомнил дом и своих добрых друзей, вспомнил знакомство с воспитанницей известного английского писателя. Привалился к боку своей спасительницы, подставляя другой солнечному лучу. Девушка приятно пахла колбасой и домашним теплом:
- Нам задали выписать цитаты из «Алисы…».
Она открыла ежедневник, а следом и книгу с самым прекрасным названием, которое только знал уроженец Страны Чудес.
- Читай, читай, моя хорошая! И будешь расти.
- Вы что-то сказали?
- Мяу.
Солнечные лучи коснулись клумбы с белыми и красными бутонами розовых кустов, и на асфальт легли их пока еще недлинные тени.
Варкалось, и очень непозволительным было бы уподобляться Кролику и опоздать на встречу. Чеширский кот спрыгнул с лавочки и направился в сторону заходящего солнца.

Вот там, в час небывалого жаркого заката в Москве, на Патриарших прудах, ему вдруг привиделся незнакомец кошачьей наружности - здоровый как боров, черный как нефть и с наироскошнейшими усами надежды.
Чешир мысленно перелистал страницы великого несгоревшего романа в поисках нужного обращения:
- М… Ма… Мяу… Мессир… Мессира Шут?
- О нет. Ты-знаешь-как-меня-называть. Теперь я просто трикстер. Так чего же ты хочешь, мой улыбчивый друг?
Чешир выдохнул разом:
- Хочу, чтобы всё было на своем месте. Мозги – в голове, красота – на фотографиях, доброта – в сердцах, а коты – каждый там, где он и должен быть. Я, например, в своей Чудесной Стране.

Чёрный котяра пригладил лапой усы и усмехнулся, обнажая клыки.
- Мир изменился! Не Аннушка разлила масло, а Наташа всё уронила и разлила сметану. Ты действительно хочешь вернуться?
Чешир смотрел так умоляюще, как могут смотреть только дети и некоторые существа из чудесных сказок.
Бегемот щелкнул пальцами, и на Патриарших исчезли два удивительных кота, оставив после себя лишь белые облачка в виде улыбок с запахом свежей типографской краски.
 
[^]
Понравился пост? Еще больше интересного в Телеграм-канале ЯПлакалъ!
Только зарегистрированные и авторизованные пользователи могут оставлять комментарии. Авторизуйтесь, пожалуйста, или зарегистрируйтесь, если не зарегистрированы.
1 Пользователей читают эту тему (1 Гостей и 0 Скрытых Пользователей) Просмотры темы: 24189
0 Пользователей:
Страницы: (61) [1] 2 3 ... Последняя » [ ОТВЕТИТЬ ] [ НОВАЯ ТЕМА ]


 
 



Активные темы






Наверх