Было нас одиннадцать братьев и так случилось, что, когда наш срок закончился, нас одним махом завалил один мужик.
Вот бывает же так, пришел и вжик, всех под корень. Мы народ тертый, бывалый, но тут как-то даже растерялись что делать то.
Лежим побитые, порезанные, ни рук ни ног не чувствуем, а он нас покидал в яму и земелькой присыпал. Я как очухался, ору как недорезанный: "Братва! Есть кто живой?!". А в ответ тишина, братцев моих черви облюбовали и ко мне смерть ползучая подбираются.
Тут вдруг вижу - свет и в этом сиянии богиня снизходит ко мне, берет в свои мягкие руки, обламывает мне мой единственный отросток и бултых в ледяную воду.
"Какая же это богиня, - думаю. - Баба это, телка мужика давишнего. Одна с ним шайка, добьют они меня сейчас." Тут она ко мне еще каких-то сидельцев скинула, сидим в одной лоханке, ждем что будет. А эта стерва огонь под нами развела, лыбится, напевает что-то.
Жарко стало, так жарко, что кожа полопалась. Тут она нас по головам бревном, да со всего размаху. Вырубился я, а когда очнулся, слышу:
- Пирашки! Горячий пирашки!
Принюхался - точно, тестом горячим пахнет. Слышу у кого-то неподалеку живот урчит с голодухи. Характерный такой звук, все громче и громче. Подходит, значит, кто-то.
- Почем? - Слышу, и еще хруст такой, деньги, значит, олень проверяет.
- С картошкай двадцать, с мясой тридцать. Чай десять руплей. - Это тараторила та шмара, которая недавно порешить меня хотела. - Тибе какой?
- Давайте два с картошкой и чай.
И вот меня уже жрет этот олень, да еще чаем запивает. На душе стало совсем паскудно.
Вы, конечно, спросите меня - в чем мораль. Будь я оптимистом, я бы ответил, что никогда не надо отчаиваться, и даже в этой ситуации осталось целых два выхода.
Но я то знаю, что будет там, в конце этих двух выходов, и в бессильной злобе я желаю этому случайному оленю подавиться. Надеюсь, судьба еще посмеется над ним и это будет справедливое возмездие за мою несчастную долю.