Дальва - сестра Хатыни

Минувшим августом у меня наконец-то получилось осуществить давно задуманный автопробег по Беларуси.
Пять дней, шесть ночей и три тысячи километров стали самым ярким воспоминанием прошедшего лета.
Основной целью путешествия было посещение памятных мест Великой Отечественной Войны (Красный Берег, Хатынь, Шуневка, Брест). Исходя из этого, маршрут был выбран следующий: Подмосковье – Гомель – Минск – Брест – Подмосковье.
Дети мои к сожалению не застали ни одного из воевавших прадедов, да и мне мой дед отчего-то про ту страшную войну не рассказывал. Решили мы, значит, своими глазами посмотреть на места былых сражений и отдать дань памяти погибшим за Родину.

Будет 19 фото и текст.

На ЯПе достаточно много информации по мемориалам в Хатыни, Красном Береге, Шуневке, а о Дальве пока ни слова. Решил я восполнить этот пробел.

Про Дальву я узнал как раз, когда ехал из Хатыни в Шуневку. Отъехав от Хатыни километров 20, на въезде в деревню Жердяжье, справа мы увидели указатель и решили проехать обозначенные на нем пять километров.

Дорога идет через прозрачный сосновый лес и упирается в поле, на котором 73 года назад была деревня, и в один день ее не стало.
Трагедия деревни Дальва произошла 19 июня 1944 года, за 10 дней до освобождения территории Плещеницкого района от немецко-фашистских захватчиков. Никто из жителей деревни не знал, что этот день станет для них последним.
Только одному удалось спастись — 13-летнему Николаю Гириловичу. Позже он рассказал, как все произошло.

На окраине бывшей деревни расположена центральная скульптура мемориала, справа от которой стена памяти с именами погибших жителей.

Женщина и ребенок… именно их в тот роковой день заживо сожгли фашисты. Мужчин в деревне было всего двое – 80-ти летний Куприян Гирилович и его сын, председатель колхоза – Петр.

В пламени пожара погибли 44 человека: 29 детей (17 девочек и 12 мальчиков), 13 женщин и 2 мужчин.
Вместе с дальвинцами были сожжены мальчик и девочка из других деревень, которые накануне пришли в гости к родственникам.

От скульптуры протянулась центральная улица деревни, вдоль которой высажены 44 березы. Справа и слева по улице располагаются венцы срубов, расположенные на месте сгоревших домов.

Из воспоминаний Николая Гириловича:
«…Это произошло за десять дней до прихода Красной Армии в наши места — 19 июня 1944 года... Тот день обещал быть солнечным, небо радовало голубизной. Женщины с ведрами неспешно шли к колодцам. Над хатами курился дымок. Дети еще спали. Никто из местных жителей не знал, что для них это утро станет последним, а дня не будет...

Со стороны деревни Жердяжье послышался гул. Из леса выехали крытые грузовики. Они остановились на окраине Дальвы. С машин стали спрыгивать солдаты с автоматами наперевес. Плотным кольцом окружили деревню. Всех жителей сгоняли к дому Василя Кухаренко. До сознания женщин и детей не доходило, что происходит. Ребятишки, которых только что подняли с постелей, плакали. Каратели, подстегивая всех криками и прикладами, начали загонять людей в хату. Двери заперли. Вспыхнуло пламя... Гнулись двери под людским напором, но они не поддавались...

Я не знаю, как, но моей матери с младшим братом Володей удалось вырваться из огня. Автоматная очередь карателей сразила их тут же недалеко от горящего дома. Некоторые мальчишки пытались выбраться через крышу, но фашисты стреляли по ним из автоматов, и дети падали в пламя.
Расправившись с мирными жителями, палачи подожгли деревню с двух сторон. Горела Дальва…

Избежать страшной участи мне помог случай. На зорьке мать подняла меня с постели: «Иди-ка, сынок, подмени отца, пусть он позавтракает, а ты попаси коня». Я шел за матерью и все оглядывался на деревню. Тогда и подумать не мог, что вижу эти мирные дома, утопающие в зелени садов, последний раз. Свою хату я узнавал отовсюду, как бы далеко ни отошел.
Вот и отец на лужайке. Рядышком пасется конь. Увидел нас отец, поднялся на встречу, рукой взъерошил мои волосы и сказал: «Через час пригонишь коня». Мать пошла со мной, чтобы потом с отцом пойти в лесной лагерь…Отец уговорил ее туда не ходить, и они отправились в деревню. Тогда я не знал, что навсегда прощаюсь с родителями…»

Я лег под березой и долго всматривался в небо… Лежа я услышал, как раздался взрыв, затем автоматная очередь резким эхом прокатилась через лужайку. Вскочив на ноги, я взглянул в сторону Дальвы и замер: над деревней ставал огромный черный столб дыма. Я схватил пиджак и бросился к лошади. Она шарахнулась в сторону, видно испугавшись моей торопливости. А когда поймал ее, не мог впопыхах открыть железное путо. Бросился бегом к Дальве. Поднялся на пригорок и остановился: горела крайняя хата, в которой жила семья Василия Кухаренка. Я, ничего не понимая, смотрел на горящую хату, потом побежал к своему двору… Я видел, как каратели садились в машины, но побежал своему двору. Через раскрытые настежь двери крикнул: «Мама!». Тишина. Никого… «Папа!» И снова молчание… «Костя! Женя! Володя!» Никто не отозвался. Я попятился назад. Оглянулся – везде дым и огонь…

Бросился к дому Василия Кухаренка. Недалеко от дома, в огороде лежала фуражка из черного вельвета. Я поднял и увидел пуговицу, пришитую синей ниткой. Это была фуражка моего отца, а потом во дворе я увидел женщину и ребенка, только черных-черных…

День и ночь горела Дальва, дымилась головешками, поблескивала красными угольями в горячей золе. Еще и назавтра, и на десятый день над остывающим пепелищем стоял густой тяжелый запах… Десять дней и ночей лежали под открытым небом обгоревшие трупы и кости. Шел дождь, пекло солнце. Некому было хоронить… Да простят мертвые живых: не могли они в тех ужасных условиях выполнить свой христианский долг, когда окупанты под натиском Красной Армии покидали белорусскую землю и шли через сожженную Дальву на запад. © Дальва – сестра Хатыни. Н.Гирилович.

После освобождения района на место трагедии пришли жители соседних деревень и регулярные войска Красной Армии, чтобы похоронить останки сожженных дальвинцев. Узнавали их не по лицам, а по частям одежды и обуви. Погибших захоронили в общей могиле, на которой установили три креста – символ трех уничтоженных поколений.

Оставшийся в живых Николай Гирилович посвятил свою жизнь увековечиванию памяти погибших в огне родственников и односельчан.
Осенью 1954г он вернулся в родные места офицером запаса. Благодаря совместным усилиям Н.Гириловича и председателя сельсовета И.Вильтовского на братской могиле были установлены железная ограда и бетонное надгробие. В 1963г на месте трагедии был установлен обелиск.

В Белорусском государственном театрально-художественном институте объявили конкурс на лучший проект памятника Дальве. Победителем стал студент третьего курса Владимир Теребун.

Мемориал строился на средства вырученные от концертов творческих коллективов Белтелрадиокомпании и собранные работниками совхоза «Искра», Логойского райисполкома, воинами Плещеницкого гарнизона и школьниками.

Это сообщение отредактировал DobryZhuk - 10.10.2017 - 19:33

15 июля 1973 года мемориальный комплекс был открыт.

Для гениев либерастии и просто дебилов думающих, что если бы сдались, то пили бы баварское.

Бля вроде даже 20 насчитал,
Белоруссы не вопят о своих жертвах,как богоизбранные,но помнят их и детям передают,поэтому взял дом тут,да проверяют на вшивость приезжих,но если пройден тест,соседи всегда тебе помогут,на себе проверено.за памятниками уход,могу завтра сьездить и сфотать. Я не очень люблю людей,но за 3 года не встретил злобного белорусса.

Так ведь до сих пор некоторые умственно отсталые считают, что помани белоруса сладким пряником, и он расшаркается перед любым оккупантом.

А ведь в период оккупации почти все население Белоруссии было либо в партизанах, либо в подполье, либо им помогало им в обеспечении.

И заплатила Беларусь за это страшную цену. Только недавно количество населения восстановилось до довоенного уровня.

Да сколько таких деревень было. Вот Красуха в Псковской области.
Я до сих пор поражаюсь,как наши деды не превратили Германию в степь? Это же на сколько они сильные и добрые были.

А потому что не свойственно это белорусам. Это люди спокойные, немного наивные, но честные и справедливые. Как ты к ним, так и они к тебе.