41
Давно не писал.В детстве мы любили закапывать мертвых животных найденных на улице. Мы могли стоять у трупа котенка и радоваться находке — есть кого хоронить. У нас во дворе проходили похороны одно время довольно часто. Не знаю с чем связана такая смертность. Может жнец просто проходил мимо нашего забытого городка и выполнял план. В тот день у нас стояло две крышки гроба у одного подъезда. Немыслимо! Такого никогда не было! Становилось жутко, когда другие дети, не такие впечатлительные как я — шутили: в этом подъезде смерть все еще ходит. Они смеялись, а я стоял с каменным лицом и только лишь моргал в ответ.
Помимо двоих мертвецов в одном подъезде мы нашли котенка в грязи. Недавно приезжали рабочие и раскопали яму, чтоб менять трубы. Яма — совершенно иное развлечение, столько много можно было сделать с ямой и грязью. Например, надеть шарик глины на конец палки и взмахнув, пустить шарик в стену соседнего дома или окно. Котенок, видимо родился мертвым ну или не перенес столкновения с реальной внеутробной жизнью и не вынес всего этого и сразу умер. В общем, он был совсем кроха.
Мы радовались, что у нас есть "клиент".
Я сбегал за коробкой из под обуви, у меня их полным полно было, отец занимался торговлей. Постелив сухие листья и сделав подушку из глины, мы кое–как палочками приподняли котенка и переместили в коробку. Руками трупы мы не трогали, потому что можно было сразу умереть от трупного яда. У нас был специальный паренек, который рыл ямы руками. Ему нравилось участвовать в ритуале, своего рода общение со сверстниками. Делал он это, чтоб другие дети с ним хоть как–то контактировали, ведь он из бедной семьи.
Пока мы хоронили котенка, местный хулиган Сережа решил выйти на прогулку. Он был старше нас лет на пять. В детстве это очень большая разница. Мы были абсолютно беспомощны перед силой старшего пацана. Но он не всегда над нами издевался, а когда у него было для этого особое настроение. Сегодня было именно такое, по всей видимости.
— Малышня, что вы тут делаете?
— Кошку хороним!
— А хотите настоящего трупака увидеть?
— Фу! Нет. — сказали девочки, а мальчики согласились, что это интересно.
Мы направились к шестому подъезду, который у нас считался после этого случая каким–то заколдованным, проклятым. Самый темный подъезд в нашем доме. Во всех смыслах.
На третьем этаже жил мужчина по имени Жора. Он скончался, как говорят, сидя на туалете. Сережа так и сказал — "пошел посрать и кишки выпали".
Нас было трое. Сережа, я и Денис. Остальные мальчики решили, что им интереснее смотреть мультфильмы по телевизору. Как раз было время мультфильмов.
В этом подъезде не было ни единой надписи, потому что дети туда не заходят. Ходили слухи, что бабка–ведьма у нас живет и все верили. Но, это была обычная бабка, просто не разговорчивая. Она как раз жила на первом этаже, поэтому мы впереди Сережи пробежали первый этаж достаточно стремительно. Сергей же поднимался как обычно, мы восхищались его смелостью.
Двери в квартиру были открыты и через щель размером с ладонь виднелась толпа. Все это напоминало какое–то застолье во время которого кто–то произносит торжественный тост и все стоят. Но это было "загробье". Мы прошли в квартиру. Я думал, что будет сильно вонять трупом, но на самом деле пахло обычной квартирой. Мебель выглядела убого, заброшено. На двух табуретках стоял гроб красного цвета. В гробу лежал мужчина, вокруг него цветы. В его выражении лица не было ничего пугающего, но страшно было не от этого. Я помню, что я испугался того, что родственники продолжали с ним разговаривать как с живым. Кто–то плакал. Я подумал, что может нам тоже нужно плакать. Сергей направился между тем на кухню, оставив нас стоять около гроба с родственниками, которые неодобрительно на нас поглядывали. Видимо мое любопытство шло впереди моего сознания и горящие изучающие глаза выдавали меня.
— На пирожок, захавай. — Сергей протянул мне пирожок с яблочным повидлом.
— Нет, я не хочу. — я подумал, что пирожок мог пропитаться смертью и я умру оттого что его съем. Да и это шестой подъезд, от него можно ожидать чего угодно.
Потом приехала мать Жоры. Она жила в другом городе и смогла вот только сейчас приехать. Крик был слышен еще из подъезда. Видимо увидела крышки гроба и закричала. Это был крик столкновения с реальностью. Есть такие люди, пока сами не увидят — не поверят. Это был душераздирающий крик, пугала его бессмысленность. В целом мне в тот момент и без криков было жутко. В квартиру забежала мать и чуть сама не легла в гроб. Начала обнимать и целовать покойника. На меня стали давить стены и, казалось, что все смотрят на нас, осуждают наше присутствие. Я принял решение уходить и только было направился к выходу, как меня остановил Сергей
— Зассал?
— Нет, мне домой нужно, меня мать может искать во дворе.
— Пошли, ладно
Денис жил на пятом этаже этого подъезда и он пошел к себе наверх, а мы с Сергеем спустились вниз. Когда мы достигли первого этажа он ускорил шаг и вышел из подъезда первее. Я тоже почти вышел, но подъездная дверь передо мной закрылась и Сергей стал кричать не своим голосом "Я — Жорик, я тебя заберу с собой". Было темно, единственный источник света — окно между первым и вторым этажом. Я колотил в дверь и просил отпустить, но Сергей все продолжал: "Будешь со мной лежать в гробу, нас закапают в землю". Я знал, что это всего лишь Сергей, но он так ловко изменил голос, что были сомнения, а вдруг это не он. Скорее всего я сам себя напугал больше чем, старший товарищ шутник этого ожидал.
Потом, когда ему надоело меня пугать, он отпустил дверь, я вышел из подъезда и пошел домой. Я тогда перестал разговаривать лет на пять. Мне каждую ночь снились покойники, а иногда и сам Жорик с лицом, которое не выражает ничего кроме смирения со смертью. Нет, даже этого не было в его мимике. Там была пустота. Самое страшное это когда Жорик открывал глаза. Я тогда сразу просыпался и долго–долго рыдал от страха и беспомощности.
Тогда было такое время, что детей к психологу не водили. Как–то знахаркам доверяли больше. Поэтому меня возили от бабке к бабке, чтоб вылечить мой недуг. Что только не делали. Водили яйцом по голове, ставили на голову тазик и выливали в него расплавленный воск. Бесконечное число молитв самых разных. От православных, до откровенно сатанистических. Я помню себя в то время. Я действительно не мог сказать ни одного слова. Каждый раз, когда я собирался что–то сказать, внутри как будто какая–то капсула лопалась обжигая все внутри и я сразу начинал рыдать. Это могло часами продолжаться. Отец сходил с ума от таких концертов. Один раз на улицу меня даже выставил рыдающего. Чтоб знал! Так прошло четыре года. Четыре года путешествий, траты последних денег на знахарей, которые разводили руками
Один раз я сидел дома и читал Фантазеров Носова. Родители были на работе. В дверь постучались. Меня предупредили, что открывать никому нельзя, даже если это друг. Времена были страшные, ограбить могли как пить дать.
Я посмотрел в глазок — Сергей. Я не мог открыть дверь, но и сказать что–то тоже не мог, поэтому я постучал в ответ.
— Ты там?
Я стукнул один раз.
— Андрей. — это было впервые, когда он меня назвал по имени. — Ты все еще не можешь говорить?
Я стукнул еще раз.
— Ты открой, не бойся. Я тебе принес приставку, поиграем — и он поднес к глазку пакет, в котором я увидел нечто похожее на денди. Я колебался, но все таки открыл дверь.
После этого мы стали часто играть вместе в игры на двоих. Он рассказывал мне всякие истории и сюжеты книг, которые читал, а я слушал и удивлялся, зачем ему это все. Мне было приятно от того, что со мной общается старший, а с другими ребятами нет.
Один раз Сергей сказал: "Одевайся, пойдем гулять".
И мы направились на стройку. Куда же еще? Лет семь назад начали строить таксопарк, но почему–то забросили как и все стройки в нашем районе. Мы забрались на крышу и на бортике стояли пустые бутылки. Я не сразу понял, но когда Сергей из рюкзака достал рогатку и пневматический пистолет, сразу все стало понятно.
После того, как мы разбили все бутылки, которые смогли найти вокруг стройки, Сергей сказал, что пришло время для гвоздя программы. И достал какое–то приспособление, которое раньше не видел. На деревянном держателе металлическая трубка. Все это напоминало пистолет.
— Самопал! Сейчас как бахнем!
Он установил самопал на пол, приказал мне спрятаться куда–нибудь и стал поджигать. Перед тем как самопал выстрелил он крикнул в воздух "Это тебе Жорик! Получай!" и прозвучал выстрел.
Было очень громко, мне заложило уши, а Сергею оторвало большой палец на правой руке. Я ума не приложу как это произошло, но все было в крови. Я заорал. Сергей тоже орал и держался за обрубок. Он глазами искал что–то, я так подозреваю — палец. Я тоже стал искать, вдруг найду. Я внутри чувствовал жжение. Как каждый раз, когда пытался заговорить. Только это жжение не прекращалось ни на секунду. Но я не рыдал в этот момент, это было странно. Я буквально на секунду заметил это и понял, что я абсолютно ясно мыслю. Я словно обрел суперсознание. Действовать нужно было быстро и я схватил Сергея за плечо и повел наружу. Он уже не кричал, а просто всхлипывал и приговаривал "больно". Кровь постоянно текла оставляя капли на пыльном бетоне. Кровь такая густая, что соединившись с пылью сразу обретала шарообразную форму. Как икра, только темнее.
Я подбежал к прохожему мужчине в какой–то странной меховой шапке и сам не сообразил как сказал:
— Помогите! Сергею палец оторвало! Отведите нас в больницу! Пожалуйста.
Когда мужчина посмотрел на палец — сразу снял с себя ремень и закрепил на плече Сергея, чтоб кровь не терял. Потом он убежал и крикнул напоследок — сидите здесь, я сейчас вызову скорую. Сергей уселся на бордюр и стал плакать.
— Держись дружище, вертолеты уже на подходе! — процитировал я Лебовского, которого мы накануне смотрели вместе. Он даже улыбнулся и сказал "Заговорил!", но потом, видимо, вспомнил, что без пальца сидит и снова давай плакать.
Через год я как–то зашел в шестой подъезд по каким–то делам и заметил, что кто–то маркером вывел "Жора, оставь ребенка в покое". Надпись выглядела старой, местами потертой, но почерк я узнал, мы с Серегой иногда друг другу писали письма, будто мы на войне. Это был единственный способ общения, доступный мне тогда.
© Мусора