Сириец остановил машину у дома ведьмы в метрах двухстах. Он заглушил двигатель, открыл багажник, в котором находился тайник с оружием, спрятанный под «запаской». Достал израильский «тавор», забросил его на плечо. За пояс сунул «беретту» и пару армейских ножей. Он никогда так не экипировался, как сегодня. Сириец не знал почему, но то самое шестое чувство подсказывало ему, что следует взять весь арсенал.
Кто-то, может быть, посмеялся бы над ним, сейчас. Мол, для ликвидации древней старухи снарядился как в бой. Но Сирийцу было плевать. Ему давно было плевать на то, что скажут и подумают другие. Потому что только так можно было выжить на войне. И порой, эти правила помогали здесь.
Бросив быстрый взгляд в сторону мрачноватого дома с крышей из старого шифера, он быстрым шагом, почти трусцой, направился к нему. Дом окружал почерневший от времени деревянный штакетник. Часть штакетин покосилась, часть была сломана. Дом ведьмы был достаточно большим, но выглядел не жилым. Окна казались мутными, некоторые были закрыты ставнями.
Двор, окружавший дом, казался огромным. Дом стоял на самом его конце, будто отрекаясь, отстраняясь от всего окружающего мира. Противопоставляя себя другим домам, стоявшим окнами на улицу. Сириец открыл калитку, и вошел во двор.
Бросалось в глаза отсутствие какой-либо растительности на участке. Кое-где, местами виднелся высокий татарник, который рос отдельными участками, бурьян. Местами стояли грязновато-мутные лужи.
Сириец трусцой, с автоматом наперевес побежал к дому. Бежать было легко, но спустя некоторое время, он вдруг стал ощущать, что дом ведьмы не становится ближе. Он, на какое-то время приближался, затем, будто отдалялся от Сирийца. Сириец ощутил, как вдруг стало сбиваться дыхание. Это говорило о том, что он пробежал достаточное расстояние. Но дом, едва ли приблизился к нему.
Он остановился и огляделся. Тяжелые сизые тучи практически закрыли все небо. Вот-вот, должен был начаться дождь. Сириец присел на корточки, не сводя глаз с дома. Можно было разглядеть старую, сколоченную из досок дверь, порог с четырьмя ступеньками и перилами. Неожиданно, Сирийцу стало страшно. Страх начинало внушать ему все. И такой неприступный дом, до которого он никак не мог добежать, и странный почти пустынный двор. Еще никогда в своей жизни Сириец не сталкивался ни с чем подобным. Правда, он помнил, что после боя все поле заволакивало такой характерной полупрозрачной дымкой, кажущейся тогда сказочной. И в той дымке, если присмотреться, то можно было увидеть лица, тела. Он не задумывался над этим, тогда. Было не до этого. Он оставался в живых, и после этого думать и анализировать что-то не хотелось.
Сириец поднялся с корточек, и вновь направился к странному дому. Наверное, следовало бы въехать во двор дома на машине. Снести к чертям эту нелепую изгородь, поддать газа. И у него уже промелькнула мысль, что еще немного, и он вернется к машине.
Дверь дома медленно приоткрылась, и из нее показался силуэт. Который сошел с крыльца и остановился. Фигура лишь на первый взгляд напоминала человеческую. Слишком кривые и короткие для человека ноги, непонятные, также изогнутые руки или не руки, а что-то похожее.
Непонятное существо было в каких-то лохмотьях, которые легонько трепал ветер. Сириец всматривался в силуэт, и чем больше он смотрел на него, тем больше страха ощущалось в его мозгу. На голове у существа были рога, вытянутая морда. Это была какое-то животное. Коза или козел. Конечно, но оно стояло на задних ногах. И Сириец чувствовал ее взгляд, хотя лица и глаз было не разглядеть, но он ощущал, что коза смотрит на него.
Вдруг, коза опустилась на передние лапы, приняв более привычный для нее вид, и зарычала нечеловеческим голосом. Это был рев. Нечто среднее между криком человека и воем животного.
Сириец вздрогнул, но постарался взять себя в руки. Рев нагонял ужас, будто отражался в его ушах. Спустя несколько мгновений жуткая коза пустилась к нему на всех четырех ногах. Сириец увидел, как взметнулись комья земли, выбитые из-под ее копыт. Все происходило как в кошмарном сне. Сириец понимал, что ему необходимо достать «беретту» с тремя серебряными пулями предусмотрительно отлитыми вчера вечером, и выпустить их в чертову ведьму. В том, что это была проклятая старуха, он не сомневался, но его тренированная рука, с отработанными, ставшими уже привычными движениями слишком медленно ползла к карману, в котором лежала спасительная «беретта».
Коза приближалась. Сириец уже видел ее человеческую страшную с оскалом морду, гнилые зубы, белки глаз. И рев, рев нарастал так, что в ушах ощущалась боль.
Наконец, пальцами он обхватил ребристую рукоятку и дернул пистолет, извлекая его из кармана.
- Боже, боже, боже… - Шептал Сириец, прижимая локоть к туловищу.
Стрелять пришлось почти у упор. Оставалось не более трех метров, когда он нажал на спусковой крючок. Он уже видел звериный оскал, чувствовал жуткий запах полуживотный, получеловеческий.
Безотказная, а потому так любимая им «беретта» три раза дернулась в руке, изрыгая серебряную смерть. Он не видел куда именно вошли пули, видел лишь как три раза жуткое существо натолкнулось будто на преграду. С третьим выстрелом оно остановилось. Сириец отступил на полшага, не отводя глаз от существа. Он по-прежнему, держал руку с пистолетом прижатой к туловищу.
Страшное полуживотное рухнуло в один миг, завалившись на бок. Сириец опустил руку, огляделся. Дом находился почти рядом. Он уже смог рассмотреть почерневшую от времени дверь со следами коричневой краски. Крыльцо, все еще довольно добротное, но такое же старое. Увитые каким-то растением, напоминающим плющ деревянные стены.
Затем, он перевел взгляд на поверженное существо. Пока еще он решался приблизиться к нему, чтобы рассмотреть, что же это было на самом деле.
Страх все еще не покидал его естества. Страх заставлял его смотреть, на вроде бы уже мертвое чудовище с опаской. То что он видел, что что прочувствовал все это было противоестественно. Ни с чем подобным он не встречался. Такого не было в его жизни никогда. Впервые он столкнулся с тем, чего так бояться многие люди. С магией. Он прочувствовал ее силу на собственной шкуре. И он победил, все-таки, уделал эту чертову ведьму.
Но Морокову нужны были доказательства. А именно, голова этого чудовища, которого человеком-то нельзя было назвать. Это, в самом деле, был не человек. Страх еще никак не мог покинуть его. Все еще Сириец продолжал ощущать ту мелкую, неприятную дрожь, которую он не испытывал с того времени, когда убил своего первого врага.
Вот так же, как сейчас, глаза в глаза. С близкого расстояния, в упор. Правда, тогда у него в руках был АКМ, поставленный на стрельбу «очередью». И тогда, ему казалось, что он никогда более в своей жизни не сможет совершить ничего подобного. Никогда не будет стрелять, убивать. Но потом, он привык, даже более того, научился делать это спокойно, уверенно, лучше других.
Все еще чуть дрожащими руками он достал брезентовый вещмешок, вынул из кожаных ножен на ремне нож.
Сириец присел на корточки перед трупом чудовища, взял одной рукой за рог, второй с ножом нащупал покрытое шерстью горло. Стараясь не смотреть, Сириец сильными движениями принялся перерезать горло животного.
Когда все было закончено, он бросил голову козы в брезентовый мешок, и уже собрался уходить. Но почувствовав чей-то взгляд машинально дернул головой в сторону крыльца.
На крыльце стояла старуха одетая во все черное. По виду это была монахиня, которую он видел на фото. Что-то длинное черное, вроде рясы. На голове высокий клобук. Взгляд старухи, как и ее вид был страшен.
Сириец не понимал, как это могло произойти. Мысли лихорадочно крутились в голове одна за одной. Он убил козу, которую принял за ведьму. А ведьма, живая и невредимая, стояла перед ним, смотрела ему в глаза и шептала свои заклинания.
Старая женщина взмахнула кадилом, и Сириец ощутил как его стали ватными. Он уже не так боялся ее, по всей видимости, он просто привык к страху. Рука тянулась к «тавору», ему удалось даже вскинуть автомат, прижать к плечу, и невероятным усилием воли нажать на спусковой крючок. Но выстрела не последовало, и Сириец почему-то не удивился этому. Он продолжал апатично давить на спусковой крючок, но тщетно. Ведьма по-прежнему совершала свои пассы, что-то бормоча утробным голосом, обмахивая его дымящимся сосудом.
Нужно, просто необходимо было бежать, уносить ноги от этого страшного дома, от ее сильной, бессмертной хозяйки. Сириец, пригнувшись будто от пуль, стал отступать от дома, он пятился назад, спиной к тому месту, где должна была быть калитка. Но ведьма следовала за ним со своим кадилом.
Он, стараясь не смотреть ей в глаза стал выкрикивать обрывки каких-то молитв, которые помнил еще с тех пор, когда его ребенком родители водили в церковь. Он смутно понимал значения тех слов, которые произносил батюшка, но сейчас кричал их в лицо проклятой старухи. Он продолжал пятиться, и вот полузабытые слова стали обретать какой-то смысл, выстраиваться в некое подобие. И Сириец уже перестал бояться. Он произносил слова четко, громко и уверенно. До тех пор, пока старуха не стала отставать от него, и он не оказался возле своей машины.
Сев в машину, Сириец завел двигатель, и рванул так, что взвизгнули тормоза.
Он гнал около часа по дождливому осеннему шоссе, лишь изредка бросая взгляд в зеркало заднего вида. Сириец понимал, что по всем законам физики, механики и прочих наук, страшная старуха никоим образом не могла оказаться сзади него. Ни на заднем сиденье, ни сзади его машины.
Он оставил машину на обочине, возле одного из придорожных кафе-магазинов, которыми так пестрят трассы.
Не заглушая двигателя, Сириец приоткрыл дверцу и задумался. Он не выполнил задание. Нет, у него не было мысли вернуться и исполнить, то что он должен был. Более того, он не хотел выполнять это задание, вообще. Ему было плевать на его репутацию наемного убийцы. На то, что о нем подумает полковник Мороков.
Но задаток следовало отдать. Пусть этот полковник ищет другого исполнителя. А он, Сириец берет деньги за проделанную работу. Он не «кидала», не его профиль. Слава ему не нужна.
Сориентировавшись, где дом Морокова, он развернул машину и поехал.
Мороков открыл железную дверь, пропуская его во двор. Бросил мимолетный взгляд на брезентовый мешок, захваченный Сирийцем.
Ни говоря ни слова, Мороков провел его в холл, и также молча, жестом пригласил садиться.
- Вы сделали это? – В голосе полковника проскользнули нотки удивления.
- Нет. – Сириец мотнул головой. – Вы не могли бы мне налить что-нибудь из спиртного.
- Да, конечно. - Мороков поднялся из-за стола, направился к бару.
Он вернулся с двумя полными фужерами виски.
Сириец никогда не пил, когда был за рулем, справедливо считая, что даже небольшие неприятности вполне могут привести к непредсказуемым последствиям. Но сейчас, ему было плевать. И ему очень хотелось выпить, и не думать ни о чем.
Он несколькими крупными глотками осушил поставленный перед ним фужер, почти сразу почувствовав как приятное, успокаивающее тепло, стало охватывать все тело.
Ни слова не говоря, Мороков вновь направился к бару.
- Видно, нелегко вам пришлось… - Проговорил он, ставя перед Сирийцем початую бутылку виски. – Не стесняйтесь.
Сириец шумно, носом выдохнул воздух, и наполнил фужер.
Он достал из объемного кармана куртки полиэтиленовый сверток с деньгами, и положил его на стол.
Мороков присел на против. И задумчиво, будто в чем-то убеждаясь, покивал головой.
- Вы стреляли в нее? – Поинтересовался он.
- Стрелял. – Глухо ответил Сириец. – Стрелял серебряными пулями.
Он шумно выдохнул воздух, и вновь отхлебнул приличный глоток виски.
- Я смотрю, вы хорошо подготовились. – Серьезно проговорил полковник хриплым голосом. – Я использовал обычные. Правда, весьма много.
- Потом выяснилось, что я стрелял в козла или козу. – Сириец начал хмелеть. – Но могу вам сказать, товарищ полковник, что эта чертова коза оказалась весьма могучей. И не выстрели я… задержи чуток ствол, мне был бы конец. Это был какой-то монстр.
Мороков слушал Сирийца не спуская с него глаз.
- Но я уложил эту козу. Я думала, что это и есть эта проклятая ведьма. Ну, что она превращается в нее, когда ей это очень нужно. Что-то типа «масхалата». Я слышал… мне рассказывали как-то, что они могут такое.
- Так это была не она? – Уточнил Мороков.
- Нет. – Сириец усмехнулся. – Кстати, я привез вам доказательство. Да-да. – Он покивал головой. – Доказательство того, что этот монстр не она.
- Вы… - Мороков прищурил единственный глаз.
- Я отрезал ей голову, как вы и заказывали. За такие «бабки» почему бы и нет. И в тот момент, когда я уже отделил ей башку, показалась сама ведьма. И здесь, товарищ полковник, прошу не судить меня строго. Подобного страха я не испытывал никогда в своей жизни. Ни-ко-гда. – Произнес он по слогам. – А я, поверьте, уже успел повидать кое-что. И у меня закончились эти серебряные пули. Я все их выпустил в козла или козу. Черт ее знает. Но думаю, что даже и останься их у меня хотя бы одна, я не смог бы стрелять.
Наступила тишина.
Мороков допил свой виски. Он бросал искоса взгляды на Сирийца, и видел как поседел и осунулся с их последней встречи этот, по сути, еще молодой человек. Наверняка, он еще не видел себя в зеркале.
Захмелевший Сириец, сидел опустив голову, не обращая внимания на косые взгляды отставного полковника. Прошло немного времени, как он резко посмотрел мутными глазами на Морокова, перехватив его взгляд.
- Пожалуй мне пора, товарищ полковник. – Проговорил он, поднимаясь с мягкого дивана. – Во всяком случае, надо выйти на свежий воздух. Да, я могу подарить вам этот брезентовый мешок с трофеем. – При последних словах Сириец криво усмехнулся. – Не думаю, что он мне понадобится.
Они вышли во двор, и Сириец подойдя к машине, открыл багажник.
Он достал пропитавшейся темной кровью и от этого ставший серо-бурым брезентовый мешок и молча протянул его Морокову.
Полковник, совершенно не брезгуя, не поморщившись, взял мешок единственной рукой. Он выглядел неуклюже с одной рукой, в которой он держал мешок, и Сириец решил помочь ему. Да и ему самому хотелось заглянуть в мешок и еще один раз посмотреть на голову поверженного, такого страшного врага.
Смуглыми длинными пальцами он раздвинул края мешка, стянутые через стальные кольца шнуром, завернул его края. Черные волосы покрывали голову. Это были длинные человеческие, вероятно, женские волосы. Но не шерсть какого-то животного. Сириец одной рукой схватил их и выхватил из мешка голову.
Какие-то мгновенья они с полковником смотрели на нее, не в силах сказать ни слова. Это была голова женщины. Часть изкромсанной шеи, из которой еще сочилась сукровица, закрывали черные блестящие локоны. Глаза женщины были приоткрыты, и отдавали холодной мертвой синевой.
– Таня. – Прошептал Сириец. – Танечка…
Это была Татьяна. Сомнений не было. Сириец узнал бы ее из тысячи. Из тысячи таких вот обезображенных ножом и смертью голов.
Сириец, прижал к груди голову невесты, и опустился на землю.
Мороков одной рукой силился поднять его, что-то говорил. Потом стал кричать, но Сириец не слышал его. Он все крепче прижимал к груди голову любимой, не пытаясь своим расчетливым и холодным умом убийцы понять, как такое могло произойти. Как чудовищно получилось так, что вместо жуткого монстра он стрелял в свою Танечку. Одно он знал наверное, что если бы он тогда знал… что это каким-то образом она. То позволил бы монстру напасть и расправиться с ним.
yaplakal.com