4
У Николая Арнольдовича Осипова проблем с жильем не было. Коттедж на Рублевке, квартира на Новом Арбате, квартира на Чистых Прудах и еще «однушка» в спальном районе, о которой никто не знал: чисто с барышнями встречаться. Но вот ему позвонила дочка Кася из Лондона и радостно сообщила, что намерена вернуться на родину предков.
Николай Арнольдович тоже обрадовался – он скучал по Касе. Дочь пошла вся в отца – такая же деловая, коммуникабельная и… чего уж там, беспринципная. В свои двадцать два года Кася твердо стояла на земле обеими длинными ногами, что не мешало ей наслаждаться жизнью по полной программе – порой и до московской желтой прессы долетали отголоски зажигательных вечеринок в ночных клубах Лондона, в которых Кася участвовала на равных правах с отпрысками самых благородных семейств России. Другая стильная и модная девушка – дочь одного очень известного мэра – считала Касю Осипову за свою.
- Па, а что ты мне подаришь в честь моего возвращения? – полюбопытствовала Касенька в телефонном разговоре.
- Ну-у-у… А что тебе хочется?
- Пап, я квартиру хочу. Чтобы там отрываться можно было, но только это… чтоб готичненькая.
Николай Арнольдович почесал затылок. В молодежном сленге он был не силен.
- Какая, Касюнь?
- Готичненькая, па. Ну, такая, необычная, чуток стрёмная, вроде как у Кота Бегемота, ага?
- Понял, это из Булгакова. Кась, ты бы поконкретнее. А то как бы не промахнуться с выбором подарка…
- Па, а ты мне хату в высотке купи. Ну, знаешь, такая, на Котельне где-то есть. Сталинская.
- Ага, всё, сообразил. Касюня, ты, главное, приезжай, всё будет. Люблю тебя, доча.
- Чмоки, па! Ну всё, пока!
Николай Арнольдович позвонил своему знакомому – владельцу крупной риэлтерской фирмы.
- Сань, дело такое. Каська из Лондона через неделю прилетает, ей квартирка нужна.
- Сделаем, Арнольдыч, не вопрос. Какие-то особые пожелания имеются?
- Так точно. Хочет в сталинской высотке.
Саня поразмыслил.
- Арнольдыч, ну ты напрягаешь, честное слово. Даже не знаю, они ведь сейчас нарасхват.
- Сань, буду должен по гроб жизни. Ты же всё можешь, я знаю!
- Ладно, старый, я прикину, что и как, потом перезвоню.
Саня перезвонил через полтора часа – видимо, задача действительно оказалась сложной даже для такого кита рынка недвижимости.
- Арнольдыч, старик, давай без обид только. До следующего месяца всё забито наглухо. Я это дело на контроль возьму, и, как только…
- Сань, мне «как только» не катит. Мне через неделю Каську в аэропорту встречать, и я хочу прямо оттуда отвезти ее в новую квартиру в высотке. Я хороший отец или чмо позорное?
- Ты-то хороший отец… Коль, ну ты ведь понимаешь – даже если бы хата имелась, там еще и ремонт сделать надо…
- Ремонт – это проблема десятая. Главное, чтобы Каську по квартире провести и ключики ей в руку положить. А насчет ремонта – ничего, поживет у меня месяцок-другой. Сань, ну давай, ты же гений риэлтерства!
Саня помолчал.
- Ладно, Арнольдыч. Есть одна квартира на Котельне – вроде бы как раз то. Но с ней не всё просто. Вернее, с владельцем какие-то непонятки.
- Много бабок просит?
- Я не о том. Владелец – некто Яцкевич Андрей – сам живет в другом месте, в какой-то пятиэтажке вшивой. А эта жилплощадь досталась ему в порядке наследования, от деда. Он в ней не появляется и даже ее не сдает. Там вся обстановка сохранилась еще с пятидесятых годов, прикинь?
- Сань, ты покороче не можешь, время дорого. Непонятки-то в чем?
- Да видишь ли… Этот Яцкевич на первый взгляд как бы обычный лох – аспирант какой-то из МГУ. Но тут заморочка такая. Ему уже несколько раз предлагали эту квартиру продать, и он вроде бы соглашался. Но ни разу не выгорело. Все перекупщики и агенты до сделки ласты клеили, причем мутно так – не своей смертью. Один под электричку упал… и что он на вокзале делал, спрашивается, из «мерина» не вылезал ведь… Его с рельсов живым еще достали, только он дымился весь…
- Почему дымился?
- Ну, кровь дымилась – его ж ходовой частью на форшмак порубило. Да и подгорел он там на чём-то. Потом еще второй…
- Санчес, - искренне удивился Николай Арнольдыч. – Ну ты, блин, нашел, чем прогрузить. Тоже мне – проклятая квартира! Воланд, Фагот и кто там еще-то? Ты мне эти предрассудки бросай уже…
- Бросай, не бросай, а Яцкевич тут точно лапу приложил. Неспроста всё это.
- Думаешь, киллер? А ему маза какая? Бабла-то он по-любому не срубил, так, нет?
- Не срубил, - признал риэлтер. – Слушай, Арнольдыч, я тебя с ним сведу, если хочешь, только просьба – пусть твои ребята из службы безопасности его проверят. Ты уж извини…
- Хорошо, сейчас дам отмашку. Но ты только смотри – чтоб я там первый в очереди.
- Базару нет, Арнольдыч.
Странные слухи, ходившие в свое время о квартире полковника авиации Савёлова, помнили разве что те из обитателей высотки на Котельнической набережной, кто давно уже переехал в другие дома - или вовсе помер. С мертвых, конечно, спросу никакого, а вот живые могли бы порассказать всякое – не столько о квартире, сколько о ее легендарном жильце.
Свою лётную карьеру Савёлов начинал летчиком-истребителем еще в тридцатые годы прошлого века. По прошествии некоторого времени Сталин лично рекомендовал Савёлова в качестве летчика-испытателя, хотя в штатных списках советских КБ Савёлов не значился. Вроде бы кто-то припоминал, что он выполнил несколько пробных полетов на машинах Яковлева, но это было еще до войны. Когда в пятьдесят втором году высотка приняла первых новоселов, полковник только успел познакомиться с соседями – и тут же уехал в длительную командировку. Впоследствии он пропадал в командировках часто и подолгу, возвращался, как правило, ночью, причем к подъезду его привозила черная «Победа» со служебными номерами госбезопасности. Находясь дома, Савёлов редко выходил из квартиры, гостей впускал, но неохотно, причем явно не старался выглядеть гостеприимным хозяином. Чаем угощал на кухне, двери в комнаты оставались неизменно плотно закрытыми. Те, кому случалось побывать в жилище полковника, утверждали, что о себе Савёлов ничего не рассказывал, держался подчеркнуто отстраненно и вроде бы постоянно думал о чем-то своём.
В очередной отъезд полковника выяснилось, что квартира его находится под постоянным присмотром: двое незадачливых грабителей при попытке взломать дверь были повязаны тут же на месте людьми в штатском. Это породило первый из слухов – как будто у себя дома летчик держит сверхсекретные документы или даже кое-что похуже. Заговорили о том, что Савёлов принимает участие в экспедициях в труднодоступные районы страны. Откуда-то всплыла «достовернейшая» информация, что еще в тридцатые Савёлов на самолете неизвестной модели совершил полет на Северный Полюс, и, пройдя невозможное по тем временам расстояние, видел из кабины такие вещи, которые простому смертному и вовсе видеть не положено.
Кто-то пустил «версию», что на самом деле полковник несколько лет назад разбился, облётывая сверхновый истребитель, однако сделанные им в ходе рокового вылета наблюдения были столь важны, что испытателя воскресили в секретной лаборатории МГБ, прибегнув к методике, привезенной откуда-то из Тибета – чуть ли не посредством чтения заклинаний над превратившимся в кровавую кашу трупом. Несмотря на очевидную нелепость «версии», к квартире Савёлова теперь опасались приближаться, особенно, если полковник находился внутри, а за каждым его прибытием к подъезду высотки следили из-под задернутых занавесок десятки испуганных глаз.
Один из соседей, имевший отношение к военной авиации, проболтался, что Савёлов изучает поведение в воздухе летательных аппаратов, созданных по принципиально новой технологии, развивающих скорость и высоту, по нынешним меркам абсолютно недоступные. Вот это, пожалуй, и было ближе всего к истине – вскоре «болтун» исчез в неизвестном направлении, и больше о нем никто и никогда не слышал.
А потом исчез и сам полковник Савёлов. В один прекрасный день дверь его квартиры была опечатана, а черная «Победа» больше уже не появлялась у подъезда. А слухи росли, как снежный ком. Старожилы припоминали, что печати на двери с номером «138» появились десятого апреля шестьдесят первого года. Кое-кто связывал это с полетом в космос Юрия Гагарина. Среди прочих слухов о загадочном полковнике появился еще один, не менее экстравагантный. Утверждали, что Гагарин был в действительности дублером Савёлова, и что именно Савёлов первым вышел на орбиту. И оттуда он уже не вернулся. Был придуман даже текст радиообмена полковника с Центром управления, из которого следовало, что на орбите дерзких исследователей космического пространства ждут явления страшные и гибельные, и в интересах всего человечества космонавтику необходимо имитировать, но никак не допускать ее дальнейшего развития. И когда жуткое существо из огненной плазмы проникло в тесную кабину корабля, чтобы расправиться с отважным космонавтом, Савёлов успел еще передать на землю: «Они пришли за мной, прощайте».
…Но это были всего лишь слухи, слухи, ходившие по высотке на Котельнической набережной, и они ушли в небытие вместе с прежними соседями полковника Савёлова. А новые соседи, хоть и интересовались вечно пустующей квартирой, в слухи не очень-то верили, да никто и не торопился посвящать их в странную историю о бывшем «сталинском соколе». Потом печати с двери сняли, а сама квартира перешла во владение кого-то из дальних родственников Савёлова. Но никто из них так и не поселился в высотке…
- Яцкевич как Яцкевич, - даже по телефону можно было понять, что начальник службы безопасности пожимает плечами. – Доктор математических наук, преподает в МГУ. Совершенный чмошник, между прочем. Если он киллер, то я – Надежда Бабкина. Что там с другими покупателями было – это уж их проблемы. Не умеешь за собой следить – лежи в гробу. Но Яцкевич их пальцем не тронул, это сто пудов.
- Ну, спасибо, Семён Георгич, хорошо поработал, - похвалил Осипов. – С меня бутылка.
- Николай Арнольдыч, тут это… мысль одна есть. А хотите, мы этого лошка просто на хату разведем?
- Разведем? – переспросил Осипов. Предложение дельное, но… как бы из этого разводилова шухеру не вышло, а ему ведь дочурку в эту хату селить.
- Ну да. У него «копейка» старая, раздолбанная, подставим его на трассе джиперу под бок – и всё: круто ты попал на ТиВи. На квартиру, на гараж и на автомобиль.
- Нет уж, Семён Георгич, давай обойдемся без экстрима. Если овец доить слишком грубо, у них от испуга молоко пропасть может. Я с ним поговорю, и всё будет чики-пок.
Андрей Яцкевич тщательно протирал стекла очков. Он выглядел удивленным и растерянным, но вовсе не опасным. И по нему нельзя было сказать, что он чем-то недоволен – еще бы, денег-то предложено немеряно. Скорее, аспирант был насторожен – но чем?
В коридоре физико-математического факультета МГУ было довольно оживленно, но солидный внешний вид Осипова и его суровое лицо создавали вокруг небольшой свободный островок.
- Честно говоря, не знаю, что вам и ответить, - сказал Яцкевич. В потертом пиджаке поверх вязаной безрукавки, из-под которой выглядывал линяло-розовый воротничок рубашки, он полностью отвечал данной ему службой безопасности характеристике: лошок. – Вы ведь не первый мне это предлагаете. Предложения уже были, и не однажды, вот только в конце концов продавать квартиру оказывалось некому. Вы в курсе, о чем я?
- Да что же это такое, и вы туда же? – не выдержал Николай Арнольдович. – Ну, слышал я про ваши неувязки. Знаете, есть такой термин – «черный риэлтер», ну, это кто с недвижимостью криминальными методами работает. А вы у них уже «черным квартировладельцем» числитесь, здорово, да?
Шутка не прокатила. Яцкевич даже не улыбнулся. Он закончил протирать очки, нацепил их на нос и внимательно посмотрел на Осипова.
- Видите ли, э-э…
- Николай Арнольдович.
- Да, Николай Арнольдович. Я ведь ученый, и мне верить в потусторонние силы вроде бы не полагается. Как и в черную магию, и в тому подобную чушь. Но мой двоюродный дед – а Савёлов мне даже не родной дедушка – действительно был человеком очень необычным. Что там про него насочиняли в высотке – это одно, а у нас в семье своё, если хотите, фамильное придание. Вам интересно?
- Пожалуй… да, - кивнул Осипов. – Почему бы не послушать, сам паранормальщиной, бывает, увлекаюсь.
- Я бы не использовал таких сильных выражений. Паранормальщина… Это – для бульварных газет, типа «Совершенно секретно». Но вот что я слышал, еще когда был ребенком. Полковник Савёлов испытывал летательные аппараты, построенные по образу и подобию инопланетных кораблей. Строительство этих аппаратов и сами испытания проводились на закрытом полигоне где-то в Монголии.
- Это такие штуки – типа летающих тарелок, да?
- Ну нет, скорее, как я понял – но информация до меня, конечно, доходила в очень искаженном виде – они имели форму скругленных треугольников. Но это уже так – гипотеза из разряда ненаучно-фантастических.
- Я почему спрашиваю… Видел по телевизору сюжет про гитлеровцев – как будто это они с летающими тарелками шустрили. Там даже показали – тарелка эта барахтается в паре метров над землей, а на борту свастика намалевана.
Яцкевич усмехнулся.
- Ну да, я тоже видел. Липа полнейшая. Я так думаю – когда пошла утечка данных о монгольском полигоне, а это было уже годах в девяностых – в соответствующих службах быстро сориентировались и повернули всё так, будто не мы, а именно фрицы эту область исследовали. Потому что полигон – я не сомневаюсь – действует по сию пору. Видеоматериал скроили на компьютерах, сейчас это не трудно.
Осипов пожал плечами. Он был не чужд некоторой широте воззрений, и сейчас ему на ум пришел вопрос, не соответствующий основной теме разговора.
- Ну, а как вы полагаете, Андрей – где же наши взяли «тарелку» для исследований?
- Совершенно точно я знаю только то, что дед был включен в состав правительственной комиссии по изучению НЛО, еще в начале пятидесятых. Комиссия отслеживала сигналы по всему миру, и при необходимости «на точку» высылалась оперативная группа. По моим предположениям, прототип они там и нашли, в Монголии. Чтобы не возиться с транспортировкой – а это ведь урон для секретности, сами понимаете – все работы развернули прямо на месте. Ну, а полковник Савёлов выполнял свои обязанности – поднимал НЛО в воздух… Во всяком случае, он сделал это один раз.
- После чего на его квартиру легло страшное проклятье? – ввернул Николай Арнольдович тонкий намек. – Все, кто захочет ее купить, погибают в страшных мучениях?
- Не совсем проклятье. Я бы сказал – квартира сама по себе очень странная, кроме того, за ней долгое время наблюдали спецслужбисты. Я слышал, к ней даже примыкает шахта, сообщающаяся не то с чердаком, не то с подземным бункером…
- Вы сами там были, в этой квартире? Видели шахту?
- Был, но шахты не видел. Возможно, это просто одна из легенд, завязанных на полковника Савёлова. Впрочем, это неважно. А вот что мне действительно кажется интересным – каким был статус полковника в государственной машине? Знаете, что еще про него говорили? Однажды, в конце пятьдесят второго примерно, он не поладил с Лаврентием Палычем, и тот, в лучших своих традициях, ночью прислал за ним своих людей. Так вот. Савёлов впустил их, спросил, чего они хотят, а потом снял трубку своего телефона – у него на столе такой черный телефон, до сих пор стоит – и кому-то сказал: «Проблемы, нужна помощь». Так вот, энкэвэдэшники назад так и не вернулись, а Берия об этом инциденте даже и не заикался больше. Это, видите ли, по-настоящему темное место – чьей же поддержкой пользовался дед, что сам Берия оказался против него бессилен?
- Тайна двадцатого века, я согласен. Продолжайте. Так вы сказали – Савёлов летал на НЛО всего один раз?
- По крайней мере, один полет состоялся. Но всего по чертежам, снятым с НЛО, построили два или три аппарата, с каждым работала отдельная группа испытателей. Один из пилотов исчез при выполнении теста на максимальную скорость.
- Куда исчез?
- Сначала все решили, что в никуда. Сам аппарат нашли упавшим в сотне километров от базы, причем он вошел в землю на приличную глубину, его еле выкопали. Однако выкопали почти целым, лишь слегка помялась обшивка, а в кабине не было никаких следов пилота. Ни останков, ни биологической массы, ничего. Возможностей катапультирования испытателю не предоставлялось, да и вообще – входной люк герметически запирался перед стартом снаружи, он и был заперт. Параметрический самописец, который фиксировал скоростные данные, вышел из строя. Предполагалось, что аппарат достиг такого скоростного порога, за которым человеческий организм мгновенно испаряется. Или просто переходит в иное, неопределяемое состояние. Или вообще – в другое измерение. Пилота так и считали пропавшим без вести, пока, где-то через полгода, он вдруг не объявился у себя дома, в Москве, причем не помнил, как туда добрался, чем был занят на полигоне, и даже как его зовут. После этого ввели рабочий термин «потерявшиеся во времени», а за квартирами остальных пилотов, задействованных в проекте, установили постоянное наблюдение. Не знаю, говорит ли это о чем-то… но ведь полковник Савёлов тоже в конце концов исчез…
- Вы меня, Андрей, извините, это очень интересно, и в другой раз я обязательно с вами пообщаюсь поподробнее. Но сейчас мне хотелось бы поговорить непосредственно о продаже вашей квартиры. Принципиально вы ведь не против?
- Принципиально – нет. Если вы хотите… Только мне нужно будет всё оттуда вывезти.
- Нет проблем, Андрей, об этом я позабочусь. Давайте-ка мы с вами поедем в банк, откроем для вас счет, и я прямо в вашем присутствии переведу туда всю сумму, которую я назвал. Ну, а все формальности уладят мои сотрудники, вам только понадобится подписать документы. Квартира нужна мне срочно, поэтому можем немного забежать вперед. Только, Андрей… Я человек серьезный, не хочу вас обижать, но вы уж потом не давайте задний ход, ладно?
- Ну что вы. Лишь сбыть эту квартиру с рук… Я смогу поехать с вами в банк вечером, а после передам вам ключи, чтобы вы могли там осмотреться. Насчет перевозки вещей…
- Назовёте мне адрес, завтра в течение дня всё доставят в лучшем виде.
К десяти часам вечера Андрей Яцкевич получил деньги за квартиру, а Николай Арнольдович получил два комплекта ключей. Сотрудники банка, в котором Осипов являлся одним из совладельцев, специально задержались на рабочих местах до завершения операции. Расставаясь на улице с Яцкевичем, Осипов пообещал, что агенты из риэлетрской компании свяжутся с ним в ближайшее время. Затем Николай Арнольдович достал сотовый телефон и дозвонился до Каси в Лондон – сказать, что квартира на подходе. Кася заверещала от восторга.
Буквально несколькими минутами позже директор агентства «Экселент Флэт» Александр Ширяев вышел прогуляться в парк вместе со своим сыном – шестилетним Митей. Оба любили такие вечерние прогулки. Одевшись в спортивные костюмы, оба Ширяева – старший и младший – уделяли время, чтобы потренироваться на турниках, после чего быстрым шагом обходили парк вокруг. Мите очень нравилось, как все расступаются при их появлении, как с почтением смотрят на отца. Александра Ширяева здесь знали многие, с ним уважительно здоровались, а он небрежно кивал в ответ на ходу.
Собачка-болонка появилась невесть откуда и пристроилась к Мите, обнюхивая его кроссовки. Она не отставала, болталась под ногами и здорово раздражала Митю, который побаивался собачьих зубов. Отец не сразу заметил четвероногую помеху, и Митя успел достать из кармана газовый баллончик и распылить на болонку немного смеси сверху вниз.
- Эй, ты что делаешь, пацан? – хозяин собаки, словно отзываясь на ее жалобное поскуливание, возник на дорожке словно из-под земли.
- Эй, Митюх, ты чего? – удивился отец, останавливаясь и утирая пот со лба. Только сейчас он заметил болонку – она с несчастным видом уселась на обочине, неуклюже расставив задние лапы.
- Собаку он мою траванул, вот чего! – послышался голос хозяина – невзрачного пожилого мужчины. – Ты за сопляком доглядывай, чтоб беды не случилось.
- Ты рот свой закрой, блин! – разозлился Ширяев-старший. – Значит, заслужила, раз траванул! Я ему для этого баллончик и дал. Забирай свою скотину и вали, пока тебе ноги не переломали.
Болонка перестала скулить и вопросительно повернула голову к хозяину. В этот момент Ширяев-старший вдруг заметил, что она вовсе не похожа на болонку. Шерсть отвратительно встала дыбом на ее шее.
- Фас, - негромко скомандовал пожилой мужчина.
…Позднее немногочисленные свидетели показали, что отец пытался заслонить Митю от озверевшего животного, но тут же упал, расплескивая на гравий кровь из разорванного горла. Его руки нелепыми движениями еще загребали со свистом уходящий сквозь рану воздух, а собака уже вцепилась в его сына.
Когда Митю доставили в реанимацию, у него не было носа, щек, одного глаза и обоих ушей. По какой-то жуткой причуде физиологии он еще долго оставался в сознании и продолжал дико кричать даже после того, как ему ввели усиленную дозу обезболивающего. Он умер только через несколько часов, перед самым рассветом.
Был составлен фоторобот мужчины с болонкой, ориентировку разослали по всем отделениям милиции, однако задержать так никого и не удалось: хозяин пса-убийцы растворился в сгущающихся сумерках, словно кусок рафинада в стакане крепкого чая. Кто-то из свидетелей утверждал, что видел, как мужчина, подхватив собаку на поводок, направился в сторону жилого массива, лежащего за проезжей частью по другую сторону парка. Но, если это и было именно так, за стальной парковой оградой следы мужчины и собаки терялись.
Николай Арнольдович долго пытался дозвониться на сотовый Ширяеву, но тот не отвечал. Набрал домашний – нарвался на автоответчик. Странно, куда подевался, если только со всей семьей укатил на дачу? Но почему тогда мобила молчит? Назавтра Осипов позвонил в агентство «Экселент Флэт», но секретарша каким-то сдавленным голосом ответила ему, что Александр Викторович в настоящий момент отсутствует. Раздраженный Осипов велел передать Ширяеву, чтобы перезвонил сразу, как только появится.
Без труда отыскав корпус «А» высотки, Николай Арнольдович вышел из машины, и, предупредив охранника, что ждать придется, возможно, долго, открыл тяжелую дверь подъезда. В будке консьержа скучала седая женщина с бейджиком; Осипов лениво махнул ей удостоверением члена Совета федерации и вызвал лифт. Кабина медленно поднялась на восьмой этаж; дверь сто тридцать восьмой квартиры притаилась в глубине длинного коридора. Ключи тяжело и как-то неохотно повернулись в замках – механизмы угрюмо лязгнули. Преодолев ни с того ни с сего нахлынувшую неуверенность, Осипов шагнул через порог. В пустой прихожей с высоченными потолками его встретил какой-то очень плотный, тревожащий обоняние запах. Осипов вдруг понял, что это запах множества прошедших в необитаемой квартире лет.
Оглядевшись, он решил начать ревизию с двух комнат, двери которых оказались приоткрыты. Первая – самая маленькая – при живом хозяине, очевидно, играла роль спальни – у стены стояла старая железная кровать. Рядом с ней возвышался массивный деревянный шкаф. Заглянув в него, Николай Арнольдович не нашел ничего, даже полок; задняя стенка шкафа была сделана из плотной фанеры, которая – от времени и сырости, надо думать – слегка покоробилась и выгнулась вперед. Осипов прошел в соседнюю комнату. Обстановка там не наводила ровно ни на какие мысли о ее былом предназначении: несколько тяжелых стульев, широкий стол, истертый и истрепанный диван. Тяжелые шторы на окне. Здесь полковник Савёлов мог принимать гостей – знакомых, не тех, кому дозволялось пить чай только на кухне. И обсуждать с ними какие-то свои дела.
Закурив сигарету, Осипов отправился на кухню. Здесь царило такое же запустение, как, видимо, и повсюду: плита (производства, кажется, пятидесятого года), раковина, нависной шкафчик для посуды. В шкафчике – несколько тарелок, большая зеленая чашка в белый горошек, с щербатым краем, пара блюдец. Николай Арнольдович поднял голову: потолок украшали трещины и коричневые подтеки влаги. С ремонтом придется повозиться. Заглянул в туалет. В углу от пола до потолка шла устрашающе толстая труба, каких уже давно нигде не устанавливают. Сливное отверстие унитаза окаймляла широкая полоса ржавчины. Осипов подергал за ручку слива – гнилая веревка оборвалась, но воды не вытекло ни капли, бачок оказался пуст.
Ванная производила столь же удручающее впечатление. Если полковник Савёлов ею и пользовался, то после него эта честь явно ни разу никому не представилась. Над раковиной сплел толстую паутину наглый паук, сидевший здесь же и взиравший на «ревизора» так свирепо, что Николай Арнольдович поспешил убраться подальше. Ему уже всё было ясно. Развалины эпохи, конечно, но габариты что надо; когда строители наведут здесь еврокрасоту, Каська будет закатывать такие вечеринки, что соседям не поздоровится. Хмыкнув про себя, Осипов собрался с духом и открыл дверь третьей комнаты – почти такую же массивную, как внешняя дверь подъезда.
Навстречу ему плеснул замутненный пыльными оконными стеклами солнечный свет: занавески были отдернуты. Почти наверняка кабинет полковника: у окна стоял тяжелый стол из темного дерева, за которым возвышалась спинка кожаного кресла. Сбоку от входа обнаружился очередной шкаф, похожий на платяной. Осипов его открыл… застонали петли, раздался испуганный вскрик.
Тяжело дыша, Николай Арнольдович не сразу сообразил, что это вовсе не пропавший в небе над безымянным полигоном в Монголии хозяин квартиры дожидался его в шкафу. Это был всего лишь синий парадный китель с погонами полковника авиации и множеством орденов. На полке поверх кителя пристроилась такого же цвета фуражка, а небольшое расстояние между воротом и кокардой Осипов в первый момент принял за почерневшее от чудовищных перегрузок в кабине треугольного летательного аппарата лицо пилота.
- Твою мать, - проворчал Николай Арнольдович, нетвердым шагом приближаясь к столу мимо другого шкафа – книжного. Корешки книг теснились плотным, почти солдатским строем; названий было не разглядеть – за полвека буквы успели осыпаться. На столе громоздилось несколько кип тетрадей; между ними застыл с поднятым вверх носом макет самолета. Николай Арнольдович наклонился, чтобы прочитать стертый временем индекс на борту: «АНТ-25». Мальчишкой Осипов увлекался историей авиации и знал, чем знаменит этот самолет.
В ногах неожиданно появилась слабость, и Осипов опустился в кожаное кресло.
- Да что у вас тут за херня, а? – грозно спросил он. Без толку: таким голосом можно было запугивать подчиненных или просрочивших платеж должников, но призрак летчика-испытателя, если он всё же присутствовал незримо в квартире, был не из пугливых. Тяжелая, гнетущая атмосфера не изменилась ни на градус.
Осипов окинул взглядом стол и лишь в последний момент удержался от того, чтобы не положить локти на столешницу – слой пыли здесь был просто гигантский. Механически протянув руку, Николай Арнольдович вытянул из середины ближайшей кипы тетрадь. Осторожно держа ее кончиками пальцев, пролистал пожелтевшие страницы: тетрадь была заполнена от корки до корки очень четким разборчивым почерком, фиолетовыми чернилами. Многочисленные записи датировались днями и месяцами тысяча девятьсот тридцать восьмого года: Савёлов вел дневник, причем эта его часть появилась на свет где-то в другом месте, потому что высотку построили лишь в пятьдесят втором году.
Перелистывание остановилось как-то само по себе, и глаза Николая Арнольдовича побежали по фиолетовым строчкам. От чтения ему стало совсем жутко.
«15 декабря, вечер. Сегодня разбился В.Ч. Судьба расправляется с лучшими из нас, и расправляется жестоко. В.Ч. умирал долго – почти два часа. Но и это не самое страшное. Страшно то, что объяснить катастрофу НЕВОЗМОЖНО. Экспериментальный борт, на котором В.Ч. поднялся с Центрального аэродрома – машина совершенно нового типа. Подобные появятся в небе лишь через двадцать – двадцать пять лет, но уже нынче днем слишком многие наблюдали падение необычного самолета и стояли в непосредственной близости от его обломков. На месте катастрофы работает бригада инсценировки, заменяя детали разбившегося самолета узлами образца И-180. Но число свидетелей по-настоящему беспокоит. Опасаюсь, что придется ЗАМЕНИТЬ их тоже. В радиусе двадцати метров снег не просто растаял – обуглился! Тому, кто разрешил этот вылет, надо бы оторвать голову, но лично я был уверен, что всё пройдет гладко. Первичные результаты обследования показали – руль высоты не выдержал расчетной нагрузки».
«16 декабря, вечер. Ко мне приходили люди из НКВД – по личному распоряжению И.В. Кто-то – пока не ясно, кто конкретно – назвал им моё имя. Они почти уверены в том, что обстоятельства гибели В.Ч. тщательно скрыты и что истинная причина катастрофы намного сложнее, чем это представлено. Хорошо, что полномочия сотрудников НКВД в моем отношении ограничены заранее; главный из них едва скрывал досаду, поскольку не мог тут же на месте подвергнуть меня допросу третьей степени. Всё же меня предупредили, что бы я никуда не выезжал из Москвы. Естественно, мне придется уехать сегодня же ночью, после того, как я ненадолго загляну на Центральный аэродром. Следует убедиться, что все признаки падения НЕСУЩЕСТВУЮЩЕГО самолета удалены начисто. Поликарпову и его КБ грозят крупные неприятности, но это несущественно: его потенциал, как авиаконструктора, не слишком велик. В срочном порядке переводим наш штаб со Знаменки на Воронцово поле».
«22 декабря. Восстановить или воспроизвести машину НЕВОЗМОЖНО. Сформирована экспедиция в Карелию для поиска исходных материалов. Согласно анализу данных, именно в этом районе возможен успех. Завтра вылетаю в Петрозаводск».
Вздрогнув, Осипов резким движением отбросил дневник, при этом вся кипа утратила равновесие и рухнула, столкнув на пол макет «АНТ-25». Николай Арнольдович осознал, что выбранное им чтение вовсе не предназначалось для посторонних и непосвященных, и даже внук полковника навряд ли открывал эти тетради. Инстинкт буквально кричал о том, что нарушена запретная зона, и следует ожидать мер пресечения. И, пока еще эти меры не приняты, надо срочно звонить охраннику в машину – пусть бежит сюда.
Позади рухнувшей кипы тетрадей обнаружился черный, запыленный телефон. Подходя к столу, Осипов почему-то его не заметил. Это тот самый телефон, подумал Николай Арнольдович. Именно с него полковник Савёлов, как гласит семейная легенда, запросил помощь – и немедленно получил ее. Зачем-то (сам не понимая, зачем) Осипов поднял трубку и произнес в микрофон:
- Аллё, аллё! Ну, кто там? Помощь нужна – шмотки из хаты вынести.
В динамике глухо щелкнуло.
- Кто это говорит? Вы находитесь в квартире номер сто тридцать восемь? Назовите себя. Кто вы?
У Николая Арнольдовича перехватило дыхание. Он дурачился, пытаясь поднять себе настроение, он отлично понимал, что никто не ответит ему… но ведь кто-то же с ним разговаривает – резко, отрывистыми фразами, требует назвать себя. Куда же он попал?!
- Повторяю вопрос – кто вы? Почему находитесь в сто тридцать восьмой квартире? Немедленно отвечайте!
Набрав побольше воздуха в легкие, Осипов закричал в трубку:
- Я – помощник председателя Совета федерации, Осипов Николай Арнольдович, ясно тебе?!!! И эту квартиру я купил, понял, урод?!!! А теперь лучше ты себя назови – кто ты и что ты!!! Пока мои ребята тебя не вычислили!!! Ну, я жду!!!
Щелчок в динамике. Тишина. Запах пыли и прошедшего времени.
Осипов придавил клавиши трубкой, чувствуя, как стучит у него в висках. По телу разлился холод. На секунду Осипов откинулся в кресле, затем вдруг подался вперед, схватил телефон и оторвал его от стола.
Шнур отсутствовал, аппарат не был подключен к розетке. По нему просто невозможно было ни с кем разговаривать – связи-то нет. Просто старая коробка с проржавевшим нутром. Осипов с отвращением швырнул аппарат на пол – тот грохнулся, металлически звякнув.
Пол содрогнулся – но не от того, что на него упал тяжелый старый телефон. Осипову показалось, что он видит, как полковник Савёлов – в летной форме, с посиневшим лицом идет по коридору к двери своей квартиры.
«Я не запер замки изнутри», - вспомнил Николай Арнольдович.
Кресло не хотело выпускать его. Вырвавшись, словно из лап кожаного монстра, вцепившегося в одежду, Осипов, едва не опрокинув стол, кинулся к двери кабинета. За несколько секунд до этого задняя стенка шкафа в соседней комнате вдруг отъехала в сторону, и в образовавшийся проем выбрались из вертикальной стволовой шахты трое мужчин в потертых кожаных куртках. Один из них держал в руке пистолет. Николай Арнольдович столкнулся с пришельцами из шахты в коридоре – они вышли ему наперерез – но даже не успел спросить себя – кто же эти люди со странными, неподвижными, словно из дерева вырезанными лицами? Пуля вошла ему прямо в горло, он с присвистом захрипел и привалился к стене.
Две пары рук подхватили еще живого Осипова подмышки, затолкали его в комнату и в два приема втащили в полость шахты через шкаф.
Тем временем третий – который застрелил Николая Арнольдовича – убрал в кобуру пистолет модели пятидесятого года и заглянул в кабинет. Неподвижное лицо чуть заметно скривилось при виде беспорядка, учиненного незваным гостем – раскиданной кипы тетрадей, уроненного на пол макета «АНТ-25» и валяющегося тут же рядом телефонного аппарата, не включенного в розетку. Мужчина в кожаной куртке поднял аппарат, осторожно установил его на столе и снял трубку.
- Говорит командир группы, - сказал он. – Ликвидация завершена, точка свободна, режим ожидания восстановлен. Возвращаемся на место.
- Добро, - ответили ему. Щелчок.
Командир группы повесил трубку и тоже ушел в соседнюю комнату. Вскоре он, не торопясь, поднимался по железной лестнице наверх, на чердак высотки, все помещения и закоулки которого не знали даже инженеры службы эксплуатации здания. Хотя, казалось бы, это их обязанность. Командир перебирал пальцами металлические ступени, прикидывая, какой бы вкусной едой побаловать любимую болонку, а по шахте разносилось надсадное хрипение: Осипов был крепким мужиком. К тому же, расставание с жизнью, и без того болезненное, омрачали мысли о дочери: если Кася приедет в эту квартиру, что же с ней будет?!!!
©Олег Новгородов
yaplakal.com