49
Вселенная сотворена - и ее творец видел всю
бесконечную цепь событий, которые еще не случились.
Можно просто жить, - алкарис вновь
вспрыгнул на свой ящик. - Постичь замысел
Бога невозможно, а значит и
будущее нам неизвестно.
С.В. Лукьяненко
За окном клубами кем-то выплюнутой жевательной резинки пузырились серо-розовые тучи. Наплывая на стоящие через шоссе высотки, они враз теряли помпезную насыщенность цвета и превращались в убогие лоскуты белёсого марева, притупляющего холодный блеск панорамных окон. Я представил, как то, что секунды назад казалось комками жвачки или измазанной акварелью ваты – кому как больше нравится, при соприкосновении с плотью города превращается в банальнейшие капли конденсата на стёклах и стальных рамах, скатывается по глянцевым облицовочным плитам.
Не отрывая взгляда от заоконного пейзажа, я потянулся за лежащим в углу подоконника биноклем – непонятное, нелогичное желание увидеть нереализовавшийся дождь, стекающий по дорогим, лишь вполовину заселённым «элиткам». Что это? Подступающий кризис среднего возраста с признаками маразма? Метеорологический вуайеризм? Я с трудом вспомнил затейливое словцо и усмехнулся. Депрессия? Честно скажу – я предпочёл бы первое, но куда более вероятен последний вариант. Ну а почему бы и не задепрессовать?
На дворе – кризис, газетные заголовки вопят на все лады о дефолте, сокращениях производства, катастрофическом росте доллара. Вот-вот, чует моё сердце, уйдёт с премьерского поста очкастый ботан, ещё пару месяцев назад символизировавший собой молодость и энергичность российской власти и экономики. И ведь, что самое противное, не в никуда уйдёт, а на какой-нибудь тёплый и сытный, но менее публичный пост – эти шакалы ещё никого на потребу толпе не кинули. Ни рыжего «прихватизатора», ни сального потомка автора «тимуриады». Знают… знают, что им это зачтётся, когда придёт их очередь вылетать из обоймы. Отстрелянные гильзы из псевдоличностей не смахнут ногой в сточную канаву – поднимут и приберут в коробочку – сухую, тёплую…
Я машинально забарабанил пальцами по крашенному подоконнику и чертыхнулся негромко. На часах – десять утра, а я не на работе… дома, один… Как в детстве, когда в школе наступала учёба во вторую смену. Разница лишь в том, что мне некуда идти к половине второго… и лет далеко не пятнадцать, а все тридцать три. Да и мама не позвонит с работы, проверить, что я не только поел, но и вымыл за собой посуду.
Последний раз окинув взглядом пропитанный сентябрьским влажным воздухом пейзаж, я прошёл на кухню. Закурил. Огладил пальцем гладкий фаянсовый бочок пепельницы. Чертовская несправедливость… Я потянул за уголок завалившуюся за салфетницу зелёную коленкоровую книжицу, перелистал страницы. Вот она: свежая ещё, с яркой фиолетовой печатью – моя трудовая книжка с записью «уволен по сокращению штата». Нет, я всё сделал, как положено: чтобы не терять непрерывный стаж (а больше, чтобы отвязаться от сочувствующих, с чего-то вдруг дико разволновавшихся за непрерывность моего стажа), я встал на учёт в Службу занятости населения. Теперь буду раз в месяц в числе сотен таких же жертв кризиса вставать в очередь за пособием.
Я начал покупать газеты с бесплатными объявлениями и звонить любому, кому требовались грузчики, дворники, а то и охранники. За неделю – нулевой результат. Смешно и странно, что отказывали мне, как правило, практически сразу, как слышали о предыдущем месте работы. Врать что-нибудь? Ну а как потом-то скроешь – вот же она, лоснящаяся синевой запись об увольнении из НИИ ВКХ. И должность тоже ничего себе, туповато-безликая - Младший научный сотрудник отдела инноваций ВКХ, мэнээс на все руки, как у нас говорят…
Слово «инновации» появилось в лексиконе нашего начальства с подачи всё того же, щеголяющего англоязычным сленгом премьерствующего ботана, пытающегося компенсировать свою внешнюю хлипкость (нет, даже я сказал бы «хлюпкость» - так оно смачнее, посущественней) хвастовством о чёрном поясе по айкидо. Тоже мне, Акиро Курасава нашёлся... Меняй разрез глаз, бери Хакамаду в охапку, да и валите в Японию — вам там всё равно ничего растащить не дадут.
Я затушил сигарету, плюнул на упрямо тлеющий фильтр и двинулся в ванную. Стоя под тугими струями, бьющими по коже то слишком горячей водой, то слишком холодной, я невольно улыбнулся: я всё равно буду в порядке. Всем чертям назло, как говаривал батя. Растираясь жёсткой, связанной из полиэтилена рукавицей и не без удовольствия ощущая напряжение в наросших за полгода занятий в «качалке» мышцах, я вспомнил последний разговор с родителями – обычный разговор «на бегу», о пустяках. А через три дня их не стало. Взорвавшийся в дачном домике газ не оставил им шансов на «понянчиться с внуками», а мне – ещё сколько-нибудь лет побыть «нашим дитём». Тогда я просто не понимал, как и для чего мне сейчас жить. Любые слова о будущем и перспективах вызывали лишь кривую усмешку, призванную не дать себе разреветься – громко и беспомощно, как тогда, на девятый день…
Очищенный от останков бревенчатого домика участок с бетонным фундаментом я продал на удивление быстро – спустя пару недель после вступления в наследство. На вырученные деньги по устоявшейся за последние три года привычке купил доллары. Теперь уже не полтинник с зарплаты — своего рода заначку, а несколько тысяч. Теперь вдруг увеличившиеся до немыслимых при прежнем курсе сумм, эти блёклые бумажки служили мне странным и нелогичным — с точки зрения практика - укором и радости почему-то не приносили. Однако, рефлексировать по этому поводу я не собирался: мне хватает просто осознания, что ни голодная смерть, ни «сиплая нищета» мне в ближайшие год-два не грозят, даже если я долго не найду работу или буду получать ещё меньшие, чем в НИИ, гроши.
Обмотав вокруг бёдер махровое полотенце, я ещё какое-то время бесцельно побродил по недавно подвергнутой «косметическому» ремонту «двушке», разглядывая проступившие на тиснёных обоях мелкие пузырики, после чего сосредоточенно замер над очередной газетой с объявлениями. Несколько из них я отчеркнул и, притащив в комнату пепельницу и громоздкий телефонный аппарат, начал обзванивать своих потенциальных работодателей.
- Да, физически развит. Нет, не боюсь. Да вроде бы ничего... - разговор с телефонной барышней явно клеился, да и вакансия, похоже, ещё не занята. Я записал на полях газеты продиктованный девушкой адрес и положил трубку. Не скажу, что всю жизнь мечтал работать в транспортной сфере, но... не так уж я и закостенел, чтобы не уметь учиться... Я представил себя в роли направляющего и сопровождающего грузы этакого охранника-экспедитора и ухмыльнулся: в моих любимых фантастических рассказах это называли «карго-мастер». Ну что ж — буду карго-мастером... если возьмут, конечно. Ерунда полнейшая, но... кто ж мне даст выбирать в наше-то время?..
Оделся я без затей: простая, но — что важно для холостяка — чистая рубашка, слегка потёртые «левайсы». В прихожей задержался у шкафа и, подумав, захватил ветровку. Давно не надевавшиеся на улицу «адики» приятно обжали ногу, сделав походку пружинящей, по-детски бодрой — такими шагами, помню, было самое то выходить из подъезда, когда родители разрешали пойти с пацанами на речку. Подумать только, в те годы для меня эти прогулки были чуть ли не самым экстремальным приключением. А ведь так приятно, порой, вспомнить себя, бегущего по крутому склону оврага, перепрыгивающим через торчащие из осыпающегося глинозёма корни и камни. И слышать крик поначалу опередившего тебя на каких-то десять метров закадычного другана Валерика: «Эй, щегол, я уже здееееееесь!», а, спустя секунды, уже добегая, видеть мелькнувшие над водой загорелые ободранные на коленях Валеркины ноги. И плеск воды. И брызги. И собственное торопливое скидывание одежды. И долгие ныряния с исследованием какой-нибудь коряги. И безумная радость от нахождения на ней кем-то потерянной блесны... А потом... странно, но в выпускном классе я почувствовал, что жизнь стала бледнеть. Не то чтобы обычная скука — нет, просто недостаток цветности и контрастности, как на экране старенького «Рубина», уже отслужившего свой срок родителям. Дышать в полвздоха, говорить в полголоса, жить в полсилы... А большего, собственно, никто и не ждал, не требовал... Да и один ли я таков? Если уж начинать мыслить глобальными категориями, то это — удел всего человечества: жить, соразмеряя каждый свой чих с продиктованными хрен знает кем обстоятельствами...
Чуть ли не бегом добравшись до автобусной остановки, я сверился с табличкой. Да, ехать четырнадцатым, пересадок не будет. А за одну остановку до конечной надо сойти на улице Добролюбова и, попетляв между ангарами, пробраться к указанному барышней кирпичному зданию под литерой «с».
Поглядывая на массивы «хрущёб», сменяющиеся какими-то бараками, а затем и вовсе покосившимися бревенчатыми домишками, крытыми пестрым от времени волновым шифером, я поглядывал на часы — вроде, успеваю. Остановился автобус так же бестолково, как и двигался: у лужи, вольготно заполнившей рытвины и канавки, испещрившие обочину. Примерившись, я перемахнул через самую крупную и замер на глинистом островке. Ещё один расчётливый прыжок, широкий шаг — вот и «твердь земная». И даже джинсы не заляпал, что удивительно. Присмотревшись со взгорка, я наметил наиболее, по моим прикидкам, короткий путь между ангарами, беспорядочно наставленными в, судя по всему, ещё совсем недавнем «чистом поле». И сбежал по насыпи к виднеющейся совсем недалеко тропке.
***
- Кто ты? Знаешь ли ты сам — кто ты? - молчу в ответ, пытаясь сообразить, где я и откуда исходит тихий голос, лишённый каких либо эмоций
- Ты нигде, а я — никто... - голос звучит монотонно и даже как-то скучно, - нет, ты не мёртв. Да, я слышу твои мысли. Нет, это не параллельный мир. Это всего лишь небольшие искривления пространства и времени, сошедшиеся в одной точке. Да, такое бывает... - голос продолжает методично отвечать на мелькающие в моём сознании вопросы.
Я потираю виски и сажусь, оглядываясь по сторонам. Это похоже на «снег» в неработающем телевизоре — нет ни верха, ни низа, ни стен — сплошное рябящее электронной моросью бесконечное «что-то». Через пару секунд в глазах появляется резь, виски сдавливает.
Я закрываю глаза и снова ложусь. А, может, и не ложусь вовсе, а стою — фиг разберёшь тут... Отвечая на вопросы монотонно звучащего в моей голове голоса, я не сразу и вдруг осознаю, что «рассказываю» всю свою жизнь. Каким-то странным образом мыслю одновременно и о её событиях, и о тех чувствах и эмоциях, которые они, события эти, вызывали... Почему-то меня не особенно удивляет воспоминание о ненавистной гороховой каше, сопровождаемое явственным рвотным позывом. Через несколько мысленных фраз я смущённо ощущаю слабую эрекцию — воспоминания о выпускном, белеющем в темноте подсобки теле на удивление сноровисто раздетой мною Ленки. И её шёпот. Сбивчивый, полуразборчивый. В момент первой боли она стиснула меня ногами и выдохнула «Славка, нет!» - запоздалое раскаяние или впитанная с молоком матери дань извечному женскому противодействию? Скучно... безлико... даже это теперь — всего лишь бледное воспоминание, отзывающееся лишь лёгким напряжением члена. Прочие и этого не удостаиваются. И меня это совсем не удивляет...
Говорят, в тридцать три года, в возрасте Христа, мужчина достигает своей истинной силы. Где она? Где она, эта сила? Не в наше время, не в нашей стране! Где, в чём реализовывать себя сильному, неглупому человеку в наше время? Никому ты не нужен ни со своим умом, ни со своей отточенной на студенческих семинарах и практикумах логикой, ни со своим физическим развитием. Ей богу, лучше бы подался в «солдаты удачи» - был вариант, предлагали пару лет назад рвануть в автобусный тур по восточной Европе с «челноками», а оттуда пробираться автостопом до ближайшего городка с рекрутским пунктом Французского иностранного легиона. Так и на эту заведомую авантюру решиться было как-то не с руки... да и родители...
Я досадливо морщусь, чувствуя, как мой невидимый собеседник запускает в меня непонятные покалывающие кожу головы «щупальца». В горле першит, мысли прерываются, путаются... Я чувствую себя распотрошённой лягушкой, растянутой на тонкой проволоке, тщательно исследуемой аккуратным и чрезвычайно педантичным лаборантом.
Ты не любишь своё прошлое и не видишь своего будущего, - голос по-прежнему монотонен и безлик, - ты подспудно жаждешь чего-то, но не понимаешь чего, не понимаешь, как достичь этого в этом мире... Я могу дать тебе всё, о чём ты мечтаешь, всё, в чём нуждается твоя сущность...
За что это такие подарки? - интересуюсь я, пытаясь понять, подумал я это или произнёс вслух, - ты что — господь Бог?
В твоём понимании, вероятно, да, - после некоторой заминки тянет голос, - Я могу сказать тебе, почему ты находишься в состоянии безысходности. Нет, - голос, казалось, усмехается, - не из-за потери работы. И не из-за утраты родителей. И не потому, что у тебя не осталось ни одного близкого человека... Смотри! - я почувствовал, как что-то заставляет мои глаза открыться. Рябь, уползала в стороны, точно театральный занавес...
***
Может, это последствия воспоминаний о гороховой каше? Я блевал в вернувшееся мерцающее телевизионными помехами «ничто», не видя при этом очевидно должной бы быть лужи у собственных ног, чувствуя лишь сжимающие диафрагму болезненные спазмы и отвратительный привкус желчи во рту. Так вот удивлённо и блевал — ничем и в никуда. Голос молчал. Или исчез? Я утёр губы тыльной стороной ладони и снова приоткрыл глаза — всё та же рябь кругом. Лучше уж она, чем то, что я увидел. Лучше уж эта прекрасная, спокойная, тихая чёртова рябь! Я сглотнул горькую слюну и заморгал — ещё пустить скупую мужскую слезу мне только не хватало.
- Кто ты? - мне показалось, что я закричал изо всех сил
- Ты действительно можешь считать меня Богом, Щегол. - мне показалось или в голосе действительно мелькнула насмешка? - Ты не первый, кто оказался в нужное время и в нужном месте. И не последний. И ты не мессия, не избранный — просто случайный. Такой же случайный, как любой из живущих в твоём мире. Или любом другом.
- Что это будет? - я до сих пор пытался, силился понять, ЧТО ждёт меня, как это будет, - Что я должен сделать?
- Ты? Ничего, - голос вновь был монотонно-равнодушным, - ты получишь то, что полностью отвечает твоим представлениям о мире, в котором действительно интересно жить, о котором ты мечтаешь. Ты ведь уже открыт, неужели ты считаешь, что в тебе осталось что-то непознанное для меня?
- Не знаю... А это надолго?
- Если хочешь — навечно... Это — дар, просто дар, без обязательств. Посмотри на себя, - голос вновь обрёл насмешливые интонации, - даже сейчас ты не можешь осознать, что для мыслящего существа, порой, не бывает никаких преград. Вы все, включая тебя, слишком долго живёте в состоянии внутренней несвободы, вы лишены выбора не обстоятельствами, а своими догмами, своим генетически устоявшимся упрямством. Возможно, это свойственное вашей расе заблуждение когда-нибудь станет причиной гибели цивилизации этого мира, но вытаскивать целый мир мы не должны... - голос умолк, и мне послышался сдавленный вздох, - Так что, ты принимаешь дар?
- Да! - я почувствовал, как засосало «под ложечкой», но повторил, - Да.
***
Полутёмный коридор расширялся, причудливой петлёй заворачивая вправо и вверх. Я поправил узкий мундир, тяжело звякнувший орденскими планками... Мундир?! Я встряхнул головой и двинулся дальше, ускоряя шаг, впечатывая тяжёлые магнитные подошвы тупоносых ботинок в стальную плоть пола станции. Тихо прошелестела мембрана дверей, отделяющая коридор от рубки командующего флотом.
- Слава, наконец-то! - Грей, кинулся ко мне, раскинув руки для крепкого объятия, - Ну что, рассказывай! - Он хлопал меня по спине и плечам и заглядывал в глаза.
Я помедлил и, отстранившись, опустился на колено: «Приветствую тебя, Император. Владыка Терры и Эндории, Покровитель Горры и сопредельных планет, отец «Трёх сестёр» Шедара и Защитник всех рас». Грей изумлённо смотрел на меня сверху вниз, а я следил за тем, как его взгляд — вначале изумлённый, затем понимающий — становился жёстким и сухим. Он удовлетворённо поджал губы и обернулся к адмиралу:
- Лемак, мы возвращаемся на Эндорию. Союз с Меклоном и Булрати это - конец войны. Объявите всем. Идите.
Прославленный адмирал Карл Лемак вытянулся и, кажется, впервые в жизни, подобострастно подался вперёд всем телом: «Слушаюсь, мой Император!»
- Слава, что бы я без тебя делал? - Грей подвинул мне бутылку трофейного синего мршанского вина и бокал, - Я одного не понимаю: как тебе это удалось? Когда ты улетал к меклонцам, единственное, на что я надеялся — твоё возвращение живым. Когда ты сообщил, что выходишь на посла булрати, я только сжимал кулаки и надеялся, что алкари не опередят тебя. А ты..., - Грей поднял свой бокал, - Ты постоянно превосходишь все мои ожидания. Знаешь, сейчас, когда война, считай, закончена, я больше всего боюсь, что тебе надоела служба... - Грей пытливо заглянул мне в глаза и, встретив ответный пристальный взгляд, вдруг расслабился и продолжил почти беззаботным тоном, - Не думай, что домик на какой-нибудь из райских планеток типа Таури... кстати, как тебе мысль выделить там земли всем ветеранам этой войны? Так вот, тихая райская жизнь на окраине Империи — не для тебя, Слава, поверь мне, уж я-то знаю! А мне, раз уж Империю признали доминантой, нужна будет не только СИБ, но и контрразведка... Спецгруппа Императора «Огонь». Или нет - «Щит»! Сразу же звание какое-то особое надо придумать, какого нигде и ни у кого больше не будет, а?...
- Я подумаю, мой господин, подумаю и соглашусь, вероятнее всего... - я пригубил вино и второй раз в жизни насладился этим потрясающим вкусом. Второй раз? Я снова встряхнул головой, вспоминая... или придумывая?..
Сомкнувшаяся за вышедшим из каюты Греем зеркальная мембрана отразила сидящего в невысоком полиморфном кресле молодого мужчину с заострившимися от усталости и полуголодной недели чертами лица, одетого в почти безликий — если бы не ряды наградных планок — мундир офицера патрульной службы Эндории.
Евангелие от Лукьяненко. Книга вторая, часть шестая, глава вторая:«- Позволите гостю сесть? - спросил Шегал.
- Наш дом - твой дом, - любезно ответил Кей.
...
- Я чуть-чуть опоздал к самому интересному. Но рад, что успел к первой беседе.
- Ничего интересного не было. У нас оказались разные весовые категории с Лемаком.
- Ну и хорошо. Если бы вас подстрелили, это крайне расстроило бы Императора.
- Вечная жизнь Императору. Как его здоровье?
- Хуже, чем раньше. Я согласен с твоим мнением, что Грей свинья у вершин власти. Но человек стоящий у вершин обречен быть свиньей. А Грей, по крайней мере, признает это право лишь за собой. Все остальные, кто переступает рамки, караются безжалостно.
Кей удивленно смотрел на Шегала.
- Я приказал отключить все детекторы в камере.
- Не верю.
- У меня есть на это и полномочия, и желание. Я хочу поговорить с тобой о "Линии Грез".
- Кертис уже начал рекламную компанию?
- Да. Но дело не в этом. Откуда ты узнал о вариаторе реальностей?
- От Кертиса-младшего.
- Откуда узнал он?
- От Бога.
Шегал поморщился.
- Ты уверен в своих словах?
- Да, - Кей задумчиво смотрел на Вячеслава. - Ты многое знаешь. Ты даже не удивлен.
- Тут нечему удивляться. Рано или поздно какая-то из рас должна была столкнуться с силой, породившей мир. Я лишь удивлен активности этой силы. По мнению теологов она обязана быть пассивной, наблюдающей.
…
- Нет правил, которые... - Кей не стал заканчивать фразу.
- Мне очень жаль тебя, - Шегал казался вполне искренним. - Ты помог мне на Лайоне.
- Случайно. Я не знал, кто ты. Можно задать вопрос?
- Говори.
- Сколько тебе лет?
- Много.
- Тогда еще один вопрос. Почему ты мечтал об этом?
Шегал смотрел ему прямо в глаза.
- Я не думаю, что наш мир настолько плох.
- Ты ошибаешься. Мне плевать, в какой Вселенной ты когда-то жил. Мне все равно, каким путем ты реализовал наш мир. Я лишь хочу знать - почему ты создал его таким.
…
- Я был у верха, Кей. Я всегда сохранял возможность контроля и одновременно - право быть независимым. Большинство людей счастливы, поверь мне.
…
Шегал поднялся - сиденье хлопнуло о стену.
- Я дал вам свободу. Всем - и тебе тоже. За тобой был выбор, каким путем идти. Не говори, что не мог остаться фермером на Альтосе - и жить как все, спокойно и счастливо.
Дач засмеялся.
- Право быть грязью? Спасибо. Я выбрал право быть кровью, которое ты тоже мне дал.
- Что ж, будь благодарен. Ты прожил жизнь так, как хотел.
…
Вячеслав Шегал шагнул в стену, и та послушно расступилась. Через мгновение охранники вновь возникли за стеклянным барьером.
…
- Дач, так он и был создателем?
- Да. Оперативник Императора. Специалист по грязной работе, Кей засмеялся. - Берущий от жизни острые ощущения... и потому наша жизнь стала одним бесконечным приключением. Скучающий Бог и развлекающийся мессия - какая пара!»
…
Клинч-командор Спецгруппы Императора «Щит» пролистал страницы антикварного фолианта и усмехнулся, глядя монитор бортового компьютера. С некоторых пор его курьерский кораблик мнил себя древним фантастом Терры.
- Ну что Серёж, ловко у тебя это тогда получилось?
- Ты недоволен, Шегал?
Ну почему же… доволен… Пытаюсь лишь понять, откуда тебе эээээ … твоему прототипу стало известно столь многое, - Шегал поднялся с ложемента и, не дожидаясь ответа, вышел из рубки.
Послесловие от автора: Допускаю, что у того, кто не читал «Линию Грёз» и «Императоров иллюзий» по прочтении этого рассказа останется смутное недовольство и недопонимание. «О чём, зачем, что это?» - спросит меня необременённый воспоминаниями о вышеуказанных произведениях Сергея Лукьяненко читатель. А я покачаю головой и улыбнусь, глядя в глаза недоумённо вопрошающему критику. И скажу: «Просто прочти эти книги. И не один раз, а несколько — так, чтобы за антуражем фантастического экшена увидеть философию не человека — Вселенной...».
DIXI © ГаццкайаВетьмо
Это сообщение отредактировал Штирлиц - 23.12.2008 - 17:42
yaplakal.com