ККК-24. Участвуй с нами и выигрывай!

Вы дождались этой сакральной даты, в плену душевных мук и терзаний, но полные надежд и чаяний.
Поэтому, прежде чем перейти к чтению первой части нашего литературного праздника, вдумчиво прочитайте вступительный абзац от организаторов вакханалии.

1. Топик будет закрыт к голосованию и обсуждению до тех пор, пока административными силами не будет сформирован опросник скрытого типа. Вы можете читать, наслаждаться, задавать друг другу вопросы и порицать (восхвалять) авторов в стартовой теме или клубе колхозных писателей.
2. Во избежание деанонимизации, авторы не могут открыто спрашивать «а почему моего рассказа нет в ленте конкурса» или «и где мой рассказ». Если рассказа нет в основной ленте, значит, он попал во внеконкурсную, и будет обсуждаться критиками и почитателями во втором забеге.
3. Не забудьте, что согласно правилам, авторы дают согласие на запрет отзыва работы из конкурса. Вы, конечно, можете бросить его в инкубатор, наплевав на правила. Но зачем? Честолюбие редко идет дару на пользу, а вот терпение… Тем более, что внеконкурс последнее время весьма и весьма достоин прочтения.
4. Не обсуждаем личность автора, только его текст.
5. Отдаем за понравившиеся рассказы максимум 3 голоса – 3 галочки в опросе.
6. Дополнительное условие для автора - в скрытой фразе в конце текста.
7. Если кто-то надумал пополнить призовой фонд до миллиона – милости просим.
Итак, приступим.



1. Ку, дядя Вова!
2. Перезагрузка
3. Тяжелая поступь Командора
4. Диабло ди сьерра
5. Яшка-Проклятый
6. Морская
7. О пользе математики
8. Житейское дело
9. Попутчик
10 Чужие
11. Самый Большой Приз
12. Радости врачевания
13. Тайны Снегова и прочие бесы
14. Летчик
15. Карл
16. Чудовище
17. Невероятная история про души, Гошу и Конголезских слонов
18. Про одного немца
19. Притяжение земное
20. Как я умер... но это не точно
21. Высшие силы

- Да не могу я, Андреевич, - мне еще троих терпил сегодня опрашивать! – оправдательно-недовольным тоном сказал кому-то в коридоре Никита, входя спиной в кабинет. Развернувшись, он прошел в угол помещения и сел за свой стол, угрюмо посмотрев на молодого человека, сидящего перед ним.
Капитан Денисов, наблюдавший за происходящим со своего места, хорошо знал способность Никиты увиливать от всего, от чего можно было увильнуть. Но также и знал, что если напарник брался за какое-то дело – то железной хваткой, с напором и азартом ищейки.


Вот и сейчас, видя раздражение Никиты, Денисов понял, что тот колеблется между тем, чтобы отфутболить своего посетителя куда-нибудь в отдел дознания, или все же начать разбираться.
Следователь Никита Ковальчук бесцеремонно выдернул бумажный лист из-под руки визитера и, делая вид, что читает заявление, буркнул:
— Рассказывайте, что у вас.
Человек как-то нервно приопустил голову, словно ожидая подзатыльника за то, что сейчас сообщит, и сказал:
— Это вам покажется, кхм… странным… Но я собираюсь стать преступником. И хотел бы… Что в таких случаях полагается? Заявить… или стать на учет, или… сдаться?


В образовавшейся паузе стал слышен только городской гул снаружи, и шорох поднимаемых бровей у обоих следователей в кабинете.
— Мне сказали, что нужно явку с повинной оформить, — продолжал посетитель, — вот, примите, пожалуйста.
— Чего? — Никита перевел взгляд обратно к содержимому листа, теперь уже вникая в смысл написанного и тихо проговаривая вслух основные фрагменты написанного: «Я, Кирилленко Алексей Игоревич… паспорт… сообщаю о своем намерении совершить преступление… раскаиваюсь… обстоятельства, место и время преступления указать не могу, так как оно произойдет в будущем».
Посмотрев друг на друга, следователи рассмеялись.


— Ты вот что, парень, — сказал Денисов с провокационной улыбкой, — должен этот порядок знать: когда убьешь кого, тогда и приходи. А пока, может, тебе лучше к доктору, а?
В следующий момент лицо посетителя резко поменяло выражение, из обычной физиономии обывателя вдруг перейдя в злобную гримасу. Глядя на Денисова чугунным взглядом, молодой человек заговорил холодно и спокойно:
— Парням ты дома будешь тыкать. За воротник. А здесь твое дело – работать. Вот заявление, – (плавно поведя взглядом в сторону застывшего Никиты), – вот стол у тебя, компьютер, бумаги – (кивнув на рабочее место Денисова), – работать с обращением граждан будем?


Денисов хотел что-то импульсивно ответить, но его дыхание от неожиданности и возмущения сбилось, и он закашлялся. Никита же остолбенело смотрел на парня, который вдруг снова стал похож на типичного «терпилу», которых он видел сотни – робких, жалких, заискивающих.
— И-и-извините, я не хотел… — посетитель вжал голову в плечи, — я же об этом и говорил…
— Так, понятно. — Придя в себя, Никита выдохнул, и посмотрел в заявление, — Алексей Игоревич… Вы не беспокойтесь, сейчас все устроим, одну минуту.
Потянувшись было к внутреннему телефону для связи с дежурным, он снова увидел в глазах «терпилы» решительность матерого бандита.

— Да не торопись ты шум поднимать, капитан. — Парень дерзко ухмыльнулся. — Давай сначала разговор поговорим, а там сам решишь, что делать. Я же сдаваться пришел, а не воевать. Т-т-то есть, извините еще раз, просто выслушайте меня, — снова на следователей виновато озирался обычный гражданский, — я не дурак и не шизофреник, и раздвоения личности у меня нет. И голосов в голове тоже. Просто я стану преступником. В будущем. Я пришел к вам, потому что знаю, что психически здоров, и врачи в этой ситуации мне не помогут, только напичкают чем-нибудь. Мое дело именно по вашей части.
Молчавшие полицейские обменялись негласным согласием разобраться в происходящем.
— Хорошо. Но начнешь бузить – скрутим, и в обезьянник заедешь, понял?
Парень, раздраженно закатив глаза, ответил:
— Мне тебе что – «век воли не видать» надо побожиться, товарищ начальник? Или «бля буду, хорошо себя вести буду»? Садись, давай, пиши, что скажу.
Никита передвинул стул посетителя ближе к окну так, как обычно они с Денисовым усаживали подследственных при перекрестных допросах – равноудаленно от их столов.


— Садись… то есть, присаживайся… Черт, садитесь! Рассказывайте, что можете пояснить касательно вашего заявления. По порядку, с самого начала.
Парень сел на стул, собрался и, видимо, будучи заранее готовым к своей «исповеди» начал:
— Все началось, когда я поехал на встречу с заказчиком. Я работаю… то есть, в тот момент работал дизайнером в рекламном бюро.
Так вот, на встречу я добирался на метро, и на выходе из подземного перехода меня придержал за рукав странный человек. Мне он показался городским сумасшедшим: усатый мужичок лет сорока, с блестящей лысиной и этим дурацким ободком курчавых волос вокруг нее, одет в какое-то тряпье, в резиновых тапочках на босу ногу, взъерошенный, потерянный какой-то.
Чудак протянул мне стеклянный кубик и с мольбой в глазах сказал:
— Возьми это. Это завтра будет, в другом мире.
Я ничего не понял и решил отшутится. В памяти всплыли ассоциации с тем советским фильмом, и, улыбнувшись, я хитро подмигнул чудаку:
— Ку, дядя Вова!
Субъект непонимающе оглянулся:
— Я – дядя Вова? Меня так зовут? — он начал разговаривать сам собой, пытаясь еще что-то вспомнить, при этом все еще держа меня за рукав, и суя свою стекляшку.


У меня не было никакого желания продолжать эту возню, я взял кубик, лишь бы этот ненормальный отстал, и спешно двинулся к месту встречи. Отойдя, я оглянулся, и увидел, что этот «дядя Вова» смотрит на меня, прижав ладони к щекам, как болельщик, замерший на последних секундах матча, в течение которых мяч летит в сторону баскетбольного кольца.
«Что он мне всучил? Наркоту какую-нибудь? Бомбу? Или это развод, и сейчас он заорет, что я у него украл бриллиант?» – мысли стали разгоняться в моей голове одновременно с частотой сердцебиения – «Какой я идиот, зачем я взял эту штуковину?!»
Я мгновенно отшвырнул кубик от себя, тот звонко ударился о тротуар и скользнул, сверкая, под оказавшуюся рядом скамейку. Ускорив шаг как можно сильнее, я удалялся от места этой непредсказуемой встречи, каждую секунду ожидая, что случится что-то плохое.
Но ничего не произошло, и я благополучно прибыл к совещанию. С облегчением я зашел в комнату для переговоров, достал из портфеля свои эскизы, которые, если придутся по вкусу заказчику, принесут мне хорошие, очень хорошие деньги. От этих мыслей стало легко на душе, я почувствовал приятный мандраж, представив, как уверенно и аргументированно донесу до клиента все преимущества моих решений. Ну вот, например… Что?! Какого хуя?!!


Я смотрел на разноцветные картинки, которые, как я знал, были результатами моей работы, но ничего в них не понимал. Вот полоски. Вот цветные пятна. Тут загогулина синяя. Это все, что я мог сказать в тот момент, глядя на глянцевые страницы своей презентации.
Все мои познания в дизайнерском деле будто стерли, удалили, как случайно удаляют важный файл с диска. Как в том кошмарном сне, когда нужно сдавать экзамен, а ты ни разу не приходил на занятия по этому предмету. Я обнаружил себя полным дилетантом в вопросе, по которому предстояло выступать в качестве специалиста.

В кабинет вошли представительные мужчины, на ходу горячо обсуждая какие-то финансовые дела. Один из них взглянул на меня со словами:
— Вот и Алексей здесь, здравствуй.
И, повернувшись к своим, указал на меня рукой:
— Алексей — это дизайнер от агентства, которое я планирую привлечь для работы над всей новой линейкой продукции. Первые варианты, которые мы с ним сделали были очень хороши, а сегодня, надеюсь, он нам покажет все остальные варианты концепции в целом.
Я в этот момент думал над вариантами прыжка в окно или симуляции приступа диареи. Впрочем, симулировать, возможно и не пришлось бы.
Не знаю, как бы все закончилось, если бы не еще два открытия на том совещании. Во-первых, оказалось, что я откуда-то знал все об электрических подстанциях. И за минуту до того, как выступить в качестве ни-в-зуб-ногой-дизайнера, я непроизвольно включился в обсуждение проекта электроснабжения и указал на серьезные просчеты в нем. Благодаря этому совещание пошло не по плану, и рассмотрение моей презентации перенесли.
А вторым открытием стало то, что, собираясь перед уходом, я нашел в своем портфеле тот самый стеклянный кубик дяди Вовы, который выбросил перед этим.

– Постой, как тебя… Алексей. – капитан Денисов остановил рассказ парня. – Я что-то не понял – это вещество… этот кубик забрал у тебя одни знания и дал другие?
– Знания появляются и исчезают после каждого перехода. Но это уже следствие, главное не в этом…
Теперь уже Никита перебил Алексея и начал заходить с другой стороны:
– Как же этот кубик у тебя опять оказался, если ты его выбросил?
– Это сложно объяснить… В общем, выбросил я его в другой своей жизни, а в этой он остался у меня. Там что-то с квантами связано. Короче, я его и выбросил, и не выбросил одновременно. И каждый раз я оказываюсь там, где у меня есть этот кубик. Как-то так дядя Вова объяснял. В общем, я сколько ни пытался, так и не смог избавиться от этого кубика, он просто всегда остается у меня.
Следователи скептически переглянулись.
Никита сказал Алексею с улыбкой:
– А может его надо в Мордор отнести и в вулкан бросить?
Алексей хищно улыбнулся:
– Раз такой умный, может и отнесешь, гражданин начальник? – С этим словами он достал из кармана и протянул в сторону следователя маленький стеклянный кубик.
Оба полицейских напряглись и слегка отклонились назад в своих креслах, будто избегая солнечных бликов, играющих в его гранях.
Алексей, подождав несколько секунд, не сводя глаз с удивленного Никиты, щелчком пальца запустил кубик в открытое окно. И снова достал его из кармана.

– Кхм… Эээ… У вас еще есть, да? – не совсем уверенно произнес Денисов.
– Ты там спишь что ли? Я же сказал – от него нельзя просто так избавиться. Он появляется из воздуха и падет либо в руку, либо в карман.
¬– Давайте продолжим… С того места как… А как дальше было? После совещания?
– Я тогда понял, что нужно найти того чудака из перехода и выяснить, что за фокус он со мной устроил. Выйдя в фойе здания, где проходило совещание, я увидел того самого дядю Вову, пытающегося миновать охранника, который, естественно был против посещения бизнес-центра бомжеватого вида людьми в таких непрезентабельных резиновых тапочках.
Быстро по
дойдя к ним, я, извинившись, взял под руку этого недотепу и вывел на улицу.
– Что ты мне подсунул?! Что со мной происходит?! – Я был серьезно зол на него и слегка тряс за шиворот. – Говори, ну!
Дядя Вова затравленно посмотрел по сторонам и заговорил хриплым голосом:
– Это меняет жизнь, меняет тебя. Но только если отдашь подходящему человеку. Камень судьбы это. Тот, кто его получит или отдаст, по-другому жить начинает.
– Какому такому «подходящему человеку»? ¬– Продолжал я свой допрос.
– Тому, с кем когда-то в будущем встретишься. Если отдаешь первому встречному или выбрасываешь – не работает, камень просто опять у тебя оказывается. Стоишь только и молишься – лишь бы получилось в этот раз. Я его несколько месяцев отдать пытался. Вот с тобой сработало.
– Ты что несешь?.. Ай, ладно, как мне в себя прийти, как обратно вспомнить, что я знал?!
– Уже никак, все. У тебя теперь другая судьба, и той, что была, уже не будет. Я альпинистом был, когда мне его подбросили, и стал, вон, видел – бродягой. А сейчас, я… – дядя Вова отвел взгляд куда-то в себя, – сейчас я… что?.. танцор?!


Было видно, что он не очень обрадовался такому открытию. Я же затрепал его с новой силой за шиворот:
– Хватит мне лапшу вешать, дядя. Это у вас секта какая-то, и вы меня в нее затащить хотите? Какая судьба, какой еще танцор, что за бред?! – Я терял терпение и уже готов был врезать ему.
– Откуда я знаю, какой я танцор, я им только что стал! Да сам смотри! – Тут этот оборванец, сделав несколько первых робких движений, начал выписывать изящные пируэты и танцевальные па. Он двигался легко и грациозно, подпрыгивал и кружился, взмахивая руками, мужественно вздымая грудь и горделиво поднимая подбородок. Я на миг даже восхитился красотой его движений, но спохватившись, понял, что этот лысый бомжеватый Цискаридзе, пляшущий тут в своих лохмотьях, быстро привлечет внимание посторонних. И действительно, когда дядя Вова спустился с небес на землю и врезал бодрую чечётку, словно барабанщик, выбивая дробь своими резиновыми тапками, на нас стали поворачивать головы. Я схват
ил его за руку и потащил, еще пританцовывающего, в сторону метро.
– Так этот кубик… камень судьбы, скажем, – он что, по-вашему, волшебный какой-то? Людей в других людей превращает? – Никита вышел из-за стола и, сунув руки в карманы, стал медленно прохаживаться рядом с Алексеем.
– Нет, он никакой не волшебный. Это обычное стекло, я его разбивал несколько раз. Просто он, как бы сказать, из будущего, но только существует и там, и в нашем времени. Когда я привел дядю Вову тогда к себе домой, я выяснил, как это работает. Примерно.
– И что вам этот дядя рассказал?
Когда поднялись в квартиру, я усладил его за стол в кухне и сказал спокойно, как мог:
– Теперь по порядку – что это за херня?
– Я же сказал – камень, который изменяет судьбу. Навсегда. – Дядя Вова почесал свои лохматые усы. ¬– Когда он переходит от одного человека к другому, их жизни изменяются. Я был альпинистом, потом бродягой, теперь вот – стал танцовщиком. А ты?
– Я дизайнер… Был. А теперь, видимо, стану инженером. Слушай, дядя, а как его использовать, этот камень?
– Просто отдаешь человеку и все. И если оказывается, что ты с ним как-то связан, то и он, и ты начинаете жить по-другому.
– А… давай чаю выпьем, а дядя Вова? За встречу и за знакомство. Меня Лёша зовут, а тебя?
По лицу своего гостя я понял, что он действительно не может вспомнить своего имени. Он задумался и напряженно нахмурил брови. Это его замешательство сыграло мне на руку, и, делая вид, что иду ставить чайник, я, проходя мимо дяди Вовы скрытно опустил в карман его замызганного плаща этот долбаный «камень судьбы».


Спустя секунду дядя Вова встрепенулся, покрутил головой и ошеломленно посмотрел на меня:
– В-вы… ты… Ты что сделал, Алексей? Ты подбросил мне камень?! – С этими словами он спохватился, ощупал и осмотрел себя, будто опасаясь не обнаружить какой-то своей части. – Ты, негодяй, как можно!..
Я же вдруг ощутил прилив какого-то необъяснимого драйва, дерзости и развязно ответил:
– А что ты лицом щелкаешь, дядя? – и начал напевать, – Как на Киевском вокзале пролетал аэроплан, все ебальники подняли, а я спиздил… Стоп! Это и в самом деле работает?! Ты кто, дядя Вова? В смысле, кем ты стал?
Тот поднялся со стула и интеллигентно отряхнул свой драный плащ, будто халат лаборанта:
– Не могу быть полностью уверен, но, кажется, я понимаю физику. Видимо я – ученый?

Дядя Вова выглядел, как человек, которого выпустили из подземелья в цветущий сад – он осматривал все вокруг, и по лицу его было видно – все понимал, понимал и понимал.
Мне же было как-то не по себе. Внутри меня проснулась и клокотала энергия, природы которой я не осознавал, выхода для которой я пока не видел. Но я был увлечен другим:
– Так-так-так, ну-ка, учёный, рассказывай, что это за камушек!
– Я предполагаю, что сам по себе этот кубик из стекла не имеет никаких сверхъестественных качеств, это просто кусочек обычного плавленого кварца, если хотите. Но, учитывая мой опыт предыдущих переходов и особенности их состояний, это, скорее всего, стекло из будущего.
– Ну и что? Срал я на это будущее! – вырвалось неожиданно у меня, – я здесь при чем?
– А при том, что мы наблюдаем парадокс причинно-следственной реверсии, – многозначительно сказал дядя Вова, – каким-то образом в наше время попал предмет из будущего, и он вносит изменения в ход событий. Квантовые состояния бесконечного множества наших вселенных стремятся уравновесится, т.е. это стеклышко существует одновременно и там, и здесь, и одновременно не существует, да на его месте мог бы быть и любой другой предмет, скажем, кот…
– Слушай, профессор, а попроще нельзя?
– Попроще? Ну, предположим, если сейчас ты заваришь чай, то что мы будем пить в ближайшем будущем?
– Ну... чай, походу.
– А если предположить, что там, в будущем, мы сейчас пьем не чай, а кофе? Будет ли это означать, что и здесь, в настоящем тебе придется заварить кофе?
– Ну да…
– Так вот, Алексей, наших вселенных существует бесконечное множество, - в этой мы пьем чай, в другой – кофе, в третьей – компот. И если по какой-то причине в будущем мы начинаем пить компот, то квантовые состояния уравновешиваются, и эта причина проявляется здесь, и мы тоже начинаем пить компот. Этот кубик – из будущего, и для того, чтобы он оказался там в своем состоянии, с ним здесь, в нашем времени, должны произойти соответствующие последовательности событий.

– Постой-ка, доктор… Когда я отдал тебе кубик, это привело к тому, что в будущем ты стал ученым?
– Упрощенно – да. Из-за кубика мое квантовое состояние переместилось к той вселенной, в которой я в этот момент проживаю жизнь ученого. Проще говоря, Алексей, не мы сейчас влияем на наши судьбы, а наоборот. И где-то там, в будущем мы с вами, очевидно, встретились. И как только кто-то из нас меняет свою судьбу там, это приводит к изменениям и здесь. Если вы в будущем становитесь космонавтом, то вернувшись в прошлое, а для нас – это в наше время, вы заживете жизнью будущего космонавта.
– Так вот оно что… Этот кусок стекла, раз он из будущего, перенаправляет нас к разным судьбам?
– Да. И этих судеб, как и вселенных, бесконечное количество. И позволю себе напомнить, что среди них огромное число судеб трагичных. Как только мы делаем переход, т.е. передаем кубик друг другу, есть вероятность, что кто-то из нас просто исчезнет, потому что в будущем от него может быть только место на кладбище, с прошлогодней датой, например. Еще можно обнаружить себя начинающим наркоманом, алкоголиком, маньяком и так далее. И эта вероятность составляет порядка 50% Вы не находите, что совершать эти переходы слишком опасно?
– Ну да… Есть немного. А я что? Я куда перешел? Я кем стану, бля?! ¬– неожиданная вспышка злобы на себя, на дядю Вову, на весь мир захватила меня. В ярости я схватил табуретку и вышвырнул на наружу, разбив окно.
К моему удивлению, с улицы раздался одобрительный гул толпы, радостные крики и аплодисменты. Мы молча подошли к оконному проему и заглянули вниз.
Перед нашими глазами открылась картина какого-то непонятного сборища. Молодые люди в драных джинсах, кожаных куртках, все в заклепках и всяких металлических украшениях, и, как водится, с длинными немытыми волосами. Под окнами развернулся целый лагерь каких-то панков, они бренчали на гитарах, пили, курили и просто валялись в пыли.
Когда они увидели меня в оконном проеме, поднялся такой шум и свист, будто я был Папой Римским, вышедшим на балкон перед паствой.
Эта публика начала снимать штаны и показывать задницы, петь какой-то адский гимн с диким смехом и матом, и всячески выказывать свое уважение ко мне.
Дядя Вова, брезгливо смотревший на происходящее, заметил:
– Вы, вероятно, сделаете блестящую карьеру на музыкальном поприще. Смотрите, вашим именем все стены исписаны, – указывая на многочисленные надписи «Леша – хуй, Леша ¬– жив, Леша ¬– заебись».
– Что? Это моя судьба?! Я нормальным человеком хочу быть, а не… царем этих говнарей!!! – Я не мог поверить, что в какой-то жизни у меня мог быть настолько неформальный талант.
Я повернулся к дяде Вове и спокойно сказал:
– Дядя, верни камушек. По-хорошему.
Тот возмущенно заблестел своей старомодной лысиной и шагнул от меня в сторону прихожей.


Капитан Денисов нетерпеливо переуселся в кресле:
– Ну раз камень ты в руке сейчас держишь – значит, отдал он тебе его?
– Ты же видишь, что отдал – поднял на него взгляд Алексей, – сказал, что ему наука тоже не очень-то по душе.
– И какую судьбу ты после этого получил? ¬– спросил Никита
– Да вот эту и получил. Криминальным элементом стал. Ну, то есть стану. Чувствую, что законы все эти ваши мне побоку, и жить я буду по-своему. Только понимаю, что плохо это закончится, вот и пришел.
– А дядя Вова твой, с ним-то что?
– А он исчез. Когда я камень… то есть, когда он камень мне отдал – то просто рассеялся в воздухе. Видимо, там, в будущем уже не было его со мной.
Следователи задумчиво помолчали.
– Вот что, Алексей. История твоя, конечно, занятная. Мы разберемся, поможем. Давай сейчас в одно место подъедем, есть там у нас специалисты по таким вопросам. И стекло это, камень свой – при себе держи. – Никита едва заметно кивнул Денисову и тот тихо достал из стола и положил в карман пиджака газовый баллончик.


Выйдя на улицу, они втроем направились к парковке. Уже на подходе к автомобилю их стал обгонять человек в яркой альпинистской куртке, и, случайно задев плечо Денисова, выронил прямо под ноги Алексея перчатку. Алексей поднял ее и передал владельцу со словами «вы обронили».
Следователь Никита Ковальчук разблокировал двери своей «Ауди» и осмотрелся в поисках напарника – капитана Денисова. Тот, в свою очередь, смотрел на рядом стоящего парня, держащегося руками за голову, словно болельщик, в момент, когда мяч летит в сторону ворот на последних секундах. Человек в яркой куртке уходил в сторону подземного перехода и как-то растерянно озирался по сторонам, почесывая усы.
– Молодой человек, вам чего? – строго спросил у парня Денисов – Хотели обратиться?
– Не в этой жизни – улыбнувшись, ответил парень.

Это сообщение отредактировал Паласатое - 21.05.2021 - 20:22

Минувший год стал для меня непрекращающимся приключением.

Началось с потери пусть мизерного, но регулярного дохода.
Местная программа-телеутренник отказалась от пятиминутного сюжетика "Едим вкусное" со мной в качестве эксперта-гурмана.

В ней я беседовал с подставными диетологами и кулинарами, презентующими что-то невнятное для "полезного завтрака".
Их нелёгкая работа заключалась в открытии консервных банок или упаковок всевозможных сухих завтраков.
В худшем случае в сосредоточенном помешивании готовящегося блюда на холодной сковороде и произнесении скороговоркой бессмысленного рецепта.

Завершала сюжет дегустация этого снадобья под мои восторженные гримасы и почти неприличные причмокивания в процессе кулинарного экстаза.

Зрительский интерес данная тема не разжигала. Эпоха наивного зрителя миновала безвозвратно. Луковые головы давно освоили интернет.
Нас закрыли через три с половиной месяца моей тв-карьеры.

Что было делать, чтобы остаться на плаву кроме как экономно проедать заработанное?

Помощник школьного библиотекаря, рабочий сцены, сторож, помощник режиссёра в студенческом театре – временные подработки в период учёбы.
Солидная почти четырёхмесячная работа ведущим сюжета «едим …» - весь мой послужной список.
Вакансий по этим профессиям не нашлось.
Санаториям и отелям зимой никто не требовался, а на сезон рабочие места давно раскуплены, в отличие от путёвок.
ЖКХ не устроило моё филологическое образование.Специалист по персоналу наверное испугалась возможного конкурента.
А по специальности филолуха меня не взяли ввиду отсутствия необходимого стажа в профессии.

К лету я совсем оголодал и не мог оплачивать съёмную халупу.Пришлось, распродав движимое имущество, съехать и поселиться в автомобиле.

Топливо добывалось бесплатно у беспечных фуроводов.
С парковками пока везло, главное не задерживаться надолго в одном месте.
Гигиенические процедуры тоже не проблема. Гипермаркеты оснащены тёплыми туалетами и раковинами с водой необходимой температуры, дозаторами с жидким мылом, с помощью которого можно освежить растительность.
Чистое бельё и носки я регулярно добывал там же, переодеваясь в примерочных кабинах сетевых масс-маркетов, грязное дисциплинированно сбрасывал в мусорный контейнер для тряпья.
Питался просрочкой, в благотворительные столовки не совался.
Иногда в память последнего места работы, занимался дегустацией неоплаченных продуктов в магазине, аккуратно избегая камер и живого персонала, а особенно таился от завистливых покупателей.

Интрижки изредка случались с пожившими барыньками, забредшими в своих поисках в бар-рюмочную испить чаю покрепче и хлебнуть романтики.
Завёл таким образом несколько полезных знакомств. Поэтому иногда был аккуратно брит-стрижен, обеспечен овощными консервами и слезливыми ласками, льготной страховкой на все случаи жизни и множеством поводов для самоиронии.
А однажды разжился десятилитровой канистрой фруктового самогона, настоянного на воспоминаниях о студенческих буднях и афродизиаках.

Разовые подработки случались нечасто.
Найденный гаманок подгулявшего лавочника удалось вернуть за приличное вознаграждение. Там, видите ли,хранилась пара милых его сердцу пустячков – девичья заколочка и записочка. И трогательная визиточка «прошу вернуть хозяину».

Велосипед бывших соседей по тамбуру я увёл целенаправленно. Через месяц бездомно-бездумного существования. Заслужили, куркули цикавые.
Сложностей не возникло. В подъезд попал без проблем. В камеру и дверной глазок я метко тюкнул из водомёта липкой краской сквозь ажурное окошко тамбурной двери. Дверь в отсек не забыла прежний код и открылась бесшумно. Хламу там прибавилось – саночки, баночки, мешочки, ящики и сундуки, поддоны.
И надменно висящий на кронштейне под потолком возле моей бывшей двери спортивный велик. Сверкающий хромом и белой краской. Он согласился уйти со мной без малейшего сопротивления.

Никого не встретив ни в подъезде, ни во дворе, я и мой новый велик сделали круг почёта по окрестностям, заставленным на ночь под завязку индивидуальным легковым и мелкогрузовым транспортом.

Покупателей я нашёл заранее в гаражах, пару дней до угона велика присматривая там молчаливых работящих подростков, проводящих в гаражной мастерской свой досуг и ремонтирующих для продажи безнадёжные авто.
Им и сдал украденное.
Без лишних формальностей мы заключили обоюдовыгодную сделку и распрощались навсегда в связи с отсутствием нужных им предметов у ненужных мне знакомых.

Пара попыток заработать благородным физическим трудом, а конкретно грузчиком и сборщиком мебели, измучила мой организм до изнеможения и лишила дух оптимизма примерно на неделю.
Покиснув эту неделю на пляже, я смог устроиться официантом-уборщиком в летнее кафе. Изгнан был после санитарной инспекции из-за отсутствия медицинской справки. Оказывается, в сезон справка стоит ого-го!
Попытался устроиться в колл-центр платной клиники, чтобы заработать на справку и вернуться отъедаться перед зимней спячкой в вожделенное кафе.
Но не прошёл в клинику по гендерно-возрастному цензу.

Оставалось промышлять находками.
Вторчермет не высылал доставку и не принимал рельсы и чугунные скамьи, в избытке наставленные даже во дворах.
Ювелирный ломбард большинство предлагаемого отвергал как бессмысленную бижутерию. Янтарь на черноморском побережье не теряли в промышленных количествах…

С питанием в середине лета полегчало. Ранние персики, инжир, зелень, алыча.
Всё съедалось, что плохо охранялось.
Гуси бродили в окрестностях дружными стадами, отбивались грамотно и громко. Да и куда мне целый гусь в жару.
Курочек-несушек всё-таки охраняли.
А вот морские деликатесы вполне доступны и легко готовятся.
Мангальщики неплохие ребята, иногда щедрые. Помочь им в ответ на угощение – плёвое дело.

Легко вообразить, как я усох и загорел. Волосы выгорели, кожа на носу и плечах наконец огрубела и перестала постоянно шелушиться.

Я научился плести панамы из соломки. Неожиданно на них пошёл спрос среди молочно-белых курортниц.

Вечерами я мог иногда позволить себе посидеть на открытой террасе прибрежного кафе с бокалом лёгкого вина. Трофейная фляжка с самогоном оттопыривала задний карман шорт. Но больше так, для антуража.

Однажды на неё (или на меня?) клюнула очень красивая и странная девушка.
Она резко плюхнулась в плетёное кресло рядом и уставилась на меня тёмными глазами, несколько минут молчала, потом кивнула, улыбнулась и попросила угостить её из фляжки.
Я пожал плечами.
Тогда она гибко потянулась и легко коснувшись вмиг покрывшейся мурашками спины, скользнула рукой вниз, ловко выхватила фляжку и непринуждённо подала её мне.
Невесть откуда появился чистый разовый стаканчик.
Я угостил странную соседку.
Вскоре мы бродили по набережной, в основном молча.
Но иногда я пытался вести лёгкую беседу, про себя чертыхаясь «на кой мне это нужно».
А распрощаться не хватало решимости.
Прошло не меньше часа, мы присели на скамью лицом к морю.
-Хорошо, когда хобби и профессия совпадают. Под профессией я подразумеваю способ обеспечить себе хлеб насущный и прочие жизненные необходимости.

Определённо, при свободе выбора и благоприятном стечении обстоятельств человек нащупывает свою колею и бежит по ней вприпрыжку. К успеху, счастью, богатству, долгой жизни, или героической гибели и бессмертию в легендах...

Оставим примитивные крайности типа любишь плакать - идёшь в овощной цех чистить лук, обожаешь чинить расправу - работаешь в убойном цехе мясокомбината.
Жизнь без сладостей не мила - трудишься кондитером или фасуешь в подсобке гипермаркета конфеты по кулёчкам.

В реальности всё чуток сложнее.

Любитель причинять боль - идёт в медицину оперировать или ставить уколы, а желание гадить исподтишка гонит субъекта туда же, в медицину, отнимать у хроника надежду на исцеление одной таблеточкой "от всего".
Не дают покоя чужие тайны - становишься археологом или криминалистом...


- Так вы криминалист? - натурально удивившись, перебила меня не слишком натуральная блондинка.
Алкоголь, затуманивший ей разум, плеснулся из глаз слезами восхищения.
- Ой, я про вас плохо подумала, извините!


- И что же вы, прекрасная незнакомка, могли вообразить обо мне? - продолжил я ненужную беседу, механически подливая из серебряной фляжки «ром» в её бумажный стаканчик.


- Что вы старый козёл! - расхохоталась деваха, приятно колыхая бюстом. - А вы фило-о-соф.


- Одно другому не мешает, - дурашливо-смущённо улыбнулся ей в ответ. - Прощайте, милая девушка. Не засиживайтесь долго, на набережной становится прохладно.

Я ушёл в закат, не оглянувшись.


- Не боись, не засижусь! –уязвлённо выкрикнула вслед пьяненькая красотка и торопливо побежала куда-то.
Зигзагами, судя по беспорядочному цокоту каблуков.

Как оказалось, не зря бежала, а вот в скорости проиграла.
Я всё-таки оглянулся. Мой спурт спас нам жизнь.
Не понимаю как, но успел подхватить дурёху, яркой рыбкой скользнувшую вниз головой с парапета на торчащую далеко внизу скалу, за каблук её дурацкой обувки.
Нет, всё-таки замечательной туфельки, потому что ремешки её надёжно обхватили изящную стопу и не лопнули сразу, позволив мгновенно перехватить другой рукой за голень, удержать, вывихнув при этом ей стопу, спасти своё безумное счастье, свой источник жизни и вдохновения, остановить смертельный полёт.


Ага. Так высокопарно я и подумал, когда увозил её из травмпункта.На травмированную ногу наложили лангету. Врачи дали рекомендации. Перелома нет, повреждены связки, вывих вправлен.
Ходить будет. Танцевать – возможно.
Мира балерина. Классический балет мечта её детства. Много занималась. Солисткой не стала, данные подвели. Что делать, если мечта жизни не сбывается?
Решилась подвести черту. Сегодня. Поставила на меня. Удержу или отпущу.
Говорю же – безумное моё счастье, глаз да глаз за ним!


Туфельки – та, первая,с прочными ремешками, и вторая, гипсовая- наша семейная реликвия. Да и ещё милых пустячков немало набралось.
Я будущий сценарист, в миру редактор местных утренних новостей. Мира нашла себя в детях. Пока в чужих.
Она преподаёт в балетной школе.
Просила меня написать либретто для будущей постановки «Золотой ключик».Сроки поджимают.
Сегодня выходной, еле заставил себя приступить к работе и для начала напечатал чушь:
«Утренние новости местного тv начались празднично. Оператор смаковал эффектный ракурс.
Репортёр восторженно излагал версии случившегося. Девица изломанной кучкой лежала на клумбе…»

Ах, заслуженный шутливый подзатыльник и поцелуй от любимой.
Настроился сочинять. Работаю…

Это сообщение отредактировал Паласатое - 22.05.2021 - 05:51

Когда-то это был богатый особняк в пригороде, а сейчас в гостиной во французском стиле стояли грубо сколоченные столы и лавки, заполненные посетителями, между которыми сновала рыжая девчонка с двумя косичками, дочь хозяйки. Сама хозяйка, голоплечая, раскрасневшаяся от жара, суетилась у раскалённой плиты, переставляя кастрюли с варевом на треснувшую полку мраморного камина.

Сюда стекались выжившие со всего города, и обычно здесь царили уныние и скорбь, каждый из них потерял близких, но сегодня было неожиданно шумно.
Влада – по вечерам, после обхода домов, она заходила сюда за едой – с досадой поморщилась под маской. Хорошо, что люди постепенно приходят в себя, но карантин никто не отменял. Дело может закончиться плохо, если на шум явится Командор. По-хорошему, она должна была всех разогнать, но рука не поднималась.

Влада поймала взгляд хозяйки, кивнула и, стараясь оставаться незамеченной, скользнула вдоль стены в дальний угол комнаты. Здесь, между выцветшей «Дамой с зонтом» на стене и дверью в сад с разбитыми стёклами, заложенными старыми одеялами, стояло одинокое продавленное кресло. Она села и осмотрелась.
Теперь ей стала понятна причина веселья – на столах тут и там стояли бутылки с самогоном. Кто-то отчаянный решил расщедриться.
В центре зала нестройно затянули песню, что-то про капли дождя и мокрый асфальт, блондинка в грязно-красном платье взвизгнула и пьяно отшатнулась от небритого, тощего мужчины в обвисшей футболке.

Рыжеволосая девочка вынырнула из толпы и подбежала к Владе, в руках у неё была большая холщовая сумка.
–Вот, мама собрала вам еду. Суп и морковные котлеты, – она опустила сумку, внутри что-то звякнуло.
– Спасибо, золотко! – Влада погладила девочку по голове. –Как ты себя чувствуешь?
– Хорошо! – девочка улыбнулась и поспешила скрыться в толпе.

Влада решилась – пора было уходить и вертеп надо было разгонять – поправила черную кожаную маску на лице и встала.

– Граждане города, вам пора расходиться! – люди начали оборачиваться на неё и недовольно ворчать.
– Да пошла ты! – выкрикнули из толпы.

Влада высмотрела крикнувшего, это был старый Захар, примирительно подняла вверх правую руку, затянутую в перчатку, невзначай откинув при этом полу плаща, под которой серебрился шокер.

– Захар, ты меня знаешь, я лечила твоих детей.
– Да, и они умерли!
– Да, но я сделала все, что могла. И ты знаешь, что твои интересы, это мои
интересы. Но правила есть правила, а за нарушением следует наказание.
Расходитесь! Пока…

Но было поздно. Садовая дверь распахнулась, полетели по полу прошлогодние листья, и в зал вошёл Командор.
Двухметровый андроид, переливающийся как ртуть. Металлические отростки на его голове, напоминающие когти гигантской птицы, двигались, считывая информацию. Лицо, вылепленное когда-то по человеческим лекалам (только глаза неизвестный скульптор словно смазал широком стеком), было бесстрастным.

– Согласно циркуляру, массовые собрания во время карантина запрещены! Всем немедленно разойтись! – понёсся над людьми приятный баритон, исходящий из недвижимых губ.

–Да чтоб ты сдох! – старый Захар вдруг бросился к андроиду, но полетел на пол – Влада удачно подсекла его загнутым концом своей трости.
Раздался тревожный гул сирены, и Командор медленно пошёл на толпу. Задние ряды начали рассасываться, напуганные люди потянулись к выходу.
Влада шла за хозяином города, внимательно вглядываясь в лица.

Когда они проходили мимо столов со следами выпивки, со скамьи справа поднялся человек. Влада его не знала. Тёмные глаза на изможденном сером лице горели такой ненавистью, что она невольно положила руку на шокер.

– Жить не даёте, так хоть умереть дайте по-человечески! – прохрипел он и кинулся на Командора. Лезвие ножа мелькнуло в воздухе и вошло точно между пластинами металлического панциря. Запахло озоном. В следующее мгновение узкий луч вылетел из пальца машины и пробил аккуратную дыру между глазами незнакомца.

Влада смотрела на сползающее тело, судорожно вскинутые руки, тонкий ручеёк крови на полу, и, поднимая шокер и нажимая на кнопку, думала: "Господи, а ведь неплохо всё начиналось."

***

Это было хорошее назначение. Предыдущий доктор умер, когда город уже прошёл пик третьей чумной волны. И с месяц назад Влада с помощником прибыли к его границам.
Славку, молодого и голодного, она подобрала в питерских трущобах. Его выгнали из Храма, а ей нужен был сотрудник.

–И на кой черт мы в эту глушь заявились? – спросил Славка потягиваясь.
За десять часов в разваливающемся шарабане у него изрядно затекло всё. Извозчик помог им вытащить чемоданы, отвязал велосипеды и поехал прочь, сердито понукая унылую лошадь.
– Работать, Слав. Людей лечить, – Влада огляделась.

Покосившийся дом рядом с дорогой – её главным условием было жилье за чертой города с баней. Бетонные кубы блокпоста метрах в ста в сторону города с протянутой между ними световой сеткой.
Пройти в город можно было только здесь, остальной периметр был перекрыт силовым полем. Город был на карантине.

–Можно подумать, нам есть чем.
Влада пожала плечами. Антибиотики перестали работать еще в прошлом столетии, масса людей умерла во время первых двух волн, карантинная система отжирала у городов почти всю энергию, промышленность остановилась. Что уж говорить о науке. Так что лечить, действительно, было нечем.

– А это что?
Влада проследила за его взглядом.
За низкими крышами пригорода просматривались оплывшие остовы обгоревших многоэтажек.

– Чистильщики поработали. В первую волну эти многоэтажки выгорали первыми, людей много, места мало. Сейчас хоть хоронить успевают, а тогда трупы лежали вповалку в каждой квартире. Врачи искали выживших, а на трупы ставили маячки. Потом по этим маякам шли чистильщики и сжигали тела. Видел чистильщиков?
– Симпатичные псинки, – Славка ухмыльнулся, водрузил её саквояж на багажник велосипеда и пошёл к дому. Влада двинулась за ним.

Дом встретил их сумраком и запахом старого дерева. Русская печь, две комнаты, круглый стол, пара стульев. И одна широкая кровать.

– Поленница во дворе, колодец должен быть за баней. Арбайтен, труд из человека обезьяну сделал.
Влада подвинула ему два эмалированных ведра, стоящих у порога.
– Угу, или наоборот, – Славка подхватил вёдра и вышел.

В доме было чисто, город их ждал, но они всё равно промыли полы и стены с мылом. Влада нашла отглаженное постельное и мысленно поблагодарила хозяйку.

– А где я спать буду? – Славка сверкнул улыбкой, держась за натруженную с непривычки поясницу.
Лохматый, худой, немного загоревший на весеннем солнце, он смотрел искоса и хитро.
–На полу, охальник! Ишь, чё удумал, – Влада изобразила старушечий говор и рассмеялась. – Утром на обход выходить, а мы ещё чемоданы не разобрали.

Рыжеволосая девочка на велосипеде привезла из города еду, и по дому поплыл аромат свежих булок и кофе. От печи славно веяло теплом.
Славка зажёг свечи и устроился на полу, разбирая вещи.
–И всё это добро мне завтра за тобой таскать? – Спросил он, вытаскивая из саквояжа железный прут с круглой нашлепкой на конце. –Что это?

Влада забрала у него прут, подошла к печи и сунула его в топку с ещё краснеющими углями.
– Ногу давай!
– Зачем? – Славка поджал ноги под себя.
– Для демонстрации рабочего инструмента.

Она нахмурилась и вытащила прут с раскалившимся докрасна наконечником.
– Неа, мы так не договаривались, – Славка подобрался и откатился куда подальше.

Влада расхохоталась.
– Да шучу я! Слава богу, самогон народ ещё гнать не разучился, так что есть чем язвы прижигать и без прекрасного аромата палёного мяса.
– А нафиг ты тогда его с собой таскаешь?
– Самогон, конечно, есть, но не всегда, – протянула она, задумчиво глядя на остывающий кончик прута.
– А это что? – Славка вытянул из саквояжа толстую книгу и прочитал, – Оноре де Бальзак. Светило медицины?
– Ага, рой глубже, там ещё Пушкин есть, тоже светило.

Из Бальзака выпала закладка – запаянный в пластик красный квадрат.
Влада подошла к парню, забрала квадрат и повертела его в руках.
– А вот это как раз и есть маяк. Для чистильщиков, – пояснила она, и, глядя Славке прямо в глаза, добавила, – Пошли спать, котик. И я расскажу тебе кое-что про Оноре де Бальзака.

***

«Неплохо... Начиналось,» – думала Влада, переводя взгляд с замершего на полу андроида на людей. В их глазах читалась настороженность и страх. И опасность. Мало кто понял, что это удар шокера в её руке свалил Командора, а не нож в его грудине.

Захар, в заляпанной кровью из разбитого носа рубашке, прохрипел:
– Что, своих позовёшь, докторица? – и двинулся к Владе.
Толпа потянулась за ним.
Она сделала шаг назад, вздёрнув руку с шокером. Толпа заволновалась, кто-то в задних рядах крикнул «Убить гадину!». И тогда Влада рванула с головы маску, поднимая руки вверх.

Перед толпой предстала женщина среднего возраста с коротким ёршиком начинающих седеть волос. Тонкий нос с горбинкой, запавшие глаза на осунувшемся от усталости лице.
– Я такая же как вы! – закричала она.– Я только пытаюсь спасти этот город!
Люди растерянно зашумели.
– Я его вырубила, но это ненадолго. Командор придёт в себя и вызовет чистильщиков. Мятеж во время карантина карается смертью!
– И что делать? – растерянно послышалось из толпы.
– Рубить! – люди расступились, и Влада увидела за их спинами Славку с топором в руке.
Обычно он ждал её снаружи.

Славка подошёл к лежащей на полу куче металла, размахнулся и опустил топор на шею Командора. Треснул гранит плитки, отлетело каменное крошево, но металл только сплющился. Ноги андроида задвигались,он пытался встать.
– Дай-ка!– Захар отобрал топор, примерился, крякнул и жахнул по вмятине. Раздался скрежет металла о металл, потом что-то лопнуло и голова андроида отлетела к ногам Влады. Из неё торчали разноцветные провода и толстая пластиковая трубка, из которой медленными толчками вытекала вязкая зеленоватая жидкость.

– Всё, никого он больше не вызовет, – Захар бросил топор на замершее тело Командора.
– Сигнал мог уйти на спутник, – Влада присела, вглядываясь в безглазое лицо. – Система разрушается, но медленно. Может, пришлют запасного, а, может, и нет. Их мало осталось. Через день-два узнаем.

Она встала, собираясь с мыслями.
– Так. Человека надо похоронить, железяку на помойку, а город отключить.
– Это как, отключить?
– Рубильником, как. Энергия на поддержание карантина идёт из города, значит где-то можно нажать на кнопку. Или перерубить провод. А у мэра должны быть схемы города.
– Но стена защищает нас от пришлых. И от микробов, – раздался неуверенный голос из толпы.
– От микробов вас никакая стена не спасёт. С пришлыми можно разобраться. А чистильщики тут камня на камне не оставят.
– А если мы этот рубильник того, они точно не придут? Какие гарантии? – вступил в диалог Захар.
– Гарантий вообще никаких нет, ни от чего. Но, может, потеряют, может, заблудятся. Хоть какой-то шанс. Решать вам.

Влада кивнула Славке на холщовую сумку в углу и пошла к выходу. Народ перед ней медленно расступился.

***

На город уже опустилась ночь. Они ехали на велосипедах домой, воздух пах молодым разнотравьем, и ветер приятно холодил кожу, уставшую от маски.

– Ты чего за топор-то схватился?– спросила Влада у Славки, объезжая очередную яму, резко очерченную лунным светом.
– Ну, они зашумели.Я подумал, тебе нужна подмога.

Влада мельком глянула на своего спутника, лицо его в призрачном мареве казалось безмятежным.
–Джек-потрошитель прям.
– Кто?
– Потом как-нибудь расскажу. На ночь глядя.
Несколько минут они ехали в тишине, нарушаемой только шорохом шин. Вдруг Славка остановился. Влада подъехала и вопросительно посмотрела на него. Он поднял указательный палец к губам –откуда-то раздавался тихий то ли плач, то ли стон.
Славка указал на дом, мимо которого они проезжали.

Сегодня, вернее уже вчера, они там были. Осматривали молодую женщину с ребёнком. У женщины пальпировались припухшие лимфоузлы, ребенок, мальчик лет полутора-двух, выглядел здоровым. На вопрос о родственниках женщина лишь с горечью мотнула головой.

Влада бросила велосипед на дорогу, жестом показала Славке, чтобы он остался на месте, натянула на лицо маску и пошла к дому.
Было не заперто, деревянная дверь тихо скрипнула, и Влада шагнула в темноту, по памяти отыскивая ступени, ведущие в избу.

Мертвенный свет из окна словно стекал с бока большой печи в лунный поток на полу, в центре которого лежала женщина. Рядом с ней сидел ребенок и обессиленно скулил.

Влада заговорила. Ласково, успокаивающе.
– Тише, малыш, тише, не бойся. Я врач, я осмотрю твою маму. Может, мы еще сможем ей помочь.
Она медленно подошла и опустилась на колени. Мальчик замолк, вжался спиной в печку и замер. Влада видела, как сильно он дрожит.
– Всё будет хорошо, маленький, всё как-нибудь, да будет хорошо.

Влада прикоснулась к шее женщины, щупая пульс на сонной артерии, но тело было холодным, и, судя по начавшемуся окоченению, смерть наступила больше двух часов назад. Чума убивала быстро.
Она встала, вытащила фляжку с самогоном, смочила салфетку, протёрла перчатки. Сделала несколько глотков. Огнём ошпарило глотку. Ребенок зажмурился, повернулся к ней спиной и громко заплакал. Влада думала.
Она давно разучилась сочувствовать чужому горю. Слишком много боли и смерти проходило сквозь неё день за днём. И если бы она каждый раз пускала их внутрь, то давно уже повесилась бы.

Ребёнок при таком близком и долгом контакте был инфицирован. Значит, к полудню он умрёт. Одним ребёнком больше, одним меньше. Эпидемия в городе шла на спад, но человек по пять в день еще забирала. И мальчик просто будет очередной цифрой статистики за день.

Ребенок плакал. Безнадёжно, монотонно. Спрятался куда-то глубоко, в свой скорбный мир. Влада смотрела на его мерно вздрагивающую спину.
«Побольше поплачет, поменьше пописает», –некстати вспомнились ей слова матери из её собственного безрадостного детства.
Через пару часов он упадёт без сил, а потом болезнь быстро его доконает. И малыш отправится с мамой за руку на обетованные небеса, если эти самые небеса существуют, в чем Влада сильно сомневалась.
Неожиданно для себя самой она вдруг сделала шаг и подхватила малыша на руки.

«Что ты делаешь?» – метнулась в голове паника, – «Маска не спасёт при таком близком контакте.»
Ответ в её голове тоже был, она это чувствовала. Просто иногда человек делает, что должен. Не оформляя это в логичные рассуждения. Если, конечно, хочет оставаться человеком.

Мальчик припал к её плечу, отвернувшись от страшной маски и всё так же продолжая плакать. Его дрожь теперь отдавалась вибрацией в её теле. Влада успокаивающе гладила его по спине и что-то шептала.

Медленно, чтобы не оступиться, она вышла из дома с ребенком на руках. Славка бросился к ним, но Влада громко велела ему остановиться и отойти на десять шагов. Мальчик от неожиданности замолчал.
– Ты поедешь впереди. Когда доедешь до дома, выложишь часть еды, заберёшь одеяло и уйдёшь спать в баню. Мальчик инфицирован, его мать мертва, – её тон не предполагал возражений.
– Давай постучим соседям. Или увезём его той хозяйке, во французский дом. Она уже переболела, у неё иммунитет, – голос Славки звучал просительно.
– От французов к утру чистильщики могут и углей не оставить. А соседи не откроют, Слав. Да и какие тут соседи, половина домов пустые, а другие баррикадируются так, что не прорвёшься. Люди боятся.
– А мы, значит, не боимся, да?

Влада пожала плечами. Малыш засопел, похоже, уснул.
– Ты же врач, если ты умрёшь, кто им поможет?
– Другого пришлют.
– Как?!Если они город отключат, без связи, без Командора.
–Да толку-то с нас, Слав? И всё уже сделано, какой смысл обсуждать?
–На хрена, Влада?! Он всё равно умрёт к утру!
–А вдруг у него иммунитет выработается.
– А у тебя? Иммунитет, дай бог, у одного из десяти.
–А, может, он и есть тот, десятый. Может, он вырастет, изобретёт лекарство и всех спасет. Неисповедимы пути. Едь давай!

Славка неохотно тронул педали и поехал, постепенно наращивая скорость.
Влада с трудом, одной рукой, подняла велосипед, устроилась, удерживая ребенка на колене, запахнула и закрепила вокруг него тяжелый кожаный плащ и медленно поехала вслед за Славкой, осторожно объезжая ямы и кочки.
Световой сетки на блокпосте не было. Жители все-таки смогли отключить питание. У города появился шанс.

***

Рассвет Влада проспала. Полночи она провозилась с ребёнком, уложила его в кровать, сама легла на полу, долго ворочалась, до синяков на рёбрах. Плюнула и легла рядом с мальчиком. Смысла беречь своё здоровье уже не было, помирать, так с удобствами. Потом лежала, слушая детское сбивчивое дыхание, перебирая свою жизнь.

Что она в ней видела? Детство в трущобах, вечно злую, рано ушедшую мать, строгих храмовых настоятелей, обучающих её нехитрому мастерству чумного лекаря – режь, прижигай, беги. Да не забудь обработать одежду, каждый день мойся и жуй чеснок. Потом ей выдали мешок с травами для маски и отправили служить в карантинную систему. И начались её странствия по городам и весям. Гной, боль, смерть.

Мир прошел уже через две чумные волны и выживал лишь один из десяти, тут Славка был прав.
Правительство сгинуло ещё в первой волне,оставив населению в наследство автоматизированную карантинную систему, на содержание которой уходили все крохи энергии, которые еще удавалось выработать. Но сейчас и она разрушалась. Города исчезали с электронных карт один за другим. Официально считалось, что из-за аварий в энергосистемах, которые давно уже некому было обслуживать, но кто знает, может, города просто хотели выйти из-под неусыпного контроля.

Наконец, она забылась тревожным сном и проснулась, когда солнечный свет уже вовсю лился в окна.
Ощупала лимфоузлы, потрогала лоб – пока она была в норме. Мальчик все также спал, разметавшись в испарине по кровати. Лоб у него было мокрый и холодный.

Услышав осторожный стук по стеклу, Влада встала и подошла к окну. Это был Славка.
Увидев её, он улыбнулся и помахал рукой. Потом улыбку на его лице сменила тревога, и он принялся указывать ей куда-то вдоль дороги. Влада быстро оделась и вышла на улицу. Славка уже стоял на дороге, и жестами подзывал её к себе. Влада крикнула ему, чтобы отошёл подальше, подошла к обочине и всмотрелась в даль, прикрывая глаза от слепящего солнца.

Минутах в десяти ходьбы, в облачке пыли блестели металлом три фигуры. Она сразу узнала Командора и двух ковыляющих по его бокам чистильщиков, и, не раздумывая, метнулась в дом. Славка кричал что-то ей вслед.
Еще вчера, стоя над грудой обезглавленного металлолома, она знала, что будет делать в этой ситуации.

Минуты через три Влада вернулась. Уже в полной экипировке: в длинном кожаном плаще с красным крестом,горбоносой маске и широкополой шляпе.
Она была членом системы и должна была доложить новому хозяину обстановку в городе.
Железная фигура с двумя рыскающими по сторонам и лязгающими собаками приближалась к ней тяжелой поступью.

«Каким он здесь представлен исполином! – вспомнилось Владе,– Какие плечи! что за Геркулес!... О, тяжело пожатье каменной его десницы…»
Она уже видела бесстрастное лицо Командора. Могла разглядеть острые морды псин и раструбы огнемётов у них под брюхом.

Они сошлись на середине дороги и замерли друг напротив друга. Маленькая женщина в длинном плаще и двухметровый исполин. С минуту о чем-то говорили, но Славка, наблюдающий за ними из канавы, куда он скатился по её приказу, не смог разобрать ни слова. Неожиданно женщина кинулась к Командору, словно хотела обнять, прильнула к железной груди, крепко обхватив его руками, и тут на землю сошёл огненный шторм, погребая под собой и металл, и плоть.

***

Отец говорит, что я не могу этого помнить. Что я был слишком мал, что это невозможно. Но я помню!
Всю остальную историю я знаю с его слов, но эту картину – женщину, обнимающую в пламени металлического монстра – я видел!
Наверно, я проснулся, испугался и выбежал из дома на улицу. Может, меня разбудил щелчок открываемого саквояжа, из которого Влада достала маячок.

В общем-то это вся история. Про женщину, которая спасла город, спасла меня, а, может, и все человечество.
Она закрепила маяк на себе и, когда ей не удалось договориться с Командором, активировала его и бросилась в железные объятия. Остальное сделали чистильщики. Их алгоритм сработал на активный маяк, а температуры их горючей смеси хватило, чтобы расплавить хозяина.
Их так запрограммировали – ловишь сигнал маяка и направляешь туда струю пламени, без сомнений и промедления.

Без хозяина они потеряли цель, никто не отдавал им команды, и чистильщики развернулись и ушли туда, откуда пришли. Им нечего было делать в обесточенном городе.
И, видимо, у системы все же кончились ресурсы, потому что больше к нам никто не приходил.
В памяти города эта история жила недолго, да многие и не поверили Славке, решили, что чумной врач предпочёл уйти из мятежного города.

Но я знаю, что это правда, я видел это пламя!

Чумные волны приходили ещё, но постепенно выживших становилось больше, в основном это были дети.
Отец, так я называю Славу, отправил меня учиться в Питер, в университет. И Влада оказалась права. Нет, я не стал великим гением, открывшим всемогущее лекарство, но я вошёл в группу, работающую над его созданием.
И у нас получилось! Человечество снова победило чуму.
Мы выжили!
От системы к тому времени уже ничего не осталось, разве что бездушные фигуры роботов в музейных залах. Без её нагрузки и контроля нам удалось восстановить энергетику. Запускаются потихоньку заводы, и на дорогах уже появились новые автомобили. И эти строки я пишу при свете электрической лампы, а не свечи.
Цивилизация восстанавливается.

А на память о Владе у меня остался томик Пушкина.

Это сообщение отредактировал Паласатое - 22.05.2021 - 06:16

Вся деревня уже спала, когда поднялся прилив. Бесшумно, как вор, он пробрался от прибрежных камней до крыш домов, выталкивая из себя на поджаренную тропическим солнцем солому мёртвых креветок и морских ежей. Шорох волн, похожий на нашёптывания, заставил Флору открыть глаза и прислушаться. Вода не отступала, всё громче и настойчивей толкаясь в стены дома.
Девочка поднялась с кровати и медленно подошла к окну. Снаружи стекла неспешно плескался океан. В синей толще, вздрагивая и меняя форму от каждого вздоха воды, кружились, переливались золотом, косяки макрели. Флора подняла глаза и увидела, что на небе, вместо привычной Луны, висит красный горящий шар. Словно заметив обращённый на него взгляд, он вздрогнул и быстро полетел к поверхности океана. Плавно войдя в толщу воды, шар врезался в застывшую в форме оливковой черепахи стайку рыб. Атакованный, косяк разлетелся в разные стороны, но тут же собрался вновь, приняв очертания большой лодки, с красным мерцающим маячком на мачте. Стремительно разогнавшись, живое судёнышко помчалась вперед и с грохотом врезалось в окно. От удара стекло треснуло и посыпалось на пол множеством мелких осколков. Девочка вскрикнула и отскочила от окна: в комнату, поблёскивая чешуей, вплыл большой голубой марлин.

Флора очнулась. Перед её кроватью стояла мать.
- Ты кричала во сне. Ты мало молишься, Флора.
Женщина резко стянула с дочери влажную от жары простынь и взяла за руку:
- Пойдём.

y nos proteges del mal,
te pedimos que intercedaspor
todos aquellos que visitan esta
Capilla,una dedicada a TI.

Флора шептала слова молитвы, изредка поглядывая на сидящую рядом мать. С тех пор как стало ясно, что океан не вернет и щепки от лодки отца, женщина не выказывала никаких признаков горя. Она так же работала, ела и крепко спала по ночам. Только глаза, прежде ласковые и заботливые, теперь смотрели равнодушно.

Madre de Dios y madre nuestra,despierta
en nuestros corazonestan sin vida y frío
como Tepeyac,amor a Dios y a nuestros hermanos.

Закончив молитву, мать поднялась, нервно поправила платье, спадающее с тонких плеч и пошла в свою комнату.
- Иди к донне Летисии чистить рыбу.- не оборачиваясь, сказала она и захлопнула за собой дверь.

На улице никого не было. Все собрались у океана и издали напоминали галдящих чаек. Подойдя ближе, Флора увидела, что весь берег усыпан обломками. Возбуждённо переговариваясь, мужчины перебирали принесенные водой доски и мусор. Из их разговора стало понятно, что незадолго до полуночи у южных скал поднялся шторм. Меньше, чем за час, гигантские волны разобрали до основания старый заброшенный маяк, а затем направились сюда, смыв по пути одно из селений.
С интересом рассматривая обломки, мужчины пытались определить откуда принесло вырванные непогодой двери и в каком из селений дома строят не из камня, а из красного кирпича. Стали вспоминать про маяк, у которого начался шторм. Одни утверждали, что назывался он Саргассовым, в честь саргассовых водорослей, другие называли Небесным из-за морских звёзд, толстым слоем покрывающих берег у маяка.

- Диабло ди сьерра. Он назывался Диабло ди сьерра.
Неожиданно для себя сказала Флора и тут же замолчала. Она вдруг почувствовала, что ненароком выболтала тайну, доверенную ей одной. Девочка с беспокойством взглянула на мужчин, и облегчённо вздохнула, убедившись, что те, в пылу разгоревшегося спора, её не услышали.
Маяк смерти, Могила рыбака, Гиблое место... Они продолжали увлечённо выкрикивать версии, а Флора со всех ног бросилась прочь, повторяя в голове "Диабло ди сьерра..."


Спустя полчаса Флора прошла сквозь длинную, выложенную разноцветной мозаикой арку и оказалось во внутреннем дворе заброшенного дома. Стены гасиенды были черны как уголь. За сто лет, прошедших со времени пожара, тёмный налет настолько въелся в известку, что отмыть его было не под силу даже тропическим ливням. С большим успехом они стирали нарисованные на стенах кораблики. Их были сотни... Большие и совсем крохотные, размером чуть крупнее раков-отшельников, снующих туда-сюда по пустым коридорам гасиенды.

Флоре нравилось приходить сюда и рисовать. А иногда просто садиться на краешек старого мраморного фонтана и рассматривать бесконечную вереницу лодок. Все они выглядели копией той, на которой ходил в море её отец. Прошло семь лет с тех пор как он пропал, но девочка до сих пор помнила каждую доску и трещинку на корме. Каждый раз уходя в море, отец говорил маленькой дочери, что сегодня именно тот день, когда он поймает гигантского марлина, обитающего у самой неприступной из южных скал. Такого большого, что его хватит, чтобы накормить тысячу голодных солдат, а плавник такой огромный, что легко послужит парусом для нового корабля президента. Возвращаясь вечером со скудным уловом, он виновато разводил руками и говорил, что завтра... завтра непременно он поймает гигантского марлина. Флора в ответ весело кивала головой и смеялась. Но однажды он не вернулся.

Мать неподвижно просидела за столом до самого утра. Затем разбудила Флору, и взяв за руку, потащила к океану. Они простояли на берегу весь день, до тех пор, пока вернувшиеся с закатом рыбаки не увели застывшую как камень женщину и ее плачущую дочь домой. Ещё год, вечерами, крепко взявшись за руки, они ходили на берег. С надеждой вглядывались вдаль, пытались отыскать среди причаливших лодок старое суденышко отца. Возвращаясь, мать долго молилась, а потом плакала. Утром они выходили во двор, и взявшись за концы тяжёлой от слёз простыни, выжимали её, наблюдая как вытекающий из ткани прозрачный ручей бежит к апельсиновой роще. Это продолжалось до тех пор, пока на пороге их дома не появился сеньор Альваро, вызвавшийся помочь молодой вдове и её дочери. И теперь по утрам влажные простыни пахли терпким мужским потом и крепким агуардьенте, настоянном на кофейных зёрнах.

Погружённая в воспоминания, Флора не заметила приближения сумерек. Душных, с ароматом тропического дождя. Из патио, заросшего дикими розами донесся стук первых капель. По каменным плитам забрякали клешни разбегающихся в разные стороны раков-отшельников. Девочка посмотрела на стену. Нарисованный ею марлин получился точь-в-точь таким же как во сне. Она подняла с земли камушек и выцарапала на раскрашенном голубым мелом боку «Д д с».

Диабло ди сьерро... Шептала себе под нос Флора, пробираясь сквозь склонившиеся до земли ветви апельсиновых деревьев. Плантация простиралась до горизонта. Ветки, трава, всё было усыпано сочными оранжевыми плодами, источающими густой сладкий аромат. С ветром к нему примешивался смертельный дурман бругмансии, которая росла у ручья неподалеку. Раз в полгода мать начинало тошнить прямо в корзины с рыбьими потрохами, тогда она отправляла Флору к ручью, набрать белоснежных цветов.
Затем подносила цветок к лицу, и глубоко вдыхала аромат. Спустя какое-то время нежное благоухание яда разлеталось по всему дому, предметы теряли очертания, ускользали. Мать выталкивала девочку из дома и запирала дверь изнутри. Но даже сквозь закрытые окна было слышно как женщина корчится под простынями, стонет от боли, разрывая ногтями мокрый от слёз матрас. Когда всё стихало, Флора возвращалась в дом. Стоя в дверях и пытаясь не дышать, чтобы не вдохнуть тошнотворный запах смерти, она наблюдала как мать скручивает в узел окровавленные простыни, и пошатываясь от слабости, бредёт с ними в сторону апельсиновой рощи.


Флора поморщилась, словно почувствовав этот запах вновь. Дождь усиливался, барабаня словно молоточками по сочным листьям деревьев. Плантация закончилась. В лицо ударило свежее дыхание океана. Неслышно ступая босыми ногами по горячей от солнца земле, Флора подошла к дому и зашла внутрь. Под потолком клубился сизый дым от дорогой сигары. Из-за жары дверь в комнату матери была приоткрыта. Женщина спала, уткнувшись лицом в подушку. Рядом на кровати, попивая из бутылки агуардьенте, сидел сеньор Альваро. Вальяжно вытянув ноги, он рассматривал свои широкие, похожие на ласты ступни, покрытые грубыми мозолями и трещинами. Заметив девочку, мужчина внимательно осмотрел её с ног до головы, медленным движением достал из кармана брюк пять песо и бросил их на пол. Звякнув о пол, монета покатилась и остановилась у ног Флоры.
- Подними,- ласково попросил он, рассматривая её хрупкие опущенные вдоль тела руки.
- Подними,- грубо повторил мужчина, видя, что она не двигается с места.

Девочка наклонилась, чтобы взять монету, но на мгновение застыла, увидев прямо перед собой босые ноги сеньора Альваро. Вблизи они выглядели ещё отвратительнее. Распухшие с пожелтевшими ногтями и глубокими трещинами. Флора подумала, что лет через двадцать его кожа растрескается до самого мяса, потом начнет гнить кость и сеньору Альваро придется сутки напролёт сидеть в своем богатом патио, опустив ноги в таз, полный жирных опарышей.
От представленной картины к горлу подступила тошнота. Флора подняла монету и протянула её мужчине. Не взяв песо, он подошёл ещё ближе. Наклонился, коснулся губами волос Флоры и глубоко вдохнул её запах.

- Ты пахнешь апельсинами,- сказал он и дотронулся до её горла. - Я люблю апельсины.
Мужчина снял со спинки стула рубашку и накинув на плечи, вышел.
Подняв глаза, Флора увидела, что мать уже не спит, а сидит на кровати и смотрит на неё.
- Тебе надо больше молиться. Идем!
Женщина поднялась, подошла к дочери и со злостью вырвала из её рук монету.

Сегодня прилив пришёл раньше. К тому времени как Флора почувствовала вкус соли на губах, океан успел проникнуть в дом и теперь покачивался у самого края матраса. Под водой, неспешно нарезая круги вокруг кровати, плавал голубой марлин. Девочка протянула руку, чтобы дотронуться до раскрытого, похожего на кобальтовый парус, плавника, но не успела. Рыба вдруг резко ушла под воду и ударила хвостом по полу. Лежащие там со вчерашнего дня туфли и мелки взмыли вверх и вместе с брызгами опустились на голову Флоре. Волны быстро поднялись до потолка и девочка оказалась под водой. Очертания комнаты размылись... Всё вокруг заполнилось сказочным сиянием планктона, в котором вились стайки золотой макрели. Воздух быстро заканчивался и Флора поплыла вверх, где царапая парусом потолок, безмятежно кружился марлин.

Заметив девочку, он развернулся в её сторону и открыл рот так широко, что стали видны все его внутренности. Вода замерла. Синие маячки планктона погасли и в наступившей вдруг тишине стал слышен звук пульсирующего сердца марлина. С каждым толчком оно становилось всё больше и больше, меняя свой цвет от бледно-розового до алого, пока вдруг не лопнуло, разлетевшись на кусочки. Кровавый фонтан из плоти и кишок вылетел наружу и окрасил воду в красный цвет. Флора перестала плыть и начала падать в глубину океана, откуда широкими волнами поднимался терпкий запах агуардьенте и цветков ядовитой бругмансии. Воздух почти закончился. Тёплая вода настойчиво тянула ко дну. Флора взглянула вверх. В потемневших глазах мелькнул серебристый силуэт марлина. Рыба всё так же плавала под потолком, но теперь из её рта свисала длинная красная леска. Протянув руку, Флора ухватилась за конец лески и почувствовала как что-то стремительно потащило её наверх.

Судорожно хватая ртом воздух, она очнулась. Колющая саднящая боль пронзала руку, в которой был зажат моток красной лески. Девочка спрятала моток под подушку, оделась и вышла из комнаты. Мать еще спала. Сквозь москитную сетку, плотно забитую звенящими насекомыми, виднелись первые проблески зари. Флора бесшумно открыла ящик старой тумбочки и достала оттуда двадцать сентаво - ровно столько стоила у рыбаков одна самая маленькая золотая макрель...

Ещё несколько дней назад сеньор Альваро не верил, что когда-нибудь умрёт. Умирали рыбаки, застигнутые штормом в океане, сборщики мидий от зубов акулы, бедняки, съедаемые болезнями и нищетой. Но только не он... Теперь же, стоя на четвереньках посреди своего патио, утопающего в цветах голубой фуксии, сеньор Альваро сомневался. Сомневался, глядя на опустившего глаза доктора, стоящего неподалеку и беспомощно разводящего руками на каждый вопрос сеньоры Альваро. Его копившаяся с рождения уверенность в собственном бессмертии бесследно таяла вместе с мощными струями крови, которые он изрыгивал прямо на мраморный пол под оглушающие аплодисменты цикад. Быть может это кошмар? И страшная боль не раздирает его горло, потроша грубой невидимой рукой внутренности? Не достает и не бросает куски печени ракам-отшельникам, прибежавшим пировать из сгоревшей сто лет назад гасиенды? Дурной сон, который исчезнет вместе с запахом гниющей рыбы, насквозь пропитавшим его кожу и одежду. Тело сеньора Альваро в последний раз свело судорогой. Он схватился руками за горло, издал громкий хрип и выплюнул на мраморный пол патио своё сердце.

Звуки пышных похорон сеньора Альваро долетали до почерневших стен заброшенной гасиенды. Флора стояла у пересохшего фонтана и рассматривала лежащую на мраморном дне рыбу. За несколько дней от золотой макрели остались только скелет и голова, с широко раскрытым ртом, из которого торчал кусок красной лески. Морщась от брезгливости, Флора взяла рыбу за хвост и пошла в сторону апельсиновой рощи, откуда веял лёгкий прохладный бриз.

Это сообщение отредактировал Паласатое - 22.05.2021 - 13:29

Странности начались, когда Надежда Геннадьевна вышла из школы и, слегка подпрыгивая, припустила домой.

Немолодая, одинокая учительница русского языка и литературы пребывала в приподнятом настроении — конец мая, прекрасная погода, впереди выходные. А главное — сегодня на ужин придёт Валерий Иванович — коллега, учитель физики и вдовец, которого наконец-то удалось уломать на более тесное общение.

Первая дикость ждала у ворот школы: там, на молодой траве, растерянно вертела головой помесь страуса и куропатки: маленькое туловище с блестящими перьями ядовито-фиолетового цвета, посаженное на длиннющие тоненькие ножки и украшенное шикарным облакообразным хвостом. Существо явно паниковало, беспомощно квакало что-то похожее на “бля-бля, ча-ча-бля” но не выпускало из клюва жирную оранжевую гусеницу.

“Это явно не нашенская живность, — Надежда Геннадьевна чуть притормозила, чтоб разглядеть эту невидаль. — Наверное, сбежала у кого-то. Идиоты. Понакупят себе гадостей заморских, а присмотра никакого. Ещё и матом научили… Фу!” И ускорила шаг. Ей почему-то стало не по себе.

Вторая нелепица настигла у самого подъезда: пока она искала в сумке ключи, на тротуаре, прямо под ногами, материализовался свежеобглоданный скелет крупного млекопитающего.

“Вот суки! Ну где это видано — кости из окна бросать? Крысы же заведутся, муравьи, или что похуже. Ну что за народ пошёл, а? Наверняка, деревенские из сорок пятой свои привычки в город привезли, — раздосадованная женщина демонстративно зажала нос и старательно обошла кости по клумбе. — Ух, я бы зашла к ним поскандалить. Жаль, времени нет.”

Но про кости Надя успешно забыла уже через пару шагов. Поднимаясь на второй этаж, она мысленно перетряхивала кухонные шкафчики, морозильник, кладовку, кошелёк и оценивала во сколько ей обойдётся сегодняшний гость. Скрягой была Надежда Геннадьевна — мысль, что у них что-то выйдет, грела низ живота, но факт, что придётся раскошеливаться, вызывал лёгкое раздражение.

“Молоко кончилось”, — обдумывая список покупок, повернула ключ в замке.

“Картошки мало осталось”, — поставила сумку под вешалкой.

“Курицу. Курицу не забыть”, — скинула туфли и сунула ноги в тапочки.

“Вино обяза…” — вошла в комнату и икнула.

Между пальмой и телевизором, нервно мигая, стоял лось. Самый настоящий лось в блестящей блондинистой гриве до самого пола.

— Охъёпть! — Надя выдохнула и зажала рот ладонью.

Надежда Геннадьевна была ответственным педагогом — даже в мыслях не позволяла себе материться или чего либо ещё, что могло бы испортить репутацию в глазах детей коллег или соседей. Но в данной ситуации её можно понять — не каждый же день находишь в своей гостиной патлатого сохатого. Тот только взглянул на неё и, закатив глаза, прогнусавил с тоской:

— Обезьяна... Вот невезуха!

Его лопатки почти упиралась в потолок, а могучие рога запутались в объёмной люстре с миллиардом висюлек, что доставляло некоторое неудобство такой громадине.

— Пи*дец... — прошептала охреневшая женщина. Она хотела крикнуть: “Осторожнее! Эта люстра стоит целое состояние!” — но получилось то, что получилось.

— Чего уставилась? Хозяина зови, обезьянка.

У Нади глаза полезли на лоб — немного от обиды, что её обезьяной называют, и немного от того, что лось говорил на чистейшем русском языке.

— Кто тут обезьянка? Какого хозяина? Я здесь самая что ни на есть хозяйка!

— Ну, тогда сними с меня это, раз такая умная, — лесной великан показал глазами на люстру. — Понавешали тут капканов...

— Позвольте! Это моя люстра, а никакой не капкан! Чешский хрусталь, кстати, а искрится не хуже бриллиантов. Вот, полюбуйтесь, — Надя нащупала выключатель и зажгла свет. Лось от неожиданности заревел и дёрнулся в сторону, с корнем вырывая из потолка гордость и украшение скромной хрущёвки.

Висюльки полетели во все стороны, а те, что удержались на месте, громко и противно зазвенели, что окончательно доконало гостя: он яростно потряс головой, но люстра осталась на рогах, только шикарная золотистая грива сползла по шее и бухнулись на пол.

“Парик, — промелькнуло в голове Нади. — Господи, я разговариваю с лосем в парике…”

Лось тем временем продолжал потряхивать головой, не отрывая бешеных глаз от вцепившейся в рога хреновины, и блеял как капризный ребёнок:

— Сними-и-и! Я не хочу, отпусти меня, противный капкан! Я старый, я больной, у меня слабое сердце, я могу умерееееть!..

— Тихо, тихо, тихо, — с призрачной надеждой спасти своё имущество, женщина на цыпочках подкралась к сохатому буяну. — Спокойно. Опустите голову. Ниже… ещё ниже... и не двигайтесь, я попробую снять эту штуку.

Острый запах мочи дал понять, что лось от страха испортил и ковёр, но хозяйку это мало волновало. Вооружившись всей своей мягкостью и спокойствием, она протянула руки к многострадальному светильнику и почему-то тихо запела колыбельную.

Спи, моя радость, усни-и-и.
В доме погасли огни-и-и,
…
Глазки скорее сомкни-и-и,
Спи, моя радость, усни-и-и... У-у-у-сн-и-и...

Потянуть сюда, потянуть туда, распутать цепочки и всё — через минуту рога были высвобождены, а их владелец уже похрапывал, причмокивая, растянувшись на мокром ковре.

“Это… это пи*дец, не иначе, — женщина держала в руках дзинькающий клубок жёлтой жести со стекляшками и озадаченно шевелила челюстью. — Говорящий лось. В парике. В моей квартире. Как настоящий...”

Негнущимися ногами она попятилась к двери. Хотелось бежать куда подальше, но вспомнился Валерий Иванович и долгожданный совместный ужин. К тому же, вторженец не выглядел агрессивным и даже умел говорить. И интеллект у него был. И парик.

Надежда глянула на часы — Валера скоро придёт. Он мужчина, он должен что-нибудь сделать. Хотя бы убедить, что ей просто нездоровится и никакого лося в квартире нет.
Но люстра… Люстра-то вот она… Раскуроченная, помятая, дзинькает прореженными висюльками у неё на руках.
Как в замедленном кино Надя плотно прикрыла дверь, но чуть подумав, снова заглянула в комнату. Нет, ничего не изменилось — лось по прежнему был там и спал мёртвым сном.

Валерий Иванович пришёл точно в оговорённое время. В коричневом недоутюженном костюме, с неряшливым букетиком из нарциссов — точно таких, что росли у подъезда — выглядел он, откровенно говоря, жалко, но Надежде в тот момент казался рыцарем-спасителем.
Она прижала палец к губам и быстро втащила его в квартиру.

— Помоги! Творится что-то непонятное, только я не понимаю где — то ли у меня в голове, то ли в квартире. Пожалуйста, зайди в комнату и скажи, что ты там видишь?

Гость криво на неё посмотрел и неуверенно взялся за дверную ручку. Надя закрыла глаза и вжалась в стену.

— Наденька, я вижу прекрасного лося. Как живой! Очень тонкая работа, сама сделала? — раздался радостный голос Валерия через минуту.

“Да, блин, крючком связала!” — чуть не крикнула Надя, но лишь вздохнула и вошла в комнату. Всё таки не померещилось…

— Валера, он и есть живой. Это самый настоящий лось и я понятия не имею, ни как он сюда попал, ни как от него избавиться. Помоги, умоляю!

Надежда не успела до конца рассказать, что случилось, как ноздри великана зашевелились, принюхиваясь к чему-то во сне, и он открыл глаза.

— Здравствуйте. Это мне? Спасибо! — Валерий опомниться не успел, как рогатая морда деликатно умыкнула букетик из рук и, тщательно прожёвывая, начала с интересом рассматривать парочку. — Меня зовут Яков. Яшка-Проклятый. Или Яшка, как вам удобнее. А вас?

— Говорящий лось? Уму непостижимо! — Валерий Иванович топтался вокруг на полусогнутых и трясущимися от восторга руками протирал очки. — Уникальный случай! Сенсация!

— Надежда Геннадьевна или просто Надя, а это — мой приятель и коллега Валерий Иванович, — чтобы не выглядеть невоспитанной, поспешила представиться хозяйка и ткнула локтем приятеля в бок.

— Ах, да — Валера. Очень приятно, — покраснел мужчина и протянул руку. Но быстро сообразил, спрятал её в карман и начал засыпать “сенсацию” вопросами. — А вы откуда? И где вы научились говорить? А как попали в квартиру к Наденьке?

— О, это грустная история и довольно длинная. А перед длинными историями не помешает подкрепиться, не правда ли? Я три дня ничего не ел и, кажется, начинаю подыхать с голоду, — лось лукаво покосился на руки Валеры, завалился на бок и, высунув язык, прикинулся умирающим.

Наде меньше всего хотелось дохлого лося в гостиной. Она трусцой побежала на кухню и через пять минут вернулась с тазиком нарезанной капусты, морковки и яблок. Умирающий тут же вскочил на ноги и жадно опустошил тазик.

— Вот. Другое дело. Теперь можно и поговорить, — начал он, выуживая языком последние кусочки капусты из тазика. — Началось всё где-то восемь лет назад. Помню, был я двухлетним придурковатым подростком. В тот день праздновали десятую свадьбу прабабушки, а она у нас непростая была — самая настоящая ведьма. Иногда добрая, иногда злая — зависело от обстоятельств. Собралась почти вся родня, и, конечно, все мои братья и кузены — такие же придурки, как и я. Вот и взбрело нам в голову подурачиться: заранее нажрались особой травы и, когда её очередной муж, которого мы не очень любили, запел ритуальную песню, мы сделали вид, что чихаем и пёрнули все одновременно. Гости в обмороке, жених драпанул за горизонт, братья разбежались, а я остался, так как от смеха на ногах еле держался. Прабабушка, помню, кричала в бешенстве, чтоб я провалился, чтоб житья мне не было нигде, чтоб смерть мне ходила по пятам, и ещё много всего. Короче говоря, прокляла она меня, и с того дня, если случается чихнуть и пёрнуть одновременно, каждый раз проваливаюсь в другой мир, где места вроде знакомые, но всё по другому: другие обитатели...

— Параллельные вселенные… — прошептал завороженный Валерий Иванович.

— … другие города, другие культуры. И каждый раз, в каждом мире, как только я в нём появляюсь, начинают твориться страшные вещи. И, если мне срочно не убраться оттуда, грозит неизбежный конец света.

— А откуда вы так хорошо знаете русский язык? — полюбопытствовала Надя.

Лось растерянно пожал плечами:

— Это наш родной язык. Должен признаться, я никогда не задумывался почему, но куда только я не попадал, все везде говорили на одном языке, будь это лоси, крысы, крокодилы или… — Яшка покосился на Надю и Валеру, — … обезьяны.

— Постойте, вы хотите сказать… — начал Валера, но лось его перебил.

— Да, да. И не надо обижаться — в моём мире, например, в той или иной степени эволюционировали все животные, кроме обезьян. Все умеют говорить, мыслить и творить, кроме обезьян. Все строят дома, работают и обучают потомство, кроме обезьян. Эти твари только и умеют, что висеть на деревьях, визжать и воровать всё, что можно съесть или затащить на дерево, но при этом размножаются бешеными темпами и все их ненавидят. Есть места, где из-за них земледелие уже невозможно — они как саранча пожирают весь урожай, а что не могут сожрать — уничтожают. Хотя, ходили слухи, что кое-кому удавалось приручить или прикормить отдельные особи и они неплохо справлялись с охраной участка от своих же сородичей. Вот и вся польза от них, если это правда. Теперь понимаете, почему сначала я был раздражён, увидев вас?

— Понимаем, — улыбнулась Надя. — Но нам трудно поверить, что лоси, крокодилы и прочие животные могут эволюционировать до такой степени. В нашем мире, наоборот, на это были способны только обезьяны.

— Не может быть! — Яшка откинул голову, чуть не продырявив рогами телевизор, и заржал как Иерихонская труба.

— Может, может, — зажав уши, закивал Валера. — По теории Хартла-Хокинга параллельных вселенных бесконечное количество и любое возможное развитие, которое только можно придумать, обязательно найдётся в какой-нибудь из них.

— Извините, я даже школу кончить не успел и мне не совсем понятны ваши “хартлинги и тиории”. Скажите лучше, поможете ли вы мне переместиться? — Яшка тревожно пошевелил ноздрями. — Чувствую, что пора — в воздухе уже что-то изменилось. Этот запах ни с чем не спутать…

— А что случится, если вы не переместитесь вовремя? Если попадёте под так называемый “конец света” в одном из миров? Может вы умрёте и таким образом кончатся ваши скитания?

— Нет, не умру. Пробовал уже несколько раз. Однажды планеты столкнулись. Обе в щепки, а меня просто закинуло в очередной мир. Ну, это можно понять — какое это было бы проклятие, если его так просто снять. Чушь, а не проклятие.

Надя долго о чём-то напряжённо думала и вдруг спросила:

— У вас что, библия есть? И религия? И бог?

— Не понимаю, о чём вы. Боги какие-то были за тысячи лет до моего рождения, но что такое библия я не знаю.

— Ваше имя же Яков, а у нас это библейское имя.

— Ну, так это только у вас. Хотите, расскажу, как у нас имена детям подбирают? Отец встаёт у дороги, смотрит, кто пройдёт, проползёт или пролетит мимо, и из двух-трёх наименований составляет имя для жеребёнка. Мимо папы в тот день прошли як и овца, вот и получился ЯкОв. А мог бы стать и Овцяком, была бы овца чуть быстрее! Братья мои все с красивыми именами: Зуброле, Воллис, Козкот, Оленот... А вот папе не повезло — Бурубуй он. Бурундук и буйвол деду попались, — Яков Бурубуевич глухо гоготнул, но было видно, что начал нервничать. — Так вы собираетесь помочь, или хотите кончить как единороги?

— Что?! — в унисон переспросили “обезьяны”. — Единороги существуют?

— Существовали. Вчера я был у них, успел даже охмурить одну прекрасную особь, — с горьким вздохом Яшка нежно потрогал копытом золотистые кудри, всё ещё валяющиеся на полу. — Это она мне подарила эту гриву. На вечную память…

— И что? Они спаслись или?..

— Увы. В их мире попросту не было ничего съедобного, представляете? Я там пробыл три дня и не нашёл ни листочка зелёного. Вся земля покрыта розовым камнем, а сами питаются росой, дождём и солнечными лучами. Как они сами говорят — радугой. Я так ослаб, что не смог даже понять, что у них случилось. Бах, и я уже здесь.

— Как страшно! — Надежда невольно взяла руку Валерия и сильно сжала. — Мы, конечно же, поможем. Да, Валера? Только расскажите, что надо сделать.

— Во-первых, нужно много еды. Во-вторых, что-нибудь, что помогло бы чихнуть. Не знаю, что это могло бы быть в вашем мире. Об остальном я сам позабочусь, — лось погрустнел, копытом подвинул тазик в их сторону и посмотрел обоим в глаза. — Честно говоря, вы симпатичные и не хотелось бы довести ваш мир до катастрофы. Вкусняшки ещё остались?

— Мало что осталось. Но мы сбегаем в магазин и купим что-нибудь. — отозвалась Надя из прихожей

— Только побольше, пожалуйста. Я буду очень ждать! — Яшка расслабился и снова прилёг, вытянув шею вперёд.

Надя принесла ему оставшееся яблоко и положила перед носом.

— Мы скоро вернёмся, не скучайте.

Вместо ответа лось высунул язык и попытался им подкатить яблоко поближе, не поднимая головы.

***

— Валера, что, по-твоему, надо купить, чтоб это побыстрее кончилось? — спросила Надя по дороге в магазин. — Что-то жалко мне его…

— Капуста, бобы, горох, яблоки… — начал перечислять Валерий. Чуть подумав, добавил: — И пиво!

— Точно! — засмеялась Надя, но тут же затихла, закинула голову вверх и остановилась. — Валер, что это?! Что там происходит?

Уже почти стемнело, но было видно, как на балконе девятиэтажки мужчина громко молился, то поднимая руки в небо, то кланяясь до самого пола. А двумя этажами ниже слегка покачивались два висельника пенсионного возраста — наверное муж и жена. Перед домом, почти до последнего этажа высилось невиданное голубое дерево со светящимися длинными листьями. Они шевелились, извивались, удлинялись и, казалось, пытались дотянуться до бедных самоубийц.

Валера не знал, что ответить.

По дороге обратно им дорогу пересекло нечто круглое с большой пастью, полной зубов. Существо, похожее на надутую лягушку, неспеша катилось по земле, стреляя длинным, как у хамелеона, языком во все стороны и хватая ночных насекомых.

Надежда, будто не чувствуя веса набитых пакетов, ускорила шаг. Валерий с ещё большими пакетами старался не отставать. Вдруг он вскрикнул, выронил ношу и показал в небо:

— Смотри! Смотри, это Юпитер! А рядом, судя по всему — чёрная дыра! Она его пожирает, смотри!

Надя подняла взгляд и не сразу нашла на небе светящуюся закорючку, как будто что-то невидимое сосало свет из звезды. Потом вопросительно посмотрела на Валеру.

— Я всё понял, — суетился он, собирая яблоки с тротуара. — К нам летит чёрная дыра, это всё из-за неё. Наверняка, эта штука как-то нарушила пространство-временную ткань и к нам повалило всякое гавно из параллельных вселенных, понимаешь?

Женщина стояла с открытым ртом, внимательно слушала, но явно ничего не понимала.

— Надюш, это верная смерть. От нас и пылинки не останется, если она подберётся ближе. Не врал твой лосяра — он точно конец света нам навлечёт. Пошли, надо от него избавиться и как можно быстрее. Дай, боже, нам сил...

***

— Вот, пожалуйста, — Надя наполнила тазик овощами и фруктами, сверху вытряхнула из банки зелёный горошек, а Валера щедро поливал всё это самым дешёвым пивом. — Это должно сработать как надо. Вперёд!

Яшка недоверчиво понюхал, потом лизнул непривычный винегрет, но тут же принялся уплетать всё подряд, шурша ушами от удовольствия.

Тазик пришлось наполнять ещё два раза, пока вестник апокалипсиса не наелся до отвала. Он тяжело дышал и даже не пытался оторвать раздувшийся живот от пола.

— Ох, как хорошо-о-о, — сипло выдавил и закрыл глаза. — Скоро… уже скоро, я скажу, когда.

Яшка сидел и не шевелился. Валера на всякий случай приготовился заранее: откупорил баночку с молотым чёрным перцем и встал напротив Яшки.

Прошло полчаса. Час. Ничего. Лось молчал и и глаз не открывал. Надя не выдержала первой:

— Слушай, он же не ел ничего три дня. У единорогов был, помнишь? Я, конечно, ничего не знаю о пищеварении лосей, но, мне кажется, ранее, чем через два часа мы ничего не дождёмся. Хочешь, бутерброды сделаю? И чай.

— Нет, спасибо, мне не хочется. А ты иди. Только это... окно открой. На всякий случай…

Вода ещё не успела закипеть, как Яшка запел сильным, хорошо тренированным баритоном:

— Пр-р-росыпается ве-е-етер, понесёт нас по кру-у-угу-у-у...

Валера схватил баночку с перцем.

— Кажется, я готов! — отрапортовал Яшка и встал, но тут же засомневался. — Нет, не готов. Ещё немножко… Ещё… Вот теперь точно готов!

И тут же получил пригоршню перца в морду.

— А.... А… акчыыы! — знакомый баритон перемешался с незнакомым басом. — Пхыр-р-р блегр-р-р-р... фиу-у тс-с-сь…

… и всё стихло.

***

— Мда. Поужинали, блин. Извини, Валер, это точно было не то, чего я хотела.

— Ничего страшного, Надь. Только давай не будем никому рассказывать, а? Засмеют же.

— Давай. Но когда выйду на пенсию обязательно напишу книгу "Как спасти мир, при помощи капусты и пива".

Они ещё долго сидели в тёмной кухне и пили чай, а за окном медленно проплывал совершенно нормальный Юпитер.

Это сообщение отредактировал Паласатое - 22.05.2021 - 06:50

Грохнуло так, что подводный домик содрогнулся.
– А чтоб меня китобои на солнышке двое суток вялили! – выругалась морская ведьма.
– Что-то не так? – испуганно спросила Русалочка.
– Всё не так, – пробурчала старуха, пнув ножку стола.
– Да что случилось-то?
– Авария на производстве. Всё старое, сыплется. Ничего сделать не могут по-человечески. Аппарат по производству зелий взорвался. Двести лет всего прослужил. Ну надо же!
– Так что, – испуганно спросила Русалочка, – я не получу своих ног?
– Не дрейфь, хвостатая, – ободрительно похлопала её по плечу ведьма. – Всё будет. Сейчас вручную доделаем.
Ведьма выглянула в окно:
– Себастиан! Принеси мне капельку нефти из разлома.
– Как за нефтью, так обязательно Себастиан, – возмутились с той стороны окна.
– Давай шевелись, лентяй! – скомандовала ведьма и, повернувшись к Русалочке, сообщила:
– Вот и решили проблему. Я если взялась, то сделаю.
Русалочка, помахивая хвостом, наблюдала, как суетится старуха. А та, продолжая возиться с колбами, принялась рассуждать о том, что раньше всё было по-другому.
– Лет триста ещё назад, бывало, приляжешь на дно, а солнышко всё равно сквозь водную толщу пробивается и греет. А сейчас? Водоросли, опять же… Раньше, три-четыре пучка сорвала, съела и ходишь весь день сытая. А сегодня нормальную водоросль ещё найди, попробуй. Скоро можно будет без всякого колдовства себе ноги отрастить. Сожрал чего-то не того со дна и вот тебе, пожалуйста, рога с копытами и крылья в одном наборе. Загадили людишки дно…
– Но ведь не все люди плохие, – возразила робко Русалочка.
– Не все? Сомневаюсь. Вот ты, например, ноги хочешь получить и принца своего пойти искать, а я тебе уже сейчас могу сказать, что ничего хорошего из твоей затеи не выйдет.
– Почему?
– Найдёшь его, а окажется, что просто сбежал от тебя, – ведьма тяжело вздохнула. – А чего? Вкусил экзотики и одумался. Вернулся к обычной принцевской жизни. Кувыркается с какой-нибудь куртизанкой и горя не знает.
– Не может быть! Он не такой!
– Такой, деточка, такой, – заверила её ведьма. – Была б ты ему важна, нашёл бы способ известить. Он же ведь не бедняк какой, а целый принц. Послал бы дежурить слугу на ваше место свиданий или ещё чего придумал бы.
– Тогда зачем ты мне помогаешь, – недоверчиво спросила Русалочка, – если считаешь, что он меня предал?
Ведьма насупилась, но ничего не ответила.
– Нет, если ты что-то знаешь, то скажи сейчас.
– Не знаю я ничего, – буркнула ведьма.
– Тогда объясни, почему всё-таки помогаешь мне, раз людей ненавидишь?
– Ненавижу, – согласилась ведьма. – Но не настолько, чтобы от денег отказываться. Ты ж мне за это платишь?
– Плачу, – согласилась Русалочка.
В избушку бочком вбежал крабик.
– Вот, – сказал он, протягивая ведьме чёрную маслянистую каплю, бережно укутанную в целлофан.
– Спасибо, Себастиан, – поблагодарила ведьма и принялась переливать жидкости из одной колбы в другую, приговаривая:
– Чешуя речной гадюки, после – осьминожьи руки, от звезды морской два глаза, сверху перхоть водолаза. Старый черепаший хвост, плюс акулы мёртвой нос, рыбий жир, китовый ус, от блесны свинцовый груз. Всё взболтать, не смешивать. Ну и нефть, конечно же.
Жидкость в колбе забурлила, приобретая мутно-розовый оттенок.
– Готовы твои ноги! – сообщила морская ведьма, протягивая емкость девушке.
Та, взмахнув хвостом, подплыла к старухе, осторожно взяла колбу с зельем обеими руками и недоверчиво-вопросительно посмотрела на ведьму.
– Прямо так и пить?
– Прямо так и пить.
– Сейчас?
– Пока не остыло.
– А вот то, что грохнуло… – Русалочка замялась, подбирая слова, – оно точно никак не повлияет?
– Радость моя, я в этом бизнесе четвёртую сотню лет, – заверила морская ведьма, пододвигая своими ладонями сжимающие колбу Русалочкины руки к её рту, – понимаю, что к чему. Пей, говорю.
Русалочка заглянула в колбу.
– Ну, не знаю… Я чего-то сомневаться начала. Всё как-то, не эстетично…
– Зато принц эстетичный, – парировала старуха. – Ты ж его вожделеешь?
Русалочка зарделась.
– Пей, пей, – подбодрила старуха. – А то так и не узнаешь, чего с ним случилось и случилось ли вообще. Тебе ведь сильно узнать хочется?
– Сильно.
– Ну, вот и пей. А то, я, может, пожалею тебя, да и передумаю зельем поить. Отдавай назад.
Аргумент оказался убедительным и Русалочка осушила склянку до дна.
Странное ощущение дискомфорта, готового вот-вот перейти в чувство боли, образовалось в суставах почти мгновенно. В глазах помутилось, в ушах зашумело, во рту появился медно-солёный привкус, чем-то напоминавший плохо приготовленных мидий.
– Мне плохо… – Русалочка хотела сказать ещё что-то, но потеряла сознание.

***
Вокруг было темно и холодно. По шуму прибоя она поняла, что находится на берегу, недалеко от воды. Попыталась привычно вильнуть хвостом, как делала это много раз, сталкивая своё тело с камней, выступающих из воды, но ощущение было странным – тело отзывалось совсем не так, как раньше. Что-то – камни? – больно укололо её в хвост и… во второй хвост?
Оба эти, якобы, хвоста, были непослушными, совершенно не гибкими. Она приподняла голову и увидела, что это не хвосты. Уже не хвосты – ноги.
– Не обманула ведьма, – пробормотала Русалочка облегчённо и поднесла ладонь к лицу, чтобы смахнуть со щеки прилипшие ракушки.
Что-то склизкое и холодное, словно дельфинья кожа неуклюже коснулось лица.
– Ай! – взвизгнула девушка.
Она взглянула сначала на одну руку, затем на вторую и замотала головой, крича и не слыша собственного голоса:
– Нет, нет, нет, нет-НЕТ-НЕТ!
Слова морской ведьмы, отражаясь многократным эхом внутри черепной коробки, повторялись снова и снова: «Знаю что к чему… Пей, говорю… Ты ж его вожделеешь?.. Четвёртую сотню лет…»
– НЕТ-НЕТ-НЕ-Е-Е-Е-ЕТ! – беззвучно кричала Русалочка, безуспешно пытаясь сжать в кулаки то, во что превратились её руки.
Тюленьи ласты, стараясь выполнить посылаемые мозгом команды, беспорядочно дёргались, шлёпая её по бокам, лицу, животу, груди. Оседлавшая разум паника уступила место истерике, которая, в свою очередь подбрасывала девушку на своих волнах почти до самого рассвета. А уже утром, когда сквозь линию горизонта стало протискиваться солнце, её нашли.
– Взгляни, Бом, – услышала Русалочка чей-то тонкий, удивлённый голос, – каких только чудес не исторгает из себя море.
Чья-то рука прикоснулась к её шее и другой голос, более низкий, с хрипотцой, констатировал:
– Жива.
– О боже! – изумился тонкий голос.
– Ну-ка, Бим, дай сюда свой плащ, – попросил хриплый.
Через несколько мгновений она почувствовала, что её укрывают.
– Негоже девушке голой лежать, – пробормотал хриплый и потом, видимо обращаясь к обладателю тонкого голоса: – Давай-ка, бегом в цирк, позови сюда Ксавио, скажи, пусть свой чемоданчик прихватит.
Русалочка услышала, как шуршит галька под ногами побежавшего куда-то второго.
– И поторопитесь! – крикнул ей вслед хриплый голос.
Девушка открыла глаза и увидела стоявшего над ней мужчину.
– Мне надо домой, – проговорила она, но сама не услышала своего голоса.
– Что? – наклонился мужчина, увидев, как зашевелились её губы.
Русалочка собрала крупицы сил, которые смогла, и повторила:
– Мне нужно домой, в море.
– Деточка, я не слышу. Ты просто шевелишь губами, – сообщил мужчина.
– Мне нужно в море.
– Побереги силы, – посоветовал он и убрал прилипшую к лицу прядь волос. – Вот сейчас придёт Ксавио и быстренько приведет тебя в себя. У него, знаешь, какие снадобья! Хоть головную боль прогнать, хоть кровь унять, хоть сил прибавить – на любой случай.
Мужчина снял с себя жилетку, свернул её в подобие валика и положил Русалочке под голову. Голос его звучал успокаивающе, но девушка попыталась ещё раз:
– Помогите мне добраться до воды, – попросила она.
Мужчина пристально посмотрел на неё и сообщил:
– Ты говоришь без звука, деточка. Может, ты немая?
Тогда русалочка зло подумала:
«Блин это же так просто. Просто отнеси меня к воде. К морю».
Глаза мужчины стали какими-то стеклянными. Он поднял девушку на руки и понес к воде. У кромки воды замер.
– Опусти меня в воду, – попросила она.
Однако мужчина стоял как вкопанный. И тут до Русалочки стало доходить…
– А, – сказала она и прислушалась. – А-а-а-А-А-А-А-А!
Звука не было.
«Ну, раз ты меня не слышишь, то хоть догадайся. Опусти меня в море», – подумала она. И ровно в тот момент, как она подумала эту свою просьбу, мужчина наклонился и положил её в волны прибоя.
Девушка отметила, что такая знакомая с детства, привычная и родная стихия, стала странной. Девушке было непривычно чувствовать, как волны омывают её тело, температура воды, исходящий от неё запах водорослей – теперь всё это ощущалось странно.
Ноги вместо хвоста. Ласты вместо рук. И…
«Подпрыгни, мужик» – подумала Русалочка.
Тот мгновенно выполнил мысль-приказание. Оттолкнулся и тут же ударил подошвами по воде, разбрызгивая солёные капли вокруг. Глаза его были всё такими же стеклянными.
Ноги вместо хвоста. Ласты вместо рук. И… возможность манипулировать людьми взамен голосу? Ну что ж, хоть от какого-то преобразования польза.
«Возьми меня на руки» – мысленно скомандовала она.
И мужчина повиновался.

Дальше было проще. По желанию бывшей русалочки мужчина вновь вернул её на берег, вынеся туда, где камни сменялись мягкой зелёной травой. Немного придя в себя, после осознания свалившейся на неё ситуации Русалочка встала на свои новые ноги, прошлась туда обратно, прислушиваясь к тому, как трава щекочет пальцы. Затем, всё также, мысленно, приказала мужчине принести оброненный у кромки воды плащ и накинуть ей на плечи. Не столько ради интереса, сколько для того, чтобы ещё раз убедиться, что это работает и ей не показалось, мысленно скомандовала мужчине вытянуть вперед левую руку, затем правую, присесть. Тот беспрекословно выполнял мысленные приказы.
Девушка присела на камень и задумалась. Перед глазами один за другим, словно в замедленной съемке проплывали эпизоды.

Вот она пьёт зелье морской ведьмы и боль скручивает её тело в нелепую позу и где-то внизу, там где всегда начинался хвост, боль становится совершенно невыносимой.
Вот точно такая же боль начинает обжигать плечи.
Вот сквозь пелену помутнённого рассудка до неё доносится недовольный голос ведьмы:
– Ипотечную ракушку мне под жабры!
И голос того самого краба:
– Что-то не так?
– Всё не так. Вот же сука этот Октопулус, – ведьма принялась коверкать голос, говоря в нос, явно изображая интонации осьминога: – Бая додогая, де дадо болнобаца, я починю ево б лудшем виде. Броработает бного лед. А вот он не проработал много лет! Хотя, какая теперь разница? Хвостатой-то каюк.
– И что теперь делать?
– Что делать… что делать… Морской звезде конька приделать! От тела избавляться. Собери своих друзяшек-крабиков и тащите её отсюда на берег. Да подальше от прибоя, чтоб приливом обратно не затянуло.
Вот множество клешней несут её по морскому дну.
Вот её обдаёт прохладным ночным воздухом.
Вот она открывает глаза и понимает, что с ней.
Вот её мозг отказывается принимать случившееся.
Вот она бьётся в истерике.
Вот её укрывают плащом.
Вот, она сидит на камне и перед её глазами проплывают, словно в замедленной съемке, эпизоды…

Из раздумий девушку вырвал тонкий голос, кричащий издалека:
– Бом! Мы уже здесь, Бом!
Русалочка повернулась на звук и увидела, что к ним спешат двое: тот, которого обладатель хриплого голоса называл Бим, и лысый старичок с докторским саквояжем в руке.
Старичок оказался тем самым Ксавио.
– Бом, я понимаю, что ты видел в жизни многое, но, отвернись, пока я буду осматривать эту юную особу, – попросил он. – Не стоит смущать девушку, кем бы она ни была.
Бим же отворачиваться не стал. Как выяснилось, напарник Бома был девушкой и имя её – Бим – было неподвластно падежам.
«Так вот почему голос такой тонкий, – подумала Русалочка. – Мне хотя бы такой»
Ксавио бесцеремонно стянул халат с плеч девушки и принялся осматривать уродливые, отдающие мраморной серостью ласты.
– Однако, – хмыкнул доктор.
Он запустил руку в саквояж, достал оттуда флакончик с какой-то микстурой, протянул его Бим и попросил:
– Напои её.
А сам принялся постукивать маленьким молоточком по сочленениям ласт от кончиков и до самых плеч. Прошёлся руками по коленям, попросил приподнять сначала одну ногу, затем вторую, ощупал ступни, после чего скомандовал Бим, чтобы она вновь накинула плащ на тело девушки.
Когда осмотр был окончен, Ксавио, наконец, разрешил Бому повернуться и сообщил:
– Кожа на пятках настолько нежная и не успевшая огрубеть, что здраво будет предположить совсем недавнюю мутацию, которой она подверглась. Вместо ног был хвост?
Русалочка быстро закивала головой.
– А ласты вместо рук, я так полагаю, случайность?
Девушка кивнула ещё раз, одновременно пытаясь пожать плечами.
– Слышал я одну легенду, – задумчиво начал Ксавио, повернувшись лицом к морю и вглядываясь в горизонт, – которая рассказывает о жительнице глубин, полурыбе-полудевушке, пожелавшей обменять свой рыбий хвост на ноги. В той легенде платой за возможность ходить был голос.
Русалочка энергично закивала головой, одновременно пытаясь изобразить ластами какой-то жест.
Со стороны казалось, что она пытается неуклюже и безрезультатно взлететь.
– Что ж, моя милая, – сказал Ксавио, – думаю, сделаю правильно, если скажу тебе: добро пожаловать в нашу дружную цирковую семью.

***
Её окружили заботой и теплом. Ей помогали одеваться, её кормили, с ней разговаривали. Она была для артистов равной. Никто будто и не замечал уродливых ласт, торчащих вместо рук. Ей даже перешили несколько платьев из гардероба таким образом, чтобы Русалочка выглядела в них элегантно и гармонично. И вскоре она сама перестала относиться к ним, как к увечью. Девушка осознала это, когда наблюдая за репетицией акробатов, так увлеклась происходящим на арене, что принялась аплодировать после выполнения очередного трюка.
Иногда, когда не могла сформулировать просьбу жестами, Русалочка всё-таки применяла свой дар, внушая мысль тому или иному актёру цирка. Не потому что могла управлять другими людьми, а потому что не могла донести то, что ей нужно, языком тела. Однако старалась делать это осторожно, когда остальные артисты не видят.
Но, доктор Ксавио оказался очень умным и наблюдательным. Однажды, когда девушка сидела на заднем дворе, любуясь закатом, он подошел к ней, присел рядом и сказал:
– Милое дитя, хоть я и выгляжу очень старым, но я ещё не утратил наблюдательности, потому что, получая новую информацию, я не откладываю на потом её анализ. Это позволило мне обратить внимание на некоторые детали в твоём поведении. И сделать из них определенные выводы…
Вскоре после этого разговора в программе цирка появился новый номер, в котором Русалочка играла ключевую роль.

***
Сегодня, как и весь последний месяц, цирк был полон. Зрители толпой валили посмотреть на волшебное чудо полудевушку-полурыбу, заставляющую любого, вызвавшегося быть добровольцем, исполнять то, что она прикажет, даже не раскрыв рта.
Ксавио был не глуп и построил номер таким образом, что от этих самых желающих не было отбоя.
«Невиданное чудо!»
Гласила афиша.
«Морская Дева заставит выполнить её волю любого!»
Было написано ниже. А третья строка содержала призыв:
«Тому, кто сможет воспротивиться воле Морской Девы, мы тут же выплатим 200 золотых»

И это работало.
Всегда находились те, кто был уверен, что до них на манеж выходили подставные, поэтому желающие получить объявленную награду не переводились. Их не останавливали даже рассказы тех, кто уже попытал счастья и остался с носом.
Среди попавшихся на этот ловкий крючок были как простые работяги, рыбаки, ремесленники, так и известные во всём городе люди. Даже мэр, слывший человеком веселым, но жадным до денег, выходил на арену, будучи уверенным в том, что уж он-то не поддастся никакой магии.
Однако двухсот золотых не досталось и ему.

Суть номера была проста: на арену выкатывали аквариум, в котором плавала Русалочка, в специально пошитом для неё костюме с хвостом и разноцветными имитациями плавников, среди которых настоящие казались всего лишь деталью костюма. Затем на манеж приглашали добровольца, считавшего, что он сможет воспротивиться воле Морской Девы. И когда такой смельчак находился, любому из зрителей предлагали написать, что смельчаку предстоит сделать, но так, чтобы этот самый смельчак не видел надписи. Текст показывали Русалочке – листок прислоняли к стенке аквариума. Русалочка читала, а за тем отдавала мысленный приказ незадачливому добровольцу. И тут уже, в зависимости от того, что было написано на листочке, публика либо восторженно ахала, либо хохотала, либо сразу же принималась неистово аплодировать.
Чего только не видела арена за последний месяц. И скачущего как лягушка трубочиста и полицмейстера, кувыркающегося по манежу на манер дрессированного медвежонка, и швырнувшую в толпу свой лифчик дочку банкира… никто из выходивших на сцену не мог после объяснить, какая сила подтолкнула их делать то, что они делали.
Были и более курьёзные выступления, и более непотребные, но все они заканчивались одинаково – не находилось ни одного человека, способного противостоять воле Морской Девы, плескающейся в огромном прозрачном аквариуме.

И в этот раз, как и всегда, Русалочка привычно соскользнула с бортика в воду, сделала круг под водой и традиционно отсалютовала ластой Ксавио. Бим и Бом, исполняющие обязанности конферансье, уже объявляли номер.
– Встречайте! – прокричал Бом.
– Встречайте! – вторила ему Бим.
– Невероятная!
– Загадочная!
– Восхитительная, – это они прокричали вместе. – Морская Дева!
Кулисы разъехались в стороны, и силачи вытолкали колёсный помост на манеж. Свет софитов привычно ударил в глаза, публика привычно зааплодировала, Русалочка привычно описала в аквариуме круг и, вынырнув из воды, приветственно помахала зрителям плавником.
– Все и всегда выполняли то, что мысленно приказывает Морская Дева.
– И если бы нашелся хоть один неподвластный её умению внушать мысли, то эта горка монет… – на этих словах, как обычно, на манеж вынесли поднос со сложенной пирамидой из двухсот монет и поставили на специальную тумбу.
– …то эта горка монет лежала бы не здесь, а в кармане смельчака, сумевшего противостоять магии Морской Девы, – закончила Бим.
– И сегодня мы вновь приглашаем любого из зрителей попытать счастья! – прокричал Бом.
– И сегодня мы утраиваем ставку! – жизнерадостно сообщила Бим.
На арену вынесли ещё два подноса с монетами и поставили их рядом с первым.
– Ита-а-а-ак! – протянул Бом. – Есть ли желающие сорвать банк?
– Давай я!? – выкрикнул кто-то, ещё до того, как толпа успела загудеть.
– Отлично! – радостно поприветствовал желающего клоун. – Выходите к нам!
Парень шустро проскочил несколько рядов и оказался на сцене.
– Представьтесь почтенной публике! – попросила Бим.
– Эрик! Принц Эрик.
Как будто невидимая ледяная рука прикоснулась к сердцу Русалочки. Оно гулко бухнуло, на мгновение замерло и застучало быстро-быстро. Русалочка узнала его.
– Добро пожаловать на манеж, принц Эрик! Признаться, мы польщены тем, что такая титулованная особа присутствует сегодня на нашем представлении, – сказала Бим, поворачиваясь к залу: – И теперь нам нужен кто-то, кто напишет на листе бумаги то, что заставит сделать нашего смельчака Морская Дева.
– Да чего там выбирать, пусть та, с которой я пришёл, напишет.
– И с кем же вы пришли, ваше высочество?
– Я тут! – радостно заверещала из зала какая-то тощая девица. – Вот же я! Со мной он пришёл!
Русалочка смотрела как тощая пробирается сквозь ряды зрителей, как выходит на манеж, как становится рядом с принцем, как берёт его за руку.
– Представьтесь, – предложила Бим, которая всегда брала инициативу в свои руки на этом этапе.
– Клаудия.
– Замечательно, Клаудия. Вот вам альбом, вот карандаш… А вас, Эрик, я попрошу пройти в центр арены, чтобы зрители видели всё и не заподозрили нас в мошенничестве!
– После того, как номер закончится, листок с пожеланием традиционно отправится в зал и все желающие смогут убедиться в том, что наш доброволец, хоть он и принц, тоже подвластен чарам Морской Девы.
Борясь с подступающей тошнотой, Русалочка смотрела, как девица закончила писать и передала листок Бим. Смотрела, как Бом вывел принца в центр арены и поставил спиной к аквариуму. Смотрела, как Бим приклеила листок к стеклянной стенке аквариума, надписью внутрь.

Те, кто выжил после этого выступления, рассказывали потом, что Морская Дева нырнула в воду, как делала множество раз до этого, подплыла к листку бумаги и вдруг изменилась в лице. Некоторые утверждают, что лицо её стало разочарованным, а некоторые уверены, что эмоцией, проступившей на нём, была ненависть. Иные клянутся, что в глазах Морской Девы был испуг. Но, как проверишь?

Как бы то ни было, после того, как Морская Дева прочла записку, Клаудия, её написавшая, принялась выцарапывать себе глаза. На принца накинулось человек двадцать из первых рядов, а остальные полезли в драку между собой. Люди, которые только что с любопытством наблюдали за представлением, душили, рвали, грызли друг друга, валили на землю, били руками, ногами, а когда тот переставал дышать – бросались на следующего. Цирк выл, визжал, хохотал и стонал. Трещали кости, рвалась плоть, и никто даже не пытался сбежать. Безумие, охватившее людей, выдохлось только тогда, когда в сознании оставалось несколько изувеченных человек, не способных передвигаться без посторонней помощи из-за полученных травм.

Удивительно, но к концу бойни аквариум оставался целым. На дне его лежало тело мертвой Морской Девы, а на стенке так и висела та самая записка: «зделай так штоб принц пазвал миня за муж сичас и сдесь».

7. О пользе математики

— Ну что, добегался? — саркастично спросил белобрысый, худощавый парнишка с насмешливыми глазами.
— Не дождетесь, — отшутился я.
Белобрысый был прав, свадебное путешествие началось неожиданно, знал бы –предпочел бы сгореть заживо. Но впадать в уныние я не собирался.
Паренек, имя которого я никак не мог вспомнить, улыбнулся и взял со стола бутылку водки. Ловко свинтил крышку, прозрачная жидкость полилась в стопки.
— А ну ее, тоску-печаль, молодожен, — усмехнулся он, — давай по первой?
— Еще раз так назовешь, сломаю нос, — ответил я, беря стопку.
— После чего я улечу, пьянка закончится, не начавшись, и ты вернешься под каблук. Оно тебе надо? — Он рассмеялся. — Ну что, за встречу?
Водка обожгла горло, я довольно крякнул, взял огурец. Белобрысый налил по второй, бросил весело:
— Давай, рассказывай, как докатился до жизни такой?
— А сам-то? — огрызнулся я.
— Так я давно женат, привык. И история у меня не такая богатая. Летал, летал, потом долетался, а сейчас снова потихоньку на крыло становлюсь. Но тебе семейная чехарда вообще никогда не была нужна?
Он был прав, этот паренёк, с которым я бухал. Сколько себя помню, долгие, долгие годы, меня всегда манили только приключения и авантюры. В давние времена я плавал с пиратами на Карибах, искал золото в хмурых горах, воевал против индейцев, воевал на их стороне. Путешествовал по Земле, путешествовал между мирами. Эх...
— А что рассказывать? — я выпил вторую, взял кусок мяса, — надо было спрятаться после последнего дела, переждать немного. Вот и подписал брачный контракт.
— Ну, теперь у тебя точно получится! — Парнишка прыснул и поправил непокорный, выбивающийся из-под красного берета вихор. — Спрятался ты хорошо…
Но, заметив мое выражение лица, примиряюще добавил:
— Все-все, больше не прикалываюсь, рассказывай.
— О! — Я мечтательно улыбнулся, — это действительно была авантюра века, венец в моей коллекции! Наливай по новой, расскажу тебе сказку.

***
Когда живешь долго, постепенно приходит усталость. Начинаешь искать по-настоящему острые ощущения, реально опасные авантюры. И когда один из информаторов сообщил, что за пределами нашей галактики, в N-той солнечной системе, на планете Модуль В-13-сикс, нашли “слезы бога”, я не мог не отреагировать. Жизнь заиграла яркими красками, ведь на этот раз передо мной стояла на самом деле сложная задача.
Действовать следовало быстро, и я объявил сбор. Не отказался никто из старых друзей, таких же вечных авантюристов. На нашей стороне были знания, эффект внезапности, и то, что космобольцы, которым принадлежала планета, не знали, что именно попало к ним в руки. И потому ни на орбите, ни на планете не было серьезной охраны. Так, пара линкоров, десяток крейсеров, несколько тысяч истребителей. Спутник планеты был превращен в боевую станцию типа звезды смерти, и им не было нужды держать большой флот.
Действовать быстро – не означает опрометчиво. Перед тем, как лететь за добычей, мы зашли в созвездие Лебедя, традиционную точку сбора космических пиратов и прочих искателей приключений.
Пока собирались все заинтересованные, я на небольшом звездолете класса “стрела”, прошел через пояс астероидов и добрался до Темной планеты. На самом деле это была не планета в ее истинном значении, а искусственное образование, созданное в незапамятные времена. Она не отражалась на сканерах, на нее нельзя приземлиться без специального ключа, потому она долгое время оставалась не найденной. Не буду рассказывать, как ключ попал ко мне, это совсем другая история, главное, что он у меня был.
Оружие древних! Тут было все от легких, компактных излучателей, используемых в наземном бою, до тяжелых пушек, способных разносить звезды с расстояния в тысячи парсек. Убедившись, что никаких сюрпризов нет, и любой, кто сел на планету может воспользоваться этим богатством, я вызвал боевых товарищей и мы переоснастили наши корабли.
Все это время верные люди, затесавшиеся в ряды имперцев, передавали информацию о перемещении “слез”. К счастью, нерасторопные космобольцы так и не успели понять, какое сокровище попало в их загребущие лапы.
Разобравшись с технологиями древних, мы на четырех легких кораблях и одной прогулочной яхте выдвинулись к Модулю.
Благодаря хорошей маскировке, нам удалось подобраться вплотную и в полной мере использовать эффект внезапности.
На шикарную яхту, предназначенную для пьянок и потрахушек, но никак не для космического сражения, погрузили взрывчатку, установили генератор силового поля, поставили малые корабельные излучатели, модернизировали двигатели, а в качестве пилота посадили дроида.
Когда космобольские пограничники обнаружили яхту на своих радарах, они отреагировали вполне ожидаемо – никак. Ей удалось пройти половину расстояния до космической станции, прежде чем до имперцев дошло: что-то тут не так. Яхта не отреагировала ни на одну из команд, и имперцы начали действовать стандартно. Захватили ее гравитационным лучом и начали затягивать внутрь линкора, чтобы на месте разобраться с нарушителями. Едва яхта оказалась рядом с линкором, заработали излучатели, и мы оценили мощь древнего оружия. В том месте, где создаваемый излучателем сгусток энергии соприкасался с целью, образовывалась миниатюрная черная дыра, и возникающая гравитация ломала любую броню, как картон. Крупные корабли, линкоры и крейсеры были выведены из строя за несколько минут, а затем яхта, словно японский камикадзе, атаковала базу. Все закончилось быстро. Многочисленные повреждения и остаточные энергетические импульсы вызвали цепную реакцию и она взорвалась, похоронив их легкие истребители, которые так и не успели взлететь со своих носителей.
Космическая защита планеты пала и мы десантировались на Модуль. Там царили хаос и паника из-за внезапного уничтожения флота и базы. В этом бардаке мы легко добрались до “слез” и, перебив деморализованную охрану, забрали желанную добычу.

Итак, «слезы» были у нас, но в таких делах важно не только захватить приз, но и удержать его. Мы не могли лететь сразу на Землю. Рассыпались в разных направлениях, уничтожили часть кораблей, принесли в жертву предназначенных для этого помощников, тех кого взяли на операцию в качестве пушечного мяса, а в качестве отвлекающего маневра взорвали Бетельгейзе.
И все было бы хорошо, если бы не одно «но». «Слезы» пребывали в спящем состоянии. Для того, чтобы воспользоваться артефактом и получить божественную силу, требовалось их активировать, а период промо-активации истек пару тысяч лет назад. Следующий должен был начаться через сто лет и продлиться еще столько же. Мы решили затаиться. “Слезы” упаковали в контейнер и оставили крутится на орбите небольшой планетки в созвездии Лебедя, договорились собраться через сотню лет, и разбежались в разные стороны.
Казалось, жизнь вернулась в привычное русло, но, как быстро выяснилось, мы рано расслабились. Вскоре до меня дошли слухи, что наших начали убивать. Одного за другим, последовательно, неотвратимо. Не помогало ничего, от смерти невозможно было убежать и спрятаться.
К счастью, загадочные убийцы действовали последовательно, соблюдая между убийствами равные интервалы времени, к тому же шли в алфавитном порядке. У меня оставалось время подготовиться и найти решение…

***
— И ты нашел? — белобрысый усмехнулся и снова налил нам водки.
— Сам видишь, — ответил я невесело. — Смена тела на новое и консервация старого – единственный выход. К тому времени я догадался, что нас ищут по связке ключ-значение, где ключ – это сознание, а значение – тело. Поменяй один параметр и спасешься. Сходить с ума в мои планы не входило, пришлось идти к единственной, способной сделать такое и молчать.
— То есть ты, вместо того, чтобы принять смерть в бою, добровольно влез под каблук? — его улыбка стала шире, он хотел что-то добавить, но осекся, увидев выражение моего лица.
— Знаешь, — я начал привставать, но тут…
— Дорогой, ты там как? — крик резанул по ушам, заставил поморщиться и заодно остудил боевой пыл.
— Нормально, — ответил я и взял стопку.
— Дорогой!
— Да твою же мать! — рявкнул я, но потом решил, что этого недостаточно, схватил лежащий на краю стола рупор и заорал во всю глотку, — нормально все, дай побухать спокойно!
Получилось хорошо, в небо взлетела потревоженная стайка птиц, белобрысый облился компотом, а моя благоверная, явно успевшая слегка захмелеть, хихикнула, но оставила меня в покое.
— Ну ты и шумный! — Белобрысый с улыбкой покачал головой и стал вытирать салфеткой мокрые пятна, — зачем так орать-то? Давай, рассказывай, интересно же.
— А что рассказывать? Все уже. Нашел эту ведьму, говорю, мол, так и так, схорониться мне надо. Она и отвечает, мол, ок, что-нибудь придумаю…

***
Ну в тот вечер я у нее остался, посидели, выпили, то се. А утром проснулся – нет ее, на столе записка:“Занимаюсь твоим вопросом, буду поздно”.
А вечером приходит, вся такая расфуфыренная, красивая, в общем, глаз не оторвать, если, конечно, не знать, какой она может быть стервой. И говорит:
— Есть у меня решение твоей проблемы, но знаешь, дорогой, на этот раз я хочу гарантий, а потому мы подпишем не простой договор, а брачный контракт.
Ну тут бы напрячься, но, по правде говоря, тогда мне было все равно. Каких я только договоров не видел, чего я только не нарушал. Думал – и тут выкручусь без проблем...
Три больших листа текста, напечатанного мелким шрифтом, ее витиеватая подпись. Все это казалось странным, я не удержался от вопроса:
— А почему напечатано? Что, гусиные перья больше не в моде?
— Автоматизация, — она пожала плечами, — пока сделали прототип. Процессор на основе адского камня, микросхемы на крови, принтер с картриджем душ, и так далее. Думаю, технические детали тебе не интересны, важно то, что подготовленный на этой технике документ обладает силой подписанного кровью, так что можешь не волноваться, подпишешь – и исчезнешь с имперских радаров на указанный тут срок, если, конечно, потом продлить не пожелаешь.
— Странный какой-то срок действия, — пробормотал я — почему в секундах и что за стрелки? И остальное все на русском, а имя бедняги, в которого я вселяюсь,පිරිමිළමයාගේඇඟිල්ල. Это что за набор иероглифов? Вы это на аутсорс китайцам отдали?
Тут она слегка смутилась.
— Индусам. Потому остались небольшие проблемы. Любое имя можно набрать только на суахили, вместо единицы печатается стрелка, а из-за разницы в часовых поясах время указывается только в секундах. Иначе не получается сохранить в базе и договор становится недействительным. Ты подписывать-то будешь?
— Это какой-то позор, — пробормотал я, усиленно стараясь перевести секунды в дни. Получалось так себе, устный счет никогда не был моим коньком. — Значит, я даже не знаю имени того, кто любезно пустит меня в свое тело?
Онапожала плечами.
— А тебе не все равно, Иван Иванович это будет или какой-нибудь Такумбек Стадуинов? Главное, что человек, а не кролик или какая панда.
— А, где наша не пропадала! — Я махнул рукой и поставил размашистую подпись.
На самом деле я знал, что тут таится какой-то подвох, но так было даже лучше. Скучно все предусматривать, намного интереснее ходить по краю и даже за ним, играть ва-банк, выпутываться из сложных ситуаций, а потому я не сомневался, что никакая хитрость в контракте меня не удержит.
— Отлично! — Она ухмыльнулась и спрятала документ, — в действие договор вступает на следующее утро после того, как мы отправимся в свадебное путешествие. Так что, если не хочешь, чтобы тебя нашли имперцы, советую поспешить.

***
— Вот так я и подписал этот гребанный контракт, — закончил я рассказ, — этим же вечером мы официально поженились, а на следующее утро отправились в свадебное путешествие.
— Нда, — сказал белобрысый, — представляю твой шок, когда ты понял, что означает этот набор иероглифов.
— Не представляешь, — буркнул я, — но знаешь, это ведь ненадолго, я пересчитал время. Оказывается, подписался я чуть больше чем на месяц, как-нибудь перетерплю, затем – обратный переход, и прощай, благоверная. Буду скрываться от сыскарей по старинке, без этой гребанной магии.

***
— Все-таки окольцевала вечного? — спросила бледнолицая брюнетка.
Ярко-красные губы на бледном лице и черные как смоль волосы делали ее похожей на вампиршу, но вместо крови она пила мартини, закусывая оливками.
— Окольцевала.
— Сколько же ты за ним бегала?
Миловидная, миниатюрная блондинка ответила не сразу. Симпатичная, с красивым, кукольным личиком, она задумчиво накручивала локон на указательный палец. На лице девушки царило умиротворенное, расслабленное выражение, а в сонных глазах нет-нет, да мелькало что-то похожее на торжество.
— Я не то чтобы бегала, — ответила она после паузы, — это было некой нашей общей игрой. Долгой игрой без правил. Его всегда бросало в крайности. То он участвовал в штурме Трои, чтобы после победы взять меня как трофей, а на следующее утро убегал вместе с Одиссеем. Он пробирался через дремучие леса и неприступные горы, чтобы добраться до темного замка, и спасти меня от заточения в хрустальном саркофаге, но через три дня отправлялся на поиски новых приключений. Сражался за меня на рыцарских турнирах, но после победы и пьянки по этому поводу уходил в поход, даже не зайдя в мои покои. Но не только он спасал меня. Я выкупала его из плена, когда он не мог вырваться сам, а если выкупить было невозможно – уводила тайными тропами через дыры в реальности. И каждый раз он находил способ уйти от меня, когда ему хотелось. Со временем страсть утихла, остался азарт. Наши отношения превратились в игру из серии “поймай меня, если сможешь”. И я не могла. Каждый новый раунд оставался за ним, он насмехался, утекал как вода сквозь пальцы.И тогда я решила действовать хитро. Долго готовилась, через верных людей кинула информацию о “слезах бога” и эту наживку он заглотил вместе с крючком и блесной. А потом, когда над ним вновь нависла смертельная опасность, пришел ко мне, как и раньше, но теперь я была готова.
— И выиграла?
— Как видишь. Теперь не отвертится.
— Да уж, — брюнетка посмотрела туда, где пили их мужья, помахала, но на нее не смотрели. Она улыбнулась и вернулась к разговору.
— Лили, а на какое время ты его повязала?
— Он думает, что примерно на месяц, — улыбнулась блондинка.
— А на самом деле?
— Смотри, — блондинка взяла салфетку, что-то быстро написала.
— Не врубаюсь, — Белоснежка повертела салфетку, — где-то я видела эти стрелочки… — она замерла на несколько секунд, потом ее рот округлился в удивлении, а затем она расхохоталась. — Вспомнила, я кажется вспомнила, — выдавила она сквозь слезы, — это типа g1? ну ты даешь подруга! Как же он согласился такое подписать?
Лилит лишь усмехнулась, обновляя вермут в бокалах.
— А какие планы у тебя на будущее? Ну сто лет, ну тысяча, потом смертельно осточертеете друг другу…
— Да ладно тебе, Снежка! Пока отправимся в путешествие в закольцованную вселенную, там, где время почти остановилось. Побудем пару веков, потом мне надоест, начну путешествовать одна, а он ждать меня в нашем доме, варить борщи, и… — тут обе не выдержали и расхохотались.
— В общем, поздравляю! — повторила Белоснежка и женщины подняли бокалы.

***
— Пожалуй пора, — белобрысый отставил стопку, поднялся разминая ноги.
— Чего так? — удивился я.
— Наши женушки заканчивают, я это нутром чую, — он усмехнулся, — моя точно напилась, захочет секаса, а у меня настроения нет. Так что я полетел, пока не поздно. — Он залихватски свистнул и вскоре из-за деревьев появился громадный белый птах. Повертел головой на длинной шее и вразвалочку пошел к нам.
Выглядел он жутковато, в основном из-за громадного размера, но за долгую жизнь я повидал всяких монстров. А этот походил на гуся, пусть и увеличенного раз в двадцать. Потому я просто лениво наблюдал за его приближением, слегка жалея, что вечер подходит к концу.
Подул ветер. Со стола,за которым коротали время девочки,сорвалась салфетка и полетела в нашу сторону. Она упала рядом со столом, перевернулась, и мы увидели надпись 3↑↑↑↑↑3.
— Моя хвастается, — хмыкнул я.
— Это, случайно, не время действия контракта? — осторожно спросил белобрысый.
— Оно самое, — я налил водку по стаканам, — на посошок?
— Давай, — он усмехнулся, покачал головой.
Мы чокнулись, допили водку.
— Знаешь, — белобрысый перестал улыбаться, — у меня, на самом деле, два хобби. Первое – полёт, второе – математика. Я даже когда-то кандидатскую почти защитил. Так вот, поверь мне, то, что ты подписал, это не на 3 миллиона секунд, это продлится немного дольше.
— Ты о чем? — Меня вдруг кольнуло нехорошее предчувствие.
— Долго объяснять, а мне лететь пора. На досуге почитай, что такое стрелочная нотация Кнута, у тебя теперь будет много времени.
Он с легкостью, будто и не пил, взбежал по белому крылу на шею гигантского гуся. Огромная птица неторопливо разбежалась и взмыла в небо.
— Нильс, — пробормотал я, — имя парнишки – Нильс…
Ну вот почему я вспомнил только сейчас? Взял бутылку с остатками водки.
— Дорогой, нам пора! — знакомый голос резанул по ушам, ну как она так подкралась-то? Задрал голову, посмотрел на колоссальную фигуру и, несмотря на все произошедшее, расплылся в улыбке. А хорошо она меня развела на этот раз, переместив мое сознание в тело Мальчика с пальчик. Сам Мальчик, до того, как в него вселилось мое сознание, повзрослел, и уже явно интересовался дюймовочками и прочими эльфийками.
— Отстань, — буркнул я без особой надежды.
Она не стала рассусоливать и просто сгребла меня ладонью, вместо со стулом и зажатой в кулаке бутылкой с остатками водки.
— Дома допьешь, нас ждет президентский номер, ванна шампанского и все, что полагается молодоженам, а завтра мы отправляемся дальше, у меня подготовлена обширная медово-месячная программа.
Я молча слушал ее, кивал, но мыслями был далеко. Предстоящая брачная ночь не особо пугала, хоть и обещала стать весьма экзотической, намного больше мне хотелось узнать, что же означает стрелочная нотация Кнута, и как долго на самом деле продлится 3↑↑↑↑↑3 секунд…

8. Житейское дело

– Лотта, завтрак на столе! Позови брата.
– Да, Мумочка! – рыжеволосый вихрь со смехом пронесся мимо женщины, умудрившись чмокнуть в щёчку на полном ходу, даже не притормозив.
– Ну сколько раз я просила не называть меня этими дурацкими именами, которые вы вечно сочиняете с братом! То Мома, то вот эта Мума, скоро вообще мумией обзовёте.
– Зато у всех простые мамочки, а у нас необычная и каждый день разная! – продолжила хихикать озорница. – Мам, а у Ларри дверь заперта, и на стук он не отвечает… Он никуда сегодня с утра пораньше не собирался?
– Да когда этот несносный мальчишка делился своими планами! – проворчала женщина. – Лотта, милая, сбегай после завтрака к бабушке. Может, твой братец решил проведать её в предвкушении воскресных тефтелек и плюшек?

Несносный мальчишка, впрочем, был таковым только для матери. На самом деле он давно уже вырос из коротких штанишек, что абсолютно не мешало навещать бабулю особенно в те дни, когда на столе появлялись любимые лакомства. Хотя обычно он предупреждал маму, чтобы та не волновалась. Ведь матери всегда беспокоятся о своих детях, сколько бы лет им ни было.
– Лотта, посмотри на полочке с лекарствами, Ларрина баночка с пилюльками на месте? Или он захватил с собой?
– Мам, точно там же, куда я её вчера поставила.
– Значит, опять с утра забыл выпить… А ведь доктор предупреждал, что лучше не пропускать приём лекарства. Детка, возьми баночку с собой, когда пойдёшь к бабуле, проследи, что братик обязательно закусил плюшку таблеткой.
– Хорошо, если что, спрячу пилюльку в булочку, он проглотит и не заметит!


***
Бабушка Хильда глубоко задумалась. Взгляд застыл на баночке с таблетками, стоявшей на белоснежной скатерти между тарелкой плюшек и заварным чайником. Однако мыслями пожилая женщина витала далеко.
Время пришло. И лекарства мальчику не помогут. Как не помогли ни его отцу, ни его деду. Хотя какой он мальчик, раз уже это случилось, то малыш точно повзрослел.
Хильда отпустила внучку гулять, предварительно напоив чаем со свежей выпечкой, забрала пилюльки и попросила передать матери, что обо всём позаботится. Незачем женщине волноваться. Тем более, что она не в силах ничем помочь Ларри. А вот у Хильды может получиться, если, конечно, она вовремя найдёт внука. Куда же он мог отправиться?

Пожилая дама пошла в комнату, которую занимал парнишка, пока гостил у неё. О чём он рассказывал в прошлый раз за чаем? Вроде увлёкся изобретениями, у мальчика всегда было хорошо с науками, даже на завод хотел письмо с предложением оправить. На какой, вспомнить бы, вдруг он сам решил туда съездить. Эх, надо было внимательнее слушать. Может, в ящиках письменного стола остались какие-то заметки?


***
За окном красного рейсового автобуса проплывали привычные пейзажи. Хильда смотрела в окно, а в руках сжимала письмо, перечитанное, наверное, раз двадцать.
«Уважаемый господин Свенсон!
Спасибо за Ваше предложение. К сожалению, такая новаторская технология пока не может быть внедрена в наши модели ввиду ряда технических сложностей. Тем не менее, приглашаем Вас к сотрудничеству на постоянной основе. Ваши идеи очень свежие и оригинальные, вероятно, мы совместно сможем найти им достойное применение.
С уважением, инженер Оскар Нильссон».
Нет, ошибки тут не может быть. Не должно. Именно так зовут мужа дочери бывшей соседки, и он как раз работает инженером на автомобильном заводе. Несмотря на распространённые имя и фамилию, Хильда, надеясь, что это именно тот самый Оскар, ухватилась за зацепку и теперь ехала навестить старую знакомую.
Листок нашёлся в верхнем ящике письменного стола. К сожалению, конверта с обратным адресом не оказалось, так можно было бы действовать наверняка, а не наугад. Странно, что в обращении указана фамилия «Свенсон», видимо, Ларри из каких-то одному ему ведомых соображений подписался девичьей фамилией матери.

Эмма не особо удивилась визиту бывшей соседки, хотя дамы и не виделись уже несколько лет. Хильда и в прежние времена, когда их дома были совсем рядом, никогда не предупреждала, что забежит обсудить последние новости или похвастаться новым нарядом. Женщина даже обрадовалась: будет с кем поболтать и повспоминать старые добрые времена. Пригласить зятя на вечерний чай? Никаких проблем, тем более что дочь как раз собиралась привести внуков погостить.
– Письмо от Ларри Свенсона? Конечно же, помню! О да, давненько я не встречал таких подробных чертежей и грамотных расчётов! – инженер Нильссон широко улыбнулся. Он удобно расположился в кресле и с удовольствием поддерживал беседу, хрустя сухариками с джемом и запивая их свежезаваренным чаем.

– Оскар, а что он предлагал? Неужели придумал необычный трёхколёсный автомобиль?
– Берите выше! Причём в прямом смысле этого слова. Вертолёт! Точнее, индивидуальный летательный аппарат. Ваш Ларри придумал хитрый пропеллер, которым можно оборудовать автомобили и превратить их в небольшие частные вертолёты.
– Ого! Вот это мальчик замахнулся!
– Самое удивительное, что материалы вполне доступны, и технологию внедрить не так сложно. Тем более, что всё подробнейшим образом в письме расписано.
– То есть мы скоро сможем летать друг к другу в гости? – обрадовались дамы.
– Если бы! – Оскар возмущённо нахмурился. – Главный инженер заартачился. Мол, мы не вертолётный завод. Правительство, говорит, не одобрит. Да по моему мнению, сам король Густав Шестой первым бы с удовольствием опробовал летающий автомобиль! И королеву бы…

– Господин Нильссон, – Хильда невежливо прервала поток фантазии Оскара, не особо горя желанием узнать, что именно мог бы сделать его величество со своей августейшей супругой в воздухе, – а вы случайно не помните, Ларри не упоминал о своих планах? Может, адрес какой-нибудь написал, где работать хочет?
– Так я сейчас посмотрю в кармане, вдруг завалялось там письмецо ваше, – чуть ли не выпрыгнул из кресла инженер и быстрым шагом направился к выходу.

Хильда скептически хмыкнула. Ага, конечно, за конвертом побежал, как же. Под сердцем с собой таскает. Что-то тут не так. Оскар зацокал языком уже откуда-то из коридора, а его тёща пояснила такую прыть:
– Нашёл повод сгонять за своей трубкой. Я же запрещаю ему дымить за столом, у меня кашель сразу начинается от табака.
Вернувшись через некоторое время, мужчина благодушно сообщил, что конверта в кармане почему-то не оказалось, но вроде как Ларри писал, что планирует провести дополнительные испытания в лаборатории своего напарника Фридсона.
– Может, Фредриксона? – переспросила Хильда, вспомнив фамилию школьного товарища внука.
– Может, и его, – не стал спорить Оскар.


***
По пути к дому Теодора Фредриксона бабушка юного изобретателя вспоминала, как эти двое шалопаев планировали научить дворовую собачку летать, прицепив бедняге на спину игрушечный вентилятор и запустив её с крыши сарая. Хорошо, что бабушка вовремя заметила и спасла ни в чём не повинную жертву пытливых умов. А теперь, значит, у них своя лаборатория и чертежи вертолётов. Кто бы мог подумать…
– Здравствуй, Тео!
– Добрый день, бабушка Хильда! – поприветствовал юноша женщину точно так же, как и в далёкие школьные времена.
– А ты, выходит, теперь инженер, да ещё и с собственной лабораторией?
– Ну, это громко сказано. Матушка пожертвовала старый коровник во имя науки, чем я и воспользовался.
– Надеюсь, это не потому, что корова улетела на вашем новом вертолёте? Кстати, Ларри там, в лаборатории?
Теодор помрачнел.
– Бабушка Хильда, я его не видел с тех пор, как мы поссорились.
Женщина так и рухнула на скамеечку, удачно оказавшуюся сзади.
– Как это не видел? Что стряслось?
– Ларри вообще в последнее время стал очень вспыльчивым. Особенно, когда дело касалось его изобретения – пропеллера. Я ведь так, на подхвате, а всё придумал именно он. Сначала решил установить на автомобиль, а потом сделал и переносной вариант, рассчитанный на одного человека. Даже испытания запланировал и площадку оборудовал, только не говорил, где.
Тео, задумавшись, замолчал. Хильда нетерпеливо кашлянула, и молодой человек продолжил:
– Вот тут-то мы и поссорились. Я сказал, что такой маленький пропеллер не поднимет в воздух взрослого человека, разве что гнома какого-нибудь. Ларри завёлся, начал кричать, что я могу называть гномом его самого и даже его отца, если мне так нравится, но он сам первым и полетит. Хлопнул дверью и был таков. Бабушка Хильда, вы ему передайте, пожалуйста, портфель. Ларри так рассердился и быстро выбежал, что забыл его у меня в сарае… То есть, в лаборатории.

Юноша принес потертый портфель и отдал его женщине. Её сердце замерло. Может, содержимое поможет ей отыскать внука? Практически вырвав собственность Ларри из рук Тео, Хильда почти бегом покинула двор, на ходу пробормотал слова прощания и благодарности. При школьном друге копаться в имуществе внука почему-то не хотелось.
Умостившись на ближайшей уличной скамейке за поворотом, дама открыла портфель. Чертежи, чертежи, чертежи… Неужели и тут ни одного намёка на то, где сейчас Ларри? Так, а что что за записка?

«Испытания пропеллера.
1. Индивидуальный полёт.
2. Полёт с грузом.
3. Полёт с напарником.
База: крыша на ул. Вулканусгатан»

Ого, да всё серьёзно! Целая база! Значит, надо ехать в Стокгольм и искать где-то на этой улице. Может, ещё не поздно.
В автобусе Хильда коротала время, листая купленную на автовокзале газету. Знакомое название… В разделе объявлений какая-то семья ищет экономку с проживанием у них в квартире, и в адресе как раз указана та самая улица. Как удачно! Сразу решён и вопрос с жильём, и с заработком – накопления-то не бесконечны, да и пообщаться с соседями будет вполне уместно. Вдруг кто-нибудь видел Ларри или его вертолётную базу?


***
Работа предстояла непыльная. Хотя нет, как раз-таки пыльная: главными помощниками Хильде были назначены пылесос и веник. Но ничего трудного не предвиделось, ведь наводить порядок, кашеварить и присматривать за детьми для домохозяйкисо стажем не представляло никаких сложностей.
Жаль, что отношения с восьмилетним Сванте пока не складывались: ребёнок почему-то сразу воспринял новоявленную экономку в штыки и категорически не шёл на контакт. Но женщина не унывала. По своему опыту общения с внуками и их друзьями она знала, как найти подход к ребёнку, и начать эти поиски запланировала с вкусной выпечки собственного приготовления.
Руки автоматически выполняли привычную работу, замешивая тесто для плюшек, а Хильда погрузилась в мысли. Никто из соседей не слышал ни про внука, ни про базу, ни про вертолёты. Нет, про вертолёты люди, естественно, слышали, но не про те, которые интересовали даму. Как ни прискорбно это осознавать, поиски зашли в тупик. Бедный Ларри, как же ему помочь?
У всех мужчин в их роду наступает момент, когда они начинают ощущать какое-то беспокойство, метаться, менять привычный образ жизни. Это значит, что пришло время определить свою судьбу. Узнать предназначение и выполнить предначертанное.
При этом речь идёт не о банальном выборе профессии. Нет, мужчины их рода не становятся первоклассными инженерами, талантливыми учителями, квалифицированными докторами. По большому счёту они даже перестают быть людьми. Точнее, людьми они не являются с самого рождения, но мальчики обладают всеми человеческими чертами, пока не повзрослеют и не наберутся достаточно опыта, чтобы перевоплотиться в то существо, которым предначертано стать. И на этом этапе, если юноше не объяснить, что с ним происходит, может случиться беда. Именно поэтому бабушка Хильда была уверена, что любимому внуку Ларри сейчас как раз нужна её помощь.
Удивительно, что дар передаётся лишь по мужской линии. Хотя, может быть, это вовсе не дар, а генетическое заболевание вроде гемофилии. Муж Хильды, сделав ей предложение, честно предупредил возлюбленную об этой особенности, как он тактично охарактеризовал семейное проклятье. Объяснил, что не сможет состариться вместе с женой, быть с ней всегда и в горе, и в радости и умереть в один день. Он покинет её намного раньше. А если жена подарит ему сына, то и этот мальчик не станет опорой матери на старости лет. Нет, есть небольшая вероятность, что наследник будет помогать, но не совсем таким образом, как это происходит в других, обычных семьях.
Девушка была юна, романтична и влюблена, а потому готова преодолеть любые трудности ради того, чтобы хоть ненадолго оказаться счастливой вместе с избранником. Жалела ли она потом о своём решении? Нет, ни разу. Хотя брак продлился не так долго: муж отправился выполнять предназначение ровно через пять лет после свадьбы, оставив Хильду с грудным Лукасом на руках. Сын женился рано и успел понянчиться с дочкой и сыном, прежде чем и его призвала судьба. И вот теперь настала очередь внука.
Хильда захватила с собой дневник, который традиционно хранился у старшей женщины их рода, а каждый мужчина заполнял свою страничку. Там он описывал ощущения перед перерождением, давал наставления потомку, иногда прощался с близкими. Записи могли помочь Ларри встретить судьбу лицом к лицу, да и внести свою лепту не помешает.
От мыслей женщину отвлёк знакомый голос. Нет, не может быть. Просто она постоянно думает про Ларри, вот и мерещится. Хильда оставила в покое готовое тесто, сполоснула руки и отправилась проверить, как дела у Сванте, сделал ли он уроки. В дверях кухни на неё кто-то налетел, практически сбив с ног.

- Ларри? Неужели к слуховым галлюцинациям добавились ещё и зрительные?
- Бабушка? - взволнованно вскрикнул чуть не уронивший женщину глюк, поддержал её за руку и помог восстановить равновесие.
- Да нет, вроде не мерещится, - бормотала себе под нос Хильда, с недоверием ощупывая внука.
- Что ты здесь делаешь? - удивлённо вскинув брови, спросил Ларри.
- Не поверишь, тебя ищу! Спрашивала уже всех, но твоё имя никому не известно.
- Конечно, я же представлялся по фамилии. Бабуля, и всё-таки, как ты тут оказалась?- продолжил допрос молодой человек.
- Тс-с-с, я под прикрытием, устроилась работать экономкой, - Хильда приложила палец к губам и огляделась по сторонам, будто проверяя, нет ли любопытных ушей. Так они делали, играя с Ларри в шпионов, когда мальчик ещё пешком под стол ходил.
- Так это ты та самая ужасная и строгая домоправительница, про которую мне Сванте все уши прожужжал! – рассмеялся внук.
- Видимо, да. А ещё я секретных агентов подключила к твоим поискам и собрала компромат, - всё ещё не вышла из роли бабушка, - пойдём-ка в мою каморку!
Портфель с чертежами привёл Ларри в восторг. Юноша чуть не подпрыгивал от радости, умудряясь при этом перебирать бумаги.
- А я-то думал, что потерял его! Теперь я точно закончу свой проект, а то двоих пропеллер поднимает с трудом. Вот же ошибка, я и забыл, что на пятом листе немного подправил формулу!
- Не торопись, внучок, - с грустью сказала бабушка Хильда, - сначала почитай ещё и это.

Женщина вздохнула и протянула семейный дневник. Ларри погрузился в чтение, при этом то его лицо озарялось улыбкой, то хмурились брови, то глаза раскрывались широко-широко.

- А я знал! Я знал, что папа стал гномом! Я всем рассказывал, но они почему-то думали, что я шучу.
- Может, потому что при этом ты заявлял, что твоя мама – мумия, а сестрёнка – баньши?
- Ну, бабуль, про них я и правда для красного словца, но про папу же всё точно! Подумать только: живёт где-то под горой и помогает людям находить руду. А вот про деда Вилли никогда б не догадался.Домовой, ну надо же!
- И при этом превосходный! Видел бы ты, какой у него всегда порядок, просто загляденье.
- Бабушка, а я… Я тоже?
- Да, внучек. Пришло твоё время. Ты чувствуешь?
- Какое-то смятение внутри появилось. Но я думал, это жениться пора. Или съел что-то не то. Мама даже какие-то пилюльки у доктора для меня взяла.
- Лекарства могут лишь отсрочить неизбежное. Наступил момент, когда ты выбираешь своё предназначение. Точнее, оно выбирает тебя. Пора и тебе начать помогать людям.
- Знаешь, кажется, я понял… Дети – это ведь тоже люди?- Странный вопрос. Конечно.
- А если они одиноки, несмотря на большую семью? Если некому выслушать, поддержать и развеселить? Таким ребятишкам ведь тоже требуется помощь, да?
- Разумеется.

Ларри широко улыбнулся:
- Тогда, кажется, я знаю, какое моё предназначение! И я его уже начал исполнять!
- Внучек, а как же твоя мечта стать инженером, сотрудничать с заводом? Они не согласились на твоё предложение, да и как теперь… - грустно начала бабушка.
- А, пустяки, дело житейское! - оптимистично перебил внук. - Я очень рад, что на заводе отказали, теперь я смогу использовать свой пропеллер только так, как я хочу, не спрашивая ни у кого позволения!И вообще, гражданочка, не надо нервничать. Спокойствие, только спокойствие!
С этими словами Ларри нажал на кнопочку и под звуки жужжания – оказывается, он не расставался со своим изобретением – умчался в сторону детской.
Бабушка Хильда смахнула слезинку. Кажется, успела. Хотя, наверное, можно было и не спешить – вон какой внук молодец, и без её помощи разобрался с предназначением и нашёл себя. Женщина прошептала ему вслед:
- Милый, милый…

Это сообщение отредактировал Паласатое - 23.05.2021 - 12:00

Когда приходится почти каждую неделю ездить в поездах, все действия отрабатываются до автоматизма. Такси до вокзала, там я примерно за полчаса до отхода поезда – можно сразу пройти на перрон. Билет куплен через приложение (купе с питанием, нижняя полка, по возможности без попутчиков), проводнице показываю его на экране телефона, прохожу в купе, рюкзак под сидение, пакет с едой и напитками на стол. Разуваюсь, снимаю джинсы (под ними шорты), ноги в тапочки – я готов перейти в горизонтальное положение. Дальше все зависит от расторопности проводницы: иногда постельное дожидается меня в купе, в этом случае через пять минут я уже сплю.

Четырнадцать часов в пути – это не много и не мало. Как раз достаточно, чтобы хорошенько выспаться (в обычные дни я встаю в пять утра), почитать книжку, посмотреть в планшете пару фильмов, поесть пару раз (и пару раз попить чаю – обязательно из стакана в подстаканнике!). Ну и фляжка коньяка у меня обычно с собой. Меньше пол-литра, но больше чекушки. Где-то 380 граммов. Не то, чтобы я постоянно пью в поезде, нет. То настроения нет, то попутчики мутные какие-то, то работать надо. Но лучше, чтобы было. Сто граммов для аппетита или пятьдесят перед сном, чтобы лучше спалось. Или разделить с попутчиком, если компания подходящая. Не напьешься, чего там пить двоим мужикам! Но ехать повеселее под коньячок. В этот раз, правда, фляжку я забыл дома. Плохо, но не смертельно.

В вагон я сел в половине третьего ночи, можно смело спать полноценных шесть часов – зимой светает поздно. А там посмотрим. Тем более – в купе я был пока один, грех не воспользоваться такой возможностью! Уснул быстро, так и просится штамп «под стук колес», но – вот незадача! – рельсы теперь кладут бесшовные, и старого доброго «тыгдык-тыгдык» уже не услышишь. Нет уже той романтики, да… ладно, хоть подстаканники обратно появились, без них вагон – не вагон. И покурить в тамбур уже не выйти, хорошо, что я бросил. Не та уже железная дорога, не та…

Когда я проснулся, уже светало. И в купе я был не один – напротив сидел мужик лет пятидесяти, коротко стриженый и в спортивном костюме. В руках у него была книга (бумажная, ага!), а на кончике носа – очки в тонкой металлической оправе. Я наблюдал за ним около минуты через полуприкрытые веки – читал он очень внимательно, но медленно, изредка переворачивая страницы послюнявленным пальцем. На его правой кисти я заметил татуировку, не похожую ни на тюремные партаки, ни на гламурные разноцветные «произведения искусства». В общем, определить его профессиональную принадлежность я затруднялся – слишком странное сочетание признаков. Но общение могло быть интересным. Я вздохнул глубоко и открыл глаза.

- Доброе утро, сосед. Александр меня зовут, - попутчик отложил книжку, заложив страницу билетом, и протянул мне руку для приветствия.
- Евгений, - представился я, отвечая на рукопожатие. – Пандемия совсем отучила нас здороваться за руку. Это не есть хорошо.
- Согласен. Я как раз хотел чаю проводнице заказать, да не хотел Вас разбудить ненароком. Составите компанию?
- С удовольствием. Но можно и на «ты» - лет нам примерно одинаково.
- Согласен. Тебе с сахаром?
- С двойным!
Александр вышел из купе, а я потянулся к пакету, доставая печенье. Через пару минут на столике в купе дымились два стакана с чаем. Мой спутник, извинившись, снова вышел и вернулся с еще двумя чистыми стаканами и бутылкой коньяка.
- Не рановато для алкоголя? – скептически поинтересовался я.
- Только не говори, что ты не пьешь! - попутчик плеснул в стаканы грамм по пятьдесят. За знакомство!
- За знакомство!
Выпили, закусили печеньем и шоколадом. Полминуты помолчали, прислушиваясь к ощущениям (по пищеводу прокатилось жгучее тепло, мир расцвел красками – коньяк не паленый). И приступили к чаю.

- Александр, как тебе удалось достать спиртное в поезде? Сейчас ведь с этим строго.
- Богатый жизненный опыт. По долгу службы приходилось и в пустыне алкоголь добывать. А здесь вообще легко – деньги и немного личного обаяния. Светочка поддалась на мои заигрывания, даже курить в рабочем тамбуре разрешила.
- А кем ты работаешь… служишь? Если не секрет, конечно.
- Уже не служу и не секрет – полковник ГРУ в отставке. Сразу предупреждаю: не на все вопросы могу ответить. Некоторые операции до сих пор под грифом «секретно». А некоторые всегда будут засекречены. Но кое-что могу рассказать, если интересуешься. Дорога длинная, а по общению с нормальными людьми я соскучился. Кстати, а сам-то ты кто по жизни?
- Юрист я, так что рассказать особо нечего. Профессия не героическая ни разу. А если и бывает чего интересного, так тоже…под грифом «секретно». Лучше тебя послушаю.
- Ну, тогда – еще по одной. За юристов.
- Лучше за разведчиков.
- За них позже. Поехали!

- Ну и куда направляется юрист Евгений? По работе или отдыхать?
- В Екатеринбург еду. В Арбитражный суд, дело завтра там рассматривается. Ничего интересного: одна организация денег у другой просит, а та говорит «я ничего не должна, товар ваш – гавно». А ты?
- А я в больницу. Так, ничего серьезного – плановое обследование. Екатеринбург…сейчас его ЕКБ называют, в «десятые» годы – Екат. В двухтысячные - Ёбург. А я оттуда на военные сборы в 91-м уезжал, еще из Свердловска…
- Я в первый раз тоже в Свердловск приезжал, в пятилетнем возрасте… на юг ехал с семьей. А ты разве в гражданском ВУЗе учился?
- В политехе. Военная кафедра, закончишь – лейтенант запаса. Отправили на сборы, перед присвоением звания. Там и попал я в военную разведку. Я единоборствами в институте занимался, стрелял неплохо. Но в армии служить не хотел никогда, да и время уже было мутное, если помнишь. А сборы – это такой пионерлагерь для взрослых балбесов, с водкой и сигаретами. Ну, огневая подготовка, строевая, тактика – это понятно. Но и временя свободного было – умотаться. Так что в город в самоволку чуть не каждый день ездили. Да за нами и не следили особо – «партизаны», присягу не принимали еще. И продолжалась бы эта халява до конца сборов, но в один не очень прекрасный день вызвали меня к замполиту части. В курсе, кто это такой?
- Ну да, главный пропагандист… политика партии, все дела…но мог жизнь испортить запросто.
- Все верно. Еще по одной?
- За разведку!

- Так вот, захожу в кабинет, представился, смотрю – за столом человек пять, все в гражданском, один замполит по форме. Он говорит, остальные молчат. Но видно, что мужики все по должности или по званию его выше, он перед ними, как собачонка, только что хвостом не виляет. И вот втирает он мне про мусульманскую угрозу, вроде как не США сейчас наш главный противник, а «зеленое знамя ислама». А тогда еще про бармалеев-террористов и не слышно было, заметим. И плавно так переходит к тому, что неплохо бы мне воинский долг отдать по-настоящему. Родине послужить. Готов, мол, ты из автомата пострелять? Всегда готов, отвечаю. А сам не понимаю, к чему он клонит. Ну, тут один из гражданских слово взял: ты, курсант, рукопашник неплохой и стрелять умеешь. А нам такие бойцы позарез нужны. А если еще и в тайне сохранишь свое особое задание – честь тебе и хвала, денежное довольствие и очередное звание. Но риск есть живым не вернуться, не без этого. Тогда семья твоя будет обеспечена на всю жизнь, Родина своих не забывает. А я туплю, не понимаю, чего Родина хочет от меня.
- И чего же она хотела?
- А Родина хотела, чтобы я прямо из кабинета направился на аэродром и в составе боевой группы вылетел в одну жаркую восточную страну…название тебе знать не обязательно…чтобы помочь устранить одного нехорошего бармалея.
- Студента? Без подготовки? На такое задание? Чего-то как-то…
- Сам охренел. Но согласился. Почему? Сам не знаю.
- Не жалел никогда, что согласился?
- Если мужик принял решение – значит, оно в тот момент было единственно правильным.
- Правильно, чего рефлексировать? За нас, за мужиков!
- За мужиков!

- И что же произошло в жаркой восточной стране?
- Нас отправили на пару дней в военный лагерь, акклиматизироваться и научиться работать с оружием. Я же из «Калаша» стрелял, ну из ПМ еще, а там было…короче, пришлось переучиваться. Но ничего, справились. Жили в пещерах, вырубленных в скалах. В принципе, не особо жарко. Нас восемь человек, из Союза, и переводчик с проводником, местные. И накануне боевого выхода, ночью, ракетный обстрел. Пещеру нашу завалило, выжили кроме меня только трое бойцов и переводчик местный. Я его из-под завала три часа руками откапывал, но вытащил. В общем, задание мы не выполнили – другая группа потом бармалея зачистила, там особенность одна была, втроем не справились бы…ладно, это опустим. А нас, уцелевших, через два дня вывезли обратно в Союз.
- И ты после всего продолжил служить?
- Вот тут и начинается самое интересное. Даже необъяснимое. Переводчик, которого я спас, Анвар его звали…он сказал, что обязан мне своей жизнью и достаточной платой за его жизнь может быть только спасение моей жизни. Алаверды, типа. Он повел меня к своему родственнику, который практиковал их арабскую магию. Такой колоритный старик, как в фильме «Белое солнце пустыни» аксакалы были, помнишь?
- Ага, у ящика с динамитом сидели…
- Во, точно такой же. Он вокруг меня покрутился, и начал бормотать чего-то по-своему. Анвар переводит, конечно. Короче, смысл в целом такой: ждет меня жизнь долгая и опасная, но колдун этот мне наложит заклинание – магический щит Ибну Альван, и насильственная смерть мне не грозит. Ну, я посмеялся про себя… не верил я в эту херню… но сопротивляться не стал – зачем хорошего человека обижать? Тот пошептал чего-то, травками подымил, выпить дал какую-то гадость. И все «Аллаху Акбар… Аллаху Акбар». Боялся, что обрезание заставит сделать – нет, обошлось. Потом татуировку набил, - Александр дал мне рассмотреть правую кисть.
- А что она означает? Шестиугольная звезда, арабские буквы, знаки какие-то…
- Это и есть щит Ибну Альван. Пока она на мне – меня убить невозможно.
- Александр, ты не похож на человека, который говорит неправду. Но…блин, это как в кино про сверхъестественное…
- Хочешь проверить? Нож есть? можешь меня ударить им. Не бойся, мне ничего не будет.
Нож у меня был, но проверять было как-то ссыкотно. Вообще все начинало походить на какой-то бред. Неужели коньяк все же паленый? Тем временем мой попутчик разливал по стаканам остатки коньяка.

- Ну, по заключительной. За здоровье!
- За здоровье.
- Понимаешь, Женя, я привык уже, что мне не верят. Сам бы себя попробовал порезать, чтобы тебе доказать, что не вру. Но сам себя я почему-то могу поранить, а возможно и убить. А вот никто другой не может ни ножом, ни пулей, ни гранатой. Я бессмертный практически. Может, от болезни или от старости умру, конечно. Но не скоро. А насильственная смерть меня не берет.
- И часто у тебя была возможность испытать свою неуязвимость?
- Пока служил – практически ежемесячно. У меня, скажем так, получалось делать свою работу лучше, чем у других. И это неудивительно – я всегда возвращался живым с самых опасных заданий. Была у меня репутация бессмертного, я не афишировал, конечно, что так и есть. Но все догадывались, что это неспроста. В танке горел, в подлодке тонул, под ракетные обстрелы попадал, в пустыне неделю без воды выживал… Подробностей не будет, я предупреждал. Просто поверь.
- Понятно, что тебя на службе ценили за это и отправляли в самое пекло.
- Не без этого. Но стал я замечать одну особенность: парни, которых со мной посылали на задание, практически шли на верную смерть. Не знаю, может я их удачу на себя перетягивал…в общем, рядом со мной находиться небезопасно. Да ты не напрягайся, сейчас-то я не на задании.
- Да я и не боюсь. Не из пугливых… Да и в поезде чего может случиться?
- Ну не скажи. С другой стороны, на самолете безопаснее, вроде как. Но вот я не могу летать после одного случая…
- Да ладно! Неужели летел самолетом и что-то случилось?
- Не просто «что-то случилось»… помнишь в 2008 году в Перми авиакатастрофа была?
- Помню, конечно. Боинг взорвался над городом – никто не выжил…
- Ошибаешься. Один человек выжил. Он перед тобой.
- Не может быть! И что там было все же? Террористы захватили?
- Да. Пытались уронить самолет на «Пермнефтеоргсинтез», тогда бы полгорода стало одной большой воронкой. Но там случайно оказался я…или неслучайно. Большего тебе, пожалуй, лучше не знать.
- Но ведь самолет взорвался в воздухе? Как же ты выжил? Взрыв, потом падение с высоты… и почему об этом никто не знает?
- Не знают потому, что не должны знать. А как выжил…я же бессмертный, забыл?

Я, как бы банально это ни звучало, натурально потерял дар речи. Как там в Писании? «Во многих знаниях многие печали», кажется. Вот что теперь мне делать с этой информацией? Забыть и принять, как странную невероятную сказку? Или поверить…но тогда вся моя система ценностей накроется медным тазом…кажется, это и называется «когнитивный диссонанс». Александр похлопал меня по плечу, печально усмехнувшись. Видимо, все мои чувства были написаны на лице. Поднялся, пожал мне руку со словами «Будь здоров, Женя!» и направился в коридор. Пора собираться – подъезжаем к Екатеринбургу. Торопливо скидывая в рюкзак вещи, я поглядывал в окно – поезд замедлялся и уже ехал вдоль перрона, на котором было подозрительно пусто. Только с равными промежутками стояли люди в форме, внимательно вглядываясь в окна проезжающих вагонов. Прямо по перрону ехала «Скорая», а следом за ней два джипа с военными номерами. Встречают кого-то, наверное. Поезд остановился, и я вышел в проход.

Не успел я дойти до купе проводника, как дверь вагона с грохотом открылась, и из тамбура послышались возня, топот и шум борьбы. Потом все стихло, и я с опаской вышел. На перроне двое мощных мужиков в белых халатах вели к «Скорой» Александра в наручниках. Я спрыгнул со ступенек вагона и рванулся было к ним, соображая, что можно сделать в такой ситуации. Но меня остановила крепкая рука, и тихий голос прошипел «Стоять!». Невысокий мужик в штатском (но с военной выправкой) повернул меня к себе лицом, как ребенка, хоть я и сопротивлялся.
- Но ведь… - начал я, заикаясь от волнения.
- Это псих, - буднично сообщил мужик. – А я – его лечащий врач. Обострение у него, из психушки сбежал два дня назад. Ловили по всему Уралу. А Вы с ним разговаривали?
- Псих, - протянул я. – Что ж, это все объясняет. Да, разговаривал.
- И что, говорил, что он бессмертный? Что его убить нельзя?
- Говорил.
- А Вы поверили ему?
- Почти поверил, да.
- Это все бред сумасшедшего. Забудьте и никому не рассказывайте. Для Вашей же безопасности.
- А что с ним будет дальше?
- Привезут в палату, продолжат лечение. Галоперидол, аминазин, амитриптилин… впрочем, Вам это неинтересно. И так до следующего обострения. Все будет хорошо, в общем. И у Вас все будет хорошо, если забудете эту историю. Честь имею!

«Врач» быстрым шагом направился к «Скорой», открыл дверь и что-то начал говорить водителю. Я же направился было к выходу с платформы, но боковым зрением уловил у машин какое-то движение и обернулся. Дальше все развивалось необычайно быстро: Александр, как распрямившаяся пружина, буквально вылетел из машины, отбрасывая в сторону «врача». Потом ударами ног раскидал бежавших к нему солдат и рванул вдоль вагонов, быстро и удивительно красиво, несмотря на скованные руки. «Врач» скомандовал, и со всех сторон в беглеца начали стрелять. Он метался из стороны в сторону, но все равно часть пуль попадали в спину и в ноги, взрывая плоть кровавыми фонтанами. От этого он падал, то на колени, то плашмя, но снова поднимался и продолжал бежать. Падал и поднимался, падал и поднимался... пока не нырнул между вагонами и скрылся из вида. Военные дружно побежали за ним, а я направился к выходу в город с одним желанием: напиться в дрова и забыть все, как страшный сон. По громкой трансляции символично играла песня Квинов «Who Wants to Live Forever».

10. Чужие

Кип тихонько посвистывал грустную мелодию сидя на парапете под яростный грохот ударов по крышке люка, ведущего к нему на крышу. Дырявое как сыр зеленовато-жёлтое светило медленно выплывало из-за чернильно-синего горизонта, проявляя на небе пурпурные облака, начинающие по мере пробуждения ворчать и охотиться на более ленивых сородичей. Тени становились всё ярче, а стуки тише, пока не стало совсем светло и тихо. Только посвистывание Кипа и хищные танцы полностью проснувшихся облаков.
Щёлк-щёлк-щёлк, раздалось со стороны пожарной лестницы. Кип повернулся и с радостью узнал в нежданном пришельце своего друга Туума, щелчками трёх своих ртов приветствовавшего приятеля. Просторный плащ как парус развевался на его обнажённом теле, пока он шарил по карманам в поисках своей трубки. Он весь светился важностью и самодовольством, как это обычно бывает, если застать Туума за работой. Найдя наконец свою трубку, он с важным видом сел поодаль от Кипа, закинул одну тощую ногу на другую и начал беседу, попеременно разговаривая разными ртами, а иногда и сразу тремя.
- Как прошла твоя ночь, друже? Лемма снова пыталась высосать твои соки? Бедняга, сильно ты её обидел.
Свободный от разговоров рот Туум занял своей изящно изогнутой трубкой, раскурив которую принялся с наслаждением пускать клубы пурпурного дыма, быстро обретавшие форму и самостоятельность, устремляясь наперегонки в небо, к уже успокаивавшимся старшим товарищам.
Кип печально кивнул, вяло поднял с колена руку и помахал приятелю. Он был совершенно разбит ещё одной бессонной ночью.
- Я хочу домой, - сказал Кип и заплакал. – Я так больше не могу.
Туум одобрительно защёлкал, подбадривая друга.
- Ты чужак, Кип, ты не сможешь с нами. Я тебе много раз говорил, это было ошибкой. Вернись домой, ходи в море, собирай пыльцу и привози к нам в бестуманный сезон. Будем сидеть с тобой у Нгона в кабаке, и ты будешь рассказывать свои истории, а я слушать.

Кип подошёл к другу и вытянул руки, чтобы погреться от тепла его трубки. В его больших круглых глазницах плясали огоньки, а листва печально шелестела по плечам.
- Знаешь, почему? – сказал он.
- Почему, что? – вкрадчиво ответил друг одним самым маленьким ртом.
- Почему мы с Леммой расстались. Так. Почему я тут сижу каждую ночь?
- Нет. Но там, внизу, шмульки болтают всякое. Что ты съел её третью маму. Тётушку Ралу. – Туум закатил глаза, вспоминая что-то. – Я с ней отплясывал как-то, когда она ещё была куколкой.
Он похлопал друга по сучковатому плечу.
- Не вини себя, я бы и сам не прочь полакомиться свежей кефсой, трудно устоять перед таким соблазном в сезон. Но Лемма странная девушка и видит мир не так, как мы. Побудь ты тут чуть подольше, понял бы как всё устроено – сначала кусает она, а потом ты. Нельзя съесть маму и не поделиться – это страшное оскорбление. Ты должен что-то решать. Однажды она уговорит тебя, и ты впустишь её на крышу.
Кип отвернулся и убрал руки в карманы. Он знал, что его друг прав – надо что-то решать.


Видавший жизнь рыбацкий баркас бросало из стороны в сторону на густых как масло чёрных волнах. Посреди безлунной ночи было светло как днём – бушующее море исторгало из глубин огромные пузыри, вспыхивающие огромными факелами на поверхности. Капитан сжимал сучковатыми руками штурвал, одновременно сильно и ласково, чувствуя ответное тепло родственного материала корабля. Он отчётливо видел страх товарищей по дрожанию их крон, но сам оставался холоден как лёд, листочек к листочку, неподвижно. Море могло вспыхнуть в любой момент и выбор у команды был между мучительной смертью в огне и вечной каменной мукой на дне Моря Кошмаров. Только настоящий храбрец или безумец повёл бы в сезон огня свой корабль через смертельные воды, но Кип не был ни тем, ни другим, он был одержим идеей. Идеей мести. Маленькая тварь сточила его великого отца! Давно позабыв о войне между дендрами и сектуниями, он пустил корни на почётной пенсии ветерана, любовно укрывая тенью своей кроны многочисленную молодую поросль. Кип навсегда запомнил ту залётную лярву, что выточила дыру в старом сердце великана, сбежав со всеми его желудями. Он поклялся отомстить и не отлагая ни минуты, ринулся в море со своей командой. Он рвался вперёд к дальним берегам так быстро, как позволяли меха его лодки, без устали раздуваемые верными сородичами. Жёлуди манили его через расстояние, он точно чувствовал направление. Даже когда весь корабль уже был объят пламенем, и он оставался последним, кого ещё не поглотил беспощадный огонь – он не выпустил штурвала из рук. Туум спас его, сетью поймав с высоты своего дирижабля, в колышущийся кокон которого он постоянно поддавал пурпурные облачка из свой трубки. Случайно ли он оказался там или нарочно – Кип никогда не узнает.

Кип открыл люк на крыше и спустился вниз. Туум остался снаружи – друг сам должен разобраться со своими личными делами. Лемма спала в своей кадке с землёй. Такая красивая и безмятежная, она совершенно не была похожа на копошащихся вокруг в грунте личинок её матерей, гневно шипящих на приближающегося Кипа. Грудь Леммы мерно вздымалась, а слепяще-алые губы на бледном лице расползались в сонной улыбке, обнажающей острые клыки. Кип взял стул и сел рядом – он останется тут до заката, чтобы всё объяснить бывшей жене. Он отомстил за отца, но заплатил за это слишком высокую цену, предав доверие любимой. Странная ирония – влюбиться в дочь своего смертельного врага! Поглощённый своими мыслями он машинально положил в рот одну из шипящих личинок. К вечеру Лемма осталась сиротой и больше некому было шипеть ей на уши о плохом выборе мужа.
Утром довольный и усталый Кип снова выбрался на крышу, где его уже поджидал улыбающийся одним ртом Туум. Другим, свободным от трубки, он весело насвистывал подслушанную мелодию друга.
- Не такой уж ты и чужак, Кип, - сказал Туум, - разобрался сам и всё исправил. Твой отец бы тобой гордился. Эх, видел бы он молодую поросль своих желудей в саду!
Тут-то Кип всё и понял, понял и разрыдался от счастья, понял, что не месть направляла его всё это время, а судьба.

В послеполуденном воздухе растекалась жаркая, сонная леность. По грунтовой дороге, тянущейся мимо деревянной ограды фермы Олве, то и дело проносились автомобили и глиссеры, поднимая облака горячей пыли. Легкий ветерок, задувающий с севера, был слишком слабым, чтобы даровать хотя бы толику прохлады. Далеко в той стороне, на самом горизонте, в изжелта-сером небе уже различимы были отдельные тучи, похожие на клочья лиловой ваты, обещавшие когда-нибудь излиться бурей на изнывающую землю. Но когда еще соберётся та буря?


Олве приподнял бейсболку и вытер мокрый лоб тыльной стороной ладони. В другой руке он держал мультифон, демонстрировавший последние минуты отборочного матча по гота-гота с участием местных команд. Олве никогда не интересовался спортом, но с тех пор как увлёкся галактической лотереей («подсел», в ехидном определении Марты), он частенько попадал на окончание трансляций разных спортивных мероприятий, после которых как раз и начинался очередной розыгрыш. У его ног стояла наполовину заполненная тачка с навозом, над которым, глухо жужжа, роились толстые зелёные мухи. С лопаты, лежащей поперёк тачки, прямо на сапоги Олве падали капли жирного гумуса. Олве ничего этого не замечал, глубоко погрузившись в свои мысли. Он представлял себе океанское побережье. Изумрудные волны с тихим шелестом набегали на белый песок, ласковый ветерок овевал лицо. К могучей груди воображаемого Олве доверчиво приникла прекрасная островитянка. Одной рукой он поглаживал её нежную ножку, в другой небрежно держал огромный бокал с ледяным мохито…
- Олве! – разнёсся над хлевом трубный зов. – Олве! Ну и где ты, паразит несчастный? Сколько можно дожидаться тебя к обеду?
Олве осторожно выглянул во двор сквозь щель в стене. На пороге дома стояла Марта, хмуро озирающая свои владения. Хотя формально ферма и принадлежала Олве, вряд ли кто-то в двадцати лигах окрест усомнился бы, что владеет ей именно Марта. Марта была монументальна. На две головы выше своего мужа, в лиловом хитоне в горошек, с короткими волосами, закрученными на бигуди, она представлялась Олве обелиском, воздвигнутом злой судьбой над безымянной могилой, в которой покоились лучшие годы его жизни.

- Десять минут, Марта! – с раздражением проорал он в ответ. – Я ведь здесь работаю, знаешь ли!
- Работает он! Знаем мы, как он работает… Пялится, как чумной, в свою лотерею, паразит…

Зычный голос Марты стих, когда она вернулась в дом и закрыла за собой дверь, но даже так до ушей Олве долетало её неразборчивое ворчание. Он махнул рукой. В этот момент матч, наконец, закончился и, после короткой заставки, над поверхностью мультивизора появилась хорошо знакомая ему очаровательная девушка. Олве выудил из нагрудного кармана небольшую пластиковую карточку, разукрашенную желтыми, оранжевыми и зелёными кругами. В центре карточки безжалостно-красным светом горел номер из восемнадцати символов. На памяти Олве он становился зелёным лишь дважды. Один раз он выиграл триста кредитов, другой раз – бейсболку. Однако же, сосед Олве – старый Дин Звинка – три года назад выиграл в галлоте тягловой глиссер с прицепом. С тех пор Олве верил в лотерею так же крепко, как в господа бога нашего Джиису. Вот если бы ему, Олве, выиграть глиссер – тогда бы, Марта, глядишь, и перестала его пилить…

Девушка из мультивизора тем временем начала объявлять победителей недели. Её нежнейший голосок, от которого у Олве всегда начинали бегать мурашки, называл номер очередного счастливого билета, после чего сообщал размер выигрыша. За регулярным розыгрышем начался месячный, потом квартальный. Олве, сам того не замечая, кусал губы и нервно барабанил пальцами по дощатой стене. Номер его билета продолжал гореть красным. Дело подходило к джекпоту, который никому не удавалось сорвать уже больше года.

- Что же, может на этот раз кому-нибудь повезёт? – с наигранной веселостью спросила девушка и продиктовала заветный номер. Олве медленно выдохнул и расслабился. Если кто-то и сорвёт джекпот на этой неделе, то точно не он. Обычно после розыгрыша джекпота Олве клал мультифон в карман и шёл домой обедать. Но в этот раз какое-то странное чувство (а может быть, просто жгучее нежелание видеть Марту) заставило его повременить. После джекпота наступал так называемый «Галактический розыгрыш» с фантастическим супер-призом, который мог достаться одному-единственному счастливцу во всей обитаемой части галактики. Называли его не иначе как «Самый Большой Приз». Никто и никогда не срывал этот куш, а Олве даже в самых смелых мечтах не осмелился бы рассчитывать на что-то подобное. Девушка, меж тем, продиктовала последовательность знаков, и, склонив голову набок, ожидала отчета системы. Потом глаза её расширились, а длинные коровьи ресницы затрепетали, подобно крыльям бабочки.

- И… О, боже! Это невероятно… - проговорила она. – Кажется, у нас есть победитель!

Невидимая студия взорвалась овациями. У Олве тяжело заныло под ложечкой. В глубине души он надеялся, что этот Самый Большой Приз не более, чем рекламный ход. А теперь он в самом деле кому-то достался. Кому-то… Не ему.
Он рассеянно запихивал билет в карман, когда взгляд его уловил чудесное изменение, произошедшее с кусочком пластика. С символами на кусочке пластика. Олве зажмурился и потряс головой. Зажмурился снова. Нет, в самом деле. Нет, не мерещится. Все восемнадцать символов на билете из ярко-красных сделались оливково-зелёными. Олве на негнущихся ногах прошёлся по хлеву. Едва не упал, споткнувшись о тачку с навозом. Потрепал за рогатую голову бурую корову. Зачем-то полущил пальцем краску, пузырящуюся на горячей от солнца открытой двери. Потом тяжело, прерывисто вздохнул и снова поглядел на билет. Ничего не изменилось. Олве прислонился спиной к столбу, подпирающему кровлю и закрыл глаза. Ему казалось, что сознание сию минуту его оставит. Из полузабытья его вырвало дребезжание мульифона.

- Кхем-кхем… - проговорил на том конце солидный мужской баритон. -Имею честь разговаривать с мистером Олве Урденом?
- Д-да… - проблеял Олве и постарался взять себя в руки. – Да, а кто спрашиает?
- Меня зовут Глотт. Джамено Глотт, к вашим услугам, мистер Урден. Я президент местного отделения Галактической Лиги Искусств, Спорта и Развлечений. – Голос в трубке выдержал паузу. - Скажите, вы смотрели последнюю трансляцию «Галактической Лотереи»?
- Д-да…
- Прекрасно! Значит, вы уже знаете, что выиграли наш СБП?
- Да, но…
- Превосходно, мистер Урден. Нам хотелось бы не затягивать надолго процесс регистрации, так сказать, победителя. Удобно ли будет вам, если наш глиссер заберёт вас завтра утром прямо из дома и доставит в головной офис для того, чтобы утрясти юридические вопросы?

Ошарашенный Олве пропустил половину из того, что говорил ему Глотт, однако что-то в последнем вопросе заставило его встрепенуться.
- Д-да… То есть, нет, мистер Глотт! Мне бы не хотелось поднимать шум, ну, знаете, чтобы кто-то узнал… Я боюсь, что если ваш глиссер заявится к моим воротам…
- Ни слова больше, мистер Урден! – рявкнул Глотт. – Я вас понял. Полнейшая конфеденциальность. Скажите, откуда вас можно забрать, чтобы не привлекать лишнего внимания?


Поздним утром на другой день Олве уже находился в головном офисе упомянутой выше конторы, утопая в роскошном кресле с обивкой из натуральной кожи. Напротив него, сложив на столе холёные руки, сидел президент Глотт – человек с лицом бульдога и глазами акулы. Он приторно улыбался.
- Огромная честь, принимать вас здесь, мистер Урден. – пророкотал Глотт. – Ну, каково быть первым, так сказать, обладателем СБП?
- Простите, сэр… - Олве поёжился и попытался сесть ровнее, но высвободиться из объятий кресла оказалось нелегко. – Такое дело – я, боюсь, что до сих пор не знаю, что именно я выиграл.
- Ах, ну конечно! – Глотт легонько хлопнул себя по лбу. – Вот, ознакомьтесь.

Он что-то протянул своему помощнику и тот, обойдя стол, вложил в руки Олве богато изданную брошюру. На обложке, на фоне сияющей мириадами звёзд космической бездны медленно вращалась планета. Поверхность её, подёрнутую дымкой облаков, покрывали синие океаны и зелёные континенты. Большими золотыми буквами на обложке было написано слово «Дионея». Олве провел пальцами по тиснёным буквам и поднял вопросительный взгляд на президента.

- Это, что, курорт? Я выиграл путешествие на курорт?
Глотт по-отечески рассмеялся и находившиеся в комнате помощники и секретари стали ему подобострастным эхом.
- Ну что вы, мистер Урден! Берите выше!
- Ах, так значит, я стал владельцем курорта на другой планете? – Теперь и сам Олве засмеялся. Разумеется, он не говорил серьёзно, ему просто хотелось, чтобы игра в угадайку поскорее закончилась.
- Вы стали владельцем планеты, мистер Урден. – В мгновение ока Глотт сделался серьёзным, даже торжественным.


Олве снова засмеялся, но на этот раз его нервный смех быстро угас и растворился в наступившей тишине. Глотт поднялся о своего места.
- Понимаю, мистер Урден, ваше потрясение и даже, отчасти, разделяю его. Полагаю, вам потребуется некоторое время для того, чтобы свыкнуться с этой мыслью и прийти в себя. Мистер Лопес займётся вами, обращайтесь к нему с любыми вопросами. А меня, увы, ждут дела.

Высокий молодой человек, чем-то неуловимо напоминавший самого Глотта, подал Олве руку и помог выбраться из кресла. На прощание президент одарил его медвежьим рукопожатием и Олве, на ватных ногах следуя за Лопесом по коридорам головного офиса, никак не мог избавиться от иррационального чувства вины за свою ледяную и липкую от пота ладошку.
Лопес привёл Олве в небольшой кабинет, усадил за стол, потом запер за ними дверь и только потом уселся сам.
- Итак, мистер Урден, как вы желаете получить свой приз? – спросил он тоном профессионального клерка.
- В каком смысле? – не понял Олве.
- Вы можете заявить право собственности на планету. – Пояснил Лопес. – Можете отказаться от планеты и получить выигрыш деньгами. В этом случае, сумма выигрыша составит один миллиард кредитов.
- Миллиард? – вырвалось у побледневшего Олве.
- Конечно, сложно объективно оценить стоимость целой планеты. – Лопес истолковал реплику Олве по-своему. – Это символическая компенсация. Честно говоря, мы были уверены, что победитель выберет планету.
- Я беру деньги! – выпалил Олве.
- Вы уверены? – лицо клерка несколько вытянулось. – Позвольте, я расскажу вам о вариантах подробнее.

Следующий час с небольшим Лопес живописал красоты Дионеи, её восхитительные климатические зоны и чудесную близость к крупнейшим трансгалактическим транспортным артериям. Он сулил Олве на одной только аренде заработок в три миллиарда кредитов годовых. Многое из сказанного Олве прослушал, сокрушенный тяжестью павшего на его голову выбора, но пообещал Лопесу подумать и сообщить о своём решении не позднее, чем через месяц.


Тем же вечером за ужином Олве поинтересовался у Марты, как бы невзначай, что бы она сделала, выиграй он миллиард кредитов. Марта привычно разразилась бранью. «Выиграл! – ругалась она. – Ты бы выиграл, если бы не был самым огромным неудачником в галактике, Олве! И твой отец был неудачником! Как хорошо, что у нас нет детей, иначе и они тоже были бы неудачниками. Играли бы как чумные в сраную лотерею, как их папаша-паразит!» Уроженка Зимних Островов, Марта, как все тамошние жители, немного растягивала букву «р». «Игр-рали в ср-раную лотер-рею, пар-разиты». Олве это бесило. Немного выдохнувшись, Марта уведомила мужа, что если бы у того хватило везения на миллиард, они бы скупили окрестные фермы, наняли бы работников и наконец-то зажили, как приличные люди. Но всё это чушь, так как больших неудачников, чем Олве, не существует. И что навоз в коровнике сам себя не соберёт, а потому неплохо бы Олве прекратить витать в облаках и идти спать, чтобы с утра заняться делом. С этими словами Марта удалилась, наградив на последок злобным взглядом своего супруга, в глубокой задумчивости ссутулившегося на покосившемся стуле.

Спать Олве так и не пошёл. Он бродил по кухне, бродил по двору, подолгу стоял на крыльце, глядя в небо. Звёзды заговорщицки подмигивали ему. Червячок сомнения, зародившийся в его душе, вдруг – именно вдруг, лучше и не скажешь – превратился в воздушного змея и потянул душу Олве к этой сияющей черноте над головой. Прочь, прочь от постылой жизни, коров, навоза и Марты. Олве решился.

Лопес очень удивился, когда утром следующего дня Олве заявился к нему и решительно заявил, что собирается заявить права на планету. Клерк сунул ему целую кипу бумаг на подпись, услужливо тыча наманекюренным пальцем в нужные места. Олве парил на крыльях воодушевления. Он чувствовал, что совершает самый судьбоносный поступок в своей жизни.
Покончив с формальностями, Олве снова удивил Лопеса, поинтересовавшись, как скоро сможет отбыть на Дианею.

- Удивительное дело, мистер Урден. – сообщил клерк, порывшись в мультифоне. – Завтра вечером с орбиты отправляется крио-экспресс, который может доставить вас до места за какие-то жалкие сто семьдесят три года.
Олве сглотнул. Отправиться на Дианею – значит окончательно и бесповоротно расстаться с прошлой жизнью. Только теперь он осознал это в полной мере.
- Хорошо. – сказал он и голос его прозвучал на удивление твердо. – Это подходит.
- Полагаю, у вас найдётся триста тысяч кредитов на оплату билета, мистер Урден? – осклабился Лопес. – Если нет – не беда, мы легко оформим вам кредит на, скажем, сто восемьдесят лет. Расплатитесь по прибытии, как утрясёте все дела.


Когда следующим вечером Олве лежал в капсуле криосна, ожидая, когда настанет его очередь войти в анабиоз и следя, как между рядами таких же капсул снуют симпатичные работницы орбитального вокзала, он вдруг понял чем Лопес так напоминал ему Глотта. Глаза. Глаза у них были одинаковые.
Олве сидел в глубоком кожаном кресле в офисе президента местного отделения Галактической Лиги Искусств, Спорта и Развлечений, как две капли воды похожем на тот, который он покинул в прошлой жизни, сто семьдесят три года назад. За большим, во всю стену, окном раскинулся огромный, чудесный город, называвшийся Библис. Синее небо сияло чистотой.

- И кто это им разрешил строить города на моей планете? – ворчливо подумал Олве, еще не совсем пришедший в себя после анабиоза.
- Итак, мистер Урден. – Сидевший напротив Олве человек очень походил на мистера Лопеса, хотя табличка на столе гласила, что зовут его мистер Гриззен. – Полагаю, вы готовы вступить в права владения планетой Дианея?
Олве утвердительно кивнул.

- Тогда поскорее разделаемся с формальностями! Вам нужно только оплатить налоговые сборы с недвижимого имущества исключительного масштаба, погасить кое-какие издержки, связанные с хранением и обслуживанием имущества на время отсутствия владельца, налог на собстенность, земельный налог, воздушный налог, транспортный налог… - Гриззен остановился, чтобы глотнуть воздуха и задумчиво перелистнул несколько страниц из толстой папки, что держал в руках. Потом поглядел на сильно побледневшее лицо Олве. – Не буду утомлять вас деталями, вижу вы еще не оправились от гибернации. Общая сумма налога составит четыреста восемнадцать квадриллионов кредитов. С копейками. – Он осклабился, совсем как Лопес.
– Кроме того, за вами числится непогашенный кредит за услуги транспортной сети в размере трёхсот кредитов. С учётом инфляции и пени за невыплату в течение ста семидесяти трёх лет, сумма к оплате составляет одиннадцать миллиардов, сто семнадцать миллионов, девятьсот тысяч кредитов. – Акульи глаза хищно вперились Олве, уже почти потерявшего сознание. – Платить будете картой или наличными?


Олве брёл по грунтовой дороге, пролегающей между длинных деревянных заборов, огораживающих животноводческие угодья в предместьях Библиса. Мимо пролетали глиссеры, обдавая пешехода облаками тёплой, желтоватой пыли. Олве уныло глядел по сторонам, не находя в себе сил даже на то, чтобы подивиться диковинным животным пасущимся по сторонам от дороги. Это были крупные звери фиолетовой шерстю и роскошными золотистыми рогами.

Разумеется, Олвен не выплатил ни кредита из того чудовищного долга, что повис на нём неподъемным грузом. Мистер Гриззен устроил всё в лучшем виде: Олвен не вдавался в подробности, но суть сводилась к тому, что Дианея переходила в собственность Галактической Лиги, а Олве объявлялся банкротом и освобождался от каких-либо дальнейших выплат.
- Вы ведь занимались животноводством, не так ли? – спросил Гриззен, когда Олве вяло посетовал, что ему совершенно некуда податься. – У нас на Дианее прекрасно развита эта отрасль. Почему бы вам не приобрести здесь ферму и заняться любимым делом, а? Мы легко оформим вам кредит…
Олве недослушал.


Теперь он держал свой путь на ферму «Три хвоста» где нашёл работу помощника по хозяйству. Вытаскивая из кармана мультифон, чтобы свериться с маршрутом, он заметил, как к его ногам порхнуло что-то оранжево-желтое. Он нагнулся, чтобы поднять его, потерял равновесие…
Звон! Скрип! Что-то с лязгом налетело на него, сбив с ног. Олве упал, на него откуда-то сверху посыпались пакеты.

- О боже, вы живы? – Он увидел симпатичное женское лицо, очень встревоженное лицо. Миниатюрная брюнетка склонилась над ним, протягивая руку.
Олве осторожно взялся за эту руку, с кряхтением поднялся. Женщине было лет сорок, но она была маленькой и-по девичьи стройной, а в смоляных, до пояса, волосах не было еще ни намёка не седину. Раскосые карие глаза, широко раскрытые от испуга, внимательно осматривали его.
- Ничего, я в порядке… - застенчиво произнёс Олве, со странным, давно забытым чувством ощущая, что уши его начинаю пылать. – Что это было?
- Это был велосипед! – Женщина сокрушенно всплеснула руками. – Все нормальные люди ездят на глиссерах, а мне непременно нужно выпендриться, и вот…
- Ничего… - повторил Олве, глядя на лежащий у обочины двухколёсный драндулет. - Я видел такие и даже катался. Правда, это было очень давно.
- А вы нездешний, - заметила женщина, когда Олве принялся помогать ей собирать разлетевшиеся из пакетов продукты. – Недавно прилетели?
- Неделю назад, или около того, - вздохнул Олве.
- Ого, или около того? – засмеялась женщина. Смех у неё был чистый и звонкий. – Кажется, у вас была насыщенная неделя. Ого, что это?
Вместе с последним укатившимся яблоком она подняла лотерейный билет Олве. Лицо её презрительно скривилось.


- Ненавижу лотереи, – проговорила она, сурово поглядев на Олве. – Это всё обман и надувательство. Представляете, я как-то выиграла в лотерею нефтяную вышку. Эти подлецы сперва уболтали меня не брать деньги и оставить себе вышку. Я и преехала сюда только ради этой чёртовой вышки. А потом они всё так хитро обстряпали, что я и вышку им отдала, и еще должна осталась. Представляете?
- Представляю,- улыбнулся Олве.
- Но вы-то не играете в лотерею, правда? – она подозрительно сощурилась.
- Никогда не играл, – ответил Олве.
- Это хорошо. Кстати, я Мойра, – она протянула руку. Представившись в ответ, Олве пожал её, маленькую и тёплую, и удивился что его собственная рука, вопреки обыкновению, тоже оказалась тёплой.
- А куда вы держите путь? – спросила Мойра, когда все просыпавшиеся продукты были уложены обратно в корзинку закреплённую на руле. Она шла пешком, придерживая свой драндулет за руль. Олве шёл рядом.
- Да вот, нашёл себе работу на первое время. Знаете, где ферма «Три хвоста»?
Мойра рассмеялась.
- Это совсем рядом, вон за тем поворотом. Вы удивитесь, но я работаю там ветеринаром. Выходит, мы с вами теперь коллеги?
Олве не удивился.
- Наверное, это судьба, - сказал он и улыбнулся, когда налетевший порыв ветра сорвал сего головы бейсболку и унёс за соседний забор.

3:00 — Проснулся на утреннюю молитву. Фернандо разбил банку с пиявками, евнух непомазанный. Собрали пиявок, трёх из них поставил ему на задницу, велел ходить так весь день — для снятия симптомов рукожопости.
В 3:30 привели первого пациента. Изучаю анамнез больного: движения ломаные — не может ходить, заторможенная речь, плохо воспринимает слова на слух, попросил улыбнуться и поднять руки вверх — отказался выполнять.

— Что ж, мне всё ясно. Это обычная одержимость. Приложите ему распятье на грудь, поливайте святой водой, читайте «Отче наш» по три раза на дню. Если не помогает, обращайтесь к вашему местному священнику — это его профиль.
— Спасибо, доктор, — откланиваются пациенты и уходят.

В 4:00 пришли инквизиторы — стандартная проверка на ересь. Обошли кабинет, проверили количество распятий, наличие библий, расспросили о новых методах лечения, забрали заработанное за утро, ушли с миром.
В 4:30 утра привели роженицу. Уложили на стол, кричит, для отвода болевых ощущений приложили калёное железо, начали с Фернандо действовать: Фернандо принимает роды, я читаю молитву. Родился мальчик: взвесили, окропили святой водой, поставили пиявок ему и матери, прописали травы и мёд, попросили показаться через неделю, если выживут.
В 5:00 началась вторая утренняя молитва. Фернандо уронил последнюю восковую свечу и наступил на неё, бастард недоразвитый. Пришлось достать сальные свечи — опять потом весь потолок в лазарете отмывать. Ещё три пиявки отправились на задницу Фернандо, а для профилактики мозговой деятельности налил ему в уши немного ртути.
В 5:30 сели завтракать. Фернандо сообщил, что весь хлеб сожрали крысы, в обед пообещал сходить за крысоловом. Пожарил желудей, натаскал дождевой воды, открыли вино, подаренное королём. Сижу на улице, завтракаю. Фернандо питается святым духом, который развёл в лазарете сальными свечами.
В 6:00 пришли инквизиторы, сказали, что пить с утра — грех. Забрали вино, проверили наличие библий в карманах, в лазарет заходить не стали из-за дыма. Забрали выручку от роженицы, ушли с миром.
Через десять минут начался обход доверенной мне территории. В первом доме по нашей улице жило семейство Смитов. На прошлой неделе у них поголовно начали отваливаться носы и отслаиваться кожа. Налицо сильное истощение. Сделали кровопускание, осенили крестом, взяли плату, ушли с миром.

Во втором доме ситуация была намного хуже. У единственного в районе кузнеца вытекала душа — через нос. Зелёная, тягучая, на вкус солоноватая — настоящая душа мастера. Пришлось вспомнить всё, чему меня учили. Сделали трепанацию, пустили кровь, ввели ртутный раствор и два часа читали «Отче наш». Плату забрали самостоятельно, так как пациент крепко спал, ушли с миром.

Следующим на очереди был вывих лодыжки — лёгкая операция. Фернандо сделал анестезию специальной киянкой, стукнув парня по затылочной части. Ампутация прошла без заминок, прижгли калёным железом, прописали мазать место ампутации горячим воском при сильных болевых ощущениях.
В 9:00 пришли к храму на предобеденную молитву. Фернандо назвал святого отца козлом, так как тот был его родным братом и увёл его жену в прошлом году. Его высекли на заднем дворе, пока мы со святым отцом обсуждали участившиеся случаи одержимости. Попросил дать Фернандо десять дополнительных плетей, а после наказал поставить ещё двух пиявок на свободные места.

В 10:00 встречались с инквизиторами. Прошли стандартную проверку на распятья, рассказали наизусть треть библии, отдали заработок с утреннего обхода, разошлись с миром.
В 12:00 сели обедать. Фернандо сходил на рынок за солёной рыбой. Мне — тушка, ему — голова: всё, как и положено. Достали из закромов брагу. Выпили по кружке, захмелели, начали выяснять отношения. Оказалось, что отец Фернандо был евнухом, а я-то всё это время шутки отпускал на эту тему. Извинился. Поставил себе двух пиявок в знак примирения.
В 12:30 пришёл крысолов. Весь в каких-то чёрных волдырях, сильно потеет. Они с Фернандо пошли ловить крыс, а я пока принял пациента с зубной болью.
Пока клещами вытаскивал передние резцы у девочки, послышалась ругань. Случайно удалил ещё и клык.

— Вы чего, сукины дети, тут шумите?! — зашел я проверить, как дела.
— Он еретик! — кричал Фернандо. — В дудочку дует. А крысы его слушаются.
— Это мои методы! — протестовал крысолов.
Пришлось позвать инквизиторов для урегулирования спора. Крысолова забрали, Фернандо получил десять профилактических плетей, с меня взяли плату за вызов, разошлись с миром.

В 14:00 на центральной площади было организовано мероприятие. Были развернуты торговые шатры, играли музыканты, выступали приезжие циркачи, мы с Фернандо показательно врачевали. В половине третьего начали собирать кострища. Оказывается, сегодня сжигали ведьм.
В 15:00 была общая молитва перед казнью. Фернандо выглядел плохо: побледнел, покрылся чёрными волдырями, упал во время чтения святого текста, еретик недовысеченный.

Священнослужитель приказал схватить грешника и сжечь вместе с ведьмами. Пришлось использовать связи. Дошёл до короля и обещал, что целый месяц буду чистить ему уши, если этого идиота Фернандо отпустят: «два года будет без зарплаты работать».

В 17:00 привели ведьм. Ба, сколько знакомых лиц! Помахал своей соседке Деборе. Спросил у её мужа, как тот понял, что она ведьма? Тот ответил, что она после восемнадцати часов работы в поле отказалась исполнять свой супружеский долг, а ещё храпела.
В 18:00 мероприятие закончилось. Честно говоря, мне не понравилось. Может, я просто уже слишком стар для этого. Купил вина, заплатил извозчику за доставку Фернандо домой, отправился на вечерний осмотр в одиночестве.
Настроение под вечер совсем упало, поэтому всем делал кровопускание, даже тем, кто ни на что не жаловался и просто попадался мне на пути — лишним не будет.
В 19:00 помолился в одиночестве. Фернандо был совсем плох: весь вспотел, разговаривал с невидимыми людьми, порывался броситься со скалы. Возможно, геморрой обострился — на всякий случай прижег раскалённым железом.
В 20:00 пришли инквизиторы. Осмотрели лазарет, проверили наличие нужного количества распятий, сказали, что если до утра Фернандо не перестанет говорить сам с собой, пришлют для консультации истязателя. Забрали дневной доход, ушли с миром.
В 21:00 я уже категорически угорел от сальных свечей и вина и решил немного развеяться.

— Фернандо, друг мой, эй, ну ты как? — пинал я легонько металлическим мыском своих сапог старого друга под рёбра.
Тот сказал, что видел своих родителей, и они звали его к себе.
Я решил, что это — хороший знак и повёл его в бордель. Денег у меня не было, но я был лекарем — уважаемым человеком. Большинство здешних женщин родились и рожали у меня на столе. Несмотря на своё состояние, Фернандо держался молодцом до самого утра. Я же просто напился и уснул в хлеву.
В 3:00 меня разбудил хозяин борделя для утренней молитвы.

Все женщины, что провели ночь с Фернандо, выглядели скверно. Они покрылись волдырями, сильно потели и не могли встать с кровати. Сделал всем кровопускание, благо у меня с собой был рабочий нож. Им я быстренько прошёлся по всем постояльцам заведения.
В 4:00 пришёл истязатель для консультации. Я поблагодарил его за оперативность, но отправил домой — Фернандо был уже мёртв. Истязатель расстроился, но не сильно — у него с утра было ещё два адреса, которые находились неподалёку.

Через неделю началась эпидемия чумы. Работы много — это хорошо. Но за неё не платят — это плохо. Взял в помощники новичка, зовут Альфредо. Говорит, что обучался медицине в Китае и мои методы — это жестокий, бессмысленный и нечеловеческий идиотизм. Одним словом, евнух. Многие скажут, что у лекаря работа — не сахар, но, знаете, судьбу не выбирают, главное ведь — верить в то, что делаешь благое дело, а с верой у меня проблем нет и не было!
Записали, господин инквизитор?! Вот плата за визит. Разошлись с миром.

История вымышлена, совпадения случайны.


1.

В дверь кабинета резко постучали. Серафим Аркадьевич вздрогнул, перевернул документы текстом вниз и положил бумаги на стол.
– Да, – разрешил он.
Ворвалась девочка из секретариата. В вытянутой руке она держала трубку радиотелефона.
– Серафим Аркадьевич, из министерства звонят, вас, срочно!
Снегов взял трубку, подождал, пока девочка выйдет и закроет дверь.
- Да?
Трубка откликнулась мужским голосом.
- Серафим Аркадьевич, здравствуйте. Это Алексей Саныч из министерства. Мы встречались с вами пару лет назад на конференции, меня представил ваш тесть Шариф Муратович.
- Да-да, конечно.
- Не буду занимать ваше время без нужды. Сразу к сути. Дело в том, что в ближайшее время будет отменён мораторий на смертную казнь. А у вас дело бандита Алиева. Это резонансная история. Сколько он человек убил?
- Четырнадцать.
- Вот душегуб. Я нисколько не пытаюсь давить, все знают, что судья Снегов очень честный и порядочный человек. Я передаю просьбу рассмотреть возможность наказания Алиева с учётом изменений в законодательстве. Если вы сочтёте такой приговор уместным, конечно же.
Серафим Аркадьевич некоторое время помолчал. Ему не нравился этот разговор, это могли быть провокация, розыгрыш или… правда.
- Я понял, о чём вы говорите, - выкрутился Снегов, не дав никаких обещаний.
- Спасибо, - отозвалась трубка, - до встречи.
Серафим Аркадьевич нажал кнопку отбоя. Он совсем не помнил этого Алексея Саныча, и потому не знал, как реагировать.
Немного посидев, Снегов набрал тестя на своём сотовом.
- Да?
- Здравствуйте, Шариф Муратович, это Серафим. Удобно говорить?
- Конечно, Фима. Здравствуй. Обитаю на даче, маюсь бездельем. Быть пенсионером довольно сложно. Что случилось?
- Ничего, всё нормально. Хотел один момент уточнить. Пару лет назад вы меня знакомили с Алексеем Александровичем…
- Алексей Саныч? Да, было дело. А что с ним?
- Хочу узнать, можно ли ему доверять.
- Даже себе доверять не надо. Но Лёша хороший парень. Если он тебе что-то предлагал или советовал, прислушайся. А решение прими самостоятельно.
- Угу, понял. Спасибо.
- Приезжай в гости.
- Постараюсь.

2.

Жена Снегова – Зарина – последние двенадцать лет жила в загородном доме. К ней Серафим Аркадьевич заезжал редко. Сегодня он отправился узнать, что та планирует на своё сорокапятилетие.
Супругу Снегов нашёл на кухне. Она сидела на табурете у небольшого стола, пила чай со сладостями. Трезвая и злая, завёрнутая в бесформенный махровый халат.
- Здравствуй, - сказал Серафим Аркадьевич, - я по поводу твоего юбилея.
Зарина предложила чистую чашку. Чай не налила.
- Хочу такой подарок, - голос Зарины был хрипловат. – Пластическая операция. Подтяжка, липосакция, импланты и ботекс. Восемьдесят тысяч евро. Я советовалась с врачом. Вино не пью, готовлюсь сдать анализы.
- Внезапно. Что произошло?
- Ничего не произошло, - Зарина злилась: она побледнела, и глаза её заблестели. – Я старая. Просмотри! Всё висит, вялое всё, некрасивое. Надо с этим что-то делать!
Снегов молчал.
- Я понимаю, что время не обмануть, - продолжила Зарина, заглядывая в глаза Снегову. – Но мне бы хотя бы ещё лет пять повеселиться, а дальше - на покой.
- Как веселиться? Напиваться до беспамятства и оргии устраивать? Двадцать пять лет уже твоё веселье не останавливается! Может, хватит? О сыне вспомнишь, про отца подумаешь, а?
Зарина выскочила из-за стола.
- Не тебе указывать, как мне жить. Кем бы ты был без моей семьи? Забыл, кому ты всем обязан? – Зарина размашисто выплеснула остатки чая в лицо Серафима Аркадьевича. – Э-э! Кутык сарлама! Деньги на подарок собирай!
Снегов встал, вытер носовым платком лицо. Сорочка и галстук были испорчены.
- Кутляк, - сказал он негромко и ушёл.

3.

Снегов так и не узнал, почему мать оставила его. Из роддома он сразу попал в дом малютки. Была зима, его, закутанного, внесли в тёплую комнату. Снег не таял на жёстком ворсе казённого одеяла, снежинки пристали к ресницам.
- Ангелочек какой, - пробормотала нянечка. По её просьбе и назвали мальчика Серафимом, а отчество дали по имени водителя, который привёз ребёнка. Снегову, когда он подрос и начал задавать вопросы, так рассказали.
Фиме нравилась учёба. Когда его поздравили с совершеннолетием и выставили из детского дома во взрослую жизнь, он все силы положил на то, чтобы поступить в университет на юридический. Помогла сиротская льгота.
Стипендии не хватало. Серафим работал по вечерам и ночами, но жилось очень голодно. Ближе к окончанию второго курса к нему в общежитие приехал Шариф Муратович.
– Вы кто? – Спросил Снегов.
– Твой шанс. Знаю, ты один. Знаю, поддержки у тебя нет. Знаю, ты толковый и трудолюбивый. Я хочу предложить тебе сделку. Моя дочь, Зарина, учится на пятом курсе. Знаешь её?
- Нет.
- Ну конечно. Девушка она беспокойная, своевольная. Так случилось, что забеременела. Но отца своего ребёнка назвать не хочет. Я предлагаю тебе женится на ней, потому что ребёнок должен быть рождён в браке, иначе – позор.
Серафим огорошено молчал.
- Дашь ребёнку отчество и фамилию. Остальное – тебя не касается. За это я помогу тебе с жильём, деньгами, получишь диплом – устрою на работу. Идёт?
Серафим понимал: отказав, он помрёт от голода. В стране безработица, зарплаты падают, цены растут. Как выжить одинокому студенту? Нужно бросать университет, искать нормальный заработок, а не перебиваться подработками.
- Я согласен.
- Давай паспорт.
Через неделю сыграли скромную свадьбу. Зарина была молчалива и грустна. Первую брачную ночь молодые провели в разных комнатах подаренной им огромной квартиры в центре города.
Из роддома Зарина вернулась одна. Её сына, Дауда, забрал на воспитание дед.
Зарина пару недель грустила, потом стала немного выпивать. Однажды, вернувшись из университета, Серафим застал жену в компании двух крепких парней. Их он понимал: красивая девушка, вино и еда, отдельная квартира. В тот же вечер Серафим съехал в съёмную комнату возле университета. С тех пор чета Снеговых вместе не жила.

4.

Смертный приговор много обсуждали в прессе. Журналисты и прочие властители дум единодушно высказывались, что хватит идти на поводу мирового сообщества. Очень упорно продвигалась идея о том, что смертная казнь снизит накал преступности. Серафим Аркадьевич не верил, что угроза страшного наказания заставит измениться сути преступников и предотвратит хоть часть агрессии. Снегов хорошо помнил слова одного подсудимого: «Я, ваша честь, ворую, чтоб жить красиво, а не для того, чтоб попадаться».
Алексей Александрович позвонил поздно вечером.
- Здравствуйте, Серафим Аркадьевич! Узнали?
- Да, добрый вечер.
- Извините за поздний звонок, только что поступила информация. Приговор Алиеву завтра утром приведут в исполнение.
- Так быстро? – Удивился Снегов.
- Приговор озвучен, жалоб и прочего от осуждённого не поступало. Так чего тянуть, правда?
- Спасибо, что позвонили.
- Не стоит благодарностей. Я вас тревожу с предложением.
- Да?
- Не хотели ли вы завтра присутствовать на казни Алиева?
Снегов замолк, размышляя. Предложение было неожиданным, это выбило из колеи. Он прислушался к внутреннему ощущению. Ему было страшно, но чувство опасности не было больше, чем любопытство. «Всё это неспроста», - мелькнула мысль.
- А разве такое допустимо?
- В некоторых обстоятельствах для некоторых персон делают исключения, - голос Алексея Александровича звучал заговорщицки.
- Согласен, - решился Снегов.
- Отлично. Завтра рано утром за вами приедет машина. На службу вы успеете вовремя.

Когда хмурый прапорщик вёл Снегова по лабиринту зелёных коридоров, он подумал: «Интересно, во всех тюрьмах мира пахнет одинаково?»
Оказавшись в пустой комнате с большим тёмным окном и тусклым освещением, Серафим Аркадьевич остался один. Он уже начал беспокоиться, как дверь отворилась.
- О, здравствуйте, ваша честь, вот и увиделись снова.
Снегов узнал голос.
- Здравствуйте, Алексей Саныч.
Это был невысокий мужчина в тёмном костюме. Снегов оказался выше на полголовы и гораздо шире в плечах. От этого он ощутил даже какое-то превосходство.
Залязгали металлом замки. За стеклом окна зажёгся свет.
- Я погашу лампу, - сказал Алексей Александрович. Щёлкнул выключатель, двое мужчин оказались в темноте.
Отрылась невидимая из комнаты дверь, послышались шаги.
«Прямо», - донёсся из-за стены голос. В рамке окна появились двое: впереди осуждённый с тканевым мешком на голове и мужчина в военной форме. «Стоять!» - скомандовал военный. Осуждённый замер.
Снегов затаил дыхание.
Военный, взглянув на часы на запястье, вытянул невидимую до этого правую руку с пистолетом и выстрелил в затылок стоящего. Тот упал вниз. Военный развернулся и вышел. Свет погас.
Снегов не дышал. Перед его взором будто замерла вспышка огня, вылетающая из ствола. Он чувствовал мгновение, когда пуля разорвала ткань мешка на голове. Сердце билось в каком-то невероятном темпе. И в животе стало тепло. Снегов понял, что увиденное его возбудило. И от этого внизу стало ещё горячей и теснее.
Щёлкнул выключатель. Перед Серафимом Аркадьевичем в стекле окна появилось отражение его испуганного лица.
- Всё хорошо? – Услышал он со стороны. – Не тошнит?
- Я в порядке, - хрипло отозвался Снегов.
- Вот так, - словно подвёл итог Алексей Александрович. – Пойдёмте.
Серафим Аркадьевич безвольно двигался за Алексеем Санычем. Тот хорошо знал дорогу и вскоре они вышли на улицу. Свежий воздух прогнал слабость сознания.
- Мне нужно вам кое-что сказать, - начал Алексей Александрович. – Вам предлагают войти в круг людей, которые очень важны для нашего государства. Вы хороший судья и достойный человек. Нам бы хотелось видеть вас продвигающимся по карьерной лестнице максимально далеко. Вы меня понимаете?
Снегов качнул головой.
- Есть одно условие. Каждый, кто входит в этот круг, имеет нечто такое, что ему очень дорого.
- Я так понимаю, - ответил Серафим Аркадьевич, – вы говорите о сдерживающем аспекте, через который можно контролировать человека. Это либо компромат, либо заложник. Другого быть не может.
- Да, - просто согласился Алексей Александрович.
- Что вы хотите от меня?
- Принципиального согласия. А перспективы такие: сейчас вы обычный судья, вскоре вас назначать председателем суда, а потом пойдёте дальше.
Снегов, не совсем пришедший в себя после казни и прочего, почувствовал зарождающуюся панику. Он несколько раз глубоко вздохнул. И вдруг перед ним как наяву открылась дверь в комнату общежития, где он, обманывая голод пил воду и зубрил римское право.
- Я не отказываюсь. Но мне нужно подумать.
- Конечно, - согласился Алексей Саныч.

5.

Весь день Снегов пребывал под впечатлением от утренних событий. Сославшись на недомогание, он ушёл со службы сразу после обеда. В машине он достал телефон и набрал по памяти номер.
- Привет, это я. Ждёшь меня? Буду через час.

Светлана встретила его привычными словами:
- Ну, здравствуй, мой ангел.
Снегов молча обнял её, прижал к себе крепко-крепко. Закрыл глаза. И где-то там, далеко, в другом мире вспыхивал выстрел, летело облако сожжённого пороха, падало на пол мёртвое тело. Внизу стало горячо. Снегов положил руки на плечи Светлане и с усилием нажал. Та поняла, опустилась на колени. Снегов услышал шелест молнии и ощутил лёгкое дыхание на своей обжигающе горячей плоти. А в голове всё крутился звук выстрела, вспыхивало и умирало. Снегов положил руку на затылок женщины, там, где во время казни входит пуля, и крепко держал. Оргазм случился быстро, и он совпал со вспышкой пистолета. Ноги Снегова ослабли, он, умирая, сполз по двери на пол прихожей. Обняв его за шею, рядом на корточках сидела Светлана.

Пять лет назад Снегову попало дело по обвинению в проституции. Это была состряпанная на скорую руку юридическая чушь. Тогда Серафим Аркадьевич с глазу на глаз поговорил с прокурором. Обвинитель рассказал, что девушка поссорилась с начальником отдела полиции, а он дал приказ следователям слепить дело. Прокурор честно отметил, что личной заинтересованности у него нет. Оправдательные приговоры не поощрялись председателем суда. Снегов, указав на недоработки, вернул дело следствию. Где оно и было закрыто. А вот обвиняемая, двадцатипятилетняя Светлана, заинтересовала. Её взгляд преследовал Снегова долго. Однажды он пришёл к девушке домой, а ушёл на следующий день. С тех пор нечасто, но с удовольствием приходил в ту маленькую квартирку на окраине.
- Тебе нужно чем-то заняться, - как-то сказал Снегов. – Здесь недалеко открылись курсы дизайнеров интерьера. Говорят, очень перспективная профессия. Хочешь, я оплачу обучение?
Спустя год Светлана показала ему диплом о дополнительном образовании. Снегов ею гордился.

Когда Снегов пришёл в себя, он почувствовал, что замёрз, а ноги затекли. Светлана сидела рядом. Снегов постарался быстрей натянуть приспущенные брюки.
- Есть хочешь? - Спросила Светлана.
- Да, - отозвался Серафим Аркадьевич.
Они пошли на кухню.
- Хочешь рассказать, что происходит? – Спросила Светлана. – Сегодня ты странный.
- Нет, - категорично ответил Снегов, - не сегодня.

Вернувшись домой, Снегов, не принимая душ, рухнул в постель. Ему снились выстрелы и мертвецы. Проснулся он заполночь от поллюции. Пришлось идти мыться. А после до утра он просидел в тёмной гостиной. И в голове его ритмично вспыхивал вопрос: «Что со мной?»

6.

Время шло. Несмотря на то, что яркость впечатлений угасла, воспоминания Снегова не оставляли. Тогда он напросился на охоту с приятелем – нужен был эксперимент, который дал бы новые вводные для осознания своей личности.
Взяли лося. Снегов тоже стрелял. Он видел, как пуля взорвала шею зверя и тот на подломленных ногах, влекомый инерцией быстрого бега, завалился в кусты. Когда разделывали тушу, кровь и внутренности никак не тронули Снегова. Он лишь ощущал неприятный запах животного, крови и помятой травы.
«Не то», - промелькнула мысль.

7.

Приближался юбилей Зарины. Снегов собрал нужную для подарка сумму. Он приехал загород, чтоб решить с женой вопросы по организации праздника.
Машина Зарины стояла на своём месте во дворе. Входная дверь была не заперта. Снегов прошёл в дом. Тишина. В гостиной он увидел накрытый на двоих стол с фруктами, мясом и вином. «Опять пьёт», - решил Снегов, - «деньги отдавать не буду».
Из спальни Зарины донёсся странный звук – словно кто-то скрёб когтями по полу. Снегов вошёл в спальню жены.
Сначала он увидел голого крупного парня. Тот лежал на полу, одна нога его была закинута на перевёрнутый стул. В руке он сжимал большой кухонный нож. Из развороченного живота на пол натекла огромная лужа. Пройдя дальше, Снегов увидел сидевшую на полу Зарину. Спиной она прижалась к комоду, одной рукой зажимала своё горло. Из-под пальцев стекала кровь и впитывалась прозрачной тканью короткого пеньюара. Снегов мимоходом отметил, что выглядит тело Зарины действительно непривлекательно. Ногтями другой руки Зарина царапала пол, казалось, она пытается зацепиться и встать. Неподалёку лежало красивое итальянское помповое ружье. Приклад и цевьё были кровавых отпечатках. Снегов подошёл ближе. Взгляд жены был полон боли. Шумный хриплый выдох Снегов принял за попытку просить о помощи.
Снегов аккуратно, чтобы не наступить в кровь, присел на корточки рядом с умирающей. Он, казалось, вечность смотрел в глаза жены. И наблюдал в них все переживания, которые бушевали внутри неё. И чем меньше осмысленности было во взгляде, тем жарче, тяжелей становилось в промежности. Снегов ослабил ремень и наполовину расстегнул ширинку. Стало свободней. Желание нарастало. Зарина умирала. И в тот миг, когда ладонь с шеи сползла вниз, глаза медленно закрылись веками и прохрипел последний выдох, Снегов ощутил небывалый внутренний подъём, лёгкость. Он долго ещё сидел среди трупов, запоминая и смакуя это чувство.
Выйдя из комнаты, Снегов достал телефон.
- Привет, это я. Ждёшь меня? Захвати свои дизайнерские штучки и приезжай скорее. Адрес сейчас сброшу.

На Светлану Снегов набросился, как только она вошла. Пока он её ждал, он ещё несколько раз заходил смотреть на мёртвую жену. И сцена ухода из жизни каждый раз прокручивалась в памяти ярче и острее. И это заставляло изнывать от вожделения.
Светлана не успела ещё снять куртку, а Снегов уже повалил её на пол у входной двери, расстегнул джинсы, резко стянул до колен, так, что Светлана вообще не могла пошевелиться, и с дикой силой вошёл в неё. Женщина вскрикнула. Снегов зажал ей рот ладонью, и с остервенением, с какой-то животной яростью продолжал ритмично двигать бёдрами. И когда почувствовал приближение финала, Снегов приблизил своё лицо к лицу Светланы и не моргая смотрел в её глаза. Наконец, хрипло выдохнув Снегов, ослабил хватку и упал рядом.
Светлана отползла немного в сторону и округлёнными от пережитого глазами смотрела на Снегова.
- Никогда так больше не делай. Слышишь?! Никогда, - сказала она со слезами в голосе. Снегов подполз к Светлане, опустил голову на обнажённое бедро и выдохнул:
- Хорошо.

Они немного посидели в гостиной. Светлана попросила осмотреть дом, сославшись на профессиональный интерес. Снегов разрешил. Он довольно долго ждал, пока не раздался крик Светланы. А как только услышал его, опрометью бросился узнать, что случилось. Казаться удивлённым и ошарашенным ему стараться было не нужно – Светлана, пребывая в шоковом состоянии, не видела ничего, кроме крови и мёртвых голых тел.
- Я звоню в полицию, - сказал Светлане Снегов. – Ты здесь для того, чтобы обсудить ремонт дома. Ясно?
Светлана могла только молча кивать.

8.

Похоронили Зарину на мусульманском кладбище. Постыдные подробности её смерти официально оформили как защиту от напавшего на дом грабителя. В прессе произошедшее выглядело подвигом: домохозяйка дала отпор преступнику, но сама погибла. Кто-то на волне интереса к теме стал продвигать идеи расширения прав граждан на оружие самозащиты.
Снегов был удивлён большому числу соболезнований. Он никогда раньше не воспринимал Зарину своей женой, она была посторонним человеком, но сейчас он вдруг стал вдовцом и это его странно удивляло.
На похороны прилетел сын Зарины, Дауд. Теперь, став гражданином Соединённого Королевства, он взял имя Давид, Давид Сноу.

Они стояли втроём у свежей могилы: отец, муж и сын. Заговорил старик.
- Бедные наши женщины. Бедные мы. Ты, Фима, мать никогда не видел, Зарина тоже. Она родилась, а моя любимая жена умерла. Я поэтому не мог не баловать Зарину, потому что любил её в два раза сильнее, чем положено любить ребёнка, я отдавал её всю ту любовь, что не додал жене. И тем самым я лишил матери тебя, Дауд. Что ж. Будем продолжать жить.
У ворот кладбища Серафима Аркадьевича встретил Алексей Саныч.
- Соболезную, - проговорил он. – Наши договорённости остаются в силе?
Снегов устало ответил:
- В силе. Вы же знаете, мы не были близки, её смерть ни на что не повлияла.
- У вас стало больше свободы. Вы мой номер знаете, звоните по любым вопросам.
- Обязательно.

9.

Хлопоты с наследством, прессой, родственниками Зарины настолько умотали Снегова, что он приехал к Светлане просто за передышкой.
Она его простила. Кормила обедом и внимательно слушала всё, чем Снегову нужно было поделиться.
В постели они были очень ласковыми и внимательными друг к другу. Когда Снегов ласкал Светлану, она попросила:
- Включи свет, я хочу тебя ещё и видеть, а не только чувствовать.
Снегов щёлкнул выключателем ночника. Свет упал на лицо Светланы. Её большие чёрные зрачки блестели. И тогда Снегов, глядя в эти глаза, вошёл в неё. И чем дальше, тем сильнее его околдовывал этот блеск. Снегов чувствовал, как его сила растёт, бушует. И, понимая, что ему нужно, он положил обе ладони на шею Светланы и сжал их. И глаза сразу же наполнились ужасом, а он смотрел в них, смотрел, упивался, навалившись всем телом, прижав Светлану, не давая ей пошевелиться. И желание было настолько нестерпимым, что, казалось, сердце сейчас взорвётся. Не выдержала гортань, ушла внутрь. Светлана умокла, она уже не могла дышать. А Снегов смотрел в её глаза, запоминая и блаженствуя. Светлана обмякла, её глаза закрылись. Снегов, от неизмеримого удовольствия, на мгновение потерял сознание и рухнул рядом с убитой им женщиной.

Алексей Александрович пил чай на кухне в квартире Светланы. Снегов говорил. Степенно, не упуская важных деталей обо всех событиях, что произошли после его присутствия на казне Алиева. Закончив, он спросил:
- Что со мной не так?
- Есть версия, что организм, сталкиваясь со смертью, бессознательно требует продолжение рода. Инстинкт, наверное, - Алексей Александрович помолчал. – В любом случае, доказуема ваша причастность только к смерти Светланы. Кстати, она никогда не была проституткой, более того, кроме вас у неё не было любовников. Очевидно, вы ей были очень дороги.
- И что теперь делать?
- Ситуация сложная, но не безвыходная, - улыбнулся Алексей Александрович. – Вы езжайте домой. Я вызову специалистов. Правда, мероприятие обойдётся вам тысяч в пятьдесят. Хорошо, что у вас остались наличные, которые вы готовили жене.
Светлов начал собираться:
- Спасибо.
- Задержитесь на минуту, - Алексей Александрович заговорил с интонацией главного. - Моё предложение остаётся в силе. Тем более что вы сами сотворили средство контроля. Вы согласны?
- Да, у меня нет выбора.
- Нет, выбор есть всегда. И Серафим Аркадьевич… вашу страсть держите под контролем. И в следующий раз, когда вам захочется убивать, позвоните мне, я всё организую. Договорились?
- Вы так говорите, будто считаете меня маньяком.
- Ну и что? У всех есть слабости. Главное – не вредить общему делу.
И в этот момент Снегов всё понял.

Это сообщение отредактировал Паласатое - 22.05.2021 - 12:06

Раздался щелчок, а за ним едва слышный шорох механизма, сдвигающего картину. «К.С. Малевич “Черный квадрат”», – напрягая зрение, прочитал я. Интересно, оригинал или копия? В темноте не разобрать.
Замок на сейфе так себе. Но освещение! Минут пять точно ковыряться. Я засунул резинки стетоскопа в уши и плавно повернул диск.
Тень от моей головы проявилась на стальной поверхности. Что за хрень?


– Что за хрень, лётчик? – голос Лютого звучал приглушенно, и дело было не в торчащем из ушей приборе. Я резко обернулся.
Мерцающий голубой свет исходил от быстро увеличивающегося посреди комнаты круга. За несколько секунд его диаметр достиг двух метров. Краем глаза я видел, как мой подельник выставил вперед руку с пневматическим пистолетом и сделал шаг назад.
Что бы это ни было, определенно пора валить. Охранники на «Рублевке» – народ внимательный и отлично знают, что хозяева этого дома должны быть в Лондоне.
Не сводя взгляда со светящегося круга, я на ощупь убирал инструменты в рюкзак.

Тем временем, заполонив все пространство от пола до высокого потолка, круг перестал расти. По его темно-синим краям с треском запрыгали маленькие молнии. Вокруг заклубился черный дым, а воздух наполнился запахом озона. Центр же начал светлеть, пока не стал прозрачным.
А в следующий миг в нем возникли три силуэта.
Новая система защиты, рассчитанная на эффект неожиданности? Не имеет значения! Я бочком двигался вдоль стены в сторону лестницы на первый этаж.
Послышался грохот, за ним звон. Лютый не выдержал и, выбив окно, выпрыгнул на улицу. Теперь точно все охранники наши.
Три фигуры вышли из круга. Вернее, сошли, будто с экрана кинотеатра. Только что были плоскими силуэтами, и – бац! – они в одной комнате со мной.
Ноги подкосились, и кажется отпала челюсть. Не знаю, как это выглядело со стороны, но ощущение было не из приятных – во рту пересохло.
Один из пришельцев указал на меня.
Я рванул к лестнице, но опоздал. В глазах сверкнуло, а потом потемнело.


Размытое сине-зеленое пятно постепенно приобретало резкость. Синяя часть оказалась уходящим вдаль безоблачным небом. А зеленая – щекочущей щеку травой. В поле зрения появилась красная точка: скосив глаза, я разглядел божью коровку, спикировавшую мне на нос.


Где я?
Режущая затылок боль не давала пробиться воспоминаниям. Лишь видение о трех темных фигурах, неотступно лезло в голову.
– Мне кажется, он очухался, – раздался за спиной чей-то гнусавый голос. – Дур, переверни его.
Вспышка боли. Тот, кто меня переворачивал, не очень старался делать это аккуратно. К тому же, мои руки, похоже, были связаны. Радовало только одно: я не в ментуре.


Надо мной стоял один из похитителей. Субтильное телосложение, чуть длинноваты руки, островаты уши. Разглядеть лицо мешало оранжевое заходящее солнце. Что у них за привычка стоять перед источником света?
Вдоволь понависав, мужик (а со своей позиции я отчетливо видел, что это мужик) отошел в сторону. Похож на Стаса-алкаша, только не такой страшный и кожа зеленая. Чем-то орка из ВОВа напоминает. Мелковат разве что.
Трава рядом с головой зашуршала, а в затылок уперлось что-то твердое. Я поднял взгляд. Два высоких коричневых сапога, дальше красивые голые колени, потом стройные ножки, короткая коричневая юбка. Ух ты!
– А-а-а! Больно же! – по щеке будто ударили хлыстом. Через минуту, когда туман перед глазами рассеялся, я обнаружил, что рядом со мной на корточках сидит обладательница стройных ног. Сверху она тоже была вполне себе. Золотистые волосы, большие светло-коричневые глаза, маленький острый носик. Улыбка на пухленьких губках. Интересно, чем это она меня так треснула?


– Ты лётчик? – спросила златовласка приятным грудным голосом.
Да блин, всем от меня нужно только одно.
– Да, я лётчик!
– Ну что я говорил! – откуда-то слева в поле зрения появился обладатель гнусавого голоса. Невысокий пухлик в длинном синем балахоне. – Хотели лётчика, вот он!
– Теперь главное – уговорить его сотрудничать, – голос девушки определенно мне нравился. – Он понимает меня?
– Ну он, вообще-то, уже отвечал тебе.
– А, да, – она вновь повернулась ко мне: – Нам нужна помощь лётчика. После чего мы вернем тебя назад.
Странно прозвучало это «назад».
– Мы, что, далеко за город уехали?

Боль понемногу отступала, и я осторожно повернул голову. Трава, небо, солнце. Вдалеке горы. Разве в Московской области есть горы? Надо будет уточнить.
– Ну, – девушка отвела взгляд. Создалось впечатление, что ей срочно что-то понадобилось разглядеть на небе. – Дур, расскажи ему.
Дур – зеленый задохлик, только что ковырявший травинкой в носу, ее почему-то не расслышал. А еще через секунду раздался его храп.
– Викус! – в голосе златовласки послышалась мольба.
Викус – пухляш, беспомощно оглядел своих спутников, затем вздохнул и быстро что-то забормотал под нос.

– А можно громче? Я не слышу.
Происходящее начинало пугать. А еще что-то странное было в обстановке, точнее в небе. Вроде стандартно синее. Теплое оранжевое солнце клонится к горизонту. Уже взошли две луны. Стоп…
– Где я!?
Вряд ли кто-то не различил панику в моем голосе.
– Ты в мире Ассилор, – я наконец расслышал толстяка. – Нам срочно понадобился лётчик. На денек, максимум два. Потом мы тебя вернем назад. Ты не волнуйся.

Не волнуйся?
Я ужом ползал по земле и, если бы не связанные руки, заставил бы этих ушлепков яснее и быстрее выдавать жизненно важную информацию.
Какой еще Ассилор?
– Верните меня сейчас же, я не работаю под давлением!
– К сожалению, это невозможно, – грустно сказал Викус и присел рядом. – Вся сила ушла на призыв. А у меня очень маленький резервуар маны. Собственно, если ты нам не поможешь, то тебе придется остаться тут навсегда.


То, что в течение следующих трех часов на зеленой поляне в мире Ассилор не произошло убийств, наверняка случайность. Сдается, в миллионах параллельных вселенных, где мне и моим новым спутникам довелось встретиться, мы покинули это место не в полном составе.
Сначала я пытался разобраться с похитителями (они, опрометчиво поверив на слово, разрезали веревки на моих руках).
Потом Лиша (так звали златовласку) и Дур (оказавшийся все-таки орком) пытались убить Викуса, когда выяснили, что мое погоняло «Лётчик» не имеет никакого отношения к авиации (оно родилось, когда однажды мне пришлось прыгать из окна третьего этажа в бассейн. Ну или после того, как кто-то из свидетелей крикнул: «Лётчик-налётчик!»).


Позже, успокоившись и сидя под высыпавшими на небе звездами, при свете горящего костра мы угрюмо жевали собранные Лишей корешки и долго молчали.
Может, и всю ночь бы промолчали, если бы не мухотрав, солидный запас которого Дур прихватил с собой на дело.
– Неудивительно, что такое пришло вам в голову, – сказал я, вытирая слезы, выступившие на глазах и передавая флягу с мухотравом Викусу. – Если бы такое зелье варили у меня на родине, к водке бы никто и не притрагивался.

– Водка… вкусное слово, – орк облизнулся, взглядом поторапливая кадык сопровождающий жидкость толстяку в горло, – Что делать-то будем?
– То же, что и планировали. Залетим, схватим и свалим. Вчетвером всяко шансов больше, – проворковала разомлевшая Лиша, игриво гладя меня по колену длинным, похожим на крысиный, хвостом (именно им она ударила меня при знакомстве). – Лётчик вроде интересный парень.
Признаться, и я находил ее интересной, даже привлекательной. Не беда, что хвост стрёмный. Вроде как тот артефакт, из-за которого меня сюда притащили, должен решить эту проблему.
В целом все происходящее здорово напоминало сказку «Волшебник Изумрудного города».
Девушке не нравится ее хвост.
Мага не устраивает маленький запас маны.
Орк, вообще по классике – хочет стать сильным (пока он не мог даже поднять дубину, которую носил на поясе).
Может, и мне что-то обломится?
Профессиональная честь медвежатника Робин Гуда (я воровал только у богатых) не позволяла упустить возможность стырить штуку, способную снять любое проклятье.
Осталось лишь вырвать его из лап коварных злодеев.

– На чем, кстати, полетим?
– Точно такой же висит в комнате моей бабушки, – пробормотал я, осторожно трогая ковер-самолет ногой. – Олени, узор и бахрома эта.
Может, и стоило отложить испытания на утро, когда мухотрав хоть немного отпустит. Но, похоже, именно его особенность заставлять людей (а также орков, эльфов и др.) сразу делать то, что приходит в голову, и стала основной причиной появления меня в этом мире.
– Предание гласит, – заплетающимся языком пафосно начал Викус, – что только истинный лётчик может выжать из Карпета все, на что он способен.
– И, возможно, это ты.
Подошедший орк мягко сжал мое плечо. А я смотрел на него и все не мог четко сформулировать вопрос, с самой первой встречи вращающийся на языке. Наконец меня озарило, и я радостно воскликнул:
– Ты гоблин?
И тут же получил по лицу маленькой зелёной ладонью. Судя по ярости Дура, он орк, а судя по тому, как хнычет, сжимая ушибленные пальцы, все-таки гоблин.
Сознание изо всех сил посылало импульсы, что пора уже начинать тренировку, но пары мухотрава заставили меня обернуться к Лише.
– Ну ты-то точно эльф?
Горящие гневом глаза. Короткий замах. Удар. И я снова лежу лицом в траве.
Хорошо, что мне нечего спросить у Викуса: никаких сомнений – он человек. Я поднялся и отряхнул грязь с черных джинсов.
– Ну что, по местам, ребята?

Первая попытка взлететь вышла так себе. Орк сорвался и не упал лишь благодаря прочной бахроме ковра. А Викус валялся в двух метрах от места старта и рассерженно кряхтел.
Я под диктовку Лиши провел руками по узорам и сдал транспортное средство задним ходом.
– В целом неплохо, – хвост обвил меня за талию, а его кончик потерся о бедро. – Когда Викус первый раз управлял, мы все лежали там же, где и он сейчас. А потом еще два часа ловили Карпет.
Она кокетливо улыбнулась, но из-за того, что ее правый глаз под воздействием выпивки смотрел сильно в сторону, вместо предполагаемого возбуждения меня пробил озноб.
– Поехали! – ветер ударил в лицо, а поле темной травы рвануло из-под ковра. Я лечу! – Ура!!!
– Как закончишь орать, не забудь вернуться за ребятами, – раздался голос Лиши откуда-то снизу. Чем и за что она там держится, я не видел.

Солнце давно миновало зенит.
Викус спал, свесившись лицом с ковра. Интересно, как среагирует его вестибулярный аппарат в сладкий миг пробуждения? Дур похмелялся, а Лиша выковыривала из хвоста остатки репейника. В следующий раз не будет свешивать его во сне.
– Надо бы приземлиться, воды набрать,– предложил орк, отрываясь от фляги.
– Хорошо.
Я старался скрыть свое приподнятое настроение, пусть думают, что мне тоже плохо. Пенталгина осталось полпачки, и делиться им не входило в мои планы.
С каждой минутой управление ковром приносило все больше удовольствия. Торможения давались тяжело, зато разгон… Это огонь! Никакая тачка и близко не могла сравниться с этим ощущением. Даже мошки, попадающие в глаза и рот, не портили настроения.
– Почему поднимаемся? – проворчал Викус, просыпаясь.
– Лес начался. Не умею я еще между стволов рулить.
– Лес? – маг как ужаленный подскочил. –Хвойный или листве… Договорить он не успел. Фиолетовый снаряд вырвался из кроны ближайшего дерева и врезался в нас.
– Феи! Мать их! – заорал орк, балансируя на краю Карпета. – Поднимайся выше!
Я рванул бахрому.
– Не так резко! Бл… – концовка фразы потерялась в шуме ветра. Хорошо, что ковер плохо хранили, и его серьезно потрепала моль. Моим спутникам оставалось лишь цепляться за дыры в полотне, пока мы летели почти вертикально вверх. Я же висел на ноге Лиши, стараясь не заглядывать под развевающуюся юбку. Вторая нога девушки располагалась в опасной близости от моего лица.
Рядом мелькали разноцветные пятна: феи, размахивая прозрачными крыльями и щелкая огромными, как у крокодилов, зубами, продолжали атаковать.
Только метрах в трехстах от земли они оставили нас в покое. Напрягая затекшие мышцы, я трясущимися пальцами выровнял ковер.

Под одобрительное бормотание остальных Дур, порывшись в рюкзаке, вынул последнюю флягу с мухотравом. Каждому досталось по три глотка.
– Я же просил разбудить меня перед лесом, – начал маг, но девушка прервала его.
– Что это там? Не Лориюн, часом?
Из-за горизонта, стремительно увеличиваясь, появился дворец. Он стоял на утесе посреди густого леса. Река, разделяющая его пополам, заканчивалась водопадом, над которым висела разноцветная радуга.
Не сильно похоже на обитель зла.
– Надо остановиться и продумать план нападения, – подал здравую идею Викус.
– И где ты тут остановишься? – на корню зарезала здравую идею Лиша. – В чаще смертоносных фей или в пролеске кровавых единорогов?
– Наше преимущество во внезапности! – подвел итог спору орк и, не обращая внимания на протесты, дернул за бахрому.
Ковер сделал широкую дугу и спикировал на сказочный дворец.


Внезапной атаки не вышло. Нас сбили при входе в воздушное пространство лесной цитадели. Казалось бы, откуда здесь маги с огненными шарами?
Пока остальные сбивали огонь с шерсти, я старался не угробить нас о стену гигантского дворца – на ней отчетливо проступали четыре красных силуэта. Очень не хотелось думать, что тут завершили свой путь наши предшественники.
Мы рухнули посредине площади перед главным входом и еще не закончили отряхиваться и выплевывать землю, когда нас окружили десятки солдат в золотых доспехах.
Эльфы. Прям как в фильме про Фродо. Уже не первый раз меня кольнуло сомнение в правильности моих действий.
– Воры, перед смертью у вас есть право на последнее слово!
Из строя золотых воинов вышла высокая эльфийка в классическом белом одеянии до пят. Красивая баба! Гораздо лучше той, что играла Галадриэль во «Властелине колец».
– Произошла ошибка, – я выскочил вперед, не давая спутникам все испортить, – мы хорошие, мы за свет!
– Правда? Слава Великому Лесу! Я Глеврид – Хранитель света. Мы всегда рады новым союзникам. К сожалению, в последнее время среди них все чаще появляются воры, пытающиеся украсть нашу пре-ле-сть.
Она погладила кинжал висящий на поясе. Без подсказок стало ясно, что это и был снимающий любое проклятие «Клинок отмены» – цель нашей миссии.
– Я готов доказать свою преданность свету.
Я сделал еще шаг вперед, не обращая внимания на шиканье мага.
– Отлично, тогда первое испытание! – Эльфийка указала на Дура. – Истинный последователь добра должен убивать любое порождение зла. Задуши орка!
Потребовалось несколько секунд, чтобы раскусить загадку Глеврид. Меня не проведешь! Во всех сказочных испытаниях есть подвох!
– Нет! Хоть он и орк, но он мой друг, и в нем есть добро!
Я победоносно улыбнулся, глядя в зеленые глаза Хранителя.
Пауза затянулась. Когда прошла минута, я занервничал. А еще через одну сделал незаметный шаг назад.
Наконец эльфийка продолжила:
– Ну допустим. Тогда второе испытание. Честное и без подвохов. Испытание истиной. Тебе предстоит дать правильный ответ, и только человек с истинно светлым сердцем сделает это. Ты готов?
– Да!
– В 4237 году Вергилий Третий на берегу реки Леро разбил войско гнома Тутана. Внимание – вопрос! Как звали боевого оленя Вергилия?
Я не мог отвести взгляда от прекрасного лика эльфийки, а в животе сворачивался неприятный комок.
– Это шутка?
– Как я и думала, – это воры! Они не выдержали испытание истиной! Расстрелять их, а головы насадить на пики! – величественно взмахнув изящной кистью, Глеврид отвернулась.
Времени на анализ сюрреалистической ситуации не оставалось, и я засунул руку в сумку.
Интересно, в какой из миллионов параллельных вселенных мы находимся? В той, где гранаты со слезоточивым газом, которые я принес с собой через портал, успеют вывести из строя золотых эльфов? Или в той, где нас нашпигуют стрелами раньше?
Грохнули два взрыва. Площадь заволокло серым дымом. Со всех сторон раздались крики. Я закрыл глаза и принялся пихать своих товарищей к ковру-самолету, надеясь, что он достаточно остыл, чтобы взлететь.
Успею ли сделать еще одно дело?

Лес давно остался позади, но, опасаясь преследования, мы продолжали лететь до глубокой ночи. Наконец жажда и голод перевесили страх, и мы приземлились на берегу узкой речушки.
Звезды усеяли черное небо, и две почти полные луны висели на нем, напоминая два желтых косых глаза. Сославшись на боли в животе, я оставил своих спутников и отошел от костра.
Убедившись, что никто не идет следом, я достал из сумки куртку и развернул ее. Даже в скудном освещении кинжал Глеврид ярко сиял. Интересно, сколько дадут за него на местном черном рынке? А уж на Земле артефакт из другого мира точно оторвут с руками.
Клинок притягивал.
Он же снимает проклятия? А что, если мое проклятие – это попадание сюда и, прикоснувшись к нему я вернусь домой? Вероятность есть.
Но как же они? Я бросил быстрый взгляд на три поникшие фигуры у костра.
А они и не поймут ничего. В конце концов они сейчас в той же ситуации, в какой были до того, как затащили меня сюда.
Как активировать артефакт? Сказать волшебные слова? Эх, надо было невзначай спросить у колдуна. Ладно, попробуем так:
– Проклятье, проклятье, перейди на Федота, с Федота на Якова…
Я протянул руку и коснулся переливающейся рукояти кинжала.
Портал не открылся, но внутри меня вдруг возникло непреодолимое желание кое-что сделать.
Только не это! Клинок оказался в руках, а ноги сами понесли меня к костру.
– Ребята, смотрите, что я нашел! – громко окликнул я товарищей.
Чертов артефакт снял с меня проклятие и сделал честным. Катастрофа.
Образовалась небольшая куча-мала, в результате которой, потирая ушибленные места, маг и орк добровольно уступили даме.
– Что надо говорить?
Викус достал из-за пояса потрепанный пергамент и прочитал:
– Проклятье, проклятье, перейди на Федота, с Федота на Якова.
Бедный Яков.
– Сработало! – завизжала девушка и, отбросив клинок, бросилась ко мне в объятия. – Смотри, какая красота!
Ну да, стало значительно лучше. Вместо длинного крысиного из-под юбки девушки торчал шикарный пушистый лисий хвост.
– Теперь я! – орк отпихнул мага и произнёс заклинание. Ничего не произошло, но орк подпрыгнул от восторга. – Наконец-то!
Он снял с пояса дубину и, кряхтя, с заметным трудом поднял ее над головой. – Я стал сильным. Теперь никто не посмеет глумиться надо мной.
Хм. Может, гипертрофия мышц только началась и они будут расти во сне? Если, конечно, орк начнет употреблять достаточное количество белка. Главное – не думать, сколько месяцев (лет) пройдет до момента, когда этой дубиной будет сражен первый враг.
Тем временем снял с себя проклятие и маг.
– Ну как? - осторожно осведомился я. Вот на его силы я серьезно рассчитывал.
– Лучше всех!
Викус выпрямился. Его руки окутало оранжевое пламя. С десяток огненных шаров взмыли высоко в небо. Будем надеяться, воины Глеврид от нас отстали.
– Отлично, о великий маг, – льстиво улыбаясь, я приблизился к нему, – как насчет…
– Что это? – заорал вдруг Дур, указывая в сторону горизонта.
– Не видно ни черта! Викус, наколдуй нам ночное зрение.
– Это заклинание третьего уровня. А я почти всю ману потратил на огненные шары. – Он виновато посмотрел на меня, но вдруг что-то вспомнил: – Сейчас. Есть еще один фокус.
Бормотание и вспышка. В его руке появился армейский бинокль со встроенным устройством ночного видения.
– Не то!
Маг выкинул прибор и лишь в отчаянном прыжке я поймал его в сантиметре от земли.
Бинокль оказался мощным. Будто на расстоянии вытянутой руки передо мной на гигантском орле сидела Глеврид. Ее глаза сияли красным – то ли от ярости, то ли от большой порции слезоточивого газа.
– Эльфы! Минут через десять будут здесь!
Я бросился перед Викусом на колени и схватил его за полу балахона. Неэстетично, но ситуация требовала крайних мер.
– Я выполнил свою часть сделки – верни меня назад!
– На это уйдет вся оставшаяся мана, – польщенный, но все еще сомневающийся маг обвел взглядом остальных, – несколько дней будет восстанавливаться.
Наверное, в каждом колдуне из захудалого мира есть корни древней королевской династии, и они не могут устоять, когда кто-то жалкий молит их о чем-то на коленях.
– Ну ладно, – Викус грациозно взмахнул руками, и передо мной открылся синий четырехметровый портал.
Я взглянул в него. Встал и обернулся к новым друзьям.
– Ребята, вы такие классные! Я подумал и решил остаться с вами. Вместе мы сможем многого добиться.
– А что это за синие огоньки и мужики в серых доспехах и железками в руках на той стороне портала?
– Это все в прошлом.
Залезая на ковер, я молился, чтобы полицейским не хватило духу войти в пространственную дыру.
– Полетели!
Мы уже отлетели метров на пятьсот, когда земные стражи порядка все же вошли в портал, и вскоре ночную тишину разорвали звуки выстрелов и взрывов огненных шаров. Две армии добра сошлись в схватке позади нас.
Значит, моя дальнейшая судьба связана с Ассилором. По большому счету на Земле меня особо ничего и не держит. Квартира на первом этаже, окно не заперто, так что кошка с голоду не помрет. Да и наверняка снявший проклятие Викус сможет открывать порталы не только в тот дом на Рублевке…
В голове один за другим рождались планы:
О продаже касок с налобными фонарями на батарейках гномам Великих гор.
Об использовании дайверского оборудования для поднятия затонувших сокровищ.
О производстве мухотрава на Земле.
Надеюсь, вновь приобретенная честность не сильно мне помешает.
И неплохо бы узнать наконец, какой расы Лиша. Я осторожно погладил пушистый хвост, и девушка одобрительно улыбнулась.

Управляя ковром и любуясь звездным небом, я мечтал о том, что когда-нибудь лучший королевский менестрель Ассилора сложит песнь «О лётчике с Земли». Ну, в крайнем случае, если совсем не попрет, соглашусь и на Шнура.

Ночь наконец-то накрыла лес, и я выполз из своего убежища в заброшенной медвежьей берлоге. Тело затекло и отзывалось немилосердной болью на малейшее движение. Во рту пересохло, как в старом колодце, а желудок, казалось, прилип к рёбрам. В последний раз я ел - не помню, завтракал или ужинал – несколько суток назад какой-то зазевавшейся полёвкой. Мерзкая еда, но сейчас я бы с удовольствием сожрал даже червей. А какие же мы были идиоты, когда в солдатской полевой кухне не доедали овсянку! Шутили, что после войны будет стыдно смотреть лошадям в глаза, дескать, объедали бедную скотину. Дошутился. Сейчас мне стыдно смотреть в глаза любому, не только лошади.

Потому что вместо бравого вояки в красивой форме через полстраны бредёт, прячась в темноте, чумазый калека с единственным полуистлевшим документом за пазухой. По сути, и документ-то этот мне не нужен. Но во-первых, что-то лучше, чем ничего, а во-вторых, когда я жадно всматриваюсь в его скупые строчки, я вспоминаю себя. Вспоминаю свой последний бой, боль и дикое желание убежать домой. Туда я сейчас и драпаю.

Я родился и вырос в деревне. И был уверен, что проживу тут всю жизнь, как и все мои предки. А потом отец настоял, чтобы я женился на дочери его друга. Моё мнение никого не интересовало, и я тогда почти убежал из дома. Смешно сказать, но больше всего напрягало, что эта пигалица была старше меня на целых два года и совсем не подходила под мои идеалы красоты. Но парни постарше рассказали мне про первую брачную ночь, и я всё-таки решил остаться на свадьбу. Вино и брага лились рекой, нас все поздравляли и многозначительно подмигивали. А ночью отец пьяный свалился в колодец. Так я за один день окончательно стал взрослым.

Жизнь потекла своим чередом, и через пару лет моя баба даже начала мне немного нравиться. Не сказать чтобы сильно, но всё же. Впрочем, как бы то ни было, сейчас она - моя единственная родня, и именно эта мысль вела меня через графства, как собаки водят слепых. Я мечтал, как вернусь в свой дом и заживу в нём со своей женой. Как она мне будет рада. И всё станет как раньше. Я повторял это себе чёрт знает сколько дней. Точнее - ночей, потому что идти я мог только ночью: днём при виде меня любой селянин поднял бы такой крик, что хоть святых выноси.

Но теперь, когда мне остался последний переход в несколько часов, я начал понимать, что в родном доме жить больше нельзя. Нужно всё бросать, брать жену и валить подальше от людей. Я же теперь дезертир, и граф меня обязательно повесит. А ведь раньше всё было хорошо. И дёрнул же меня тогда чёрт послушать рекрутёра и записаться добровольцем на эту проклятую войну! Захотелось дураку поддержать императора Карла в драке с протестантами! Ну и наград на грудь, чтобы бабы сами липли… Теперь ко мне не липнет даже грязь. Решено, забираю Мари и бежим отсюда ко всем чертям! Но есть что-то ещё, какое-то чувство тревоги, словно я что-то забыл и теперь не могу вспомнить, что же я забыл… Что-то важное, или страшное.

От размышлений меня отвлёк шорох в кустах, и я замер, вжавшись в ствол дерева. Через несколько минут тишины на полянку осторожно вышел молодой волчонок. Он чуял меня, но никак не мог разглядеть, и это сыграло мне на руку. Я рухнул щенку на спину и подмял его под себя, стараясь тут же свернуть шею и не дать цапнуть меня за руку. Чёрт, у меня всё получилось с первого раза! Не заморачиваясь, я попросту разделал его остро заточенным обломком штыка и по-быстрому схарчил одну ляжку. Утолить голод мне хватило, а там уже и до дома рукой подать! Я даже вторую лапу не стал брать с собой в дорогу.

К деревне я подошёл, когда уже начало светать. Солнце лезло на небо, как дурак на колокольню, а я спешил проковылять по улицам так, чтобы никому не попасться на глаза. Но, словно полковой оркестр, со всех сторон грянули воем собаки. Чёрт! Убить их мало! Пришлось ускориться. В нос ударил мощный запах конского пота, и я еле успел шмыгнуть в траву, к чьему-то забору. Неизвестный всадник поскакал мимо, отчаянно пытаясь удержать поводья словно бы взбесившегося коня.
«Наверное, от меня до сих пор пахнет волком!» - подумал я и бегло оглядел себя. Да, выгляжу, мягко сказать, не ахти. Весь оборванный, в волчьей крови… Бр! Ну вот, наконец, мой дом. Даже скрип калитки мне показался каким-то особенно родным. Сени были распахнуты, а вот дверь заперта изнутри. Я решил не ждать, пока Мария проснётся, и со всей силы долбанул кулаком. И ещё, и ещё.
Почти сразу за дверью послышалась возня, и знакомый голос спросил:

- Кто там?
- Открой, это я, Карл.
- Господин, не шутите над бедной вдовой. Уходите прочь! Мой муж Карл Грубиян погиб три года назад.
- Мари, я не погиб. Я жив, и я пришёл домой. Отворяй, живо! Ещё не хватало мне стоять у двери! У меня даже есть бумага, где написано, что я - это я!
- Просуньте мне эту бумагу под дверь! - потребовала с той стороны женщина.
- Чёртова баба! Это моя единственная бумага, и я тебе её не отдам!
- Но тогда я вас точно не впущу!

Бабья дурь вывела меня из себя. Говорить с ней не было никаких сил, и я посмотрел вокруг себя. В углу стоял заступ, которым обычно копали ямы. Я засунул его под угол двери, поднял вверх и толкнул вперёд. Сколько помню мать, она всегда закрывалась от отца, когда он был во хмелю. А отец этим же заступом открывал дверь и гонял им потом мать по всему огороду. В последний раз мы с ним делали это вместе. И догнали.

Дверь сошла с петель и с грохотом рухнула внутрь под истошный бабий визг и детское хныканье. Когда пыль осела, я увидел женщину, чем-то похожую на мою жену, только более грузную и с оплывшими чертами лица. Баба испуганно куталась в платок и пыталась спрятать за собой чернявого ребёнка примерно трёх лет отроду.

- Кто ты? – спросил я у бабы.
Она несколько раз начинала отвечать, но постоянно сбивалась на свистящий шёпот. Пришлось припугнуть её заступом.

- Я Мария, жена Карла Грубияна. Вдова.
- А это что за выродок? – я кивнул на ребенка.
- Это его сын!
- Врёшь, чёртова баба! Ему не меньше трёх зим, а я ушёл из дома только прошлой осенью!

Баба всхлипнула и покосилась на мою морду.

- Карл ушёл на войну четыре зимы назад. Я тогда уже носила сына, но ещё не знала об этом. Кто бы вы ни были, уходите! Не тревожьте наш покой, господин! Молю!

Холодная волна ужаса окатила меня с ног до головы. Я протянул ей бумагу и велел прочитать, что там написано. Я помнил, что Мария была в прислуге у нашего графа и умеет читать. Баба пробежала глазами по документу, в ужасе заткнула рот краем платка и выронила бумагу на пол.

- Это записка от доктора, что Карл Грубиян умер от потери крови в ночном бою при Мюльберге.

Я пожал плечами. Чёрт его знает, может, это и так. Теперь многое стало понятнее. Я вспомнил то, что забыл. Как меня проколол пикой и потом укусил какой-то рыцарь.

- Но как я могу быть мёртвым, если я сейчас стою перед тобой, моей законной женой?

За дверью уже рассвело, и баба, поминутно крестясь, кивнула на меня. Потом, заикаясь, промычала:

- Господин! Даже если вы когда-то были моим мужем, вы мертвы, и уже очень давно!

Я скосил взгляд на свои руки, перевёл его на грудь и опустил до ног. Торчащие кое-где кости, конечно, смущали меня изрядно, но не для того я прошёл пешком несколько графств, чтобы услышать в лицо от родного человека, что я уже умер. Неужели так сработало проклятье моей матери?

Неожиданно моё внимание привлёк ребенок, который смотрел на меня со смесью отвращения и любопытства, и я вспомнил, что дети в таком возрасте ещё не умеют врать. Поэтому присел на корточки и поманил детёныша к себе. Мать схватила малого за плечи, начала ныть и о чём-то меня просить.

- Скажи, малыш, как зовут твою маму? – стараясь не запугать ребёнка, спросил я.
- Мрия, – пролепетал он.
- А папу?

Ребёнок растерянно посмотрел на мать. Что ж, молчание - тоже ответ.

- А как считаешь, я живой или мертвый? - спросил я глядя, на детёныша.
- Мёлтвый, как наш кузнец Иоахим.

Я встал на ноги и обернулся. На улице уже ясный день, и живому мертвецу селяне точно не дадут далеко уйти. Да и к чему? Путь упыря - смерть. Это моя судьба, и надо принять её достойно. Но когда меня увидят дома, Марии с сыном несдобровать, селяне их сожгут на костре. Сын... У меня есть сын! Нет! Хватить убегать, пора начать жить! Это не проклятие, а дар. Великий дар бессмертия! И я обязан его передать.

Одним рывком преодолев расстояние, я впился зубами в мягкую нежную плоть, а руками оттолкнул бабью тушу к стене. Тобой займусь позже. Первым должен стать сын. Мой сын!

Облегчённо выдохнув, Хлауль отползла на пару шагов. Вытерла липкий пот со лба и обессиленно откинулась на мягкую траву. Мысли путались в её голове, обрывки воспоминаний цеплялись друг за друга, кружась разноцветными пятнами. Ей мерещились то слёзы радости на лице крестьянки, излеченной ей от лихорадки, то оловянные глаза солдата, метавшегося в забытьи с вывороченными кишками, то красный шершавый коровий язык, облизывающий новорождённого телёнка. Почудился внимательный взгляд мужа. Хлауль почти ощутила ласковое прикосновение его сильных рук, одинаково умело державших плотницкий топор, охотничью рогатину и её, Хлауль, девичий стан.

Ей вспомнился пряный запах медуницы, собранной поутру на лугу, и аромат парного молока после утренней дойки. Но их тут же перебила острая вонь гари, и память услужливо подсунула совсем другие картинки.

Дымящийся остов сожжённого дома. Почерневший частокол, торчащий из осквернённой земли, словно обломки зубов изо рта мертвеца.

И голова Райга с застывшим на лице оскалом, прибитая к уцелевшим воротам.

Хлауль беззвучно заскулила, дрожащими руками стягивая на груди тёплый плащ. Потом силы оставили её, и девушка наконец провалилась в милосердный глубокий сон.

***

— Ведьму я встретил на тракте, как есть ведьму, истинно вам говорю! — Рыжий мужичонка, рыхлый, как квашня, вытаращил глаза и хлопнул по столу, откинувшись на лавке. — А то чего это у меня засвербело в кишках, как только она на меня зыркнула своими зенками-то зелёными? Прям душу насквозь мне проглядела! И порчу навела, тьфу-тьфу!

Толстяк меленько перекрестился и сплюнул на пол корчмы, щедро усыпанный гнилой соломой. Из-за стойки вышел здоровенный чёрный котище, лениво зевнул, показав острые зубы, потянулся и, задрав пушистый хвост, надменно прошествовал к двери.

— Ага, засвербело у него! — Рябой мужик, сидевший напротив, только отмахнулся и запустил в ухо грязный палец. — У тебя свербело тогда только, когда Ганка тебя за овином с дочкой мельника с задранным подолом застукала. Да и то не в кишках, а по спине всей свербело, после граблей Ганкиных-то. А то ишь чего удумал — ведьма, ага.

Крестьяне, недоверчиво слушавшие рыжего, дружно заржали, переглядываясь. Рыжий аж засопел от обиды:

— Тьфу на вас… Вот ведь истинный крест вам, ведьма она была, ведьма как есть! Чую я это, да. А то куда она с дороги делась, когда я на Ёшкин холм-то поднялся? Не видать ведь было никого кругом до окоёма самого! Не иначе черти её подхватили по дороге да унесли, куда приказала! Напрямки до Чёртова урочища, а до него-то ведь ажно пять вёрст!

Рыжий сунул нос в пустую кружку и с видимым сожалением отставил посудину в сторону.

— Застращала, подлюка, аж в горле пересохло. Грыч, ну, поставь ещё кружечку-то, вишь, плохо мне, колотит всего! Да и чтоб я ещё чего когда вам рассказал!..

Рябой Грыч презрительно сплюнул, растёр плевок стоптанным сапогом и махнул рукой:

— Вот пусть тебе ведьма твоя и ставит. И басни твои слушает. Авось зелья еще подольёт колдунского, чтоб по бабам чужим не шлялся! Ладно, Збышек, Власько, айда до дому, ребяты. Жинки нас, поди, заждались, не ровён час сюда нагрянут. Вот тогда у всех засвербит! Бывай, Януш!

Грыч кивнул корчмарю, тот махнул рукой в ответ, и мужики начали шумно подниматься с лавки, лениво обсуждая небывалый урожай брюквы.

— Давай, Войтек! Шёл бы ты тоже до хаты, чтоб не свербело нигде завтра!

Под дружный гогот крестьяне вывалились из корчмы в прохладу осеннего вечера.

Народу в корчме почти не осталось. Трактирщик вышел из-за стойки, послюнявил пальцы и хозяйственно загасил пару лишних лучин.

Рыжий Войтек, насупившись, полез в тощую мошну, глянул внутрь и, с досадой крякнув, убрал обратно за пазуху. Видать, мошна была заодно с Ганкой и не одобряла ещё одну маленькую кружечку пива.

Понурившись, бедолага совсем приуныл и собрался было подняться с рассохшейся лавки, но передумал, услышав стук деревянных ножек о пол: кто-то подсаживался к его столу. Войтек с надеждой глянул на подошедшего.


Сухощавый мужчина в пыльном дорожном костюме мягко опустился на приставленный стул, аккуратно положил шляпу на столешницу и кивком подозвал корчмаря.

— А что, милейший... э-э... Войтек, так, кажется? Не откажется ли столь солидный господин от маленькой кружечки пива? Просто промочить пересохшее горло?

С этими словами незнакомец глянул рыжему в глаза и усмехнулся. Усмешка его была странно перекошенной, как будто он учился улыбаться только одной половиной гладко выбритого лица, совершенно забыв про другую.

Войтек почувствовал, как ранее выпитое пиво тут же из него испарилось. Мигом улетучилось, оставив его мокрым от портянок до самой едва намечавшейся плеши. Холодный пот предательской струйкой побежал по спине.

Страшен был не уродливый шрам незнакомца, начинавшийся у середины лба и спускавшийся по щеке до самого подбородка.

Страшен был не его застывший взгляд, жуткий, как у аспида, готового к смертельному броску.

Не глаза, свинцово-серые, как мрачные льды самого Чистилища.

Страшно было то, что из этих холодных немигающих глаз на рыжего смотрела сама смерть. А Войтек был не самым храбрым человеком.

Гость перевёл взгляд на трактирщика, и наваждение исчезло. Войтек моргнул и сглотнул слюну.

Ну и что, что зенки страшнючие, подумаешь, может, он наёмник, солдафон-убивец. Сколько таких после мятежа баронского по дорогам шляется! Не позарится же он на тощую мошну Войтека — у самого гроши есть, поди, и немало: вон пряжка на шляпе серебряная с камнем, платье добротное, сапоги дорогие, хоть и грязнющие до самых до голенищ. Меч знатный опять же. Мечом-то, поди, себе на жизнь и промышляет. И шрам получил на морде, за короля сражаясь. Ну, или против короля — кто их разберет, наёмников этих. Все одно милостивый король простил всех мятежников. Ну, кто жив остался, понятно, кого на кол не посадили отдыхать сразу. Так что можно и стражу не звать, законно он тут сидит, ага. Хотя стража тут не помогла бы, случись замятня какая. Такой прошёл бы сквозь вахлаков деревенских, как вилы сквозь сено, и не заметил бы даже.

Да что это я, одёрнул себя крестьянин, ну, угощает человек пивом. Фураж-то с провиантом солдафоны у нас бесплатно брали всю войну, вот совесть и проснулась, поди…

Почесав плешь и шмыгнув носом, Войтек снова уселся на лавку.

— Дак что ж не выпить-то, коль достойный человек угощает. Все люди — братья, эт мы завсегда с нашим удовольствием компанию составим людям хорошим.

Подошедший корчмарь плюхнул на стол две кружки пенящегося пива и блюдо с жареными карасями. Смахнул крошки, мазнув грязным полотенцем по столешнице, правда, чище от этого не стало.

— Благодарю, любезный, сдачу оставь себе. А моему другу принеси ещё пива, я вижу в нём истинного ценителя… — Незнакомец подмигнул хозяину и кинул ему серебряный статир. Поймав монету, трактирщик попробовал её на зуб, довольно осклабился и, кланяясь, отошел за стойку.

— Ну, что, Войтек, выпьем за твой острый глаз!

С этими словами незнакомец поднял свое пиво и кивнул Войтеку. Тот радостно ухватился за кружку обеими руками и со словами «Ваше здоровье, милсдарь!», ворочая кадыком, опустошил её в три глотка.

Незнакомец же аккуратно отхлебнул и отставил напиток в сторону.

— Любезный, я тут краем уха услышал твою историю. Вижу, твои друзья её не оценили. Право слово, обидно, когда тебя считают за лжеца, особенно если ты излагаешь то, что видел собственными глазами. Ведь ты эту ведьму видел сам, не так ли? — Незнакомец внимательно посмотрел на Войтека, постукивая по столу очередной монетой, вынутой из кошелька.

— Вот как вас вижу, милсдарь, ей-ей, не вру, чтоб мне провалиться! До сих пор зелёные зенки ейные мерещатся, свят-свят! — Войтек выпучил глаза и размашисто осенил себя крестным знамением. — Не иначе как порчу навела, чтоб глотка у меня сухая всегда была, аж глотать больно!

Из-за спины Войтека снова возник корчмарь и поставил на скрипнувший стол ещё две кружки. Войтек протянул было руку за пивом, но потом отдёрнул и боязливо глянул на собеседника: можно? Тот молча махнул рукой с блеснувшим перстнем — пей, мол, спокойно — и спросил:

— Скажи-ка, милейший, а не было ли на этой ведьме кулона с большим тёмным камнем? Неправильной формы? В золотой оправе и на золотой цепочке?

Войтек оторвался от кружки, отёр с усов пену и поскрёб нечёсаные патлы, вспоминая.

— Да вроде не припомню такого. Хотя цепочка была, господин хороший, и точно золотая, блестючая такая. А вот что висело на ей, видать не видал. Да и под плащом не разглядеть было. А вот глазищи помню, аж вздрагиваю по сю пору. Зелёные, что жопка лягушонка. Не бывает у людёв таких глаз, не бывает! Только у этих... у лесовиков, да только о них в наших краях лет сто как не слыхал никто! Ваше здоровье, милсдарь почтенный! — Войтек опустошил кружку, залив последние капли себе в глотку, и придвинул поближе блюдо с золотистыми карасями. — Торопилась она куда-то сильно, это заметно было, господин хороший. Тощенькая такая, в чём только душа держится.

— Тощая и торопилась, говоришь? Ну ничего, мы-то с тобой никуда не торопимся, верно?

Незнакомец облокотился на стол и прикрыл глаза рукой, продолжая постукивать монеткой. Посидев так некоторое время, мужчина откинулся на спинку стула, открыл глаза и усмехнулся каким-то своим мыслям.

— Отлично, любезный, просто отлично. Неплохая история на ночь. Теперь расскажи по порядку, где ты её встретил, о чём вы говорили и в какую сторону ведьма потом направилась. А это поможет освежить твою память.

С этими словами гость катнул монетку по столу в сторону Войтека. Тот проследил глазами за катящимся кругляшком, хватко сцапал его и, быстро оглядевшись, не видел ли кто, сунул в мошну. Сплюнул рыбью кость на пол, утёрся обтрёпанным рукавом и насупил рыжие брови, припоминая подробности.

— Дело, значится, было так...

***

Утренний лучик солнца проделал себе дорожку сквозь густую листву и остановился на лице спящей Хлауль, мягко щекоча ресницы. Девушка улыбнулась, прощаясь со сном, и медленно открыла зелёные глаза. Прямо перед ней на тонкой ветке устроилась малиновка. Забавно наклоняя головку, птаха разглядывала Хлауль, словно пыталась понять, чего ждать от незваной гостьи — добра или худа. Так и не решив это для себя, пичуга упорхнула, оставив ветку покачиваться.

Хлауль улыбалась, подставив лицо тёплым лучам утреннего солнца. Все прошлые беды остались позади. Вонь пожарища наконец перестала преследовать девушку, сменившись пряным ароматом осенней листвы. Отрезанная голова Райга сегодня не снилась Хлауль, не глядела укоризненно мёртвыми зрачками прямо в душу.

Призраки прошлого отступили перед радостями настоящего. Впереди была новая жизнь.

И не только её собственная.

Прошлым вечером Хлауль исполнила своё предназначение, отложив целых восемь яиц. Женщины народа ренна приносили потомство один-два раза в жизни, откладывая пять-шесть, очень редко семь яиц. Видимо, бог семейного очага благоволил Хлауль, раз ей удалось выносить целых восемь. Правда, одно яйцо получилось немного мельче остальных, но так бывает, ничего страшного: дитя подрастет и сравняется с братьями и сёстрами. Малыши ренна вылуплялись на свет зрячими, полностью готовыми к жизни и не требовали особого пригляда. Память предков сама просыпалась в них по мере взросления, а росли ренна не по дням, а по часам. Для Хлауль сейчас это прямо благословение небес: после тошнотворного, липкого ужаса последних событий отдых был нужен ей, как глоток воды изнурённому путнику, бредущему под палящим солнцем. Надо просто отдохнуть, и всё будет хорошо.

Яйца, лежавшие в кладке, начали подрагивать. По двум-трём прошли трещины. Хлауль радостно улыбнулась, перекатилась на живот и положила голову на ладони, наблюдая за рождением новой жизни. Поправив родовой медальон на золотой цепочке, она приготовилась ждать.

***

Вчерашний собеседник Войтека быстро шёл по осеннему лесу, продираясь сквозь заросли можжевельника, огибая упавшие деревья и перепрыгивая через ручьи. Несколько раз он останавливался, оглядывался вокруг, как бы проверяя направление, и спешил дальше. За его спиной висела старая дорожная торба с крепко притороченным к ней арбалетом, а из-за торбы выглядывала потёртая рукоять длинного меча.

Насвистывая лёгкую песенку, мужчина в очередной раз остановился рядом с трухлявым пнём. Потоптавшись на месте, путник выдохнул и опустился в траву. Пробормотав что-то себе под нос, он снял торбу с плеч, выудил оттуда краюху хлеба и принялся жевать, поглядывая по сторонам.

Дожевав последний кусок, незнакомец стряхнул с платья крошки, снял шляпу, склонился к ручью и начал жадно пить. Утолив жажду и набрав во флягу свежей воды, он привалился спиной к раскидистому дубу и закрыл глаза. Вытянул уставшие ноги.

Прилетела малиновка, опустилась на пенёк и, почистив клюв, радостно сообщила:

— Цвик, цвик, фиу-у-у!

Мужчина открыл глаза и уставился на птицу.

— Хоть ты подскажи, где мне искать Чёртово урочище! Давно я тут не был, не вспомню, куда идти. Направь, что ли, создание божье!

Малиновка недовольно цвикнула ещё пару раз, переступила с лапки на лапку и упорхнула вдаль. Запомнив направление, мужчина поднялся на ноги, пробормотав:

— Что ж, посмотрим, насколько я удачлив.

Закинув мешок за спину и надев шляпу, путник быстрым шагом двинулся дальше.

***

Из семи яиц вылупились три мальчика и четыре девочки. Восьмое, маленькое, пока оставалось целым. Крепенькие и жизнерадостные, малыши-ренна по очереди деловито сосали грудь Хлауль. Измождённое, но удивительно красивое лицо девушки освещала мягкая улыбка. Новорождённым ренна не так уж и требовалось грудное молоко, но Хлауль не могла отказать себе в этом маленьком удовольствии.

Накормив последнего малыша, девушка бережно опустила его на мягкую траву к остальным и взяла в руки восьмое яйцо. Улыбнувшись, погладила пальчиком теплую шершавую скорлупу. Грациозно потянувшись, встала на ноги и сбросила плащ, под которым ничего не было. Солнце ярко освещало её худенькое, но гармонично сложенное тело. Хлауль прижала яйцо к животу, желая немного согреть его, отошла на пару шагов к старому клёну и тихо запела песню о новой жизни…

***

Мужчина резко остановился и прислушался. На усталом худом лице его появилась улыбка, и он прошептал:

— Наконец-то! Я уж было испугался, что потерял тебя, моя красавица… И свою удачу заодно. Что ж, пора нам встретиться.

Мужчина свернул с тропы и пошел на звуки песни. Аккуратно отгибая ветки, он пробрался сквозь ольховник, приблизившись к небольшой светлой полянке. Тихо-тихо, словно боясь разбить хрупкий хрусталь, он раздвинул листву и увидел Хлауль. Обнажённая девушка стояла к нему спиной и негромко пела. Улыбка снова появилась на его суровом лице. Мужчина стоял не дыша, наслаждаясь чарующими звуками и зрелищем — прекрасной девушкой, поющей под ярким солнцем.

— Как же ты хороша! — прошептал он. Покачал головой, вслушиваясь в серебристые переливы, и вздохнул.

Потом отступил на шаг, аккуратно, стараясь не шуметь, отцепил от торбы арбалет, зарядил его и, тщательно прицелившись, спустил тетиву.

Тяжёлый болт по самое оперение вошёл в спину Хлауль и бросил её на дерево. Последнее, восьмое яйцо выскользнуло у неё из рук, упало в высокую траву и укатилось в овраг. Девушка захлебнулась кровью и сползла на землю, ломая ногти о жёсткую кору. Неловко завалилась набок. Заскребла руками по земле, с корнем выдирая мелкие травинки и высокие стебли мятлика. Подтянула худенькие коленки к подбородку, уже испачканному густой кровью, и затихла.

Мужчина не торопясь вышел из зарослей, на ходу цепляя арбалет на место. Затем вытащил меч и направился к малышам ренна, насторожённо наблюдавшим за ним. Не утруждая себя наклоном, проткнул мечом каждого — так же буднично, как крестьянин протыкает вилами стог сена. Сбросил с плеч торбу, перехватив руками лямки, аккуратно положил её на землю. И подошел к Хлауль.

С длинного, заточенного на совесть клинка капала кровь. Мужчина посмотрел на небольшую грудь девушки, хмыкнул и пнул её по ноге.

— Не притворяйся мёртвой, тварь. Ваше племя живучее, я знаю. Вас надо резать на куски, чтобы заставить сдохнуть. И то лучше сжечь потом.

Глаза Хлауль медленно открылись.

— Почему? — С каждым звуком изо рта девушки толчками текла кровь. — За что?

— Ты ещё спрашиваешь за что, тварь? — Брови мужчины удивлённо поползли вверх. — За то, что вы не люди. Вы чудовища, противные человеческому взору. Своим существованием вы поганите землю, по которой ходите. Нашу землю, людскую. Человеческую. — Мужчина ткнул мечом в ступню девушки. — Вот этими самыми ногами вы оскверняли нашу землю. Но теперь всё. Ты последняя. Это я годами выслеживал и уничтожал ваш род. Это я сжёг твоё убогое жилище. Это я убил твоего самца, тварь. Убил и отрезал ему голову, чтоб наверняка. И если бы ты сидела в тот вечер в своём логове, а не шастала по округе, собирая травки для своих гнусных ритуалов, всё было бы кончено ещё раньше. Но и так неплохо вышло: и ты сдохнешь, и выводок твой, весь ваш род под корень. Кстати, вы же даже размножаетесь не как люди. Вашим бабам не всегда нужны самцы, чтобы наплодить новых ублюдков. Вы откладываете яйца, как безмозглые куры. Но куры хотя бы полезны. А ты спрашиваешь, за что.

— Я... лечила вас и... не требовала платы. Мы несли вам... добро. В ренна не было... зла к людям.

Каждое слово давалось Хлауль с большим трудом. По щекам её текли слёзы, смешиваясь с кровью.

— Несли добро? Но человеку не нужно добро от мерзких чудовищ! А вы чудовища. Были. — Мужчина улыбался.

Девушка что-то прошептала, пуская кровавые пузыри.

— Что-что? — Мужчина брезгливо наклонился к умирающей, избегая прикасаться к ней, чтобы не запачкаться в крови.

— Чудовища… это… вы. Люди. Вы же... всё... до чего… дотянетесь… — Хлауль забилась в булькающем кашле, исторгнув струю алой крови, потом глаза её подёрнулись поволокой, тело обмякло... и девушка наконец замерла.

Мужчина хмыкнул.

— И это сказала тварь, откладывающая яйца, как змея. Ладно, хватит разговоров. Скоро стемнеет.

Он выпрямился и двумя взмахами отсёк девушке голову. Выдернул болт из тела, тщательно обтёр и сунул в мешок. Сорвал с её шеи медальон на золотой цепочке. Перенёс детей к Хлауль и, отрезав каждому голову, покидал их на её тело. Затем покопался в мешке, вынул склянку с горючим земляным маслом, щедро окропил им трупы, навалил сверху хвороста и щёлкнул кресалом.

Пока пламя разгоралось, мужчина перекусил и напился воды из кожаной фляги. Потом вдруг хлопнул себя по голове и начал что-то искать на поляне. Найдя место кладки, он тщательно перебрал и пересчитал скорлупу. Подошёл к полыхавшему костру, веточкой выкатил и пересчитал детские головы. Удовлетворённо пробормотал:

— Плодовитая была, сучка. Мало кто целых семь вынашивает.

Довольный собой, мужчина уселся на поваленное дерево и уставился на погребальный костёр. Почувствовав, как усталость после тяжёлого дня наливает его тело свинцом и заставляет веки опускаться, он улёгся в траву, накрыл шляпой лицо, заложил руки за голову и расслабился, отдаваясь дрёме.

Открыв глаза через пару часов, он увидел, что костёр совсем прогорел, и теперь на его месте лишь тлели угли. Огонь сожрал тела ренна полностью, не оставив ни следа. Отряхнув одежду, мужчина тщательно затоптал последние струйки дыма, закинул за спину мешок и, нахлобучив шляпу, зашагал прочь.

Смеркалось.

***

— Тпр-ру, да стой ты уже!

Войтек, откинувшись назад, натянул вожжи и спрыгнул с телеги. Перед ней испуганно замерла маленькая девчушка, на вид лет трёх-четырёх, грязная, как чертёнок, со спутанными волосами и голенькая.

— Куда ж ты лезешь, оглашенная? Аль жисть надоела? А когда б переехал тебя, господи боже мой! Куда только мать с отцом смотрят!

Войтек никак не мог отдышаться, хватаясь за сердце.

— Уф-ф, малышка, ну и напугала ты меня! А почему ты без рубашки, глянь! А родители твои где? — Войтек наконец успокоился и склонился над девочкой, уперевшись руками в колени. Та насторожённо молчала, глядя на него зелёными глазищами.

— Что молчишь, нет никого у тебя, что ль? А глаза-то у тебя какие красивые, зеленущие! Да ты никак из этих, из лесовиков? Ну, будь она неладна, та война, сколько ж судеб перекорёжила, чертовка, ох, горе-то какое… Всех проредила изрядно — и людей, и ваших! — Войтек по-бабьи всхлипнул и высморкался. Потом решительно выпрямился и рубанул: — Значится, так! Негоже детишкам в такое время по дорогам одним шляться. Нонче много лихих людей шастает. Заберу тебя к себе, а там видно будет. И Ганка моя обрадуется — свои-то выросли да разбежались кто куда. А кого и Господь прибрал уже. Ну, поехали, дочка! Ништо, сдюжим. Что человек, что лесовик — всё одно тварь божья!

Войтек подхватил девчушку под мышки, усадил на телегу, заботливо накинул ей на плечи кожушок, подоткнув, чтоб не дуло, и забрался сам. И тут заметил, что малышка сжимает что-то в кулачке.

— А это что у тебя? Покажи, не бойся, не отниму! Нешто я чудовище какое — ребятёнка обижать?

Девочка медленно, словно нехотя, разжала кулачок. На грязной ладошке тускло белел осколок скорлупы.

Это сообщение отредактировал Паласатое - 21.05.2021 - 20:47

Момент когда Гошина прямая жизни превратилась в наклонную не отметился отдельной датой в календаре, но все происходило где-то на рубеже смены эпох и политического курса стран Варшавского договора.

Зарплаты становились меньше и реже, с родного предприятия тащили все что по габаритам проходило через турникет - от старых амперметров до цветочных горшков из кабинетов, и пока Гоша вписывался в новые реалии рынка с завода спиздиди даже бетонные урны. Наиболее отчаянные соскоблили втихаря побелку со стен и фасуя ее в кульки продавали на местном строительном рынке. Интеллигенту с двумя высшими образованиями и недописанной докторской было ни угнаться за ушлым гегемоном и все, что оставалось сделать это забухать. Жестко и бескомпромиссно. Через пару лет пьянства из квартиры начали пропадать вещи.

***

Сначала по мелочи. Электробритва. Радиоприемник. Кое-что из ручного инструмента. Пластинки Утесова. Пока уходило добро, входившее в круг интересов хозяина, никто из домашних ничего не замечал. Но когда в серванте зазияли дыры от исчезнувшего хрусталя, жена с тещей прижали Гошу к дверце шкафа и Татьяна Сергеевна пообещала вырвать ему кадык. Георгий вспомнил, что тестя почему-то хоронили в закрытом гробу, сглотнул слюну и пообещал исправиться. Он исправился. Вынос добра из поштучного перетек в мелкий опт. Начался большой исход словно в сказке Чуковского:

И кастрюля на бегу
Закричала утюгу:
«Я бегу, бегу, бегу,
Удержаться не могу!»

Вот и чайник за кофейником бежит,
Тараторит, тараторит, дребезжит…
Утюги бегут покрякивают,
Через лужи, через лужи перескакивают.

Но инфляция вносила свои коррективы, и после выпуска банком России очередного номинала купюр Гоше пришлось перейти на более крупные вещи. Не умеющий ничего спиздить с завода, дома он проявлял такие чудеса изобретательности, что впору было гастролировать с цирковой программой.

***

Стиральная машинка была спущена с балкона их четвертого этажа на бельевых веревках, прямо во время стирки тещиных лифчиков и простыней. Татьяна Сергеевна в это время умилялась усам Якубовича в своей комнате, а жена вышла к соседке, забрать одолженную мясорубку. Еще минут десять Гоша сидел в ванной имитируя звук работающей стиралки, и на крик тещи, что там, мол, машинка отстирала или как, отвечал прервавшись, что вот-вот и, мол, не беспокойтесь мама, я позову. В итоге и машинка, и белье, и даже веревки были пропиты за одну ночь, а утром Гоша проснулся под дверью квартиры в штанах, но без трусов.

***

Следующим пал пылесос. Жена Лиза, еще не до конца осознавшая опасность покидания вещами границ квартиры, опрометчиво попросила Гошу почистить его на улице. Четыре часа спустя Георгий стоял с веткой сирени перед женой и, источая свежесть стекломоя, признавался ей в любви. При вопросах о пылесосе на него нападала глухота и непонимание великого и могучего.

***

Холодильник уходил из дома медленно, преодолевая расстояние от кухни до входной двери почти две недели. Гоша двигал его от стены к стене во время ремонта затеянного тещей. Георгий пытался ее разубедить, чтобы старушка не тратилась и что, мол, и так квартира как цветущий сад и царские палаты в одном флаконе.

Тут он не сильно лукавил. Чего-чего, а цветения в их жилище хватало. Плесень свисала красивой бахромой со стен, а постоянно заливающие дерьмом соседи сверху расписали потолки причудливыми фресками. Но Татьяну Сергеевну доводы зятя не убедили. Когда помру, говорила она, хочу чтоб на том свете стыдно не было. А то, мол, соседи придут в последний путь проводить, а тут срач до небес и гавно по плинтус. Гоша не заглядывал так далеко в своих планах и уж меньше всего думал о том, как в будущем будет вписываться в интерьер их "трешки" гроб с тещей, но пришлось подчиниться. Мама взяла на себя функции спонсора и надсмотрщика. Работы начали с кухни. Гошу не выпускали из дома десять дней. На одиннадцатый он, усыпив бдительность родственников прилежным трудом и приготовленным саморучно завтраком, выкрал ключи от квартиры, покоящиеся на груди тещи, и совершил финт а-ля "Дэвид Коперфилд прячет небоскреб в саквояже". Татьяна Сергеевна, проснувшись утром, возжелала испить холодного квасу, но ей пришлось удовлетвориться водой из крана, после чего она достала большой кухонный нож и заняла позицию в коридоре. Лиза плакала и просила дать мужу еще один шанс.

Денег от продажи холодильника и продуктов из морозилки хватило на организацию небольшой научной конференции в гараже с бывшими коллегами по работе и нынешними по стакану. К исходу вторых суток диспут зашел в тупик и Гошу стали пиздить подвернувшейся под руку оппонентам моделью маятника Фуко. Напоследок ему разъебошили в томатную пасту лицо старым осциллографом и вытолкали за ворота гаража со словами, что, мол, хули этот твой Хокинг, попсовик от науки, то ли дело наш родной Курчатов, без него б давно уже были в рабстве у американцев и звенели кандалами добывая полезные ископаемые в зоне вечной мерзлоты, пока те слушали бы свой джаз и ебали наших русских красавиц.

В квартиру Георгий попал под покровом темноты, соблюдая все законы конспирации: раздевшись прямо у подъезда и для полной неузнаваемости пизданувшись пару раз в грязную лужу. Теща крепко спала, не выдержав суточного дежурства. На кухне, прикованный цепью к батарее отопления, урчал новый холодильник, взятый в кредит. Утром Гошу обнаружили в ванной плавающем в грязи, крови и выдавленной из всех тюбиков зубной пасте. Женские сердца дрогнули и снова простили.

***

Через пару дней, пытаясь загладить вину, Георгий решил сделать супруге сюрприз и пока та трудилась на благо дикого капитализма, затеял генеральную уборку. Теща ходила за ним по пятам и когда Гоша начал сворачивать ковер встала в охотничью стойку. Зять убеждал ее , что, мол, просто хочет выбить его почище на улице, а то пылесос куда то задевался, извините, я его потерял, ну ладно просрал, согласен, мол, с любой предложенной терминологией, но беспокоиться вам, мама, не о чем, на ваших глазах рождается новый человек, словно прекрасная бабочка из страшной гусеницы. После этих слов, Гоша взвалил скрученный рулон на плечо и пошел к выходу.

Теща цеплялась за ковер словно голодная моль. Он был дорог ей воспоминаниями о молодости проведенной в одной из среднеазиатских союзных республик и потерей девственности посередине затейливого бухарского орнамента. Но между вторым и первым этажом ее силы иссякли, хватка ослабла, закололо в сердце и в итоге ковер отправился в мир проебанных вещей, а Гоша появился поздно ночью с джентльменом одетым в кальсоны и фрак. Новый товарищ пафосно представился с порога, мол Поликарп Затульский, непризнанный гений сцены, затравленный коллегами и художественным руководителем. В подтверждение своей гениальности он начал декламировать монолог Глумова:

- Я вам нужен, господа!

- Да на хер ты нам сдался, - пробурчала теща, и пошла перепрятывать пенсию.

Поликарп вошел в раж и на удивление складно продолжил, но ближе к концу монолога стал путать текст со словами песни "зачем вы бросили меня, за что?", а в финале на "вы гоните меня" он скинул кальсоны и размахивая хером станцевал чечётку, упал на одно колено и замер в ожидании оваций. Импровизацию оценили пинком под зад с пожеланиями творческих успехов и места на Ваганьковском кладбище.

Проснувшись утром с головой квадратной как магнитофон "Романтика" Гоша посмотрел в зеркало и сказал вслух: - "Надо что-то менять." Потому что ни хера не увидел - ни себя ни зеркала.

***


Не то чтобы он ни делал попыток изменить свою жизнь. Первый раз Георгия затащила кодироваться жена. Новомодное иглоукалывание гарантировало отвращение к алкоголю и светлое будущее в отдельно взятой семье. Иглотерапевт смотрел на Гошу через толстые линзы очков, улыбаясь плотоядной улыбкой Чикатило:

- Бояться нечего, - ласково произнес он дезинфицируя места введения игл спиртом, - это древний китайский метод лечения. За тысячелетнюю историю ни один китаец не пострадал.

Минут через тридцать Георгий сидел утыканный иглами словно дикобраз. В ушах висело с десяток иголок. Из носа торчал пучок металла. Губы сшиты скобами. И для верочки, как сказал доктор: "контрольный и завершающий" - две полуметровые иглы пронзили насквозь обе Гошины щеки. Врач отошел в сторону. Полюбовался инсталляцией и удовлетворенно хмыкнув, вышел из кабинета, предупредив что вставать Георгию не надо, а то эффект может быть смазан.

Это была главной врачебной ошибкой доктора. Не успел шум шагов в коридоре стихнуть, как Гоша вылез из кресла и подошел к стеклянному шкафу, куда терапевт поставил спирт. Налив в стоявший на столе стакан, он процедил его сквозь сито из игл и вышел в окно, почувствовав себя здоровым и освобожденным от всяческих пороков.

Терапевт долго ругался по телефону и требовал вернуть иглы, которые, по его словам, были раритетами, так он втыкал их в уши четырех народных артистов, двух академиков и в жопу жены криминального авторитета, пристреленного пару лет назад в сауне и канонизированного сектой младостарцев, но был послан на хуй, что, впрочем, его не удивило.

***


Через время Георгия потащили кодироваться гипнозом. Гипнотизер-целитель с регалиями как у Джуны Давиташвили, попросил женщин выйти, чтобы не нарушать контакт с пациентом. Лиза с Татьяной Сергеевной послушно просидели два часа в коридоре, боясь нарушить таинство обращения гавна в здоровую ячейку общества, но когда уборщица начала мыть полы и выгонять их на улицу, мол, больница закрывается, идите с Богом или просто уебывайте, а то будете потом топтаться по помытому полу, они осторожно приоткрыли двери кабинета и увидели Гошу спящего в обнимку с гипнотизером. Кто кого усыпил первый понять было трудно, но улетающий в небо аист с этикетки пустой бутылки из-под молдавского коньяка, словно символизировал улетающие надежды на успешный исход лечения.

***

Когда все помещающиеся в сумку вещи были успешно пропиты, а крупногабаритные опутали стальные цепи протянувшиеся через всю квартиру к трубам и радиаторам отопления, Лиза решила прибегнуть к последнему способу - вшить Гоше "торпеду".

***
Врач-нарколог не стал долго расшаркиваться перед новым пациентом. Два санитара раздели Гошу до пояса и повернули к доктору спиной. Тот полоснул скальпелем в районе лопатки и немного поковырявшись в небольшой ране под крики Георгия, зашил разрез по-живому. После этого дал ему две таблетки аспирина и усадил к столу.

- Смотри, - сказал врач. На столе лежала капсула размером с небольшую фасолину, - сейчас я высыплю содержимое этой капсулы в стакан и добавлю в него спирт, - нарколог сопровождал свои слова действиями, - а теперь внимание, чтобы не пропустить главное!

Он взял стакан и отнес его в дальний угол кабинета. Пару минут ничего не происходило. Потом жидкость стала менять цвет. Забурлила. Изменила цвет на ядовито красный. От стакана пошел пар и он взорвался:

- Вот так произойдет и с тобой, - спокойно пояснил доктор, - никакой тошноты, рвоты и головокружений. Просто ебнет как четвертый блок ЧАЭС и все. Спасатели не помогут. Иди. А то у меня еще пять человек таких шахидов.

***

Гоша терпел неделю. Жена с тещей не могли нарадоваться и даже стали доверять Гоше небольшие суммы для похода в магазин. В одной из таких вылазок он встретил Толяна.

- Подумаешь проблема, - ухмыльнулся Толик, - нальешь?

Гоша долго не сомневался. Через полчаса они стояли за магазином. Толик вбулькал в себя элитную водку производства местного нефтеперерабатывающего завода и выгрыз торпеду, как юный бобер, сдающий экзамен по строительству плотин. Свежую рану прижгли сигаретой, а саму капсулу, применив уговоры и легкое насилие, скормили путающемуся под ногами коту, влив в него немного алкоголя и в качестве компенсации дав кусок колбасы. Наблюдение за поведением твари никаких аномалий не выявило. Кот был игрив, серлив и весел:

- Туфта, - со знанием дела заявил Толян, - натрендел докторишка.

***

- Если и это не поможет, то тогда разводимся, - сказала Лиза и протянула мужу газету.

На третей полосе, между новостью о кинутых вкладчиках и рекламе чудо-таблеток для похудения разместилось объявление - "Клиника "Новая жизнь с новой душой" - избавься от пороков"

- Секта какая-то, - с сомнением пробурчал Гоша, - не успею оглянуться как буду поклоняться Небесной Выдре и ебать кактусы для полного единения с природой.

- Та хоть с портретом Маркса трахайся, лишь бы бухать бросил, - теща достала из трусов заначку на смерть и золотые зубы покойного тестя, - идите в эту секту или куда там еще. Если и там глухо, то сдам тебя, Гоша, на органы. У меня подруга санитаркой в поликлинике работает. Я уже договорилась. Много за тебя не дадут, но хоть какой-то выхлоп.

***

Клиника, как и подобало солидному заведению находилась в подвальном помещении санэпидемстанции и имела в меру обоссаную дерматиновую дверь с богатой латунной табличкой "Души. Врач-транспантолог Топорков В.М"

- Тут душат, - попытался пошутить Гоша зайдя в кабинет. Лиза робко зашла вслед
- Проходим, проходим, дорогой, - из-за стола поднялся мужчина в синем комбинезоне и протянул руку, - Виктор Михайлович, а вы..?

- Георгий... Георгий Константинович, - Гоша пожал руку и присел на стул.

- Ну, что вас привело к нам, Георгий. Рассказывайте как на исповеди, хотя это и противоречит научному коммунизму который вы, по всей видимости, изучали. А вы? - он вопросительно повернулся к Лизе.

- Елизавета.

- Вероятно, супруга? Очень, очень приятно. Присядьте. Вы нам не помешаете. Итак...

Гоша сбивчиво начал свой рассказ, но постепенно радушная улыбка доктора придала ему уверенности. Закончив, он громко выдохнул и спросил:

- Поможете?


- Элементарно, дорогой мой Георгий Константинович. Все подобные проблемы возникают из-за душевных требований. Как говорят: - "Душа просит выпить", "Душа поет", "Душа требует". И все тому подобное. Так что если вы готовы оплатить наши услуги, то можем начать превращать вас в другого человека прямо сейчас. Операция проходит без наркоза и абсолютно безболезненно. Ну разве что испытаете некоторую неловкость. Все очень просто. Мы вынимаем вашу душу и пересаживаем вам душу человека, покинувшего этот мир с присущими ей привычками и образом жизни.

- И это сработает? Мистика какая-то. Ведь душа - это что-то нематериальное, - засомневался Гоша


- Мистика? - врач подошел к стеллажу заставленному банками. Немного подумал и взял одну из них, - вот смотрите. Тут закупорена душа чистейшего человека. Видите?

Гоша всмотрелся в банку, но ни хрена не увидев, помотал головой.

- Правильно. Ничего не видите, потому что чиста как слеза и безгрешна как депутат государственной думы. Только вчера привезли из Европы. У нас по всему миру филиалы. Это вам не почку какую-нить или легкое найти. Этого добра коллеги в любой стране хоть вагон наковыряют. А душу попробуй, отлови да закупорь, чтоб она на небо не съебалась. Так что если согласны, то она будет ваша. В ней есть небольшой нюансик, но он скорее будет приятным бонусом вашей супруге.

- Мы согласны, - вмешалась в разговор Лиза.

- Ну тогда наденьте вот масочку, - доктор протянул Гоше противогазную маску с залепленными стеклами и со свисающим шлангом, - да не смотрите так удивленно. Запатентованная разработка нашей клиники. Там внутри специальный фильтр. Когда я скомандую вы резко выдохните и дальше все увидите. Если готовы, то начинайте.

Георгий со всей силой дунул в трубку.

- Можете снять прибор и посмотреть в душеприемник.

Доктор помахал банкой перед Гошиным лицом. Стекло посуды помутнело и на ее дне появились коричневые хлопья осадка.

- Ну вот в данную минуту вы бездушный человек. Но жалеть не о чем. как видите душенка у вас так себе - с гнильцой и запашком. Понюхайте.

Георгий втянул воздух. Из поднесенной к носу банки. воняло грязными носками, девяностолетней бабкой с недержанием мочи и верблюжьим вольером в зоопарке.

- Фу! Словно насрал кто-то!

- Да сами и насрали себе же в душу, а теперь удивляетесь. Но не волнуйтесь. Мы ее сейчас выпустим. Пусть летает во вселенной, а вам пересадим новую. Снимайте штаны. Что смотрите? Снимайте, говорю, вам. Это душа покидает тело с последним выдохом, а заходит туда исключительно через жопу.

В руках у доктора оказалась трехлитровая груша которой он поочередно втянул жидкость из одной банки и воздух из другой.

Георгий расслабился и почувствовал как наполняется новым смыслом жизни.

- Теперь главное держитесь чтоб душа прижилась. А то просрете как и предыдущую, - врач помыл руки под краном и широко улыбнулся,- оплата потом, господа. Мы не шарлатаны какие-нибудь. Договорчик подпишите и ступайте в новую жизнь. Через пару месяцев ждем с деньгами и новыми ощущениями.

***

Три дня у Гоши болела жопа, но пить не хотелось. Зато потянуло писать стихи. Через неделю у него встал хуй, да так как не стоял уже лет десять. Всю ночь он драл жену читая ей вирши, а когда она утром усталая, но счастливая ушла на работу, Гоша занялся культурным воспитанием тещи. Усадив ее в кресло, он два часа расхаживал в семейниках по залу рифмуя все что попадалось ему на глаза. Когда Татьяна Сергеевна утомилась от прослушивания и попыталась встать, зять подошел к ней вплотную, достал из трусов свое бобо и тихо, но убедительно сказал: "Сидите, мама, а то выебу". В других обстоятельствах теша накатила бы по голове зарвавшемуся Гоше непропитым бюстиком Феликса Дзержинского. Но, посмотрев сначала на хуй, а потом в глаза зятя, судорожно сглотнула слюну и получила обширный инфаркт.

***

Через неделю, когда Лизу допустили в палату к маме, Татьяна Сергеевна не узнала свою дочь. Та улыбалась, расцвела словно ранняя черешня и щебетала счетчиком Гейгера, рассказывая как у них сейчас все хорошо и что Гоша, мол, и на работу устроился, и не пьет, и с дружками завязал и в общем словно другой человек и:

- Главное мама, - тут Лиза засмущалась, - такое вытворяет в постели, что я даже и представить себе не могла.

- Вот же как медицина ушла вперед. Если б раньше до такого дошли, то и Васенька мой глядишь жив был бы, - смахнула набежавшую слезу мама.

***

Но слишком много счастья это уже несчастье и через месяц Лиза начала задерживаться на работе, а перед сном подолгу сидеть в ванной, надеясь на то что муж заснет. Первая эйфория схлынула и ее место заняла усталость, постоянный недосып и боль в суставах от затейливых поз придумываемых Гошей. В один из дней она застала мужа на кухне где он давал поэтическую гастроль загнув над мойкой соседку, декламируя в ритм капающей из крана воды:

Вода - беда
Беда - звезда
Ебу - везде
Ебу - всегда

Скандал закончился не успев как следует начаться. Соседка была выпизжена за порог, а Георгий до рассвета драл жену под скрип усталого дивана.

***

Спустя еще некоторое время слава о Гошиных похождениях прошла по всем близлежащим дворам и вернулась домой. Разговаривать с ним было бесполезно. Георгий на все вопросы и претензии отвечал рифмами уводя воспитательный процесс в плоскость перформанса.

В итоге Лиза стояла перед доктором, сжимая в кулаке деньги.

- Что-то не так, - участливо спросил врач, - по глазам вижу, что эффект превзошел ожидания, но вас что-то тревожит. Рассказывайте.

Она вздохнула и поведала все, закончив словами:

- ...может назад можно как-то его душеньку приклеить? Все таки хоть и бухала, но хуем по окрестностям не размахивала.

- Это невозможно, дорогая моя, - доктор развел руками, - его душа неизвестно где сейчас. Может в Конго на слоне катается, а может бухает с жителями Океании. Так что тут я вам помочь ничем не могу. Но...- он задумался, - можно попробовать решить вашу проблему. Знаете, возвращаясь к народной мудрости, слышали ведь такое выражение - "единство душ"? Так что могу предложить вам... - доктор подошёл к стеллажу, - вот это. Он повернулся держа в одной руке банку, а в другой все ту же резиновую грушу.

Лиза вздохнула и наклонилась, задрав платье...

***

Вот уже месяц как Татьяна Сергеевна выписалась из больницы, и почти все это время выбиралась из своей комнаты только короткими перебежками. Дочь и зять устраивали оргии в самых неожиданных местах и позах. По ночам она слышала крики и стоны. Днем ее преследовали картины из романов Мазоха и Флобера. Вечерами "детки" устраивали ролевые игры, подсмотренные на канале "Анималс Планет". Когда, однажды, Гоша три часа жарил Лизу, уперев ее в дверь туалета, в котором сидела Татьяна Сергеевна, она не выдержала и на следующий день стояла у кабинета со знакомой табличкой.

- Я конечно попробую вам помочь,- сказал доктор, выслушав Татьяну Сергеевну, - но без гарантий. Души продукт капризный. Реакция может быть непредсказуемой.

- Насрать, - отрезала Татьяна Сергеевна, - лучше сдохнуть чем жить в клетке с кроликами.

Врач достал резиновую грушу...

***

Гоша застегнул ширинку и поправил ленты на венке. Лиза одернула платье и заплакала:
- Не выдержала мама, слишком ранимая душа ей попалась. Гошенька, как же мы теперь без мамочки? Как думаешь, ей хорошо там где она сейчас?

***

- Зятек, да что ты там дрочишь на эту обезьяну? Давай еще и по одной, на слонов и кто первый до озера, пока Лизка спит!

Конголезское солнце вставало над Лукугой. День обещал быть жарким и веселым как для людей, так и для душ.

Карл Шульц не оглядываясь, протянул правую руку назад и нащупал на столике свежий номер Мюнхенской «А̀бендца́йтунг». Вот уже много лет эта процедура была неизменной. Приглушённый свет в столовой, фарфоровый кофейник, тарелка с сыром " Рамадур " и прокопчённая временем и табаком, старинная трубка с оттиском свастики.
Герр Шульц имел большую коллекцию курительных трубок, уникальных экземпляров со всего мира, но эту простенькую, всегда носил с собой.
Отхлебнув глоток душистого кофе, герр Шульц открыл кожаный футляр, достал тонкой оправы золотые очки.
Старая доберманша Арна, выжидательно скосила глаза.


– Тихо, тихо девочка, лежи - погладив мокрый нос собаки, сказал Шульц.
Как он и ожидал, в заголовке первой страницы, стояло его имя.
"В эту субботу в церкви Святого Иоанна, состоится бракосочетание Греты Шульц, внучки почётного гражданина нашего города Карла Шульца и Мартина Краузе, сына другого почётного гражданина Мюнхена Курта Краузе. Церемония назначена на 11 часов.
Свадебные мероприятия будут проходить в загородном поместье Шульцев. Мэрия поздравляет молодожёнов и их родственников".
Наполненный на треть, коньячный бокал стоял на выступе догорающего камина. Несколько глотков перед сном, тоже были неизменной традицией.

…
Эшелон остановился в чистом поле. Три дня поезд гнал без остановки и теперь уже пять часов стоит, не двигаясь, далеко от станций и населённых пунктов.
Солдаты недоуменно поглядывали на офицеров, те тоже не знали причины остановки. До восточного фронта было ещё далеко.
Поднимая пыль, прямо через поле, колонна армейских грузовиков пробиралась к эшелону.
Новый приказ предписывал в срочном порядке двигаться в район Варшавы на подавление восстания.
Угрюмые лица отражали настроение солдат.
– Докатились, будем теперь, как жандармы, с бандитами воевать – подпрыгивая на ухабах, ворчал ефрейтор Карл Шульц.
– Видно, совсем у СС дела плохи, раз нас завернули.

– Солдаты, вам выпала великая честь, растоптать эту жалкую кучку евреев-комиссаров и отомстить за подлое предательство и смерть ваших товарищей - офицер в чёрном плаще старался поднять дух.
Действовать жёстко и беспощадно, в плен никого не брать. С нами Бог, Хайль Гитлер!

....
Загородное поместье выделялось на фоне других построек своей архитектурой и какой-то основательностью. Не было в нём какого-то единого стиля. Был тут и классицизм, и готика, и модерн. Знающие люди разводили руками и ухмылялись. Герр Шульц на это только улыбался и делал дальше то, что считал нужным.
В этой жизни он полагался только на свою интуицию и целеустремлённость. С первого дня возвращения из плена Шульц не позволял себе расслабиться ни на минуту. Мюнхен стоял в руинах, требовались крепкие руки и светлая голова. И то и другое он имел.
Сначала работал сам, потом организовал бригаду, стал нанимать рабочих и увеличивать объёмы. Теперь это огромный строительный холдинг, с миллионными оборотами и тысячами работников.
Сейчас, конечно, у руля фирмы стоят его сыновья Мартин и Маркус, сам Карл Шульц является почётным акционером с решающим правом голоса.
А вот свой "дворец" он не доверяет никому, каждая колонна, каждая ступенька прошла через его руки и когда вся семья съезжается к нему, глаза старика светятся счастьем.
Сценарий торжества, меню, убранство зала согласовывались с особенной тщательностью. Шульц понимал, что в этом вопросе уже всё было решено, но в знак уважения, все делали вид, что его одобрения будет решающим.
Карл снисходительно улыбался и кивал головой в знак согласия.
Ковровая дорожка красного цвета начиналась от ворот церкви и заканчивалась у алтаря.
Белый лимузин, с открытым верхом контрастировал с красным цветом дорожки. Молодожёны медленно, улыбаясь присутствующим ступили на ступени церкви.
Белые, лакированные туфли невесты поблёскивали на солнце. Один лучик сфокусировавшись, скользнул по лицу Шульца.
Когда кольца были надеты и гости обступили новобрачных, среди них не оказалось герр Шульца.

…
Мелкая, въедливая пыль резала глаза и забивала рот и нос. Самоходки били по баррикадам прямой наводкой, кислый запах пороха вперемешку со сладковатым от сгоревших тел, вызывали тошноту.

Рота ефрейтора Шульца третий день штурмовала развалины Варшавы.
Сопротивление падало, поляки были слабо вооружены и понимали бесполезность сопротивления регулярным частям Вермахта.
Кое-где, на окраине раздавались одиночные выстрелы, зачистка подходила к концу.
Последний подъезд полуразрушенного дома казался пустым. Но вдруг из чёрного проёма двери выбежала девочка лет десяти, со спутанными волосами и размазанными по грязному лицу слезами. От неожиданности и страха она закрыла лицо ладошками и села на корточки. В этом хаосе бросились в глаза её белые лакированные туфли, с плетённым ремешком. Они были начищены и без единой пылинки. Выбежала и остановилась, испуганный взгляд впился в чёрные стволы винтовок.
– Зюде, - эсэсовский офицер направил пистолет на девочку, потом медленно его опустил.
– Солдат, ткни её штыком - посмотрев на Шульца, приказал офицер.
Тот отрицательно мотнул головой.
– Это приказ - оберштурмфюрер направил «вальтер» в лицо Шульца.
Палец на спусковом крючке напрягся.

...
Свежий номер «А̀бендца́йтунг» торчал из почтового ящика на воротах поместья Шульцев.
Первая страница выделялась траурной окантовкой.
"С прискорбием сообщаем, о кончине многоуважаемого, почётного гражданина Мюнхена Карла Шульца и выражаем соболезнование его семье. Прощание состоится 22 марта в 11 часов в церкви Святого Иоанна".

.....
Следователь по уголовным делам с особым старанием производил осмотр места происшествия. Наполненный на половину бокал с коньяком стоял на выступе камина, простенькая трубка лежала в тарелке с подсохшим сыром "Рамадур". Пистолет "Вальтер" прислонился к ножке старинного кресла. Вчерашняя газета лежала на столике, в правом углу, на полях, простым карандашом было написано:
"Их канн нихт мер". (Я больше так не могу).
Старая доберманша Арна, поскуливала и скреблась в дубовую дверь.

Это сообщение отредактировал Паласатое - 21.05.2021 - 20:51

Марина шла от железнодорожной станции через сосновый бор. Весна еще только началась, но уже то тут, то там проклевывалась трава, и даже иногда встречались первые подснежники. Дышалось легко и свободно. Марина любила каждое деревце, каждую травинку, каждое дерево. Такое оно, земное притяжение - привязываешься к цветам, к траве, к деревьям... к людям, они-то и держат тебя на земле.

Марина уже три месяца работала сиделкой в доме престарелых с шикарным названием «Сосновый бор», тот, кто его строил, был, явно, человек с фантазией - добротный трехэтажный дом, с верандой, балконами и окнами, выходящими на речушку и лес, красота, да и только. Но дело было сделано только на половину - были не достроены беседки, на середине брошено строительство набережной и дорожек для прогулок, от дороги - одно название, вот поэтому Марина предпочитала пройти через лес напрямик, а не ждать машину.

Вообще, дом престарелых казался ей совершенно безнадежным местом, старость человеческая и так сложная и безрадостная штука, с ней можно смириться, если человек продолжает жить, а здесь каждому понятно - это все, что у тебя будет до самого конца, такое коллективное ожидание ухода.
«Тьфу, ты, - прикрикнула на себя Маринка, - отставить сопли, нужно идти и делать дело». Она подошла к служебному входу , открыла дверь и сразу же услышала - обсуждают ее.

- Да ведьма она, натуральная ведьма, - срываясь на визг, говорила повариха Галина. - Как вылупится на меня своими глазищами, и говорит, куда, мол, столько тебе, Галина Федоровна, не донесешь ведь. А я ей - мол, молода ты, меня учить, поживи с мое, а она как глянет, мне аж плохо стало. Я ей говорю, - чего этим старикам надо то, им надо мало есть. Улыбается и говорит мне, мол, вам тоже не помешает, а то в дверь скоро не пройдете. Ну вот какова! И что ты думаешь, приехали к электричке, и все сумки у меня рассыпались, что-то я , конечно, успела собрать, кое-как успела...
- Твоя правда, Галюня, вторила ей помощница, я уж думаю, уснет, так я себе мяска да колбаски возьму, так не спит же, гадина... а старики ее как любят, все Машенька-Машенька, тьфу!
- А, может быть вам брать столько сколько положено, директор же всем разрешает, но не больше нормы, - раздался тихий голос посудомойки Ирины.
- Много бы ты понимала, разом закричали на нее поварихи, - сама живешь из кулька в рогожку, и нам того же желаешь?

Может еще бы чего узнала про себя Марина, но Галина обернулась и встретилась с ней взглядом.
- И вам доброго утречка, - усмехнулась Марина. Хотелось убивать. Обкрадывать тех, кто не может за себя постоять, тех, кто полностью от себя зависит. Руки у Марины опасно задрожали, но она сдержалась. Сдерживаться с каждым днем становилось все труднее. Что бы хоть как-то удержаться, она обходилась малой кровью, ну у одной продукты ворованные выспятся, вторая костью ворованной рыбы подавится, и урок, и разрядка.

А вот Иришку жалела, бедная, не верящая в себя девочка. Сына поднимает одна. И ведь диплом повара есть. Как-то спросила: - Ириша, а почему ты посуду моешь, ведь поваром быть и интереснее и зарплата больше, а та ей и отвечает: - Боюсь, а вдруг не получится, вдруг все испорчу...


День рабочий был, как обычно, хлопотный, суетный. Старики как дети, капризничают, болеют, и требуют не только ухода: помыть, поддержать, довести, но и поговорить. Сердце разрывалось от жалости. Она сама удивлялась, что у нее совсем не вызывали раздражения их просьбы и капризы. Она старалась быть полезной, а сама искала нужного ей человека.

Поздно вечером, обходя палаты, Марина заметила что старая учительница Валентина Павловна не спит.
- Вам плохо, может быть чем помочь?
- Ай, Машенька, бессонница у меня, да и у тебя как я вижу...
- Работа у меня...
- И бессонница, поверь знаю. А хочешь расскажу тебе историю?
- Расскажите.
- Наша семья в этих местах давно живет. Приехали за землей из Польши, да так и остались. И вот мне моя бабушка, а ей ее бабушка рассказали, что родился однажды в нашем роду мальчик. Странный мальчик, не ел не спал, только кричал, и не рос совсем. Месяц прошел, другой, измучилась мать с ним, сил нет, и тогда надоумили ее бабы - предложить ее нищему. Ходили тогда нищие, просили подаяние, а мать, как руку протянут, должна дать им младенца.
Страшное ей было, но ничего не сделаешь. Идут нищие, а она им младенца. Все отказываются, а месяц спустя один согласился.
Взял младенца, спросил, топила ли печь, а потом обмазал его тестом, на лопату да и в печь.
Три дня жил нищий в доме, три ребенка в печь пихал. И младенец стал расти. Да какой чудесный был. Найдет бумажку, купцу отдаст, а тот думает, что деньги, конфет насыпает, булок дает. Разозлился он как-то на пацанов, крикнул, мол, что не видите, вода идет, так чуть на суше и не потонули, мог сказать, когда заморозки будут, да много чего. Но только исполнилось ему 12 лет, как он исчез будто и не было никогда. Вот тебе, Машенька и народные сказки, а Януша так больше никто и не видел.
И Марина решила, что это знак.


***
Полная темнота. Страшно болят ребра и хочется пить. Руки связаны за спиной. Он привязан к седлу. От тряски к горлу подкатывает дурнота, но он держится, ни стона, ни крика, ни слезинки.
- Господарь, мы привезли тебе звездного мальчишку.
- Гойко, я ж просил привезти его, а не ломать ему ребра.
- Он еще легко отделался, хотел прибить гаденыша, пожар устроил, чуть не сгорели.
- Натуральный пожар? Или так, показалось?
- Показалось-то показалось, но я и мои люди все в ожогах.
- Это не страшно, вылечим. Развяжи его.
- Господарь, Вы уверены?
- Уверен, Гойко, он сейчас слабее котенка.
Мальчишка старался собрать все силы, чтобы ударить этого человека, но ничего не получилось. И отвечая на мыли господарь произнес:
- И не получится, я пока блокирую твою силу.
Мальчишку развязали, умыли, приодели. И поздно вечером, когда луна была уже высоко, к нему в комнату сам пришел господарь.
- Как тебя зовут, звездный?
- Янушем. А почему я звездный?
- Вот об этом мы с тобой и поговорим. Я - Господарь Ференц Ракоци, можешь обращаться ко мне господарь Ференц. И я такой - же как ты. Идем со мной.
Они долго поднимались по крутой каменной лестнице пока не вышли на крышу башни. Небо оказалось совсем близко, кажется, протяни руку и дотянешься до звезды.
- Как ты думаешь, что это, Януш?
- Звезды, господарь.
- А что это - звезды?
- Не знаю, господарь.
- Януш, звезды - это чистые яркие души, здесь, на земле, мы видим их так. Иногда они попадают на землю, кто-то специально, кто-то, как, ты - случайно. У матери твоей родился ребенок без души, тогда колдун и призвал звезду на землю. Знаешь, у земных колдунов много силы, особенно у тех, кто ходит по земле, их называют нищими, у них странная магия. Чего стоит только пыль ста дорог на их ногах. Говорят, она может даровать вечную молодость.
- Скажи, мальчик, ты разве не замечал, что умеешь многое, чего не умеет никто из твоего окружения? Ладить с животными, залечивать раны, наводить страхи.
- Замечал, а как мне теперь жить?
- Жить первые пару сотен лет будет весело.
Ты способный. Поживешь у меня, пока ребра не заживут, а потом уедешь во Флоренцию, к моему другу герцогу Медичи, он сейчас во Франции, в Сен-Жермене, но скоро возвращается. Здесь скоро будет война.
- Так может быть я могу помочь?
- Спасибо, но нет, это моя война и моя игра, у тебя будет много своих.
- Как же я смогу разговаривать с герцогом, я же не знаю языка?
Господарь рассмеялся.
- Януш, а на каком языке ты сейчас разговариваешь? Я переходил с польского на венгерский, потом на итальянский, для тебя не разницы, то слышишь. Читать будет сложнее. Потом и мысли людские знать будешь. Януш, имя какое дурацкое, да и не твое, смени его.
- Имя? На какое же, может быть ... Сен-Жермен, - красивое...


***
Марина проснулась. Как она умудрилась задремать - непонятно. Она старалась спать только дома. Каждый сон был таким реальным. Как будто сегодня она наблюдала звездное небо в Карпатах.
Надо идти. Вторые сутки без сна выматывают даже ее. А еще вторая сиделка заболела. Работы больше. Ну еще сутки она продержится, а потом есть и спать.
Она старалась не есть в местной столовой, зная «любовь» поварих, впрочем совершенно взаимную. На днях они решили подсыпать в борщ старикам слабительное, чтоб Марине работа раем не казалась, чтоб побегала. А она обрушила в кастрюлю штукатурку с потолка на глазах у всех. Одна сплошная польза - и ремонт сделают, и старики получили вместо невкусного варева бутерброды с сыром и колбасой.

Марина впервые поднялась на третий этаж, как-то не нужно было. Здесь были палаты побогаче, в каждой 1-2 человека, а не четыре.
И тут она услышала до боли знакомый голос: - Олюшка!
Сердце задрожало. Она увидела чистый свет души, настоящий, тот, который она искала последние сто лет.
- Вы обознались, я - Марина, - ответила она единственному человеку, которого любила. Тогда на той страшной войне он, совсем еще мальчишка, оперировал раненых. Она ассистировала. Война не выбирает, звездный ты, или так, погулять вышел. Тогда она и поняла про притяжение земное все. Она смогла обмануть его смерть, закрыла собой.
- Вы обознались, - повторила она.
Как же так, думала Марина, я же видела его судьбу, он должен был стать великим, что же он делает в этом доме? Но душа-то сияет!


***
- Мастер, скажите, почему так ноет в груди? Мне мало эмоций, мало любви. Мне хочется чего-то неизведанного. Мне кажется, что я уже жил...
- Ощущения тебя не обманывают, Оскар. Жил, конечно. Так бывает со звездными, душа не может уйти, и снова рождается на земле. С каждым новым воплощением ты будешь быстрее вспоминать прошлое. И если не обуздаешь себя, каждое новое воплощение будет жить меньше.
- А как мне вернуться?
- С этим сложно. На земле есть огромное притяжение, и чем больше ты будешь привязываться к миру, к людям, тем тяжелее будет вернуться. Есть два варианта: не привязываться совсем, либо найти чистую человеческую душу, которая искреннее поможет тебе. Чем дольше ты будешь на земле, тем больше будешь становиться человеком, тем больше будешь тратить сил на решение чужих проблем. Любая привязанность и дает силы и отнимает. Тебе будет сложно подняться. Каждая травинка будет тебя держать.
- А можно быть без тела? Не воплощаться в тело, создать свое?
- Можно, но это требует колоссальной концентрации, но да, так уйти будет легче. Но фантом должен будет также есть и спать. Так что смысла в этом никакого нет.
- Нас много на земле?
- Я встречал еще пятерых, кроме нас с тобой. Кто-то уходит, кто-то приходит.
- А зачем звезды приходят на землю?
- Кто за чем, я не знаю ответа на этот вопрос.
- Почему я не знал этого раньше? Про притяжение. Я напишу об этом книгу.
- Ну напиши, кто ж мешает, сказку, например. Знающий - поймет, незнающий посмеется.
- Сказку, про мальчика-звезду.
- С каждым годом тебе будет тяжелее, небо будет звать тебя и земля держать.
- Я знаю, я справлюсь.


***
Каждый день, проходя через бор, Марина была счастлива. Запах разогретой хвои, смолы, запах травы и неба.
Она давила в себе приступы нарастающего гнева. Люди не должны так жить, как в этом пансионате, и уж, тем более, люди не должны так умирать.
Душа должна быть спокойна, душа должна стремиться ввысь. Гнев мешал, отвлекал и требовал выхода. Но пока Марина держалась.

Часто она приходила к своему Мишеньке. Нет, она не ошиблась. Михаил прошел войну, спас сотни людей, женился. Стал профессором, и потерял все. В аварии погибли его жена и сын с женой. Миша вырастил внука. Тогда то и зародилась у них мысль - создать дом для пожилых, да такой - чтобы хотелось жить. Чтобы были прогулки, катания на лодках, грибы и ягоды, рыбалки и концерты. И инвесторы нашлись.
А потом заболел Миша. Серьезно заболел, и возраст уже не тот - все таки почти сотня. Решил стать первым жильцом «Соснового бора». Внук-то почти сутками здесь. Почти все было закончено, когда внук попал в аварию. И вот уже два года в коме. Жена всеми силами не дает отключить его от системы жизнеобеспечения. А толку-то? И дело его пошло прахом, и без хозяина растащили почти все. Разволновался старик.

И тут Марина снова почувствовала его смерть. Придержать ее можно, но не долго, совсем недолго.
- Михаил Александрович, если я смогу вылечить вашего внука, Вы можете выполнить мою просьбу?
- Конечно, все, что угодно. Да я и так, ты очень похожа на Оленьку, во время войны она погибла, прикрыв меня собой...
- Ну и славно.


Душа Марины пела.
Как попасть в больницу - не вопрос. «Глаза отведу, зеркалом прикинусь», - думала Марина. Сотни лет опыта даром не прошли. Было страшно, хватит ли ей сил держать сердце старика и вывести его внука, прикинула - должно.
Первое, что увидел вышедший из комы - святящуюся фигурку очень красивой женщины. - Аве Мария.
- Ну Мария так Мария, - усмехнулась Маринка. - И строже сказала: в себя придешь, к деду приезжай, слабый он, и поварих гони к чертовой бабушке. Посудомойку ставь поваром, не пожалеешь.
У Марины оставалось еще одно дело.

***
О чудесном исцелении директора и владельца «Соснового бора» писали долго, светила медицины разводили руками - чудо. Второе чудо случилось позже - анонимный благотворитель перевел из Швейцарии полтора миллиона долларов на счет пансионата «Сосновый бор». Теперь снова закипит стройка.
Дед и внук провели вместе неделю. Больше Марина не могла держать. Силы заканчивались.
В этот день снова какая-то местная телекомпания снимала деда, внука, пансионат.
Когда репортаж был закончен, Марина подошла к Михаилу и спросила, согласен ли он выполнить ее просьбу.
- Конечно, Олюшка, всегда рад.
- Узнал?
- Всегда знал.
- А я теперь знаю, зачем звезды приходят на землю - чтобы научиться любить.
Она обняла старика: - Миша, проводи меня домой!
- С радостью!

Камеры успели заснять, как огромный столп света метнулся к небу. Михаил упал, а вот Марины как будто и не было никогда.
Остались только наушники, из которых, во внезапно наступившей тишине, грянул голос Джоан Осборн. Она пела на английском, но все почему-то поняли:

А если бы Бог был одним из нас?
Грубияном, каких немало,
Незнакомцем, добирающимся до дома
На автобусе?
Просто добирающимся до дома ...
… Назад, на небеса...

Это сообщение отредактировал Паласатое - 23.05.2021 - 09:30

Мне 19 лет. Зовут меня Иваном, и живу я в заштатном граде Иванове. Эх, тот еще жизненный отстойник. Как говорит мой закадычный друг Лешка: «Аппендикс от Москвы великой!»

Сегодня мы напились. В хлам! Лешка стоит рядом, покачиваясь, и старательно ссыт в реку. Прямо с моста. Попадает через раз на перила и себе на кроссовки. Виртуозно красочно матерится, но процесс блюдет. Он сейчас счастлив, мой друг Лешка. Громко вопит, что затопит весь мир. Ага, как же! Струи не хватит.
Я тот идиот, который лыбится рядом. А с чего мне улыбаться? Меня бросила Машка. Вот взяла и сказала сегодня, что от морды моей ее воротит, что я тот еще перец, вообще не от мира сего. Негигиенично так наговорила много чего.
Весь вечер пытался продезинфицировать обиду водкой, но не сильно получилось. Теперь вот стою на мосту с той самой дебилистически лыбящейся мордой, от которой тошнит Машку. В общем все! Полный аллес капут.

Полицейская хроника: 13.05.2022 в 20:30 Томин Иван Сергеевич, 2001 г.р., спрыгнул с моста. Свидетелем стал приятель пострадавшего. Как пояснил Черкасов Алексей Павлович, 2001 г.р., его друг находился в состоянии алкогольного опьянения. Черкасов Алексей Павлович, согласно освидетельствованию, тоже находился в состоянии алкогольного опьянения (1,5% промиле в крови). В настоящее время ведется розыск Томина Ивана Сергеевича.

- Я не знаю, что Томилу вдруг перекосило. Нормально же гуляли. А потом он просто улькнул вниз с моста, - икает Лешка. В Лешке нет ничего примечательного. Совершенно статистический парень среднего роста, нормального телосложения, с не большими, но и не маленькими глазами, средне-русыми волосами и тд, и тп. Как уже сказано, совершенно типичный, ничем не выделяющийся.
Но сейчас его обыкновенность окрашена ярко-красными всполохами страха. Он здорово напуган, я это чувствую. Пытаюсь его успокоить, но пока не сильно получается.

Вообще происходит нечто странное. Тот момент, когда стоял на мосту и смотрел на реку и орущего от счастья Лешку, помню отчетливо. А дальше странное расщепление и калейдоскоп. Меня вдруг стало очень много, я оказался во всем. Распадался до бесконечности: сначала в молекулы, потом в атомы, сейчас уж не знаю во что. Сейчас я тухлая городская речка-вонючка, крошащийся краской мост, засранный любимыми ивановцами берег и оголтелый конкретно напуганный и мучающийся от похмелья Лешка. Он правда здорово испуган, мой друг Лешка. Нужно что-то с этим сделать. Как-то успокоить парня, а то вон уже глаз у него стал дичайшим образом косить и западать. Еще чуть и Лешку точно шарахнет крышеснос.

А потом меня отвлек тот другой. Стало не до Лешки и не до этого технологичного века. А вдруг потянуло куда-то далеко и вглубь. Тот другой жил более трех тысяч лет назад, задолго до Рождества Христова. Ему поклонялись, называли богом на земле, строили храмы. А он, то есть я, страдал страшенными метеоризмами, ночными страхами и болезненной хромотой. И только она, моя юная супруга, могла унять преследующие меня кошмары.
Я ее искренне любил эту плоскогрудую девочку с пагубными глазами, хотя и не положено мне, богу на земле, к кому-то по-настоящему привязываться. С ней не приходилось грозно пучить глаза, рыкать голосом и думать, какую из приближенных тварей нужно казнить уже сегодня, а кто менее опасен, и его растерзание можно отложить на завтра. Я не сделал ее счастливой. Я даже не мог ей подарить маленькую толику наслаждения. Я импотент. Такое себе воплощение бога на земле.
Тьфу ты, если не сказать покрепче! Нет, от этого бога на земле, сгнившего много веков тому назад, лучше держаться подальше. А я Иван, мне 19 лет, и живу я, на минуточку, в двадцать первом веке! И с бабами у меня все нормально, хоть Машка меня и бросила.

Полицейская хроника: 15.05.2022 г. Сегодня продолжился розыск Томина Ивана Сергеевича. На месте происшествия работали водолазы. Обследовали дно реки. Томин Иван Сергеевич не найден.

А забавный этот мужик – водолаз. Как он изящно матерился, пока лез в реку. Я даже проникся завистью, нужно запомнить несколько оборотов. Потом Лешке выдам, пусть глазами от восторга лупит! Эх, холодно-то как. Ага, это меня занесло в личность водолаза. Ладно, все равно нечем особенно заняться, посижу пока здесь. Как ты называешь свой причиндал? Чуваком! Ха, от холода наш чувак совсем скукожился. Э… погоди-погоди. Вот это картинка с поворотом. Нет, мужик, мне быть тобой определенно нравится. Значит вчера ночью наш чувак отлично поработал. Был классный секс с этой пухлозаденькой Риткой – продавщицей из соседнего магазина. Ого, вот унесло, так унесло. Значит, когда кончаешь, становишься этаким супергероем, космонавтом, мчащимся к звездам. А чувак в презике – это типа космонавт в скафандре, а пухлозадая Ритка – персональная ракета до звезд! Вот ты занятный, мужик. То есть теперь уже и я занятный мужик. Как мне теперь развидеть-то все это!

Статья в СМИ от 18.05.2022: Ивановец, спрыгнувший с моста, вернулся домой? В нашу редакцию поступил звонок, что вчера ночью видели пропавшего Ивана Томилина. Напомним, все заговорили о молодом человеке после того, как он спрыгнул с моста и таинственно исчез. Розыскные мероприятия не дали положительных результатов. Ни живой Иван, ни его труп, по официальной информации, не найден. А сегодня нам в редакцию дозвонилась соседка пропавшего Ивана. Она утверждает, что видела, как молодой человек ночью заходил в дверь квартиры, в которой пропавший проживал вместе с мамой. Мы будем следить и дальше за этой историей. Что же все-таки произошло? Была ли трагедия или Иван устроил глупую инсценировку?

Кто же знал, что тетя Валя не будет спать и увидит меня в дверной глазок. Маму стало жалко. Она ведь совсем извелась за эти дни, плачет. Вот и получилось как-то собраться и обратить на время вспять процесс расщепления. Пришел домой. Погладил спящую маму по щеке. Она совсем осунулась за эти дни. Обнял и затаился. Я так всегда делал, сколько себя помню. Вдыхал ее такой знакомый и родной запах и тихонько забирал неуемное горе. В маму вселяться не стал. Страшно как-то узнать о ней то, что знать мне не положено. Она же для меня мама – всю дорогу высшее существо, которое все знает и убережет от любых страхов. Конечно, с возрастом я понял, что мама – не бог, который все может. Но любить ее меньше не стал. Она так и осталась моим храмом душевного тепла, только теперь я уже возвышался над ней, гладил по голове в тяжелые минуты и говорил, что все обойдется. А потом вновь началась расфокусировка. Успел только шепнуть маме, что все будет хорошо, что я обязательно вернусь.

Полицейская хроника: 19.05.2022 г. Тело Томина Ивана Сергеевича не найдено. Официально заявляем, что появившаяся на некоторых интернет-ресурсах региона информация, что разыскиваемый нашелся сам и находится дома, не получила подтверждение. О местонахождении Томина Ивана Сергеевича до сих пор ничего не известно. Всю информацию о местонахождении разыскиваемого просим сообщать…

Далее мне уже не интересно! Слушаю бубнение этого майора, который стоит на берегу и рассказывает, как полицейские меня ищут. Вот чудак-человек! Что меня искать-то. Никуда я не пропал. Я здесь рядом!
Хотя положение, конечно, занятное…

Завис я здесь с того самого вечера, когда кретинически лыбился на закат. А этот майор все больше забавляет. Стоп, при чем здесь карбюратор потек. У меня и автомобиля-то нет. Ага! Это я уже в майоре сижу, его мысли думаю. Погоди-погоди, мужик, что нам с тобой так злиться-то на весь мир. Зачем так агриться? Это нужно будет в тебе немного подправить, теперь я могу, научился! Понятно! Все началось с девочки Оли. Вот она колко смотрит на нас, то есть уже на меня. Едко так хихикает, что в семь лет можно уже не писаться в штаны на уроках. Что бы ты знала дура Оля? А ты знаешь, как страшно поднять руку и отпроситься у Марины Игоревны в туалет? Странно… опять эта самая Оля только уже где-то в среднем звене. Просит у меня списать математику, но сама при этом брезгливо протирает салфеткой ладошку, едва дотронувшись до меня рукой. Вот маленькая тварь! Ненавижу! Я для нее гадкий червяк, а мама говорит, что я бесконечно любимая вселенная. Ого… меня отбросило в 10 класс. А я ничего! Стал таким плечистым парнем с модным чубом. И эта Оля рядом. Трется вокруг меня, в глаза заглядывает. Кажется, я теперь и для нее стал всем миром. Странная штука жизнь. Мне чуть за сорок. Теперь так и живу все с той же Олей: ненавижу и где-то из жалости люблю.

Все с тобой, майор, понятно. Пора уже простить Оле те давние обиды. Мальчишки у вас подрастают. Просто люби ее такой, какая она есть. И злости на весь мир точно поубавится!


Столько жизней прожил за эти несколько дней, кем и чем только не побывал. Собрал свою коллекцию 25 видов человеческой подлости и обмана.
Особенно впечатлил тот кавказец, старательно имитирующий итальянца. Его специализация – бабы. Он оказался сложной смесью этакого современного Казановы и барона Мюнхгаузена вместе взятых. Напускал много тумана, виртуозно проводил аферы и соблазнял, соблазнял, соблазнял. Женщины стали его и моей единственной одержимостью. Причем хотелось каждую и всегда. Какой-то сексуальный почесунчик в штанах завелся. Я чуть не погорел на Наташе – она стала моей проверкой на продажность души за 30 серебряников. Высоченная длинноногая с ухоженной волной волос – этакий образчик модного журнала въяве. Как я завирал о скромненькой вилле с пятью спальнями на берегу Адриатического моря. Ни в чем себе не отказывал: добавил к спальням еще собственный бассейн и кипарисовую рощицу, приплел розовый цветник. Распустил хвост павлином, а сам сидел и облизывался на ее точеные лодыжки. Рассказывал ей истории, как будем вместе кататься на катере, купаться обнаженными в лазурных водах, наслаждаться терпким вином и друг другом. Зыркал огненно глазом, изображал небрежную силу и самцовую уверенность. Добивался долго и со вкусом, никуда не торопясь. Такая победа требовала полноценных ощущений! Жалко ли мне было Наташу? Когда я был тем мужиком, жалость в моем арсенале чувств и эмоций не присутствовала. Только желание и азарт охоты. Тошнило от самого себя, этого мужика и Наташи. Выскочил из допотопного Казановы на полпути. Не знаю, добился ли он Наташу.И, честно говоря, еще вопрос, кто из этой парочки больший враль, кто держал Джокера в рукаве.

Из этой коллекции обманщиков мне понравился только 18-летний Димка. Светлая душа, привирающая от скуки и ради смеха. Впрыгнул в Димку случайно, когда парень пикапил очередную девчонку. Классный пацан: столько планов и эмоций, будто закрытую бутылку с пивасиком кто-то долго и заполошно тряс. О чем это он, то есть я заливаю? Ого! В лучших традициях барона Мюнхгаузена рассказываю, как однажды поругался с родоками и автостопом отправился в соседнюю область к тетке в гости. Слушай, Димка, случай с сохатым, которого мы якобы напоили пивом, а потом разъезжали на спине лося, пожалуй, самая занятная штука, которую слышал в последнее время. Девчонка смеется, я ей нравлюсь.
А потом однажды утром проснулся и увидел у себя две сиськи. Это самое дно! Я проснулся женщиной. Немолодой, но и не старой. Еще полной сил, но уже потрепанной жизнью и здорово обессиленной. Она мне понравилась. Она чем-то напомнила мою маму. Невысокая и неидеальная, пытающаяся быть честной с собой. Сидел перед зеркалом и смотрел в ее уставшие глаза. Я провел рукой по седеющим волосам, резким морщинам вокруг рта. Я приняла свой возраст и отпустила щемящее чувство невозвратности молодости. В дверь поскреблись. И сразу волна тепла и любви накрыла меня с головой, оттесняя страдания по ушедшей молодости. Дочка! В дверь скользнула моя Любашка. Волосы со сна чуть всклокочены. Она юркнула в мою сторону и крепко обняла: «Доброе утро, мамуля!».

И тут меня всего скрутило судорогой и выплюнуло из этой женщины. И я перестал быть немолодой и глубоко любящей матерью. А стал просто воздухом, которым дышала эта удивительная девушка. Я стал светом, которым лучились ее странного цвета болотные глаза. Я стал сном, запутавшимся в ее волосах.
И я испугался и удрал.
Перепрыгивал из одного персонажа в другой, становился то живым существом, то стеной дома, расползаясь по всему зданию и подслушивая самые сокровенные рассказы жильцов. Страшнее всего оказалось быть камнем. Полная неподвижность, тягучий покой. Так понравилось, что даже испугался, что завязну в камне, останусь в нем. Еле выгребся и тут же бросился в первое попавшееся живое и теплое, чтобы опять почувствовать, как бьется сердце, гонит горячую кровь. Оказался крысой. Долго в ней не задерживался, выскочил, как только избавился от каменного омертвения.

Устал ли я? Мне было безумно интересно скакать из существа в существо, погружаться в разные эпохи, проживать чужие эмоции. И я бы остался, но зов одного скорбящего сердца не отпускал. Женщина, которой очень больно… мама.
Что мне делать? Я весь мир, и я ничто. Хотя нет – зов я слышу! Я все еще Иван. И мне все еще 19 лет. И меня все еще ждет мама.
Мама, я иду!
А Машка… Я теперь точно знаю, что есть та, другая, для которой я стану целым миром.


PS: Как я выпутался? Пришлось всерьез поработать и стереть всю информацию о странном случае с парнем из Иванова, который однажды вроде как спрыгнул с моста и пропал. Парень остался, и жизнь его продолжалась, только случая с мостом вроде как и не было. О нем теперь никто не помнит!

Вы спросите: «Что же вообще это было?» У меня нет ответа! Какой ответ вам понравится больше? Не исключено, что я умер, и мне все это привиделось в последние секунды жизни? Или все это приснилось после лихой попойки с Лешкой, а на утро я проснулся с дикой головной болью? Или я реально не от мира сего и сейчас после неудавшейся попытки суицида просто нахожусь в психушке под воздействием транквилизаторов? А может меня украли инопланетяне, что-то подшаманили и превратили в сверхчеловека?
Или я действительно в прямом смысле слов не от мира сего - почти инопланетянин: папаша мой прилетел этак лет 20 тому назад с какой-то планеты Z, встретил мою матушку и получился я. 19 лет рос нормальным почти человеком, только с придурью в голове. А теперь вступил в возраст полового созревания той инопланетной расы, откуда мой неизвестный папочка. Поэтому и паранормальные способности проснулись. А что – ничего тоже себе версия! Или можно пойти дальше и решить, что я есть новое воплощение бога на земле.
Я не хочу знать ответа! Только знаю, что все знания и ощущения остались со мной. И кажется в любой момент могу вновь отправиться в свое путешествие. Вдруг сейчас я уже стал вами!

Это сообщение отредактировал Паласатое - 23.05.2021 - 09:09

Мессия открыл глаза:
- Кто здесь? – и, не получив ответа, переспросил, вглядываясь в сумрак осенней ночи: - Кто притаился во тьме и вздыхает, нарушая покой уставшего путника?
В ответ раздался шепот с неуловимой, но раздражающей интонацией:
- Ты разве не узнал меня, Пророк и Ясновидец?
Мессия озадаченно покачал головой:
- Я не разговариваю с теми, кого не вижу. Иди спать, добрый человек, утро вечера мудренее.


Послышалось непродолжительные шуршание, и маленький огарок свечи осветил осунувшееся лицо незнакомца. Гость подвинулся к Мессии почти вплотную и, уставившись на него слезящимися воспаленными глазами, снова спросил:
- Ну что, все еще не узнаешь?
Мессия отшатнулся и заморгал от внезапного света.
- Я понятия не имею, кто ты, добрый человек. Зачем ты явился? Хочешь ли ты благословения или замыслил то, о чем потом искренне пожалеешь?
Незнакомец мерзко захихикал, стараясь не слишком громко шуметь.
- Как же ты не узнал меня, своего старого друга Асмодея?


Теперь пришла очередь улыбнуться Мессии:
- Асмодей? Демон из преисподней? Не смеши меня, незнакомец! У Асмодея звериный лик и, между прочим, не один, а у тебя лицо хоть и бело как мел, но имеет нос, глаза и рот. Отчего ты так бледен? Ты нездоров?
- Глупости! – тихонько рявкнул Демон. – Моя внешность не имеет значения для тех, кто видит меня насквозь. А ты видишь?
- Добрый, но глупый человек, - медленно произнес Мессия, - твой разум заблудился в потемках, подобных сегодняшней ненастной ночи. С чего ты решил, что ты воплощение зла и коварства? Да и зачем тебе это?
- Я могу здесь всё сжечь одним взмахом руки! – Демон от гнева повысил голос. – Без всякой на то причины! По прихоти и озорству!

Из темноты раздалось сонное бормотание:
- Ну, кто там шумит, дайте поспать!
- Ты разбудил моих учеников, - укоризненно сказал Мессия, - они устали и хотят отдохнуть, давай будем вести себя тише. И прошу, не надо здесь ничего поджигать, от суеты толку не прибавится. Скажи, что ты хочешь, добрый, но шумный человек? Скажи и уходи обратно в ночь.

Демон надменно поднял голову и с пафосом ответил:
- Я услыхал о тебе, когда творил бесчинства неподалеку. Ха, ну, конечно, - подумал я, - очередной пророк обещает смертным справедливость, воздаяние, спасение души и райские кущи. И я пришел узнать, мошенник ты или болезный. Притворился ли ты тем, кто мне известен не понаслышке, или натурально повредился умом от собственной нелегкой и неправедной жизни?

Мессия тяжело вздохнул, сокрушенно покачал головой:
- И бесы веруют и трепещут предо мной. Ты же имеешь наглость прийти и обвинить меня в неискренности и слабоумии. Такое право дано только человеку после его грехопадения, ибо имеет он теперь горькую свободу сомневаться между истинным и ложным.
Асмодей пожал плечами:
- Давай же, Спаситель, докажи, что я должен трепетать! Изгони меня или призови на помощь свое воинство, если ты настоящий Мессия, что двигает горы и воскрешает усопших! Испепели меня, преврати в камень, забрось на Солнце!


Мессия с сожалением взглянул на гостя.
- Я бы мог тебя исцелить, добрый человек. Но ты глуп, и лечение не пойдет тебе на пользу. Лишь раскаяние и осознание собственных заблуждений приведут тебя к свету и покою, которых тебе давно не хватает.
- Ладно, - вскрикнул Асмодей, - а если так?

Он поднял руку и отвесил Мессии звонкий щелчок по лбу. Тот оторопел и тяжело задышал. Из темноты донесся смешок.
- Уходи, - громко зашептал Мессия, - истину говорю, твои выходки обрекают тебя на муки вечные.
- Я – демон, это мне положено мучить, а не быть мучимым! – злорадно усмехнулся Асмодей, - а вот муки вечные грозят тебе, самозванец! Притворяться Помазанником и обманывать честной народ – грех, который сулит самые изощренные пытки. Я лично попрошу для тебя особый котел.


- Ты, сын собаки и шакала, - не выдержал Мессия, - я проклинаю тебя, хоть ты и болен и не в полной мере осознаешь свои поступки. Добрым людям надлежит связать тебя покрепче ради усмирения и дать отдыха твоему кипящему разуму.
- Нет, - заревел Асмодей, - ни за что! Сожгу всех!
- Грех гордыни в тебе, - продолжал Мессия сердито, - он истрепал твое сердце и душу и заставил думать, что смертный может притворяться Врагом Человеческим. Неужели ты забыл, что погибели предшествует гордость, а падению – надменность?
- А в тебе, мерзавец, грех вранья, льется через край! – демон поднял руку, чтобы отвесить еще щелбан, но Мессия успел ее перехватить, и они оба запыхтели, стараясь осилить друг друга. В осторожной борьбе никому не удавалось одержать победу, драчуны кряхтели, извивались, шептали проклятья и малопонятные оскорбления. Что-то задели в темноте коленями. Раздался звон разбившейся посуды.
Недалеко в темноте кто-то сначала тихо, а потом все громче завыл. Другой насмешливый голос предложил заткнуться и посмотреть, как дерутся хтонические сущности в экзистенциальном споре.

Внезапно раздался характерный скрип, вспыхнул яркий свет, настолько яркий, что сначала было ничего не разобрать. Откуда-то из света прилетел встревоженный надрывный женский голос:
- Ох ты, батюшки! Что ж тут делается! Что творят, ироды! Сидоров, ты-то как здесь оказался? Опять через балкон лазал, альпинист? Почему таблетки не пьешь? О господи, еще и свечку принес зажженную, совсем дурной, пожар в палате хочешь устроить? Только бы доктор не узнал – накажет всю смену. Ну-ка, быстро отсюда и в коридор.

- А вы, - голос обратился к Мессии, - Семен Николаевич, почему не позвали дежурного?
- Он суть симулянт и провокатор! – заявил Мессия, потерев зудящий лоб. – Еще и дерется!
- Здесь нет симулянтов! – проворчал недавний голос с койки в углу у окна, - здесь все, хе-хе, "настоящие"!
Мессия открыл рот, чтобы возразить, но грозный вид медсестры заставил его передумать.
- Живо по кроватям! – гаркнула медсестра так, что зазвенели стекла, - а то всех на второй этаж отправлю к буйным! Тишина! Ужо я вам!

Раздались шаги и звуки, издаваемые упирающимся Демоном, которого тащили за шиворот в коридор.
Затем хлопнула дверь, и свет погас.
Мессия некоторое время стоял у постели и бормотал что-то себе под нос: то ли продолжал беседу, то ли молился. А потом он тоже лег, и действительно стало тихо. Лишь кто-то еле слышно постанывал в темноте и скрежетал зубами.

Может пригодится кому:

.epub
.docx

Всё! Читаем и осуждаем.
Наши писатели - лучшие в мире! Но если не сунуть им финку в бок, то они ж утонут в хвалебных отзывах и перестанут воспринимать критику.
И скажите, что я не прав.

Неправ.
Не лучшие, а самые лучшие.
Но финка в боку лишней не бывает, тут да.

Особенно от мудрого, но ужасного йоша...
Граждане гении, дружно трепещем.